Против течения

Аня тихо плакала, закрывшись в ванной. Зачем закрылась? Муж давно уже ушел на работу, в квартире было тихо — она даже музыку сегодня не стала включать, а ведь так любила подобрать под настроение мелодию и подпевать любимым песням. Наверное, большинство женщин Москвы, знакомых с Андреем, сочли бы ее полной дурой, — внушала она сама себе, — ну какой повод плакать? А она сидит на бортике ванной и не может остановиться. И разреветься не может, так — пародия на нормальную истерику, поводов для которой — два. Первый — утренний секс. Все было замечательно, нежно, томно, изматывающее прекрасно, но перед кульминацией, глядя на мужа широко открытыми глазами, она поймала его взгляд и… он будто удивился, увидев ее рядом. Одну сотую минуту был в его глазах не то испуг, не то удивление, потом он закрыл глаза и стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи. Он пытался отвлечь ее, а в душе у Ани пожарной сиреной взвыла паника. Ничего не значащий взгляд, но он так хорошо укладывался в общую картину: все по отдельности — слова, поступки, жесты, взгляды — можно было бы списать на усталость, на работу, на что-то еще, но вместе… Неужели Верочка была права, и у Андрея кто-то появился? Зачем? Зачем ему еще кто-то? Неужели две женщины так отличаются, неужели другая может дать ему больше? Зачем? И почему он это скрывает? Мудрые люди говорят, что пока скрывает — значит любит, не хочет расстраивать. Слабое утешение, что ни говори… Второй повод выглядел тонкой белой полоской бумаги и лежал рядом — на краю раковины. Задержка семь дней. В поездке Аня почти не думала об этом, но потихоньку, в аптечном пункте аэропорта, пока Андрей ждал багаж, она купила тест на беременность. Сегодня решила проверить и пока ждала положенные пять минут, все гадала — как реагировать. Еще месяц назад она бы, сжимая кулаки, приговаривала: «только бы да, только бы да», но сегодня, измучившись подозрениями, она не знала — обрадуется ли она. А что, если она забеременела? Что тогда? Как она скажет Андрею? А вдруг ей снова придется увидеть это выражение замешательства на его лице. И пусть потом, взяв себя в руки, он будет клясться, что рад и счастлив, но сможет ли она забыть это? Нет, не сможет. Так же, как уже не может игнорировать все эти маленькие изменения в его поведении. И его «люблю» больше не примиряет с действительностью. Смахнув полоску теста в мусорную корзину, вытирая слезы, Аня пошла одеваться. Натянула джинсы, привычно поправляя карманы, и обнаружила в заднем карточку Воропаева. Еще полдня она то подходила к телефону, то порывалась выбросить карточку в мусорное ведро и все же — позвонила. Он не удивился, предложил встретиться завтра. Оставалось дожить до завтра. Провести вечер с мужем. Могла ли она подумать, что ее будет так пугать перспектива остаться с Андреем наедине? Она знала — она будет смотреть на него, гадать, о чем он думает, и не сможет спросить. Ну почему другие женщины могут устроить полновесный скандал, разбить о голову неверного супруга тарелку, бурно порыдать, обвиняя благоверного во всех грехах, а потом выслушать нелепую ложь и успокоиться? Почему она тянет до последнего, а когда правда открывается уже не может делать вид, что все хорошо? Почему? Анна взялась за работу, но и это не помогло — все казалось мелким и незначительным, наброски — пошлыми, идеи — банальными. Что в ней не так? Почему Андрей… Стоп-стоп, уговаривала она себя, еще ничего не известно. Возможно, надо с ним поговорить? Нет, не скажет он ничего! Все равно не скажет, была уверена Аня. Вечером она сбежала: позвонила Андрею в последний момент и рванула на дачу к Вере. Муж удивился, стал расспрашивать, и Аня порадовалась, что говорит с ним по телефону, и он не видит ее лица — она бы выдала себя с головой. А вот от Веры скрыть свое состояние предсказуемо не удалось. Хвала небу, Верочка не стала расспрашивать, и они долго сидели и вспоминали прошлое. Уже когда Игорь тактично в двадцать пятый раз напомнил, что неплохо б и поспать, когда с Андреем разговор дался уже легче — спасибо выпитому, и когда они все же решили укладываться, Аня, словно невзначай, сказала, глядя на чернеющее