Против течения

Они лежали, отдыхая после секса. Андрей на спине, а Аня — удобно устроившись на его плече. — Андрюш, что все же происходит? Он резко перевернулся на бок, Аня ойкнула, села, подтягивая коленки к груди и прикрывшись, смущаясь, простыней. — О чем ты? — Андрей сел рядом с женой. Анна пожала плечами, отвернулась: — Ты пришел грустный, и… — Говори же. — Ты не такой какой-то. — Тебе что, не понравилось? — Ты что! — она порывисто повернулась к нему, тыльной стороной ладони провела по его щеке, — Как же мне может не нравиться, с тобой? — Тогда я не понимаю, — он нахмурился, поймал ее руку и приник губами к запястью. — Я сама не понимаю. Может, я напридумывала? Может, это от безделья? Сколько я уже дома сижу… — Ты хочешь выйти на работу? Она опять пожала плечами: — Не знаю. Рисовать кухни? — Ты же хороший дизайнер! Да что там — ты великолепный художник! Хочешь, я поговорю с Милко… — Нет, нет, нет, — она мягко высвободила руку и прижала палец к его губам, — мы с тобой говорили об этом. Это не дело — жене работать под руководством мужа. — Да не под моим! А под руководством Милко! — Не злись! Ты сам знаешь, хорошего из этого ничего не получится! Он будет раздражаться, ты будешь на него ругаться. Нет, это точно не вариант. — Смотри, если надумаешь, я готов помочь. — Спасибо, милый. Андрей поцеловал жену в губы, в нос, в лоб. Она засмеялась и ударила шутливо его по голове маленькой подушкой. — Вот так всегда! — Андрей встал, кинул подушку обратно на кровать. — За это я первый в душ! — Ах, ты… — Анна замахнулась на мужа снова, но тот уже закрыл за собой дверь. Он стоял в душе, пытаясь прогнать мысли о сегодняшнем дне. Больше всего ему хотелось, чтобы это «сегодня» каким-нибудь образом выпало из сетки календаря, ему хотелось проснуться и узнать, что сегодня снова пятница и тогда бы… Тогда бы он вообще не поехал на работу, забрал Аньку и уехал на дачу или в ресторан, или они могли бы долго гулять по парку, наплевав на дождь. Андрей несколько раз ударил ладонями по стене, сжал зубы, чтобы не зарычать. Чер-рт! Он думает о ней! Он гонит мысли о ней! Значит, есть, что гнать! Чер-рт! Анька, конечно, почувствовала, что с ним что-то не так. И секс, как назло, — Андрей невесело ухмыльнулся, — сегодня был потрясающий. У них ни разу такого не было с Анькой. У него так никогда и ни с кем не было, кроме… Чер-рт! Тогда, два года назад, после того как… она… уехала, он пытался не думать о ней. Он работал, разговаривал с людьми, спал, ел, смотрел кино, но все время на краешке сознания, ускользая, но не покидая его, была она — Катя. В любом проявлении жизни он видел ее. Это мучило, раздражало, беспокоило. От этого невозможно было избавиться, но он старался. Старался! И у него постепенно стало получаться. Постепенно он нашел ту грань, на которой может балансировать. Нельзя было себе запрещать думать о ней, но можно было сказать: «Я приду домой, налью виски и буду предаваться этой пытке, сколько захочу, а сейчас — важнее дело». Это, как ни странно, помогло. Вечерами он выходил на балкон, держа в руках бокал с виски или коньяком, почти не пил, все смотрел на засыпающий город и думал, думал и думал о ней. Перебирал и плохие, и хорошие воспоминания, пытался уловить в летнем воздухе призрак ее аромата, видел, словно наяву, ее глаза, вспоминал ее прикосновения. Он надеялся, что пройдет время, и воспоминания истончатся, как зачитанные до дыр письма. Так и произошло. Он почти перестал думать о ней днем и все реже выходил на балкон вечерами, чтобы помучить себя. Пришла осень, а за ней зима. Он встретил Аню. Так неужели все это время он себе врал? И ничего не забылось? — Это все какое-то наваждение. Это просто… — теперь уже в полную силу он ударил о стенку кулаком, руку заломило, и это хоть немного отвлекло от переживаний. — Все прошло. Это прошлое. Иногда прошлое тоже может причинить боль: как с застарелой раны