«Он хотел один раз, всего один-единственный раз, быть воспринятым в своей истинной сути и получить от людей отклик на своё единственное истинное чувство — ненависть.» Патрик Зюскинд. «Парфюмер. История одного убийцы»
***
После того случая в сквере я решил на некоторое время завязать с подвигами. Не то, чтобы я ссал, но лучше перестраховаться, чем прикурить по неосторожности. Я также гулял по ночам, слоняясь по опустевшим тёмным дворам и паркам, срисовывал попадающихся по пути потенциальных жертв, но проходил мимо. Я даже перестал носить с собой отвёртку или шило, чтобы лишний раз не дразнить желание мочкануть какую-нибудь из них. Хотя, отсутствие орудия убийства не особо останавливало, — можно бы было тупо забить ногами любую шлюху. Только каждый раз, когда я уже представлял, как запинываю очередную дыру, в памяти всплывала рожа того наркомана, белеющая пятном на чёрном фоне. Я злился на себя за то, что тогда так тупо спалился, и ненавидел его за то, что теперь, по его вине, приходилось упускать возможность пополнить свой список. Я понимал, что, по сути, сам обкосячился, что надо было внимательней смотреть по сторонам, а не щёлкать ебалом, но меня бесило, что этот придурок всё видел. Я провёл целый месяц в бессмысленных блужданиях по ночным улицам. И только когда окончательно убедился, что меня никто не пасёт, всё-таки собрался продолжить начавшийся не очень удачно сезон охоты.***
Это был совсем другой район, — старый, полузаброшенный и безлюдный, — намного дальше того, где произошла встреча со скоростным. Такая же окраина города, как и та, где я живу. Но мой район в сравнении с этим выглядит цивильно. Тут мало домов и контингент не очень сознательный: алкаши, наркоманы и выходцы из интернатов для умственно отсталых. Здесь я ещё ни разу не оставлял подарки мусорам. Этот будет первым. Я приметил её как раз за одним таким обшарпанным домом. Она шла по узкому тротуару, который с обеих сторон скрывали невысокие кусты. Единственное, что меня настораживало, — это проходящая неподалёку от тротуара дорога. Но я надеялся, что на этот раз успею всё сделать быстро и незаметно, потому что даже машины в ночное время появлялись тут крайне редко. Я не хотел, как обычно, затягивать наше знакомство. Слишком долго ждал, когда смогу помножить на ноль очередную шлюху. Она неторопливо шла по тротуару и что-то напевала, запинаясь на каждом слове. Волосы собраны на затылке в длинный хвост. На ней короткий сарафан с открытой спиной и босоножки на высоких каблуках. Походу, по её мнению, — самые подходящие шмотки для ночных прогулок. Чтобы лишний раз не привлекать внимания, я шёл за ней не по тротуару, а неслышно пробирался за кустами, держась ближе к дому. Через несколько метров, поравнявшись с новой жертвой, я свернул на тротуар. В последний момент она успела обернуться и сразу выхватила железным прутом по голове. Со лба закапала кровь. Она истошно заорала и снова отхватила прутом. Но теперь я не останавливался, бил её арматурой, пока девка не завалилась. Кровь растекалась по асфальту, жертва ещё продолжала хрипеть. И вот это меня совсем не порадовало. Девка ещё живая, и не факт, что если я сейчас брошу её здесь, она двинет кони. Продолжить забивать, — тоже не вариант. Я бы сам по любому испачкался. Не хотел рисковать, разгуливая по городу в окровавленных шмотках. Нужно было срочно каким-нибудь способом избавиться от недобитой. Я быстро огляделся, выискивая хоть что-то подходящее, куда можно спрятать будущий труп. Взгляд случайно наткнулся на оказавшийся неподалёку колодец. Крышка была немного сдвинута с места, и из небольшой щели просачивалась вонь канализации. Идея пришла мгновенно. Я схватил за волосы вяло сопротивляющееся тело и поволок к люку. Кровавый след тянулся по асфальту, и даже если я оставил свои следы на её волосах, канализационные стоки их смоют. Приподняв люк, я подтащил её к колодцу и, взяв за ноги, сбросил головой вниз. Затем вернул люк на место. Оттуда она уже точно не выберется. Жаль, что менты останутся без подарка. — От души за идею, Саня, — улыбнулся я. Пока, сидя в кустах, я приводил себя в порядок, стирал салфетками кровь с рук и обуви и заворачивал кусок арматуры в пакет, где-то вдалеке сверкнула