to love again; to love different

Было девять часов утра, когда утром в Клепке дверь офиса открылась без стука. Каз оторвал взгляд от стопок бумаг, покрывавших его стол, и увидел Инеж, все еще одетую в свою одежду для морских путешествий и слегка влажную от океанских брызг. Она тяжело дышала, как будто бежала всю дорогу от гавани. Он удивленно поднялся при ее появлении в дверях, отказавшись от своих намерений вообще что-либо делать в течение следующих нескольких часов. — Гонец прибыл всего час назад, я не ожидал тебя по крайней мере… — Случилась… непредвиденная ситуация… — затаив дыхание, начала она. Брови Каза нахмурились, поняв что что-то было не так. Инеж с тревогой стояла рядом со стулом и не бежала в его объятия, как она делала последние пятнадцать лет. Это был не очень хороший знак. — Какая ситуация? Нервозность Инеж росла все выше, и ей пришлось бороться с желанием сжимать и разжимать кулаки. — Возможно, ты захочешь присесть. Каз не сел. — Просто скажи мне. Инеж положила руки на спинку стула, чтобы дать себе что-то, за что можно было держаться. — Мы захватили корабль, — просто начала она. Пока все идет хорошо. Но теперь все становилось более запутанным. — Они направлялись с юга Равки, недалеко от границы. Все их пленники были женщины. Они все были … из одного учреждения. Все они. Каз кивнул в понимании, показав, что ей не нужно уточнять. Он точно понимал о каком заведении они говорили. Городам вблизи границ не хватало защиты, которую могли предложить крупные города Равки. Он также предполагал, что их бордели не были хорошо защищены. — Они были в плохом состоянии, — продолжила она. — О них не заботились. Вероятно, работорговцы делали с ними тоже, что с ними делали клиенты в борделях. — Хуже, что им не платили за их услуги на корабле. — насмехался Каз. — Гораздо хуже. Достаточно плохо, что к тому времени как мы захватили их, одну из них спасти не удалось. Она была больна, когда ее выкрали из борделя и пребывание на корабле только усугубило ситуацию. Она пробыла с нами всего несколько дней. Мы сделали все возможное, но этого было недостаточно. Каз, — теперь предстояла самая трудная часть. — С ней был ребенок. — И они оба умерли? — Нет. Я не имею в виду, что она была беременна. С ней была ее годовалая дочка на корабле. Работорговцы забрали их обеих. — Понятно. И что теперь с ребенком? Ее отправили к кому-то из семьи в Равку? — У девушек из борделей нет семьи, — Инеж потрясла головой. — Вот почему она оказалась там. Ее мать была шуханкой, а отец…кто знает, кто он такой. Никто из других женщин не знал. Она была загадкой. Какой шанс сейчас есть у такого ребенка, как она? Быть отправленной в детский дом в Керчии? Быть ребенком, который получает огрызки и постоянно игнорируется? И некому отправить ее обратно в Равку, — она сделала глубокий вдох и посмотрела на Каза с решительностью. — Я думаю, ты понимаешь, что я предлагаю. Она видела, как Каз начал осознавать ее слова. И тогда он сел. — Предлагаешь, — глухо повторил он. — Это то, что ты делаешь? — Да, выбор. Это выбор. Потому, что я не могу, — ее голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Не могу сделать это без тебя. — А если я откажусь? Что ты будешь делать? — Я что-нибудь придумаю. Каз облокотился на стул полностью и откинул голову, глядя на потолок. Это не было какой-то диковинной мыслью, по крайней мере не в этот момент жизни. Ему уже не семнадцать. Он и Инеж выросли за эти годы, им обоим было под тридцать. Многие из Отбросов, которые были такими же молодыми как и он, когда присоединились, ушли из банды. Некоторые попали в Хеллгейт. Некоторые были женаты и обзавелись семьями. — Ребенок… — с глубоким вздохом сказал Каз. — Это напоминает мне наш разговор много лет назад. — Я помню, — кивнула Инеж. — И мы не поднимали эту тему с того момента. Но ты сказал… — Я помню, что я сказал. И я это имел в виду. Просто… — Это неожиданно, я понимаю. Я никогда не думала, что это произойдет так. В течении последних нескольких дней Инеж готовилась к большому количеству оправданий и отговорок Каза. Что он не был благотворительной организацией для потерянных и забытых детей. Что Бочка не место, где стоит