сдернули повязку… — Что ты несешь, Жданов? Какая рана? Все давно зарубцевалось, остался только след на коже. Ведь так? Нет никакой раны! Нет! — он спиной прижался к стене, запрокинул голову и закрыл глаза. — Ерунда это все. Тяжелая неделя, я устал. Завтра отдохну, и все снова станет нормально, — уговаривал себя Андрей, вытираясь. Обмотал полотенце вокруг бедер, и, выходя из ванной, крикнул: — Меня в этом доме будут кормить? Или ты решила меня голодом заморить, женщина? *** Утром, еще не успев открыть глаза, он вспомнил весь вчерашний день. В мельчайших подробностях вспомнил. Хотелось снова провалиться в сновидения, но сонливости не было. Сердце бешено колотилось в груди — совершенно беспричинно. «Старею, что ли?» — Андрей, все еще не открывая глаз, повернулся на спину, провел рукой по постели рядом с собой. Пусто. Он сел на кровати, огляделся. Только сейчас услышал, что Аня напевает что-то на кухне: уже вскочила и готовит завтрак. Как же ему нравилось просыпаться в субботу, знать, что не надо никуда бежать, что можно целый день провести в блаженном ничегонеделанье. Нравилось, но сегодняшнее утро явно выбивалось из ряда пасторальных деньков. И на дворе все так же было серо, словно кто-то затянул небо непрозрачной старой дерюгой, в дырки которой сочится вода. — Ань, может, не поедем никуда? Посмотри, какая погода, — он босыми ногами прошлепал на кухню, сел за стол. Аня тут же поставил перед ним большую чашку кофе. — И тебе доброго утра, о, мой повелитель. — Привет! — Андрей сделал первый глоток. Жидкость обожгла горло, разлилась, словно смешиваясь с кровью, по венам. — Во-первых, мы обещали. Во-вторых, сам знаешь — там у них все так сделано, что мокнуть под открытым небом не придется. — Надо так надо. — А ты совсем не хочешь? — Аня поставила на стол две тарелки с сырниками. — Как сказать… Еще с Ромкой надо встретиться. — Может, он заедет? — Может… — Андрей уже набирал номер друга. Было решено, что Роман заедет при условии, что ему тоже достанется немного сырников. Через полчаса свежий и, как обычно, сияющий Малиновский присоединился к чете Ждановых. Когда все последние сплетни обсудили и кофе допили, Аня деликатно удалилась, сославшись на необходимость «собраться». — Ты документы-то привез? Или так стремился к сырникам, что все забыл? — Нет, не забыл, — Рома принес из прихожей папку, Андрей поставил пару росчерков. — Ну, все, я побежал. — Постой! Покурим? — Ты же вроде бросил. — Но ты же нет. — Пошли, — Рома подозрительно покосился на друга. Они вышли на балкон, поежились от неприятного ветра, бросающего лицо мелкие брызги дождя. — Пушкареву вчера видел, — сказал Андрей, как он надеялся, безразличным тоном. — Что? — Роман чуть не выронил сигарету. — Где? — Когда, — усмехнулся Андрей. — Вчера после работы, сама подошла. — Погоди! Она же в Питере. — Говорит, в командировку приехала. — Ага, и проходила мимо «Зималетто», конечно, совершенно случайно. И что? — И ничего. Довез ее до дома и уехал. — Какая прелесть! Какое благородство! Жданов, да ты просто герой! Но ей что надо было? — Не знаю. Она спросила, счастлив ли я. — Ну да, ну да. Катерина у нас такая. Если ты счастлив, то она сделает все, чтобы тебе жизнь испоганить. Сдается мне, она хуже собаки на сене — ей надо, чтобы ты был одиноким и несчастным… — Заткнись, Малина! — А вот это совсем интересно… Сейчас ты мне скажешь, чтобы я не смел о ней говорить плохо, да? После всего, что она сделала? — Рома зло отшвырнул сигарету. — Послушай, если ты пойдешь у нее на поводу, будешь последним идиотом! — На каком поводу? Она не сегодня завтра уедет в Питер, и все! О чем ты? — Иногда, Палыч, ты наивнее младенца. Ты уж прости, но несмотря на то, что Катерина избавилась от брекетов, зубы у нее, как и хватка — железные. И если через два года она решила напомнить тебе о своем существовании, то… — Что — то? — Андрей сам удивился, что так разлился на Ромку. — А