Отблески

      Это считалось настоящим проклятьем, пусть и не говорилось вслух: быть омегой в мире людей. Это проклятье подтвердилось, когда Ева проходила ежегодный осмотр для подтверждения вторичного пола. Она оказалась омегой. Слабой, нуждающейся в защите альфы и в подчинении своему партнёру. Найти истинного было сказкой, детской выдумкой для омег, которые занимали низшую позицию. Ведь если ты чистокровный альфа, то это считалось чем-то почётным и сразу усаживало тебя на трон в этой цепочке.       Джек оказался бетой, также как и Раф. А вот Мико была гаммой, потому с ней хоть иногда было трудно, но всё же находился общий язык.       Смириться со своим полом было тяжело, потому Джун подкинула ей идею прятать свой запах блокаторами — единственная возможность хранить это в тайне. Это имело смысл до того момента, пока Ева не побывала на базе Автоботов, где было нечто схожее с земными правилами. С чего она это взяла? Потому что она ощутила запах Оптимуса и это вызвало у неё, блять, течку, которую Ева ни разу не ощущала будучи в этом мире. Тогда она пропала с базы на неделю по состоянию здоровья: не хотела чтобы кто-то узнал об этом. Особенно Оптимус Прайм.       Лидер Автоботов работал за мониторами в тот момент, когда чувствительные сенсоры зарегистрировали запах, который тут же достиг процессора и Искры. Евы ещё не было в главном отсеке, но Оптимус мог чётко определить, где она идёт.       Наверняка, даже учёные с Кибертрона не смогли бы найти объяснение этому феномену: схожести Кибертрона и Земли, органики и металла. И всё же, Прайм своей оптикой видел то, что являлось прямым доказательством замысла Праймуса. Или Юникрона? Это было неважно: важно было лишь то, что Ева — его Ева — имела определённый запах. Такой, которого не было и не будет ни у одного существа в мире. Запах его истинной пары. Той, которая станет ему Бондмейтом.       Да что там! Оптимус изучил гигабайты информации в Интернете, посвящённые теме. Узнал всё, что мог; дорвался до самых передовых человеческих исследований. И был уверен: Ева тоже учуяла его. Она тоже признала Прайма, как своего альфу. Поэтому пропала.       Ева всегда старалась ходить тихо на базе, просто потому что боялась увидеть на себе голубую оптику, которая всегда следила за каждым её шагом.       Она — гражданин США (по крайней мере в этом мире получила это гражданство), так что она ходит по свободной стране со своими правами и никакое клеймо омеги и тем более инопланетного существа, которое ведёт себя странно, никак не повлияют на это. Ева хочет быть свободной от этих оков, потому то, что у неё течка было аномалией; даже Джун не смогла объяснить, а женщина работала в реабилитационном центре для пострадавших омег.       Мико выпрыгивает первая. Она словно вихрь самых гиперактивных эмоций и бегает вокруг Евы, будто желает окутать своим запахом и перенять на себя все её внимание.       Но внимание Евы уже было отнято одним огромным мехом, чей запах она учуяла как только Арси привезла их на территорию базы. И это было очень пугающе, на уровне инстинктов: её нос дернулся, а ноздри уловили тонкий запах альфы.       — Не так громко, — останавливает подругу девушка, не переставая взглядом искать самую огромную фигуру на этой базе, когда Мико выводит её в главный зал.       Оптимус оборачивается к Еве в тот самый момент, когда её нога пересекает невидимую черту главного отсека базы. Теперь запах явственный, удушающий и всеобъемлющий. Такой ни один кибертронец не спутает ни с чем, да и человек, кажется, тоже. Мех тут же оставляет работу, которой занимался минутами раннее. Всё теряет смысл, когда его истинная пара находится в считанных метрах от него самого. Война? Восстановление планеты? Защита Земли? Всё пустое: вокруг только он и Ева.       Чужие же запахи, пусть и неполностью, даже не на четверть, отвлекают. Хочется скрыть Еву там, где её не достанут ни ЭМ-поля, ни феромоны. Спрятать в своём отсеке, здесь, на Омега-1, или в дворце Праймов на Кибертроне. Там, где никто, кроме Оптимуса, не доберётся до Евы. Но это будущее: близкое, как надеется Прайм.       Мех опускает перед Евой так, чтобы его фейсплейт и её лицо оказались на одном уровне. Позволяет себе улыбку, которую увидит только Ева.       — Здравствуй, Ева.       Мико снова уходит на второй план, когда хозяин запаха, что сейчас залезал под кожу, оказался в поле зрения. Совсем недавно, по словам бегающей рядом девочки, они поставили диван на платформе, где люди имели возможность общаться с огромными друзьями (Ева не знала в каких юридических отношениях находятся эти две расы), а после начинается дрожь по всему телу, ноги становятся ватными и девушке приходится схватиться за поручень рядом, чтобы не упасть позорно перед Оптимусом на сами колени.       Это реакция чёртового тела, никак не её разума, даже если где-то она считала меха симпатичным.       Его голос действовал словно какой-то наркотик и первобытные инстинкты, которые были заглушены блокаторами сейчас начали игнорировать сильную инъекцию. Теперь Ева излучала счастье своим запахом, попросту из-за того, что альфа её омеги обратил внимание.       Девушке стоит ущипнуть себя, чтобы вернуть контроль над своим телом. Она здесь была хозяйкой и не хочет поддаваться животным инстинктам просто потому что Оптимус сказал ей «привет» и улыбнулся.       — Привет, — она машет рукой и на ватных ногах следует к дивану.       Оптимус следит за движениями своей омеги, за тоном голоса, за незначительной переменой запаха, когда он заговорил с ней. Всё это — одно большое доказательство влияния альфы над омегой. Что на Кибертроне, что на Земле.       По мнению Прайма, Ева выглядит нуждающейся. Это легко обосновать логически, но что-то тёмное невольно заставляет Оптимуса злорадствовать. Ева сама виновата в том, что ушла от него, когда ей нужна была помощь.       К тому же, так называемые блокаторы… Выводили Оптимуса из себя. Неприятный химозный запах улавливался легко. Мех знает, что ему ничего не стоит убедить Еву перестать принимать эту дрянь.       А пока…       — Где ты была всю прошлую неделю, Ева? Я волновался, — мех говорит мягко, как со спарком.       Первое, что потянуло Еву — виновато опустить взгляд и начать перебирать нервно пальцы, как делала бы омега перед своим альфой, но она не будет делать так, мисс Дарби ей сделала вполне липовую справку о болезни на эту неделю, даже для Джека она болела каким-то гриппом и находилась в больнице под присмотром своей мачехи.       Врать для неё было не впервой, да черт, Ева готова поклясться, что в этом она преуспела самых великих лжецов на этой планете, этим она и гордилась. Потому если сейчас утрет «нос» Оптимусу то выиграет титул «лгунья этой вселенной».       — Тяжёлый грипп, — в отличии от Прайма Ева держится более резко и холодно, как если бы разговаривала со своим преподавателем, либо же с существом с другой планеты. — Но я уже в порядке, не хотела заставлять всех волноваться.       Оптимус качает шлемом, смотрит с почти отеческим осуждением.       — В таком случае, тебе лучше было держать карантин здесь, на базе. Где нет людей, — Оптимус представляет, как мог бы «помогать» Еве в моменты острой нужды. Как она сама тянулась к нему в полубредовом состоянии, — Но я рад, что с тобой всё уже в порядке.       Оптимус тянется к Еве и гладит ту кончиком пальца по макушке. Следит за реакцией.       Держать «карантин» на базе, где ещё и находится объект её странного поведения? Ева сразу же бы отреклась от такой затеи, но слишком резкой с Оптимусом не хотелось быть. Всё-таки он искренне переживал за неё.       — Были ли какие-то происшествия, пока меня не было? — глаза закрываются от приятного прикосновения к макушке и ощущение той защиты за которой Ева гналась первое время в этом мире настигло её сейчас.       Защиты от кого? В ней сейчас просто ноет омега, которая хотела внимания, прикосновений от объекта влечения, которым выбрала Прайма природа. Никак не Ева, нет. Разве это разумно, бредить о гиганте с другой планеты?       Она даже Джун не призналась в том, что делала в закрытой комнате, о ком грезила, когда в пик своего оргазма шептала о сцепке и о коннекторе своего альфы. Тогда точно была не она, и сейчас на эти прикосновения реагирует не Ева.       Это должно быть мерзко, отталкивать, но девушка лишь вытягивает шею, чтобы ощутить больше.       Оптимус не позволяет себе смеяться вслух, но вид Евы — Евы, которая желает его — заставляет коннектор под паховыми пластинами напрягаться. Его истинная пара такая… Невероятная.       — Десептиконы сейчас не проявляют активности, — мех позволяет себе вольность: обхватывает тонкое туловище Евы и тут же сажает к себе на раскрытую ладонь. — Это к лучшему. Автоботам нужна передышка.       Мех кидает взгляд в сторону жилых отсеков. Борется с желанием прямо сейчас запереть Еву у себя и держать на платформе до той поры, пока та не охрипнет от стонов.       Ева же не будет против, верно?       Эта секундная слабость и помутнение в коленках, когда Ева ощутила себя в огромной руке Оптимуса, слишком сбили тот настрой, с которым она пришла на базу.       Сначала была уверенность; что может быть такого в том, что она в бреду течки желала Оптимуса? Это и вовсе была не она! А теперь же она сидит у него в манипуляторе и чувствует, как щёки краснеют.       Подобное можно списать на новое знакомство с персонажами, которые для тебя ещё месяц назад не существовали.       — А где сейчас все остальные? Арси с Джеком сказали, что их очередь патрулировать.       Оптимус обвёл взглядом опустевшую базу. Конечно, здесь никого не было. Он сам их… отослал. Даже Рэтчета, который был крайне удивлён, что отправляется на миссию.       — Бамблби, Балкхэд и Рэтчет отправились за новым артефактом. Я остался следить за базой, — в этот клик произошло то, чего не почуял бы никто, кроме истинного. Альфа внутри Прайма требовала случки и не было ни одной причины откладывать её. Оптимус усилил свой запах так, как только мог. Ждал начала течки у Евы. Её продолжения.       Ведь глупая маленькая омега не смогла бы с этим справиться при помощи слабых блокаторов. Оптимус знал способ, который точно поможет.       Первым и ошибочным решением Ева выбрала всё-таки прийти сюда. Где-то же глубоко она чувствовала, что что-то не так, но нет, Джек взял и потянул её на эту базу.       А теперь она пожинает эти плоды. В самом ужасном состоянии, которое Ева презирала всеми фибрами души. То, что снова сделало её слабой, особенно в оптике Прайма.       Девушка сидела на его манипуляторе на коленях. Её учащенное дыхание можно было услышать даже не напрягая аудиосенсоры, а чертов запах заполнил все пространство. Запах течки и полной готовности принять Оптимуса в свое тело.       — Оптимус. Отпусти меня, — Ева смотрела размытым взглядом в сторону фейсплейта, пока сама прижималась щекой к его пальцу, ей нужна была опора, но уж точно не та, которую мех ей дал.       Мех медлит. Ему ничего не стоит сказать одно чёткое «нет». И тогда его Ева никуда не денется. В какой-то момент она просто не выдержит и станет умолять его взять её.       Эта мысль звучала слишком заманчиво, но желание альфы поиграть — наказать — пересиливало.       Оптимус кивнул, опуская Еву обратно к платформе с диваном.       — Конечно, Ева. С тобой всё хорошо? Ты выглядишь… взбудораженной.       Низ живота тянет в не том приятном удовольствии, а в боли от желания наконец заполнить объект того, чего нуждалась омега Евы ещё неделю назад.       — Мне кажется тут жарко, не считаешь? — девушка отворачивается от меха и накрывает лицом своими руками в надежде одним движением смыть с себя это наваждение. — Если ты, конечно, ощущаешь это. Неважно! Ты занят, можешь не отвлекаться на меня.       Хорошим решением было скрыться в каком-то отсеке и быстро довести себя до удовольствия, чтобы раскрутить этот узел; либо же сбежать домой и закрыться в комнате. Но Ева не тот человек, который бежит от проблем. Она, конечно, могла бы сказать, что гордо встречает их, но нет, это тоже было бы ложью.       — Мои датчики фиксируют комфортную температуру для человека, — на самом деле Оптимус фиксирует всё. То, как нагрелась нежная кожа Евы; то, как усилился запах. — Но если тебе жарко, то можешь проветриться на улице. Дневная жара спала.       Оптимус хочет предложить Еве поехать с ним на утёс, чтобы их одиночество прерывалось только шумом бьющихся о своды скал волн. На природе инстинкты чаще берут верх.       Но мех не успевает высказать своё предложение: громкий звук сообщения отвлекает Оптимуса. Его вызывает Рэтчет.       — Прости, Ева. Мне нужно отойти.       Ева открывает рот, чтобы сказать, но что? Её с Оптимусом ничего не связывает, кроме как этого странного извращенного чувства внутри девушки, потому стоит захлопнуть рот и уйти отсюда. У меха и у других есть работа, а у Евы есть мокрое бельё и всё тот же узел, который никак не хочет распутываться внизу живота. И если она с этим ничто не сделает, то Мико её сможет унюхать.       — Да, конечно, — быстро кивает она. — Я пока освежусь.       Мастурбация на свежем воздухе звучало как что-то новое, но почему её тянет именно туда? Потому что Оптимус сказал идти на улицу? Нет-нет, она точно не из-за этого сейчас пойдёт наверх; она просто подышит свежим воздухом и попытается вернуть себя в норму.       Прайм смотрит в сторону удаляющейся Евы и невольно сильнее сжимает датапад в манипуляторах. Его внутренний альфа хочет кинуться за человеком следом: опять взять в ладонь, запереться в отсеке и сделать всё, чтобы Ева сама никогда не захотела уходить от него.       Хочет, но сопротивляется. Пока что желание, сводящее с ума внутренние системы, не настолько невыносимо. Мех всё ещё может заставить себя вернуться к работе, но с огромным трудом.       Когда двери лифта за Евой закрываются, то становится легче. Запах не пропадает, конечно, нет, но уменьшается достаточно, чтобы Оптимусу стало ещё легче держаться.       А вот у Евы всё было в разы тяжелее. Запах Оптимуса буквально влез ей под кожу от чего девушка была вынуждена в панике чесать свой локоть, будто это спасёт от удушающего запаха.       Но вот она на улице; падает на песок своими коленями и поднимает пыль, что закрывает на несколько секунд вид перед глазами. Ева не знала, спасёт ли её свежий воздух от этой влаги между ног, от пульсирующего чувства, который заставил бы её как можно скорее раздвинуть ноги и отдаться Оптимусу.       — Ты сошла с ума, с ума, — впиваясь своими пальцами глубже девушка стукнулась несколько раз об рыхлую землю, чем запачкала своё лицо. — Да что со мной происходит?       Ползя на коленях прямиком к какому-то камню странной формы, Ева надеется укрыться от солнца, которое хоть и было вечернее, но всё-таки сильно пекло. Нужно было охладить мозги, придумать что-то, что успокоит этот жар, который сейчас бушевал внизу живота; но уже ничего не поможет и не спасёт омегу, которая почувствовала запах своего альфы.       Нет, это влечёт не Еву, а её вторичный пол, от которого она бы с радостью отказалась, чтобы избавиться от этого позора раз и навсегда.       