Отблески

      Жизнь, кажется, налаживалась.       Ева расслабляется на ладони Оптимуса, припадая к ней всем телом. Целует сегмент каждого из пальцев, ладонь, запястье. Прайм великолепен в понимании Евы, идеален, и каждый его элемент такой. В его корпусе нет некрасивых или плохих вещей. Ева не понимала десептиконов: в её представлении идти против Прайма — это идти против Бога.       Если бы могла, то Ева замурчала бы, как кошка. Ей было так хорошо с Оптимусом, а когда он смотрел только на неё и держал лишь её — ещё лучше.       — Не хочу, чтобы ты был с другими, — заявила Ева, отрываясь от поцелуев, — зачем тебе они, Оптимус? Тебе мало меня?       — Я не ступал против тебя, — Оптимус прижимает палец к её щеке с удовольствием отмечая, как его Искра тянется к нему в ответ. Вот как видел их будущее: Ева всегда рядом с ним и хочет только его. Мотор внутри рычит от одной лишь мысли о том, что Ева внемлет ему как Богу. — Моя оптика фиксировала только твой ревностный взгляд, моя Искра. Неужели ты переживаешь, что я беспокоюсь о своём соратнике?       Мех садит Еву к себе на плечевой сегмент, чтобы та была как можно ближе к его фейсплейту. Чтобы она просто была ближе к нему.       Ева не собирается спокойно сидеть: она старается достичь лица Оптимуса. Посмотреть в эти наглые, но невероятно красивые линзы.       — Да, Оптимус, я ревновала, — Ева шепчет, хотя абсолютно точно знает, что Прайм её прекрасно слышит, — ты это делал специально. Тебе нравится меня мучить, но я — не ты, — Ева замерла за несколько сантиметров до дерм Оптимуса, — ты хотел узнать, каковы мои губы на вкус?       Целовать кого-то столь огромного неудобно, но Ева не может не наслаждаться этим поцелуем. Прайм невероятен.       Теперь после столь долгих попыток вывести меха на эмоции, Ева решила действовать сама. Глупая и наивная: она была такой же, как и другая органика, но зависимость от Евы всё равно перекрывала эти минусы.       В отличии от других видов органики, его Ева была милой в проявлениях собственных эмоций, особенно негативных.       — Ты не права, моя Искра. Мне не нравится тебя мучить. Мне нравится вызывать в тебе эмоции.       — Вызывай во мне эмоции более приятными методами, — Ева на миг отвлекается от поцелуев, а после продолжает их оставлять уже по всему фейсплейту Оптимуса, — ты знаешь их, мой Прайм. Совершенно необязательно ошиваться с этой Арси или кем-то другим.       В свете того, что Оптимуса могло тянуть к представителям своего вида, идея о смене сущности уже не казалась такой глупой. Если Ева станет фемкой, то просто не отпустит Оптимуса. Физически.       — Твоя ревность беспочвенна, Ева. Я всего лишь забочусь о своих соратниках. Неужели я мало отдаю тебе внимания?       Оптимус не мог просчитаться. Каждый свободный клик его окуляры находили Еву, каждое уединение он тратил на возможность прикоснуться к ей, но Еве было мало.       Ему нужно вернуться к работе, найти артефакт, чтобы его Искра стала под стать ему. И когда их Искра будет пульсировать в один ритм, он будет считывать её настроение, находясь далеко. Ева станет его Бондмейтом, станет частью его металла и живительной системы. Она будет принадлежать только ему.       — Мало, — подтвердила Ева, — очень мало. Ты постоянно занят. Со всеми! С командой, с людьми, даже с десептиконами. Я думаю, что Мегатрон от тебя получает больше внимания, чем я, — Ева канючила, как маленький ребёнок, но ей было всё равно. Если Ева — это ребёнок, то Оптимус — это её игрушка. Делиться своей игрушкой с чужаками Ева не любила. — Будь со мной чаще.       Ева чуть успокоилась, обняв Оптимуса за шлем. Пробежалась по гладкому металлу щеки. Жаль, что она не в силах оставлять вмятины или хотя бы царапины. Все должны видеть, что Прайм принадлежит ей, а не Арси или кому-либо.       Вот оно — то безумие на двоих, которое Оптимус желал видеть в их паре. И Ева, на счастье Прайма, соответствовала ожиданиям.       Она была полностью создана для него.       В отсеке было как всегда темно. Мех не нуждался в дополнительном освещении, видел все в темноте, а вот Ева, как только они оказывались в этом месте, сразу ложилась спать. Или не сразу.       — Мне нужно заняться делом, — он ставит девушку на платформу и сверкает голубой оптикой. — Я ощущаю, что близок к тому, чтобы сделать тебя своей, моя Искра. Огласить об этом каждому автоботу, десептикону и нейтралу.       Ева надулась. Ну вот опять. Опять Прайм идёт заниматься делами. Да сколько у него этих дел?! Единственное дело, которое есть у него — это она, Ева. Больше никто. Ни война, ни Кибертрон, ни Господь Бог.       — Можно я тебе хотя бы помогу? — Ева подходит к краю платформы, не сводя взгляда с меха. — Мне скучно просто стоять и смотреть, как ты… Увлечён делами.       — В прошлый раз это тебе наскучило, как только ты увидела кибертронский язык, — Оптимус щурит свои оптограни, но возвращает Еву на прежнее место. — Как только у тебя будет корпус кибертронца, я научу тебя родному языку.       Датапады засветились, как только засекли движение в свою сторону: Оптимус хранил свои личные исследования под строжайшим секретом, пока что.       Ева на его плече ощущалась правильно. Ревущий мотор Прайма успокаивался, когда её кожа контактировала с металлом. Всё, что делала Ева с ним, успокаивало.       — Тяжело удержать интерес, когда не понимаешь, о чём идёт речь, — Ева слабо усмехнулась, — но мне нравится слушать, как ты читаешь. У тебя очень красивый голос, Оптимус. Тебе когда-нибудь об этом говорили? — Ева погладила Прайма по аудиосенсору. — Почитаешь мне как-нибудь стихи? Ты говорил, что кибертронская литература богата ими.       Ева не знала, над чем именно вёл работу Прайм. Ей было интересно не столько это, сколь сам факт того, что работал Оптимус. Если он решил уделить чему-то время, то это важно       На Кибертроне даровать кому-то комплименты не было привычным делом. Ты появился с вокалайзером, с корпусом, обновился, либо же остался таким на весь актив — для кибертронцев это нормально, в отличии от людей. Странно ли было, когда мех слушал комплименты, которые бросают друг другу по поводу причёски женские особи? Так точно.       Но комплимент от Евы будто разбивал все привычные рамки, и заставлял Оптимуса красоваться перед ней.       — Однажды и ты будешь читать литературу для меня. И моя Искра дрожит с каждым циклом всё больше от мыслей, которые посещают мой процессор.       — Буду, — быстро подтвердила Ева. Она любила читать. Это было одно из очень немногих занятий, которое доставляло ей невероятное удовольствие. Порой Ева представляла себя в сюжете некого романа. Глупость, конечно. На главную героиню она не тянула. — Будет всё, что ты захочешь.       Ева знала, как воздействовать на окружающих. Не было ни одного существа в мире, которому бы не понравилась лесть и подчинение. Все это любили, пусть и не сразу сознавались. Но в этом не было ничего стыдного. Например от комплиментов Оптимуса Ева готова была растаять сладкой лужицей.       Оптимус являлся высокоразвитым существом, которому дарована мудрость великих и долгий военный опыт, читать Еву по мимике, её активным движениям и даже голосу, казалось, стало новым любимым заданием.       — Тебе не идёт эта роль, моя Искра, — слова, которые она сказала ранее, были слишком наигранными. Для органики, может быть, ещё подходит, но для меха такая Ева казалась ненастоящей. Ей подходило подчиняться только в одном моменте: ночью на его платформе. — Твой юркий язык слишком покорен сейчас, не думаешь?       — Если правда — это покорность, то даже не знаю, что с этим делать, — Ева чутко чувствовала изменение настроение Прайма. Ему… не понравилось? Его не устраивает подчинение? Но это было не так! Потому что, очевидно, неподчинение его тоже не устраивало, — не будь столь привередливым, Оптимус. Я не картошка на рынке.       Ужасно хотелось физического контакта. Ева продолжала тереться об Прайма, как мартовская кошка об угол. Жалела, что люди не могут оставить на других метки. Запах никому ничего не скажет, увы. Было неприятно. Ева потянулась к шейным магистралям, задумчиво поглаживая проводки.       — Человеческий жаргон мне непонятен. Пока что.       Всё внимание, которое он дарил девушке, перешло на датапады. До сих пор он расшифровывал добытые статьи об артефакте, который позволит переместить «Искру» человека в корпус кибертронца. Оптимус ради этой статьи прошёлся по трупам десептиконов в одиночку на Немезиде. Сделал бы так ещё раз.       Но внимание к работе исчезает быстро. Прикосновение Евы к столь чувствительному и незащищенному месту вызвало у Оптимуса ощущение бегущих скраплетов по эндоскелету. Он резко выпрямился и дёрнул своими аудиосенсорами.       — Что ты делаешь, моя Искра? — мычит мех, когда замечает заинтересованный взгляд Евы.       — О, просто занимаюсь изучением физиологии. Не отвлекайся, работай, — корпус Оптимуса Прайма был и оставался для Евы загадкой. Целое непаханое поле работы. Сколько эрогенных зон у Прайма? Как правильно доставлять удовольствие кибертронцу, не будучи другим кибертронцем? Жизнь кидала Еве вызовы, но она их с честью принимала. Оптимус Прайм стонал и будет стонать под ней. — Эти чудные магистрали… Жаль, не могу поставить тебе засос.       В голосе Евы засквозило настоящее отчаяние. Нет, всё же расовый барьер стоит преодолеть. В любую сторону. Конечно, лучше в её.       Ева иногда умела удивлять его. Не только своими желаниями, но и словами. Оптимус транслирует перед своей оптикой поисковик человеческой сети и изучает новое слово.       — Метка. Ты желаешь оставить на мне следы, моя Искра? — он довольно гудит вентиляцией, его Ева хочет показать всем вокруг, что Оптимус только её. — Не бойся, после киберформирования все на уровне воздуха будут считывать нашу связь. Но я позволю тебе поцарапать мой корпус там, где пожелаешь. Я установлю специальный апгрейд для твоих будущим манипуляторов.       — Это будет только потом, — тянет Ева, — а сейчас? Я хочу уже сейчас пометить тебя, но не могу этого сделать. Физически! И даже юридически — тоже не могу. Неприятно, правда? Ты-то на мне свои следы оставляешь, и я их никогда не скрываю.       Это было правдой. Ева носила откровенную одежду теперь не только из-за жары в Джаспере и желания соблазнять Прайма каждую минуту своего существования, но и для того, чтобы все видели, что она занята. Рэтчет за это смотрел на неё убийственным взглядом, а Джун пару раз уточнила, не избивает ли её кто-нибудь.       — Хм, — Оптимус выпускает шумно воздух из систем и с насмешкой смотрит на Еву, которая была огорчена этим. — Мои платы плавятся от одного только вида тебя, моя Искра. Можно ли считать это своеобразной меткой? Рэтчет не один раз меня латал.       