то! Это не последняя ваша встреча, помяни мое слово. История, знаешь ли, она по спирали, по спирали! — Я люблю Аньку. И Аня — не Кира. — А что ты мне это говоришь? Ты, главное, сам об этом не забудь. Андрей снял очки, устало потер переносицу: — Я не собираюсь ломать ни свою жизнь, ни Анину. Мне вообще наплевать на… на Пушкареву. — Я вижу, — Роман прикурил новую сигарету и печально посмотрел на друга. *** Шашлык, вопреки ожиданиям, получился действительно волшебным. Нежнейшее мясо не смог испортить даже приготовленный собственноручно Верочкой — хозяйкой дома — «оригинальный» соус. Гости, наевшись, расползлись по дому. Ремизов Игорь — крепыш среднего роста с удивительно серьезным лицом и, как говорил его отец, «пытливым» взглядом, сосредоточено жарил следующую порцию шашлыка. Андрей стоял рядом и рассеяно кивал в такт рассказу Игоря, изредка отпивая из бокала замечательное вино. Так получилось, что Ремизовы были «общими» друзьями Ждановых. С Игорем Андрей дружил в детстве — дачи были рядом, и Ждановы с Ремизовыми активно общались все лето. Потом, когда и Игорь, который был немного старше Андрея, и сам Андрей, подросли и перестали ездить на дачи, предпочитая другой досуг: Андрей — тусовки, Игорь — экстремальны развлечения, их дороги разошлись. Именно в это время Игорь познакомился с будущей женой — Верочкой. Верочка, дочь известных художников, обладала тем редким даром, который так ценим в богемной среде: она была прирожденной Музой. Балуясь стихосложением, неплохо рисуя, она была напрочь лишена тщеславия, обожала мужа и умела создать вокруг себя особенное магнетическое поле, притягивающее незаурядных гостей. Вера абсолютно не умела готовить, но очень любила кулинарные эксперименты, и все гости дружно давились салатами ее приготовления, но ни у кого и в мыслях не было указать Верочке на то, что кулинария не ее стезя. Она говорила невпопад, не к месту смеялась, одевалась авангардно и даже вычурно, но она обладала огромным сердцем, в котором всем находилось место. У Верочки была масса подруг, но самой лучшей и любимой была Анька. Андрей иногда думал, что было бы, если бы они с Аней встретились тогда, еще до всей этой истории с Катериной? Была же возможность! Сколько раз Игорюха звал к себе, в этот дом, но Андрей все отнекивался… Заметил бы он тогда Аню? — Все-таки жить за городом — это самое правильнее решение! — подвел итог своему рассказу Игорь. — Пока доедешь в Москву, — Андрей покачал головой, — нет, это не с моим графиком жизни. — Да ладно! Можно подумать, ты и так мало в пробках стоишь! Выезжать надо чуть раньше, и нормально! А еще лучше — заведи шофера. Тогда в дороге можно столько успеть! — Ага, офис на колесах, — хмыкнул Андрей. Он отвечал Игорю, а сам смотрел, как на террасе девушки, собравшись рядом со столом, что-то обсуждают и хохочут. И почему-то подумалось, а вписалась бы в эту компанию Катя? Мысль мелькнула, Андрей сразу нахмурился, старательно прогоняя ее, скривился, как от кислого лимона, залпом осушил бокал. О чем они говорили с Игорем? Ах, да — о доме. А может, неплохая мысль? Андрей поставил бокал на стол и побрел в сторону «сада камней», устроенного Верочкой в момент увлечения Японией. Там он сел на скамейку и, невидящим взглядом созерцая посыпанные песком дорожки и камни, живописно расставленные повсюду, думал о том, что надо купить дом. Или квартиру. Сейчас они с Аней жили в его холостяцкой квартире. Анька, разместив свои вещи, умудрилась фактически не тронуть ничего. Единственное — больше не было черного и красного постельного белья. Анна со смехом сказала, что на таком белье ей снятся ужасы. А ведь она хозяйка, но деликатничает, не хочет ломать устроенный им быт. Андрей поднялся, уже загоревшись идеей. Решено! Они выберут и купят квартиру или дом — как решит Аня. И пусть она делает там ремонт — точнее, пусть рисует эскизы, выбирает мебель и все остальное, пусть