Отблески

      Для Евы привычно было первым увидеть первым делом спину Рэтчета. Каждое её посещение базы начиналось одинаково: Арси разминалась после поездки, Джек что-то рассказывал о школьных буднях, а Мико с Рафом сидели на диване, что-то бурно обсуждая. И Рэтчет, который то и делал, что постоянно следил за датчиками движений, за здоровьем собратьев и смотрел на Еву, как на какой-то мусор.       Но Оптимус её встречал редко, иногда сам подвозил. Со временем становилось некомфортно, ведь каждый раз Оптимус становился всё более эмоциональным по отношению к ней. Говорил странные вещи, расспрашивал, насколько человеческое тело гибкое и что Ева сделала, если бы попала в коробку.       Паниковала, если бы не имела выхода и постоянного потока воздуха. А если бы был выход, то с лёгкостью бы выбралась, конечно, после небольшой паники.       И вот Прайма снова не было в главном зале, зато были Бамблби и Балкхеда. Последний приветственно помахал манипулятором, напоминая Еве того самого глупого, но сильного друга, который спасет главного героя фильма из передряги. Ева кивнула в ответ, а после этого пошла к отсекам.       Оптимус действительно последнее время вёл себя странно. Ева испытывала дискомфорт, но и беспокоилась за меха.       Оптимус, в момент, когда Ева вернулась на базу, продолжал работать над новыми координатами. Впрочем, не только над этим. Помимо основного монитора, на который Прайм уже почти не обращал внимания, перед ним лежал датапад, с открытой страничной в человеческом Интернете. Оптимус Прайм читал. Много читал. И то, что он читал сейчас, могло привести его прямиком на вершину блаженства.       То, что мех задумал, было опасно. Для Евы так уж точно. Люди не практиковали такое. Но он — Оптимус Прайм — он сможет обеспечить своей Искре безопасность и даже удовольствие. Главное, чтобы Ева чётко слушалась его приказов. Вот с этим проблемы были всегда.       Прайм повернулся к вошедшей Еве, медленно кивнул, жадно осматривая хрупкое человеческое тело.       — Здравствуй, Ева.       Отсек Прайма был тёмным, лишь свет от экранов падал на самого меха и освещал всё, что ему нужно, а вот для Евы этого было недостаточно. Каким бы человек не был адаптирующимся существом, темноту никто не любил.       Её шаги слишком слышны в этом огромном месте и это заставляет поёжиться, будто она на каторгу идёт.       — Тебя не было в зале.       То, что Прайм прятался у себя, было непривычно видеть. Всё-таки всеми любимый персонаж, который часто появляется на виду, сейчас исчез в своей комнате, как подросток.       — Даже Мико не знала, где ты.       — Сегодня дежурством на радарах занимается Рэтчет. Активность десептиконов давно упала, поэтому моё постоянно присутствие на посту не обязательно, — Оптимус отвлёкся от изучения интересующих его материалов, а после направился к Еве. Опустился перед ней на колено, — главное, что ты смогла меня найти.       Оптимус внимательно осматривал лицо Еву и всё её тело. Внутренний анализ рассчитывал множество параметров: ёмкость её лёгких, гибкость мышц, стабильность психики. Ева обязана была пережить то, что Прайм для неё подготовил.       Возможно Оптимус ждал её, потому что дверь отсека открылась отреагировав на её размер, сам Прайм будто готов был увидеть её сегодня и помимо всего этого он выглядел. взволнованным.       Его оптика будто сканировала и изучала Еву. По спине прошёл озноб. Это не было романтично, скорее страшно, как первый прием у гинеколога, только Оптимус пока что не залез в бельё.       — Другие тоже хотят видеть тебя, Оптимус. Чем ты тогда занимаешься здесь?       Ева переводит взгляд за меха, будто в огромном количестве информации, которая мелькала на датападах, появится что-то знакомое.       Оптимус следит за взглядом Евы, видит в её взгляде узнавание. Разворачивает датапад экраном в сторону Евы, чтобы она смогла увидеть всё.       — Я много думал о том, как нам стать ближе. У нас нет возможности установить на меня или тебя по-настоящему интересные апгрейды, которые бы позволили нам стать очень близкими, но вы, люди, даже без всяких дополнений очень интересные. Особенно ты, Ева.       Это была человеческая анатомия. Не те рисунки из интернета, а самые настоящие человеческие трупы, которые использовали для обучения врачи. Всё до самой мелкой детали. Еве стало противно. Не от вида человеческих внутренностей, а от того, с каким посылом Прайм изучал это.       Он изучал строение самой Евы.       — Что ты хочешь сделать?       Её глаза даже не поднимаются на фейсплейт меха. Он явно чокнулся и этому есть подтверждение. Ева должна попытаться принять его? Но для этого стоило бы изучать один участок тела, а не полностью всё.       — Прости, если тебя это шокировало, Ева. Я порой забываю, что люди относятся к своим внутренностям совсем по-другому, нежели кибертронцы, — Оптимус выключил датапад, отложил в сторону, — я не хочу вредить тебе. Я изучаю строение человеческого тела для того, чтобы понять, сможешь ли ты безопасно поместиться во мне.       Оптимус подхватил Еву на ладонь, а после поднялся во весь свой рост, направился к платформе.       — Это трудно объяснить человеку, но на Кибертроне слияние корпусов — это очень важный процесс. Я хотел бы, чтобы ты была во мне, пусть и не продолжительное время.       Попытка сбежать не увенчается успехом. Спрыгнуть с манипулятора Прайма на маленькой высоте можно было бы попробовать, но теперь, когда Ева была высоко над полом, пути к отступлению исчезли.       Весь монолог о слиянии корпусов звучит бредово, особенно по отношению к самой Еве. Она человек из плоти и костей, а Оптимус предлагает ей… Это.       — Ты хочешь, чтобы я что? — она хватается за палец, чтобы иметь на такой высоте опору. — Трахнула тебя?       — Ты быстро понимаешь всё, Ева. Я горжусь тобой, — Оптимус опустился на платформу, прижал пальцем Еву к ладони, не позволяя той подняться. Развёл её ноги в стороны, наслаждаясь теплом её паха, — но немного не так. Ты не сможешь со мной полноценной взаимодействовать в человеческом теле. Твоя соединительная система очень деликатная и у тебя нет нужного органа даже по человеческим меркам. А то, что я могу сделать, это, как ты выразилась, трахнуть меня собой. Буквально.       Оптимус не признаёт этого вслух, но он наслаждается выражением лица Евы. Таким потерянным и испуганным.       — Не бойся. Это безопасно, Ева. Ты тоже получишь удовольствие.       Она пытается впиться ногтями в металлическое покрытие пальца Прайма, будто это заставит его отдернуть и освободить Еву, но, конечно, нет.       В такой момент тяжело было совладать с какой-то одной эмоцией, их было тысячи. Сначала был испуг, потом понимание комичности ситуации. Ева рассмеялась.       — Чёрт, Оптимус, что льётся из твоего грёбаного рта? — она стучит кулаком по его пальцу. — Отпусти меня и прекрати этот цирк. Никогда не думала, что сам Прайм согласится на такой тупой розыгрыш.       — Я не шучу, Ева. Я понимаю, что для людей это может звучать странно и смешно. Но уверяю, однажды мы с тобой сможем обойти все эти человеческие ограничения полноценно. А пока, — Оптимус отодвинул палец в сторону, давая Еве возможность свободно двигаться, — пожалуйста, разденься. Одежда может сильно помешать, и она обязательно порвётся в процессе.       — Ты серьёзен.       Это звучит больше как подтверждение для самой себя. Оптимус никак не шутил с этим предложением, он даже подготавливался и почему-то считал, что Ева согласится. Нет, ни капли, она не позволит делать со своим телом нечто подобное. Если бы это был обычный секс с мехом без больного процессора, то она бы подумала, но то, что предлагает Оптимус — это извращение.       — Нет, опусти меня. Я хочу к остальным.       — Почему, Ева? — Оптимус спрашивает разочарованно. — Почему ты постоянно отвергаешь меня? Бежишь от меня? Я не предлагаю тебе боль — я готов дать тебе наслаждение. И ты всё равно говоришь мне «нет», предпочитая компанию других?       Системы Оптимуса распаляются от гнева, а Матрица не спешит его глушить.       — Ева, Неужели мои чувства совсем ничего для тебя не значат?       Рот захлопывается прежде чем из него звучит ответ на этот вопрос. Оптимус не может не нравиться и это известный факт. Но Оптимус с Дефектом — клеймо на заднице, которое не исчезнет никогда, и Ева не знает, как это преподнести Прайму. Он ей симпатичен. Был. До того момента, пока из романтичного и огромного робота он превратился в чокнутого. С этой минуты.       Но тем не менее Ева прекрасно знает, что будет, если жертва продолжит шуметь и пытаться сбежать. Она даже не понимала, что сейчас происходит в процессоре Оптимуса, и если она будет сопротивляться, то он может сделать с ней всё.       — Оптимус. Я пока не готова, давай не сегодня?       Она попробует тянуть момент, играть с ним добрую и ласковую, чтобы мех делал так, как будет для неё лучше.       — Ева, я знаю тебя лучше всех остальных, — тон Оптимуса становится примирительным, — если мы не сделаем это сегодня, то не сделаем никогда. Ты, моя Искра, не славишься храбростью, — Прайм с ювелирной точностью подцепляет футболку за край, а после тянет наверх. Ткань натягивается, опасно трещит, — хватит вести себя, как спарк, Ева. Ты сделаешь себе больно, если продолжишь сопротивляться мне.       Прайм мог бы использовать штекеры, но не делает этого. Сегодня ему хочется почувствовать всю деликатность Евы своими манипуляторами. Мех специально увеличил чувствительность ладоней, чтобы случайно не повредить Еву.       — Оптимус, это глупо! — Ева хватается за его пальцы, чтобы он не разорвал её одежду.       Он прав, Ева никогда не будет храбриться, но это не значит, что она глупая и сама полезет выполнять прихоти Прайма.       — Прошу, Оптимус, не делай этого.       — Ева, прекрати, — Оптимус даже не чувствует той силы, которую Ева использует, чтобы остановить его, — прости, но если ты так себя ведёшь, то мне придётся лишить тебя одежды менее приятным способом, — Прайм прилагает ещё совсем чуть-чуть усилий и футболка с громким треском рвётся, опадая лоскутами на Еву. Оптика меха загорается ярче, голоднее, — ты великолепна, моя Искра. Твоя тело. Твоя душа.       Прайм устраивается поудобнее на платформе, раздвигая сервоприводы в сторону. Ещё слишком рано, чтобы начинать, но держать серво в сведённом положении сил нет.       — Штаны ты снимешь сама, или мне продолжить?       — Только посмей.       Взгляд цепляется за порванную ткань, Ева морщится от утерянной одежды и от мысли, что после всего этого ей придется в одном топе выходить к остальным. Если она выживет.       А выживет ли она? Ева хватается за ширинку джинс, делает всё на автомате, пока в голове прокручивается одна мысль: вдруг Оптимус убьёт её?..       Насколько далеко вообще может его Дефект зайти? Что сделает с ней больной Оптимус, если что-то будет не так, как хочет он?       Девушка откидывает в сторону одежду, лишается порванной ткани на плечах и смотрит на меха.       — Доволен?       — Да, Ева. Твоя безопасность и послушание делают меня очень довольным, — Оптимус задумчиво водит ладонью по обнажённой Еве, наслаждаясь мягкостью тела. Люди такие хрупкие. Мягкие. Тёплые. А Ева ещё больше, чем все остальные. Прайм готов перезагрузиться только от того факта, что Ева лежит в его манипуляторе. Такая послушная и готовая на всё, даже если не совсем добровольно, — расскажи мне о том, как я должен доставить тебе удовольствие. Людям, как и кибертронцам, очень важны предварительные ласки. Я это знаю.       — Как тот, кто готов к чему-то столь извращённому и даже изучал анатомию человека, сейчас оконфузился на одном важном этапе?       Ева обнимает себя руками за хрупкие плечи, будто только это и спасет её от Прайма и от наготы в этом отсеке.       — Я знаю, как доставлять удовольствие людям, Ева. Но также я знаю, что у каждого из вас свои предпочтения, — Оптимус оставляет поцелуй на животе Евы, ощущая её тепло на своих дермах, — предвещая твой вопрос: я знаком с твоей историей поиска. Но я хочу, чтобы ты сама, своими губами сказала, как хочешь, чтобы я тебя удовлетворил. Потому что потом мы перейдём к тому этапу, в котором командовать буду я.       Вопрос хороший: а есть ли у неё вообще какие-то предпочтения, которые так быстро заведут? Даже если у неё и был секс с кем-то, то всё происходило само собой и ничего не требовалось конкретного; а тут сам Прайм, со своими примочками и крутыми умениями, но в голове пустота.       — Лучше делай, как ты видел, — она неловко отводит взгляд в сторону, не зная что ещё добавить.       Оптимус на фразу Евы лишь качает шлемом. Его Искра как всегда сперва говорит, а потом думает.       — С твоей стороны безрассудно так говорить. А если бы я смотрел то, к чему ты ещё не готова? — но, вопреки своим словам, Прайм начинает действовать. Вновь разводит ноги Евы большим пальцем и теперь металл ощущает складки Евы без преград в виде ткани. Аккуратно ведёт вверх, а после вниз, задавая не самую большую амплитуду. — Я хочу, чтобы ты была готова не только физически, но и морально. Главное в нашем взаимодействии — это доверие. Доверяй мне, моя Искра, слушайся меня, и сегодняшний день ты никогда не забудешь       Ева изгибается под прикосновением, инстинктивно хочет избежать этого всего, но прикосновение пускает волну мурашек по спине.       — Ты меня хочешь засунуть в себя, — она громко выдыхает. — Как я могу расслабиться?       — Очень просто, — паховый щиток Прайма уходит в паззы, обнажая сразу и порт, и коннектор, — люби меня. Тогда всё это не будет для тебя проблемой, моя Искра.       Прайм чувствует, как Ева возбуждается, как участился её пульс, а дыхание стало сбивчивым. Не только от страха. Конечно, нет.       Полюбить Прайма, чтобы всё было проще? Оптимус явно перечитал романов о любви с первого взгляда. Люди так резко испытывать могут только возбуждение, и оно сейчас поедало тело девушки полностью. Как бы не стыдно было признаться вслух, но она завелась лишь от одних прикосновений к половым губам. Может, сработал фактор того, что мозг подкидывает сексуальные фантазии, где ей хорошо?       И это хорошо длится до того момента, пока Оптимус не оголяется перед ней.       — Прекрати, я не готова к этому.       — Прекращу, и что тогда изменится? — Прайм качает шлемом, наблюдая за быстрой сменой эмоций на лице Евы. — Ты больше никогда ко мне не подойдёшь добровольно. А сегодня пришла сама. Я ценю это. Очень.       Свободный манипулятором мех распаляет себя: проводит ладонью по коннектору, наслаждаясь давлением на чувствительные датчики; запускает пальцы в порт, наполненный смазкой. Чуть поворачивает ладонь, чтобы Ева видела, что он делает с собой.       — Это будет последний раз, когда я посещу твой отсек.       Взгляд Евы цепляется за огромный коннектор. Она явно выглядит больше заинтересовано, чем напугано, ведь не каждый день ты увидишь Оптимуса Прайма таким. По крайней мере так Ева убеждает себя. А после смотрит на порт, влажный, то место, которое она скоро посетит.       — Я не хочу этого, — она испугано цепляется за палец меха.       — Не хочешь, но твой взгляд говорит об обратном. Язык твоего тела говорит об обратном. Признай, Ева, ты уже давно сдалась. Только твоя гордость не даёт тебе признать это. Но нет ничего страшного в том, чтобы подчиняться своему Бондмейту.       Оптимус не спешит подносить Еву ближе к коннектору. Он разыгрывает перед ней настоящее представление, показывает, как разогревает себя всё больше и больше. Его Искра должна знать, с чем будет иметь дело.       — Когда ты станешь кибертронцем, то если захочешь, сделаешь себе в качестве апгрейда коннектор. Я не против, чтобы в будущем вела ты.       Она никогда не станет кибертронцем, тем более чтобы удовлетворить эти извращённые желания Оптимуса. Но в том, что Ева желает, он прав, только желание разгорится сильнее, если и секс будет привычный для её вида, а не больная фантазия меха, насчёт слияния плоти и металла.       — Что ты планируешь делать?       — Хочу, чтобы ты доставила мне удовольствие, а я доставил его тебе, — Оптимус ответил неопределённо, потому что осознавал, что честный ответ в лоб напугает Еву лишь ещё больше, — пожалуйста, когда будешь внутри меня, двигайся только тогда, когда я тебе скажу. В противном случае ты можешь сломать себе руки.       Оптимус погрузил сразу два пальца в порт, разрабатывая его. Не так давно мех сменил конфигурацию, сделав его шире и мягче.       — До того момента, пока ты не сообщил о руках, было всё не так уж и плохо.       У неё действительно всё плохо с юмором, но то, что её паника медленно перерастает в плохие шутки означало, что всё становится очень и очень плохо.       — Оптимус, я не хочу этого.       Как и всего того, что этот мех предлагает ей. Какая же она глупая, что согласилась и дала ему зелёный свет. Теперь Прайма не остановит ничего, даже Рэтчет не послужит препятствием для того, чтобы Ева оказалась внутри него.       — Я всего лишь предупреждаю тебя. Конечно, я буду самостоятельно контролировать весь процесс, но тебе стоит оказать мне содействие, Ева. Будь хорошей, моя Искра, — Прайм вновь провёл пальцем по голове Евы. Наэлектризованные волосы потянулись за металлом его руки. Как чудно было Прайму наблюдать это. — Я хочу. Ты тоже хочешь. А теперь ответь мне на один вопрос: порт или коннектор?       Оптимус лукавил: чтобы не выбрала Ева, сегодня они попробуют всё. Просто в разной последовательности.       Она не хочет, не хочет ничего из того, что Прайм перечислил: ни коннектор, который порвет её, ни порт, в котором Еву может накрыть паника.       — Ничего из этого.       Попытки вразумить Оптимуса имеют место быть. Конечно, она возбудилась, чувствовала, как пылают щёки, как внизу начинают течь соки; но морально Ева не хочет. Как бы мех не рассказывал о том, что удовольствие Ева получит, всё это звучало, как очень плохой шаг в их отношениях.       — Значит, начнём с более простого — порта. Я его для тебя уже подготовил. Он менее узкий, чем отверстие в коннекторе, — Прайм вернул ладонь к порту, а после показательно раздвинул его, демонстрируя Еве. При желании туда могли поместиться и три Евы, — ничего не бойся. Я с тобой.       Оптимус поудобнее перехватил Еву.       — Я буду вводить тебя с головы. Это наиболее оптимальный вариант.       Прямо туда. Её. Человека, которого Оптимус «любит». Ева знала, что человечество наполнено всякими извращёнными фантазиями, но мех со своим желанием стать намного ближе с ней, побил все антирекорды.       Девушка цепляется крепко за его манипулятор, боясь оказаться в замкнутом пространстве без возможности выбраться оттуда.       — Оптимус, прошу, не надо!       Оптимус шумно сцедил воздух через вентсистемы. Ева никогда не утомляла Оптимуса, но её постоянная мольба… Прайм хотел слышать только одну мольбу. Мольбу о продолжении.       Из разъёмов тихо выскользнул штекер. Тонкий и юркий: он быстро добрался до Евы, а после, подгадав момент, оказался у неё во рту. Оптимус едва ли не словил перезагрузку, когда ощутил, как зубы Евы сомкнулись вокруг кабеля. Прекрасно. Ева прилагала такие усилия, но все они не стоили ничего. Прайм не испытывал ни боли, ни дискомфорта.       — Хватит, моя Искра. Я понял, что ты не хочешь. Но этого хочу я.       Прайм раньше не учил этому Еву, а стоило бы. Приказы кого-то вроде него — Прайма — на Кибертроне не обсуждались. Еве стоило напомнить, что даже несмотря на его отношение к ней, Оптимус всё ещё оставался тем, кто мог отдавать приказы. И эти приказы не обсуждались.       — Я уберу штекер, а ты перестанешь себя так вести. Хорошо, моя Искра?       Штекер тянул стенки горла, царапал их, вызывал рвотный рефлекс, когда Оптимус хоть немного его двигал. Еве хотелось облевать этот клятый штекер, оставить на нём глубокие вмятины от своих зубов, лишь бы хоть что-то ощутил Прайм и прекратил смотреть на неё с такой сумасшедшей похотью.       Ева мычит что-то, старается убрать голову подальше, достать объект, который причиняет дискомфорт, но Оптимус слишком уверен в своих действиях, и девушка продолжает всё сильнее сжимать челюсть. Уже всё равно, оторвётся что-то, затеряется в её глотке или нет: она постарается отвлечь от себя Прайма хоть на какое-то время.       «Да пошёл ты», — эта фраза витает в голове и даже во взгляде, когда Ева свыкается со штекером в горле.       — Ева, — Прайм неодобрительно качает шлемом. Взгляд его Искры слишком красноречив: настолько, что нейроцепи плавит волна недовольства. Ева как всегда сопротивляется. Она всегда это делает, — я всегда забочусь о твоём благополучии. Игнорирую твоё настоящее отношение ко мне. Почему ты не можешь сделать то же самое хотя бы один раз? Я тебе настолько неприятен, моя Искра?       