Тонкий запах металла вперемешку с энергоном до сих пор засел в самих лёгких: она готова поклясться, что как только прикоснётся носом к своей кофте, то почувствует его вновь. Насколько чётко она чувствовала запах Прайма, так же она уловила тонкий запах другого. Кто-то рядом пах также, как и мех, но всё равно со своими нотками.       Взгляд цепляется за могилу, что закрывала немного солнце и спускала тень на землю. Там было хорошей идеей спрятаться от жары и от ветра, что гулял на этой высоте.       — Что ты творишь? — Ева садится на задницу даже не замечая слой пыли, который липнет к джинсам. Появляется желание спрятаться в своих коленях и выть от безысходности. — Ты не зверь, чтобы отдаваться этим чувствам, Ева, ты сошла с ума, ты явно сошла с ума.       Когда-то в детстве эти запахи казались вкусными и интересными, но сейчас, когда она чувствует запах масла за собой, то кажется, что так пах дезактив, который находился за спиной. Это подогревало жар, что был внизу живота.       — Это всё из-за тебя, Оптимус! — Ева пинает локтем могилу сзади из-за чего груда камней падает, выпуская главное воспоминание о старом соратнике — острый рог, который до сих пор хранил в себе запах.       Первым желанием было жадно схватить и словить носом запах, так похожий на запах Оптимуса. И словно животное Ева хватает железяку, прижимает пыльную вещь к своим губам и вдыхает аромат... Гаммы? Ева благодаря Мико, что научилась понимать как определить вторичный пол других. Сейчас, когда Оптимус разыграл в ней этот огонь, когда она нашла ещё одного бота, что пах им, это сорвало последние ограничения в её голове.       Ширинка расстегнулась на удивление быстро. Последние крохи адекватного сознания говорят о том, что она дура делать такое на улице, отдаваться этому желанию. Но контроль был утерян так же, как и во время течки, когда Ева толкала в себя пальцы и мычала в подушку имя Оптимуса. Сейчас это уже не волновало: был лишь тот же жар, который хотелось унять любым способом.       Одна штанина не хотела сниматься, но Ева управилась с тем, чтобы освободиться от ненужной одежды также, как и белья, которое лежало теперь рядом. Минутное сумасшедшее желание подкинуть Прайму своё мокрое белье промелькнуло в голове. Нет, она не будет этого делать. Не будет ведь? В панике она хватает трусы назад, ближе к себе и смотрит на два предмета в своих руках. Оба были грязные как и её руки, но если она протрет этот металлолом, то его можно будет использовать, ведь так? Сейчас было наплевать на то, получит ли она какие-то болячки; главное было убрать зудящее возбуждение в паху.       Пальцы слишком легко проникают внутрь, будто горячее лоно только и готовилось принять в себя что-то, выплескивая ещё большее смазки. Течка явно не прошла, и Оптимус лишь усилил её. Ева не могла по собственной, здоровой логике быть настолько мокрой. Большим пальцем Ева массирует клитор, чтобы получить стимуляцию, ведь недостаточно ей одних пальцев внутри, слишком мало. Эти несколько движений у пучка нервов вызывают спазмы, приятные, но не доводящие до удовольствия. Ей нужно что-то большее, что-то, что она сейчас прижимает к своему носу, дабы уловить запах двух ботов.       Рог был острым и, возможно, причинит сильную боль, но это будет проблемой трезвой Евы. Любая омега всегда готова принять размер альфы, лишь бы он был больше и появилась сцепка, а предмет в её руках был подходящим, большим и длинным.       Прижимая собственное бельё к лицу, чтобы заглушить крики, Ева толкает внутрь острый конец рога. Она не останавливается, не позволяя себе привыкнуть к размеру; Ева толкает глубже, чувствует, как внутри появляется рана, которая причиняет дискомфорт; но извращённое желание толкнуть хотя бы до середины, чтобы почувствовать эту толщину, идёт вперёд быстрее, чем здравый смысл и предупреждение, что она может порвать себя. Трезвой Еве здесь не место. Ева просто потом вытрет свою кровь и свой оргазм бельём и кинет Оптимусу прямиком в наглый фейсплейт. Она объявит ему войну, покажет, что он сделал с ней, какую он сделал из неё зависимую извращенку.       Она игнорировала боль в запястье и желание, чтобы кто-то заменил её руку на коннектор и двигался глубоко внутри; чтобы это был Оптимус, который бы очень громко вентилировал системами и говорил на кибертронском, что заводило сильнее; который бы оставлял синяки и сломал бы в конечном итоге свою омегу, которая раскрылась для него. Толчки становятся глубже, совместно с кровью вытекает и смазка, которая делает движения легче и быстрее, пока с губ срываются стоны и одно единственное слово:       — Оптимус!..       Ева прижимает к носу своё белье, вдыхает соки, которые она пускает в ожидании, что придет её альфа и спасет от этого сумасшествия. Но его всё нет и он не придет, он не слышит, как она нуждается в нём и потому толчки становятся быстрее, агрессивнее. Ева покажет ему, как хорошо может омега удовлетворить себя без помощи альфы.       Оргазм накрывает с головой, заставляет откинуть голову назад, быстрые вздохи вызывают головокружение, но сейчас было настолько всё равно, настолько всё в этот короткий миг стало незначимо, что с губ Евы срывается смех.       — Чёрт, чёрт, чёрт, — она опускает взгляд вниз и замечает кровавую лужу, такую же как и на роге почившего соратника Оптимуса. — Ты заставил меня это сделать, Прайм.       Она удовлетворённо выдыхает и смотрит в небо, спокойное небо, где летают несколько птиц в поиске добычи. Как только дыхание восстанавливается и исчезает пелена с глаз, Ева вытирает безобразие между ног тканью. Даже если ей придётся идти домой без белья, а она уверена, что подвезет её Прайм, девушка оставит о себе напоминание.       Даже не протерев грязный рог, она оставляет его остриём вниз, чтобы до последнего никто не мог догадаться, пока не достанет. Ева водит ногой по песку, чтобы скрыть свою маленькую игру с собой.       — Да ты грёбанный гений, Ева, — она улыбается самой себе и прячет грязное бельё в карман своих джинс. Теперь ей нужно было просто спуститься на базу.

***

      Оптимус тут же поворачивает шлем на звук открывающихся дверей лифта. Те, шумя створками, медленно раздвигаются, впуская Еву в главный отсек базы.       И как только она шагает вперёд, Оптимус чует это.       Запах.       Такой сильный, лишающий воли и адекватного анализа ситуации. Ева пахнет и выглядит так, словно только что побывала в чужих объятьях.       Но это невозможно! Наверху не могло быть никого, кто мог бы… Сама мысль о том, что Ева отдалась другому альфе в тот самый момент, когда истинный был с ней рядом — убивает.       Прайм заставляет себя успокоиться и здраво оценить ситуацию. Выходит с трудом.       — Тебя долго не было, — медленно начинает Оптимус, подходя к Еве. В какой-то момент мех улавливает запах… гаммы? — Что ты делала?       Пальцы путаются в волосах, она начинает нервничать лишь от мысли точно ли нужно продолжать затеянное?       Да, нужно.       — Всего лишь дышала свежим воздухом, — она дарит Оптимусу лёгкую улыбку, чтобы перебить ранее видимую нервозность. — А чем ты был тут занят?       Ева врёт — это Прайм понимает точно. Запах обмануть не мог. Пространство вокруг будто пропиталось им, стало отравлено сладким дурманом.       — Ева, — Оптимус говорит так, как говорят альфы с непослушными омегами. — Что ты делала? Расскажи мне.       Мех не хочет игнорировать Еву, но её состояние не даёт ему покоя.       Ева выглядит сразу же раздражённой. Теперь он интересуется тем чем она занималась? Она бы в деталях рассказала, как мастурбировала частью тела его погибшего соратника, но зачем? Она должна продержаться как можно дольше и не выдать всё Оптимусу. Пускай он сам поймёт всё, когда будет держать в манипуляторах то, что сам посеял.       — Не понимаю, о чём ты, — девушка поднялась по лестнице к излюбленному дивану. — Я ведь дала ответ.       Оптимус неотрывно следит за Евой. Та движется будто немного странно, прихрамывая. Она ранена? И действительно. Стоит лишь меху ощутить вместе с чарующим ароматом истинной её кровь… Как тут же многое становится ясно.       — Ты же понимаешь, Ева, что ведёшь себя, как спарк? — гнев оскорблённого альфы глушится многовековой выдержкой. — Осквернять место упокоения наших соратников — это недостойно.       Оптимус хочет злиться именно из-за этого, но тот факт, что Ева предпочла ему чужой дезактив — это бьёт по самолюбию, которое есть даже у него.       Ева останавливается около поручней и поднимает взгляд на Оптимуса. Она готова смеяться от того, насколько умной себя посчитала по сравнению с долгим активом лидера автоботов.       Ева вела себя далеко не как спарк; она вела себя, как омега, которую бросили в самый пик течки, хотя сама девушка и поспособствовала этому.       — Ты проницательный, я не должна удивляться тому, как быстро ты все поймёшь, — она вытягивает руку вперёд и смотрит на Оптимуса. Омега внутри воет от желания покориться плохому настроению своего истинного, сделать всё, чтобы Оптимус стёр эту ситуацию из своего процессора; но теперь внутри этого сознания перемешались две личности, и Ева готова занять лидирующее место в этой ситуации и не пустить в свет свою омегу, особенно перед Оптимусом. — Дай мне свой манипулятор.       Оптимус чувствует в словах Евы нечто похожее на обиду. Кажется, его Искра и её внутренняя омега оказались чем-то сильно не удовлетворены. И Прайм мог бы сжалиться над Евой, если бы не одно большое «но»: чужой запах на ней.       Прайм не мешкает, тянет манипулятор вперёд. Он кажется невероятно большим в сравнении с Евой. Мех покорно ждёт её действий, не отрывая взгляда от любимого лица.       — Помни, что любое моё нынешнее действие, — начинает девушка, когда перед ней появляется огромный манипулятор. — зависит от твоих слов, твоего вздоха и твоего движения.       Она достаёт из заднего кармана помятое бельё и морщится от того, насколько ткань или, возможно, уже просто грязная тряпка, была липкая. Трусы падают на ладонь Оптимуса небрежно, потому что после этого, боясь реакции Прайма и истратив всю свою уверенность, Ева отошла на несколько шагов назад, чтобы обойти диван и стать за ним.       Самые мелкие сегменты внутри оптики Оптимуса сужаются. Запах его истинной теперь столь сильный, что любое самообладание теряется в нём.       Маленькая ткань, которая у людей заменяет паховую броню, теперь лежит прямо на его ладони.       Оптимус сжимает кулак. С этой маленькой тряпицей он разберется позже. Сейчас Прайм намерен выбить из своей омеги всё желание сопротивляться ему.       Ева должна уяснить, что он — Оптимус Прайм — главнее её. Он её альфа, её главный партнер, её истинный, её будущий Бондмейт.       — В отсек, Ева. Сейчас.       Ева замирает и слышит только шум систем Оптимуса. Девушка следила за каждым изменением в настроении её альфы. Но вот он, переломный момент между ними, ведь цель достигнута — Прайм обратил внимание на её задетую гордость, но есть ли теперь в этом смысл?       — Я… — Ева теряется в решении, которое стоит сейчас перед ней. Пойти с Оптимусом — это значит подтвердить их отношения, покориться кому-то и жить по правилам этого мира. Но ведь путешествия по измерениям значат соблюдения их правил, да? Нет, Ева, до сих пор дорожит собственной задницей и многострадальной вагиной, — Оптимус, я... Не хочу сейчас.       Омега внутри кричит сделать эти шаги и пойти туда, куда он сказал; но всё та же омега внутри была согласна остаться на месте и избежать гнева альфы, что стоял перед ней.       — Ты ведь, — она опускает взгляд в пол и судорожно подбирает слова, — можешь отчитать меня здесь, да? Рассказать, как я плохо поступила.       Оптимус долго смотрит на Еву нечитаемым взглядом. Его гордая омега хочет — он видит это, но что-то мешает ей согласиться с теми вещами, которые вскоре произойдут.       Что ж. Оптимус Прайм ждал своей истинной миллионы лет. Подождет ещё немного.       — Если Арси узнает, то будет сильно зла, — Прайм делает над собой усилие и медленно направляется к мониторам. Мокрый кусок ткани продолжает обжигать металл его ладони. — Не смей так больше делать.       Внутри всё сжимается от такой реакции Оптимуса. Он просто взял и отвернулся от неё, да? Но он злится, пытается сбежать к своей работе, и они явно сейчас похожи на женатую пару, которым вот-вот исполнится тридцать лет совместного брака, а они до сих пор не перешли ту черту «живём лишь по бытовым ссорам».       Ева быстро преодолевает расстояние между ними и желает лишь одного — внимания Оптимуса.       — Не отворачивайся, — она бурчит и смотрит на него, — иначе я расскажу детально, что я сделала с могилой твоего друга. И Арси расскажу. Всем.       Оптимус слышит Еву очень чётко, хотя уже находится на другом конце отсека. Внимательно вчитывается в кибертронский текст. Новые координаты из базы Иакона.       — Ты ошибаешься, если думаешь, что я отвернусь от тебя, Ева. — Прайм свободно рукой ведёт по клавиатуре, наблюдая за меняющимся изображением. — Но ты сказала «нет», и я уважаю твоё желание.       Ева в каком-то неведомом ей порыве сжимает поручень и чувствует холодный металл под собой, но явно не тот, который омега так желала.       — Ты не должен так вести себя, Оптимус, — она прекрасно знает, что ему слышно. Надеется на это. — Ты должен кричать на меня, быть злым… Но точно, я забыла, ты не человек, ты всего лишь инопланетное существо, которым неведомы человеческие чувства, ведь так? Я не понимаю тебя, Оптимус, ты злишься, но уступаешь, будто ты какой-то… — ухмылка, — куколд.       Ей не нравится эта ситуация, не нравится, что Оптимус столь яро игнорирует её и так резко начал печься об желаниях Евы.       — Кричать? — Прайм едва поворачивает шлем в сторону Евы, игнорируя неприятный термин, которым она его обозначила. — Я намного старше и опытнее тебя, Ева. Если в этой ситуации как спарк буду вести себя и я, то это приведёт к большой беде.       Искру меха разрывает неприятное чувство; слова Евы задели Оптимуса. Но он этого не показывает. Надеется, что когда он и Ева сольются Искрами, то она сама всё поймёт.       Или Оптимус заставит её понять.       Эта мысль появляется, — и тут же исчезает. Оптимус чувствует, что на грани. Манипулятор быстро набирает координаты, и портал открывается.       — Прогуляйся, Ева. Тебе не повредит свежий воздух.       Ева чувствует злость, что распирает внутри. Её эго было задето также как и её омега, которая так отчаянно добивалась не столько внимания, сколько хоть какой-то реакции от своего истинного.       Но вот он итог: Прайм игнорирует её наличие рядом. Даже хуже: он выгоняет свою омегу под предлогом проветриться. Но Ева гордая, она бы и без этого ушла.       — Тогда отлично, спарком здесь продолжу быть я! — грубо кидает девушка, спускаясь по лестнице слишком быстро, как для человека, который хочет покинуть эту ситуацию гордо.       Мех шлема не поворачивает, но очень чётко слышит шаги Евы. В её голосе без труда читается гнев. Альфа внутри Оптимуса позволяет себе усмехнуться. Ева испытывает эмоции, Ева жаждет его, Ева хочет, чтобы он не оставил её.       Но пока — это маленькое наказание.       — Будь осторожна, Ева.       В ответ хочется послать Оптимуса, но Ева лишь кусает свою губу, чтобы не взболтнуть лишнего и позволяет себе ускорить шаг, переходя почти на бег, чтобы исчезнуть в свете портала.