небо: — Я завтра встречаюсь с Сашкой. Вера замерла рядом с лестницей на второй этаж. Медленно повернулась, подошла к подруге и обняла ее за плечи: — Зачем? — в ее голосе явственно проступало неодобрение. — Я устала, я хочу узнать хоть что-то. Я так больше не могу. И еще… я сегодня тест на беременность делала, — Аня несколько раз глубоко вздохнула, — ничего. — Расстроена? — В том-то и дело, что нет. А должна же! А я только облегчение испытала. Это ужасно! Ужасно! — она уткнулась Вере в плечо, закрыв лицо руками. — Это не ужасно. Это всего-навсего жизнь. Не переживай ты так! Все, что касается дел сердечных, так или иначе устраивается, если не уподобляться упертым ослам. — Ты думаешь? — Аня вытерла щеки. — Наверное, у меня ПМС, настроение скачет… — Пошли спать… И все же, не встречайся ты с Воропаевым. — Я знаю, ты его на дух не выносила, Верочка, — они уже поднимались по лестнице, и Аня обращалась к Вериной спине, — но он не будет врать. — Ну не знаю, хорошо ли это… — задумчиво ответила Вера, останавливаясь у дверей в спальню. — До завтра, — подружки поцеловались и разошлись по комнатам. *** Андрей позвонил Роме, и оба друга вместо того, чтобы ехать на работу, отправились в знакомый тир. Малиновский не стал расспрашивать Андрея, ему и так было понятно — если Жданов решил вспомнить былое и полупить по мишеням, дело серьезное. Он спокойно дождался, когда Андрей сам спросит. Они рассматривали мишени, и Рома невольно залюбовался аккуратным рисунком, который получился — стилизованное сердце на положенном месте. У Андрея пули продырявили в основном лоб нарисованного злодея, несколько ушло в «молоко». — Теряешь былую легкость, — не смог удержаться Рома. — Ром, а ты путал имена? — В смысле? — В смысле, занимаясь сексом с одной, вспоминал другую. — Нет, ты же знаешь — есть стандартное правило — никаких имен. Рыбки, зайки, козочки — мир фауны так разнообразен и позволяет избежать неприятностей… — Рома помолчал. — Я даже боюсь спрашивать, чем продиктован твой вопрос. Пожалей меня, скажи, что интерес твой носит исключительно теоретический характер. Андрей вернул на место наушники, перезарядил пистолет и стал палить с таким зверским выражением лица, что Роме ничего не оставалась, кроме как повторить действия Жданова и вскинуть пистолет. Разговор возобновился около машин, когда Рома закурил, а Андрей стал нервно выхаживать рядом. — Ты мне все больше напоминаешь Жданова двухлетней давности, и мне это совсем не нравится. Твой внеплановый приезд, твои вопросы… Это появление Пушкаревой… Стоп, друг, — Рома отбросил сигарету, — а не ездил ли ты случайно вчера на работу? Андрей остановился и хмуро посмотрел на друга. — Ох-ё! — Рома схватился за голову. — Палыч, ты что творишь! Ты там, конечно, встретил Катерину свет-Валерьевну? — Рома отвернулся. — Я даже не хочу знать подробностей. — А я их и не собираюсь тебе рассказывать, — усмехнулся Андрей. — Жданов, вот честно — лучше бы ты завел себе любовницу! Ты что — не понимаешь… — Понимаю, Ром, я уже давно большой мальчик и все прекрасно понимаю. — Тогда что ж ты творишь? — Малина, а слово «чувства» тебе о чем-нибудь говорит? — Ну ты еще скажи, что это я виноват! Давай, давай! Напомни мне про инструкцию! Как хорошо, когда есть козел отпущения! — Не ерничай! Мне нелегко, но я не собираюсь устраивать того безумия, которое было… — Да? А что ты делаешь сейчас? Судя по твоим вопросам, вы с Катериной вчера не звездами любовались, и даже если ничего не было, в кровати с женой ты думаешь о другой — прости, не надо быть пророком, чтобы понимать, чем все это кончится. — Да? И чем? Чем это может кончиться? — ощерился Андрей. — Тебе-то что? — Мне? А ты не забыл, я твой друг. Может, что-то я делал не так, но я в первую очередь думал не о себе, а о тебе. — А может, ты думал ЗА меня? Может, как друг, ты дашь мне возможность подумать самостоятельно? — Ах, вот как? — всплеснул руками Малиновский. — А кто, позволь спросить, прибегал ко мне с криками: «Что делать?». Что-то я не припомню, чтобы ты мечтал проявить инициативу. А теперь, оказывается, я просто серый кардинал какой-то. Андрей запустил пятерню в волосы, разворошил стильную