to love again; to love different

После их ежедневного запланированного обеда с Леи, Каз и Инеж все еще сидели в детской, никто из них не хотел покидать комнату. Сулийка лежала на животе перед девочкой, пытаясь рассмешить её. Она покачала бровями, и Леи засмеялась. Каз с удивлением наблюдал, как Инеж корчила лицо, а Леи пыталась (но все заканчивалось неудачей) подражать ей. — Ты выглядишь смешно. — И что? Ей полезно быть окруженной счастливыми людьми. Даже маленькие дети могут понимать эмоции взрослых. Смотри. Инеж улыбалась и ворковала, а Леи улыбалась в ответ, даже потянулась, чтобы схватить Инеж за губы. Инеж поймала ее руки и поцеловала крошечные костяшки пальцев. Затем она резко изменила выражение своего лица, чтобы казаться сердитой, нахмурив брови и бесстрастно уставившись на Леи. Девочка отпрянула назад, и на ее лице внезапно появилось встревоженное выражение. — Видишь? Может именно поэтому она тебе не доверяет. Тебе стоит больше улыбаться. Каз приподнял уголки рта, демонстрируя свои способности, хотя его глаза оставались холодными. — Это пугает даже меня. — рассмеялась Инеж. Каз позволил вымученной улыбке сползти со своего лица и снова стал как обычно хмурым. — Интересно, хотела бы она выйти из этой комнаты, — размышляла вслух Инеж. В кои-то веки дождя не было, и весеннее солнце светило в окна. Комната была светлой, теплой и полной всего, что могло понадобиться ребенку. Но каждому время от времени нужно было сменить обстановку, иначе даже самое приятное место могло стать душным. — Или ты думаешь, что это было бы слишком ошеломляюще для нее? Я провела большую часть своего детства на улице. — Как и я. — Давай попробуем. Она решительно встала и потянулась к Леи. Она подняла маленькую девочку и пристроила ее у себя на бедре — движение уже знакомое и удобное. Инеж — прирожденный мастер в общении с детьми. Подумал Каз, спускаясь вслед за парой по лестнице. Леи, казалось, чувствовала себя с ней совершенно непринужденно. Она ухватилась за густую прядь волос Инеж, упавшую ей на плечо. Инеж рассмеялась, и Каз почувствовал, как у него сжалось сердце. Он действительно был рад за Инеж и за ту связь, которую она установила с их обретенной дочерью, но не мог избавиться от чувства легкой ревности. Леи выбрала своего любимого родителя, и он не мог сказать, что винит ее. Ему только хотелось, чтобы он меньше чувствовал себя посторонним. Когда они добрались до сада за домом, Каз устроился на нижней ступеньке лестницы, уверенный, что Леи будет меньше бояться внешнего мира, если будет держаться на расстоянии. Она постепенно проникалась к нему симпатией, но для новой экскурсии, подобной этой, лучше всего было, чтобы рядом была Инеж. Сулийка позволила Леи соскользнуть с ее бедра и положила ее на край посыпанной гравием дорожки. Сад только начинал просыпаться, подпитываемый ранними весенними дождями и бдительным оком садовника, который ухаживал за ним два раза в неделю. Дорожка была обсажена тюльпанами и благоухающими гиацинтами, и все они были выровнены с помощью стратегически подстриженных самшитовых изгородей. Дворы в Кеттердаме были роскошью даже для сверхбогатых, поэтому сад был не очень большим, но за ним безукоризненно ухаживали и он спускался вплоть до канала. Как раз в тот момент, когда Леи начала свое исследование сада, черная птица с шумом взлетела в небо из-за куста гортензии и напугала ее. Она отползла назад и попыталась свернуться калачиком. Это был защитный механизм, с которым Каз и Инеж уже были знакомы. Всякий раз, когда Леи чувствовала угрозу или ее переполнял страх, она плотно сворачивалась калачиком, защищаясь от того, что надвигалось. — Все в порядке. — сказала Инеж, кладя руку ей на спину. — Это всего лишь ворон. Тебе не нужно их бояться. Каз