***

      Головокружение проходит гораздо быстрее чем в первые разы использования внеземных технологий, потому Ева позволяет себе осмотреться.       — Чёрт бы побрал тебя, Оптимус Прайм, — она пинает что-то около своей ноги и злится ещё сильнее. — Я просто хотела, чтобы это было как у всех, а не это чёртово твоё поведение! Ты думаешь, что я какая-то грязь, которая прилипла к твоему серво?       Конечно, это выглядело именно так и злило сильнее. Остановившись у дерева она позволяет себе отдышаться, чтобы утихомирить эту злость; но на замену одному чувству приходит другое. И это было возбуждение, которое с новой волной разгоралось лишь от одного.       — Ты так вкусно пахнешь, когда злишься, Оптимус, — шепчет она себе под нос, чувствуя как волна мурашек пробегает по спине от одной лишь мысли, что Оптимус мог бы сделать в порыве злости. Может ей стоило подробно сразу рассказать, как она поступила с тем рогом? Оптимус бы тогда точно обратил на неё внимание. — Да, Оптимус, мне стоило сказать тебе, что при оргазме я стонала только твоё имя.       Она кусает собственную губу пытаясь заглушить подступающие слёзы чувством боли. Разве Ева бы плакала из-за того бота, которого она так пыталась избегать? Она бы плакала от безвыходности, но теперь Ева плачет лишь от одного — Оптимус не обратил на неё внимание, не убрал запах другого своим запахом, а лишь выкинул в какую-то отдалённую часть Невады, чтобы она выпустила пар.       Истинные так не поступают, они всегда борются друг за друга, дают друг другу внимание, ведь так? Как в отношениях обычных людей. Как… В другом мире?       Но их отношения точно не являются обычными и уж тем более нормальными. Они просто вынуждены сосуществовать как пара из-за какой-то долбанной природы. Хотя, может, в других обстоятельствах было бы также.       Ева падает на колени и упирается лбом в дерево начиная постукивать лбом об кору.       Громкий звук ревущего мотора разрывает ночную тишину. По дороге быстро мчится красный спорткар и совсем скоро в неверном свете Луны у Евы появляется возможность узнать его.       Нокаут органику Прайма замечает намного раньше, чем та замечает его, но скрываться не пытается. Медику интересно, почему этот человек делает ночью в безлюдном месте. Нокауту всегда казалось, что кто-кто, а Оптимус Прайм своего питомца ценит.       Мех тормозит близ Евы, на ходу трансформируясь.       — Так-так, кто у нас здесь? Не личное животное самого Оптимуса Прайма ли?       Ева останавливается от своего самобичевания и смотрит на Десептикона, который сейчас стоял в нескольких метрах от неё.       — Сумасшедший день, — девушка поднимается на ноги имея одно намеренье: сделай он шаг к ней, и она быстро сорвётся на бег. — Только не сейчас, пожалуйста.       Ева понимает, что просить об этом Десептикона плохая вещь, но Нокаут всегда казался ей очень индивидуальным, по сравнению с остальными. Вдруг эта совесть, которая была у него в отдельной серии сериала, появится и сейчас?       — О чём ты, куколка? — первая мысль, которая возникает у Нокаута, это то, что человек неадекватен. Участвуя в уличных гонках, Нокаут видел много пьяных и обкуренных людей. Но здесь, кажется, причина крылась в другом. Стоило Нокауту услышать запах течной омеги, как всё встало на свои места. — Так вот в чём дело. Что, твой альфа совсем не удовлетворяет тебя?       Нокаут склоняется чуть ближе к человеку.       Он точно ещё не дошёл до той точки, когда решит на чьей стороне. Это не тот Нокаут, а она не та девочка, которая смотрела мультики по Трансформерам. Перед ней настоящий враг, который учуял её течку и обратил внимание даже быстрее, чем Оптимус.       Оптимус. Он должен появиться сейчас, да? Он ведь герой на новых шинах, который обязан спасти её из столь патовой ситуации.       — Давай разберёмся мирно? Оптимус в любую секунду может оказаться здесь, и я не думаю, что ты желаешь вновь лишиться части манипулятора, ведь так? — она лукавит. Ева, как и Десептикон перед ней, не знает, чем обернётся эта ситуация и появится ли злой на неё Оптимус, чтобы проверить, как она.       — О, с твоей стороны смело предполагать, что я боюсь Прайма, — Нокаут тянется к Еве и легко подхватывает её на ладонь. Мех чувствует, как нечто мокрое, горячее и едва пульсирующее ощущается на ладони. — Я могу помочь тебе. В отличие от других десептиконов, я не такой ксенофоб.       Штекеры медленно выскальзывают из разъёмов, устремляясь к человеку.       — Давай повеселимся, куколка. Обещаю, твой дорогой альфа не узнает.       Пальцы впиваются в манипулятор, который держит крепко, чтобы органика не могла сбежать из этой хватки. Только сейчас Еву накрывает понимание всего. Она нагрубила Оптимусу, и он не придёт за ней. Ева задела его гордость и хвасталась этим ему в фейсплейт.       — Нет, нет, — девушка начинает активно дёргаться, пытаясь вырваться из хватки. — Не хочу, прекрати! Просто отпусти меня, чтобы у нас не было проблем, умоляю!..       Нокаут тихо цокает. Органика это крикливая, как, впрочем, и любая другая.       — Замолчи, — штекеры грубо срывают джинсы с Евы. Нокаут на миг замирает, когда видит, что на девушке нет нижнего белья. — Да ты, как я вижу, подготовилась. Хорошая омега. Так и надо.       Нокаут отдаёт короткую команду, и паховая броня уходит в пазы. Свободный манипулятор ложится на коннектор, медленно поглаживая его.       — Не сдерживай голоса, человек.       Глаза застилает пелена желания, когда внутренняя омега получает того, чего хочет: внимания к себе, хоть и от того, кого не хотела Ева. Она должна сопротивляться до конца, не отдавать узды своему вторичному полу, который готов подставиться в течку под любого, даже когда повстречала истинного. Они ведь не в какой-то дешёвой драме, а в реальной жизни.       — Не делай ошибку, не приговаривай меня на смерть, — это была жестокая правда, ведь после того, как Оптимус расправится с Нокаутом, он может сделать что угодно с ней. Альфа внутри этого бота может быть терпеливым и никакая Матрица не поможет. — Прекрати!       Шёпот прерывается от первого же толчка внутрь, который раздирает чуть успокоившиеся раны от предыдущего акта. Сколько она сможет выдержать, чтобы не сдаться под чужими манипуляторы? Ей хватило лишь одного внимания и запаха другого, чтобы намокнуть, и за это Ева может ненавидеть себя и этот мир с идиотскими правилами.       Нокаут слушает Еву лишь частично. Его внутренний альфа сосредоточен на удовлетворении самых древних кодов, заложенных Праймусом в кибертронцев.       Мех откидывается на земле, двигая манипулятором по коннектору всё быстрее и быстрее. Этого мало — человек слишком маленький партнёр, не способный полноценно удовлетворить трансформера.       Но Нокауту приятно доводить себя до перезагрузки, пока слабая омега сама насаживается на его штекер. Не сдерживаясь, как и приказывал Нокаут.       Стоны девушки разносятся по небольшому лесу, куда закинул её сам Прайм. Вот он в этом и виноват. Именно так себя успокаивала Ева, когда кусала собственную ладонь для приглушения стонов.       Слишком было хорошо наконец получить желаемое, получить внимание от альфы и успокоить омегу внутри.       Рукой она тянется вниз, чтобы обхватить штекер и сжать его с немой просьбой быть быстрее. Будь перед ней Прайм, Ева бы умоляла ещё активнее.       Нокаут вскидывает шлем на звук открывающегося портала. Удовольствие успевает захватить его процессор и перезагрузка обрушивается на корпус. Когда Нокаут приходит в себя, то видит перед фейсплейтом дуло ионной пушки и крайне злого Оптимуса Прайма.       Нокаут на клик отводит взгляд в сторону белковой. Та продолжается лежать на его ладони с штекером в лоне.       Прайму хватает этой заминки: выстрел звучит оглушительно. Нокаут не успевает подняться на сервоприводы.       Ева приходит в себя лишь от звука выстрела. На миг в ушах стоит полная тишина и лишь неприятный писк, а потом девушка падает на землю и снова оказывается испачканной. Что только что было?       Потерянный взгляд мечется по округе, пытаясь найти причину такого состояния. Сначала это был Нокаут, который даже не поднялся с места, а после громкие шаги рядом и знакомый силуэт. Оптимус пришёл, чтобы спасти её?       Но Ева явно не выглядела как та, кто подвергается насилию.       — Оптимус. — шепчет она хрипло, но звук трансформации позади неё привлекает внимание.       Нокаут всё-таки боится Прайма. Мех сильно ранен: он оставляет за собой противный скрежет и уже двигается не так быстро, как на пресловутых гонках.       Оптимус не отвечает: с удивительной точностью вырывают Еву из манипуляторов Нокаута, прижимая к себе. Десептиконской медик не реагирует: опалённый фейсплейт выглядит жутко.       Прайм не спешит добивать меха: всё его внимание сосредоточено на Еве, когда он направляется в портал. Потемневшие окуляры неотрывно смотрят на Еву.       Ева чувствует крепкую хватку на своём теле и где-то внутри глубоко радуется, что Оптимус наконец-то пришёл, что спас её. Но что теперь?       Ева без штанов, практически достигшая точки сейчас сидела в его манипуляторе в поганом настроении.       — Оптимус. — она поднимает взгляд на бота, что нёс её. — Поговори со мной.       Но Прайм не отвечает. Гнев отравляет нейроцепи в процессоре, крутит внутренние системы. Оптимус борется с желание вызвать на этот шлаков пустырь и автоботов, и десептиконов, а после взять Еву при них. Пусть каждый видит, кому она принадлежит, эта человеческая фемка.       Но ревность поступить так не позволяет. Внутренний альфа не может позволить кому-то видеть омегу в таком состоянии.       — Мы поговорим, Ева. Прямо сейчас.       И наконец-то он разговаривает с ней, наконец-то обращает внимание. Но неужели для этого жалкого внимания Еве стоило оказаться под другим?..       Ветер неприятно охлаждал ноги и всю прилипшую грязь из-за смазки.       — Мои вещи, — поспешно говорит девушка, поджимая по себя ноги. — Мне нужны штаны и бельё.       Даже в такой ситуации оставаться полностью голой перед Оптимусом не было желания: слишком много эмоций за сегодня испытало её тело. С одной стороны Еву радовало, что Оптимус пришёл; но с другой она ненавидела эту мысль.       Ева сводит бёдра вместе, пытаясь уловить то призрачное удовольствие, которое было несколько минут назад.       — Тебе не нужна одежда, — Прайм проходит сквозь портал, стремительно продвигаясь в сторону жилых отсеков.       Рэтчет, вернувшийся с миссии, приветственно кивает, но на лице его читается нечто похожее на презрение. Тот увидел, а, главное, учуял, в каком состоянии была Ева.       — Не шумите, — медик ухмыляется, — сюда в любой момент могут приехать дети и остальные. Им будет неловко.       — Я не хочу всего из этого…       Ева хватается руками за голову, зарывая пальцы в свои волосы. Ей не нравилось то, что происходит, что произойдёт и в каком настроении сейчас находится Оптимус. Это пугало всё больше.       Зачем она, как последняя омега на планете, чье достоинство ещё и задели, так повела себя? Она сама привела себя к этой ситуации и не может найти выход.       Оптимус игнорирует и насмешку Рэтчета, и жалобный тоненький голосок Евы.       Альфа понимал, что нечто разумное внутри Евы противится ему, не даёт ей отдаться. Именно из-за этого «нечто» Ева оказалась в манипуляторах Нокаута.       Что ж, если Оптимусу Прайму придётся превратить Еву в животное, то он это сделает.       Совсем скоро они оказываются у Прайма в отсеке.       — Ты ведь должен понимать, что ситуацию так нельзя решить, да? — Ева выглядит напуганной, остатков от той храбрости не осталось и следа, будто трезвость резко вернулась. — Ты ведь был согласен со мной, Оптимус… Ты ведь готов следовать моим желаниям, так почему сейчас не слышишь меня?       Омега внутри напугана гневом, который может обрушиться на неё от альфы внутри Прайма. Он спокоен, действует всегда чётко и логически, не поддаваясь эмоциям. Пугает, если такая личность поддастся ярости.       А от Прайма пахло уверенностью в том, что что-то, да и случится в этом отсеке.       Оптимус всё ещё не отвечает Еве: аккуратно опускает её на платформу, а сам подходит к рабочему столу. Взгляд нет-нет, а падает на смятый и уже высохший кусок ткани. Впрочем, запах от него исходил всё такой же сильный.       Прайм медленно готовится к тому, что нужно было сделать давно. Он соврёт, если скажет, что ему не нравится нервировать сейчас Еву, заставляя её внутреннюю омегу дрожать от ужаса и нетерпения.       Ева ещё не знает, что Оптимус установил на себя апгрейд массового-смещения, чтобы никакие физиологические преграды не помешали им полноценно быть вместе.       — Я тебя слушаю, Ева. И именно поэтому сейчас сделаю то, чего по-настоящему ты хочешь.       Теперь-то Оптимус её слушает, да? Теперь он готов обратить на неё внимание после того, что случилось по его же вине. Еву тошнит от мысли, что пришлось вот таким вот способом добиться его реакции; и ещё хуже становится из-за его спокойствия к ситуации с Нокаутом.       Евой воспользовались, как игрушкой для снятия стресса, подогрели интерес, не дали закончить; а от своего истинного нет даже и писка, что ей причинили боль.       — Я не хочу ничего, Оптимус. Это происходит из-за того, что сидит во мне. Это не моё желание, — девушка прижимает колени к груди, пытается прикрыть свою наготу. Но количество эмоций и мыслей внутри волнует намного больше. — Ты же сам прекрасно знаешь, что это всё не я.       — Это ты, Ева. Твоя сущность, то, что было с тобой с самого рождения, — Оптимус говорит мягко, но так, словно с неразумным спарком. — Ты запуталась. Я помогу тебе, моя Искра.       Мех поворачивается к Еве и та может наблюдать за тем, как огромный кибертронец трансформируется в себя же, но меньшей версии. Той, которая соразмерна Еве полностью.       Прайм спокойно смотрит в глаза Еве. Позволяет себе едва улыбнуться.       — Тебе понравится. Ты сама это знаешь, потому что очень хочешь.       Как она могла принять эту сущность, если всю свою жизнь жила без этих животных инстинктов? Что попав сюда, она испытала эйфорию, которая переросла в животное желание обладать Оптимусом? Ева человек из другого мира, а не…       Ева не тот человек, который хочет на кого-то липнуть. Она не хочет от кого либо зависеть; но вот Прайм стоит около неё, практически соразмерный человеку, применяя массовое смещение… И Еву ломает.       Ева готова выть вместе с омегой внутри неё. Запах её альфы, что был сейчас так близок снова разжигал неудовлетворённость внутри и взывал покориться. Закрадывался глубоко в сознание и вновь трезвость сошла на нет. Ева проигрывала омежьей сущности за главенство в этом теле.       — Оптимус…       — Подчинись мне, Ева, — Оптимус толкает Еву в грудь, едва-едва прилагая усилия. Параллельно с этим он раздвигает её ноги, чувствуя невероятный контраст металла и её кожи. Запах становится всеобъемлющим. — Моя истинная омега, моя Искра, мой Бондмейт. Мне жаль, что я так долго игнорировал тебя. Прости, Ева.       Оптимус наклоняется к Еве, утягивая ту в поцелуй. Манипулятор тянется к девушке между ног, ласкает клитор. Мех не думает, что Еве нужны предварительные ласки: кажется, за этот день она достаточно к нему подготовилась.       Внутри начинается настоящий шторм эмоций. Желание оттолкнуть Оптимуса, ударить его в плечевой сегмент, будто она сможет отстранить его; но нет, Прайм далеко не человек, которого Ева может с лёгкостью отстранить от себя.       Но вместе с этими эмоциями её накрывают другие. Эмоции исполненного ожидания, когда омега готова раскрыться перед своим истинным. Отдаться, даже несмотря на то, через что он заставил Еву пройти, даже если это была лишь косвенная вина.       Стон нетерпения вылетает с уст Евы совсем скоро, стоило лишь пальцам бота коснуться её клитора, пустить волну мурашек по спине. Вот оно, то, что она хотела с того момента как поняла, что является омегой — оказаться в плену у истинного альфы.       Оптимус удовлетворённо вентилирует, чувствуя отзывчивость Евы. С каждым кликом мех убеждается всё больше, что не должен был раньше слушать протесты Евы: стоило взять её намного, намного раньше. Он её альфа — и этим было всё сказано. И на Кибертроне, и на Земле.       Оптимус устраивается удобнее между ног Евы, успокаивающе гладит девушку по лицу.       — Я люблю тебя, Ева.       И одним толчком входит в растянутое лоно.       Ева не отвечает на признание. Где-то глубоко внутри Евы таится надежда, что Оптимус подумает, что из-за ощущений она не успела ему ответить; а не потому что девушка не хочет признаваться в ответ. Она не любит Оптимуса, не хочет поддаваться этим законам. Но любые мысли отходят на второй план, потому что наконец-то она ощущает то о чем мечтала уже месяц.       — Оптимус, — с губ Евы срывается стон удовольствия, когда она хватается за грудной отсек бота, будто этим она сможет вынырнуть из глубокой реки желания и удовольствия. Запах Оптимуса был везде, он полностью заполнял её лёгкие, и если ей придётся в этом задохнуться, то она умрёт с его коннектором глубоко внутри.       Оптимус вбивается в Еву резко и грубо. Знает, что это не причинит ей боли: не только из-за того, что она уже была растянута, но и из-за того, что альфа всегда идеально подходит своей омеге. Даже желая того, Прайм не смог бы Еве навредить по-настоящему. И плевать на расовые различия.       — Ты принадлежишь мне, Ева, — Прайм замедляет темп, видя, что Ева подходит к оргазму. Нет, сегодня он ей точно не позволит закончить, — ты только моя. Ни один человек или кибертронец, ни кто-либо другой не посмеет больше коснуться тебя, посмотреть на тебя, — мех отстраняется, когда Ева. недовольная медленными толчками, пытается насадиться сама, — ты однажды это поймёшь и примешь. У нас есть сотни тысяч ворнов. Но я уже знаю, — Оптимус взял Еву за бёдра, удерживая на месте. — Знаю, что мне понадобится намного меньше, чтобы донести до тебя это.       Перезагрузка обрушивается на Оптимуса резко: так, словно он ныряет в самую горячую плавильню. По системам пробегает остаточный ток, а в процессоре одна за одной всплывают всё новые и новые ошибки. Интерфейс-система Прайма принимает свою истинную омегу, окончательно подстраиваясь под человеческое тело.       Ощущение достигнутой цели переполняло не только сознание, но и всё тело. Вот она наконец-то с Оптимусом в его объятиях, получает внимание, чувствует коннектор глубоко внутри и даже фразы, брошенные мехом в порыве страсти, не имеют огромного значения для Евы сейчас.       Сейчас для неё существует лишь желание отпустить всё и снова забыться на каких-то нескольких секунд блаженства, которые она получит при оргазме. Но это чувство не наступало: оно лишь давило на низ живота, а между ног неприятно тянуло. Хотелось запустить пальцы меж складок и довести себя саму, но руки не слушались; как и всё тело не могло нормально реагировать на команды мозга.       — Оптимус, прошу, я хочу… — девушка делает несколько плавных толчков бёдрами, что даётся трудно; но в ответ получает лишь сопротивление. — Нет, нет, умоляю, Оптимус я хочу кончить.       Но Оптимус уже укладывает Еву к себе на честплейт и закрывает коннектор под паховой бронёй. Мех соврал бы, если бы сказал, что был удовлетворён. Нет. Альфа внутри него хотел, чтобы омега была в экстазе рядом с ним; но задетая гордость говорила, что Еву надо воспитать. Если старший партнёр перестанет воспитывать младшего, то это закончится плохо — Прайм был уверен в этом.       — Нет, Ева. Не сегодня, — мех рассеяно водит манипулятором по мокрым спутанным волосам Евы, поглаживая голову. Вдыхает невероятный запах. — Спи, ты устала. Я буду рядом.       Ева чувствует себя разочарованно, хочется свести бёдра вместе вновь, создать хоть какое-то подобие трения; но это не доведет её до того сладкого оргазма, который словил Прайм. Ева злится. Он удовлетворил свои желания, а она должна лежать рядом и делать вид, что все было хорошо?       Но были бы силы хоть как-то возмущаться на поведение меха, было бы желание снова устроить ссору: но этого не было. Ева попросту была выжата как лимон, а тёплый металл Оптимуса под ней лишь сильнее убаюкивал итак перенасыщенное эмоциями сознание девушки.       — Не смей так больше делать, — тяжело дыша шепчет Ева, чувствуя, как усталость накатывает с головой.       В следующий раз она добьётся своего. В следующий раз, если понадобится, она будет бороться с этим альфой, чтобы удовлетворить свои потребности, не смея даже и внимания обратить на желания самого Прайма. Пускай он катится к чёрту или Юникрону.       — Я буду так делать каждый раз, пока ты не примешь меня, как своего истинного, — Оптимус кладёт манипулятор между ног Евы, не давая ей мастурбировать. — Ты даже сейчас меня не слушаешь.       Манипулятор проследовал выше, прикоснулся к пучку нервов. Едва сжал, но ровно так, чтобы Ева не получила желаемого оргазма.       Штекеры обвили руки девушки, аккуратно связывая. Прайм притушил оптику, наслаждаясь чужим сбивчивым дыханием.       — Добрых снов, моя Искра.       И снова это прикосновение из-за которого тело реагирует как какой-то переключатель лампочки. Если сейчас придётся наслаждаться одним только манипулятором Оптимуса, то Ева готова плюнуть на всё и удовлетворить себя так. Штекеры мешают. Эти штекеры всегда действуют во вред самой девушки, что от Оптимуса, что от Нокаута, что от любого другого кибертронца.       Та лёгкая боль, которая ощущалась на клиторе, теперь не приносила дискомфорта. Наоборот, лишь делала приятнее. Больше всего разочаровывали эти отголоски, которые с каждой секундой исчезали, а пульсация прекращалась.       Ева будет повторять это про себя каждый раз: пускай Прайм катится к чёрту.

***

      Оптимус вышел из оффлайна резко. Боевые протоколы были настолько сформированы за миллионы лет войны, что малейшее движение рядом с мехом воспринималось как потенциальная угроза.       … но потом пришёл запах, и Прайм принудительно свернул все опасные для Евы протоколы. По внутреннему хронометру мех понимал, что прошло чуть менее восьми часов с того момента, как он ушёл в перезарядку. И сейчас Ева, всё ещё связанная его штекерами, пыталась выбраться.       — Ты не спала, — мех не спрашивал, а констатировал. — Почему?       Не спать было тяжело, но мысли, которые пришли после неудовлетворённости ещё сильнее обрушились каменным грузом на плечи Евы. Поэтому до утра она так и не сомкнула глаза.       — Не смеши меня, — почувствовав свободу в своих действиях, она сразу же поднялась на грудной отсек Оптимуса, смотря ему прямо в голубую оптику. — Не смей так больше делать. Иначе неприятно будет обоим.       — Что ты сделаешь, Ева? Пойдёшь против своей природы? Против себя? — Оптимус аккуратно провёл тыльной стороной ладони по лицу Евы, заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Не злись на меня. Ты знаешь, что всё, что я делаю, я делаю для тебя и ради тебя, моя Искра.       Оптимус тянется к Еве, вновь вдыхая манящий аромат. Оставляет целомудренный поцелуй на лбу Евы. Мягкая кожа приятно греет металлические дермы.       — Я не могу так, Оптимус, я будто схожу с ума, — Ева вмиг пытается оттолкнуть от себя любое из прикосновений Оптимуса. — Это неправильно!       От ситуации хотелось смеяться и плакать. Ева прекрасно знала, что любое возбуждение которое она испытывала, либо же любые эмоции которые вызывал в ней Оптимус, были не её. Искусственные, вызванные этой жалкой омегой, что сидит внутри неё после перерождения в новом мире.       Она не может желать Оптимуса настолько сильно. Ева — нет.       — Сходишь с ума? Ева, — Оптимус больше не тянется к Еве. Голос его полон боли, — я не хочу, чтобы это с тобой происходило. Я смогу защитить тебя от всего. Пожалуйста, не отталкивай меня. Всё, что происходит между нами, — это правильно, моя Искра. Мы созданы друг для друга.       Оптимус усиливает выработку феромонов корпусом, желая успокоить Еву и увести её мысли в другое русло.       Феромоны работают на ура. Как бы Ева не сопротивлялась здешним правилам, её всё равно нагнут и заставят выполнять всё против воли. И от этого больше никакой агрессии, недопонимания: лишь пустота и постепенное осознание собственной беспомощности.       — По правилам, — тянет Ева, но противоречит своим словам, когда тянется вперёд, ближе к его корпусу, чтобы почувствовать снова этот приятный запах машинного масла вперемешку с энергоном. Ей очень хочется почувствовать тёплый металл под ладонями. — А я не хочу следовать этим правилам. Они ненастоящие, как и чувства, что между нами сейчас.       — Нельзя противиться тому, что было создано задолго до нас, — мех довольно гудит механизмами, чувствуя тяжесть тела Евы на своём корпусе, — мне жаль, что ты сомневаешься во мне. Но мои чувства — это не только зов альфы к своей омеге. Я и без этого бы любил тебя.       Оптимус на миг позволяет себе прижать Еву к своему корпусу, заключая в крепкие объятья. Мех хотел бы остаться в таком положении навсегда — хотел бы, но не может позволить. Не сейчас.       — У меня сегодня много дел с расшифровкой новых координат артефактов Иакона. Чем займёшься ты, Искра моя?       — Ты уйдешь, — констатирует она факт. — когда у меня эти ощущения, которые мне явно не нравятся, — проигнорировать слово «течка» было трусостью для Евы, — чтобы заняться своими делами? Сейчас? Когда я в таком положении?       В этом был весь Оптимус. Какие бы дифирамбы он ей не пел, но всегда на первом месте у меха были личные дела, как и удовольствие. Ева сползает с грудного отсека бота и садится рядом.       — Одежда. Мне нужна одежда.       Оптимус поднимается с платформы, трансформируясь и принимая свой привычный размер. Мех намеренно игнорирует слова Евы о том, что он её оставляет: конечно, Оптимус хочет тут же взять Еву, но желание наказать её никуда не делось.       — Твоя одежда порвана, Ева. Боюсь, на базе нет новой, — мех подходит к своему столу, на котором оставил вещь, которую Ева отдала ему. Оптимус аккуратно берёт кусок ткани, а после возвращается к сидящей Еве, — здесь есть только это.       Ева морщится от поданной ей вещи, которая была непригодна к использованию в первые же секунды её небольшой игры.       — Ты шутишь, да? Я замёрзну насмерть, пока буду ждать тебя, — она натягивает кофту на свои колени, подтверждая тот факт, что в отсеке было прохладно. Особенно когда Оптимус перестал с ней контактировать. — Принеси мне одежду, я не хочу сидеть здесь.       — Я не думаю, что сейчас могу отлучиться с базы надолго, — Оптимус подходит к выходу из отсека, неотрывно следя за Евой. Мех запечатлевает каждый миллиметр обнажённого тела девушки. — Извини, Ева. Тебе придётся подождать здесь. Я отрегулирую температуру отсека, чтобы тебе стало комфортно.       Оптимус ввёл код, разблокирующий автоматические двери. Позволил себе едва заметную улыбку, чувствуя недовольство своей омеги.       — Не скучай, моя Искра.       И ушёл.       Для Оптимуса всегда всё было просто, но не для Евы. Ева появилась в этом мире как какая-то игрушка для битья. Сперва насмешки Девочки, потом это… Девушка ударяет пяткой по платформе, на которой лежала, и осматривает отсек на наличие чего-либо, что могло бы её развлечь в отсутствие Оптимуса.       Как минимум она бы могла себя развлечь, потому что нет ничего хуже для омеги в течку, как альфа, что бросил её в своём личном месте, где всё полностью было заполнено его запахом. Вот и для Евы это не было блаженством, а личным Адом.       — Прайм, — Ева раздражённо бурчит это под нос и подползает к дальнему углу на платформе. Вниз не спуститься, подлезть к рабочему столу не было возможности. Ева просто была заперта, как какая-то кукла на полочке, без возможности встретиться с кем-либо на базе.       Даже Мико сейчас спасла бы своей бессмысленной болтовнёй от этих странных эмоций внутри. Но нет. Ева сидит покорно в его отсеке без белья, пачкая под собой платформу собственной же смазкой.       Поэтому когда Оптимус возвращается в свой отсек, спустя много джооров, то тут же понимает, что произошло. Ева пахла сильно, конечно, но теперь каждый миллиметр его отсека был пропитан ей, её запахом.       И тогда Прайм понимает: она самоудовлетворялась. Конечно, его непослушная Ева ослушалась, и делала это прямо на их платформе.       Мстила ему.       Оптимусу хватает одного взгляда в глаза Евы, чтобы увидеть насмешку.       Коннектор неприятно давит на защитные паховые пластины.       — Ева, любой другой альфа бы ни за что не выдержал твоего нрава, — Оптимус говорит, едва понимая свои собственные слова. В процессор приходят несколько уведомлений об перегреве.       Ева вытянула руку вперёд, чтобы Прайм смог зафиксировать смазку на её пальцах. Свежую, которая оповещала его о том, что его омега готова была принять всё, лишь бы утолить свой голод. Но Ева обошлась лишь пальцами.       — Любой бы альфа сошёл с ума, если бы оставил меня одну, — она возвращает свои пальцы к губам и пробует на вкус остатки своего удовольствия. — Интересно, ты можешь чувствовать вкус? Потому что я сейчас очень вкусная. Но ты опоздал, Оптимус. Ещё вкуснее я была намного раньше. Я это начала, как только ты ушёл. И испачкала всю твою платформу собой.       Оптимус хочет и не хочет одновременно. Соблазн столь велик, столь очевиден, что Прайм держится только на многовековой натренированной выдержки.       Ева играет с ним. Ева провоцирует его. Ева хочет, чтобы он сконнектил её, как коннектят интерфемок на нижних уровнях Каона, а после её течка благополучно закончилась.       Этого хочет Ева — так думает Оптимус.       А чего хочет он сам?       И ответ приходит быстро: запечатлеть Еву. Сделать своей официально, так, чтобы любой другой альфа видел, кому принадлежит эта омега.       — Ты так долго был занят своей работой лидера, что совсем забыл о том, кем являешься на самом деле.       Ева медленно ложится на платформу, следит за каждым движением, каждой реакцией Оптимуса и замечает, как сужается его оптика. Омега внутри ликует такому маленькому сбою в уверенности Прайма. Ева чувствует свою победу.       Как бы для неё не была ужасна эта мысль в трезвом уме, сейчас было неважно. Ева развела свои бёдра шире, чтобы Оптимус понял её однозначное приглашение.       — Я хочу тебя, Оптимус, — она показательно тянет руку к до сих пор мокрым складкам между ног и собирает смазку. — И если ты не желаешь сейчас ложиться ко мне, то я готова удовлетворять себя столько, сколько мне нужно.       — Ты меня провоцируешь, — медленно говорит Оптимус, принимая массово-смещённую форму, — я поставлю на тебе метку. Я поставлю на тебе метку, а ты возненавидишь меня, моя Искра.       Оптимус следит за каждым движением Евы, вновь и вновь вдыхает невероятный аромат своего человека и осознаёт, что больше сдерживаться не хочет.       … поэтому останавливает руку Евы, не давая той прикоснуться к себе.       — Скажи «нет», и я уйду, Ева.       Ева тяжело дышит и явно ей не нравится, что Оптимус медлит и ничего не делает.       — Разве я могу сказать тебе «нет»? — она руками обхватывает его манипулятор, чтобы проследовать пальцами к плечевому сегменту и потянуть Прайма к себе. — Не отказывайся, умоляю.       — Не откажусь, — альфа мягко рычит мотором, принимая приглашение Евы. — Никогда не откажусь, Ева. Даже если мне придётся бросить ради тебя Кибертрон, свои идеалы, Матрицу — всё это не идёт ни в какое сравнение с твоим благополучием.       Мех подхватывает Еву под бёдра, сажая верхом на себя. Чувствительные сенсоры тут же чувствуют влагу Евы, что теперь покрывает его корпус.       — Ты такая красивая, моя Искра, — Оптимус убирает паховую пластину, выпуская коннектор.       Ева хватает его за аудиосенсоры и смотрит прямо в оптику, будто пытается найти опровержение словам меха. Если Оптимус давно двинулся со своим Дефектом, то сама Ева сходит понемногу с ума из-за своего вторичного пола. Будет ли она помнить своё хныканье по Прайму после окончания течки?       — Я хочу тебя, Оптимус, — бурчит Ева, нависая над Праймом. Его запах действительно завлек её к спариванию и обещание пометить лишь обрадовало эту дурную омегу внутри, которая сейчас будет ластиться под всё, что даст Оптимус.       — Я знаю, моя Искра, — Прайм аккуратно опускает Еву себе на коннектор. Мех чувствует мягкую плоть вокруг всевозможных сенсоров и не может сдержать стона. В этот момент Оптимусу жаль как никогда, что он не может в момент перезагрузки слиться Искрой с Евой. Но это пока, — с каждым кликом я продолжаю убеждаться в том, что мы созданы друг для друга. Как Праймус и Юникрон, как две противоположности одного целого, — мех не замечает, как переходит на древнекибертронский.       В этом явном бреду, который она пропускает мимо ушей, Ева не видит смысла. Зачем ей эта вечная любовь Оптимуса? Она всего лишь хочет утолить этот жар и голод, который поселился внутри; большего ей от альфы внутри Прайма не было ничего нужно.       Ева слышит громкое гудение. Мех явно охлаждался, когда его омега так хорошо принимала его, даже несмотря на то, что внутри всё снова разрывалось и пускало очередную струю крови прямиком на коннектор Прайма. Ева стерпит.       В такой позе он ощущался другим и до конца принять его было тяжело. Складывалось ощущение, что если она сядет на весь размер, то порвёт себя к чертям.       Оптимус приподнимает бедренные сегменты, заставляя Еву окончательно насадиться на себя. Берёт за бёдра и сразу набирает быстрый темп. Мех не может отвлечься ни на миг от лица Евы: он жадно поглощает каждую её эмоцию, взгляд, изменение выражение взгляда.       — Скажи, что ты меня любишь, — Оптимус не просит, он требует. Как альфа, как Прайм, как тот, кто имеет право на ответные чувства от Евы, — скажи, и я дам тебе закончить сегодня.       Бред, который выходил из энергоприемника Оптимуса сейчас казался невероятно приятным для омеги. Вот они, те эмоции и ощущения, которые она мечтала получать когда-то. Где-то внутри неприятно колет, предупреждает, что она пожалеет об этом, но губы сами по себе открываются, чтобы повиноваться желаниям своего истинного.       — Я люблю тебя, — Ева чувствует приятные покалывания внизу, как коннектор Оптимуса растягивает её стенки под себя и пытается проникнуть глубже. — Да. Я люблю тебя, прошу, Оптимус, дай мне сегодня закончить.       Оптимус тихо смеётся, на миг приобнимая Еву. Мех знает, что слова Евы — это вынужденная им ложь. Что Ева врёт так часто и много, что даже в этом положении слова лжи легко слетают с её губ.       Но слышать именно эти слова, сказанные в таком положении и таким голосом — это совсем другое. Это лучше, чем всё, что Оптимус Прайм когда-либо знал.       Прайм тянется манипулятором туда, где они соединены с Евой, и прикасается к клитору Евы. Ласкает, продолжая насаживать Еву на себя. Мех видел, что Ева была близко, конечно, была. Она слишком долго не получала удовольствия, настоящего удовольствия.       Сам Оптимус тоже был близок. Он слишком давно мечтал о том, что сможет закончить эти глупые догонялки с Евой.       Чувствительность достигала невероятных высот, когда Оптимус касался чувствительного пучка нервов. Это вызывало несуразный поток стонов, какого-то бормотания о том, что Оптимус приносит ей удовольствие, и она вот-вот финиширует первой.       В какой-то момент этого всего кажется мало: Ева сама двигает бёдрами, трётся об манипулятор Оптимуса и достигает своего пика с именем меха на губах. Но вот незадача: желание почувствовать Оптимуса так глубоко и эта поза вызвала небольшой надрыв возле лона. Боль отрезвляет.       Оптимус видит, как Ева в порыве страсти ранит себя. Кровь быстрым тёплым ручейком льётся вниз, смешиваясь со смазкой и пачкая корпус. Прайм не реагирует.       Ему хватает ещё пары очень глубокий толчков, чтобы оказаться на грани. Перед тем, как свалиться в перезагрузку, Оптимус тянет Еву к себе. Переворачивает, и всё для того, чтобы вцепиться дентами в шею. В энергоприёмник попадает пару капель крови, но всё это неважно. Ничего не важно кроме того, что теперь Ева окончательно его. Помеченная им, как послушная омега.       И тогда Оптимус падает в перезагрузку, окончательно расслабляясь. На несколько кликов уходит в оффлайн.       И в миг та эйфория, которая накрывала Еву, сменилась жестокой реальность. Затуманенный взгляд становится ясным, потому что омега внутри получила желаемое, а вот разгребать это дерьмо теперь придётся с ясным умом.       Ева дышит очень тихо, чтобы не обратить внимание Оптимуса на себя. Пускай мех постоянно остаётся в оффлайне, пусть умрёт.       Она позволила этому случиться, этой связи между ними. Этот укус сзади будто ограничил, перевернул всё внутри, и Ева не может объяснить самой себе, что именно. А вот пойти и спросить у кого-либо она не могла. Даже у того же Рэтчета: ненависти в свою сторону девушка не выдержит.       — Что я натворила?.. — Она с тяжестью и уже без такой лёгкости встаёт с коннектора Оптимуса, чувствуя ноющую боль внизу и это сбивает с ног, заставляет упасть на серво Прайма и тяжело дышать. — Больно.       Оптимус приходит в себя быстрее, чем думал. По появившейся связи мех чувствует Еву лучше, чем когда-либо. Это всё ещё не настоящая связь Искр, но уже больше, чем когда-либо. Ему стоит пары кликов, чтобы понять, что Еве плохо. Этот акт был слишком тяжёлым для неё, слишком болезненным.       — Ева, моя Искра, тебе нужен врач? — Прайм готов был в тот же клик связаться с Рэтчетом или Джун.       Альфа внутри довольно урчал, но ясным умом Оптимус понимал, что перестарался.       Ева дёргается от металлического голоса позади себя. В минуты слабости он звучал как нечто сладкое, а сейчас как лезвием по венам: звучал как приговор к пожизненному заключению.       — Я… — Ева опускает голову, понимая, насколько она была глупа, раз уж позволила этому случиться. Но тут настигает очевидный вопрос: Оптимус бы сделал тоже самое силой, если бы Ева сама не согласилась? Ответ приходит быстро. Да, сделал бы. — Да, мне нужна помощь Рэтчета.       Оптимус не отвечает: принимает привычную себе форму, подхватывая девушку на манипулятор. Прикрывает её второй ладонью, чтобы никто не увидел вида Евы. Ревность даже в такой момент сжигает нейроцепи.       Мех быстро выходит из отсека, направляясь к Рэтчету. В фоновом режиме Оптимус анализирует параметры Евы: пульс, дыхание, температуру тела. Прайм не хотел, чтобы этот раз стал последним.       — Прости меня, моя Искра.       Ева на уровне атомов, как бы ни старалась, не могла оттолкнуть Оптимуса. Всё негативные к нему эмоции перечеркивались какими-то странными, другими, будто она переживает за его чувства?.. Если Ева действительно может уловить его эмоции и понять их, то настанет конец всему. Она смириться со своей ролью и будет всю жизнь на коротком поводке около Прайма.       Путь к Рэтчету был быстрым и молчаливым, отвечать Оптимусу не хотелось.       — Оптимус, что за экстренное?.. — бот отвлекается от своей работы и поднимает оптику на вошедшего. — Шлак тебя дери, что ты сделал?       — Я… Навредил Еве, — Оптимус ни за что бы не признался, что на миг позволил себе запнуться. — У неё кровотечение. И я его запечатлел. Пожалуйста, помоги ей, старый друг.       Оптимус подавил в себе ревность, когда передавал голую девушку в манипуляторы Рэтчета. Мех понимал, что эта эмоция сейчас неуместна. Рэтчет в первую очередь был медиком, да ещё с крайне радикальными взглядами на органику. А ещё, главное, он был не альфой.       