переменная

Прошлое ускользало, изламывалось под весом необходимой информации, и она видела. Чуть больше, чем нужно. Она знает, что Кафка знает — это уже не предсказание, а личное предположение. Мурашки по спине. Когда касаются осторожно, все ещё в перчатках. И ведут выше, выводя какие-то незамысловатые рисунки. Затем подцепляют лямку. Она щелкает, оставляя на коже красную полоску. И шепчут на ухо. Наигранно ласково. Совсем не ласково стискивая за локоть, впиваясь пальцами до синяков. Обжигают ухо горячим дыханием. — Понравилось то, что видела? — Кафка прижимает к себе обманчиво нежно. Вжимается всем телом, всеми своими ремешками и напирает сверху, не давая уйти. Мнимая возможность. С Кафкой так всегда — она сплетена из противоречий и обмана. Её прошлое такое же. Неправильное. Оно переплетается паутиной, не знаешь даже, где правда, а где ложь. Будто половину своей сознательной жизни Кафка выдумала и все было совсем не так. Она помнит Кафку на каких-то камнях. Стояла, как-то неловко переставляя ноги, чтобы встать удобней и не поцарапаться, не свалиться вниз. Туда, где бушевало море. Оно поднималось огромными волнами, разбиваясь о камни и стирая их. И Кафка выглядела так, смотрела так, будто прибой смывает её кости вместе с камнями. Стесывает слой, оставляя лишь что-то слишком уязвимое, чтобы это воспоминание изменить или придумать. В самом деле оно выглядело таким же ненастоящим — симуляция моря, привкуса соленой воды на губах без помады и шелест волн. А запах — духи, в новенькой синей баночке. Запах моря, первого отпуска. Пляжа, который затянуло разлившимся морем, выходящим за свои берега и почти лижущим ноги. Кажется, ещё секунда — и волна обрушится на Кафку. Сметет её, заберёт с собой, стащив по камням. И она утонет. Может быть, чуть более счастливая и настоящая, чем была всегда. — Нет, — они обе знают, что Фу Сюань врет. Кафка знает, что она видела. И знает, что Фу Сюань потрясена такой стихией. Она знает — есть около шестидесяти пяти процентов на то, что Фу Сюань разлепит губы и попросит отвезти её туда. Но там больше нет камней и волн. Только длинный пирс в пустоту. Кафке не хочется быть морем, в котором Фу Сюань построит пирс. Она хочет снести её очередной волной, разодрать в клочья и сожрать.