фыркнул от иронии. Быть такого не может, что его дочь, собиралась начать бояться воронов. — Они хорошие. — мягко объясняла Инеж. — Он, вероятно, просто хотел познакомиться с тобой, так как раньше не видел тебя здесь. Знаешь, они очень умные. Они будут помнить тебя, если ты будешь их кормить. Они могут даже приносить подарки. Тот, наверху — она указала на высокомерного ворона сидящего на самой высокой ветке. — принёс мне серебряную пуговицу. Это был один из лучших подарков, который я получала. — Лучше чем корабль? — Каз бросил вызов. — Я сказала, один из лучших. Как только задний двор освободился от воронов, Леи начала осматривать все, что там находилось. Она потрогала гроздья пурпурных цветов на кустах гортензии, подобрала веточки и разбросала их по дорожке и уже собиралась начать обрывать лепестки с тюльпана, когда Инеж оттащила ее в сторону. По крайней мере, теперь она не казалась испуганной, только с любопытством осматривалась вокруг. Не раз она оглядывалась на Каза, все еще сидящего на задней лестнице дома, словно удивляясь, почему он не с ними. — Мир действительно большое место, не так ли? — сказала Инеж, следуя вплотную за Леи, которая ползла по тропинке, осматривая все вокруг широко раскрытыми, пытливыми глазами. — Скоро ты будешь бегать по всему саду, и мы не сможем за тобой угнаться! Бегать. По всему саду. Глаза Каза упали на лодку, стоящую на глади канала. Цветы и кусты внезапно исчезли, и осталась лишь вода. — Нам нужен забор. — вдумчиво сказал Каз. — Или стена. Как только она начнёт ходить, она может упасть и…. Утонуть. Дрожь пробежала по его телу. Ужасные образы начали мелькать перед его глазами прежде, чем он смог остановить их. Леи опускается на дно канала, крошечные пальчики растопырены и тянутся к поверхности, изо рта у нее вырываются пузырьки воздуха. Тело Леи, раздутое и посиневшее от холодной воды. Блеск ее золотистых глаз потускнел и стал пустым. Ее безжизненное тело на барже Жнеца, небрежно сваленное среди остальных гниющих трупов. Мертвая. Мертвая. Каза начало тошнить. Он вскочил на ноги прежде, чем успел это осознать. — Каз? — позвала Инеж. — Я… — он не мог подобрать слов, весь воздух внезапно вышел у него из груди. — У меня есть… работа, — выдавил он и, спотыкаясь, поднялся обратно по лестнице в дом, сердце колотилось со скоростью тысячи ударов в минуту, дыхание было прерывистым. Каз, пошатываясь, вошел в дом и прошел по коридору, пока не добрался до двери своего кабинета. Он едва добрался до своего стула, как у него подогнулись колени. В тишине темной, обшитой деревянными панелями комнаты он ничего не мог сделать, кроме как попытаться глубоко дышать, пытаясь успокоить сердцебиение. Это немного помогло, но никак не помогло побороть страх, все еще живущий в его сознании. Он посмотрел на нижний ящик стола, точно зная, что именно было аккуратно уложено внутри. Он пялился на замок пять секунд, десять секунд, затем вытряхнул из рукава свои верные отмычки. В ящике стола, поверх пистолета и нескольких коробок с патронами, лежали его старые друзья — поношенные кожаные перчатки. Он всегда держал пару в кармане пальто, чтобы носить их на улице и в клубах (в конце концов, ему нужно было поддерживать приличный внешний вид), но он больше никогда не надевал их у себя дома. С дрожью и с некоторым смирением он надел их на пальцы. Он почувствовал укол стыда, когда потертая кожа обхватила его пальцы, словно удушающее объятие. Но просто от того, что они покрывали его кожу, он чувствовал себя немного спокойнее. Это было все равно что поздороваться со старым другом. Это было похоже на регресс. Он уже много лет не испытывал подобной паники. Каким образом его… недуг был чем-то таким, что все еще могло вернуться и повлиять на него спустя столько времени? Он