Сама мысль об этом вызывает ещё больше ярости. Возможно, если бы не Матрица Лидерства и её свойства успокаивать своего носителя, то Оптимус однажды не сдержался бы. Ева в упор не видела, что грубит не человеку, а многотонной машине, прошедшей четырёхмиллионную войну. Оптимус прощал это Еве.       Штекер медленно выскользнул из плена тёплого и мокрого рта, на прощание ударив по нёбу и зубам.       — Надеюсь, ты готова и помнишь, о чём я тебя просил.       Самое тяжёлое, что Ева понимала: как бы она не старалась донести до Прайма, насколько аморально его поведение и извращены его желания, ответ будет один и тот же. Ева снова ограничивает себя из-за своего маленького людского мозга, ведь она глупый спарк в оптике Прайма.       Но нет. Ева была взрослым человеком, конечно, не самым лучшим, но по крайней мере тем, кто имеет сильное желание жить, а находясь в порте Оптимуса она может задохнуться.       — Не смей этого делать, Оптимус, — Ева впивает свои короткие ногти в металл. — Ты разумный робот, ты, чёрт тебя дери, не первый день на Земле. И до сих пор не осознаешь хрупкость человека и его психики? Не ставь нас на один уровень. То, что нормально для твоего процессора и на твоей планете, не обязано являться нормой у нас.       Глубокий вдох и Ева кусает свою губу, стараясь активно обдумать, как вывести меха на более адекватный разговор, чтобы отвлечь от главного.       — Вот именно, Ева. Я не первый солнечный цикл на Земле. И знаю тебя уже достаточно, чтобы знать пределы твоего прекрасного тела и разума. Ты сильнее, чем пытаешься казаться. Или ты правда веришь в свою слабость? — Прайм раскинул серво ещё шире, в очередной раз поменяв положение Евы. Да, он определённо начнёт с головы. — Мы об этом поговорим позже.       Поднеся Еву к своему порту, Прайм отсчитал несколько кликов, охлаждая внутренние системы. Сейчас в нём почти что бушевал огонь — буквально. Датчики указывали на температуру, способную сжечь человека. Это было недопустимо: Еве должно быть тепло, а не больно от жара. Когда значения достигли приемлемого уровня, Оптимус толкнул Еву в себя.       Самые чувствительные датчики внутри порта отреагировали мгновенно, послав в процессор несколько предупреждений о высокой чувствительности. Слишком высокой. Оптимус сделал это специально: Ева с её не самым высоким ростом не смогла бы добраться глубоко. Пришлось изменить конфигурации: теперь внешние мембраны порта были намного более чувствительны, чем внутренние. Это был не единственный апгрейд. Прайм установил силиконовые прокладки, чтобы Еве было мягче. В противном случае она рисковала стереть себе кожу до мяса, а после до костей.       — Ева… — вырвался стон из вокодера Оптимуса. Вместе с тем пар поднялся над его бронёй, а конденсат медленно стекал по металлу вниз.       Мокро. Ева сразу ощутила как смазка начала прилипать к её волосам, но тем не менее за счёт этого она и скользнула внутрь. С задержанным дыханием долго не продержишься, но она боялась попытаться вдохнуть в столь закрытом и тёплом месте.       Но Оптимус толкал её глубже, не давая возможности ухватиться за бортики порта и избежать продвижения. Скользить было легко за счёт силикона и смазки.       Находясь в удушливом закрытым пространстве, полностью в смазке, она почувствовала узел внизу живота. Нет. Нет, Ева не чёртова извращенка, как мех! Возбуждаться в такой ситуации — верх сумасшествия.       Она хотела зацепиться за что-то руками, но Оптимус запретил ей это делать. Как бы мягко не было внутри, Ева могла лишь покорно лежать, пока её ноги свисали снаружи.       Оптимус не мог не радоваться. Этот момент, наконец, настал. Ева была внутри него. Буквально. Да, это не стояло рядом даже с самым обычным нормальным кибертронским коннектом, но Прайм был рад, что может сейчас — при понятных ограничениях — быть с Евой таким образом.       Оптимус отсчитывал клики. Еву совсем скоро надо будет достать, но не раньше, чем пройдёт определённый отрезок времени. Мех сжал стенки порта, включил вибрацию. Не сильную, иначе Прайм рисковал бы размолоть Еву прямо внутри него.       — Моя Искра, ты прекрасна. Я хочу всегда чувствовать тебя так чётко. Хочу… Хочу, чтобы мы никогда не расставались.       Из-за волн вибрации Ева начала проталкиваться глубже даже без внешней помощи. Оптимус обещал ей удовольствие, и Ева ощущала его. Даже не прикасаясь к себе, не чувствуя полноценный контакт к своему клитору или лону, потоки вибрации сделали своё дело.       И в момент, когда хотелось создать трение, Ева почувствовала злость. Оптимус не слышит её, использует как личный фаллоимитатор, а она лишь соглашается. И единственным возможным выходом было укусить его, чтобы привлечь внимание. Если штекеры имели плотное и толстое покрытие, то силикон внутри был мягким. Именно поэтому Ева кусает его, не жалея сил, ощущая на языке безвкусную смазку.       Оптимус на клик замер: внутри порта он ощутил нечто новое. Ощущение было не болезненным, но остро-приятным. Это были не просто движения Евы. Она… кусала его? Ева пыталась укусить его внутри порта? Разорвать этими маленькими человеческими зубами силикон, который был в несколько раз плотнее людской кожи?       — Ева, это приятно, — Прайм не врал. Свободный манипулятор лёг на коннектор, пустив слабый разряд тока. Порт из-за этого сжался ещё сильнее. — Не знал, что ты поддержишь мою маленькую игру. Можешь продолжать.       Ева слышит плохо, кажется, будто смазка в уши попала. Но это было ни капли не приятно, будто она снимается в каком-то хентае, где главная задача — измазать девушку жидкостями.       Но Оптимус что-то говорит, сжимает её внутри себя, и для Евы это как намёк, что ему некомфортно, потому следом за зубами она старается ухватиться ногтями, поцарапать хотя бы верхний слой.       — Давай, блять, — безнадёжно шепчет она, стараясь потянуть силикон и хотя бы надорвать. — Просто сделай ему больно.       Прайм с неудовлетворением понимает, что время подходит к концу: ещё несколько десятков кликов, и Ева начнёт задыхаться. А если учесть тот факт, что она израсходывает свой кислород в беспочвенных попытках ранить его, то это укорачивало время вдвое. Но ничего. Оптимус не против посмотреть на Еву, покрытую его смазкой с ног до головы.       Мех не прикладывал много силы, пока тянул Еву за ноги обратно на свет. Порт под действием самых низменных протоколов сжимался, не желая отпускать человека, но Прайм переборол это. Никакие внутренние команды не будут властвовать над Оптимусом Праймом.       — Ну здравствуй, Ева, — Оптимус провёл большим пальцем по горячей коже, наслаждаясь потерянным видом девушки. — Выглядишь прекрасно. Как и всегда.       Ева протирает глаза от смазки, которая закрывала обзор, пытается избавиться от этой липкой субстанции, которой была покрыта полностью. Старается восстанавливать дыхание.       — Оптимус, — она кашляет, стараясь избавиться от привкуса во рту. — Только посмей меня засунуть туда, ты, гребаный извращенец с великим самомнением. Кто вообще посмеет кого-то засунуть в себя целиком?       Она была возмущена, подавляла этим монологом нарастающую панику, из-за которой между ног становилось влажно. Ева, похоже, тоже сдвинулась умом.       — Я ненавижу тебя, Прайм.       — Ты говоришь, что тебе не понравилось, но твой фон говорит о том, что ты желаешь продолжения. Как думаешь, мне правда стоит послушать очевидную ложь? — Оптимус проигнорировал слова Евы о ненависти, хотя они, безусловно, неприятно прошлись по самой Искре. Ничего страшного. Пройдут миллионы лет, и Ева признается в любви к нему. Всё будет. Просто не сейчас. — Какая ты невероятная, Ева. Продолжай.       Оптимус поднёс Еву к своему фейсплейту, а после лизнул. Тёплая плоть на глоссе казалась невероятным деликатесом. Ева была слаще самого элитного энергона, а пьянила похуже лучшего энджекса. Было бы воля Прайма, то он бы Еву съел и выпил без остатка. Впрочем, даже без этого ей удавалось заряжать его системы на сто процентов.       — Это противно.       Ева морщится от ещё одного извращённого действия Прайма и старается оттолкнуть фейсплейт того от себя. Смазка, которой была покрыта Ева, осталась на дентах Оптимуса.       — Это ни капли не романтично, Оптимус, тебе стоит прекратить это, пока сюда кто-то не пришёл.       — Сюда никто не войдёт. Отсек заблокирован, — Оптимус ещё раз лизнул Еву, но этот раз ниже. Прошёлся глоссой прямиком по впалому животу и ниже, ниже… — Но даже если войдёт, то это что-то изменит? На базе все знают о наших взаимоотношениях, моя Искра. Только ты пытаешься скрыть очевидное.       Прайм неожиданно подкинул Еву на ладони, заставляя ту раскинуть ноги в стороны. Свести их не дал, но в этот раз не пальцем, а глоссой. Прошёлся прямиком по соединительной системе Евы, ловя её невнятные стоны. Да, Ева была великолепна. Оптимус невольно увеличил обороты моторов, наблюдая за этим зрелищем.       Находясь в постыдной позе без возможности как-либо закрыться от Прайма, Ева могла лишь стонать. Оптимус со своим изучением человеческого Интернета знал что делал и как принести удовольствие девушке.       И с одной стороны это пугало до чёртиков. Что ещё может придумать его больной процессор? А с другой Еву накрывает удовольствие. Она зарывает пятерню в свои липкие волосы и стонет имя меха.       Оптимус наслаждался стонами Евы. Наслаждался тем, как изменялась тональность его голоса. А как чудно она произносила его имя!.. Прайм был на грани перезагрузки только от этого. Но стоило прерваться и продолжить то, что они ещё не закончили.       Прайм отстранил фейсплейт, притушив оптику.       — Сейчас мы попробуем… Фрикции. Пожалуйста, будь аккуратна. Я постараюсь не быть слишком быстрым, — Оптимус вернул Еву в прошлое положение, поднеся обратно к порту. Толкнул внутрь, наслаждаясь чувством заполненности.       И снова это тёмное, но мягкое место. Ева только восстановила дыхание и смогла привести себя в порядок. Нет, нужно оставаться в сознании, не отдаваться этим физическим чувствам, которое испытывает её организм. Не разум.       Там, где она была в первый раз, виднеются слабые отметины её зубов. Значит, внутри Оптимус был более слаб, нежели чем снаружи. Ева вытягивает руки вперёд, забывая вовсе просьбу меха о её положении внутри, и хватается за мягкие стенки. Что, если она попробует проникнуть ещё глубже?       