Мемуары Нью-Йорка / New York Memoirs

В конце марта начались весенние каникулы и Инь Хань вернулся на Лонг-Айленд. Снег на Восточном побережье растаял, и воздух был наполнен ароматами ранней весны. Совсем недавно под руководством Чэн Цзинсэня Инь Хань получил водительские права. Казино находилось менее чем в двух часах езды от Лонг-Айленда. Чэн Цзинсэнь не стал вызывать водителя и дал Инь Ханю мерседес, на котором обычно ездил сам. Проезжая мимо остановки для отдыха, Инь Хань вышел, чтобы купить кофе и освежиться. Когда он вышел из магазина со стаканом американо и пакетом круассанов, Чэн Цзинсэнь стоял, прислонившись к машине, и курил. Инь Хань сразу же забрался в машину и сел на водительское сиденье. Через несколько минут Чэн Цзинсэнь выбросил окурок и сел на пассажирское. Инь Хань протянул ему пакет с круассанами: – Съешь что-нибудь, не кури на пустой желудок. Мужчина прищурился и улыбнулся, затем притянул его к консоли по середине: – Так сильно заботишься обо мне? Я немного польщен. Инь Хань избегал его взгляда: – Я полагаюсь на господина Чэна и его заботу обо мне, поэтому должен отплатить за доброту. Чэн Цзинсэнь посмотрел на него, подняв брови. У Инь Ханя была одна занимательная черта: он всегда лгал ему, когда тот был искренен, но он действовал очень искренне, когда притворялся. Инь Хань был взволнован и, чтобы скрыть это, сделал глоток кофе, но внезапно мужчина притянул его к себе. – Американо? – Карие глаза смотрели на него с улыбкой. – Я попробую. Сразу после слов последовал поцелуй. Знакомый язык раздвинул губы Инь Ханя и высосал оставшийся у него во рту кофе. Инь Хань вздрогнул, а затем почувствовал, как чья-то рука залезла ему под одежду. Он хотел сопротивляться, но Чэн Цзинсэнь удержал его. Мужчина приблизился к его губам и сказал: – Если пошевелишься еще хоть раз, я уже не смогу обещать, что не буду ничего делать кроме поцелуев. Инь Хань не осмелился ставить на его характер и, слегка ахнув, послушно ответил. Переплетение языков постепенно углублялось, и вкус кофе исчез, оставляя после себя лишь тяжелое дыхание двоих людей. Когда Чэн Цзинсэнь отпустил его, на его лице была спокойная улыбка, словно он был доволен только поцелуем. На лице Инь Ханя расцвел румянец, а свободные спортивные штаны натянулись, очерчивая очевидную выпуклость. Чэн Цзинсэнь протянул руку, чтобы погладить его промежность, и вздохнул: – Все еще такой чувствительный, что возбуждаешься от поцелуя. *** Инь Хань не знал, как он заставил себя быть спокойным, чтобы вести машину на высокой скорости во второй половине пути. Ему казалось, что Чэн Цзинсэнь был не очень осторожен. Несмотря на то, что машину вел начинающий водитель, который получил права только десять дней назад, Чэн Цзинсэнь мог спокойно сидеть в машине и даже немного вздремнуть. Когда он наконец припарковал машину в гараже, то сказал Чэн Цзинсэню: – Пусть в следующий раз тебя отвезет водитель. Чэн Цзинсэнь посмотрел на него немного игриво: – Вот тебе и благодарность, ты слишком измотан, чтобы даже водить машину. Инь Хань посмотрел на него с редким искушением в красивых глазах и сказал: – Водитель, который хочет заняться сексом со своим хозяином... не очень хороший водитель. Говоря это, он прошел мимо Чэн Цзинсэня, но мужчина обнял его: – Детка, сколько дней прошло с тех пор, как я прикасался к тебе? Инь Хань опустил глаза и спокойно сказал: – Четыре дня. Три дня Чэн Цзинсэнь был в деловой поездке. Он улыбнулся и сжал его талию: – Помнишь так отчетливо? Ты действительно считал дни. Давай потом разберемся с этим