Каким бы приоритетом не являлась девушка на его плече, то дело, ради которого он сдерживается в её присутствии, приближает их к заветной цели. Вот только Ева никак не позволяет процессу ускориться. Но в будущем, когда они будут сидеть в главном центре Автоботов, в Иаконе, Прайм позволит ей отвлекать его от работы, а после отконнектит на собственном столе. В назидание.       — Я собираюсь поглотить твоё тело, как только ты получишь корпус, — буднично, но с нетерпением сообщает мех.       Ева тяжело вздыхает. Но вот что Оптимус заладил? Как попугай! Красивый, металлический красно-синий попугай. Весь её, конечно же. Вот бы подобрать клетку по размеру, и!..       — Где же моё новое тело, мой Прайм? Ты так много о нём говоришь, но я его до сих пор не видела. Или это я отвлекаю тебя от работы, м? — Ева знает, что, да. Но это весело. Весело требовать что-то, а потом отвлекать, чтобы процесс не ускорился. — Тебе нужно настроиться на плодотворную работу, Оптимус. Но с таким напряжением это вряд ли выйдет.       — Я не чувствую себя напряжённым. Мне приятны твои переживания.       Тот вопрос, который он ждал долго. В первый цикл появления Евы на базе, Оптимус начал искать. Путешествовал, собирая важные детали для её корпуса. Рэтчет долго отказывался. Отказывал Оптимусу, как другу, но приказу Прайма не последовать не мог.       Мех вводит в боковую панель код на кибертронском и позволяет автоматическим дверям разойтись в стороны, чтобы обнажить перед Евой её будущее новое «я». Её оболочку.       Конечно, законченным корпус не считался из-за отсутствия большинства важных органов, Т-шестерни и нервостволов. Но рост и фигура фемки уже были определены. Размеры взяты с Арси, потому что Оптимусу нравится ощущать Еву маленькой по сравнению с ним. Беззащитной.       — Какая красивая! — Ева восторженно вздыхает. Корпус этой феммы отвечал почти что всем эстетическим взглядам девушки… Только размер напоминал Арси. Это неприятно. Быть похожей на синюю воительницу не хотелось. Хотелось быть лучше. — А у меня тоже будут встроенные пушки? А меч?       Если Ева и будет похожа на Арси, то только в умении драться. Ева не питала надежды, что сможет защитить Оптимуса Прайма — это даже звучало глупо. Но на Земле партнёры должны помогать друг другу. Вот и Ева тоже поможет. На войне всегда нужны помощники.       — Оружейное оснащение? — Оптимус быстро прячет разобранный корпус. — Нет, моя Искра. Я не позволю тебе носить в себе подобное. Когда мы окажемся на Кибертроне в этом не будет смысла. Оружие будут носить только высокопоставленные Автоботы и полиция. Для феммы Прайма это недостойно. Я твой защитник.       И он будет тем, в ком Ева нуждается всегда и везде. Во всём.       Эта новость была ожидаемой, но раздражающей. Иметь оружие — это всегда выгодно. Иметь оружие, чтобы защищать то, что принадлежит тебе по праву — ещё выгоднее. Значит, Еве в будущем надо будет найти союзников и много, очень много переносного оружия. Унижать честь Прайма не хотелось: Еву он мог защитить от других, а себя от недостойных фемок — нет. Тут нужна была твёрдая рука Евы.       — Как скажешь, Оптимус. Верю, что ты защитишь меня от всего, — тут Ева уже не лукавила. — Но всё же, ты мне подаришь хоть что-нибудь для самообороны? Может, какой-нибудь артефакт? Знаешь, как коллекционное оружие.       — Я подарю тебе своё лезвие, — Оптимус накрывает манипулятором честплейт и склоняет шлем в сторону Евы. — Я вырву его специально для тебя, моя Искра.       Но как бы Ева не старалась отвлекать Оптимуса, тот знал свой изначальный план, потому вернулся к панели, чтобы продолжить работать. Что бы его Искра не ухитрялась сделать, а отвлечь Прайма у неё не выйдет.       — Буду с гордостью носить часть тебя. Всегда, — душа Евы пела от радости. Получить просто оружие — это хорошо, но получить часть Оптимуса — это невероятно! — Ты так мил.       Ева перевела задумчивый взгляд на Прайма, который продолжил свою работу. Да, всё же будучи столь занятым, он не переставал быть прекрасен. Как вообще можно было начать войну против него?..       — Поговори со мной, Оптимус. Расскажи мне что-нибудь. Молчать с тобой приятно, но я хочу тратить общее время не только на это.       Окно с изображением чего-то странного и с большим количеством кибертронских иероглифов заняли половину экрана.       — Видишь это? — мех даже не смотрит в сторону Евы. Её отражение он прекрасно видит в зеркале. Мех берёт девушку и аккуратно опускает на панель управления. — Это специальная обшивка, которой я собираюсь оснастить твой порт.       Мех толкает Еву ближе к датападу, практически вплотную к экрану и выпускает штекеры. Если его Искра намерена так требовать внимания к себе, то Оптимус, даже занимаясь делом, подарит ей его.       — Я уже почувствовал, насколько ты мягкая внутри, и нашёл хороший аналог твоего лона. Как только ты очутишься на моём коннекторе, я почувствую тоже самое, как если бы ты была человеком.       — Такое возможно? Я смогу сохранить… Свою мягкость? — звучало безумно, но почему бы и нет? Кибертронцы, как понимала Ева, могли сделать очень много со своим телом. Особенно в нижней его части… — Надеюсь, тебе это понравится, — о, Ева знает, что ему понравится. Какой бы она не была, ему понравится. Потому что он принадлежит ей. И его любовь к ней — тоже.       Ева продолжает изучать датапад. Ничего непонятно, но интересно — по-настоящему интересно!       Понимание того, что его Искра заинтересована в своей модификации, заводит Оптимуса.       