Прайм на миг замирает, чувствуя движения Евы внутри себя. Она пытается… Забраться глубже? Его Искра хочет поиграть в другую игру? Прайм невразумительно стонет, ощущая давление Евы там, до куда она достать не должна была.       — Ева, аккуратнее. Я не делал силиконовую прокладку на весь порт. Дальше идёт металл, — вместе с Евой внутрь порта Прайм погружает и свои пальцы: он не может отпустить Еву. Рано или поздно её придётся вытаскивать обратно. — Это небезопасно.       Подтверждением слов Оптимуса Ева чувствует сразу же, как касается тёплого металла. Она дёргает рукой, чувствует лёгкий разряд и разочарованно бьёт кулаком по мягкому силикону.       — Да чтоб тебя скраплеты сожрали, начиная с этого места, — желает продолжить свою тираду и проклятья в сторону меха, как её хватают за ногу. — Нет, нет! Не смей!       Она цепляется за мягкую обшивку и стонет, когда грудью проезжает по мокрому силикону.       Оптимус проигнорировал бурную реакцию Евы. Лишь почувствовал, как её руки беспомощно попытались схватить за внутренние стенки порта. Безуспешно, конечно: там было слишком скользко.       — Руки, Ева, — Оптимусу пришлось замедлиться. Его Искра как всегда с очаровательным упорством игнорировала любые предупреждения, — Будь сдержаннее.       … и Прайм толкнул Еву вновь внутрь. Подавить громкий стон не вышло. Ева была слишком хороша внутри него.       Ева пролезла с лёгкостью. То количество смазки, которой она была покрыта, не позволяли ухватиться за края, остаться на месте.       Если Оптимус вдруг надумает встать, то ей будет тяжело и Ева выскользнет наружу. Поломает ноги, возможно хребет, а это не то, что ей хотелось.       — Воздух, Оптимус!       Она бьёт по внутренней стене, пытается ухватиться за мягкий силикон, но лишь ещё больше собирает смазку.       Оптимус слова Еву не игнорирует. Разве что немного играет: человек же не потеряет сознание, если пробудет внутри него чуть дольше?.. Мех с большим усилием внимает словам своей Искры и вытаскивает Еву полностью. Вновь подносит к фейсплейту. Теперь Ева выглядит ещё более соблазнительно вкусной, чем раньше. Полностью покрытая его смазкой, красная и немного запыхавшаяся. Ну разве не прелесть?       — Прости, Ева. Я немного заигрался, — мех любовно провёл по всему телу Евы ладонью. — Тебе нравится?       Глоток воздуха был словно спасение. Ева кашляет, в попытке лишиться смазки, которая попала в глотку.       — Заигрался?.. — она смотрит перед собой, не желая даже видеть окуляры Прайма, которые затмило возбуждение. — Я могла задохнуться! Нет, Оптимус, мне не капли не нравится, и будь ты разумным и здоровым — услышал бы меня сейчас.       — Я бы не позволил тебе погибнуть, моя Искра. К тому же, я знаком с основами оказания первой помощи людям, — Прайм звучал оскорблённо. — Но ты права. Я бы хотел перейти к другому. Если позволишь.       Оптимус не стал дожидаться ответа: на этот раз он не переворачивал Еву, а зажал в кулаке ногами вниз. Поднёс к коннектору, медля. Прайм не желал погрузить Еву с головой в канал, проводящий трансфлюид. В этом месте нельзя было установить никаких апгрейдов. Оно было намного уже и чувствительнее.       — Если будет слишком сжимать — скажи, — и всё же направил ноги Евы внутрь.       В панике девушка начала сопротивляться. Руками она выбраться не могла, но вот использовать свои ноги как протест — да. Скользя мокрыми от смазки стопами, Ева упиралась в металлический коннектор, испытывая животный страх от того, как в этом месте тесно.       Оптимус не установил туда мягкой обшивки. Сейчас Ева для него как секс-игрушка, а совсем скоро она станет сломанной!       — Я сломаю себе что-то! — она спотыкается на его коннекторе, от чего только одна нога проникает внутрь. — Да лучше бы ты меня просто трахнул, чем делал это.       — Ева, я обязательно прислушаюсь к твоим желаниям. Но сейчас — без нужного апгрейда — я не могу, как ты выразилась, трахнуть тебя, — Прайм откидывает шлем назад, поражаясь тому, насколько сильной вышла стимуляция. Кибертронцы из-за больших размеров обычно не используют это отверстие в коннекте. Но с хрупким человеком… Оптимус почти перезагрузился. И это лишь от одной ноги Евы, — пожалуйста, Ева. Не дёргайся — это повредит тебе лишь больше, Моя Искра.       Штекеры вновь вышли из-под честплейта, обхватывая вторую ногу Евы. Прижали ту к первой, а после направили вниз.       Ева входила туго. Намного более туго, чем в порт.       Бёдра были покрыты полностью смазкой, Оптимус действительно детально всё подготовил, продумал, изучил. Доказательством этого было то, что Ева проникала внутрь отверстия с относительной лёгкостью. Но, конечно, были и препятствия.       Такие, как её таз. Лишь дойдя до него, Ева не протолкнулась глубже, не могла и ногой пошевелить. Там внутри её начал пожирать ещё больший страх: Оптимус может захотеть протолкнуть её по самую шею.       Оптимус на клик замер. Внутри его процессора проходили исчисления: он не ожидал, что эта часть Евы… Более широкая. С другой стороны, если смогут пролезть бёдра, то сможет и шея. Это звучало слишком заманчиво. Сперва оставить Еву так, доведя себя до перезагрузки, а после убрать коннектор вместе с ней под паховый щиток. И выйти в главный отсек, заняться делами. Это звучало слишком… Слишком соблазнительно. Во всём это было очень много «слишком».       — Может быть немного больно, — предупредил Прайм, а после надавил сильнее.       Ева стонет от боли, которая появляется из-за давления метала на голую кожу — завтра точно будут синяки. Но спасает всё то же огромное количество лубриканта, из-за которого её бедра проскальзывают внутрь, немного трутся об стенки коннектора изнутри, заставляя свести бёдра вместе. Еву прошибает током.       Только что из-за этого она получила то трение, которое так хотела получить, даже не коснувшись себя. В эту же секунду в сторону отошла паника, чистый разум: осталась только щепотка удовольствия и желания получить его ещё раз.       Оптимус с удовлетворением замечает, что таз Евы всё же проскользнул внутрь. Давление в коннекторе усилилось. Прайм продолжил: теперь он давил пальцами на плечи Евы, вводя её всё глубже и глубже в себя. Его Искра была такой… Такой податливой в этот момент. И нуждающейся.       — Я чувствую, как ты сжимаешься, Ева. Я говорил, что тебе тоже будет приятно. Всегда говорил.       И если из этой ситуации есть возможность выудить для себя что-то действительно хорошее, то Ева готова это делать, какими бы постыдным ей не казались действия. Она абстрагируется от Оптимуса, прикрывает глаза; не хочет слышать его довольный голос, будто кот урчал над ухом о том, что это он делает Еве приятно.       И говорить что-то, доказывать в этой ситуации казалось настоящей глупость. Ева смирилась с положением дел. Если она проигравшая, то хотя бы обязана выжить и не перемолоться внутри Прайма.       Оптимус чувствует и видит смирение Евы. Осознание этого волнами удовольствия расходится по корпусу. Он — Оптимус Прайм — вновь победил Еву. Это было намного сложнее и ценнее, чем победа над Десептиконами. Потому что Оптимус знал, что Ева не пожалеет. Он сделает всё для этого.       Прошло ещё пара мучительно долгих кликов, и Прайм убрал манипуляторы от коннектора, наслаждаясь открывшейся ему картиной.       — Спасибо, Ева, — Прайм говорил тихо, почти шепотом. — Ты делаешь меня счастливым.       Застрявшая по самую грудь Ева могла лишь обречённо открывать рот, чтобы хватать воздух, что сейчас был так нужен лёгким.       Оптимус явно был доволен тем, что сделал с ней, во что превратил её и сама Ева, та, кто с самого начала пыталась сопротивляться, начала сдаваться.       — Глубже, Оптимус, — она расплывается в улыбке, практически не открывая глаз. — Я хочу быть полностью в тебе.       Она изменилась. Хрупкая человеческая психика, которая при любой угрозе включает защитные механизмы, сейчас выстраивала новые стены, давала хозяйке видеть только удовольствие в ситуации, где ей причиняют боль и не слышат.       Оптимус на клик замер; даже его системы заработали тише, будто в неверии умолкли. Ева сама просила его о чём-то? Сама желала быть с ним, а не биться в бессмысленных попытках отстраниться от него?..       Расчёты показывали, что просьбу Евы удовлетворить было можно. Она могла оказаться полностью в нём, но возможности дышать у Евы была бы ограничена ещё сильнее.       — Это будет по-настоящему опасно, Ева. Я не смогу тебе помочь… Сразу, если что-то пойдёт не так.       Ухватившись за край коннектора, Ева лишь издавала тихие стоны. Бёдра сами по себе, рефлекторно, ёрзали и создавали то нужное удовольствие, которое требовало её тело в самом начале. Уделяла внимание к своим чувствительным точкам, которые Оптимус лишь раззадорил.       — Я хочу получить то удовольствие, о котором ты говорил, Оптимус.       Тогда Оптимус решительно кивнул. Он не рискнул давить голову Евы пальцами: тогда мех рисковал просто раздавить её или вовсе оторвать. Юркие штекеры с этим справились куда лучше: аккуратно надавила на макушку Евы, погружая ту всё глубже и глубже. В какой-то момент Ева полностью скрылась в коннекторе.       Прайм был действительно на грани перезагрузки, но сдержал себя: поток трансфлюида мог либо вытолкнуть Еву, либо затопить её. Ни то, ни другое в планы меха не входило. Оставалось лишь наслаждаться ощущением заполненности. Такого раньше Прайм не испытывал никогда.       — Спасибо, Ева, — мех притушил оптику, — пожалуйста, двигайся.       Держать руки над собой было неудобно, потому приятным протестом было попросту удовлетворить саму себя, пока Прайм будет думать, как же её достать оттуда. Это потом. А пока…       … а пока пальцы проезжаются по складкам, сжимают пульсирующий клитор, и Ева получает желаемое внимание хотя бы от самой себя.       Оптимус чувствовал то, как Ева шевелится. Ощущал повышение пульса и учащение дыхания. И всё это не было связано с недостатком кислорода. Его Искра нагло самоудовлетворяла себя, вероятно, догадываясь о том, что Прайм рискует не выдержать этого.       Эйфория медленно окутывала нейроцепи, но Прайм вновь сбил с себя наваждение. Поднялся с платформы, а после отдал короткую мысленную команду на возвращение интерфейс-системы внутрь корпуса.       Последним на своё место встал паховый щиток.       Места стало ещё меньше, чем было. Ева почувствовала как положение сменилось, а свет, который пробивался сверху, резко исчез. И в момент оргазма, когда соки брызнули из лона, когда она наконец получила то удовольствие, которое хотела, голову прошибло понятие ситуации: Оптимус закрыл её в себе.       