Мемуары Нью-Йорка / New York Memoirs

Внезапно Инь Хань укусил Чэн Цзинсэня за палец и провел по нему кончиком своего влажного языка, тем самым застигнув мужчину врасплох. В этот момент в конференции финансовый управляющий запрашивал квоту кредита для нескольких ВИП-клиентов. Инь Хань взял на себя инициативу, зажал руку Чэн Цзинсэня между коленями и начал медленно тереть о свой член. За последние полмесяца это былая первая ночь, когда его не накачивали наркотиками. Он знал, что должен что-то сделать, чтобы доказать Чэн Цзинсэню, что с ясным сознанием он может быть более сексуальным и обольстительным, чем тот представлял. Инь Хань знал, что он еще молод и что временный прием наркотиков не причинит сильного вреда организму. Но в долгосрочной перспективе, если Чэн Цзинсэню действительно понравится, как постепенно угасает его разум, у него может появиться зависимость. Кончик его языка медленно двинулся вверх, проглатывая весь палец. Его глаза феникса со слегка приподнятыми уголками скользнули по телу мужчины, затем он потянул Чэн Цзинсэня за руку, чтобы заставить его сесть. Комната была наполнена приглушенным светом. На Инь Хане была только белая футболка, волосы были распущены. Он встал коленями на письменный стол и, схватив Чэн Цзинсэня, наклонился к его уху: – Шон... собрание такое скучное. Позволь мне составить тебе компанию, чтобы скоротать время. Чэн Цзинсэнь склонился над ним, глядя на него сверху вниз, но ответил не сразу. Инь Хань повернул голову и начал нежно лизать шрам на шее мужчины, одновременно пытаясь расстегнуть его ремень. Старая рана затянулась и превратилась в отвратительный шрам. Боли больше не было. Но поцелуй молодого человека, казалось, пробудил глубоко похороненные воспоминания. Глаза Чэн Цзинсэня потемнели. Неопытному мальчишке в его объятиях удалось пробудить скрытое желание. Наконец Чэн Цзинсэнь поднял руку, приглашая Инь Хань сесть в большое кожаное кресло. Он просунул другую руку под одежду Инь Ханя и начал ласкать его гладкую и упругую спину. Встреча все еще продолжалась. Чэн Цзинсэнь позволял Инь Ханю расстегивать пуговицы на его рубашке одну за другой, в то время как сам разговаривал с начальником отдела маркетинга. – Для нерезидентов казино мы предоставляем только денежные коды. Игорное агентство может брать один или два пункта комиссионных. Просто передай им инструкции. Инь Хань в его объятиях тихо поддразнивал: – Шон, все они только и говорят, что ты хорош в постели, но кто-нибудь хоть раз говорил тебе, что ты красивый? Уголки губ Чэн Цзинсэня приподнялись, он крепко обнял молодого человека и прижался к его уху: – Малыш, что ты пытаешься доказать? Что ты делаешь меня счастливее без наркотиков? Ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел... Это правда, что он унизил его, но также верно и то, что он им очень дорожил. Чэн Цзинсэнь знал, что Инь Хань был в его объятиях всего лишь временно, но все равно был готов к тому, чтобы тот его использовал. Уши Инь Ханя покраснели, а сердце забилось намного быстрее. Когда все пуговицы были расстегнуты, его пальцы коснулись сильных грудных мышц и живота Чэн Цзинсэня. Температура тела мужчины была нормальной, но он чувствовал жжение в ладонях. В последние десять дней Инь Хань и Чэн Цзинсэнь одновременно и тянулись друг к другу, и боролись друг с другом. Чэн Цзинсэнь был спокоен в хаосе, но Инь Хань падал все глубже и глубже. Он подумал, что это может быть стокгольмский синдром. В дополнение к ненависти, его чувства к Чэн Цзинсэню были довольно неоднозначными. Хоть он и знал, что его преданность была просто игрой, каким-то образом у него была иллюзия, что игра была реальной. Онлайн-встреча продолжалась позади него. Его окружали шумные голоса, но он чувствовал желание быть честным. – Шон, ты такой сексуальный. У меня встал, когда я расстегнул твою рубашку. Я хочу