Мемуары Нью-Йорка / New York Memoirs

Его окружала обширная и далеко простирающаяся живописная картина. Комната была наполнена цветами и искусно настроенным проектором, который превратил всю комнату в сцену из шедевра Сарджента «Гвоздика, лилия, лилия, роза¹». Первоначально оформленный в европейском стиле люкс исчез. Окруженная огромным морем цветов и украшенная фонариками, туманная и волнующая сцена детства была яркой. Среди цветов дул легкий ветерок, и время от времени раздавался детский смех. Все вокруг него, казалось, ожило, окружая и погружая в себя его тело и разум. Чэн Цзинсэнь легко положил его рядом с большим букетом лилий и прошептал: – Я догадался, что это одна из твоих любимых картин. С днем рождения. Взгляд Инь Ханя медленно скользил по букетам цветов, фонарикам и светлячкам. В этот момент он подумал о взгляде, которым на него смотрел Си Юань сегодня утром на парковке. Он вдруг почувствовал одышку, и на него неожиданно нахлынули эмоции. Многие слова застревали в горле. У него пересохло во рту, и стало трудно глотать. Пожалуйста, не будь со мной так мил... В его сердце звучал голос, который разрастался слой за слоем. Взгляды прохожих, разбитый экран мобильного телефона и груды цветов, – все это не давало ему покоя. Он начал догадываться о многих причинах произошедшего. Например, покушение на убийство в Филадельфии прошлой ночью; Чэн Цзинсэнь, настаивающий на возвращении в Коннектикут сегодня, несмотря на советы других; спортивный автомобиль, цветы в воздухе и украшенный люкс. Все было организовано и проверено кем-то другим. Деньги, возможно, ничего не значат для этого человека, но время и мысли – это роскошь, которую он никогда не дарил другим. Только из-за слов Инь Ханя: «Не мог бы ты быть милым со мной в мой день рождения», Чэн Цзинсэнь отложил в сторону важные дела, которые необходимо было решить, и провел этот день рождения с ним. Инь Хань схватил мужчину, который собирался встать, и прошептал: – Не заказывай доставку еды. Я не голоден. Чэн Цзинсэнь даже не успел ответить, его уже крепко притянули и яростно поцеловали. В нетерпении Инь Хань подтолкнул его к креслу, начал мять и исследовать его губы и зубы, пытаясь любым способом привлечь его внимание. После недолгого удивления Чэн Цзинсэнь заключил молодого человека в объятия и крепко поцеловал, поглаживая по спине, пытаясь заставить расслабиться. Однако Инь Хань проявлял редкую настойчивость, как будто хотел доказать самому себе, что отношения между ними были не более чем физическими. Чтобы принять меры, он уже начал расстегивать рубашку Чэн Цзинсэня. Этот человек все понимал и в конце концов смог удержать его. – Еще нет и шести. – Чэн Цзинсэнь поднял часы «Jaeger-LeCoultre» на своем запястье и показал ему время. – Ты уверен, что хочешь этого прямо сейчас? Инь Хань посмотрел на него, и в его черных глазах замерцали звезды: – Я проявил инициативу, тебе не понравилось? Уголки его глаз начали светлеть. Чэн Цзинсэнь опустил глаза и ущипнул его за щеку: – Я всю ночь бегал по улицам, дай мне хотя бы принять душ. Инь Хань не позволил ему встать, обнял за плечи и сказал: – Тогда я приму душ вместе с тобой. Глаза Чэн Цзинсэня наконец остановились на его розовых губах: – Малыш, не волнуйся, у нас полно времени. После этого Чэн Цзинсэнь потерся своими тонкими губами об ухо Инь Ханя. Он поднял его, прошел через море цветов и доставил в душевую в ванной комнате. Как только Инь Хань встал на ноги, сильное тело прижало его к прозрачной стеклянной стене. Мужчина опустил голову и лизнул мочку его уха, одновременно снимая галстук с шеи. Раздался сексуальный и опасный голос: – Если я снова поймаю тебя на том, что ты покупаешь вино для других и открываешь декольте, чтобы соблазнить их, я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь встать с постели. Запястья Инь Ханя были связаны галстуком, а затем туго привязаны к трубе, подсоединенной к душевой кабине. Теперь он не сможет сопротивляться. Брызги воды хлынули вниз, и он тихо вскрикнул от удивления. Последний дрожащий звук был поглощен глубоким поцелуем мужчины. Поток воды обрушился на них. Несмотря на то, что они все еще были в одежде, огненная похоть разгоралась все сильнее и сильнее. Чэн Цзинсэнь стянул с Инь Ханя белую рубашку, затем опустил голову, чтобы