вместе. Он привел Инь Ханя на виллу. Сюй Ма вышла из кухни, когда услышала звук открывающейся двери. Инь Хань небрежно снял бейсболку со своей головы и повесил ее на вешалку. В тот момент, когда Сюй Ма ясно увидела его, то на мгновение замерла. Инь Хань вежливо поздоровался с ней и первым поднялся наверх со своей школьной сумкой. Сюй Ма подождала, пока он войдет в свою комнату, прежде чем подойти к Чэн Цзинсэню и спросить: – Господин Чэн, чем вы кормите этого ребенка? Кажется, он стал еще красивее всего за месяц или два? Чэн Цзинсэнь протянул ей пальто. Он подумал про себя, что не может сказать ей, что его растили в постели. Он лишь небрежно улыбнулся: – Разве ты не похвалила Инь Ханя, что он красив, еще в первый день? Вряд ли он сильно изменился. Сюй Ма было уже почти шестьдесят лет, но ее глаза по-прежнему были острыми. Прежде чем вернуться на кухню, она сказала Чэн Цзинсэню: – Это другое. В то время он был просто симпатичным старшеклассником, но сегодня, когда он снял бейсболку, то был похож на кинозвезду. Чэн Цзинсэнь не стал опровергать ее слова, а просто приказал: – Когда обед будет готов, не накрывай на стол сразу. И не приноси его наверх. Сюй Ма все поняла и, кивнув в знак согласия, вернулась, чтобы продолжить работу. Когда Чэн Цзинсэнь вошел в спальню, Инь Хань принимал душ. Он почти два часа вел машину в одиночку и, как новичок на дороге, неизбежно нервничал. Он сильно вспотел в машине и решил сначала принять душ, прежде чем переодеваться. Услышав плеск воды, Чэн Цзинсэнь направился прямо в ванную. То, как молодой человек мыл волосы под душем с закрытыми глазами, заставило его почувствовать жар и сухость во всем теле. Он прислонился к прозрачной стеклянной двери, чтобы рассмотреть его. От изящной шеи до пропорциональных ключиц, от узкой талии до... Инь Хань вытер воду с лица, чувствуя себя немного беспомощным: – Господин Чэн, вы могли бы смотреть на меня, после того как я приму душ? Взгляд Чэн Цзинсэня переместился вниз по течению воды, крепкое и стройное тело молодого человека в поднимающемся водяном тумане казалось еще красивее. Чэн Цзинсэнь подумал, что слова, сказанные Сюй Ма были правдивыми. Он растил его всего несколько месяцев, но Инь Хань уже превратился из обычного молодого человека в потрясающую красоту, попробовав которую один раз, захочется еще. Он согнул костяшки пальцев и постучал в стеклянную дверь: – Детка, дай мне посмотреть на тебя под другим углом. Инь Хань был сбит с толку его разгульным поведением, поэтому мог только наспех умыться, и, когда он открыл дверь, Чэн Цзинсэнь вручил ему банное полотенце. Как только он надел полотенце на голову, чтобы вытереть воду, мужчина прижал его к стеклянной двери. Рука погладила его мокрую спину, и широкая ладонь наконец обхватила его ягодицы. Прикрытый полотенцем Инь Хань был поцелован и растерт Чэн Цзинсэнем, тело отреагировало быстро, и он тихо ахнул. Чэн Цзинсэнь крепко прижал его к себе и облизал губы: – Сяо Хань, почему ты такой соблазнительный? Инь Хань опустил глаза и сказал: – Господин Чэн тренировал меня лично, мое тело распознает только вас... Его глаза блестели, а кожа, которая все еще была влажной после выхода из душа, приобрела необычайно соблазнительный цвет. Чэн Цзинсэнь больше не мог сдерживаться и яростно поцеловал его, затем несколько раз протер полотенцем и насухо вытер. Подняв Инь Ханя на руки, он вышел из душа и бросил его на кровать. Инь Хань взглянул на часы у кровати: – Сейчас только одиннадцать утра. Чэн Цзинсэнь притянул его в свои объятия: – Не хочешь? Длинные