прическу «волосок к волоску» и стал походить на огромного грустного взъерошенного щенка. — Палыч! — Роман примирительно вскинул руки. — Ну что мы делим? О чем мы? Скажи — ты что, всерьез решил оставить семью и Аню? — Ничего я не решал. Нет. Не так — я решил, что ничего не хочу менять в своей жизни, меня все устраивает, но, видишь ли, я решил, а жизнь меняется без моего желания. Я словно попал в сильное течение и мне не выбраться: за один уступ уцеплюсь, за другой… но меня… — …несет? Андрей кивнул. — Это как рецидив гриппа, так бывает. Переболеешь, и все. Жар пройдет, наступит апатия. Тебе просто надо какое-то время продержаться. Ты привыкнешь, что Пушкарева есть, и перестанешь так остро реагировать. — Я надеюсь. Единственное, чего я боюсь, что, пока я болею, может пострадать Аня. — Уф! — Рома вытер со лба воображаемый пот. — Я боялся, что ты скажешь — Катя. — А Катя и так уже страдает, — с невеселой усмешкой сказал Андрей. — Ты еще начни себя винить. — Ром, какая разница, кто в этом виноват! Она страдает, ты понимаешь? — Понимаю, сейчас достану платок и начну вытирать слезы. И не смотри на меня так, Палыч. Она уехала сама. Ты пытался ее остановить? Пытался, а она упрямо сделала по-своему? Сделала! Так за ошибки надо платить. — Дай тебе Бог, Ромка, никогда не совершать таких ошибок. — Я застрахован, — гордо ответил Ромка, — у меня пламенное, но железное сердце, его разбить невозможно. — Иногда я думаю, что ты киборг, — серьезно заметил Андрей. Ближе к концу рабочего дня Андрея стала мучить необходимость ехать домой. Он все никак не мог себе простить секундной слабости. Как же так получилось? Они занимались любовью, и он помнил — каждое мгновение помнил, что рядом с ним Аня, но когда кровь уже стучала в висках и приходилось сдерживать себя, чтобы продлить их обоюдоострое удовольствие, он открыл глаза и… не смог сразу понять, с кем он и почему рядом… Господи, Аня! Он целовал ее, вонзаясь сильнее и сильнее, в который раз подтверждая их право друг на друга, но успел заметить, как блеснул в ее глазах страх понимания. И потом, после занятия любовью, она была как-то по-новому тиха и спокойна. Провожая его на работу, не смотрела в глаза. Ничего не произошло ведь. Правда? Тогда почему так страшно идти домой. Звонок от Ани, которая спокойно и даже весело (делано весело — не упустил случая поизмываться внутренний голос) поставила его перед фактом своего отъезда к Верочке, взволновал и одновременно успокоил. Почему она уехала? Заподозрила, подозревает? Видит все-таки? Как хорошо, что уехала. Не надо притворяться, можно прийти в себя и получить передышку перед… Перед чем? Уже дома, доедая разогретый в микроволновке кусок вчерашнего мяса, Андрей решил, что что бы то ни было, он будет отпираться. Он не хочет и не будет даже обсуждать этого с Аней. Ромка прав, это как грипп, это просто надо пережить… *** Аня увидела Сашу сразу же, как только вошла в ресторан. Он сидел за лучшим столиком, словно он — король, а вокруг его верные подданные. Только Воропаев умел есть мясо с видом утомленного властью и заботой о делах государственной власти самодержца. Анна полавировала между столиками и, кивнув в качестве приветствия, села напротив жующего Александра. Тот кивнул ей и, дожевав, спросил, будет ли она что-нибудь заказывать. Аня без раздумий согласилась: день выдался нервный, и она еще ничего не ела. Утром, позвонив Андрею и убедившись, что он уже уехал на работу, она вернулась домой, сама себе напоминая вора. Не хотела видеть мужа до разговора с Воропаевым. Понимала, что это глупо, но нашла сто причин для своих действий. Вопреки ожиданиям дома стало только хуже. Она приняла ванну, тщательно накрасилась и выбрала платье — простое и не кричащее, но очень элегантное и дорогое. Алекс такое оценит. Пусть в прошлом осталась ее любовь к нему, но показать, как он был слеп, не оценив ее, хотелось. До обеда оставалось время, и Аня решила скрасить его шопингом, но вместо этого проторчала в совершенно непредсказуемой пробке. Сидение в машине как нельзя лучше способствовало дурным мыслям, и в ресторан Анна вошла уже изрядно взвинченная. Про себя отметила невозмутимый вид Воропаева