По исхоженным дорогам

— Ну, что, начнём? Азирафаэль кивает на вопрос Гавриила, краем глаза замечая, как Кроули копирует его движение. Первый фотоальбом в руках совсем небольшой, но достаточно толстый, с коричневой блестящей однотонной обложкой и одиноко выделяющимся названием фирмы у самого края, раскрывается с хрустом, обнажая первую фотографию в самом начале. Он вместе с Кроули словно бы не замечает фотографа, поймавшего их в кадр со спины; перед ними — огромная картина, запечатлевшая в себе никогда не существовавший момент — искушение Евы Змеем Эдема — кольца тела пресмыкающегося блестят красноватым и черным, глаза существа — желтые как янтарь. Изображенный на фото Кроули выглядит не так как сейчас — его волосы длиннее, а вид развязнее — в хряще одного уха виднеются черные точки — серьги, на тело накинута кожаная объемная куртка со странными разрезами в районе локтей, ноги облегают словно вторая кожа чёрные джинсы, обувь тёмная, на небольшом, но внушительном каблуке. По сравнению с ним Азирафаэль выглядит до ужаса обычно — голубая рубашка, сверху светлый, молочного оттенка джемпер, классические брюки и такие же туфли. — 1999, — уточняет Кроули. — Я впервые позвал тебя на свидание в этом музее, но это фото сделано уже спустя какое-то время после этого. Неделя или около того. — Так давно, — под нос бормочет Азирафаэль, трогая край глянцевой поверхности, подавляя в себе желание ужаснутся тому, как много было вырвано из его памяти, как он напрочь забыл человека, с которым провёл почти два десятилетия вместе из-за, казалось бы, не настолько серьёзной травмы. — Кто делал фото? — Не помню уже. Кажется, мы кого-то попросили. Азирафаэль кивает и переворачивает страничку. Следующее изображение — его собственное фото — он с корзинкой для пикника в руках оборачивается через плечо, чтобы кинуть неловкую, кривую улыбку в объектив. На фоне высокая трава и закатное фиолетово-оранжевое небо и множество кудрявых, выглядящих словно комья ваты, облаков. Фото выглядит сделанным поспешно, неожиданно, со странным ракурсом и неровным горизонтом. Чем больше он всматривается в собственное молодое лицо, тем больше понимает, что непонятная тень у скулы и под глазом, на той стороне лица, что находится дальше, это совсем не тень, а синяк. — Это из-за отца, — угрюмо говорит Гавриил, когда видит, как палец Азирафаэля скользит по замеченной им детали. — Он ударил тебя тогда. — Не надо сейчас, — предостерегающе говорит Кроули, кидая на Гавриила тяжёлый и угрюмый взгляд. — Сандальфон говорил, что пока что не стоит его волновать. — Я не волн- Азирафаэль не успевает закончить, как Кроули кидает взгляд и на него, на этот раз просящий. Сейчас и правда не хочется погружаться в пучину неприятных историй; возможно, действительно есть смысл отложить их на потом. — Кроули прав, — отмечает Гавриил со вздохом. — Про тот случай можно поговорить чуть позже. Ты не против? Он выдыхает «не против» и ощущает как скопившее напряжение в воздухе исчезает; переворачивает страничку и просматривает ещё парочку фото, сделанных на поле — он один, он с Кроули, Кроули один. Последние фото с того дня тёмные, на небесном полотне уже видны яркие проколы звёзд. — Это было в августе, — руки Кроули тянутся к альбому и вытаскивают одну карточку наполовину, прежде чем засунуть обратно. — Да, август. Тоже 1999. — Холодно же в августе для пикника в поле, — замечает Гавриил. — Тогда было очень тепло. Нам так точно. Фраза звучит так словно относится не только к погоде и кровь приливает к щекам Азирафаэля от смысла между строк; Гавриил смотрит на них обоих, подняв брови, но через секунду его лицо принимает то же нейтральное выражение что и до этого. Взгляд Азирафаэль снова утыкается в цветные странички, он аккуратно переворачивает каждую, нервно ожидая, будто изображения пробудят в нём память, но с каждой секундой, с каждой минутой, эта надежда понемногу гаснет и внутренний голос подсказывает, что так просто это не будет. Он просто смотрит на картинки своё прошлой жизни, не веря, что он действительно проживал эти моменты; что действительно они с Кроули проводили отпуск в Риме и ездили в парижские музеи на экскурсии; что пили вино на брудершафт и пережили совместный ремонт; что были вместе на протяжении последних двадцати лет. К последней фотографии Азирафаэль ощущает тоску глубоко внутри, стараясь никак не выдать её в своих движениях, своём взгляде и поведении — он просто смотрит на них двоих, молодых и улыбающихся, с кольцами на пальцах. На оборотной стороне фото всего две надписи — «он согласился» и «он согласился тоже» написанных размашисто, резко, рвано, явно в счастливом очаровании момента. — Мы оба сделали друг другу предложение в тот вечер, — с тёплой, почти мечтательной улыбкой произносит Кроули, смотря в альбом. Кажется, что мыслями он находится не здесь, не в той ситуации, где его муж его не помнит и Азирафаэль не может его за это судить. Во рту вдруг становится горько, в груди тяжко оседает вина за своё состояние, несмотря на понимание отсутствия своей вины в произошедшем. Он не знает, что именно стоит сейчас сказать и просто глупо и устало бормочет «оба?», не смотря ни на кого. — Устал? — вдруг спрашивает Гавриил. Азирафаэль кивает, отчасти радуясь, что перед ним появилась возможность не продолжать смотреть на кадры своей забытой жизни. — Всего понемногу, верно? — говорит Кроули, когда забирает альбом у него из рук. — Я положу их на тумбочку и если ты захочешь посмотреть… В общем, они будут тут. — Мы придём завтра, — предупреждает Гавриил, когда Азирафаэль ложится, ощутив вдруг внезапное желание поспать. — До скорого, — рука Кроули немного поправляет край одеяла, которым Азирафаэль накрыт. Он бросает ему однобокую, мягкую улыбку, прежде чем выйти из палаты последним, тихо прикрыв за собой дверь. Азирафаэлю хватает пары минут, чтобы заснуть.