Мемуары Нью-Йорка / New York Memoirs

Они поцеловались в тускло освещенном коридоре. Пламенная похоть, которая долгое время находилась в спячке, сразу же разгорелась. Чэн Цзинсэнь положил одну руку на затылок Инь Ханя, а другой накрыл татуировку на шее. Потеряв счет времени, они сплетались губами и языками, пока их нижние части тела полностью не затвердели. В коридоре не чувствовалось сквозняка, но в ранние утренние часы холод начал медленно проникать через вентиляцию. На Инь Хане был только тонкий слой одежды, но жар от тела Чэн Цзинсэня окутал его. В конце поцелуя Инь Хань протянул руку и схватил мужчину за плечо, прошептав: – Шон, я хочу... Это был первый раз, когда он проявил инициативу и попросил о любви. Его бросало то в жар, то в холод, словно он был под действием какого-то наркотика. Чэн Цзинсэнь поднял его и, сделав несколько шагов, посадил на стоящую рядом декоративную стойку. – Не здесь... – Инь Хань пришел в себя и внезапно начал вырываться. Чэн Цзинсэнь протянул руку и прижал его к стене: – Не двигайся, полка не такая прочная. Он опустил голову и начал кусать татуировку. Инь Хань почувствовал боль и поднял голову, чувствуя себя слишком смущенным, чтобы заниматься подобными вещами в коридоре полном камер. Однако Чэн Цзинсэнь именно этого и добивался. Пока он целовал чувствительную шею, то с легкостью манипулировал членом Инь Ханя. Небольшое чувство стыда Инь Ханя было быстро вытеснено нахлынувшим желанием. В тот момент, когда Чэн Цзинсэнь опустил голову, Инь Хань сначала вздрогнул от неожиданности, а потом застонал. Он не знал, был ли это первый раз, когда Чэн Цзинсэнь делал нечто подобное для других. Он мог лишь смутно догадываться. У него не было времени основательно подумать об этом, пламенное желание быстро поднялось от нижней части его тела и мгновенно пробудило все его чувства. Инь Хань чувствовал, что Чэн Цзинсэнь был слишком устрашающим. Даже несмотря на то, что Чэн Цзинсэнь знал о его происхождении, он продолжал держать его рядом с собой, словно ничего не произошло. Он всегда хорошо обращался с ним там, где это не имело никакого смысла, позволял ему отведать сладости и попирал его достоинство, когда тот был абсолютно к этому не готов. Стоило Инь Ханю хоть немного уступить, как Чэн Цзинсэнь сразу же становился нежным и уговаривал его, словно питал к нему слабость. Инь Хань посмотрел вниз на свои гениталии, входящие и выходящие изо рта мужчины, и почувствовал головокружение. Его руки даже не могли удержаться за деревянную полку под собой. Все его тело обмякло, словно текущая вода. Если бы Чэн Цзинсэнь не придерживал его за талию, чтобы удержать на стойке, то он бы уже соскользнул в его объятия. Удовольствие было слишком сильным. Инь Хань услышал собственные стоны, эхом отдающиеся в пустом коридоре. Перед самой кульминацией вспышка света промелькнула в его глазах, прежде чем полностью раствориться в темноте. На грани потери сознания он изо всех сил твердил себе: «Не думай о том, чтобы быть волком, сначала научись быть собакой». По дороге обратно в комнату Чэн Цзинсэнь нес его на руках и, казалось бы, ненамеренно произнес: – Ты перевелся всего полмесяца назад, но уже успел завести несколько друзей. Находясь в его объятиях, Инь Хань чувствовал себя без сил, но его разум был очень ясен. Он понял, что за его мобильным телефоном следили. Чэн Цзинсэнь видел все сообщения, которые прислала ему Мелисса за последние несколько недель. Внезапно он почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Оказалось, Чэн Цзинсэнь контролировал каждый его поступок. Чэн Цзинсэнь был подобен бездонному озеру. За спокойной поверхностью невозможно увидеть бурлящее течение под водой. Инь Хань втайне посмеивался над собой за то, что был слишком