stray kids compilation

      Он любит особенный запах книг из ветхих лавочек на окраине города, где живут приведения прошлого на пыльных строках, собирать цветы в карманы брюк и рубашек или закреплять за ухом, ходить по лужам, не боясь промочить ноги в стареньких, но таких излюбленных ботинках. Он любит гулять по набережной, наблюдая за неторопливо плавающими утками, оставляющими после себя рябь на воде, стопки книг в комнате, с потертыми корешками и пожелтевшими главами, слабозаваренный зеленый чай в прозрачных чашках, кататься на велосипеде по лугам и снимать закат на раритетную видеокамеру.       Енбок невероятно любит приезжать в пригород к бабушке, стремится сбежать туда, когда трудно, когда тяжело, ведь только там, вдали от всех забот, он способен дышать полной грудью и раствориться в полевых цветах и дорогих сердцу воспоминаниях о детстве и юности. Забыться в самых родных объятиях, найти в комнате на чердаке с круглым окошком своего воздушного змея, цветные мелки, уложенные в радужную коробку из-под кукурузных хлопьев, и раскрашенные фломастерами пластыри, которые было слишком жалко выбрасывать. Там же, на полочках, его тетради с рисунками, с вымышленными существами и замками, с загадочными волшебными местами и предметами; личный дневник, в котором вся его жизнь, чувства, его душа на мятых страницах с аккуратно выведенными темно-синими буквами и улыбками на полях. Тут же толстенные энциклопедии о динозаврах, птицах и цветах, которые ему всегда читала бабушка, когда он просил об этом, держа увесистые томы в крохотных ручках. Теперь в них гербарии. Такие тонкие, просвечивающие, страшно даже взять в руки, чтобы случайно не сломать лепестки, хрупкие, как крылья бабочки.       Ликс садится на край своей кровати, что приветствующе поскрипывает под небольшим весом его тела, проводит ладонью по узорчатому покрывалу, вдыхает запах прошлого, такой приятный, что уголки нежно-розовых губ сами тянутся вверх. Так спокойно, тихо, что хочется остаться здесь навсегда, но он слишком боится, что место потеряет свою ценность, если превратится в ежедневную рутину, так же, как все остальное, как-то, от чего он бежал не оборачиваясь. Откидывается назад, на подушки, совсем не заботясь о белесых аккуратно уложенных волосах — растрепаются — не страшно, на мгновения прикрывая глаза, вспоминая, как он, маленький, любил засыпать, рассматривая обои с незамысловатыми линиями и разводами или звезды в небе за стеклом. Ли жутко не любил дождь, особенно проваливаться в сон под него, ведь тогда тучи затягивали, плотно сцепляясь друг с другом, скрывая за собой далекие огоньки, о которых он так мечтал, и капли барабанили по дребезжащему от сильных порывов ветра оконцу. Еще он боялся грозы и всегда сбегал в спальню к бабушке, не забыв прихватить любимую плюшевую игрушку. Он открыл глаза и не глядя нащупал рядом с собой зайца со слишком длинными ушами, который когда-то казался ему большим, но на деле был размером с рюкзачок, с которым он ходил в начальную школу, или с резиновые сапоги в цветочек, из-за которых дворовые ребята вечно подшучивали над ним, не более того. Бережно взял его обеими руками и вытянул их к потолку разглядывая шерстку и мордочку со всех сторон, засохшие пятна от краски и остатки прилипшей когда-то вишнёвый жвачки — как бы ни пытался отодрать её, следы все равно остались. Раньше он не мог уснуть без этого мягкого друга. Время летит так быстро.       Снизу через открытую дверь доносятся негромкие постукивания скалки о деревянную поверхность и звон кувшина с молоком, когда его ставят рядом с кружкой, наполненной мукой. Сладкий запах, такой знакомый и теплый, заставляет прижать зайца к груди и снова закрыть глаза, с упоением вдыхать аромат, словно бы пытаясь насытиться им на долгое время вперед, пока он снова будет в отъезде, очень далеко и с возможностью ощутить его лишь фантомно.       Енбок быстро спускается по ступенькам, перепрыгивая через одну, как делал это раньше, и застывает на пороге кухни. Солнечные лучи пробиваются сквозь раздвинутые коротенькие занавески, согревают стол с клетчатой скатертью и стоящую на нем швейную машинку; на подоконнике в прозрачной банке из-под варенья букет цветов — он нарвал их в подарок, когда добирался до дома по заученным улочкам. Умелые женские руки старательно раскатывают тесто, совсем тоненько и он бы наверняка так не смог, ведь это настоящее искусство. Его бабуля готовит божественные пироги и во всем мире не найти ничего вкуснее. Ли не может не удержаться и не подойти поближе, так и хочется прикоснуться к худеньким фарфоровым ладоням, ощутить их тепло в своих, отблагодарить за всю любовь, что они подарили ему. Боится, что она может переусердствовать — уже не так молода, выглядит совсем хрустальной, с кожей, просвечивающей все сплетения вен, с веснушками, рассыпавшимися по предплечьям с возрастом, с седыми волосами, так педантично собранными в пучок на затылке. Она все та же. Лишь выглядеть стала старше, оно и понятно.       — Тебе помочь? — он улыбается, когда она поворачивается, разглядывая дурацкий ярко-желтый галстук на его плечах, почти пионерский, натянутый поверх полосатой рубашки с рукавами по локти. Нашёл его в шкафу и вспомнил, как любил носить его когда-то.       — Я справлюсь, птенчик, — женщина всегда звала его так. И даже сейчас, когда ему уже за двадцать, когда он совсем взрослый, она все еще ласково обращается к нему этим прозвищем. Для нее он остался маленьким мальчиком, который любит яблочные пироги, динозавров и ночные разговоры по душам за травяным чаем и телевизионном шоу, включенным на фоне. Когда он приезжал на лето они всегда проводили время так: говорили ни о чем, вместе раскрашивали картинки и запирались на кухне, представляя себя настоящими поварами и гениями кулинарии. — Иди, погуляй, пока я тут не закончу. Может быть встретишь кого-то из старых знакомых.       — Я люблю тебя, — Енбок знал, что спорить бесполезно, ведь если бабушка что-то решила — то так и будет, поэтому чмокнул ее в щеку, лучезарно улыбнулся и, помахав рукой, выбежал из дома в сад.       Его железный конь все так же стоял около заднего хода, совсем как новый, будто и не прошло столько лет. Дедушка ухаживает за ним, зная, как дорог внуку этот подарок. Ликс проверил колеса, провел рукой по сидению, вспоминая, как обогнул на нем едва ли не целый маленький мир, наслаждаясь каникулами и свободой, как он ездил наперегонки и как подвозил девочку, которая так сильно нравилась ему, но сил, чтобы признаться, хватило только на длинную запись в дневнике.       Ли взял его за руль, покатил к калитке. Запах спелых наливных яблок щекотал ноздри, густая зелень и кроны высаженных деревьев и кустов нежно поглаживали со всех сторон, будто пытаясь показать, как они рады его возвращению. Наступивший не так давно август оказался теплее, чем обычно, словно знал и ждал, что Феликс собирается на неделю домой.       Невысокий деревянный забор отозвался слабым покачиванием, когда он отодвинул в сторону щеколду, выкатывая велосипед за пределы участка. Когда ему было четырнадцать он собственными руками целый день малевал его упрямой кисточкой белоснежной краской, пачкая руки, лицо и одежду каплями и широкими мазками, складывающимися в произведение искусства. Сейчас она уже облупилась, разошлась кровеносными сосудами, разлилась речками и застыла молниями, открывая вид на свою душу из светлых досок. Надо будет в эти дни помочь дедушке со всеми делами.       Он едет по знакомым местам и чуть прохладный ветер любовно обдувает его веснушки, зарывается в мягкие волосы и развивает желтый платок, как маленький парашют, который почти способен поднять его в небо. Енбок действительно похож на птенца, рвущегося из гнезда и жаждущего свободы, чтобы порывы ветра несли его расправленные крылья, чтобы ощущать свободу кожей, пушистыми перьями, чтобы подниматься к облакам и белая вата обволакивала, перекрывая обзор. Он вздыхает глубоко, позволяя свежему воздуху пропитать его легкие и кровь, просочиться в кожу и плоть, слиться с ним в одно целое.       Он сильнее сжимает худыми руками поводья, быстрее подстегивает шпорами и хочет кричать от того, какое облегчение зарождается в груди, греет сердце, словно он проглотил маленькое солнце на завтрак или всю коробку мелков. Ни в одном месте на планете он не способен почувствовать себя лучше.       Ликс останавливается только когда мышцы в ногах начинает приятно сводить от того, как он несся по узким тропинкам. Ставит на подножку и сам валится на землю, разводя руки в стороны, сжимая в ладонях высокую траву поля, мимо которого он так вовремя проезжал. Она мягкая, почти пух, и он никогда не лежал на чем-то более приятном. Будь его воля — всю жизнь бы спал вот так, под открытым небом, на кровати из свежего сена. Цветы, что еще не завершили свой жизненный цикл, покачиваются над ним на голубом фоне. Такой вид показался настолько красивым, прекрасным, что захотелось иметь встроенный фотоаппарат, а лучше целую видеокамеру в памяти, в голове, чтобы в любой момент можно было пересмотреть все, что было запечатлено в течение жизни, во всех подробностях, отчётливо, чтобы вспомнить, как было наощупь, вспомнить запах, звучание, вкус. Как это было бы здорово! Он потянулся худощавыми пальцами, собираясь достать телефон из кармана, чтобы запомнить хотя бы так, когда услышал шорох со стороны, но прежде, чем он успел повернуть голову, над ним нависла тень. Ветер растрепал длинные волосы, тянущиеся к нему, донёс аромат шампуня с шиповником и подол платья мягко огладил его лоб, висок и щеку с созвездием каштановых веснушек.       — Я подумала, что в наших краях появился новых Хранитель Ветров, — знакомый голос перебил смех, как звон колокольчиков. Если бы Феликс мог давать людям цвета из собственной палитры, как художник, творящий шедевры на чистых полотках, дал бы ей нежно-фиолетовый. Оттенок лаванды, майской сирени, флюорита и ее любимого лака для ногтей. — А это ты вернулся.       