Вот таким наглым способом мех привязал её к себе, и как долго Ева будет находиться в закрытой части Прайма — она не знала. Но после пережитого оргазма воздух заканчивался быстрее, чем обычно. Глубокие вдохи из-за спёртого дыхания, душное место, липкая смазка — всё это вгоняло в панику.       Оптимус медленно положил манипулятор себе на паховую. Погладил, продолжая чувствовать Еву в себе. И почему…       Почему он не сделал этого раньше?       — Тебе придётся некоторое время провести так, моя Искра. Хорошая возможность подумать над своим поведением.       Глубокий вдох для того, чтобы восстановить над собой контроль, Ева делает с тяжестью. Оптимус не позволит ей умереть. На это она больше надеется, чем верит, ведь даже сам Праймус не знает, что придёт в больной процессор этого чокнутого.       А пути отступления нет. У Евы есть только то отверстие, через которое она сюда попала. Виднеется просвет, и Ева уверена, что это скорее всего шов брони Оптимуса, который является невольной вентиляцией.       — Оптимус, блять, Прайм, — она даже ударить не может. — Выпусти меня отсюда. Кто так поступает со своим будущим Бондмейтом?       — Как «так»? — Прайм подошёл к выходу из отсека. — Не понимаю, о чём ты, Ева. Партнёры всегда хотят быть ближе друг с другом. Максимально близко. Мы не отличаемся, моя Искра.       Оптимус направился в главный зал.       — В твоих интересах быть тише, если не хочешь, чтобы автоботы и остальные узнали, где ты. Но поспешу сказать: у Рэтчета особый медицинский апгрейд на оптике. Он узнает в любом случае.       Рэтчет. Он итак знает слишком много, а теперь ещё и увидит Еву в таком виде. Остальные же могут задаться вопросом, куда делась Ева, которая пошла искать Оптимуса.       Первым кого видит Прайм — разведчик. Тот здоровается со своим лидером и обращает внимание на своего маленького напарника с которым они часто играют в гонки. Каждый был чем-то занят со своим человеком и Ева прекрасно слышала голоса автоботов и людей, что ж, она, по факту, тоже проводит время со своим напарником. Ужасное время.       Оптимус обводил спокойный взглядом каждого из присутствующих. Те ему улыбаются, а автоботы ощущают фон. Слишком говорящим. Слишком… Но продолжают это игнорировать: дела Прайма — это дела Прайма. Не им в них вмешиваться.       — Рэтчет, — Прайм обращается к медику, настигая того у мониторов. ЭМ-поле старого друга ощущается показательно холодным, — не мог бы ты помочь мне в медбэе?       Окуляры медика быстро сканируют состояние Прайма: основные датчики, которые отвечали за передвижение, вентиляционные системы. Буквально всё говорило, что Прайм здоров, как бык; но ЭМ-поле говорило о том, чем был занят Прайм. Или продолжает заниматься?..       — Оптимус, побереги мой процессор и просто… — он останавливает зрение на паховой области и морщится, как только замечает тепловое излучение. — Как? Праймус, ты точно заставишь меня ржаветь раньше времени из-за переработки.       — Я изучал пределы кибертронского корпуса. Ты же знаешь, что я всегда любил изучать, — Оптимус коротко улыбнулся, — но самостоятельно у меня не получится вытащить Еву.       Оптимус медленно опустился на платформу, раздвигая серво. Смущения не было: Рэтчет видел Прайма в самых разных состояниях за время войны. Из-за некоторых ранений Оптимус прямо перед старым другом сливал отработку. Сейчас ситуация была менее… Просто менее. Паховый щиток ушёл в пах, а после вышел коннектор.       То, что Оптимус был перед Рэтчетом в разном виде — это так, но последствия Дефекта медик в своём активе ни разу не заставал, а теперь вот: оно перед ним.       — Чем вы оба занимались? — мех склоняется прямиком над коннектором Прайма, дабы в маленькой щели увидеть макушку Евы. — Оптимус, ты изучал анатомию органики, так почему, скажи мне на милость, ты её засунул туда, где человеку априори не стоит находится?       — Оптимус вообще процессором поехал, — слышится оттуда. — Мне слишком тяжело сейчас дышать.       — А виновницу всего этого шлака я попрошу замолчать.       — Я всего лишь хотел быть ближе с Евой. Мы получали от процесса взаимное удовольствие, — Прайм не лукавил. Ни он, ни Ева так и не смогли получить пик удовольствия, — в одиночку с последствиями я не справлюсь. Прости, старый друг, что добавляю тебе работы.       Оптимус расслабленно наблюдал за Рэтчетом, позволяя системам медленно остывать.       Видеть Прайма в готовности слиться Искрами, а уж тем более находиться рядом с ним, было затруднительно. Рэтчет изучал его поведение издалека, боясь переступить черту. Черту первым перешёл Прайм.       Бот активирует щипцы, чтобы иметь возможность расширить вход в коннектор и иметь возможность добраться до Евы.       — У неё закончилась смазка. Неужели ты заранее не подготовил человеческий лубрикант?       Для Евы же слышать то, как Рэтчет отчитывает Оптимуса — это приятное зрелище. Никто из команды не смел перечить лидеру, и только Рэтчет был всегда прямолинеен.       — Я надеялся использовать свою, — Прайм тихо рассмеялся, — но Ева перекрыла собой эту возможность. Но даже так всё прошло легко и безболезненно. Да, моя Искра?       Оптимус видит и чувствует, как Рэтчет расширяет проход. Узкое отверстие медленно расширяется под умелыми действиями меха.       — Органика не создана для такого соединения.       Назвать подобное интерфейсом, бот не мог. Ева органика, так к тому же та, которую Рэтчет от всей Искры не любил. Все проблемы начались с этой женщины с маленькой неразумной планетки, которая может уничтожить более разумную расу.       Каким бы Рэтчет не был любителем ворчать на кого не попадя, в этой ситуации Ева была с ним согласна. С самого начала всего этого она не была согласна на такой тип интима с Оптимусом. Она вообще желает отказаться быть как-либо связанной с этим мехом. В отряде есть фемка, которая, возможно, согласится быть с самим Оптимусом Праймом, но не она, нет. Как бы не были приятны слова, какими бы умелыми не были штекеры меха, Ева никогда больше не поддастся сумасшедшему процессору бота.       — Оптимус, боюсь, тебе придётся самому доставать Еву, — мех недовольно сводит надбровные дуги, понимая насколько ситуация комичная. В этом плане помогать старому другу и командиру он не собирался. — Ласками ты сможешь разогреть трубы и выпустить трансфлюид. Это поможет достать её оттуда.       — Не создана? — задумчиво повторил Прайм, опуская взгляд к коннектору. — Я так не думаю. Разве если бы Ева была «не создана», то подошла бы так идеально? — мысли об этом вновь разбудили интерфейс-протоколы, которые мех продолжал сдерживать. Прайм потянулся к коннектору, задумчиво проводя по нему несколько раз. Не то. Совсем не то. Хотелось чего-то более существенного, хотелось забыться в перезагрузке… — Ева, помоги мне, пожалуйста.       Раскинув серво ещё шире, Прайм продолжил размышлять. Думать о том, что в этот самый момент Ева полностью зависима от него, полностью его, полностью в нём… И это видят другие. Это видит Рэтчет, даже если ему не нравится зрелище.       — Помогать?! — Ева звучит недовольно. — Оптимус, я не могу двигаться и каждое ваше движение делает лишь хуже.       — Как бы прискорбно это не было говорить, но я полностью согласен с ней, — Рэтчет ступает ближе к Прайму. — За свой актив я ни разу не занимался подобным. Оптимус, если тебе нужно сделать это в одиночестве, я выйду, но чем дольше ты тянешь, тем меньше у человека надежды на выживание.       — Нет, не выходи, — Прайм остался непреклонен, — Еве в любой момент может понадобиться твоя помощь. Каждый клик важен — ты сам об этом сказал.       ЭМ-поле Оптимуса чуть приоткрылось. В нём читалось явное, не скрытое ничем предложение. Мех мог бы сам постараться довести себя до перезагрузки, но рядом с другим кибертронцем это выйдет куда быстрее. Особенно если этот кибертронец — это давний знакомый.       — Пожалуйста, Рэтчет, — голос Прайма на миг покрылся помехами.       Чувствовать их ЭМ-поле Ева не могла, она лишь строила догадки, во что именно Прайм вовлекает Рэтчета, того, кто постоянно держался осторожно, когда дело касалось Дефекта.       Рэтчет на клик тушит свою оптику, чтобы просчитать все пути отступления, осматривает все сценарии, как закончится эта ситуация и в каждой один итог — Оптимус не выпустит Еву сам, а он, как военный медик, нарушит обещание спасать активы. Особенно актив самого Прайма.       — Хорошо, Оптимус, — бот подступает к нему ближе, чтобы иметь больше доступа к проблеме, которую создали Прайм и Ева.       Это всего лишь медицинский случай, а помогает он боту лишь по старой дружбе.       — Спасибо, Рэтчет. Я знал, что ты не откажешь мне в просьбе, старый друг.       Оптимус протягивает манипулятор вперёд, притягивая меха ближе. Горячий коннектор впирается в Рэтчета, а после обхватывается его ладонью. Прайму хочется чувствовать Рэтчета ближе. Ещё ближе.       — Пустишь немного тока? — штекеры медленно выскальзывают из разъёмов, присоединяясь к меху напротив. — Не в коннектор, конечно.       — Оптимус, при всём моём уважении!..       Вентсистемы Рэтчета загудели громче, когда из-за Прайма всплыли давно забытые протоколы; но сидеть молча бот не собирался, пуская по штекерам волны тока разного напряжения.       Они действительно занимаются этим, пока человек находится в непозволительной близости к опасности. Еве находится в такой ситуации было стыдно, будто она занимается каким-то вуайеризмом.       — Мы это делаем для спасения Евы, — Оптимус звучит легко и доверительно, — я очень тебе благодарен, старый друг.       От энергетического отката Оптимус выгибается, тихо стонет сквозь плотно сжатые дентопластины. Близость другого знакомого кибертронца, его ЭМ-поле — всё это запускало интерфейс-протоколы вновь и вновь. Там было намного легче, чем если бы Прайм самостоятельно занимался освобождением Евы. Так было… Приятнее. Когда-нибудь Оптимус сможет всё это практиковать с Евой.       Ситуация будто становилась хуже, Ева чувствовала, как стенки давят на её тело с большей силой, что обозначало действия Рэтчета. Тот явно не покидал профессиональных границ и выполнял поставленную задачу, чтобы поскорее достать девушку и избавиться от них обоих. Но Оптимус попробует снова, а потом ещё раз, пока не изучил бы все её возможности.       