незрелым, думая, что им удалось поладить в последние дни и у Чэн Цзинсэня появилось хоть немного привязанности. – Я закончу школу через год, давай поговорим об этом позже. Чэн Цзинсэнь обнял его крепче и прошел в кабинет в самой дальней части апартаментов. Инь Ханя посадили на офисный стул. Мужчина включил один из компьютеров и протянул руку, чтобы просканировать отпечатки пальцев для активации. Разблокированный экран постепенно засветился, отображая несколько изображений с камер наблюдения. Инь Хань замер. Сначала он увидел себя возле номера Чэн Цзинсэня, а затем увидел сцену, когда они занимались любовью в коридоре. Его стоны немедленно разнеслись по кабинету. Инь Хань отвел взгляд от экрана, чувствуя себя не в своей тарелке. Чэн Цзинсэнь схватил его за лицо и заставил посмотреть прямо на видеоизображение. – Кричи так в будущем, хорошо? – Он прибавил громкости и улыбнулся. Инь Ханю негде было спрятаться, и он сжал руки в рукавах: – Господин Чэн, отпустите меня. – Отныне стони так, ты понимаешь? – снова сказал Чэн Цзинсэнь, крепко сжав его щеки. Инь Хань стиснул зубы и был вынужден ответить: – Да. Чэн Цзинсэнь обхватил щеки Инь Ханя и спокойно погладил его по голове другой рукой: – Сяо Хань, почему ты делаешь вид, что не хочешь? Разве это не у тебя недавно была бессонница? Стоя так долго у двери, ты наверняка слышал, что за ней происходило? Инь Хань ничего не говорил, его барабанные перепонки были заполнены его собственными стонами, точно такими же, как женские крики, которые он слышал, стоя за дверью номера. Он почувствовал себя дешевкой. – Было довольно много одноклассниц, которые тебе писали, но ты ответил только Мелиссе. Она тебе нравится? – добавил Чэн Цзинсэнь. Инь Хань хранил молчание. Его больно ущипнули за щеку. Чэн Цзинсэнь внезапно увеличил изображение на экране наблюдения. Изображение молодого человека на видео открылось на весь экран: его рубашка была снята, обнаженные плечи слегка дрожали, а гениталии были возбуждены и полны мокрых пятен. Все его тело было окрашено странным холодным и интенсивным цветом, как будто в следующую секунду он мог провалиться во тьму. – Если ты хочешь переспать с женщиной, я могу устроить это для тебя прямо сейчас. Хочешь попробовать? – с улыбкой спросил Чэн Цзинсэнь. Стоило Инь Ханю увидеть себя обнаженным на экране, в голове у него помутилось, и он хрипло ответил: – Господин Чэн, я ответил на ее сообщение... не потому, что она мне нравится... На этот раз была очередь Чэн Цзинсэня хранить молчание, ожидая признания Инь Ханя. Тревожная тишина усилила ужас невесомости, предшествующей резкому падению. – Поскольку ее брат работает в полицейском управлении Коннектикута, я подумал, что она может быть полезна мне в будущем, – медленно признался Инь Хань. Чэн Цзинсэнь убрал руки от его лица и внезапно опустил голову. Инь Хань не собирался сопротивляться, но рефлексы молодого тела были слишком острыми. В тот момент, когда Чэн Цзинсэнь протянул руку, чтобы прижать его, он внезапно повернул голову и схватил Чэн Цзинсэня за руку. Однако мужчина яростно вывернул руку и заломил его запястье за спину. Затем он схватил его за голову и резко ударил об стол. В ушах Инь Ханя послышался звон, а перед глазами все помутнело. Запястье пронзила острая боль. В конце концов Чэн Цзинсэнь прижал его к столу так, что он не мог пошевелиться. – Тебе всего семнадцать, Инь Хань... – Мужчина снисходительно посмотрел на него со вздохом. – А ты уже так хорошо все планируешь. Это действительно впечатляет. Вот только, если я буду держать тебя рядом, не напрошусь ли я на неприятности, воспитывая тигра? Инь Хань плотно сжал губы, его черные волосы свисали вниз, прикрывая тревожно мерцающие глаза. Оказалось, что быть собакой не так-то просто.