Штекеры, которые были выпущены для поддержки маленького тела на панели, уже привычно начали ползти по Еве. Мысль о том, чтобы взять Еву прямиком у зеркальной поверхности, пока та изучала свои будущие внутренности, заводила Оптимуса.       — Чтобы ты хотела ещё? Я знаю, что человечество склонно к модификации своих лиц и тел.       Ева отдаётся во власть Оптимуса. Эти штекеры так ей полюбились… Коннектор, конечно, понравится намного больше.       — Что бы я хотела ещё? — дыхание Евы учащается от возбуждения. — Мягкий порт будет, лезвие будет… Хм. Скажи, а смогу ли я летать? Как их называют… Сикеры? Я могу им быть?       Идея самостоятельного полёта казалась Еве невероятной. Однажды ей довелось увидеть то, как, кажется, Старскрим летал. С какой лёгкостью прорезал синеву неба, как планировал там!.. Его высокомерие ко всем остальным было понятно. Если ты смог покорить небо, то те, кто остались на земле, жалкие черви.       Подарить Еве возможность улететь, если она захочет это сделать? Ева волевая, хитрая девушка. Подарить альтмод истребителя — это самоубийство.       — Если я увижу на тебе крылья, — Оптимус запускает штекер под одежду Евы, позволяя словно змеям обвить мягкие полушария. — Я оторву их тебе сразу же, моя Искра.       Тихий смех разрывает секундную тишину. Оптимус такой смешной. Ева так считает. Его собственничество полностью её устраивает и всё же есть те вещи, которые ей нужны. Любовь хороша, но в меру. У Евы мера большая, но лимит не вечен.       — Думаешь, что я сбегу? Оптимус, это глупость. Мне нужны крылья для того, чтобы наслаждаться небом. Я люблю скорость, — Ева оборачивается к меху, наслаждаясь штекерами, ласкающими её грудь, — будь ко мне лояльнее.       — Я хочу быть жадным и скрыть тебя от всех окуляров, — Оптимус смотрит прямиком на девушку под собой, как та выставляется для его штекеров, не стесняется его прикосновений. — Но если ты так того желаешь…       Кабеля исчезают со столь соблазнительного тела. Он не собирается сегодня трогать Еву больше, чем нужно. Наркотик рядом, Оптимус питается ею каждый день. Его актив быстро закончится, если он будет употреблять её каждый цикл.       — Да, сегодня ты жаден, — Ева пытается ухватиться за один из кабелей, но у неё, конечно, ничего не выходит, — какой ты сегодня… Будто обет безбрачия принял. Если будешь так продолжать, то я прямо сейчас начну себя самоудовлетворять и очень громко стонать. Может, ты этого и добиваешься? — нет, Ева не хотела этого. Она хотела Прайма. — Говоря об апгрейдах. Хочу себе коннектор, — улыбнулась, — ты же не против? Обещаю в будущем быть нежной с тобой и не дразнить тебя так, как ты.       Ева не знала, возможно ли такое, но попытка не пытка. Подложить под себя Прайма — это звучало, как отличный план и удовлетворение самолюбия.       — Это будет не самой простой задачей. Мои ресурсы для создания большинства деталей ограничены. Даже если я смогу воссоздать прототип настоящего, то он не будет рабочим, моя Искра. Всё удовольствие, которое ты можешь получать от меня, сойдёт на нет.       Конечно где-то Оптимус лукавил. Воссоздать коннектор с его всеми функциями возможно. Оптимус же создаёт оболочку, в которой Ева сможет прожить ближайший ворн без постоянной замены умирающих деталей. Пока он не найдёт достойное тело фемки. С настоящей Искрой, готовой для слияния.       — Я понимаю, что каждую ночь ты рассчитываешь на моё внимание. Мои желания тоже должны быть учтены, моя Искра. Я хочу слияния. Но ты мне не можешь этого дать.       Ответ Оптимуса казался Еве логичным, но, очевидно, причина отказа была не в этом. Ресурсы — это одно, а желание — совсем другое. Прайм не хочет ей подставляться? Не доверяет?.. Это плохо. Еве не примет от него двух вещей: нелюбви и недоверия.       — Твоё самое сильное желание — это я, Оптимус. Ты только что сам это подтвердил. Если ты отказываешь мне для того, чтобы проучить, то… — Ева пожала плечами, — то это поведение ребёнка.       Ева гордо отвернулась, а после и вовсе села. Лицо её потеряло всякое выражение. Несколько долгих секунд Ева буравила взглядом пустоту, а после шмыгнула носом. Ещё и ещё. И, в конечном итоге, разрыдалась.       — Ты меня не любишь!       Конечно, он осознавал, что в Бондмейты взять человека затруднительно. И больше это было не физически, а психологически. Ева показывала себя с глупой стороны, но Оптимус, как старший партнёр, уступит.       — Я читал, что твои репродуктивные органы могут кровоточить. Может ли у тебя быть предменструальный цикл? — мех склоняется к ней ближе. Такая эмоциональность со стороны Евы была впервые. — Твои гормоны бушуют в силу возраста?       Ева на миг даже забыла, что должна продолжать плакать. Опешила. Оптимус решил, что она плачет из-за того, что у неё переходный возраст или месячные?!       От этого заявления Ева разрыдалась пуще прежнего, закрыв лицо руками. Было по-настоящему неприятно. Странный холод сковал тело. Может, Прайм действительно её не любит, поэтому ведёт себя так?..       — Нет, — промямлила Ева, собравшись с силами, — это обида, Оптимус.       Причина того, что его Ева пускает омыватель — обида? Но из-за чего? Праймус, даже спарки не были столь инфантильны.       Мех тяжело вентилирует системами. Его не удовлетворяет, что Ева сейчас в таком состоянии, а из-за чего — он не понимает.       — Что я сделал не так? — Оптимус опускает манипулятор на её спину, касаясь одним пальцем.       