пососать красноватые соски. Он несколько раз посасывал и облизывал их своим влажным языком, пока два соска не воспалились и не встали торчком. Все тело Инь Ханя ослабло, и он соскользнул вниз, как вода. Чэн Цзинсэнь схватил его за мягкую талию. Другая рука мужчины скользнула ему между ног и умело помяла две круглые и тугие ягодицы. Чэн Цзинсэнь почувствовал, как стонет и извивается молодой человек в его объятиях, реагируя на его прикосновения, как водяная змея. Его нижняя часть затвердела от такого соблазнительного вида Инь Ханя. Он стянул с Инь Ханя штаны и прижал два пальца ко входу в тугую дырочку. Инь Хань тренировался у Чэн Цзинсэня в течение месяца, и его тело уже было чрезвычайно чувствительным. Внезапно мужчина остановился и тихо спросил его: – Ты хочешь этого? Инь Хань слегка задрожал в его объятиях и сказал: – Да. Я хочу этого. Рука Чэн Цзинсэня поглаживала взад и вперед его ягодицы, а глаза блуждали по гладкому обнаженному телу: – Чего именно ты хочешь... хм? Инь Хань с трудом мог произносить полные предложения. Огромная пустота в его теле ждала, чтобы ее заполнили. Он слегка терся о трубу с горячей водой, приговаривая: – Хочу... чтобы ты трахнул меня... Чэн Цзинсэнь выключил душ и повернул его спиной. Он уже насквозь промок. Он раздвинул ягодицы обеими руками и согнулся на коленях. Его язычок умело проник в попку и начал вылизывать внутренние стенки. Удовольствие нахлынуло волной, охватив молодого человека в одно мгновение. Инь Хань тяжело дышал, и сильное чувство стыда затопило его разум: – Не надо... Шон, не лижи там... Но его тело приветствовало мужской язык, пытаясь получить больше удовлетворения. Закрытая душевая комната быстро наполнилась звуком льющейся воды и стонами. Чэн Цзинсэнь продолжал облизывать его вход, одновременно держа его эрегированный пенис. Двойная стимуляция спереди и сзади заставила Инь Ханя вскрикнуть, и только галстук, стягивавший его запястья, удерживал его от того, чтобы соскользнуть на пол. Длинный и гибкий язык мужчины облизал его так, что его задняя дырочка стала красной и мягкой. Его пальцы на ногах подогнулись, и он захныкал и взмолился о пощаде: – Шон... Развяжи меня... Мне так неудобно... Чэн Цзинсэнь уткнулся головой между ягодиц, словно разочарованный; его язык продолжал облизывать дырочку и увлажнять плотно сомкнутую нежную плоть. Инь Хань схватился за галстук, его ноги задрожали, и он не смог сдержать безудержного крика. Когда палец мужчины проник в его отверстие и медленно протолкнулся внутрь, то место, которое никогда раньше не использовалось, наконец мало-помалу наполнилось покалывающими уколами удовольствия. Чэн Цзинсэнь встал и заключил его в объятия, поцеловав его красивый затылок: – Малыш, у тебя уже мокрый зад, а я еще ничего толком не сделал. Почему ты такой непристойный? Инь Хань рыдал, не в силах вымолвить ни слова. Мужчина держал в руках его гениталии, чередуя ритм с быстрого на медленный, но он не отпускал его. Он смягчил свой голос и взмолился: – Шон... пожалуйста, отпусти меня... пожалуйста... Чэн Цзинсэнь терпеливо тренировал его больше месяца, разрушая его разум и манипулируя его телом, даже показывая ему любовь в смутной иллюзии и даря ему сладость баловства. Когда Инь Хань оказывался на кровати, то вообще не имел сил сопротивляться. Он был просто игрушкой в его власти, и каждая реакция его тела была под контролем Чэн Цзинсэня. Чэн Цзинсэнь был удовлетворен его реакцией на данный момент и спросил с легкой улыбкой: – Ты хочешь большего? Инь Хань ощутил, как его чувство стыда разбилось вдребезги. В этот момент он мог только послушно кивнуть: – Я хочу... хочу... Чэн Цзинсэнь наконец освободил его от металлической трубы. Инь Хань тут же без сил соскользнул вниз, но Чэн Цзинсэнь схватил его и понес на руках. Проходя мимо полки, Чэн Цзинсэнь схватил большое банное полотенце и завернул в него Инь Ханя, а затем бросил его на кровать. Раньше обращение Чэн Цзинсэня в постели было в основном злым и распутным, но сегодня вечером он проявил исключительную нежность. Несмотря на то, что Инь Хань старался игнорировать привязанность, выходящую за рамки секса, он все равно чувствовал, что Чэн Цзинсэнь предпочитает долгие глубокие поцелуи и обширные ласки – впервые мужчина проявил беспрецедентное терпение.