***

Лицо Инь Ханя было прижато к холодному столу, а стоны из компьютерных динамиков пронзали его барабанные перепонки. В темноте незрелый голос подростка был особенно привлекательным. Наконец он сказал что-то, что немного удивило Чэн Цзинсэня: – Шон, дай мне встать. Я хочу закончить просмотр. «Просишь посмотреть видео с камер наблюдения и увидеть кульминацию?» – подумал Чэн Цзинсэнь и улыбнулся, чувствуя себя немного заинтересованным. Он наконец отпустил его. Инь Хань медленно поднял голову, достал резинку из кармана пижамы и небрежно перевязал свои растрепанные волосы, а затем свернулся калачиком в офисном кресле и продолжил смотреть видео. Ночь обещала быть долгой. Согласно предпочтениям Чэн Цзинсэня перед сном Инь Хань всегда раздевался и спал в объятиях мужчины полностью обнаженным. Поначалу он думал, что ему будет трудно заснуть, но как только Чэн Цзинсэнь обнимал его, то он опирался на сильную руку и быстро проваливался в сон. Содержание видео начало проигрываться снова и снова, отпечатываясь в глубинах его сознания. Инь Хань не мог избавиться от оков этого кошмара, и все начало сливаться с реальностью. Облокотившись на стол, Чэн Цзинсэнь закурил сигарету и стал неторопливо наблюдать, как выражение глаз Инь Ханя постоянно меняется перед экраном. Инь Хань не мог издать ни звука и тайком крепко сжал себя обеими руками. Когда видео закончилось, лицо его было невероятно бледным, но в уголках глаз виднелись красные пятна, словно он сдерживался до последнего. Чэн Цзинсэнь нажал на паузу и поднял челюсть Инь Ханя так, чтобы его лицо было обращено к нему. – Больше так не делай, понял? – Его голос был хриплым, но в нем не было и следа гнева, только всепрощающая нежность. Инь Хань даже не был уверен в том, что вся эта сцена не была сном. Лицо Чэн Цзинсэня было необычайно ясным, а его красивые и глубокие черты лица обладали душераздирающей красотой в темную ночь. – В следующий раз, если захочешь связаться с маленькой девочкой, просто скажи мне. Я найду тебе нескольких, которые позаботятся о том, чтобы тебе было хорошо. А если ты хочешь трахнуть меня... – Он со слабой улыбкой покусывал зубами сигарету, которая вот-вот должна была догореть. – Я прямо перед тобой. Жду в любое время. Он снял пальто и накинул его на плечи Инь Ханя, спросив: – Я отнесу тебя обратно в спальню? – Я могу пойти сам, – покачал головой Инь Хань. Как только он встал, у него закружилась голова, и он упал. Чэн Цзинсэнь увидел это и быстро подошел, чтобы взять его на руки. – Низкий уровень сахара в крови? – Мужчина крепко обнял его, выражение его лица стало мрачным. Инь Хань хотел сказать, что все в порядке, но потом передумал. Вне зависимости от того, была ли забота Чэн Цзинсэня искренней или нет, поскольку он хотел быть собакой, он должен научиться становиться на колени и время от времени лизать своего хозяина, чтобы показать свое послушание. Поэтому он признал свою слабость: – Я съел только половину салата на ужин. – Что ты хочешь съесть? – Чэн Цзинсэнь сменил положение. – Я попрошу портье принести еду прямо сюда. Ресторан отеля-казино был открыт круглосуточно, здесь также подавали блюда западной кухни. Инь Хань мог просить что угодно. Однако молодой человек в его объятиях сказал: – Я просто выпью немного молока. Чэн Цзинсэнь положил его на кровать. Затем повернулся и достал бутылку свежего молока из маленького холодильника. Он открутил крышку и протянул бутылку Инь Ханю. Инь Хань сидел на краю кровати и молча попивал молоко с послушным видом. – На вечеринке было много еды. Почему ты не вышел, чтобы поесть? – спросил его Чэн Цзинсэнь. В уголках рта Инь Ханя остались следы от молока. Он на мгновение заколебался и сказал: – Не хотел тебя видеть. Он был откровенен в отношении правды, но как только он произнес ее, добавилось и чувство привязанности. Одно от другого было уже не отличить. Чэн Цзинсэнь был застигнут врасплох, словно его втайне ударили ножом прямо в сердце. Инь Хань поставил пустую стеклянную бутылку и спросил Чэн Цзинсэня: – Может, пойдем спать? Затем он начал раздеваться перед Чэн Цзинсэнем. У мужчины была привычка просить его спать обнаженным рядом с ним, говоря, что его гладкое и прохладное тело удобнее держать. Наконец Инь Хань снял нижнее белье и забрался под одеяло. Другая сторона кровати слегка прогнулась. Чэн Цзинсэнь тоже лег и протянул руку, чтобы обнять его.