молния, раздался оглушительный раскат грома. И вскоре на землю упали первые мелкие капли дождя. Дорога до дома пешком заняла бы не менее трёх часов, и перспектива промокнуть насквозь меня совсем не радовала. Надо было быстрей валить отсюда. Внезапно какая-то смутная тревога закралась в сердце. От ощущения, что я здесь не один, меня на мгновение парализовало. Я явственно чувствовал на себе чужой взгляд. По спине пробежали холодные мурашки. Я осторожно выхожу из кустов. На другой стороне дороги — пустырь и автобусная остановка. Железная будка-навес освещается единственным тусклым фонарём. А из-за угла выглядывает та же самая бледная рожа того придурка. — Не, ну это уже точно пиздец, — пронеслось в голове. — Как этот хрен мог здесь оказаться? Это же вообще другой район. Или он тупо следил за мной? — других объяснений я просто не мог найти. Зато теперь я стопудово убедился, что он не мусорской. Иначе бы меня прямо здесь повязали. Менты бы не допустили, чтобы я, прямо у них на глазах, завалил ещё одну бабу. А если этот пришибленный просто так следит, то зачем? Может, наблюдает со стороны за процессом, а сам там по тихой передёргивает? Ебанутый извращенец. На этот раз я по любому должен был выцепить его и узнать, кто он такой и какого хера ему надо. Сейчас расстояние между нами намного больше, чем в сквере, и если я побегу за ним, — не факт, что поймаю, к тому же есть вероятность, что кто-то увидит эти весёлые старты, а лишнее внимание возможных свидетелей мне в хер не впилось. Надо было сделать всё осторожно — так, чтобы не высадить этого ненормального на измену. Я медленно направился в сторону остановки. Пацан по-прежнему стоял в темноте и продолжал смотреть на меня, выглядывая из-за будки. Но когда до дороги оставалось всего два шага, на асфальт упал свет приближающихся фар. Вскоре два жёлтых пятна выхватили из темноты часть деревянного покосившегося забора, куст сирени, скользнули по стене какого-то сарая, и из-за поворота, гремя внутренностями, выехала старая копейка. Я отступил назад и пригнулся. В темноте, из-за кустов, с дороги меня нельзя было заметить. Но зато из своего укрытия я отчётливо видел, как чёрный силуэт отделился от остановочной будки и помчался через пустырь в сторону возвышающегося вдалеке недостроя. — Сука, — усмехнулся я вполголоса, в очередной раз ощутив себя конченным лохом. Если бы не сраная копейка, которая, как на зло, ехала медленно, я бы, может, попытался догнать этого скоростного бегуна. Но расстояние между нами с каждой секундой увеличивалось. Бегал он, и вправду, нормально, не как какой-нибудь вштыренный наркоман, и пока я продолжал сидеть в кустах, он успел скрыться за недостроем. Домой пришлось возвращаться под ливнем. Хотя, мне это было даже на руку. За ночь дождь смоет кровь с асфальта и тот след, ведущий к колодцу. Искать то, что останется от девки, будут долго, если вообще, кто-то станет её искать. Меня мало волновала дальнейшая судьба трупешника. Все мои мысли снова были исключительно об этом дебиле. Если он уже второй раз оказывается рядом в момент убийства, — по любому следит. В этом сомнений быть не может. А если и следит, то как? Откуда он знает, когда я выхожу на прогулку, куда пойду потом? Я всегда выбираю новое место, причём в разных частях города. И за целый месяц воздержания, прохаживаясь по улицам, я постоянно прислушивался, вглядывался в кусты и в утопающие во мраке подворотни, смотрел по сторонам, но ни разу не заметил ничего подозрительного. Этот придурок появлялся именно в тот момент, когда я уже успевал закончить с жертвой. И тут мне в голову пришла совершенно стрёмная мысль, — вдруг он знает, где я живу и трётся где-нибудь во дворе, выжидая, когда я выйду? Но это предположение тоже казалось каким-то бредовым. Я много куда хожу: на работу, в тренажёрку, в магаз, иногда в соседний дом к кенту, иногда еду к матери на дачу, а иногда, когда уже стемнеет, выхожу на пробежку. И это создание типа пасёт меня постоянно? 