трахнуть тебя... хочу, чтобы ты меня трахнул... – пробормотал он низким голосом. Он показал свои острые клыки и опустил голову, чтобы продолжить облизывать и покусывать шею. Чэн Цзинсэнь запустил руку в волосы, его дыхание стало учащенным. Он редко поддавался искушению заглотнуть наживку, но Инь Хань сумел его завлечь. В то время как его захлестнуло море желания, ни с того ни с сего он смутно вспомнил, как Чан Юй ругалась в тени небольшого здания: «Он никогда в тебя не влюбится». Прежде чем он смог крепко ухватить черные как смоль волосы, Инь Хань выскользнул из его объятий и опустился на колени перед креслом, чтобы сделать ему минет. Рубашка Чэн Цзинсэня была полностью расстегнута. На груди, талии и животе виднелись следы зубов Инь Ханя. Чэн Цзинсэнь вышел из конференции. Он знал, что если они продолжат, то даже без камеры, другие точно заметят в нем перемену. Оставшаяся одежда на теле Инь Ханя была сорвана. Его руки были связаны за спиной. Все его тело было прислонено к кожаному креслу, и огромный член полностью проник в его горло. Сегодня вечером Чэн Цзинсэнь вряд ли заставлял его что-либо делать, вместо этого была какая-то уступчивость, которая позволяла ему мучить его. Тихая комната для занятий наполнилась непристойными влажными звуками и невыносимыми рыданиями молодого человека. Дыхание Чэн Цзинсэня становилось все более тяжелым. Внезапно он поднял Инь Ханя с кресла, крепко сжимая его в своих объятиях. Он сорвал путы с запястий и сказал хриплым голосом: – Используй свои руки. Затем без каких-либо объяснений он поцеловал его. Поцелуй был глубоким и настойчивым, их рты соприкоснулись со своего рода страстным и почти отчаянным вожделением. Они были поглощены и переплелись друг с другом, отказываясь легко отпускать и падая в одну и ту же пропасть. Инь Хань задрожал от поцелуя, протянув дрожащие руки, чтобы коснуться твердого и горячего члена. Чэн Цзинсэнь также держал его член, страстно целуя. В конце концов эти двое кончили друг другу в руки почти одновременно. Когда Чэн Цзинсэнь уже собирался заснуть, молодой человек в его объятиях внезапно тихо спросил: – Шон, ты доволен сегодняшним вечером? Сначала Чэн Цзинсэнь ничего не говорил. Затем он погладил Инь Ханя по голове: – Скажи мне, какую награду ты хочешь? Инь Хань осторожно спросил: – Позволь мне ходить в Метрополитен-музей раз в неделю. Чэн Цзинсэнь глубоко вздохнул и сжал челюсть: – Инь Хань, большинство людей, с которыми я спал, просили у меня денег, а ты просто хочешь сходить в музей... если все это часть твоего плана, то ты произвел на меня впечатление. Инь Хань посмотрел на него снизу-вверх со спокойным выражением лица: – Мне нравится Сарджент¹, и я хочу увидеть его картины. В темноте Чэн Цзинсэнь крепко сжал щеки, Инь Хань поджал губы, ожидая его ответа. Наконец Чэн Цзинсэнь ответил: – Хорошо, но только не дольше трех часов за раз. И тебя будет возить водитель. *** Инь Хань не ожидал, что в таком огромном городе, как Нью-Йорк, он встретит Линь Хушаня именно в музее. Фонтан желаний разделял его и доктора Линь. Вокруг было много туристов, а на дне фонтана лежало бесчисленное количество двадцатипятицентовых монет, отбрасывающих слабые и беспорядочные блики на солнце после снега. Инь Хань кивнул Линь Хушаню, развернулся и хотел уйти. Линь Хушань крикнул, чтобы остановить его: – Ты сейчас свободен? Давай выпьем по чашечке кофе? К счастью, Инь Хань уже закончил смотреть шедевр Сарджента «Сестры Уиндхэм». У него оставался еще час, прежде чем водитель приедет забрать его. У него не было причин отказываться, а Линь Хушань уже подошел к нему: – В американском крыле есть довольно неплохое кафе. Почему бы нам не пойти и не присесть? Возможно, это было потому, что Линь Хушань говорил с ним по-китайски. Стоило Инь Ханю услышать родную речь, как он невольно почувствовал себя лучше. Инь Хань