Она снова кратко посмеялась, а он не знал, что ответить. Спустя столько лет, что они не виделись, с их последней встречи прошло неумолимо много и ему показалось, что все эти годы время тянулось слишком медленно, а сейчас секунды чересчур быстро начали перерастать в минуты. Но все, что он мог — это смотреть на неё, как завороженный.       — Я околдовала тебя?       — Ни за что не поверю, что Белая Ведьма способна на такую подлость, — он улыбнулся, слегка растерянно, все ещё не веря собственным глазам, а не словам подруги детства. Боже, Ликс помнит её совсем девчонкой, с длинной косой и большими очками на переносите, но в тонюсенькой оправе.       Приветствия сейчас казались такими ненужными, эфемерными. Они оба все ещё помнили свой язык, общались на нем свободнее, чем на родном.       Познакомились в далёком детстве, кто Енбок сильно увлекался сказками, пропадая в волшебных мирах и создавая свои собственные большую часть времени. В один день он с бабушкой пришёл в гости к её былой знакомой и, пока женщины пили кофе с мятой и молоком и обсуждали что-то слишком далёкое для него, мальчик отправился на поиски приключений, надеясь стать главным героем, который должен убить дракона и спасти чудесную принцессу. Принцессу он не нашёл, зато отыскал ведьмочку, увлечённо ухаживающую за цветами в саду и раскладывающую что-то странное по маленьким прозрачным колбочкам. Принцем он по итогу тоже так и не стал. Его прозвище появилось много позже, когда он заимел титул самого быстрого велогонщика среди всех мальчиков деревеньки. Хранитель Ветров и Белая Ведьма, бывшие лучшими друзьями каждое лето, в скором времени потеряли связь и общение рыжим песком ускользнуло между пальцев, как в двойных песочных часах. И то ли дело в его загруженности и её незаинтересованности, то ли в том, что у обоих начался самый тяжёлый возраст, но встреча сейчас была просто чудом. Ему показалось, что не было этой разлуки, не было годов скитаний без нее по всему свету.       — Белые Ведьмы разное умеют, — она накрутила локон на указательный палец с большим перстнем, в котором красовался фиолетовый камень яшмы. Она не изменяла себе, до сих пор любила винтажные платья с сеточками, кружевами и юбками в пол. И свой образ. Конечно ведьмой она никогда не являлась. А Ли не был Хранителем. Но разве это мешает мечтать и жить в своем выдуманном сказочном мире?       — Умеешь перемещаться в пространствах? — он поднялся, отряхиваясь, а после неловко становясь прямо напротив. Она вытянулась — теперь одного роста с ним, и стала еще более красивой. Больше напоминала фею, не хватало только заостренных ушей.       — Нет, не умею, — наигранно расстроенно выдохнула, поджала губы и отвела взгляд в сторону, заламывая пальцы. Она волновалась. И Енбок разделял это. — Это вообще мало кто умеет.       — Тогда залезай, я подвезу, — он лучезарно улыбнулся ей и прошел к велосипеду, освобождая багажник.       Феликсу не хотелось, чтобы между ними возникли какие-то недомолвки или вопросы, которые сейчас совершенно не к месту, поэтому старался выглядеть непринужденно. Приветливо и дружелюбно, как со всеми, по-родному мило — только для нее. Ему хотелось общаться открыто, так, как если бы они никогда не разлучались.       — Постой! — воскликнула она и Ли обернулся, хотя собирался залезать на сидение. — Как я могу зайти в гости к твоей бабушке с пустыми руками?       Он удивился и опешил, но ничего не сказал. Оказывается то, что он собирался пригласить ее на чай и яблочный пирог, витало в воздухе, либо же она действительно была настоящей колдуньей и видела его насквозь, до ребер, до сплетений вен и быстро колотящегося в груди сердца. Куда оно так спешит?       Склонившись, она начала торопливо, но бережно срывать полевые цветы, едва шевеля губами, кажется, заговаривая что-то себе под нос. Вот так настоящее преступление! Садовница, которая сейчас нагло и заметно неправильно лишает растений жизни, собираясь отдать их в жертву. Наверное шепчет извинения Духу Цветов или Полей за свое своеволие.       Енбок крутил педали размеренно, но так даже лучше — он кожей чувствовал приятное спокойствие и уют, в молчании оглядываясь по сторонам, на дома, заборы и сады, а еще ощущал тепло со спины, словно к нему прижалась Жар-Птица, обвив крыльями в подобии объятий. Ведьмочка, сидящая позади, прильнула к нему и они оба вернулись на пару лет назад, когда ехали домой после пикника, в корзинке велосипеда вместо пышного полевого букета лежал клетчатый плед, пустые бутылки и фантики. Он также потихоньку ехал, старательно объезжая стороной кочки, а она приобнимала его, растворяясь в теплом ветерке и запахе яблок, которым был пропитан Ликс. А может ей лишь так казалось.       А от нее пахло одуванчиками.