переменная

— Вы со всеми преступниками так, Верховная Провидица? — Кафка жмурится, целуя голую коленку — оставляя яркое розовое пятно от помады — и ставит на бедро свой острый подбородок. Эта боль лишь едва отрезвляет. Фу Сюань опускает взгляд вниз с застывшим безразличием. Будто ей в самом деле плевать на то, как охотница за стеллароном смотрит на неё в ответ. Снизу-вверх. Это приятно. Из-за роста это случается не так часто, но сейчас Кафка на коленях. Перед ней. Со связанными руками и ногами. Достаточно простенько — встанет, если потребуется и освободится. Впрочем, Кафка из любого бы освободилась. Фу Сюань так кажется. Она ловкая, нашла бы возможность выбраться, если бы хотела. Главное отличие — ей не хочется. А Фу Сюань не планирует читать её мысли, используя огромную махину комиссии по предсказаниям. Сейчас все камерно, простенько и остро скручивается в животе, когда женщина смотрит так. Горячо и желанно. Она наслаждается. Для охотницы она слишком сильно наслаждается собственным положением. Или даже так не ощущает себя жертвой. Зачем бы — Кафка знает себе цену и знает, что всегда сможет перехватить управление. Но ей почему-то нравится на время отдавать контроль, как будто играется со своей целью. Ты позволяешь жертве почувствовать себя руководителем процесса, она потеряет бдительность и проще будет поймать. Слишком зазнается, веря в то, что провела опытного хищника. От этого просто интересней. Должно быть, веселее. Рушить чужую уверенность. Это ещё слаще, чем ощущать на корне языка первобытный страх. Теперь Кафка дает в руки Фу Сюань руководство, лишь чтобы после было приятней съесть.Уничтожить. Разложить на атомы и собрать обратно лишь своими пальцами, ловкими не только когда касается оружия. А может она представляет Фу Сюань оружием. Автоматом, который может собрать вслепую за несколько десятков секунд. Или пистолетом. Вставил магазин до щелчка, потом перезарядить и щелкнуть ещё раз. Если не заботится о своем оружие оно не будет стрелять или подведет тебя. Когда ты знаешь будущее, пуля не может пройти мимо. Она попадает ровно в сердце Фу Сюань, пробивает мышцу и кровь хлещет на пол. Фу Сюань коротко моргает. Кафка смотрит на неё с интересом, все ещё стоя на коленях и вновь целует. На бледной коленке появляется ещё один блестящий отпечаток. — Вы отвлеклись, — «выкает» привычно, почти ласково, но это лишь фасад. Фу Сюань больше не будет врезаться в него на всей скорости, разбивая себе лоб до крови. — Поделитесь, о чем думали или просто нравится то, что видите? Она тянет губы в ехидной улыбке и желание внутри почти физическое. Провидица поддается ему, опуская палец на губы Кафки, размазывает помаду по губам и щеке, будто в попытке стереть. Не получается. В самом деле не получается, только пачкается больше и снимать с охотницы линзы не решается. С ними её глаза выглядят пустыми. Хищными. Не такими искренними, как были тогда. — Нравится видеть тебя на коленях и связанную, — Фу Сюань качает головой, фыркая и ядовито цедит. — Жаль, рот не завязала. — Как бы я целовала вас с завязанным ртом? — совсем невинно интересуется Кафка в ответ, цепляя палец зубами. Оставляет неглубокую вмятину, вылизывает её. Пока кусается так, но Фу Сюань знает, что может до крови. Может вырвать ей голосовые связки зубами, разорвать и перекусить пополам. Ни в каком из вариантов будущего такое не происходило, но Фу Сюань предпочитала планировать чуть дальше, чем могла увидеть. — Неужели не придумала бы? — провидица фыркает, закатывая глаза и сдавливает пальцами острые скулы Кафки, вынуждая её посмотреть выше. Люди, когда так делают, обычно не улыбаются. Но Кафка не кажется человеком. Она хищно растягивает губы в улыбке, размазанная помада добавляет ей особого шарма и немного безумия в пустых зрачках. Отвечать вопросом на вопрос. Даже зная каков будет ответ. — Придумала, — Кафка улыбается хищно. — Мне нравится вас целовать. И целует в другую коленку, потираясь губами, размазывая помаду не только по своей коже, но и по фарфору бёдер. Неприятно давит подбородком, вынуждая раздвинуть ноги. Целует глубже, сильнее. До покрасневших кончиков ушей Фу Сюань. А руки у неё за спиной, связанные туго — почти до красных следов, стертых в кровь запястий. Скорее любовь к боли от затекших конечностей, чем от потери контроля. Кафка никогда не теряет контроль. Фу Сюань знает, что будет дальше. Что следом связанная будет она. У Кафки вязать получается намного лучше — провидица предпочитает наручники. Они блестят металлом, впиваются в нежную кожу, растирают и пахнет не то кровью, не то железом. Их щелкнул, закрыл. Все. Их, конечно, и снять проще — не ломая пальцы, а просто вскрыть замок. Кафке нравятся верёвки. Крепкие жгуты, которые максимум порвать или порезать. От них следы несколько другие. Тоже в кровь, но остаются ещё и тонкие отпечатки — незабываемый узор, долго стирающийся, горящий стертой кожей на этом месте. Фу Сюань их больше нравится под воду. Приятное жжение чем-то похоже на поцелуи Кафки и короткие укусы, когда она оттягивает нежную кожу. В том, как связывает Кафка, есть что-то от пауков. Фу Сюань ощущает себя бабочкой, случайно попавшей в сети и уже не пытается спастись. Бесполезно. — Тогда поцелуй меня. Кафка хмыкает оттого, какой командирский у Верховной Провидицы голос. Они обе знают, что это не показатель и не она здесь руководит. Фу Сюань нравится иногда оставить все на волю случая. — Разве я не… Она ехидничает, игриво облизывая губы и во рту остаётся горький привкус помады. — В губы.