Когда вернулся физический контакт с Оптимусом, то Еве стало чуточку легче. Прикосновения меха действовали на неё, как хорошее успокоительное. Пусть так будет и дальше. Пусть трогает всегда. Пусть держит в руке или сажает на плечо — Еве плевать.       — Сегодня ты уделял мне мало внимания, — Ева обняла себя за коленки, прижав их к груди. Говорила тихо, иногда сбиваясь, — и дразнил меня. Мне стало страшно. Иногда ты говоришь так серьёзно, и я пугаюсь из-за мысли о том, что ты меня не любишь. Это ранит меня.       — Если бы я не испытывал к тебе настолько сильных чувств, я бы не занимался всем, что могло сделать тебя такой же, как и я, — Оптимус подхватывает в манипулятор хрупкое тело и проходит к платформе. — Мои мысли всегда о тебе, моя Искра. Ввиду нашего разного мышления, нам действительно тяжело быть парой, но это не мешает справляться с теми проблемами, которые есть сейчас. И если мне придётся ради этих решений только смотреть на тебя, я готов стоять ворны у датападов и расшифровывать старые архивы.       Фейсплейт Оптимуса, такой огромный по сравнению с телом Евы, склонился ближе. Сейчас мех хотел снова ощутить то огромное количество поцелуев, которое его Искра дарила ему совершенно недавно.       Эмоции сменяют себя с огромной скоростью. Если секундами ранее Ева испытывала печаль, страх и гнев, то теперь хочется петь от счастья. Слёзы стремительно высыхают, и Ева не может сдержать улыбки.       Конечно, Ева не оставляет своего Прайма без огромного количества поцелуев, полных благодарности. Металл приятно холодит нежную кожу губ, и Ева соврёт, если скажет, что ей не нравится это ощущение.       — Спасибо, Оптимус, — Ева не знает, за что ухватиться в первую очередь. Прайм такой большой, но его столь мало для Евы! — Никогда так больше не делай, пожалуйста.       Анализ Евы даёт сбои: объяснений её поведения не вычисляют ни одни расчёты в процессоре Прайма. Но если его Искра сейчас довольна и целует его, значит, всё в порядке, да?       Глосса появляется сразу же, как только Ева целует его в дермы. Оптимус не может объяснить желание поглотить её, держать глубоко в своей Искре, под защитой Матрицы.       — Я никогда не обижу тебя, Моя Искра, — мех изучает её голубыми окулярами. — Твоё поведение само приводит к ссорам, но в этом нет ничего такого.       — И как же мне вести с тобой, чтобы мы не ссорились? Тебе, помнится, моё полное подчинение не нравилось. Сопротивление — тоже. Так чего ты хочешь, мой Прайм? — Ева оставляет поцелуй и на глоссе, чувствуя нечто мокрое на языке. Кибертронцы тоже выделяли жидкость, и это было прекрасно.       Ева лезет к стыкам брони, которая соединяет шлем и боевую маску. Аккуратно целует и их.       — Мне нравишься ты, моя Искра. Мне нравится всё в тебе и что связано с тобой. Будь ты в подчинении, либо сопротивляешься, — Прайм вытягивает шлем вперёд, чтобы открыть ей больше доступа к стыкам. — Я наслаждаюсь всем, что связано с тобой.       Он обезумел — это точно. Хранил с их первого контакта бельё Евы, иногда оставлял какие-то вещи, которые она могла забыть, и всё также наблюдал за её домом, когда та уходила с базы. Желание видеть каждый шаг её жизни — одно из главных. Быть с ней рядом, забраться под кожу и не отпускать — приоритет его актива.       — Правда? — Ева лукаво улыбнулась, а после одним движением стянула с себя футболку. Приятно было быть оголённой перед Оптимусом, видеть, как чуть ярче вспыхнули его окуляры. Пусть смотрит. Пусть смотрит только на её голое тело. — Ты тоже идеален. Не только твой голос, но и тело. Эта чудная антенка, — Ева вытянула руку, но достать до неё не смогла — не хватило рост, — или эти невероятные бёдра… Я убью за них. Клянусь Богом, как на поле боя противники могут свести с них взгляд? А то, как ты двигаешься, как смотришь? Ты — это воплощение идеала. Не только для меня, но и вообще.       Пряная лесть лилась изо рта Евы, и та не планировала останавливаться. В её глазах всё это было правдой. Оптимус слишком хорош для этого мира, но идеален для неё лично.       Прелестный рот Евы, из которого выходила одна лесть, гладил Оптимуса по самолюбию, которого у него, как у лидера, не должно быть. Но Ева меняет всё, перепрограммирует его полностью, удовлетворяет своим голосом его аудиосенсоры, а действиями — Искру.       — Ты любишь оголяться передо мной, — азарт вспыхивает в его оптике быстро. Он жадно мажет взглядом по её обнаженной коже и встаёт с платформы. — Ты научилась отвлекать меня, Ева.       Он посмеивается и склоняется прямо над хрупким человеческим телом. Такой маленькой в его огромных манипуляторах, но такой желанной им. Оптимус, возможно, болен, но проверяться не будет. Его антивирус сейчас лежит прямо на его манипуляторах.       — Разденься.       Ева слушается, как, впрочем, и всегда. Сбрасывает с себя остатки одежды и та улетает куда-то на пол. Это неважно. В отсеке Прайма ей одежда ни к чему. От кого ей прятаться? Кого стесняться? Здесь даже не холодно, потому что Оптимус всегда согреет.       — Отвлекать? Это неправда, — Ева бесстыдно расставляет ноги в стороны, — ты сам отвлекаешься. Это твой выбор, Оптимус.       Отвлекает ли он себя? Да. Отвлекает ли его Ева? Совершенно верно. И каждый раз, когда это происходит, его Искра дрожит в перезагрузке, умоляет о большем.       Почему бы не продолжать играть задетого лидера, которого отвлекают от важных заданий?       И теперь снова всё пришло к этому. К её красным половым губам, к сокам, которые Ева пускает для него. Сможет ли он довести Еву до такого удовольствия, которое она смотрит в Интернете?..       