24 на 7? Не, это точно лютый гон. Я уже лоханулся два раза, и третий просто не имею права допустить. Теперь у меня появилась цель — поймать наблюдателя и, возможно, просто поговорить. Мне нужно было знать всё. Мочить его я не собирался. Надеялся, что до этого не дойдёт. Разве что прописать двойной в голову, для профилактики, чтобы бросил свои похождения, перестал таскаться за мной. Хотя, оставлять в живых свидетеля тоже было слишком рискованно. Ситуация вырисовывалась крайне стрёмная. И я решил для начала выяснить всё, — вытряхнуть из этого придурка всё, что он видел и знает, а потом уже думать, как поступить с ним. Домой я вернулся только на рассвете. Насквозь промокший и подавленный. Неопределённость раздражала, бесила, заставляла нервничать и вновь прокручивать в голове недавние события. Завтра, а вернее, уже сегодня, выходной. Будет время отоспаться и привести себя и свои мысли в порядок.***
Две последующие недели превратились в какой-то параноидальный ад. По вечерам, когда двор погружался в сумерки, я, не включая свет, смотрел в окно сквозь плотно задёрнутые занавески. С улицы меня невозможно было заметить., зато я видел почти весь двор, за исключением крайних подъездов. Детская площадка пустовала, турники и пара скамеек тоже. Своих припозднившихся соседей я знал, хотя иногда попадались и левые пассажиры. Дом большой, — двенадцать подъездов и десять этажей. Всех запомнить нереально, тем более, жильцы постоянно меняются. Но никого, хотя бы отдалённо похожего на того конченного ушлёпка среди них не было. Я не видел его в лицо, но сумел запомнить очертания силуэта. Тот пацан был скорее, стройным, чем спортивным; когда он съёбывался, казалось, что это даётся ему слишком легко, да и сама фигура выдавала в нём подростка. Прежде чем выйти в падик, я, не включая свет в прихожей, смотрел в глазок, хотя раньше никогда не страдал такой хуйнёй. Прислушивался, стоя возле двери, к каждому шороху в подъезде, к шагам, к голосам. И только убедившись, что всё чисто, выходил из квартиры. По пути на работу я изучал пассажиров в автобусе, отчего те как-то нездраво на меня косились; разъезжая по городу на служебной тачке, пристально разглядывал прохожих. Хуй пойми, этого наркомана, вдруг он постоянно ошивается где-то рядом? Пользуется ситуацией, падла, что я не видел его рожу. Возвращаясь с работы, я боковым зрением снова оглядываю двор. Даже балконы и окна соседних домов стали теперь объектами изучения. Возле второго подъезда знакомые пацаны возятся с убитой девяткой, тянут пиво из пластиковых стаканов, ржут. На детской площадке молодая мать сидит на скамейке, рядом-коляска, двое мелких детей роются в песочнице. У шестого падика собрались бабки. Их недовольные крики разносятся на весь двор. Походу, снова решают мировые проблемы. Бабки орут так, что перекрикивают музыку из разъёбанной девятки. Мой подъезд следующий, и я прохожу мимо этого престарелого стада. Сейчас им не до меня, и я спокойно возвращаюсь домой, избежав их расспросов. Но, как и раньше, ничего подозрительного, не вписывающегося в привычную картину, я не замечаю. Походу, если этот ушлёпок следит за мной, он знает, что я выхожу на охоту исключительно вечером или ближе к ночи. Поэтому застать его здесь днём маловероятно. И я решил тупо подловить это создание.***
За окнами стемнело. Время приближалось к одиннадцати. Я вышел из дома, на ходу оглядел утопающий в поздних сумерках пустой тихий двор. Через четыре падика — арка, — выход со двора на улицу. Сразу за поворотом — магазин. Скоростной по любому пойдёт следом, но осторожно, соблюдая дистанцию, при этом постарается не упустить меня из вида. Поэтому, когда я зайду в арку, ему придётся поторопиться. В глубине двора слышатся приближающиеся шаги. Я не оглядываюсь и быстро сворачиваю в арку. На углу — трансформаторная будка, больше похожая на обитый железом биотуалет. Я останавливаюсь за ней так, что из-за поворота меня не видно. Вслушиваюсь в шаги, которые становятся всё ближе, и сердце отсчитывает удары им в такт. Я закуриваю, стоя спиной к выходу из арки. Напряжение растёт. Мне надо подпустить его поближе, чтобы он не успел встать на хода. Ещё пара метров, ещё несколько шагов, и я слышу, как он выходит из-за угла. Я резко разворачиваюсь. Оказавшийся передо мной полный лысоватый мужик вздрогнул и на мгновение замер. — Ты чё, блять, ебанутый? — буркнул он, опасливо покосившись на меня, и, обойдя стороной, направился в магаз. Не, это точно не тот наблюдатель. Этот слишком старый, обрюзгший, как свинья, и рост совсем не подходящий. Хрен бы он смог так быстро бегать, и вообще, — хоть как-нибудь бегать.***