и не смогла не позавидовать: вот с кого всё как с гуся вода. Она ошибалась. Сохранять невозмутимый вид Александр умел, но и он нервничал. Виной тому был вчерашний разговор с Кирой. После работы, вернувшись домой, он по привычке запер дверь, убрал ключ в карман, повернулся и увидел Киру, стоявшую в коридоре — руки скрещены на груди, плечом подпирает стену и взгляд несчастный. И опять вспомнились ее слова про невольницу. Он посмотрел на нее, потом улыбнулся и пробасил: — Кир, почему не одета? Погода замечательная, прогуляемся до итальянского ресторанчика? Там великолепное ризотто подают, а какая там ветчина пармская — пальчики оближешь! На лице Киры вспыхнула улыбка, и она, ни слова не говоря, ушла в свою комнату. Алекс понимал, что рискует. Он боялся, но с этим страхом надо было что-то делать. Он не может держать ее взаперти. Риск, что она сорвется и опять начнется канитель с виски, был огромный, но, тем не менее, он надеялся, что случившееся между ними вчера каким-то непостижимым образом изменит или уже изменило их жизнь, перерисовав линии судьбы на ладонях. Вечер прошел великолепно. Ни он, ни она ни разу не упомянули спиртное. И хотя сомелье настойчиво предлагал им бургундское, они вежливо отказались и ограничились минеральной водой и свежевыжатыми соками. За ужином начали обсуждать итальянские фильмы, плавно перетекли на итальянскую же оперу и по дороге домой решили, что неплохо было бы навестить Италию самолично: оба были как-то в Риме, но Рим — это еще не вся Италия, в которой каждая провинция — это своя особая история и колорит. Вечер обещал стать иллюстрацией к сладкому любовному роману: Алекс растопил камин, уселся на пол, облокотившись на кресло, Кира устроилась рядом, и незаметно получилось, что она сидит в его объятьях. Оба смотрели на языки пламени и молчали. — Тебя что-то тревожит? — спросила Кира, когда молчание по всем законам должно было перерасти во что-то другое — или в поцелуй ли в разговор. Она выбрала второй вариант. — Я завтра встречаюсь с Аней. Помнишь, была у меня такая рыженькая? — Нет, не помню, — резко ответила Кира. Алекс обнял ее крепче. — Она теперь госпожа Жданова. Ты видела ее на показе… Если заметила, — как он и ожидал, Кира слегка дернулась, но вырываться из его объятий не стала. — Зачем ты с ней встречаешься? И зачем рассказываешь мне. — Я обещал, что Жданову не поздоровится? Пора вступать в игру. — Ты собираешься увести у Жданова жену? — явное неудовольствие в голосе. Сашка еле удержался, чтобы не спросить: «Ревнуешь?». — Нет, она меня не интересует, и ты это знаешь, — слова он подкрепил делом: поцеловал в щеку, в висок, дождался, что она чуть повернет голову и оставил поцелуй на губах, в который раз поражаясь, что, дожив почти до сорока лет, не знал, что такой невинный поцелуй может действовать на него как сильнейшее возбуждающее средство: из-за запретности или из-за того, что он действительно любит? Не стал разбираться, с трудом, но продолжил: — Видишь ли, она даже не знала, что я акционер «Зималетто». Я думаю, она и десятой доли правды о своем ненаглядном не знает, а это неправильно, ведь так? Но я тоже не знаю много… — Что ты хочешь от меня? — Кира сняла руку брата со своего плеча, отодвигаясь от него. — Я не хочу вспоминать. — Но ты хотела отомстить, — он вернул руку на место, притянул Киру к себе и зашептал: — Расскажи, я скажу ей, я сделаю так, чтобы она сделала нужные выводы. У Жданова будет не жизнь — ад. Я знаю Аньку, она из правильных. Она не сможет его простить, но она как кошка привязчива — она не сможет его оставить. Представь, что их ждет… — А если он решит вернуться к Пушкаревой? — Андрей, и решится? Эти слова нельзя ставить рядом, — рассмеялся Алекс. — Хорошо, я расскажу… — Кира тяжело вздохнула и начала говорить. Ее голос звучал глухо, надломлено. Он ее не перебивал, хотя несколько раз хотел вставить едкие замечания и несколько раз потрясти сестрицу за плечи и проорать ей в лицо: «Почему ты мне ничего не сказала?». Понятно — почему. Знал бы все — размазал бы Жданова по стенке, убил бы, задушил своими руками. Он слушал, стараясь не пропустить ни одной детали: про инструкцию, про тот