ресницы Инь Ханя все еще были влажными, поджав губы, он секунду колебался. – Хочу. Автоматические жалюзи в спальне поднялись, приглушая свет. Чэн Цзинсэнь прижал его к себе и медленно начал пробовать на вкус его губы. Обнаженный молодой человек лежал под хорошо одетым мужчиной. Мокрые волосы и светлая кожа Инь Ханя источали похоть, неистовое желание быстро нахлынуло и полностью поглотило его. Поцелуи Чэн Цзинсэня переместились вниз, на какое-то время он задержался на сосках и нижней части живота, затем наконец открыл рот, чтобы охватить возбужденную часть тела. Инь Хань ахнул и поднял голову. Чувствуя головокружение, он откинул голову на подушку, плотный ток хлынул из нижней части его тела, поражая самые чувствительные нервы, даже его пальцы начали покалывать и дрожать. – Шон, так хорошо. – Он положил руку мужчине на плечо и, постанывая, облизал его губы языком. Чэн Цзинсэнь уткнулся в его промежность, терпеливо облизывая и заглатывая пенис, слыша, как дыхание Инь Ханя постепенно учащается. Молодой человек был близок к оргазму и изо всех сил пытался оттолкнуть его, но мужчина удерживал его руки опущенными. Его горячие губы и язык крепко сосали член, который вот-вот должен был разрядиться. Инь Хань задрожал всем телом, постанывая от удовольствия, и бесконтрольно кончил в рот Чэн Цзинсэня. Он не знал, сколько раз они еще проделали это, но непрерывная кульминация довела его до грани транса. После того как его толкнули и заставили снова кончить, он обхватил шею Чэн Цзинсэня и шепотом спросил: – Помимо секса, нравлюсь ли я господину Чэну хоть немного?.. Как только прозвучали эти слова, в комнате внезапно воцарилась тишина. Он немедленно пришел в себя, зная, что ему не следует задавать такие самонадеянные вопросы, и попытался искупить свою вину: – Я-я не... Чэн Цзинсэнь пристально посмотрел на него. Видя его стремление объяснить, он смягчился и прижал палец к своим красным распухшим губам. – Больше, чем немного, – сказал мужчина сексуальным и спокойным голосом, затем крепко обнял его. Он не стал говорить Инь Ханю, что относился к нему лучше, чем к любому предыдущему любовнику или партнеру в постели. Молодой человек посмотрел на него с удивлением. Поначалу, казалось, он не мог в это поверить, а затем уголки его глаз покраснели. Прежде чем он пришел в себя, он внезапно поднял голову и издал низкий крик, почувствовав, что твердый член мужчины снова вонзился в его тело. После чего они проделали это еще несколько раз, Инь Хань даже не мог точно вспомнить сколько. Он долго безвольно лежал на кровати и чувствовал себя слишком слабым, даже чтобы пошевелить пальцем. Оставшееся удовольствие от секса медленно исчезло из глубин его чувств, оставив его в пустоте, словно после гаснувшего фейерверка. Когда Чэн Цзинсэнь вышел из ванной, то увидел Инь Ханя, свернувшегося калачиком между простынями с подушкой в руках. Он наклонился и убрал черные волосы, упавшие ему на лоб: – Встань и съешь что-нибудь, м? Молодой человек медленно открыл глаза, отвечая: – Я не хочу двигаться, дай мне стакан молока. – Голос был ленивым и слабым. Чэн Цзинсэнь прижал одно колено к краю кровати, протягивая руку, чтобы поднять его. Инь Хань отпрянул. – Не неси меня вниз, Сюй Ма и остальные, должно быть, догадались, что произошло. Чэн Цзинсэнь посмотрел на него, не говоря ни слова. Инь Хань позволил ему наблюдать. Через несколько секунд мужчина вздохнул: – Я слишком сильно тебя избаловал, не так ли? Половина лица Инь Ханя была зарыта в подушку, его длинные ресницы падали на глаза, а профиль был резким и