Рэтчет даже не знает что и ответить Оптимусу. Конечно, за время нахождения на этой базе он был вынужден изучить медицину органики и даже был готов, что однажды Прайм появится в дверях его отсека. Но никак не был готов к тому, что ему придется это делать. Всё-таки где-то глубоко в Искре бот лелеял веру в здоровый процессор Оптимуса, но ошибся, что было непростительно медика.       — Я постараюсь сделать всё, что могу, — он впервые позволяет себе общение с Оптимусом, показывая ему своё настоящее отношение к этой ситуации. Меху было мерзко от того, что сейчас ему придётся копаться в крови и ранах интимных органов Евы, пока Прайм стоит сзади. — Успокой свой нрав, Оптимус, работа не пойдёт если ты будешь держать боевые протоколы на быстром клике.       Оптимус внемлет словам Рэтчета. На миг отключает оптику. Он — Прайм. Он — альфа. Он — военачальник. Миллионы лет войны, разрушенный дом — он выдержал всё это, всегда имея при себе холодный ум. Неужели не сможет пережить маленькие медицинские манипуляции от верного товарища над Евой?       Но всё другое — это не Ева. Её боль чувствуется Праймом сильнее агонии всех жителей Кибертрона со тысячи ворн войны.       — Прости, Рэтчет. Делай, что должен, — Оптимус старается держать зрительный контакт с Евой. Ему жаль, что его ЭМ-поле не может коснуться её. Прайм хотел бы успокоить Еву.       Ноющая боль внизу сводит с ума. Прилипшие волосы от пота к лицу мешают увидеть что-либо вокруг, потому девушка вынуждена закрыть глаза, прекрасно понимая, что Рэтчету не нужен зрительный контакт с ней. Ему даже будет всё равно, насколько сильно она будет всё чувствовать. И всё же Ева ему доверяет. Насколько б плохими не были их отношения, Рэтчет в любой вселенной будет спасать маленькую одержимость своего лидера, чтобы тот продолжал разумно вести остальных. Это в его же интересах.       — Оптимус, — Рэтчет достаёт из грудного отсека небольшой механизм, что напоминал земного паука. Для остальных автоботов это был всего лишь микроробот, который хорошо помогал в медицине; а усовершенствованный мог быть применён и к органике. Рэтчет давно носит его как человеческую аптечку. Учитывая любовь Мико к путешествиям процент ранения тела органики высок. — Держи её. Это единственное, что я могу сделать сейчас. Будет очень больно.       Оптимус смотрит на устройство и понимает, что знает, что будет происходить дальше. Это осознание обостряет боевые протоколы. Альфа внутри мечется в бешенстве: оно велит запретить медику причинять столь страшные муки своей омеге. Потому что альфа должен защищать то, что ему принадлежит.       — Я понимаю, — но несмотря на всё это Прайм знает, что это единственный выход. Он сам виноват в том, что Ева в таком плачевном состоянии.       Оптимус подходит ближе к платформе, где лежит Ева. Улыбается; а штекеры тем временем нежно обхватывают Еву за руки и ноги.       — Прости меня, Ева.       — Я слышу это постоянно.       Ева шипит, но явно напрягается, когда слышит голоса над собой. Оба меха стояли над ней и обсуждали операцию над её половыми органами. Они планируют что-то ещё, помимо швов на месте разрыва?       Молчание, в которое погрузился отсек, начало напрягать. Долгое время Ева могла слышать лишь тихий бубнёж Рэтчета, а после снова воцарилась тишина. В какой-то момент её нарушают громкие быстрые шажки в её сторону, будто что-то с острыми концами ползло прямо к ней. Это вызывало панику.       — Оптимус? — Ева испуганно свела свои колени вместе, но штекеры не позволили ей и сдвинуться с места, оставляя в той же позе. — Оптимус, мне страшно, прекратите!       — Я тебя предупреждал, Ева. Это итог твоих действий.       Голос Рэтчета прерывается резким вскриком девушки. Наноробот, который был так близко к половым губам, активировал лазер, который сначала сканировал зону ранения, а после начал работать над ней. Для любого другого бота это не было бы больно. Но вот для человека, когда твою рану без анестезии прижигают, это адская боль.       — Внутри тоже не лучше, есть повреждения шейки матки, — Рэтчет смотрит на табло перед собой, когда наноробот запускает щупальце внутрь.       — Нет! Больно! — Ева пытается вырваться под этой адской болью, которая была в разы хуже предыдущих ран. — Оптимус! Оптимус, прошу!       Она в испуге сжимает штекер в своей ладони, когда внутри начинают работать, с целью заживить раны. Ева не знает, как долго проведёт время с этой болью, не знает, как много там работы, но запомнит одно — следующую течку, если она будет, Ева проведёт в одиночестве.       Оптимус сжимает денты, но шлем в сторону не отворачивает. Это была бы реакция, недостойная Оптимуса Прайма. Мех знает, что должен вести ответственность за свои действия — и за свою омегу.       — Это скорой пройдёт, Ева. Боли потом не будет, — Прайм знает, что лукавит. Понимает, что свежие швы ещё долго будут заживать и нуждаться в чистке. — Моя Искра, я люблю тебя, пожалуйста, посмотри на меня.       Прайм старается поймать мечущийся взгляд Евы, показать ей, что он здесь, он тут, и он не уйдёт от неё. Оптимус готов был быть с Евой в любом состоянии, в любое время.       Оптимус не отключает сенсоры, регистрирующие запах, поэтому аромат палёной плоти навсегда запечатляется в его процессоре.       Ева не чувствует уже ничего, кажется, будто изнутри выжгли всё, что только можно было. Ева уверена, что они пойдут дальше, прямиком к убитой печени, к слабому организму в общем; но боль прекращается.       Рэтчет копошится ещё немного. Ему нет смысла затягивать и желание поскорее увести отсюда органику заставляло его манипуляторы работать быстрее.       — Тебе нужно отправить кого-то из людей за мазью против воспаления, — мех забирает сгоревшего к чертям наноробота и выкидывает его в бак, без желания даже попробовать починить. Он не хочет снова прикасаться к остаткам Евы. — Следи за ранами и за всей омегой вообще. Арси уже подняла вопрос, кто осквернил могилу её напарника.       — Я свяжусь с миссис Дарби, — Оптимус аккуратно подхватывает Еву, видя, что каждое движение причиняет ей муки. — Ева, — Оптимус качает шлемом. Раскаяние заполняет его процессор, — прости меня, Ева.       Оптимус хочет спросить о могиле Клиффджампера, но понимает, что сейчас не время.       Мех идёт к выходу, на миг оборачиваясь:       — Спасибо, Рэтчет, — и выходит прочь.       Рэтчет хочет добавить, что желает, чтобы это была их последняя подобная встреча; но он прекрасно осознает, что это далеко не так, потому на прощание машет манипулятором, чтобы от него наконец отстали.       Ева открывает свой рот в попытке поговорить, но горло дерёт от недавних криков.       — Воды, Оптимус.       — Сейчас, Ева, — Оптимус спешит к своему отсеку. Мех предусмотрительно делал запасы для Евы, — сейчас.       Штекеры ловко орудуют с окружением. Еву аккуратно кладут на мягкую платформу, берут с рабочего стола воду.       Оптимус помогает Еве пить: придерживает голову, контролирует поток воды, чтобы девушка не подавилась.       Щёки мокрые из-за слёз. Ева смотрит на свои ноги, замечая засохшую кровь, а после смотрит на Прайма, который явно никак не пострадал от их опасного контакта.       — Мне нужно помыться, — Ева указывает взглядом на свои ноги. — А потом найти обезболивающее. Я не хочу, чтобы это делал ты.       Слова давались тяжело. И если изначально всё это можно было скинуть на боль в горле, то под конец фразы она запинается, когда видит, как на фейсплейте Прайма появляется растерянность, а после непринятие такой просьбы. Ей было неприятно видеть своего истинного, будто брошенного котенка. Всё же Оптимус был рядом и извинялся, верно?       Ева явно не знает, что ей делать сейчас. Почему вообще жизнь не научила, что делать в таких ситуациях? Ах, да.       — Прости, я не хотела быть резкой.       — Ты в таком состоянии не сможешь хорошо обработать себя, — Оптимус говорит мягко и тихо, чтобы не напугать Еву, — но я могу позвать Джун.       Оптимус закрывает оптику на резкость Евы. Он знает, что виновен перед ней. Осознаёт, что в том состоянии, в котором находится она, сложно сдерживать эмоции.       Поэтому, прикладывая манипулятор к аудиосенсору, звонит миссис Дарби. Продолжает следить за Евой: за её рваным дыханием, общей болезненностью.       — Джун, — шепчет Ева, будто пытается вспомнить, кем является этот человек. — Нет. Не стоит!       Оказаться перед Джун в таком состоянии? Ева не считала это позорным. Просто её пугала неизвестная реакция Джун на то, что её приемная дочь легла под самого Оптимуса Прайма в период течки, и не прислушалась к её наставлениям.       — Только не ей. Я не хочу видеть кого-то сейчас.       — Ева, я не могу оставить тебя сейчас одну. Ты права: тебе нужно помыться. Нужно обработать раны. Тебе тяжело двигаться и сама ты не справишься, — Оптимус опустился на колени перед Евой, — я не могу доверить тебя кому-то другому, кроме Джун и Рэтчета. Позволь мне помочь тебе. После я оставлю тебя на столько, сколько тебе понадобится.       Прайм знал, что нагло врёт. Он не оставит Еву. Он всегда будет рядом, всегда будет следить и никогда не отпустит.       — Тебе нечего стыдиться. Я твой альфа. Твой будущий Бондмейт.       Это резало уши. Разве Ева хотела этого всего? Тот факт, что Оптимус ей нравился, правдив, но вступать в такого рода отношения ей не хотелось. Слишком шкура собственная важна, особенно после свежих воспоминаний лечения у Рэтчета.       — Я не хочу, чтобы это распространялось по базе, — Ева устало накрывает руками своё лицо и морщится от позывов боли из-за каждого движения. — Не хочу, чтобы Джун видела меня такой. Не хочу, чтобы кто-то из них видел, что ты со мной сделал.       — Они всё равно узнают по запаху, Ева. Ты теперь пахнешь мной, — Оптимус аккуратно гладит Еву по волосам, — и другие, там, во внешнем мире, неизбежно узнают. На Земле. На Кибертроне. Везде, моя Искра. Позволь мне изменить твоё мнение о себе. Доверься мне хотя бы раз, Ева. Прошу.       И почему-то этот голос и взгляд Оптимуса имеют своё влияние на Еву. Что-то внутри сжимается от того, насколько нуждающимся в её одобрении сейчас выглядел мех. Что, если всё действительно не так плохо? Вдруг с ней будет по-другому? Оптимус сразу же пошёл помогать, как только увидел насколько Еве плохо; но он же и был тем, кто причинил ей такую боль.       И снова этот диссонанс внутри, который разгорался с каждой секундой всё больше.       — Чёрт, — Ева тяжело сглатывает и смотрит в голубую оптику Прайма. — Хорошо.       — Спасибо, моя Искра, — Оптимус вновь поднимает эту Еву, перенося её в другой отсек. Прайм не успел ещё организовать ванну, но на базе была вода, в том числе и горячая.       Мех аккуратно мыл Еву, внимательно следя за её реакцией. Когда девушка жмурилась сильнее, то он останавливался. Понимал, что Еве больно. Когда мех начал мыть пах Евы, то стал касаться ещё нежнее. Альфа внутри молчал: он не мог возбуждаться на больную омегу.       — Я всё же связался с Джун. Она уже едет сюда с мазью.       Под прикосновениями и заботой Прайма Ева смогла чуточку расслабиться. Внимание со стороны альфы ей нравилось.       — Что ты ей сказал? — девушка подняла взгляд с воды, когда манипулятор Оптимуса снова исчез под ней, чтобы отмыть её бедра от крови. Любое движение всем, что было ниже таза, было адским испытанием; но ещё хуже было бы предстать перед Джун в таком виде       — Сказал правду, — Оптимус ни на клик не отвлёкся от того, что делал, — не бойся её реакции. Джун понимающий человек. Она заботится только о твоём здоровье и примет любой выбор. Она… не будет осуждать тебя. Только меня.       Прайм внимательно осмотрел Еву. Она теперь выглядела посвежевшей. Вода действительно, кажется, немного смыла усталость. Оптимус штекерами достал новые полотенца, которые также в своё время приготовил для Евы. Вытер девушку насухо. Обмотал, чтобы ей не стало холодно: несмотря на тот факт, что в отсеке стояла комфортная для человека температура.       — Она уже на базе. Я схожу в главный отсек и возьму лекарство. Пожалуйста, подожди, — мех положил Еву на платформу, — не двигайся. Швы могут разойтись.       Ева внимательно следит за каждым уверенным шагом, словом и действием Оптимуса. Воистину настоящий лидер и альфа сейчас стоял перед ней. Он даже спасает её от грозного разговора с Джун.       — А одежда? — Ева украдкой смотрит на меха, который практически вышел из отсека. — Я не хочу постоянного быть такой. Я тебе не первобытный человек.       — Одежда будет натирать свежие раны. В этом отсеке тебе не будет холодно, а если станет, то я изменю температуру, — Оптимус остановился лишь на миг, — когда ты полностью излечишься, я попрошу Джун принести тебе что-нибудь.       И вышел, пожираемый мыслями о том, что Ева его не только боится. но и стесняется.       Ева открывает рот, дабы хоть как-то объяснить, что для человека ненормально находиться без одежды. Это больше пугало, чем стесняло. Находиться полностью обнажённой без возможности сделать шаг хотя бы в туалет в таком огромном отсеке доставляло дискомфорт. Даже если под боком будет Прайм, который обнимет и согреет.       Ева смотрит в потолок какое-то время, чтобы отвлечь себя, чтобы не думать о том количестве дней, которые она проведёт без одежды. А дней этих обещало быть очень много.

