Луч света в тёмном царстве

Два десятка скреп духовных, пара помыслов греховных… Айриэн

Если рассматривать текст с точки зрения транслируемых ценностей, то каждый персонаж воплощает определённую часть общего нарратива. Как мы уже выяснили, один из главных конфликтов в «Грозе» — это конфликт духовных скреп и свободы, которая воплощается и проигрывается на всех уровнях. Свобода быть собой. Свобода чувствовать, что хочешь, а не что положено. Свобода думать, что хочешь. Свобода распоряжаться своим телом по своему усмотрению. Свобода выбирать свою жизнь. Свобода любить того, кого избрало сердце, а не кого тебе навязали. Каждый из главных персонажей «Грозы» делает выбор между этими ценностями. Тихон свободы боится, она его пугает, он совершенно не умеет обращаться ни с ней, ни с собой. Варвара пытается усидеть на двух стульях, но под конец не выдерживает. Кудряш существует внутри очень стихийной свободы, где почти нет осознания себя и собственной отдельности, что в его условиях понятно. Про Катерину речь впереди, сегодня нас интересует Кабаниха, которая находится на противоположном полюсе и воплощает ценность неизменности, непоколебимости старинных порядков, а по факту сатурнианского мифа и родительской власти. В классическом литературоведении принято считать, и сама я тоже долгое время думала так, что Катерина и Кабаниха очень похожи. Обе максималистки, обе хотят жить по «Домострою», обе не приемлют половинчатых решений. Отчасти это правда, вернее, это правда формальной стороны драматургии. Мир литературы куда более строен, структурирован и упорядочен, чем реальная жизнь. Наша реальность похожа на кисель и аморфна, реальность литературы — это выстроенная кристаллическая решетка, это концентрация жизни. В реальной жизни свекровь и невестка могут быть вообще не похожи. Персонажи одного произведения, воплощающие авторскую идею на разных уровнях, должны хоть немного зеркалить друг друга. Почему происходит так? Потому что хорошая литература — это динамика и выбор, сходство заканчивается там, где начинаются иные выборы и поступки. Но кроме этого существует разность целей. Чего хочет Катерина? Жить в согласии с собой, со своими принципами, жить свободно, без диктата свекрови, а под конец — чтобы её оставили в покое. Чего хочет Кабаниха? Сохранения своей власти не просто над домом, нет, над душами своих детей и невестки. Мы же помним, что Кабаниха людоед и, если опять же посмотреть на вечный конфликт русской литературы между отцами и детьми, отражение отношения российского государства к российского обществу. Для Кабанихи как для любого хрестоматийного насильника её дети — это её ресурс. В драмах и комедиях Островского есть целая галерея таких вот маменек, которые используют своих детей для того, чтобы сделать себе хорошо на разных уровнях. Но если у Хариты Игнатьевны — матери Ларисы из «Бесприданницы» — есть вполне себе прагматическая цель: устройство собственной старости за счёт молодых и красивых дочерей, то у Кабанихи всё, что она делает в пьесе, подчинено заботе о сохранении своего места в иерархии. Кабаниха никому не отдаст своё положение старшей в доме, её скорее вынесут вперёд ногами. И она делает всё, чтобы держать сына, дочь и невестку в покорности, чтобы не давать им вырасти. Старинные порядки и законы здесь только предлог, Кабаниху интересует не суть всех этих обрядов и этикета, а внешнее соблюдение правил, возможность контролировать других и унижение. Островский написал роскошный образ лицемерки, её очень весело играть, но не приведи Ктулху с таким человеком жить под одной крышей жить — загрызёт. Кабаниха требует почтения и уважения к себе, но… мы все помним, что уважение заслуживается поступками и никому не даётся просто так. Кто уважает Кабаниху? Другая лицемерка и богомолка Феклуша, от отношения купчихи зависит её комфорт и сытость. Ну а дети? Варвара мать едва выносит, Тихон мать боится, Катерина прямо говорит, что свекровь её заела. Чужой человек Кулигин сразу прикладывает ханжой и замечает, что домашних она поедом ест. Здесь, конечно, надо вспомнить, что фигура антагониста в системе образов — это всегда разговор о том, что автор не принимает и отвергает. В «Грозе» таких антагонистов двое: это купец-самодур Дикой (Некрасов потом отлично охарактеризует подобных персонажей словами «закон — моё желание, кулак — моя полиция) и Кабаниха. Кабаниха гораздо выпуклее и страшнее Дикого тем, что Дикой в силу своей социализации и воспитания проявляет свою агрессию открыто. Он ругатель, грубиян, не доплачивает своим работникам, но по Савёлу Прокофьевичу отлично видно, что он такое. Кабаниха же как истинная ханжа, лицемерка и тот ещё манипулятор прикрывается приличиями и заботой о своей семье, ведь как старшая она отвечает за духовный мир домочадцев, и благочестием. Она делает всё, чтобы в зародыше задавить саму возможность и появления у своих домашних воли, и бунта. Большущая ирония ситуации в том, и это уже давно общее место, что написанный монахом Сильвестром «Домострой» шестнадцатого века был как раз призван ограничить произвол отцов и дедов в семьях и защищал права жён и детей. Важная оговорка: по меркам шестнадцатого века и его социальных норм. И, как я уже говорила, «Гроза» — это история о том, как старая и новорожденная социальные нормы схлестнулись. Давайте посмотрим на сцену из второго действия, перед нами проводы Тихона: «Кабанов (подходя к матери). Прощайте, маменька! Кабанова (жестом показывает на землю). В ноги, в ноги! Кабанов кланяется в ноги, потом целуется с матерью. Прощайся с женою! Кабанов. Прощай, Катя! Катерина кидается ему на шею. Кабанова. Что на шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься! Он тебе муж — глава! Аль порядку не знаешь? В ноги кланяйся!» И чуть позднее, в седьмом явлении, что называется, Кабаниха всегда и везде найдет, до чего докопаться. «Кабанова. Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а тебе, видно, ничего. Катерина. Не к чему! Да и не умею. Что народ-то смешить! Кабанова. Хитрость-то не великая. Кабы любила, так бы выучилась. Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на словах-то только. Ну, я богу молиться пойду; не мешайте мне». Что здесь, да и вообще во всей речевой характеристике Кабанихи бросается в глаза: она существует на полюсе между елейной сиропностью, постоянным самоуничижением и крайней грубостью по отношению к тем, кого считает ниже и хуже себя. Но это если говорить о форме, давайте попытаемся вникнуть в суть происходящего. Если вдуматься, какова подоплёка воя на крыльце? Это фольклорное, магическое действие, ритуал, призванный отвести беду и смерть, потому что завывания хозяйки дома практически ничем не отличаются от причитаний по покойнику. Никто в Калинове не думает, с чего оно такое выросло, сказано выть — значит, надо выть. А ведь в шестнадцатом веке для неграмотных людей, которые отправляли своих мужей и сыновей в дорогу, это по крайней мере прагматически объяснимо. Во-первых, дорога место нечистое, за время пути может случиться всё, что угодно. Все эти легенды об убитых разбойниками оживших покойниках — они идут вот отсюда, из глубинного страха стёртых границ и вытесненного, но! Если обмануть судьбу и честно выть на крыльце два часа (крыльцо тоже нечистое место, место перехода), то можно обмануть судьбу, а муж вернётся из поездки живой, здоровый, избежит встречи что с лихими, что с государевыми людьми. Мифологическое мышление? Кто сказал «мифологическое мышление»? Кабанихе ничего из этого не важно, самая большая неприятность, которая может случиться с Тихоном — это пьянство и загул. Гораздо важнее Кабанихе заставить других делать так, как хочет она, и, жонглируя статусами старший-младший, сказать на законных основаниях и прикрываясь всё той же заботой гадость и сбросить в невестку и сына своё вечное недовольство. И если Тихон подчиняется, так как сломан и переломан маменькой вдоль и поперек, Варвара — юлит и выкручивается, то Катерина не понимает, зачем это нужно. Появление Кабанихи на сцене предваряет двойная характеристика: от Кулигина, которую я уже озвучила, и от странницы Феклуши. Это любимый приём Островского: столкнуть две противоположные точки зрения и предоставить зрителям самим выбирать, какая из них соответствует истине. Самое смешное, что ни Кулигин, ни Феклуша не врут, они просто исходят из разных ценностей и убеждений. Так вот, слова Феклуши: «Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живёте! И купечество всё народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростью и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлушко! За наше неоставление им ещё больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых» Возникает вопрос: а почему Кабаниха страшнее Дикого? Ну начнём с того, что Кабаниха — насильник, метящий на место самой обиженной и самой угнетённой жертвы на свете. Островский отлично, вот просто отлично использует приём саморазоблачительного монолога персонажа. А почему, кстати, монолога? Да потому что Кабаниха слушает только себя и токует, токует о своей несчастности. «Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала», «Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят», <..> «Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А, как ты думаешь?», <…> «Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, всё думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает. А, сохрани Господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну и пошёл разговор, что свекровь заела совсем». Заметим, что Кабаниха это всё вещает в общественном месте. Страшно представить, что Катерина выслушивает дома, наедине, за закрытыми дверями. Дикого гусар или Кудряш могут оборвать и обругать в ответ, а что ты сделаешь с этим потоком елея и самоуничижения? Ведь Кабаниха откровенно прибедняется, куда там древнерусским книжникам, но нет, она выдаёт речи в духе: «Горе мне, грешному, горе мне, окаянному», и как Иван Грозный со своим молитвенником, в котором были упомянуты все убитые и замученные по его приказу, продолжает ехать на чужой шее. Это пролезание в чужие границы без мыла. С Диким она, к слову, справляется на раз-два-три. Во-первых, Кабаниха не даёт на себя наезжать и повышать голос: «Ну и, значит, нечего разговаривать. Что