изящным. Он слегка улыбнулся. – Есть немного. – Голос был негромким, но в нем чувствовалось некоторое высокомерие. Прошло почти два месяца с его дня рождения, и Чэн Цзинсэнь становился с ним все более и более любезным. Инь Хань имел для него особое значение, и порою он был довольно упрям, зная, что мужчина уступит ему. – Что-нибудь еще, кроме молока? – спросил Чэн Цзинсэнь. Улыбка Инь Ханя расширилась до уголков его глаз: – Я бы еще съел шоколада. Чэн Цзинсэнь снял банное полотенце, обернутое вокруг нижней части тела, переоделся в повседневную одежду и вышел из комнаты. Инь Хань лежал в темной спальне и все время наблюдал, как он меняется, в его глазах постепенно образовывался туман. Как может существовать такой красивый человек? Немного мужественный, немного обаятельный. Особенно в постели... Инь Хань зарылся лицом в подушку, представляя, как стройное и горячее тело все еще давит на него, и сухие пальцы касаются каждой чувствительной части его тела. Когда Чэн Цзинсэнь снова вошел, то держал в руках молоко и сладости. Инь Хань сел и взял у него из рук чашку. Чэн Цзинсэнь коснулся его головы: – Почему у тебя такое красное лицо? Инь Хан снял фольгу с шоколада, заставляя себя забыть различные эротические сцены. – Шон, ты будешь моей моделью? – Полагаясь на слова Чэн Цзинсэня о том, что он нравится ему «больше, чем немного», он решил обратиться со смелой просьбой. Чэн Цзинсэнь опустил глаза и улыбнулся, сунул одну руку в карман брюк, а другой ущипнул себя за лицо. – Что ты хочешь нарисовать? Нарисуешь меня в постели? Инь Хань поднял голову и посмотрел на него: – Некоторые люди более сексуальны, когда снимают одежду, но ты более привлекателен, когда она на тебе. Чэн Цзинсэнь был примером безупречного стиля. С точки зрения художника, Инь Хань давно понял, что его искушение было бездонным и один взгляд был бы фатальным. – Вероятно, ты никогда в жизни больше не сможешь нарисовать такую дорогую модель, как я. – Чэн Цзинсэнь сел в кресло рядом с ним. Зная, что он согласился, Инь Хань не мог скрыть своего волнения. – Господин Чэн такой щедрый, как я могу вас отблагодарить? – Он боялся, что мужчина пожалеет и передумает, поэтому ему не терпелось встать с кровати, чтобы взять инструменты для рисования, и, в тот момент, когда он коснулся пола, Чэн Цзинсэнь обнял его. Мужчина наклонился к его уху и неторопливо заговорил: – Давай посвятим себя друг другу. Во рту у Инь Хана был шоколад, и сладость растеклась по его губам и зубам. Он улыбнулся и сказал: – Договорились. Как модель Чэн Цзинсэнь был очень сговорчив. Он сидел в кресле у окна своего кабинета в соответствии с инструкциями Инь Ханя; свет падал ему на лицо. Он был одет в белую рубашку и черные брюки, с булавкой на воротнике и подвязкой на рукаве левой руки. В течение этого времени он сидел почти неподвижно, за исключением того, что просматривал несколько документов о торгах на недвижимость. Жаль, что художник постепенно начал отвлекаться, и чем больше он рисовал, тем больше чувствовал, как его дыхание учащается, а сердце поднимается и опускается, словно волны. После двухчасового упорства Инь Хань, наконец, не выдержал, бросил карандаш, который держал в руке, на мольберт и подошел. Как только Чэн Цзинсэнь поднял глаза от документа, молодой человек обнял его за плечи с обеих сторон и оставил на его губах страстный поцелуй. Карие глаза мужчины внезапно стали мрачными и глубокими. Он не закрыл глаза, а наоборот, посмотрел в лицо молодому человеку, который был совсем рядом, и позволил ему поцеловать себя на мгновение. Когда