Через две недели я снова выхожу на ночной променад. Но на этот раз с целью подловить не очередную шмару, а своего неуловимого преследователя. Хотя, одно другому не мешает и, если на пути вдруг подвернётся какая-нибудь дыра, не факт, что я пройду мимо. Я специально выбираю район подальше. Пересекаю дворы, переулки, «Парк десятилетия Октября», долго слоняюсь по улицам, одновременно вслушиваюсь в каждый звук поблизости. В темноте подворотни оглядываюсь по сторонам, срисовываю обстановку. И, хотя я ни разу не заметил за собой хвост, ни разу не услышал ни малейшего левого звука, кроме привычных звуков ночного города, — я точно знаю, что этот наблюдатель где-то рядом. В этом я уверен. Я чувствую, что он идёт следом. Умеет, утырок, долгое время оставаться незамеченным. Но на этот раз я точно его выцеплю. Не имеет значения, как именно, но я просто не могу снова упустить его. Спустя полтора часа скитаний по городу, я забрёл в какой-то двор. Хотя двором это место можно было назвать с большим трудом. Тупо территория с несколькими разбросанными на приличном расстоянии друг от друга типовыми пятиэтажками. Походу, когда-то здесь был небольшой сквер, но сейчас многие деревья срубили, а на их месте построили детский сад и площадку для выгула собак. Всё остальное пространство занимал пустырь с оставшимися кое-где нетронутыми соснами. Асфальтированная дорожка петляет в темноте и теряется в зарослях дички. Фонарей поблизости нет. Вообще. Только над подъездами. Но они так далеко, что свет не попадает даже на бетонную дорожку. Здесь почти тихо. Вдалеке играет музыка, где-то истерично орёт какая-то баба. Походу, в одной из квартир выясняют отношения, и крик доносится из распахнутого настежь окна. Прохожих нет. Вообще ни одного. Ни загулявших бухих мужиков, ни припозднившихся подростков, ни ищущих приключений на свои пилотки шмар. Мне некого мочить. И поймать этого ушлёпка будет сложнее, чем я думал. Он держится где-то поблизости, но не идёт за мной след в след. Слишком палевно. Шкерится где-нибудь за кустами, или пасёт из-за сетки, огораживающей площадку для собак. Я выхожу на дорожку, сбавляю шаг. Он по любому не увидит меня в зарослях дички, и ему придётся сменить место наблюдения. Подойти ближе, чтобы не упускать из вида. Цветущая аллея вскоре заканчивается, и я сворачиваю в сторону детского сада. Отхожу вглубь зарослей и замираю между бетонным забором и кустами. Остаётся только ждать, когда этот сраный шпион выдаст себя. Через пару минут послышались шаги. Я не вижу его из своего укрытия и могу лишь мысленно представлять, что он делает. Пацан идёт осторожно, почти крадётся, иногда останавливается, походу, прислушивается, всматривается в темноту, старается понять, в какую сторону я повернул. Он медленно приближается. Я почти перестаю дышать. Сердце пропускает удар. Ещё шаг, и он снова стоит, уже возле самых кустов. Потоптавшись на месте, преследователь делает ещё два шага и проходит мимо, даже не заметив меня. Но мне хватило этой секунды, чтобы увидеть его фигуру вблизи, и это точно был он. Тот самый наркоман, лишний свидетель, высадивший меня на измену и обломавший кайф уже два раза. Я незаметно выбрался из кустов. Он крался вдоль забора детского сада и успел отойти не больше, чем метра на три. Это был мой шанс. Я не хотел его напугать. Это вышло случайно. Я тупо не знал, что ещё можно сказать в такой ситуации. — Ты чё, следишь за мной? — спрашиваю я вполголоса. Пацан резко обернулся, застыл и уставился на меня с таким ужасом, будто я пообещал отрезать ему голову или сжечь живьём. — Я просто хочу спросить, — стараюсь говорить спокойно и начинаю медленно подходить к нему. Он отмирает, пятится назад, не сводя прикованный ко мне намертво взгляд. — И не пытайся сбежать. Не получится. Мне нужно только поговорить, — продолжаю я, осторожно приближаясь. — Я никому ничего не сказал, — шепчет он. Походу, от страха громкость пропала. — Никому и ничего, — повторяет этот ненормальный и отчаянно мотает головой, а затем, как и в прошлый раз, резко