я, под началом, что ль, у кого? Ты ещё что тут! Какого ещё тут чёрта водяного!..» Кабаниха превосходно видит его слабости и играет на них, как скрипач-виртуоз на своей скрипке. Вот эту сцену я приведу целиком: «Дикой. А коли я не хочу домой-то? Кабанов. Отчего же это, позволь тебя спросить? Дикой. А потому что у меня там война идёт. Кабанова. Да кому ж там воевать-то? Ведь ты один только там воин-то и есть. Дикой. Ну так что ж, что я воин? Ну, что ж из этого? Кабанова. Что? Ничего. А и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты всю жизнь с бабами. Вот что». Так приложить поехавшего автократа и деспота может только президент Тур… другой поехавший автократ и деспот, ещё напоследок сплясав по такой хрупкой мужественности записного скандалиста. При этом заметим, что у Кабанихи с Диким дивной жабогадючести отношения, Дикой будет просить Кабаниху «разговорить» его: «Разговори меня, чтобы у меня сердце прошло. Ты только одна во всём городе умеешь меня разговорить». Кабаниха всё знает о любимой тактике Дикого прежде довести себя до ручки, накрутить до невозможности, а потом бушевать: «Ты коли видишь, что просить у тебя чего-нибудь хотят, ты возьмёшь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что ты знаешь, что к тебе сердитому никто уж не пойдёт». Почему же Кабаниха ведёт себя так? Потому что свято уверена в своём праве владеть чужой жизнью и наказывать, потому что думаем, что у неё есть право судить других. И здесь я задам вопрос: а что же было в её юности, потому что самыми истовыми блюстителями морали класса «собака на сене» становятся те, кто много и со вкусом грешил. А ещё Дикой и Кабаниха благодаря своим деньгами и положению оказываются фактически хозяевами небольшого города Калинова. И вот эта ханжа, эта лицемерка, эта профессиональная страдалица, купеческая «яжемать» девятнадцатого века и святоша очень боится того, что её власть кончается, а время уходит. «Так-то вот старина-то и выводится». Ну а если подумать, то что хорошего было в старине? А вот это и было: рабство и бесправие одних — и полное всевластие других, прикрытое красивенькими традициями и духовностью. Моя подруга из Казахстана так шипит на тамошних националистов, которые, сидя в комфортных городских квартирах, очень любят повздыхать о прежних временах вольной степной жизни и о самых красивых казахских девушках, скромных, целомудренных, играющих на домбре…. А при этом подумать о том, как этих красавиц смертным боем били их мужья, о том, что они порой слепли от такого жестокого обращения — да вы чего! Но старина, как и патриархальная парадигма, хороша тем, что она чётко отвечает на вопрос: зачем ты живёшь? Мужчина в этом дискурсе живёт, чтобы завоёвывать и расширяться, а женщина — это такая зияющая пустота, которая должна быть наполнена либо мужчиной, либо ребенком от этого мужчины, чтобы детки слушались папу и приносили ему новые земли и завоевания ради внимания. И Катерина, которая просто хочет взаимности, которая смеет отстаивать себя и говорит свекрови «нет», и больше того, ловить за руку на вранье, Кабанихе хуже бельма на глазу и кости в горле. По сути, Кабаниха ничем не лучше Фамусова, не желающего принимать, что мир усложнился, отношения между людьми изменились, и молодежь, о ужас, смеет хотеть не статуса и плясок вокруг социальных плюшек, а чего-то другого. По сути, само наличие Катерины в этом мире ставит перед Кабанихой тот же вопрос, что и перед нашими скрепостными гомофобами существование четырех запрещённных букв: если вот это хорошо и нормально, получается, ненормальна я, и, стало быть, та, кого я гнобила столько времени, при первой же возможности мне отомстит и сожрёт меня? Ведь больше всего насильники боятся попасть на место жертвы. Больше всего Кабаниха боится того, что с ней за все её художества начнут поступать так, как она этого заслуживает, и к ней применят её же правила. Кабаниха, давайте честно, свою живую невестку, как и своих детей, не видит, а видит своё кривое и негодное отражение, которое она всеми силами стремится поглотить и уничтожить. Её до истерики пугает сама возможность, что кто-то может быть счастлив и жить по-другому. Суть этого монолога-прибеднения сводится к тому, что она бедная-несчастная, раньше было лучше, а теперь всё плохо, последние времена настали: «Хорошо ещё, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы. А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым людям… Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, да уж хоть то хорошо, что не увижу ничего». Но нет, Кабаниха загонит невестку в гроб, и не приходится сомневаться, что, как и положено приличному людоеду и столпу общества, ещё всех переживёт. И всё же нельзя постоянно наступать на людей и отнимать у них свободу, нельзя бесконечно превращать своих младших в контейнер для собственной ненависти, потому что рано или поздно заканчивается любое терпение и любая власть. Самый страшный бунт Кабанихе устроит невестка тогда, когда откажется жить по её правилам и в очередной раз разыгрывать спектакль о поруганных материнских чувствах. Устроит. Самым страшным и трагическим для себя образом.