***

      Оптимус вернулся скоро. По Джун было видно, что она возмущена, что женщина хочет завалить меха тысячей и одному вопросу. Но Прайм лишь покачал шлемом: разговор можно отложить на потом, а помощь Еве уже нужна была сейчас. Коротко поблагодарив женщину, мех поспешил в отсек.       Оставив Еву даже на такой короткий срок, Прайм поймал себя на мысли, что волновался о ней. Боялся, что она что-то сделает с собой: Ева была… крайне специфичным на этот счёт человеком.       — Прости за задержку, — мех подошёл к платформе, — Джун передавала тебе слова поддержки.       Ева следит за дверью несколько минут. Она уверена что Оптимус идёт сюда, чувствует его запах и его эмоции.       — Она была злой, правда? — Ева тихо посмеивается и пытается улыбнуться, чтобы разгрузить больше саму себя, нежели Прайма перед собой. — Она передала мазь?       Девушка протягивает руку вперёд, чтобы получить лекарства. Она, конечно, благодарна меху за его помощь в ванной, но сейчас ей хотелось самостоятельности и отдыха от контакта с ним.       — Она была в первую очередь удивлённой и волнующейся матерью, — Оптимус игнорирует руку Евы, планируя управлять своими собственными, — не напрягайся лишний раз, моя Искра. Расслабься.       Штекерами Прайм едва толкает Еву в грудь, заставляя лечь. Другими двумя раздвигает ноги. Даже будучи в массово-смещённой форме, манипуляторы у меха большие; но Оптимус действует с ювелирной точностью.       Аккуратно ведёт по складкам, желая успокоить боль маленькими вспышками удовольствия и холодом от мази.       Ева накрывает руками своё лицо и глубоко вздыхает. Какими б болючими не были раны, Оптимус сейчас действовал правильно, по-другому самой себе Ева не могла сказать. От того, что в такой ситуации ей действительно было приятно, что это чувство даже прикрывало боль, становилось как-то не по себе.       — Есть некоторые нюансы жизни здесь, — она отвлекает сама себя и тихо шипит на прикосновение к самой большой ране. — Ни туалета, ни еды. Мне нужно домой, Оптимус. Как только я смогу передвигаться, мы можем благодаря Граундбриджу переместиться ко мне, где дальше я буду растерзана Джун.       — Я не хочу, чтобы ты уходила, Ева, — мех внимательно осматривает свою работу на предмет того, что мог что-то упустить, — у тебя вскоре вновь начнётся течка. Я не против того, чтобы ты уходила отсюда и вела повседневную жизнь. Но я хочу, чтобы каждый вечер ты возвращалась сюда, ко мне.       Раньше попыткой избежать ночлега в отсеке Оптимуса была Джун, а сейчас, когда она не самым приятным способом узнала об их отношениях, попытка сбежать отсюда и поспать нормально дома была нерабочей. Но выхода не было.       — Я хочу поспать в своей кровати, в своём доме, — осторожно начинает Ева. — Мы ведь жили до этого так, да? Ты был здесь, а я дома. Я ведь не сбегаю от тебя.       Ева дарит ему лёгкую улыбку.       Оптимус лишь качает шлемом, но не может не улыбнуться в ответ.       — Раньше ты не была запечатлена мной. Всё изменилось сегодня. Теперь твоё благополучие — это моя ответственность больше, чем когда-либо. Я обустрою этот отсек так, чтобы тебе было комфортно.       Непробиваемая стена. Ева сжимает кулаки, явно недовольная ответом Прайма.       — Я пахну тобой и из нас двоих больше подставляешься под опасность ты, а не я. Джек и Джун не отпустят меня сюда навсегда, Оптимус.       — Им придётся смириться, Ева. Они не станут отнимать омегу у альфы, который заявил свои права. Джун врач. Она знает, какие последствия это повлечёт за собой, — мех без труда считывает настроение Евы, но альфа внутри требует подавить бунт, — не заставляй меня полностью ограничить твою свободу.       Возмущение зарождается быстро, давит на грудь изнутри. Ева кашляет в кулак, дабы скрасить их неприятный разговор. Поиграть в больную будет хорошим спасением.       — Нам лучше быть в согласии, Оптимус, нежели ограничивать что-то друг-другу, — Ева кладет голову на платформу и подмечает первый минус жизни в отсеке. — Здесь нет кровати, мне неудобно.       — Я не спорю с тобой, Ева. Я стараюсь тебе объяснить те вещи, которые ты сознательно пытаешься игнорировать, — Оптимус сел рядом с Евой, окидывая её нечитаемым взглядом, — но ты права. Тебе нужно составить список тех вещей, которых нет в отсеке. Как не человек я не могу знать о всех тонкостях вашего повседневного функционирования. А кровать будет. Я модифицирую эту платформу, чтобы тебе было мягче спать со мной.       — Я не готова к совместной жизни, — Ева говорит это резко и нервно смотрит на Прайма. — Мне правда приятно, что ты печёшься о моём комфорте, но я не готова к жизни с тобой, здесь, на базе. Рэтчет не вынесет видеть моё лицо каждый день. И что значит «пометить»? Ты укусил меня в затылок, да? Шея болит.       — Что значит «пометить»? — Оптимус звучит искренне удивлённым. — Я пометил тебя. Укусил за специальную мышцу, которая у людей отвечает за запечатление конкретной омеги на конкретного альфу. Твой запах изменился — все альфы будут знать, что ты принадлежишь мне и станут испытывать отвращение. Во время течки ты будешь хотеть только меня: никто другой тебя удовлетворить не сможет. Почему ты не знала об этом?       Ева захлопывает рот. Отлично, теперь даже на уровне тела Ева будет зависеть от Оптимуса, потому что он теперь для неё всё.       На вопрос, почему Ева не знала этого, девушка молчит. Лучше отшутиться на этот счёт, нежели объяснять меху, по каким причинам она прослушала лекции Джун.       — Когда это рассказывали, я хорошо поспала? — она неуверенно смотрит на Прайма.       Теперь они оба в одной лодке. Оптимус с его Дефектом и ролью альфы; и сама Ева, которая из-за него будет желать только одного бота.       — Тебе стоит быть внимательнее к чужим словам, Ева, — Оптимус довольно рычит мотором, понимая, что Ева капитулировала перед ним, — вот увидишь — тебе понравится здесь жить. Со мной ты никогда не будешь нуждаться в чём-то.       Оптимус принимает горизонтальное положение, сажая Еву к себе на честплейт, поближе к Искре.       — Если хочешь, то можешь поспать. Я буду рядом.       Но суть жизни человека — постоянно в чем-то нуждаться и достигать этого. Жизнь со всем на ладонях никогда не была интересной. В случае Евы это готовая золотая клетка, которая даже цветом ей не нравится.       — А если не понравится? Что тогда будет? — она снова чувствует тот запах, который её манил с самого начала их знакомства. — Ты отпустишь меня?       — Я… Нет. Я знаю, что тебе понравится. Ты привыкнешь к этой жизни и однажды сама не захочешь уходить, — Прайм говорит жёстко, — ввиду малого жизненного опыта тебе может казаться, что я делаю это только из-за желания тебя помучить. Это не так. Я просто знаю, как будет лучше.       — Ты не знаешь, что чувствую я по этому поводу. Для меня это бремя, которое я не готова нести, — Ева даже не желает тратить силы на то, чтобы подняться и увидеть фейсплейт Оптимуса. — Я не ветреная омега, которая бросается к альфе на шею. Я человек с эмоциями и личными желаниями; тухнуть в этом отсеке всю жизнь у меня не было в списке планов.       — Ты и сейчас меня не слушаешь, — Прайм звучит разочарованно, но он готов повторять вновь и вновь, — ты не обязана здесь «тухнуть». Ты можешь выходить, когда заживут твои раны. Я лишь прошу тебя всегда возвращаться ко мне. Неужели я тебе даже сейчас настолько отвратителен?       Ева мнётся в ответе. Противен? Нет, Оптимус был даже мил и симпатичен, но само осознание ситуации для Евы было отвратительно. Как инопланетному существу объяснить, что человек это сплошной клочок запутанных эмоций?       Ева хочет сказать, что та игра, в которую они будут играть, ненастоящая. С другой стороны Оптимуса было жаль и причинять вред всем автоботом явно не хотелось.       — Никак нет.       — Тогда я считаю этот вопрос исчерпавшим себя, — мех успокаивается, готовясь перейти в оффлайн. Он не спал уже несколько земных суток и хотел восполнить это, — я рад, что твоё отношение ко мне намного лучше, чем то, что ты транслируешь.       Ева замолкает сразу после ответа Оптимуса. Её ждёт долгое восстановление, как и долгое принятие того факта, что Оптимус теперь её партнёр и, возможно, в этом нет ничего такого?..       Может, под влиянием Рэтчета она посчитала Прайма чокнутым? Но их может ждать мирная жизнь. Всё равно после смерти Евы Оптимус найдёт себе другую. И что-то от этой мысли внутри сжалось. Вероятно, вновь попытки омеги заявить, что Оптимус будет принадлежать только ей, даже после смерти.       И выздоровление действительно пошло лучше, чем обещал Рэтчет. Возможно, это благодаря мази, которую дала Джун.       Две недели с Оптимусом были не так уж и плохи, видно, что мех старался для своей омеги; но иногда эти старания неистово пугали, будто Прайм становился кем-то другим и вёл себя странно. Честно говоря, для Евы он всегда странный, и чем больше она проводила с ним времени, тем больше видела эти странности. Например, её белье, которое она принесла, как подарок. Грязное, в крови и смазке. Его мех до сих пор хранил у себя. Недавно он заговорил о киберформировании, и вот тогда Еву передёрнуло окончательно. Стоило бежать отсюда как можно дальше.       Боль между ног исчезла и с каждым днём Ева всё больше разминалась в ходьбе. В главном отсеке не было никого и впервые в этом месте девушка смогла вдохнуть полной грудью и отдохнуть от ненужного внимания.       Пока в какой-то момент её снова не настигла адская боль внизу живота. Болели теперь не половые губы, а будто что-то в матке приносило дискомфорт. Тогда Ева начала кашлять энергоном. Голубая светящаяся жидкость была на кофте, на руках и капала на пол, вызывая замешательство в голове Евы. Что ей нужно делать? Что это такое? Разве это возможно?       Оптимус наслаждался тихой и мирной жизнью с Евой. Та больше не возникала, не пыталась с ним спорить и была на удивление мила.       Ровно до того момента, пока Оптимус не увидел то, как она кашляет энергоном.       Это было чисто физически невозможно. Ева была органикой, а органика не могла вырабатывать его. Но мех видел своими окулярами, а им он привык доверять.       Именно поэтому в тот же клик он подхватил девушку на манипуляторы и принёс к Рэтчету.       Рэтчет не ожидал увидеть Оптимуса с Евой на манипуляторах так рано. В этот раз девушка была одета и выглядела вполне здоровой. Только энергон, покрывающий её, портил картину. В этот клик окуляры Рэтчета метнулись к лидеру, дабы проверить его на повреждения, но тот выглядел здоровым.       — Что произошло? — мех делает шаг к своему другу и изучает органику перед собой.       — Я начала кашлять энергоном, — Ева поднимается на манипуляторе Прайма и показывает свою руку с субстанцией на ней.       — И вы пришли ко мне, будто я знаю ответ? В прошлый раз Рафаэль почти погиб, отравленный энергоном.       — Как минимум ты исследователь и доктор, побольше нас будешь знать, — Ева недовольно вытирает остатки энергона по своей одежде и морщится. — И если ты не заметил: я жива. Всё ещё.       — Шлак, — Рэтчет устало закатывает оптику и берет в манипулятор Еву; смотрит на Оптимуса. — Что ты с ней сделал?       — Ничего, — Оптимус Прайм редко звучит потеряно, но сейчас он действительно не понимает, что происходит, — Ева просто начала кашлять энергоном. Ты, как и я, знаешь, что это невозможно. Просканируй её. Это может быть невероятно опасно, — Оптимус с беспокойством смотрит на Еву, — помоги ей.       Ева не смотрит в сторону Оптимуса, ей просто важно знать, что он сделал с ней, ведь это явно какая-то штука, связанная со вторичным полом.       Рэтчет проводит махинации быстро, а вот с ответом тянет. Он смотрит прямо на экран с результатом и впервые за свой актив не знает, как сообщить подобную новость стоящим рядом. Еве и Оптимусу это не нужно, мех должен как можно скорее удалить это из тела Евы, пока она жива.       — Боюсь, что это можно назвать чудом, — начинает аккуратно док, — но это то, от чего стоит избавиться.       — О чём ты? — Ева опирается на манипулятор меха и смотрит Рэтчету в оптику. — Не тяни, Рэтчет.       — Ева, ты вынашиваешь спарка от самого Прайма.       Оптимус на миг тушит оптику. Лишь на миг, за который в его процессоре пробегают миллионы логических цепочек. То, что говорит Рэтчет — это невозможно. Невозможно и прекрасно в одинаковой степени. Матрица глушит эмоции, потому что Прайм не может и не хочет их сдерживать.       У них с Евой будет спарк. Настоящий, тот, которого Ева выносила. Плоть от плоти, металл от металла. Это невозможно, но это реальность.       — Это… Опасно для неё?       Но все мечты разбиваются об очевидную правду.       Ева не слышит ничего. В момент, когда она услышала вердикт Рэтчета, в ушах возник белый шум. Как это может быть? Внутри неё есть жизнь? Так ещё и от самого Оптимуса?       — Это, — девушка падает на задницу и смотрит прямо перед собой. Чувства Оптимуса на миг промелькнули в её голове: она уловила его настроение и эйфорию от одной лишь новости, что их связывает что-то ещё. Но Ева не рада, нет, она не хочет этого.       — Это кожа, мясо и кости, Оптимус. Внутри неё растет спарк, который уничтожит её за сутки, если не удалить то, что сейчас. Я вообще не понимаю, как ей удалось дотянуть до этого момента! — Рэтчет смиряет органику взглядом, полным омерзения. Мысли о страшном мутанте, внутри живота органики, вызывают дрожь внутри систем медика. — Это даже нельзя назвать живым. Его датчики не показывают ни капли жизни. Оно мертво.       — Мертво? — Оптимус переводит взгляд с Евы на Рэтчета. — Уничтожит?       Нет. Прайм отказывается в это верить. Он знает, что всё можно исправить: спарка можно спасти, не ставя под угрозу жизнь Евы.       — Тогда нам стоит сделать так, чтобы изменить это, старый друг. Первый за миллионы лет родной отпрыск Прайма. Праймус нас не простит, если мы не сохраним его.       Рэтчет поднимает оптику на Оптимуса и явно не понимает, что сейчас несёт лидер, военачальник. Тот, за кого доктор готов отдать свой актив. Его друг.       — Оптимус, — он ступает ближе к Прайму и впервые смотрит на Еву, будто она поймёт. — Его невозможно спасти, то, что сейчас внутри Евы, не может и шанса иметь на жизнь. Ты должна решиться и избавиться от этого, Ева, иначе умрёшь ты, а следом за тобой падём и мы все.       Ева слышит всё, что ей говорит Рэтчет, но вот реакция Оптимуса бьёт больнее. Он хочет убить её?       — Как я могу избавиться от этого?       — Я проведу операцию.       — Нет.       Прайм говорит решительно.       — Считай, что это мой приказ, Рэтчет. Спарк будет актив. Наши технологии могут многое, даже в ограничениях этой планеты. Я не прошу от тебя невозможного, — Оптимус смягчается, — но ты лучший медик из всех, кого я когда-либо знал. Ты справишься.       Рэтчет видит реакцию Евы. Он знает прекрасно, что у органики есть свои методы по экстренному аборту. И Рэтчет это использует.       — Я услышал тебя, Оптимус, — доктор отворачивается от Прайма показывая, что намерен закончить этот разговор.       — Оптимус, — начинает Ева, чувствуя, как внутри всё переворачивается. — Я не хочу, чтобы это продолжало быть во мне.       — «Оно»? — Оптимус поджимает дермы. — Это наш спарк, Ева. Фемма или мех. И спарк не будет с тобой вечно. Однажды он появится на свет; в любом случае, его Искра уже зажжена. Это воля Праймуса — иначе я не смогу это объяснить.       Ева даже не может поднять взгляд на Оптимуса, она не может поверить, что тот мех, который так бережно относился к ней, сейчас будто испарился.       — То, что мертво, невозможно вернуть к жизни.       Ева держится со всех сил, которые имеет, со всей уверенностью, которая осталась на данный момент. Еву уже ломает сама мысль, что она беременна, и если бы это было из-за какого-то спонтанного незащищенного секса, то простой аборт решил бы всё; а тут самый настоящий паразит, который мёртвым грузом сейчас убивает её.       — Ты ошибаешься. Мы не можем знать наверняка состояние спарка внутри тебя, — Оптимус звучит счастливо, — сам факт того, что он появился — это невозможно. Но он есть. И будет жить. Представь, какой прекрасной дани ты станешь, — перед оптикой меха прекрасная картина: Ева и их общий спарк на её руках. Так похожий на них обоих.       — Нет, Оптимус! — Ева поднимается с ног и смотрит уверенно на Прайма. — Я хочу избавиться от этого. Как минимум потому что сейчас не время заводить детей. Если желаешь иметь спарка, то найди себе соответствующую фемму, а я человек. Как ты представляешь его рождение? Как я выживу, Оптимус? То, что внутри меня — мёртвое. И оно убивает меня.       Теперь Ева прекрасно понимает, насколько поехал процессором Оптимус и то, что было до этого момента были лишь цветочки. Теперь мех показал, насколько ненастоящие чувства между ними были.       — Конечно, ты не сможешь родить его без помощи медика, — Оптимус охотно соглашается, — но Рэтчет поможет тебе. Он сделает всё, чтобы ты и спарк не пострадали. Почему ты хочешь отказаться от нашего продолжения?       Прайм не хочет принимать позицию Евы. Альфа внутри желает наказать её за одну мысль о том, чтобы избавиться от спарка.       — Оптимус! Ты не слышал то, что сказал Рэтчет? — Ева цепляется за манипулятор Прайма и пинает его, будто это жалкое действие приведёт его в чувства. — Оно мёртвое, оно убивает меня, Оптимус!       Как её истинная пара может так делать? Не обращать внимание и не слышать очевидные вещи? У Оптимуса какой-то сбой в программе, что он после новости о беременности не может правильно истолковать последующие слова?       Альфа внутри Прайма испытал удовлетворение от прикосновения Евы.       — Мы сможем его реанимировать, не подвергая опасности твою бесценную жизнь, Ева. Рэтчет всё сделает в лучшем виде. Верь мне, моя Искра, — Оптимус обратился к Рэтчету, — когда я смогу увидеть своего спарка?       Рэтчет хочет подтвердить слова Евы, что выгоднее для её жизни убрать то нечто, что сейчас паразитом появилось в органике; но Прайм не услышит его, ведь даже если не слышит собственного Бондмейта.       — Оптимус, при всём моём уважении, — мех хочет сообщить ему правду, видит, как органика смотрит на него с надеждой; но Ева не считывает ЭМ-поле Прайма, который, хоть и окрылён этой новостью, но настроен враждебно на правду. — Я постараюсь сделать всё, что в моих силах.       Оптимус смотрит с видом победителя на Еву. Не может сдержать улыбки столь непривычной для него.       — Ты слышала, Ева? Рэтчет всё сделает. Я сделаю всё. Ты будешь жить; наш спарк будет актив. И это решённый вопрос.       Ева не может оторвать взгляда от Рэтчета. Она понимает, что мех только что спас собственную шкуру, но вот кинул погибать в этом всём одну её.       — Да, Рэтчет, спасибо большое, — она сжимает губы в тонкую линию.       И правда, Рэтчету невыгодно идти против Прайма.       — Оптимус, я хочу обсудить с Рэтчетом всё наедине.       Оптимус смотрит на Еву с сомнением. Что-то внутри него говорит, что этого не стоит делать. Не стоит оставлять этих двоих наедине: Ева что-то задумала.       — У тебя есть тайны от меня, моя Искра? Ты можешь обговаривать с Рэтчетом всё, что пожелаешь. При мне.       Мех гладит Еву по голове, как неразумного котёнка.       Не подходит, Оптимус чувствует и подозревает её в каждом шагу, а ведь план был прост — позволить Рэтчету вынуть из неё существо.       — Оптимус, — она накрыла его палец своей рукой. — Пожалуйста, я хочу обсудить некоторые детали с Рэтчетом. А ты пока найди мне немного еды, хорошо? Я бы съела котлету с клубникой.       Повезло в своё время посмотреть какие-то видео по поведению беременных: сейчас их поведение позволит сыграть Еве нужную роль.       — Ты ведь сделаешь это ради… — она чувствует приступ тошноты и это не из-за состояния, а из-за слова, которое вырывается из её рта. — нашего спарка?       Оптимус всё ещё сомневается. Ева выглядит слишком покладистой для своего характера. Альфа внутри него тоже подозревает Еву во вранье.       Но аргумент со спарком…       Альфа внутри Прайма также хотел полной безопасности для своего семейства. Поэтому Оптимус отступает.       — Как прикажешь, моя Искра.       Ева ступает на платформу, где ещё недавно лежала с ранениями. И вот она снова перед Рэтчетом и их общей проблемой наедине — Оптимусом. Впервые Еве кажется, что в этой ситуации их общая неприязнь забудется.       И когда Оптимус, наконец, покидает их, Ева считает про себя секунд десять. Даёт Прайму отойти от отсека и не подслушивать; и только тогда паника окончательно настигает её.       — Рэтчет, что мне делать? — она тяжело дышит и смотрит на дока. — Я хочу избавиться от этого ребенка, но Оптимус не даст нам достаточно времени.       — Я тебя предупреждал, — наставничество так и прёт из этого гордого бота, но Ева проглатывает возмущения. — Я не смогу ничего сделать, Оптимус может вернуться в любой клик.       Он поворачивается к Еве своим корпусом, чтобы увидеть хрупкую девушку, на которой лежит бремя Дефекта Прайма, так ко всему прочему ещё и омежья натура. На Кибертроне их обучали уважению этого хрупкого пола и, возможно, только этот фактор подогрел желание помочь ей. Мех что-то ищет в своём столе и быстро достаёт небольшое лезвие, которое кладет на платформу около Евы.       — Ты должна это сделать, Ева, — он тяжело вентилирует. — Либо ты, либо Кибертрон и Земля.       — Я не смогу сделать это сама!       — Придётся тебе с этим разбираться. Найди время, укройся от Оптимуса и сделай то, что должна.       Ева поджимает губы от слов Рэтчета. Не уж то она настолько насолила этому боту в его активе, что он даже помогать не желает? Бросает на произвол судьбы; но, кажется, так было с Евой с самого попадания в этот мир, да?       Оптимус возвращается скоро. Ему ничего не стоит срочно связаться с Джун, которая к удовлетворению меха крайне поспешно приехала. Совсем скоро странное блюдо оказывается у меха на манипуляторах и он возвращается в медотсек.       — Ева, — Прайм ставит тарелку перед ней. Кидает внимательный взгляд на Рэтчета, — приятного аппетита. Вы решили свой вопрос?       Присутствие Оптимуса не успокаивает так, как должно; омега не чувствует себя в безопасности после того, когда её мнение просто растоптали иллюзионные мечты альфы. Теперь, со спрятанным лезвием под кофтой, Ева должна сыграть будущую мать, которой она никогда не могла быть и ни за что не будет.       — Спасибо, — она берёт тарелку в свои руки и крутит несколько раз, осматривая содержимое и очень надеется, что последующее отравление будет выглядеть, как токсикоз. — Рэтчет сказал, что будет обследовать меня каждый день, чтобы вернуть к жизни… Это.       Оптимус пропускает мимо аудиосенсоров обращение Евы к их спарку. Да, она ещё не привыкла, но это дело времени. Не все в галактике рождаются готовыми к родительству.       — Я не сомневался, что будет, — Оптимус останавливается за плечевыми сегментами Рэтчета, всматриваясь в монитор, — я знаю, старый друг, что ты против. Но пойми меня как альфу, который не может позволить причинить вред своей омеги и спарку. Ты знаешь, о чём я.       Рэтчет фиксирует предупреждение Оптимуса. Он может понять, почему альфа негодует, также осознает, из-за чего мех не принимает тот факт, что этот мутант вредит Еве; но перед ботом стоит главная цель — уберечь актив Прайма, а это док делал всегда на наивысшем уровне.       — Вы всегда сможете завести нового. Наверное, — предупреждает Рэтчет. — Из-за того, что вы скрестили два вида, я не знаю, что может случиться со спарком, Оптимус. Но я буду следить за состоянием Евы.       — Завести… Нового? — Оптимус на миг замолкает, а потом в его оптике появляется осознание. — Конечно, да. Ты прав, старый друг, у нас с Евой будет много спарков. Когда мы изменим её тело на кибертронский корпус, то, думаю, новый спарк раз в 10 ворнов — это возможно. Я не хочу перенапрягать Еву.       Оптимус никогда и мечтать не смел о таком, но Праймус ему сегодня благоволит.       С каждым словом, которое выходит из энергоприемника Прайма, глаза Евы расширяются. Нет, нет, он же не сошёл с катушек настолько? Как он может смотреть в будущее, которого у них априори не может быть?       Еда, которую Ева попросила перед этим, ни капли не манила испробовать себя. Но, возможно, небольшая клубника скрасила бы этот неприятный привкус энергона внутри, который пёк на задних стенках горла.       — Я буду надеяться, что такое будущее будет, Оптимус, — Рэтчет кладёт манипулятор на плечевой сегмент, как делал когда-то давно, чтобы сообщить ему плохую новость. — Будь аккуратен. Ева человек и очень хрупкий.       — Я сделаю всё, чтобы ей актив был безопасен всегда. Я умру за неё, если понадобится. Ты это знаешь не хуже меня, — Оптимус искренне благодарен Рэтчету за понимание. Всегда приятно, когда близкий друг не бросает в беде. Рэтчет на протяжении миллионов лет войны был тем якорем, к которому Прайм возвращался после самых тяжелых битв. — Ева, — Прайм обращает внимание на омегу, — почему ты не ешь? Еда ещё должна быть тёплой.       Ева сжимается под внимательной оптикой Прайма, и тяжёлым взглядом Рэтчета, который не умолял, а приказывал играть ту роль, которую Ева повесила сама на себя. Интересно, если есть другие вселенные, значит, где-то есть её копия, которая застрелилась, да? Ева ей явно очень завидует. Потому что эта Ева понимает, что ей придётся сделать харакири.       — Я уже не хочу, — она поднимает взгляд с еды на Оптимуса. — Я хочу в отсек, там есть вода. Мы ведь уже всё обсудили с Рэтчетом, да?       — Омеги, — Оптимус снисходительно фыркает. По всей видимости, настроение Евы переменчивым будет всегда, — конечно, Ева. Мы всё обсудили.       Мех кивает Рэтчету, прощаясь с ним; подхватывает Еву на манипулятор.       — Спасибо, Рэтчет, — и возвращается вместе с девушкой в их отсек.       Там Прайм вливается в рутину: ставит Еву на платформу, с помощью штекеров наливает воду. Протягивает Еве стакан.       — Ты невероятна, Ева. Я рад, что именно ты подаришь мне спарка.       Еве нужна вода лишь для того, чтобы прочистить горло. Она понимает, что если попробует снова завести разговор о том, что она не готова иметь отродье, то Оптимус пропустит мимо аудиосенсоров и начнет заливать ей о настоящих чувствах и о том, что это нечто живое.       Но факт остаётся фактом: внутри находится что-то мерзкое, маленькое, и оно отравляет Еву, а Рэтчет, вместо того, чтобы помочь спасти её жизнь, лишь усугубил всё и дал в неумелые руки глупой омеги нож. Ева действительно понимала, насколько была глупа, когда поддавалась всем этим эмоциям своего вторичного пола, что подпустила Оптимуса так близко и лишь усугубила его Дефект.       — Да, — она соглашается с ним и спускает свои ноги с платформы. Что будет, если она прыгнет? Выкидыш? Нет, лишь сломанные ноги.       — Ты выглядишь задумчивой, моя Искра. Я понимаю. Ты молода. Ты испытываешь страх из-за неизвестности. Но я обещаю тебе, что всё это беспочвенное беспокойство. Пройдут десятки миллионов лет, и ты поймёшь, о чём я, — мех хочет лечь рядом с Евой, провести манипулятором по спине, освободить Еву от оков одежды… Но все эти планы прерывает вызов от Рэтчета. Он засёк десептиконскую сигнатуру. — Извини, Ева, но я покину тебя на время.       Мех не хочет уходить, но Мегатрон и его козни не оставляют выбора.       Миллионы лет, как человек может прожить это время? Даже с киберформированием Ева не останется прежней, если в фильмах бессмертие романтизируют, показывают сильных людей которые несут это бремя то Ева не была такой, далеко не такой, она хотела прожить спокойную жизнь, гулять на полную, а теперь она здесь.       — Хорошо, — «пожалуйста, не возвращайся», эти слова чуть не слетают с её губ, но омега быстро захлопывается. — Будь аккуратен.       Терять время она не желала, потому как только Оптимус покинул отсек, Ева смогла наконец-то окончательно решиться.       Убить себя было хорошей идеей, да, но у каждого человека с лезвием в руке мелькают какие-то счастливые моменты, которые возвращают желание жить, а у Евы есть такие моменты? Кажется, будто из-за Прайма её жизнь разделилась на «до» и «после», но счастливого ничего не было. Нигде.       Ева трёт глаза и чувствует подступающие слёзы из-за страха. Где же тот внутренний голос? Где та крёстная фея, которая спасёт взмахом волшебной палочки, и избавит Оптимуса от Дефекта, а Ева проснётся от долгой комы?       Этого всего не было и быть не могло.       Ева зажимает кофту в своих зубах и смотрит на дрожащий низ живота, видит, как он опух слегка, явно намекая, что там кто-то есть. Эта неизвестность пугала, но не так сильно, как возможность умереть мучительной смертью. Ева прижимает острое лезвие к низу живота, пытается надавить и издаёт писк от первой боли, когда кожа рассекается под давлением, выпуская первые капли крови.       Рука дрожала, слёзы застилали ясный взгляд, но она должна была это сделать, ведь никто другой не поможет ей, даже тот же Рэтчет. Лезвие режет живот дальше, делая кровавую улыбку, Ева молится всем существующим божествам, чтобы они продержали её в сознании, пока она будет пытаться достать это из себя. Ева, может, и умрёт, но ублюдка заберёт с собой.       И когда лезвие проникает глубже, прямо к матке, чтобы рассечь её, омега понимает прекрасно: это последнее, что она сделает перед смертью. Отдаст отпрыска Оптимусу, мёртвого. Своеобразный прощальный подарок.       Как только матка остаётся открытой, оттуда вываливается плацента. Ева начинает паниковать; мозг блокировал боль, но вид собственных внутренностей напугал бы любого.       Писк со стороны привлекает помутневший взгляд. Отпрыск, который выглядел как нечто ужасное, пытался двигаться, подавать остатки жизни; Рэтчет обманул её, сказал, что он мёртв.       Нечто, что было похоже на примесь человека с трансформером, даже не могло открыть свои глаза, не могло двинуть своими манипуляторами из-за того, что они ещё не сформировались, ничего не могло сделать и последнее, что Ева смогла сделать своими силами — это занести руку и слабо ударить то, что лежало перед ней. Теперь она попрощалась с Оптимусом так, как он заслужил.       И это было её последним действием, параллельно с последним вздохом.

***

      Битва вышла тяжёлой. В этот раз Десептиконы были настроены решительно: они вгрызлись в шахту с энергоном так, что стало предельно ясно: эта шахта либо останется за ними, либо будет уничтожена.       Оптимуса устраивал второй вариант. Автоботом нужен был энергон, но оставить его Мегатрону было ещё хуже. Спустя каких-то пару десятков минут боя шахта была подорвана.       Вернувшись на базу, Прайм отмахнулся от попыток Рэтчета осмотреть его. Самодиагностика показывала, что сильных травм у меха не было. Альфа внутри требовал навестить омегу, а только потом разбираться со всем остальным.       Уже на подходе к отсеку Оптимус понял, что что-то не так. Сенсоры проанализировали отсек за тонкой автоматической дверью: и там не было ничего, что излучало бы тепло.       Ева смогла спуститься с платформы и уйти? Невозможно и крайне опасно.       Оптимус вошёл в отсек поспешно. Ему хватило доли клика, чтобы понять, что произошло. Но не осознать.       На платформе лежала Ева в луже крови и энергона. Из вспоротого брюха виднелись внутренности и нечто прекрасное. Их спарк. Прайм не мог зарегистрировать биение Искры.       Мех подошёл ближе, грозной тенью нависнув над своим утраченным счастьем. Альфа внутри молчала. Матрица тоже. Только там, в самой Искре что-то надломилось, а голос в процессоре (его же голос!) дал чёткий и понятный приказ.       Честплейт раскрылся, открывая внешнему миру камеру с Искрой. Оптимус не медлил: манипулятор сжал собственную Искру. Датчики, отвечающие за самосохранение, молчали.       Оптимус Прайм знал, почему.       Стоило сжать сильнее, и Искра, вспыхнув ворохом электрических зарядов, треснула. Прайм этого не видел, но очень ярко чувствовал. Боль сжирала его, но вместе с тем внутри билось осознание.       Он идёт к Еве.       Он скоро будет с ней и их спарком.       И в конце концов они будут вместе счастливы: здесь или в другом мире.       В любом из миров.