Но больше пугала мысль, что у Рэтчета не получится достать её оттуда. И что, она проживёт всю жизнь, будучи закрыта под паховой бронёй? Это ужасная смерть. И унизительная.       Рэтчет действительно пытался игнорировать все протоколы, которые отвечали взаимодействию Прайма. Одно дело было помочь, как медик, бросить все свои силы на то, чтобы достать человека из коннектора Оптимуса. Он мог бы предложить провести операцию и достать человека, но поддался ЭМ-полю огромного меха и позволил подключиться к себе, как будто док является той легкодоступной интерфемкой, которая готова прыгнуть к любому меху на платформу.       И этому было подтверждение: Рэтчет даже и не заметил, как позволил собственным штекерам проникнуть под броню Оптимуса и подключиться. Слишком тяжело было держать в узде то, что давно забыл процессор, пока главной задачей было не отходить от профессиональных рамок.       А он это уже сделал.       После подключения Прайм тут же послал через кабели сильный откат прямиком в разъёмы Рэтчета. Действовать приходилось аккуратно, чтобы не поджарить Еву, но между тем хотелось доставить старому другу удовольствие. Оптимус уже успел забыть, что такое коннект с кибертронцами.       Конечно, корпус Рэтчета был намного слабее Оптимуса, потому тот не смог бы принять всё, что Прайм мог отдать. Это печалило. С другой стороны, спустя долгое время отношений с Евой Оптимус научился деликатности. Умению контролировать себя от и до.       — Моя Искра, как ты? — Оптимус не забывал о Еве. О ней вообще было трудно забыть, а в те минуты, когда она была в нём — почти невозможно.       Ева чувствовала, как что-то тёплое касается её босых ног. Если прикрыть глаза, попробовать абстрагироваться от двух инопланетных роботов, которые при ней занимаются сексом, то вполне можно представиться, что она в ванной. Даже если стенки коннектора сжимали её, нагревались от возбуждения самого Оптимуса, Ева пыталась расслабиться. Паникует ведь только рыба на суше.       Со временем ток, которым обменивались два меха, настиг и саму девушку. Он приятно покалывал некоторые участки тела, заставляя Еву извиваться. Ещё одного такого мучительного удовольствия её организм не выдержит.       Но в тоже время Рэтчет действует деликатно. Используя кибертронский аналог расширителей, док зацепил верхушку коннектора и расширил, чтобы органике было дышать проще.       — Я не могу здесь больше находиться, просто забери меня меня отсюда…       Кое-как после нескольких попыток она по грудь вылезает из отверстия. Тяжело и больно, когда тёплый металл впивается в кожу.       — Оптимус, — манипулятор Рэтчет до сих пор находится у основания коннектора, будто мех медлит с тем, чтобы действовать. — Ради моей оптики, которая не желала бы видеть подобное ещё раз, ты мог бы заниматься с Евой в будущем… более привычным интерфейсом?       — Ты же знаешь, что это то, чего я желаю, — Оптимус позволил себе добродушную усмешку, — но у нас есть разница в размерах, не находишь? Только если ты согласишься помочь мне в настройке одного апгрейда… — Прайм опустил взгляд, встречаясь им с Евой. Та была уже наполовину свободна, и меху было искренне жаль отпускать свою Искру, но дольше держать её было уже опасно. — Здравствуй, Ева, — мех протянул манипулятор, погладил девушку по голове.       Про Рэтчета Оптимус тоже не забывал: толкнулся вперёд, заставляя медика обхватить коннектор ладонью. Конечно, хотелось бы перейти к более существенному этапу коннекта, но пока Ева в Прайме — это смертельно для неё. Перемолоть Еву в чужом порту в планы меха не входило; да и Рэтчет будет против.       Реакция Евы не заставила себя ждать. Девушка упёрлась ладонью в манипулятор Прайма в немом отказе. По другому своё нежелание соприкасаться с Оптимусом больше, чем сейчас нужно было, она не могла. Показывать свою ненависть во взгляде, спрашивать, зачем ему всё это, было также глупо. Привкус проигрыша и страха душил.       — Да пошёл ты, — выплёвывает Ева хриплым голосом.       Действия Рэтчета, которые побудили Оптимуса разгорячить системы, позволили Еве наконец-то выбраться из плена тугих стенок.       Теперь стояла главная дилемма: оставаться на коннекторе, либо же спуститься на манипулятор Рэтчета, который в этот самый момент был практически у конца.       — Док, перемести меня на стол.       И впервые за ворны своего актива мех засомневался. Оптимус был его пациентом, никак не Ева. Будет крайне непрофессионально оставлять объект, который являлся проблемой на операционном столе, проще было бы её убрать в сторону. Но Оптимус Прайм может не позволить, а запускать боевые системы у бота с Дефектом слишком опасно.       Рэтчет подставляет ладонь, позволяет смазке Оптимуса с тела Евы попасть на него и перемещает человека рядом с ботом.       — Не убей её, Оптимус.       Как бы не было прискорбно для него, но задача была выполнена, потому мех убирает манипулятор и отсоединяет штекеры. Перегрев Оптимус — это уже проблема Евы, как бы не хотелось самому уйти в перезагрузку.       — Ты считаешь, что продолжить втроём — это непрофессионально, старый друг? — Оптимус поворачивается к Еве, тепло улыбается ей. Только она и Рэтчет те немногие, кто могли видеть его улыбки. Ева этого не ценила. — Думаю, что мне нужно сбросить напряжение. С Евой я этого сделать полноценно не смогу. Не откажешь мне в помощи? — в разъёмах неприятно тянуло от пустоты. Хотелось вернуть штекеры на место, но Прайм не хотел пугать Рэтчета своим напором.       Параллельно с этим Оптимус подхватил Еву на ладонь, а после поднёс к фейсплейту, слизывая остатки смазки и трансфлюида. Ева на вкус и без всего этого была прекрасна, а вместе с этим лучше любого, даже самого элитного энергона.       — Не смей меня облизывать!       Ева ослабевает и падает на колени. Долгое пребывание в одном положении со скованным телом сказалось на мобильности. Пережитый ранее оргазм откликался на любое прикосновение.       — Мерзость, — она стирает со своей щеки призрачное прикосновение Прайма.       Одна надежда была на Рэтчета. Мало ли куда ещё Оптимус удумает её засунуть.       А вот ЭМ-поле медика не молчало. Он научился скрывать всё, что чувствует. Но перегрев и желание соединиться скрыть было невозможно.       — Оптимус, при всём моём уважении, — Рэтчет внимательно изучает корпус Прайма, слышит, как перегреваются системы меха, видит, как его коннектор испускает трансфлюид. Сейчас перед ним не сидел потомок Прайма, а интербот, который готов услужить старому знакомому. — У тебя есть… Это непрофессионально.       — Непрофессионально, — согласно кивнул Оптимус, — а ещё противозаконно, — слегка кивнул на Еву, намекая на её органическую сущность, — и богохульно. Но честно говоря, я не вижу ни одной действительной причины, по которой мы должны отказаться. Пожалуйста, Рэтчет, — мех слегка выгнулся, демонстрируя изгибы своего корпуса, — не откажи мне в удовольствии. Ты же не заставишь меня отдавать тебе приказ, как Прайм?       Оптимус полностью лёг на платформу, аккуратно придерживая Еву. Ему казалось, что Ева продолжала выглядеть очень нуждающейся. Возможно, он немного поспешил с экспериментом? В любом случае, это рано или поздно случилось бы. Еве стоило привыкать к своему новому положению.       Рэтчет выдаёт ответ, даже не успевая открыть свои дермы: его системы гудят слишком шумно, как только Оптимус демонстрирует свои изгибы. Рэтчет, живя с более грубыми частями корпуса, признавал тело Прайма красивым и в меру манящим. Но каждый раз, как только его процессор генерировал такие мысли, медик уходил работать с датападами.       Но вот он, непрямой приказ Оптимуса, приглашение подключиться заново и оседлать коннектор. А сможет ли док принять его? С момента последнего раза прошло много времени, но пускать Еву заново помогать меху, чтобы эта пара опять явилась к нему в отсек, не хотелось.       — Тогда будем считает это твоим приказом, Оптимус.       Рэтчет медленно взбирается на платформу и прокручивает в процессоре воспоминания. Его глосса следует по нижней части брюшных сегментов Оптимуса, не прикасается к коннектору.       Он согласился. Из всех в этом здании Ева делала расчёт именно на Рэтчета, который всегда относился ко всему нейтрально и профессионально, но теперь и он оказался под Оптимусом, стоило лишь сказать несколько ласковых слов. Гребаный манипулятор!       — Вот видишь, Ева, — Оптимус окончательно расслабляется, отдавая Рэтчету весь контроль над ситуацией, — никаких истерик. Никаких вопросов. Ты тоже можешь быть столь покорной, как и Рэтчет. Учитывая то, насколько ваши характеры похожи.       Свободный манипулятор Оптимус тянет вниз, аккуратно гладя Рэтчета по шлему. Тот так старается, что это не должно оставаться без награды.       — Спасибо, Рэтчет, — вновь повторяет Оптимус, вложив в эти слова всю свою искренность, — для меня это важно. Прости, если надавил.       Он относится к нему с уважением. Оптимус только что показал себя. Лишь одно предложение раскрыло Еве всю правду — Прайм даже не слышит её мнение и, что самое обидное было в этот момент, показательно хорошо относится к Рэтчету.       Охваченная обидой и злостью девушка на ватных ногах упирается в аудиосенсор Оптимуса, хватается за его дермы и взбирается на фейсплейт.       — Что ж, сегодня ты меня не во все щели принял, Оптимус Прайм.       Шипит со злостью Ева, после чего наступает на губы меха, чтобы тот раскрыл энергоприёмник.       Сперва оптика Прайма сияет ярче, выражая удивление. Инициатива его Искры всегда столь редкая и желанная, что реагировать на это сразу не удаётся. Но когда с гидравлики спадает оцепенение, мех послушно открывает энергоприёмник, позволяя Еве забраться глубже. Глосса тут же проходится по девушке, лаская её.       От ласк Рэтчета в районе паховой Оптимуса едва выгибает на платформе. Чувствовать себя, окруженным близкими, было приятно. Давно Оптимус не ощущал такой радости.       Теплота ротовой полости Оптимуса была приятной. Попасть ещё глубже, а после умереть уже не было устрашающей идеей. После того, как она застряла в коннекторе меха, что может быть ещё хуже? Эта ситуация казалась абсурдной, но с Евой она случилась.       Внутри Оптимуса было мокро. Похоже тот сейчас сконцентрировался на том, чтобы Ева свободно скользила внутри его энергоприемника, чтобы даже сухость между ног была заменена его смазкой.       