руководит и сорит деньгами. А если захочет, потом станет декоратором интерьеров. А нет… все равно — хоть на время займется интересным делом, отвлечется. И главное — у них будет настоящий общий дом. Они остались ночевать у Ремизовых, но Андрей не рассказывал о своих идеях, довольно улыбаясь и интригуя Аню. Только намекнул, что у него к ней интересное предложение. Он рассказал ей все только в воскресенье, когда они ехали домой. Аня захлопала в ладоши и даже попыталась станцевать импровизированную ламбаду, прямо в машине, рассмешив Андрея до слез. Они стали строить планы — где и какие квартиры хорошо бы посмотреть, к какому риэлтеру обратиться… А в это время Катя звонила Юлиане. *** На вокзал ее приехал провожать только Коля. Валерий почувствовал себя плохо, и Катерине с трудом, но удалось уговорить родителей остаться дома. Тем более из вещей была только небольшая сумка. — Так когда тебя ждать? — хмуро поинтересовался Зорькин. — И что ты все оглядываешься? Ждешь, что твой Жданов прилетит, все осознав? Катя вздохнула, поджав губы: — Коля, иногда ты такую чушь несешь! — Я? А кто это напросился на работу к Юлиане? — Я не напрашивалась! Я спросила, не знает ли она, где есть вакансии. — Да?! Теперь это называется «не напрашивалась»? — Не напрашивалась! — Катя повысила голос. — Я и подумать не могла, что ей нужен партнер. — Растешь! Раньше тебе она предлагала должность помощника, — хмыкнул Коля. — Что было, то прошло. — Ах, да, конечно! И твой скоропалительный переезд в Москву никак не связан со Ждановым! — Никак! — Катерине хотелось затопать ногами. — Не связан! Ты видел, в каком состоянии папа? Видел?! И потом, я два года там одна! Я устала! Я скучаю… по маме! — По маме! Угу, и по мне! — Колино лицо красноречиво свидетельствовало, что подруге он не верит. — Думай, что хочешь. Я не понимаю, почему я должна находить причины, чтобы вернуться домой! Моего желания, мне кажется, вполне достаточно. — Да я только рад буду, но, боюсь, эта история плохо кончится для тебя в первую очередь, Пушкарева! — Нет никакой истории! Понимаешь? — А кто кидался Жданову на шею позавчера? — Это был порыв. Больше этого не повторится. — Вот садись в поезд — иди, иди, а то без тебя уедет — и повторяй свою последнюю фразу всю дорогу до Питера, пока сама не поверишь. Катя раздраженно махнула рукой, клюнула Колю в щеку и поспешила в вагон. Под стук колес Катерина и не заметила, как задремала. Ей снилось что-то несуразное, разноцветное, тревожащее, и когда она проснулась — оттого, что стала падать в зазеркальной реальности сна, оказалось, что проспала она всего минут сорок. До Питера оставалось еще более трех часов пути. Голова гудела, во рту был неприятный кисловатый привкус. Катерина прошла в туалет, умылась, на обратном пути заказала проводнику кофе и, усевшись на место, достала книгу, но смысл прочитанного упорно не желал доходить до сознания, и Катерина, смирившись, убрала книжку в сумку. Где, если не здесь, между двумя городами, между будущим и прошлым, в дороге, предаться размышлением о том, что ей делать дальше? Катя не врала Коле, она не собиралась предпринимать никаких действий по возвращению Андрея. Точнее, не так. Она рисовала в своем воображении такие сценарии, что режиссеры мыльных опер удавились бы от зависти, но Катя знала, что не сможет, не решится. И не в совести дело, как ни стыдно это признавать, а в страхе. А вдруг окончательно и безоговорочно придется признать, что Андрей ее не любит, не любил? Или страшнее узнать, что любил, а она сама все испортила? Катерина закрыла глаза: Она будет жить и радоваться тому, что ходит с ним по одним улицам, что он где-то рядом. Господи, все возвращается! Три года назад она, любя его, была готова удовлетвориться только тем, что он есть в ее жизни, что она может быть ему полезной. И вот снова — он не может ей принадлежать, а она готова его любить, не требуя ничего взамен.