разговор Киры и Андрея, когда он признался, что любит Катю… Несколько раз Кира замолкала, прижимая руку тыльной стороной ладони ко рту. И расплакалась, когда вспомнила про свое свадебное платье. Она плакала у него на плече, как маленькая девочка, он гладил ее по волосам и уговаривал: «Ну, все, все уже в прошлом. Я не дам тебя никому обидеть. Не плачь» — Сашка… Сашка! Я же тогда так испугалась, я решила, что совсем-совсем ненормальная. Это так ужасно было! Никому я не нужна — ни тебе, ни ему… — Мне ты нужна, — он повернул так, что она смотрела ему в глаза, — ты мне нужна, Кир… Она вытерла слезы: — Уф-ф… я пойду, умоюсь, — она поднялась на ноги, Алекс вскочил следом: — Я с тобой. — Сашка, — он остановила его, уперев пальчик в грудь, — мне, как ни странно, стало легче. Наверное, Господь нас осудит, но… я как заново родилась вчера. А сейчас… ну, это плачь змеи по старой коже. Мне она не нужна. Прощание с прошлым состоялось. Я ничего с собой не сделаю. И пить… пить я не буду — нет смысла теперь. — Может, и Жданова оставим в покое? — Нет, — она остановилась на пороге, — мы же должны восстановить справедливость. И почему ты должен хранить его секреты? Если он что-то скрывает от жены, то… то сам в этом виноват, — она сказала это спокойно, но в ее голосе звучало неприкрытое торжество. Сашка сел в кресло. Огонь в камине давно погас, угли чернели, изредка вспыхивая красноватыми бликами. Алекс думал о том, что он чертовски, просто чертовски устал за последние несколько лет. И появилось желание не ходить завтра ни на какой обед, но он знал — пойдет. Доводить дела до конца — хорошая традиция, и не стоит ее нарушать. И вот сейчас перед ним сидит Анна… — Знаешь, если бы я надумал жениться, взял бы в жены тебя, — сказал Сашка, когда Аня сделала заказ, и официант оставил их в покое. — Это комплимент? — Конечно, — Алекс вытер салфеткой губы, бросил небрежно на стол, — ты красива, умна, но, что значительно более интересно — ты женщина до мозга костей. Ты вся такая… ммм… уютная, что ли, к тебе приятно возвращаться. Тебя приятно гладить, как кошку. Жданов — молодец, хоть раз в жизни он сделал правильный выбор. Она молчала, чувствуя, как краска заливает щеки и как уши начинают совсем не изящно полыхать огнем. — А ты не изменился, — постаралась она сказать как можно спокойнее, — все такой же… правду-матку в глаза. — В отличие от твоего мужа я не люблю врать. Вот для него это вторая натура. — Не замечала… — Тогда почему ты здесь? — Ты прав, я зря пришла, — она сделала попытку встать, но Алекс поймал ее за руку: — Подожди… прости, я не хотел тебя обидеть, честно. Знаешь, если бы я не был закоренелым одиночкой, я бы никогда не отказался от тебя. Но со мной ты бы не была счастлива и сейчас ты это понимаешь. И, тем не менее — ты осталась в моем сердце… Она поморщилась, но села на место. — Брось, Саш, сентиментальные фразы — не твой конек. — Ты права, — широко улыбнулся он, — но я не вру. Я желаю тебе добра. — Это-то и пугает, — тихо, еле слышно сказала она. — Я сама не знаю, почему решила поговорить именно с тобой… — Наверное, потому, что твоя интуиция тебя никогда не подводила, и ты подсознательно понимаешь, что друзья твоего мужа тебе ничего не расскажут, его родители — тем более, а другие, менее близкие ему люди, наплетут такого, что никогда не узнаешь, где правда, а где вымысел. — А ты? — А я его враг, и я не намерен врать. Я играю в открытую. Если я привру — ты быстро узнаешь об этом, так что резона врать мне нет. — Хорошо, давай оставим в стороне вопрос, почему ты это делаешь… — Ты считаешь, у меня своя корысть? — В любом вопросе, всегда, ты помнишь о своих интересах, Сашка. Но так случилось, что наши интересы сейчас совпадают, и ты прав — несмотря ни на что, я тебе верю. — Вот и хорошо, наслаждайся едой, а я расскажу, что знаю. Я изложу факты, а выводы ты будешь делать сама. Анна кивнула. Официант сгрузил на стол необъятных размеров тарелку, на которой сиротливо лежал кусок мяса. Сразу было понятно — изрядную долю сил повар затратил на украшение своего шедевра: как и в большинстве пафосных ресторанов, еда тут предназначалась не для удовлетворения насущных потребностей