думал, что избавился от этой привычки много лет назад. Он так давно не вздрагивал от прикосновения к коже: ни когда кто-то проталкивался мимо него в узком переулке, ни когда он пожимал чью-то руку для заключения сделки, ни когда он прижимал большие пальцы к чьему-то горлу, пока не переставал чувствовать пульс под пальцами. Он не думал о том, чтобы утонуть. В этом не было необходимости. Но теперь нахлынуло еще больше воспоминаний — воспоминаний, которые не имели ничего общего с Баржей Жнеца или моментами, проведенными в одиночестве, когда он пытался прийти в себя после случайного прикосновения к коже. Теперь его преследовала смерть ребенка, или, скорее, тот образ, который он когда-то вложил в свой разум. Каз вспомнил тот момент много лет назад, когда он наконец-то унизил Пекку Роллинза, уничтожив его репутацию, средства к существованию и почти, почти его самого дорогого сына. После событий этого дня Каз понял, каково это — представлять себе смерть своего ребенка. Теперь он понимал страх и отчаяние, которые увидел на лице Роллинса в тот день. Он думал, что этот человек проявил такую слабость, когда опустился на колени и умолял сохранить жизнь его сыну. Теперь Каз знал, что это была не слабость. Он знал, что поступил бы точно так же, если бы жизнь Леи была в опасности. Теперь он слышал, как Инеж торопливо разговаривает в холле с няней и, вероятно, передает ей Леи. Каз поправил галстук и выпрямился в кресле, мгновенно превратившись в воплощение хладнокровия и собранности. Через несколько секунд раздался тихий стук в дверь. Инеж медленно протиснулась внутрь, на лице отразилось беспокойство. — Каз? Ты в порядке? Ее взгляд мгновенно упал на его перчатки. Каз пожалел, что не убрал их обратно в ящик, как только услышал ее приближение. Теперь уже слишком поздно. — Я хотел отправить заказ на забор, — сказал он так гладко, как только мог, избегая ее вопроса. — И около двадцати новых замков. — Замки? — Для окон. И некоторых выдвижных ящиков. Ящик его письменного стола был не единственным местом в доме, где он прятал пистолет. Еще один был в спальне, один пристегнут ремнями под диваном в гостиной и один спрятан в потайном отделении для шляп в прихожей. Все это были необходимые меры предосторожности. Даже у Инеж была витрина, полная ножей, которые ей дарили на протяжении многих лет. Внезапно все в их роскошном доме показалось смертельной ловушкой. — Это не то, о чем я спрашивала, — ответила Инеж. — Я спросила, все ли с тобой в порядке. — Я в порядке. — Я не знаю, почему ты думаешь, что я поверю в это. Каз едва заметно пожал плечами. Инеж вздохнула и закрыла за собой дверь. Она подошла сзади к креслу Каза и обняла его за плечи, прижавшись головой к его голове. — Это из-за канала, не так ли? Из-за того, что она может упасть туда? Он кивнул, мышцы снова напряглись при этой мысли. — Этого не случится. — твердо сказала она и поцеловала его в висок. — Только не сейчас, когда мы с тобой наблюдаем за ней, как ястребы. — Мы не можем следить за ней каждую секунду, — пробормотал Каз. — Нет. Мы не можем, — согласилась Инеж. — Для этого нам придется немного довериться другим людям. И ей. — Ей всего год. Я не мог поверить, что она сможет удержать монету, не проглотив ее и не задохнувшись насмерть. — Ей придется научиться. И мы тоже так поступим. Ты знаешь… — Инеж тяжело вздохнула, и ее тон сменился с успокаивающего на мрачный. — После того, как ты вошел внутрь, мимо проплыл корабль. Самый обычный, груженный углем. Но когда, он проплывал мимо, штурман посмотрел на нас. На Леи. И я встала перед ней, как будто мне нужно было оградить ее от него. Моей первой мыслью было спрятать ее, потому что я думала, что он может попытаться забрать ее. Взгляд Каза смягчился в понимании. Значит, он