Но глубоко зарываться не позволяла глосса, которая коснулась за эти секунды каждого участка тела девушки. Её чувствительной груди, живота, а после и вагины, что вызвало ответную реакцию в виде стона. Возможно, это было приятно. Так думала Ева, но ни за что бы не признала вслух.       Уверенные манипуляторы медика следовали по броне Оптимуса, задевая порты, которые ждали очередного подключения; и в такой ситуации, когда обязанности были откинуты в сторону, Рэтчет позволил своим штекерам снова подключиться к Оптимусу. Конечно всей силы этого меха он не выдержит, но ту малость, которой они могут поделиться друг с другом, он готов принять.       — Не съешь её, Оптимус, — док хватает коннектор в ладонь, сжимает чувствительные разбухшие шланги, чтобы выжать больше смазки для собственного порта и поднимается выше, чтобы оседлать Прайма. — Я не собираюсь потом проводить вскрытие, чтобы достать её.       — Я всё контролирую, — отвечает Оптимус, наслаждаясь ощущением Евы внутри. Энергоприёмник не имел сверхчувствительных сенсоров, но это не мешало получать полноценное удовольствие. Ева была столь хороша, что пробуждала его там, где оно было физически невозможно.       Когда вокруг коннектора сомкнулись тугие стены чужого порта, Прайм не смог сдержать стона. Оптимус сам очень давно не занимался с кем-либо полноценным коннектом, а учитывая узость Рэтчета, тот тоже. И это было прекрасно вдвойне.       Прайм остановил себя от того, чтобы толкнуться бёдрами вверх до упора. Вредить другу совсем не хотелось. К тому же Прайм не должен быть несдержанным. Не по статусу.       Как только Прайм оказывается внутри, процессор выдаёт несколько предупреждений о стенках порта, которые не были достаточно подготовлены к чему-то столь большому. Но тем не менее это вызывает волну удовольствия по всему корпусу Рэтчета, и для того, чтобы не уйти в перезагрузку сразу же, мех выключает оптику, сосредотачиваясь на контроле. Нужно держать себя в сознании, чтобы позорно перед самим Оптимусом не закончить рано.       Как только визуальная картинка снова появляется док, склоняется над ботом. Тот сейчас ограничен в разговорах, а вот Рэтчет, который привык много говорить, нет.       — Она должна быть здесь, — пальцем Рэтчет нажимает на нижнюю часть челюсти, ощущая сразу же ответную реакцию из-за мягкой обшивки: Ева сразу же убирает ногу.       Мех спускается к линии подбородка и глоссой проводит от конца к чесплейту, давя в себе желание оставить след от дент. Оптимус сам сказал, что сегодня они оставляют свои обязанности и сдерживать себя нет смысла, потому Рэтчет впивается в шейные магистрали, посылая ток через штекеры.       Оптимус всё же послушно подаётся вперёд, позволяя Рэтчету делать всё, что тот захочет. Прайм действительно отдал полный контроль над этим актом коннекта: в мощности откатов, в темпе фрикций, в других ласках. Единственное, что абсолютно точно контролировал Оптимус — была Ева.       Его прекрасная Ева, которая продолжала спускаться всё глубже и глубже. Иногда Прайм жалел, что кибертронцы не питаются так, как делают это органики. Съесть Еву по-настоящему было бы невероятно приятно. Впрочем, как и всё остальное, что мех может сделать с ней.       Денты Оптимуса были скользкие, но Ева всё время пыталась за них ухватиться, чтобы не упасть ещё глубже, чтобы иметь хоть какую-то опору, когда тёплый металл проезжался между ног, создавая то приятное трение, которое доведёт Еву до оргиастического экстаза.       Желание получить оргазм от проникновения назойливой идеей прикрепилось к Еве, потому, не тратя и секунды на размышления, Ева направила внутрь себя кончик глоссы Оптимуса.       Оптимус на клик замер, поражённый действиями Евы. Его Искра хотела насадиться своей чудной интерфейс-системой на его глоссу? Звучало очень экзотически, но Прайм рад доводить до пика удовольствия Еву любым возможным способом.       Да, Ева на вкус была удивительна, как и всё то, что она давала. Зря Оптимус сравнивал Еву с энергоном — на Кибертроне не было ничего, что могло бы стоять с Евой рядом.       Оптимус, точно рассчитывая давление, толкнул глоссой вперёд, проникая ещё глубже. Параллельно собрал сильный электрический откат, отправляя его через разъёмы и коннектор, прямиком в порт Рэтчета.       Двойной стон прошёлся эхом по всему отсеку. Конечно, Рэтчет был громче, но и Еву можно было услышать. Оптимус, что до этого момента казался невинным для всех в этом отсеке, сейчас оказался извращённым опытным любовником.       Для Евы, которая наконец-то почувствовала заполненную пустоту внутри, сдерживаться уже не было смысла. Она лишь расслабила свои бёдра, чтобы аналог человеческого языка толкался так, как пожелает сам мех, пока чувствительная Ева будет извиваться на нём.       Порт сжимается вокруг огромного объекта внутри, Рэтчет пускает небольшую вибрацию. Начинает двигаться, не тратя и клика на то, чтобы просто сидеть на месте, пока Оптимус так увлечён своей органикой внутри.       Прайму всё же кажется, что он дезактивировался во время одной из битв с Десептиконами. Потому что иначе обосновать тот факт, что он, кажется, оказался в Раю, нельзя. Иногда Оптимусу казалось, что его корпус навсегда забыл физическое удовольствие. Праймы не должны его чувствовать. Праймы — лидеры, воины, полководцы. У них нет времени на праздное прожигание актива на платформе с кем-либо. Но вот он — Оптимус Прайм — насаживает Еву и Рэтчета на себя. И разве кто-то посмеет его за это осудить?       От вибраций в коннекторе хочется стонать на весь отсек, но заместо этого Оптимус лишь ускоряет возвратно-поступательные движения языка. Прайм хочет синхронизировать их движения.       Движения, которые Прайм совершает внутрь, кажутся в какие-то моменты резкими, но и оттого более приятными. В моменты, когда он останавливался, дабы сбавить темп, Ева дрожала, пыталась выхватить хоть каплю воздуха, чтобы привести себя в порядок. Но в тот момент, когда дрожь в коленках уходила, Оптимус с ещё большим упорством толкал в неё кончик глоссы.       Он хотел синхронизировать их обоих. В обычное время Рэтчет просто закатил бы оптику, но не тогда, когда он был насажен полностью на Прайма.       Док нависает тенью над Оптимусом, чтобы поцеловать того в дермы, проникнуть глоссой глубже и дотянуться до органики, которая была внутри.       Только в этот раз Рэтчет поучаствует в их извращённых играх.       Оптимус с удовольствием отвечает на поцелуй. Рэтчет, может, и делает вид, что ему это не нравится, но ЭМ-поле врать не может. Как и корпус.       Прайм позволяет Рэтчету ласкать Еву, а после и вовсе выходит своей глоссой из лона Евы. Толкает её в грудь навстречу чужой глоссе, с явным намёком. Ева и Рэтчет не сильно ладят. Возможно, если Рэтчет доставит Еве удовольствие, то они подружатся?       Параллельно с этим Прайм задействует манипуляторы. Обнимает Рэтчета, сильнее прижимая к своему корпусу. Чужая тяжесть приятно ощущается на взбудораженных сенсорах.       Ева была вкусной. Нет, Рэтчет не словил на этой белковой Дефект, но в какой-то степени готов понять Прайма. Она, покрытая смазкой меха, была вкусной.       Оптимус улыбнулся, чувствуя, как Рэтчет тоже увлекается игрой с Евой. Он оказался прав — стоило им только оказаться ближе, так сразу была забыта старая глупая вражда из-за него. Рэтчет думал, что дело в Дефекте, но Оптимус знал — знал — что он здоров. И надеялся, что сегодняшний акт убедит медика в этом. Разве Дефектный поделился бы своим партнёром с другим?       Прайм всё же не сдержался: взял Рэтчета за бампер, на клик прижимая к себе, чтобы коннектор полностью вошёл в податливый порт медика; а после задал быстрый темп, приподнимая и опуская на себя медика. Оптимус только и успевал смахивать ошибки и предупреждения, всплывающие перед внутренним взором.       Дермы меха раскрываются широко, выпуская Еву. Она тяжело дышала из-за очередного прерванного оргазма, ведь, скорее всего, Рэтчет не желал, чтобы она оставила в нём свои соки. Это привилегия Оптимуса.       Перед взглядом всё плыло, оно и ожидаемо, Ева была выжата как лимон, но тем не менее желание не угасало. Тело само двигалось навстречу объекту, который мог бы принести ей это удовольствие, а таким объектом был мех под ней.       — Оптимус!..       Хриплым и нуждающимся голосом потянула девушка, не обдумывая насколько неправильный поступок она сейчас делает: тянет верхнюю дерму своей рукой, чтобы обнажить ряд ровных дент и вновь проникнуть в тёплый и приятный энергоприемник.       Действия Оптимуса и его толчки повысили перегрев системы. Рэтчет явно отложил задачу охладить свои системы на потом, ведь напор Прайма сильнее. Спокойствие будет потом, а сейчас бот готов уйти в колодец Искр от той перезагрузки, которая настигала его.       Оптимус послушно открыл энергоприёмник, впуская Еву обратно внутрь. Его Искра пульсировала от этой мысли сильнее и сильнее: Ева сама идёт к нему! Ева хочет его, не боится! Мотор заурчал громче и сильнее. Прайм хотел довести Еву до яркого оргазма, а Рэтчета до невероятной перезагрузки. И мех не оторвался бы от этого желания, даже если бы прямо сейчас в медотсек вошёл сам Мегатрон.       Глосса Оптимуса вновь скользнула внутрь лона Евы. Стенки послушно раздвинулись, принимая Ева. На этот раз темп стал полностью синхронным с тем, который был у него и Рэтчета: хаотичным, глубоким и невероятно быстрым. Прайм хотел насладиться чужим пиком удовольствия.       Первым достигает высот Рэтчет. Его окуляры тушатся, система пытается сберечь остатки сил, чтобы бот вовсе не ушёл в стазис, но внутри что-то всё-таки коротит. Трансфлюид вытекает из коннектора прямо на лобовые стёкла Оптимуса. Рэтчет после этого сядет и почистит меха, ему не впервой. Да, после такого хаоса ему нужно будет извиниться перед другом. А ему перед ним.       Ева дрожит, когда её тело прошибает током. Она зажимает язык Оптимуса между своих бёдер, пытаясь затормозить, когда трение об клитор и проникновение внутрь делали её окончательно чувствительной. Такой оргазм в своей жизни она никогда не забудет, а вот свою ненависть к тому, что устроил Оптимус — быстро.       Оптимус заканчивает последним: от перезагрузки системы ревут громче, в ЭМ-поле выплёскивается вихрь из эмоций, а корпус требует экстренного оффлайна, который мех себе позволить не может. В его энергоприёмнике Еве, а уйти в подзарядку с ней внутри — это опасно. Прайм выталкивает Еву на свободу, а после полностью расслабляется.       