организма, а скорее для эстетического удовольствия. — Факт первый, — начал Воропаев, — Жданов сделал предложение Кире как раз в канун решающего Совета. Или он или я должен был стать президентом. С перевесом в один голос — Кирин — победил он. — Это еще… — начала Аня, но Саша покачал головой: — Выводы ты будешь делать сама. Факт второй: Кира готовится к свадьбе и счастливой семейной жизни, а Андрей, не стесняясь никого — меня в том числе — гуляет с модельками. Каждый вечер — новая. Не знаю, может они говорили о великом, но… — Алекс развел руками. — Факт третий: он берет на работу секретаршу — мышь серую, страшную, как смертный грех, но умную, как Эйнштейн. Пару раз я с ней пообщался и стал, знаешь ли, Жданову завидовать — надо же найти такого спеца. Я все это время подозревал, что Андрей нечист на руку, но доказательств у меня не было. И представь — а это уже факт номер четыре — в марте, по прошествии полугода после начала эры президентства твоего мужа, выясняется, что «Зималетто» — банкрот и фактически принадлежит некой «Никамоде». А директор этой самой «моды» — серая мышка, Андрюшина секретарша — Катерина Валерьевна Пушкарева. Не буду утомлять тебя подробностями — скандал был ужасный. Эта Пушкарева уезжает, все сходят с ума: что было с Павлом, я даже не буду говорить, так вот, она возвращается — воплощение красоты: просто Золушка после плотного общения с феей. Пушкарева становится и.о. президента, а Андрей — рядовым сотрудником. — Я… я ничего не понимаю, — Аня комкала салфетку, позабыв про еду. — Сейчас поймешь, — Алекс склонился над столом. — Я сам долго думал, что же случилось на самом деле? Так вот — очередной факт. Кира сама видела писульку, составленную Малиновским, в котором был детально расписан план по совращению Пушкаревой. Далее я не претендую на абсолютную правильность изложения, но… ты можешь сама спросить, как было на самом деле у своего мужа. Я думаю, что все сложилось следующим образом: Катерина, не избалованная вниманием противоположного пола, относилась к Андрею с… ммм… как как-то сказала Кира, как Лепорелла к своему хозяину. Помнишь милую новеллу Цвейга? Так вот, поначалу Андрей не сомневался в порядочности своей услужливой секретарши и с легкостью оформил на нее документы, фактически вручив ей «Зималетто», а потом почему-то заволновался, усомнился: наверное, по себе судил. И вот, у Андрея и Ромы родился милый планчик — пусть Пушкарева будет уверена, что Андрей влюблен в нее. Разрабатывал план, конечно, Малиновский, сам Жданов не мог придумать ничего дельного — как нюней был, так и остался, без письменных инструкций друга — никуда, даже в койку к собственной секретутке! Жданов, согласно плану, начал охмурять нашу простушку, та влюбилась в него без памяти — окончательно и бесповоротно, но в какой-то момент нашла инструкцию Ромы и узнала, что, увы и ах, Андрею противно с ней быть и все это он делает только из-за «Зималетто». Представляешь, какой это должен был быть удар? Но Пушкарева крепкий орешек, она решила отомстить и представила акционерам отчет о реальном положении дел, а невесте — во всей красе показала ее жениха. Потом, я уже говорил, Пушкарева уехала, Кира дала Жданову отставку, и Андрей начал страдать, — Александр сказал это с сарказмом, — не по Кире, по Ка-те. Аня смотрела на Воропаева, не смея оторвать взгляд. Он гипнотизировал ее, как удав кролика перед решающим броском. — Но эта пигалица его не простила, — уже спокойнее, почти лениво продолжил Александр, — уехала в Питер, а Андрей погоревал-погоревал и женился на замечательной девушке — Анечке. Воропаев замолчал, жадно вглядываясь в ее лицо. — Скажи, — спросил он тихо, и Аня невольно вздрогнула — так холодно, страшно звучал его голос, — что ты предпочтешь? Чтобы твой муж оказался подлецом, который ради денег совратил молоденькую дурочку, заставив пройти все круги ада и довел до того, что она сама же его заложила. Или тебе хочется, чтобы оказалось, что он на самом деле любил ее и вся эта история с письмом — стечение нелепых обстоятельств? — Какая разница? — спросила Аня, порывисто взяла со стола бокал с водой, осушила почти наполовину. — Какая? — Алекс