воспитывать ребенка. Что она будет мешать бизнесу. Что он совершено не готов. Все они были основаны на логике. Все было правдой. И она не была уверена, готова ли она. Но он не сказал «нет». Будучи экспертом в скрывании эмоций, он не когда не мог скрыть их полностью от Инеж. Он размышлял над этим. Но была одна мысль которая полностью завлекла его. — Что это? — спросила она. — Скажи мне, о чем ты думаешь? — Что если, — Каз отвернулся, смутившись тем, что он собирается сказать. — Что если мы сделаем это и я не полюблю её? Если я не смогу? Рот Инеж приоткрылся. — Каз… — Каждый ребенок заслуживает быть любим своими родителями. Обоими родителями. — И ты не будешь любить? — Я не знаю. Я… — он умолк, не в состоянии точно объяснить сбивающий с толку натиск эмоций, которые переполняли его сердце, и гипотетические ситуации, которые проносились у него в голове. Возможно, он и был ублюдком из Бочки, но его жестокость, хотя он предпочитал, чтобы люди думали иначе, имела предел. Он не стал бы добровольно подвергать невинного ребенка опасности, если бы не мог этого избежать. И дело было даже не в этом: его выводили из себя мелкие, незначительные детали. Что, если ребенок слишком много плакал, и это совершенно свело бы его с ума? Что, если другой босс в Бочке услышит о ней и попытается использовать ее против него? Что, если он не сможет прикоснуться к ней? Утешать ее, когда ей грустно, или сажать к себе на плечи, как подобает любящему отцу? — Каз, остановись. — Инеж внезапно оказалась перед ним, прорвавшись сквозь его мысли и взяв его руки в свои. Она редко видела его таким взвинченным. Он всегда мог найти выход из любой проблемы. У него всегда был запас трюков, которые можно было использовать, и запасной план в рукаве. По крайней мере, пять планов. Это было не то, что можно было решить с коварным выражением лица и хитроумно продуманным планом атаки. Это было что-то другое. Сейчас у Каза не было никаких планов. Она видела, что его превосходили численностью и вооружением, избивали и заливали кровью, но она никогда не видела, чтобы он выглядел таким расстроенным, как сейчас. — Инеж, есть так много вещей, которые могут пойти не так. — Ты прав. И мы справимся с ними. Вместе. Каз медленно кивнул. — Ее зовут Леи, — мягко начала она, смотря на их переплетенные руки. — Черные волосы, золотые глаза. Каз отпустил ее и провел рукой по своему лицу, теперь по-настоящему сраженный этим последним ударом. Это имя в некотором роде очеловечивало девочку. Это было так, как если бы сейчас она стояла прямо перед ним. Она больше не была просто «ребенком», а живым, дышащим человеком, которому нужен был шанс, крыша над головой и человек, который заботился бы о ней. Или люди. — Где она сейчас? — спросил он. — С Берит. Она взяла ее с собой в гостиницу рядом с гаванью. Каз встал. — Мне нужно отправить послание. Сказать служанке приготовить комнату. И купить все… что может быть нужно детям. — Святые, — вздохнула Инеж, раскрыв глаза — Мы действительно собираемся сделать это. Каз остановился, его рука покоилась на ручке двери офиса. — Пожалуйста, не говори мне, что ты собираешься испугаться. Это была твоя идея. — Я не собираюсь, — быстро уверила она. — Я просто хочу быть уверена, что я не заставляю тебя это делать. Если ты думаешь, что сейчас неподходящее время, тогда… — Когда было подходящее время для чего либо? — Мы должны сходится во мнениях. Вместе. Как, — она запнулась перед этим словом. — Как родители. Потому что я не справлюсь без тебя. Я не смогу. Родители. Это было странное слово, на которое они оба раньше не претендовали. Слово, которое вот-вот изменит их маленький мир. — У тебя есть я, — сказал Каз. — У вас обеих есть я. Инеж наконец отправилась в объятия Каза. Обычно она не ждала так долго, чтобы отправиться в них, после того, как вернулась из плавания. Она тускло осознавала, когда был последний раз, когда они были просто Казом и Инеж. Всегда их было только двое. Две поврежденные половины целого, которые каким-то образом идеально сочетаются друг с другом. Их комфортное целое, теперь будет дополнять еще один фрагмент. — Так, — сказала она с судорожным вздохом. — Значит сейчас? — Сейчас.