Каждый раз, когда Оптимус берёт Еву — так или иначе — она всё больше уверяется в том, что он идеален. По искусству мог сравниться с лучшими проститутками Земли, но, конечно, даже тут превосходил их. Потому что сравнивать Прайма с кем-то подобным — это оскорбительно.       — Оптимус, — Ева стонет, Ева умоляет, Ева плачет от наслаждения. Вот всегда бы так. Каждый день, час, минуту. Неужели она так многого просит? Нет! Желать близости с тем, кого ты любишь, это нормально, — люблю тебя.       Мотор Оптимуса рычит громче. Ему нравится видеть Еву настолько раскрепощённой, его Евой, которая заводит с одного своего взгляда, пробуждает те тёмные уголки в его процессоре и заставляет делать то, что Праймы никогда не позволили себе сделать.       — Я знаю, моя Искра, — штекер врывается в раскрывшееся лоно. Как же меху хотелось очнуться там самому: быть сжатым стенками Евы, быть подключенным к её портам и делиться всем, что у него есть. Он бы отдал действительно всё.       Признание в ответ Прайм выговаривает скрипящими звуками: кибертронский тяжёлый язык, но воспеть оды любви Оптимус хотел для Евы именно на нём.       Однажды он съест её, потому что желание коснуться глоссой каждой частички тела Евы, стало самой навязчивой мыслью. Она разделяется на несколько частей, уменьшается, но не перестает быть такой же огромной: все рецепторы отвечающие за вкус сейчас были выкручены на максимум, и Оптимус хотел испробовать Еву.       — А ты? Ты меня любишь? — вопрос Евы звучит жалко, а после она не просит, но приказывает. — Скажи это так, чтобы я поняла, — скажи «да». Говори всегда «да» на всех языках Вселенной. Ева никогда не примет другого ответа от меха. Он всегда будет любить её и только её. Ева об этом позаботится. Уже заботится.       Ева пищит, когда чувствует Оптимуса между ног. Эмоций слишком много, слишком много ощущений и стимуляции. Пусть продолжает. Пусть делает это вечность. Дольше, чем будет существовать мир.       — Я люблю тебя, — Оптимус склоняется ещё ближе, чтобы штекер упёрся как можно глубже, и Ева сжалась вокруг него сильнее.       Процессор не выдерживал этого чувства, когда датчики фиксировали силу сжатия штекеров. Поломки не будет, но мех завидовал, что так жадно его Искра пожирает не коннектор.       Ева задыхается в оргазме, когда слышит слова Оптимуса, чувствует его глоссу… Да, Ева умерла, но умерла не просто так. Она отправилась в Рай. Теперь всё встало на свои места. Бог, или Девочка, или Праймус пощадили её, и послали Оптимуса в качестве извинений. Она им простит всё.       — Ты такой хороший, — перед глазами Евы двоится. Человеческое тело не может выдержать большого удовольствия, увы. — Мой.       Толстый коннектор, в котором в некоторых местах мелькали голубые швы энергона, навис угрозой над Евой. Мех обхватил его манипулятором, крепко сжал. Пусть Ева видит над собой то, что в будущем будет доводить её до оффлайна.       Ева шумно сглатывает. Каждый раз, когда Оптимус обнажал коннектор, у Евы перехватывало дыхание. Ну не может быть чей-то член настолько огромным… Даже если это пришелец. Даже если это Прайм.       Совсем скоро это будет в ней. Стоит только получить этот корпус, и Ева не слезет с Оптимуса. Будет сидеть на нём день и ночь, а Мегатрон и десептиконы могут хоть весь мир захватить. Мир Евы всегда будет с ней.       — Не сдерживай себя, Оптимус.       Если бы Оптимус не сдерживался то Ева сейчас была бы порвана из-за него. Он бы залез штекерами так глубоко, как не должен был этого делать. Проверил бы насколько глубоко может принимать глотка Евы, как много штекеров и каких размеров примет её влагалище — всё это было ему интересно.       — Ева, — громко и грубо гудит мех, когда раздвигает кабелями её бедра как можно шире, направляет свой коннектор ко входу и хмурит свои надбровные дуги. Даже по ширине он не помещается между бёдер.       Ева приподнимает голову. Мышцы ног дрожат от напряжения. Это почти что больно, и Ева жалела, что не занималась растяжкой. Ева понимала план Оптимуса. Это был в данной ситуации единственный способ помочь Прайму сбросить напряжение хоть как-то.       — Мне не будет больно, — уверяет Ева, разводя руки в стороны, будто приглашая в объятья. Ноги самостоятельно расставить ещё больше уже не выйдет, но если Оптимус надавит коннектором, то тогда она уже не сможет их свести. Это будет больно. Растяжка — это всегда больно. Коннектором Прайм может содрать с неё кожу, если очень увлечётся. Или может даже раздавить. Глупая смерть будет. Хотя, разве смерть в руках любимого — это глупость?       Его Ева желает помочь ему? Оптимус польщён таким старанием, желает толкнуться в эту хватку. И его ничего не останавливает. Мех большим пальцем накрывает свой коннектор, чтобы тот прижался к тёплому телу Евы.       — Это прекрасно, — большего он сказать не может. Если он словит перезагрузку от одного толчка, то покажет Еве, насколько он ужасный партнёр? Волновать сейчас это не должно никого. Оптимус много циклов сдерживался, и не позволял Еве касаться себя, а теперь она была прижата его коннектором, со штекерами глубоко внутри, и его Искра хотела этого. Во всех смыслах.       Тяжесть коннектора на своём теле ощущать в равной степени приятно и трудно. Из-за давления на живот весь воздух выходит из лёгких. Еве приходится отвернуть лицо в сторону, чтобы хоть как-то дышать. Но это ни капли не умаляет желания. Боль уходит на второй план. Прайм с ней и в ней и на ней. Разве для счастья нужно что-то ещё? Нужно. Но это будет потом.       — Да, — соглашается Ева. — Это прекрасно. Ты прекрасен.       Да, прекрасней этого может быть только момент их слияния, которого так хочет его Искра. Когда он соприкоснётся с Евой, они пересекут все физические границы и станут одним целым.       Хаотичные мысли о будущем, которое Оптимус создаст для них, заставляют движения становиться резкими и грубыми. О том, не поцарапалась ли Ева в процессе, Прайм позаботится после. Сейчас он наконец-то достигнет той кульминации, которой так давно желал.       Мех отключил оптику, позволяя себе остаться наедине с собой на пару кликов, чтобы пережить этот момент и только потом, когда тёплый трансфлюид начнёт стекать по коннектору на Еву, мех решит вернуться в эту реальность.       В реальность, где его Искра ждёт и своей частицы удовольствия.       Ева чувствует, как капли горячего трансфлюида покрывают её. Это, как ни странно, остужает будто горящую от трения кожу. Ева тяжело дышит, будто кончила одновременно с Оптимусом, хотя это не так.       Прайм во время перезагрузки был прекрасен. Ещё прекраснее было видеть, как она — Ева — такая хрупкая и маленькая заставляет этого титана получать оргазм. Власть пьянила.       То, как Оптимус попадал в ловушку Евы, он ни разу не попадался на войне. Будь то засада, обстрел, мех всегда выходил со своими соратниками практически чистым. А с Евой по-другому.       С Евой он готов был сдаться и сидеть услужливым псом, лишь бы Ева подарила поцелуй.       Но иногда и он любит играть.       — Ты меня отвлекла от работы, — Оптимус кладет палец на щеку Евы, чтобы стереть с её лица остатки субстанции.       — Прости меня, — искренне извиняется Ева. Голова кажется мутной от удовольствия. Хочется, наконец, кончить, — не смогла сдержаться, — звучит с вызовом. Да, Еве жаль, что её любимый отвлёкся от своей работы, но отвлёкся-то он на Еву. А оно того стоило.       Ева сама насаживается на штекер, ища разрядку. Мышцы кажутся слишком напряжёнными.       Движения Евы вызывают реакцию. Оптимус довольно щурится, следит за потерянным удовольствием на лице девушки под ним и вовсе убирает штекеры из неё.       — Вмешательство в рабочий процесс высокопоставленного автобота всегда несло последствия за собой, — Прайм показательно облизывает дермы. — Тебе идёт быть такой.       Как бы Оптимусу не хотелось вновь разочаровать Еву, но расшифровка артефактов уже ждала его. Из всей команды лишь Прайм знал, что с ними нужно делать, а его Ева, маленькая и глупая Ева, отвлекала от столь важных занятий. Но услужила. Расслабила напряжённый процессор, позволила разгрузить себя.       Ева почти что плачет от возмущения, но желание кончить столь сильно, что она доводит себя до оргазма сама. Пальцами. Но даже несмотря на это, она кончает с именем Оптимуса на губах.       Потом приходит обида. Хотелось получить разрядку, будучи насаженной на Прайма, а не от своих рук. Ева села, но ноги свести не смогла: не было ни сил, ни желания.       — Что же, тогда посади меня в тюрьму, если я преступница, — Ева хищно улыбнулась, — я бы просила о помиловании.       — Я бы посадил тебя в самую прекрасную клетку, моя Искра. Чтобы каждый входящий в мой отсек понимал, что у их лидера настоящее сокровище всегда под охраной.       Прайм кладет её на платформу. Киберформирование было самым лучшим исходом, но чтобы Ева была постоянно рядом, как запертая птица около него? Если бы она плакала и умоляла отпустить её, то для Оптимуса это были бы самые лучшие серенады.       Нет, она не была бы заложницей. Она — его трофей. Та, кто в самых прекрасных украшениях, обозначающих принадлежность ему, всегда была рядом.       — Тебе стоит убрать то, что ты сотворила. Оставлять после себя хаос — не самое достойное поведение, — он вытягивает манипулятор вперёд, указывая на остатки её оргазма.       — Меня? В клетку? — Ева хмыкнула. Она была бы не против хоть на поводке сидеть, если его ручку будет держать Оптимус. Но чтобы видели все?.. — Палка о двух концах, Оптимус. Хочешь, чтобы все видели меня такой? А я ведь стараюсь только для тебя.       Быть послушной — просто. Быть самовольной — весело. Но сейчас Еве хочется просто быть. Она кивает на слова Оптимуса, кое-как заставляя себя свести ноги, а после тянется к манипулятору меха.       Ева готова была вылизать всего Прайма по одной его просьбе, не говоря уже о ладони.       — Ты вкусный.       — Потому что это наш вкус.       Подарок. Как-то Оптимус действительно задумался о том, чтобы сделать для Евы своеобразный подарок и хоть раз, но обрадовать его Искру, выполняя главное желание. А желанием Евы, помимо Оптимуса, была его человеческая версия. Голоформа, если быть точнее. Менять свой актив на короткую жизнь человека? Глупости. Такому он никогда не уступит. Но…       Но поиграться ради своей Евы он может.       — Совсем недавно ты вела спор о том, кем нам быть, — мех даёт приказ внутренней системе, и его оптика тухнет.       Правильно ли Оптимус понял поговорку: «за кнутом всегда следует пряник»?       Ева вскидывает голову и несколько долгих секунд смотрит на… Оптимуса.       Человек. Перед ней стоит человек — старый знакомый дальнобойщик — но более реалистичный и проработанный, чем прошлая его версия. Это просто…       — Невероятно, — Ева тянет руки, желая потрогать Прайма, — просто невероятно. Ты в любом виде красив. Ты знаешь об этом?       