откинулся на спинку стула и улыбнулся — довольно, сыто. — Большая Анечка, большая. Дело в том, что не так давно Катерина Пушкарева вернулась в Москву, — он замолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением, и нанес решающий удар, — она же организовывала показ для «Зималетто». Они плотно сотрудничают с Андреем — я видел их вместе. *** Ее фраза, ее реплика. Она должна была что-то ответить этому красивому чужому мужчине напротив, но вместо ответа — достойного или не очень, в голове вдруг возникли совсем посторонние мысли, одну из которых она озвучила: — Ты никогда не жалел, что между нами что-то было? Александр удивился — совсем немного, он усмехнулся — наверное, думал, что у нее шок. Скорее всего, так и было: мозг отказывался принимать услышанное, упираясь изо всех сил. Ей надо было время — совсем чуть-чуть, чтобы прийти в себя, чтобы справиться. И этот его вопрос… Но сейчас пусть отвечает он, а она послушает. — Нас, Ань, никогда не было. Была ты, был я. Но, пожалуй, ты единственная, с кем мне хотелось, чтобы что-то было. — И что помешало? Если хотелось? — господи, неужели она все еще на него злилась? И за что? За то, что когда-то не ответил на ее чувства, или… Он подумал об этом тоже, потому что спросил: — Ты хочешь поссориться со мной, потому что я под рукой? Всегда гонцу с плохими вестями доставалось, — он улыбнулся, как сытый кот. — Брось, Анют, ну если ты пришла сюда, то что ты думала услышать о своем муже? Что я буду рассказывать, какой он хороший? Я изложил факты, но я знаю не все, так спроси его сама! Почему он тебе не рассказывал, как думаешь? Она повела плечами, словно от дыхания холодного ветра, и на этот раз ответила так, как он и ожидал: — Мы все не без греха. Я тоже ему про свою жизнь не все рассказала… — И в первую очередь, обо мне? — Да, в первую очередь о тебе. — Вот видишь, мы редко откровенны с собой, еще реже с близкими, а с посторонними — мы играем роли, не правда ли? — Мне надо побыть одной! — она встала, но он мягким, настойчивым жестом усадил ее обратно. — Поешь, ты не прикоснулась к мясу. Она поморщилась, о какой еде можно было говорить? Ей сейчас кусок в горло не полезет. — Я не хочу… — промямлила она. Прошло столько лет, Алекс давно не вызывал в ней душевного трепета, но ослушаться его она все еще не могла. Он всегда был сильнее нее, а стереотипы ломать трудно. «Какого черта?» — подумала она и снова вскочила. — Москва — деревня. Избитая такая истина. Но действительно, смотри, как все завязалось. У нас с тобой был роман, — Алекс замолчал, а Аня, заинтригованная, села обратно и стала слушать, краем сознания зацепив мысль, что он, как обычно, делает по-своему, а она, как обычно, делает, как угодно ему. Воропаев тем временем отрезал аккуратный кусок мяса, рассмотрел его, словно проверяя ровность граней мясного параллелепипеда. — Так вот… Мы расстаемся, ты выходишь замуж за моего злейшего врага. Впору подумать, что ты мне мстила. Аня задохнулась от возмущения: — Да что ты… — Тихо-тихо, — он сделал пас вилкой и вонзил ее в мясо, аккуратно и медленно отрезал еще кусочек мяса и стал его рассматривать. Он тянул время и ее нервы. — Другой на моем месте так бы и подумал, но жизнь полна сюрпризов. Вот ты Виноградову помнишь? Она на показе тоже была. Она еще одно время очень любила ремезеовскую тусовку? Господи! — он закатывает глаза. — У нее еще был бурный роман с вашим любимчиком Никосом. Анна кивнула, да, она помнила Юлиану, пусть и смутно. Тогда у нее была сумасшедшая стрижка и любовь к экстравагантным шляпкам, но она изменилась, и на показе Аня ее с трудом узнала. — Вспомнила? — Саша отложил вилку и нож, сложил руки домиком и уперся в них подбородком. Добродушное выражение лица страшно диссонировало с его словами. — Она и Пушкарева ныне партнеры. И, подумать только, их офис через дорогу. Опять появилось неприятное чувство — словно она на сцене, и все — зрители и партнеры — ждут ее реплику. Секунда, и стало еще противнее: Аня кожей почувствовала нити, привязанные к ее телу, и неизвестный кукловод дергал за них, не спрашивая ее воли. Аня посмотрела в темные холодные глаза Воропаева и вдруг рассмеялась: — Сашка, мне