был не один. Годы и годы спустя их прошлое все еще настигало их, как бы быстро они ни пытались бежать. Они могли забыться на несколько дней, иногда даже на неделю. Но это никогда по-настоящему не исчезнет из их памяти. Никогда. Даже сейчас вспоминать об этом было больно. Инеж грустно засмеялась. — Кто знал, что мы станем самыми чрезмерно опекающими родителями в мире? — Разве это не то, что должны делать родители? Защищать? Никто не защищал его, когда он остался совершенно один в незнакомом городе полном опасностей. Никто не защищал Инеж. Теперь они были ответственны за чужую жизнь, и Каз чувствовал эту тяжесть. — Конечно. — сказала Инеж. — Но это не значит, что ты должен повесить замки на каждый ящик в доме. — Я не думаю, что большинство нормальных домов напичканы оружием и ножами до такой степени, как наш. — И бомбами. — обречено добавила Инеж. — И бомбами, — повторил Каз с гримасой. Он знал, что что-то забыл. Недавно Уайлен состряпал целый запас бомб, которые просто напрашивались на то, чтобы их взорвали, как только подвернется подходящая работа. Они были довольно небезопасно сложены в ящик, стоящий рядом с камином. Казу нужно было вывезти их если не из дома, то, по крайней мере, в место, где меньше огня. Он нацарапал «бомбы» на клочке бумаги, дважды подчеркнул это, затем выпустил ручку из пальцев. Чернильные кляксы стекали с пера, просачиваясь сквозь страницы, разбросанные по поверхности стола, но Каза, казалось, это не волновало. — Мы разберемся с этим, — заверила его Инеж, наблюдая, как расползается чернильное пятно. — Я знаю, — нетерпеливо сказал он. — Просто обычно мне не требуется так много времени, чтобы разобраться в проблеме. — Ты не можешь относиться к ней, как к своей работе. Она не сейф, который ты можешь взломать, она человек. — Как жаль, — пробормотал Каз. Если бы это было так, он бы давно вскрыл замок, и они втроем были бы одной большой счастливой семьей, точно такой же, как на картинах, развешанных на стенах каждого торгового дома, который он ограбил. Инеж была способна добиться этого, он знал. Она сблизилась с Леи гораздо быстрее, чем он сам. Леи была… терпима к нему в этот момент, но всегда встречала его с оттенком недоверия и подозрительности, которого у нее не было с Инеж. Он отставал. Он разваливался на части. — Ты… ты думаешь, что проблема во мне? Неужели я делаю только хуже? Его голос звучал тихо и откуда-то издалека. Он всегда был тем, кто решал головоломки. Он был тем, кто все улаживал. Он был тем, на кого люди полагались, когда дела шли наперекосяк, когда требовались запасные планы и когда казалось, что со всех сторон надвигаются невероятные трудности. Что хорошего в лидере, который не может решить проблему, когда этого требует его банда? Что хорошего в родителе, который убегает, столкнувшись с простым воспоминанием об опасности? Его кожу покалывало на затылке, там, где он чувствовал руку Инеж. Ее близость должна была успокоить его, и обычно это срабатывало, но из-за старых воспоминаний, всплывающих в его голове, это только заставляло его чувствовать себя еще более неуютно. Его пальцы в перчатках подергивались, ему было по-настоящему стыдно за знакомую безопасность, которую он ощущал под их защитой. — Проблема не в тебе, Каз. Я вижу, как сильно ты стараешься, и я знаю, что это окупится. Тебе просто нужно… — Мэм? — Ее слова были прерваны коротким стуком в дверь. — Для вас только что прибыло сообщение из доков. Мне нужно передать это в ваши руки непосредственно перед отъездом посыльного. — Хорошо. Я подойду через минуту. — Инеж выпрямилась, и убрала руку с шеи Каза. Он проклинал облегчение, которое пронзило его нервы, когда кожа снова стала его свободной от прикосновений. — Мы поговорим позже, хорошо? Каз натянуто кивнул.