подрывается и мчится вдоль забора. — Дебил, — на лице на миг появляется усталая улыбка. И мне ничего не остаётся, как бежать следом. Но в этот раз пацану явно не фартит. Я быстро догоняю его и заученным приёмом бью с локтя в голову. Он прямо на бегу, не сбавляя скорости, падает на землю. Выставляет руки вперёд, стараясь защитить лицо, но не может остановиться и по инерции кувыркается через плечо, взмахнув ногами в воздухе. Падение реально жёсткое. Заебись, что хоть шею не сломал. Теперь этот неуловимый бегун лежит лицом вниз. И как только я замечаю, что он пытается подняться, надавливаю коленом между лопаток и заворачиваю руку за спину, лишая его возможности двигаться. Остриё шила упирается в горло. — Я же предупредил, чтобы ты даже не пытался сбежать, — вполголоса говорю ему. — Я не собираюсь тебя ебашить. А в том, что только что случилось, ты сам виноват. Нехер было съёбываться. Он лежит совсем тихо, не дёргается и даже не просит, чтобы я его отпустил. Ёбнутый какой-то. — А теперь слушай внимательно, — я склоняюсь чуть ниже, к его уху. — Если ты пообещаешь, что не встанешь на хода, не будешь орать, и всё мне расскажешь, я тебя отпущу. Но если рыпнешься или попробуешь привлечь внимание, - будешь сшивать по частям свою рожу. Согласен- кивни. Ответ был очевиден. Он сразу закивал головой, и я отпустил его, убрав шило в карман. Пацан уселся на задницу и начал отползать назад, пока не наткнулся спиной на бетонный забор. Я слышал его прерывистое дыхание, чувствовал, как его трясёт, хоть и не видел. В темноте я так и не смог рассмотреть его лицо. — Страшно? — спрашиваю я, присев напротив на корточки. В сложившейся ситуации это глупый вопрос, но мне почему-то смешно, и говорить серьёзно получается с большим трудом. Он молча кивает, не сводя с меня взгляд. Его глаза блестят в темноте. Может, это слёзы, но он держится, не ноет, не распускает слюни и сопли, стараясь меня разжалобить. — Не бойся. Я ничего тебе не сделаю, — говорю я и показываю раскрытые ладони. — Видишь, у меня ничего нет. И если ты правильно ответишь на все вопросы, можешь спокойно пиздовать домой. Для меня — это не имеющий, по сути, никакого значения фактор, но на пацана, походу, отсутствие шила действует немного успокаивающе. Намного приятней общаться, когда в горло не упирается остриё иглы. — Первый вопрос, — начинаю я. — Зачем ты следишь за мной? Он некоторое время мнётся, нервничает, и вроде уже собирается сказать, но в последний момент будто забывает слова. — Зачем ты за мной следишь? — повторяю я. Эта затянувшаяся пауза начинает бесить, и если он и дальше будет так же тормозить с ответом, придётся ему втащить. Не сильно, — так, чтобы мозг быстрей заработал. Но он, словно прочитав мои мысли, наконец начинает говорить. Слишком сбивчиво, отрывисто, запинаясь, из-за чего я не могу уловить суть. — Я не следил, — вполголоса быстро говорит пацан. — Точнее, следил, но не так, как тебе могло показаться. Вернее, совсем не для того, чтобы слить тебя ментам. Я вообще никому ни слова не сказал, о том… Ну, о том, что было. И не собираюсь рассказывать. — То, что ты никому ничего не говорил, я уже несколько раз слышал, — я останавливаю его, пока он своим потоком фраз не взорвал мне мозг. — Но если ты не собирался рассказывать, то в чём смысл этой твоей слежки? У тебя же была какая-то цель? Пацан несколько секунд молчит, жмётся спиной к забору и со страхом смотрит на меня. Я не вижу его лицо, но вижу глаза. Застывшие и напуганные. — Да, именно цель, — кивает он, потирая локоть. Походу, отбил, когда падал. — Какая? — мне приходится вытягивать из него каждое слово, и это тоже раздражает. Тусоваться здесь до утра, чтобы узнать всё, что мне надо, совсем не хочется. — Я расскажу, — тихо говорит он. — Но только выслушай до конца, даже если что-то покажется странным или стрёмным… После всего произошедшего мне уже мало что может показаться стрёмным. — Попробую, — говорю я и натянуто улыбаюсь. Глядя на меня с опаской, он начинает свой рассказ. Изредка запинается, подбирает слова, и его история постепенно складывается в правильную цепочку. Но чем больше он говорит, чем больше раскрывает некоторые подробности, тем больше я убеждаюсь, что он стопудово ненормальный.