показалось, что я актриса на сцене. С тобой такое бывает? Он отрицательно покачал головой. — Конечно, с тобой не бывает. Потому что ты привык выступать в роли режиссера или кукловода… Ты привык направлять. Ты что, думаешь, я пойду выдирать этой Кате волосы? — она перестала смеяться и посмотрела на него с жалостью. — Что ты, и в мыслях не было, — улыбнулся он ей холодно. — Но мне кажется, тебе страсть, как интересно посмотреть на нее, хотя бы чтобы знать — с кем имеешь дело. Правда? Ты же простишь своего ненаглядного мужа? — Мне не за что его прощать, — твердо сказала Анна, вставая. — Прошлое — это прошлое. — Наше прошлое, часть нас. Из него растет будущее. — Это все напыщенные фразы. Он лишь склонил голову, взмахивая салфеткой. Анна вытащила из кошелька деньги и швырнула их на стол. — Ты хочешь меня унизить? — тихо спросил Алекс. — Забери деньги. И запомни, — он насильно впихнул купюры ей в руку, — я на твоей стороне… — Мы не на баррикадах, Сашка, — она разжала пальцы, и деньги упали на пол. Аня отвернулась и ушла, больше не взглянув на Воропаева. На улице было невыносимо душно. После кондиционированного воздуха ресторана Ане показалось, что она попала в безвоздушное пространство. Она посмотрела на небо — там, высоко-высоко ветер гнал облака с невозможной скоростью — белые, с сероватыми боками, они спешили сбиться в тучу и где-то пролиться живительным дождем. Или убегали из Москвы? Быстрее, быстрее — из этого нового Вавилона, где люди, говорящие на одном языке, так плохо понимают друг друга. Аня опять рассмеялась и тут же отметила, что это уже смахивает на истерику: думы о небе, смех без причины и полное отсутствие разумных мыслей. Она уже подошла к машине, когда передумала ехать и решила пройтись. Побрела — медленно, нога за ногу — в сторону центра, то и дело посматривая на офисный центр, расположенный напротив. Нет, она не пойдет туда! Пойти туда — расписаться в собственной слабости, да еще в том, что Воропаев — психолог фигов — знает ее, как свои пять пальцев. Она вспомнила, как когда-то он подтрунивал над ее любопытством, но ей казалось, что с тех пор она растеряла большую часть своей любознательности. Много знания — много печали, вот уж правда. Не знала она про прошлое Андрея, и можно было считать, что его нет. Если бы не было этих пугающих изменений в его поведении, то так бы и жили дальше. Воспоминания истерлись бы от времени, забылись, и было бы все у них замечательно! Зачем же вернулась эта Катя? Что за Катя? Анна дошла до пешеходного перехода и остановилась, словно решая, не повернуть ли обратно. Заставила себя пройти мимо приветливого зеленого сигнала светофора и пошла дальше. Сейчас ее встреча с Алексом выглядела полным идиотизмом. Ну зачем ей это было надо? Но с другой стороны — смогла ли она отказаться от искушения разобраться в ситуации и попасться в так любовно расставленные сети? Прав Сашка: что она хотела услышать? Почему надеялась — вопреки разуму — что ничего плохого он ей не расскажет? Дура! Дура! Дура! Какой интерес Сашке от этого? Он хочет рассорить ее с Андреем? Он внезапно воспылал к ней если не любовью, то ревностью? Зачем он ей все рассказал? Действительно, хотел предупредить? О чем? Вопросы прибавлялись, а вот ответы не находились, и красной, пусть пока и тонкой нитью, вилась мыслишка — что же за Катя такая, из-за которой столько всего произошло? Что за женщина сумела одним махом переменить судьбы стольких людей? Аня повернулась и, сгорая от стыда, повторяя про себя: «Я только посмотрю на нее», пошла обратно. Как заправский шпион заглянула в ресторан — Воропаев, по всей видимости, уехал, жаль, она не знает его машину. На стоянке перед рестораном тоже, вроде, ничего подозрительного… Воровато оглядываясь, Аня перешла дорогу и остановилась перед вывеской у входа в бизнес-центр. Как может называться их агентство? Алекс не сказал. Черт… А, вот, без затей: PR–агентство «Виноградова и Со». «Со», судя по всему, это и есть Катя… Итак, второй этаж… Воропаев, сидя в своей машине, наблюдал, как Аня вошла в бизнес-центр. Он сделал последнюю затяжку, выкинул сигарету в окно и прошептал: «Как все предсказуемо. Даже противно…»