согласился и последовал за Линь Хушанем обратно в южную часть музея. Сейчас была только вторая неделя нового года, к тому же будний день. В кофейне было не так много посетителей. Они вдвоем сели рядом со статуей. Линь Хушань заказал бутылку газированной воды, а Инь Хань – стакан лимонада. Ни один из них не пил кофе. Вначале молчание было немного неловким, но Линь Хушань решил первым его нарушить: – Ты пришел в музей один? Инь Хань решительно сказал: – Господин Чэн разрешил мне приходить раз в неделю. Водитель заедет за мной позже. Линь Хушань помолчал несколько секунд, затем открутил крышку пластиковой бутылки, которую держал в руке: – Я знаю А’Сэня тринадцать лет. Инь Хань не ответил, ожидая, пока Линь Хушань раскроет свои намерения. – Мы познакомились в китайской школе в Чайнатауне. В то время я только иммигрировал со своими родителями, и мой английский был не очень хорош. Чэн Цзинсэнь вырос в Соединенных Штатах. Хоть он и учился в китайской школе, но не очень хорошо знал китайский. В нашем классе была маленькая девочка по имени Салли, она была смешанной расы и очень хорошенькая. Я влюбился в нее с первого взгляда. Договорив, Линь Хушань улыбнулся и посмотрел на Инь Ханя. Инь Хань приподнял брови, но на его красивом лице ничего не изменилось: – К сожалению, человеку, который тебе нравился, понравился Шон? Линь Хушань и Чэн Цзинсэнь были ровесниками, старше Инь Ханя больше чем на десять лет. В глубине души Линь Хушань изначально относился к Инь Ханю как к ребенку. Но когда он увидел его сегодня, как тот сидит напротив него, одетый в толстовку с капюшоном, как и любой другой старшеклассник, то разглядел и непостижимую глубину в выражении лица парня. – В то время я был молод и энергичен, и я был без ума от любви. Поэтому я пошел драться с Чэн Цзинсэнем. Линь Хушань долгое время не говорил о прошлом. И теперь, рассказав об этом, он не смог удержаться от вздоха. Инь Хань не знал, к чему в конечном итоге приведет эта история. Он даже не мог понять, почему Линь Хушань пригласил его выпить кофе, поэтому решил промолчать. – Чэн Цзинсэнь просто проигнорировал меня. Помню, как остановил его на лестнице, чтобы подраться с ним, но он попытался обойти меня. Я подумал, он испугался, поэтому схватил его за одежду, но случайно приподнял ее и увидел рану у него на спине. И в ту же секунду у меня пропало мужество бороться с ним. Инь Хань вспомнил свой шок, когда впервые увидел шрамы на спине Чэн Цзинсэня. Тринадцать лет назад Чэн Цзинсэню было всего шестнадцать лет. Достойный наследник китайского гангстера. Кто мог оставить ему такие травмы? Его взгляд переместился со стакана с ломтиком свежего лимона на лицо Линь Хушаня. Доктор Линь тоже посмотрел на него. – Инь Хань, если я скажу, что у меня есть способ увезти тебя от А’Сэня, ты согласишься? Голос Линь Хушаня был очень нежным. Возможно, по профессиональным соображениям, его манера говорить была очень убедительной, когда он серьезно разговаривал с другими. Внезапно в уголках губ Инь Ханя появилась улыбка: – Доктор Линь тоже влюблен в меня? Он отмахнулся от серьезности собеседника шуткой. Глаза Линь Хушаня потемнели: Чэн Цзинсэнь не солгал ему в ту ночь, парень остался добровольно. Внешность Инь Ханя, сидевшего напротив него в этот момент, совершенно отличалась от того образа плененного маленького возлюбленного, которого он видел на вилле на Лонг-Айленде. Инь Хань был одет в черную толстовку с капюшоном, застиранные белые джинсы и коричневые ботинки, руки он держал в карманах... Он был похож на красивого юношу с шипами по всему телу, из-за чего люди не осмеливались приблизиться к нему. Линь Хушань был застигнут врасплох, почувствовав, что молодой человек, сидевший перед ним, кого-то ему напоминал. Затем он быстро вспомнил кого. Чэн Цзинсэнь, которого он встретил более десяти лет назад, казалось, был таким же.