ххх

Большая часть экипажа Призрака, включая первую помощницу Берит, ночевали в гостинице недалеко от Пятой гавани, когда они пришвартовывались в Кеттердаме. Они не были удивлены, когда увидели, что их капитан зашла вместе с Казом Бреккером спустя всего час, после того как она со спешкой отправилась в Клепку. Она встретила их напряженным кивком, пройдя через первый этаж и направляясь к лестнице. Рука Каза плотно сжимала ее руку, пока они не добрались до комнаты Берит. — Готов? — спросила она Каза после стука в дверь. — Более чем, я когда либо буду. — ответил он. Инеж толкнула дверь и она открылась. Берит медленно ходила туда-сюда держа маленький кулечек в руках. Маленькая Леи была завернута в одеяло, чтобы защитить ее от весеннего холода, который все еще щекотал кожу. У нее был беспорядок на голове с ее темными волосами и пронзительные золотые глаза, которые повернулись к двери, как только она услышала, что она открылась. Сначала она увидела Инеж, которая стала ей уже знакомой. Затем она взглянула на Каза… и начала кричать. — О, нет, — бессильно вздохнула Берит. — Именно тогда, когда я только ее успокоила. Берит была здоровенной женщиной с короткими светлыми волосами. Она выглядела, как тот, кто мог бы сломать руку с такой же легкостью как люди ломают веточки дерева, но она была искренней и веселой. — Она умная малышка, — сказала она, взглядом дразня Каза, мягко качая Леи, чтобы она успокоилась. — Так реагирует большинство людей, когда видят Каза Бреккера. Каз посмотрел на нее. Он не находил ситуацию смешной. — Мне жаль, — прошептала Инеж, сжимая руку Каза. — Она не встречала много хороших мужчин в своей жизни. — Нет, — медленно произнес Каз. — Я и не предполагал. Как жаль, что ей придется начать с меня, чтобы изменить свое мнение о мужчинах. Он предполагал, что единственные мужчины, которых встречала девочка, были неряшливые посетили борделя, где работала ее мать. Он сомневался, что они были бы добры, если бы ей не повезло их увидеть. И, конечно же, работорговцы. — Бедная девочка была с другими, когда работорговцы приходили и… — Не надо, — Инеж перебила Берит. — Мы не будем обсуждать это снова. — Мне жаль. — пробормотала Берит, выглядя наказанной. — По крайней мере, она маленькая. Она не запомнит этого. Она сможет заменить эти воспоминания другими, более счастливыми. Если повезет, Леи вообще не вспомнит свой первый год жизни. И если бы что-то застряло у нее в памяти, возможно, она не смогла бы разобраться в этом. Но она запомнит этот страх. Печаль. Боль от голода и жажды и удушающая темнота трюма работорговческого корабля. Чувство заброшенности и травма были не из тех, которые когда-либо можно было полностью забыть, о чем и Каз, и Инеж знали достаточно хорошо. Но, по крайней мере, их собственное детство было мирным и полным любви, пока все не пошло наперекосяк. У Леи не было такой роскоши. Она не знала ни безопасности, ни уюта. Пока нет. Что-то горячее и злое скрутилось внутри Каза, когда он увидел, как Леи всхлипывает и прячется от него за тканью рубашки Берит. Он не мог винить ее за то, что она так отреагировала, когда увидела, как он, мрачный и нахмуренный, как всегда, входит в комнату. В каком-то смысле она была права, что боялась. Каз не был хорошим человеком, ни в коем случае. Возможно, то, что она смогла увидеть это с первого взгляда, говорило что-то об инстинктах и интеллекте Леи. Дети часто обладали сверхъестественной способностью видеть сквозь фасады, которые напускают на себя взрослые. Но на этот раз Каз не сделал ничего, что могло бы оправдать испуганную реакцию Леи. Ее непосредственное недоверие к нему раздражало его так, что он не мог до конца объяснить. Ребенок был ранен — морально, если не физически; это было достаточно ясно. Он знал, что у него дурная репутация, но нужен был особый вид зла, чтобы быть невнимательным и оскорбительным по отношению к тому, кто не в состоянии защитить себя. Каз никогда не был таким злым, что бы ни говорили о нем в остальном городе. В тот момент Каз поклялся сделать так, чтобы Леи больше никогда не пострадала от другого мужчины. Он позаботится об этом.