Инь Хань слегка запыхался и захотел отстраниться, мужчина крепко обнял его. Сильные руки обхватили узкую талию. – Что?.. Тебя возбудило рисование? Инь Хань сидел у него на коленях и улыбался. – Художник часто влюбляется в человека, которого он рисует. Он не хотел этого говорить, но использовал слово «любовь». Между ними внезапно воцарилась тишина. Прежде чем Чэн Цзинсэнь смог подумать о более глубоком значении слов, он увидел, как красивые черные зрачки молодого человека в его объятиях внезапно сузились: очевидно, он был напуган его бездумным признанием. Вместо того чтобы заставить его объясняться, он дал ему простой выход. – Тогда я не могу позволить тебе рисовать других моделей в будущем. Инь Хань немного колебался. Он просто непреднамеренно пробил трещину в своем сердце, и паника, и беспокойство, которые долгое время подавлялись, внезапно вырвались наружу. Он думал, что отношения между ними были в лучшем случае просто физическими, с небольшой двусмысленностью из-за их синхронности в постели. Чэн Цзинсэнь был красив и безжалостен. Он был умен, но не бросался в глаза, и был искусен в любви. Не было ничего постыдного в том, что Инь Ханя к нему влекло, не говоря уже о том, что изначально он подошел к нему с определенной целью. Инь Хань старался избегать подобных мыслей, не желая признавать своих чувств. Но когда слово «влюбляется» слетело с его губ, маски его самообмана разом развеялись, и он внезапно почувствовал панику из-за того, что не мог продолжать в том же духе. Чэн Цзинсэнь увидел эмоции в его глазах и терпеливо уговорил его: – Весенние каникулы закончатся еще не скоро. Я буду сидеть здесь, когда у меня будет время, и позволю тебе рисовать постепенно. Но с того дня Инь Хань никогда не проявлял инициативы, чтобы упомянуть живопись. Половина десятидневных каникул закончилась в мгновение ока. Инь Хань почувствовал, что его жизнь деградировала до крайности. Они с Чэн Цзинсэнем занимались этим в спальне и кабинете, на бильярдном столе, в винном погребе и даже в коридоре глубокой ночью. В ту ночь Чэн Цзинсэнь вернулся с вечеринки и был навеселе после выпивки. Инь Хань не спал, чтобы дождаться его. Когда он услышал шаги снаружи, то пошел поприветствовать его. Прежде чем Инь Хань смог протянуть руку, чтобы поддержать Чэн Цзинсэня, его прижали к стене. Страстные поцелуи коснулись ушей и шеи Инь Ханя, и мужчина тихо сказал: – Я отверг всех тех женщин и сказал, что отправляюсь спать, вероятно, люди думают, что я сумасшедший. Обожание, когда он находился в ясном уме, было, безусловно, привлекательным, но пьяный разговор посреди ночи казался немного более искренним. Инь Хань не осмеливался издать ни звука. Сюй Ма и Мэгги обе спали внизу, и он боялся потревожить их, чтобы они поднялись проверить, поэтому он мог только позволить Чэн Цзинсэню делать все, что тот захочет. Он задержал дыхание и прислонился спиной к стене, чувствуя, как руки мужчины фамильярно касаются его тела. Крепко прижимая его к себе, Чэн Цзинсэнь хотел подразнить пылающее желание в его теле. Прикусив губу, он спросил: – Малыш, чем ты был занят сегодня? Инь Хань был в огне, под кожей пробежала цепочка покалывающих электрических токов, и он дрожащим голосом рассказал о нескольких своих ежедневных обязанностях по дому. Чэн Цзинсэнь казался недовольным и настаивал, спрашивая снова и снова. Наконец, Инь Хань сказал: – Я думал о тебе сегодня... Мужчина получил ответ, который хотел, и закрыл его лицо руками, и угрожающе уговаривал: – Хорошо, просто думай обо мне. Затем он схватил его за волосы