Ощущать на своём фейсплейте тепло человеческого тела, а на бёдрах — тяжесть кибертронского корпуса, было прекрасно. Впервые за очень долгое время хотелось уйти в подзарядку на несколько циклов, но и это было невозможно. Прайма ждали как и неотложные дела, так и война.       — С вами всё в порядке? — Оптимус перезагрузил оптику, фокусируя взгляд сперва на Еве, а после на Рэтчете.       Ева с выражением омерзения поднимает руки, чтобы стряхнуть смазку, которой она была покрыта.       — Какого, блять, чёрта, ты ввязал меня в это? — она желает встать, но тело не слушается, а бёдра дрожат. Без чужой помощи и нескольких часов отдыха она не сможет и шевельнуться, а об этой ситуации знают только Рэтчет и Оптимус. Первый откажется, а второй запрёт девушку в своём отсеке.       — Столько ворнов живу, а интерфейс будто в первый раз, — Рэтчет накрывает манипулятором свой шлем и тяжело гудит, как только фиксирует перед собой органику. — Я надеюсь, что последующие разы, когда ты обратишься за моей помощью, не будут такими.       Мех поднимается с коннектора лидера и спускается на платформу, чтобы провести внутреннюю проверку систем.       Оптимус рассмеялся, наслаждаясь бриймами спокойствия. даже привычная злость Евы и растерянность Рэтчета не убавили хорошего настроения. Меху было слишком хорошо, чтобы с кем-то спорить.       — В следующий раз это уже будет не просьба о помощи, — Прайм аккуратно погладил Еву, наслаждаясь её обнажённой фигурой. Пока он держал её внутри себя, то не имел возможности наслаждаться визуально этим великолепным телом. Изголодался. — Люблю тебя, Ева. Спасибо, Рэтчет.       Смех. Оптимус только что смеялся, и в этот маленький момент Еве показалось, что он нормальный. Без Дефекта, который причиняет ей боль, без пристального взгляда за каждым её шагом.       — Да пошёл ты, — она отворачивает голову вбок, пытаясь привести хаотичные мысли в порядок и напомнить себе: та ситуация, в которой они только что оказались из-за Оптимуса, и никакое «нормальное» поведение, которое он сейчас играет, её не собьёт.       — Не втягивайте меня в свои игры, — медик поднимается с платформы и смотрит на Оптимуса. — У меня была важная работа. Если бы не вы, то я был бы занят ей.       И снова всё встаёт на круги своя. Рэтчет начинает бурчать на всё и вся, Оптимус все также изучает её, а Ева… Ева просто желает забыться и исчезнуть.       — Отдыхать тоже стоит, старый друг. На войне минуты спокойствия крайне важны, не так ли? — Оптимус провёл по стёклам, размазывая трансфлюид Рэтчета. Оптика чуть расфокусировалась, казалось, что мех на клик пропал в своих мыслях. Вернули его в реальность, конечно, мысли об Еве, — моя Искра? — Прайм звучал тихо и смиренно. — Ева, прости, если был поспешным. В следующий раз всё будет так, как хочешь этого ты.       Прайм сел на платформе, позволяя Еве скатиться ему в ладонь. Вместе с ней под действием гравитации стали спадать капли трансфлюида, пачкая платформу. На это внимание мех не обратил.       Отдаляющиеся шаги Рэтчета говорят о том, что они с Оптимусом остались вдвоем. Ева соврала, если бы сказала, что боится Оптимуса сейчас. Незнание того, что будет дальше — да. В эту секунду, когда мех придерживал её аккуратно на манипуляторе, мягким взглядом смотрел и, кажется, сканировал на какие-либо повреждения, это всё в совокупности давало чувство спокойствия, которое Ева не ощущала даже в доме семьи Дарби.       — Ты поступил грубо, решив устроить это не спросив меня, — она смотрит на смазку. Конечно, отчитывать самого Прайма сейчас было глупо, но Еве хотелось заткнуть эту неловкость между ними. — Если бы ты просто привёл всё к интиму, я бы, возможно, согласилась. Это так глупо.       Она садится на корточки и накрывает своё лицо ладонями.       — Ты понимаешь, насколько это странно? Каждое твоё действие идёт во вред мне, и я должна ненавидеть тебя, — она зачёсывает волосы назад, пытаясь унять нервозность хоть какими-то действиями, — но я не испытываю ненависти.       — Прости, Ева, — антенки на шлеме Оптимуса дрогнули, а после повисли. Тот выглядел потерянным и грустным, — я поспешил. Мне жаль.       Штекеры выскользнули из разъёмов, устремились к Еве. Но в этот раз не обхватывали, а замерли рядом, будто спрашивая разрешения не дружеское прикосновение.       — Ты невероятная, Ева. Твои доброта ко мне поражает меня, — Оптимус отчаянно пытался поймать взгляд Евы, — когда ты смотришь на меня, когда говоришь со мной я чувствую себя счастливым и живым, — встретившись взглядом с Евой, Прайм едва улыбнулся, — об этом я и говорил. У тебя чудесные глаза, Ева.       Именно это заставляет Еву метаться между ненавистью и своей привязанностью к этому меху. Если бы она не испытывала к нему тех чувств, которые так тяжело назвать любовью, сейчас бы она не поддалась навстречу его словам и действиям. Возможно, это просто симпатия. Даже после того, что он сделал.       — Ты читал, как растопить сердце девушки? — она устало улыбается и вытягивает руку навстречу штекеру, чтобы соприкоснуться с Оптимусом. — Ты законченный романтик, ты это знал, Оптимус?       — Я много читал о Земле и человеческих отношениях, — Прайм кажется смущённым, — мне нравятся ваши ритуалы ухаживания. Они мне кажутся правильными и очень интересными. На Кибертроне многое отличается.       Прайм наслаждался лёгкими прикосновениями своей Искры к штекеру. Ева даже представить не могла, какую власть и силу имела над ним. Один её взгляд, жест, слово — и он станет верным псом на цепи. Но Ева, кажется, этого не хотела.       Ева позволяет штекеру скользнуть по ладони, к запястью, но без того контекста, с которым они обычно её касались. Сейчас Оптимус был необычайно милым, будто мужчина с Земли, которому понравилась девушка.       — А какие они? — Ева ёжиться от холода, который чувствуется в медотсеке. От манипулятора Прайма исходит тепло. — Ухаживания на твоей планете.       Оптимус думает несколько кликов, перед тем как ответить. Ева вряд ли поймёт, что культурные различия между Землёй и Кибертроном огромны настолько, что некоторые вещи для неё будут казаться необоснованной дикостью. Пугать Еву Прайм не желал.       — Порой очень стремительные и напористые. Кибертронцы живут долго, но истинную пару выбирают раз и навсегда. Поэтому ритуалы очень ревностные и собственнические, — Прайм думает, что некоторые абсолютно точно нарушают законы США.       Ева спускает свои ноги, пока Оптимус говорит. Нужно учитывать тот факт, что ухаживания другой расы в разы извращённее и страннее, нежели земные. По поведению меха было понятно, что большинство реакций людей на действия автоботов для них непонятны.       — Ты скрываешь это от меня, да? У нас, на Земле, принято ухаживать друг за другом подарками и действиями. Думаю, если бы ты был человеком, то делал бы это неловко, — почему-то от мысли об этом становится даже весело. Комфорт, который присутствовал их сейчас, никуда не испарялся. — Не знаю… Ты бы делал все механично? Многие парни, либо же девушки, слишком замудрённо делают подарки. Ты бы был прямолинейным.       Но Оптимус не был человеком, он был инопланетным роботом, который влюбился в неё.       — Разве при подготовке подарка и его вручении не нужно таким быть? — Прайм выглядел смятённым. — На Кибертроне подарки существовали, но каждый из них нёс определённое значение. Особенно украшения. Особое украшение всегда несло в себе определённый смысл, и если его принимали, то соглашались с новым статусом. Без прямолинейности это был бы обман, — Оптимус нахмурил оптограни, но тут же расслабился. Да, их культуры очень различны. Не стоит мерить слова Евы по кибертронским стандартам. — Люди любят… сюрпризы и неожиданности?       Человеческая психология и взаимоотношения действительно казались Прайму слишком сложными. Даже с перебором.       — Украшения и у нас любят.       Ева помнит те времена, когда её шкатулка была наполнена кольцами и подвесками, но со временем, когда жизнь стала неразберихой, времени на подбор украшений не стало. А после она попала сюда, где всегда есть одна главная цель — выжить.       — В меру, — кивает девушка. — Когда ты хочешь сделать приятно своему партнёру, то бросишь все силы на то, чтобы удивить его своим сюрпризом. Узнаёшь, что ему нравится, а после, в самый подходящий момент, даришь его. Это и является неожиданностью. Есть люди, которые любят прямые слова и подарки. А есть романтики, которые могут пойти выпить кофе с наивной мыслью, что какой-то парень или девушка возьмёт тортик и подсядет, чтобы познакомиться. Это уже не совсем про подарки, а, скорее, про флирт.       Мысль действительно казалась странной в контексте Кибертрона. Там не было принято знакомиться на улице или общественных местах просто так. Каждый новый знакомый кибертронец — это знакомый по обстоятельствам, а не желанию подойти и пообщаться с неизвестным.       — Значит, у тебя есть такой подарок, которой ты хотела бы получить? — Оптимус мог уверенно сказать, что знал о Еве всё и даже чуточку больше. Но людей же смущает, когда другие знают о них многое? — Я бы хотел сделать тебе приятно, как принято на Земле, и как хочешь этого ты.       Сегодня Оптимус был другой, совсем другой. И когда весь этот груз безумия падает на хрупкие плечи слабого человека, разве не хочется закрыть глаза на основную проблему?       Вот и Ева закрывает глаза и представляет другой мир, в котором всё настолько тихо и спокойно как в эту секунду.       — Не помню, — она морщит свой нос, будто это её позабавило. — Иногда мы доходим до такого состояния, что самые простые детские мечты исчезают и у тебя нет не остаётся того, чего бы ты хотел. Наверно, хочу, чтобы стало спокойно? Но это невозможно, да?       — Если таково твоё желание, — Прайм не теряется. Его Искра достойна была всего мира, но если единственное, чего она просит — это спокойствие, то он даст ей его, — то оно будет исполнено. Ты мне веришь?       Прайм очень хочет верить, что Ева доверяет ему всецело. В глубине Искры он знает, что это невозможно.       Глупость. Даже под воздействием этого момента Ева всё равно была настороже. Доверяла ли она Оптимусу? Частично, а вот всецело никак нет. И как бы она не желала увидеть в Прайме фигуру защитника, что-то отталкивало на два шага назад.       Она накрывает палец Оптимуса своей ладонью и слегка сжимает.       — Всему своё время, Оптимус.