и прижал к себе, чтобы использовать его рот. Прерывистое дыхание и похотливый звук хлюпанья вскоре эхом разнеслись по темному коридору. Горячий член заполнил влажный рот Инь Ханя. Он закрыл глаза и услышал звук, с которым стены в его сердце еще больше разрушаются контролируемыми глубокими толчками Чэн Цзинсэня. Когда он проснулся на следующий день, Чэн Цзинсэнь уже ушел. Инь Хань прошел из спальни в смежный кабинет и увидел, что один из ящиков стола наполовину выдвинут и не закрыт должным образом. Он подошел и хотел закрыть его, но обнаружил, что внутри была картина в рамке: небрежно нарисованная им сцена на снегу. Чэн Цзинсэнь спрятал картину в стол. На мгновение Инь Хань замер, его сердце сжалось от сильных эмоций, и необъяснимое чувство подступило к горлу. Когда вечером Чэн Цзинсэнь вернулся на виллу, Сюй Ма сказала ему: – Сяо Хань сегодня весь день оставался в студии и не выходил. Недавно он пришел на кухню, попросил стакан сока и сказал, что пойдет в бассейн, чтобы расслабиться. Чэн Цзинсэнь нахмурился, он не потрудился ответить на важные деловые звонки и пошел в студию, чтобы проверить. Как только он открыл дверь, он увидел свой портрет на мольберте в центре комнаты. Холст для рисования размером двадцать четыре на тридцать сдерживал послесвечение всего заката. Мрачные масляные краски еще не высохли, и искусный мазок кисти чрезмерно переплетался со светом и тенью. Каждая деталь человека на картине была реалистична под мазками. Чэн Цзинсэнь постоял там мгновение, затем повернулся и вышел из комнаты. Инь Хань совершал свой третий заплыв вольным стилем взад-вперед в бассейне. Когда позади него раздался всплеск, он не понял, что произошло, но был немедленно схвачен парой сильных рук за тонкую лодыжку. Он в изумлении повернул голову, пытаясь ясно разглядеть человека, который схватил его, но его утащили прямо на дно бассейна. Глубина воды в частном бассейне составляла от одного до двух с половиной метров, и Инь Хань уже заплыл в самую глубокую часть бассейна. В тот момент, когда он опустился на дно, он недоверчиво открыл глаза, наблюдая, как мужчина в рубашке, который вошел прямо в воду, протянул руку и обнял его за шею. В замешательстве он забыл задержать дыхание и захлебнулся водой, хлынувшей в носовую полость. Изо рта у него вырвалась вереница пузырьков. Чэн Цзинсэнь крепко обнял его под холодной и тихой водой и, чтобы дать ему перевести дух, воспользовался возможностью крепко поцеловать его. Инь Хань неплохо плавал, но все произошло так внезапно, из-за чего он был в замешательстве, и мог только машинально крепко обнять мужчину. Подводное замешательство было опасным и коротким. Когда Чэн Цзинсэнь наконец выудил его из бассейна, молодой человек чувствовал себя слабым и измученным. – Я видел картину. Она мне очень понравилась, – тихо сказал Чэн Цзинсэнь, беря банное полотенце с шезлонга и заворачивая его. Инь Хань открыл свои затуманенные глаза и ухмыльнулся: – По моему впечатлению, господин Чен не похож на человека, который мог бы действовать так непредсказуемо. Чэн Цзинсэнь держал его в своих объятиях, глядя в сияющие черные глаза, и медленно приподнял уголки губ: – Для тебя стоит попробовать. Инь Хань был ошеломлен, казалось, словно его сердце пропустило удар. Внезапно из солярия, ведущего прямо к бассейну, вышел человек. Это был Си Юань. Он посмотрел на Чэн Цзинсэня и красивый силуэт, завернутый в полотенце в руках мужчины. – Чан Юй мертва, – сказал он. Голос был негромким, но он пронесся сквозь апрельский ветерок и сумерки, достигнув ушей Инь Ханя.