Ева не сомневается в том, что знает. Это же Оптимус Прайм.       Его лицо склоняется ближе, чтобы Ева могла прикоснуться. Ощущать на себе тёплые прикосновения было приятно, но непроработанная до конца голоформа не передавала все эти ощущения.       Оптимус просто был нетерпеливым с ней. Слишком рано прыгнул в омут этой девушки.       — Теперь ты можешь касаться меня, — ладони Прайма касаются талии. Голубые яркие глаза следили за ней жадно, ловили каждую эмоцию.       — А ты — меня, — в шоке повторяет девушка, а после подаётся вперёд, жадно целуя Оптимуса. Наконец-то.       Наконец-то они соразмерны, и Ева может ощущать под своими губами человеческие губы. От осознания того, что это всё ещё Прайм, сносит крышу.       — … тебе идёт быть человеком, — шепчет Ева, на миг разрывая поцелуй.       Прайм хватает Еву под бёдра, чтобы она обхватила его ногами. Ощущает, как её кожа соприкасается с его, и, кажется, быть человеком не так уж и плохо.       — Теперь ты можешь оставить на мне те метки, которые люди любят делать, — Прайм подходит к стене, чтобы девушка имела опору.       О да, Ева оставит. Раздерёт Оптимусу всю спину когтями, а потом не оставит светлого места на шее. Всё будет в засосах.       Ева обхватывает Оптимуса ногами за торс, обнимает за шею. Несколько долгих секунд смотрит в глаза — такие голубые! — а после счастливо улыбается.       — Спасибо, Оптимус, — и больше не медлит ни секунды.       Ева чувствует себя почти что животным, когда жадно кусает Прайма за шею или проводит ногтями по позвоночнику. Но это неважно. Важно то, что Ева делает то, что хочет.       А хочет она иметь Оптимуса Прайма. Во всех смыслах.       Если Ева считает, что это игра для них обоих, то она глубоко ошибается. Прайм смотрит назад, отдаёт приказ собственному корпусу, которое грузом нависло сверху. Контролировать два тела одновременно было тяжко, но желание удовлетворить Еву было сильнее.       Штекеры появляются снова. Не так много, как обычно. Один скользнул прямиком между ног. Ева принимала его всё также легко.       — Аккуратнее, не создавай для Рэтчета ещё больше работы.       Кабель собрал смазки достаточно, чтобы следующим отверстием был сфинктер. Оптимус не посягал на эту территорию раньше, но он желал, жадно желал взять Еву в двух режимах, и в двух разных местах.       Ева удовлетворённо мычит, когда видит штекер; а когда осознаёт траекторию движения кабеля, то замирает. Оптимус хочет взять её в два отверстия сразу?..       — Оптимус, — восклицает Ева, привлекая внимание меха, — у меня никогда не было ничего… Там. Будь аккуратнее, пожалуйста.       Ева оставляет аккуратный поцелуй на переносице Оптимуса. Улыбается ему, взъерошивая волосы.       Несколько кликов Оптимус смотрит на её лицо: проявление любви в поцелуях для него было ново, но то, как это делала Ева, было для него каким-то секретным признанием.       Не делать больно? Оптимус мог бы сделать так, как просила его Искра, а также он мог бы ворваться в сжатое кольцо мышц своим штекером, пока его член двигается в другом месте.       Но тогда Ева получит раны. Раны, которые Оптимус будет считать своими метками.       — Тебе понравится, — он дарит краткий поцелуй в подбородок и толкает толстый штекер в анальное отверстие.       Та теснота, что встречает его, перегревает системы. Как долго у него получится поддерживать этот образ, он не знает, но как только сможет довести Еву до оргазма, то сразу же закончит.       — Сейчас мы всего лишь экспериментируем.       — Мне понравится, — как в бреду повторяет Ева, а после шипит сквозь сжатые зубы. Больно. Для неразработанного отверстия наконечник кабеля слишком большой, и он вызывает дискомфорт. Оптимус вряд ли знает об анатомическом различии двух отверстий. Ева рада учить его, — медленнее, Оптимус. Пожалуйста.       Ева прикрывает глаза, максимально расслабляясь. Выдыхает, позволяя себе вновь вернуться к засосам. Руки невольно тянутся к паху Прайма. Интересно, а в человеческой форме он внизу такой же большой?..       На краткий миг его перемыкает. У органики всё было по-другому, в отличие от трансформеров, и простое прикосновение к члену вызвало шипение.       — Кусайся, царапайся, если тебе будет больно.       Руки Прайма гуляют по её голому телу. В отличие от самой Евы, он был одет. Вставший член виднелся сквозь плотную ткань джинс.       — Раздень меня, моя Искра.       Пока она будет увлечена одеждой, Оптимус коснётся пальцами того, чего так желал. Два пальца скользят между мокрых складок, и из меха шумно выходит воздух. На коже Ева ощущается по-другому.       — Я не смогу сдерживаться.       Ева выполняет приказ беспрекословно: легко справляется с ремнём на джинсах, а после дёргает их вниз вместе с трусами. Мило, конечно, что на голоформе Прайма есть одежда, но она ему не нужна. Не с Евой.       Член у Оптимуса в человеческой форме действительно внушительный. Тот решил не изменять себе.       Ева не сдержала в себе вздох восхищения: прошлась кончиком пальца по головке, провела вниз, до мошонки… Обхватила, едва сжимая горячую твёрдую плоть.       — Хочу его внутрь, Оптимус. Сейчас.       И Оптимус подчиняется. Штекер на время прекращает двигаться.       Головка члена заменила пальцы. Обхватывая девушку под ягодицы, мех толкается внутрь. То, что он представлял себе, когда толкал коннектор в собственный кулак, не шло ни в какое сравнение с тугими стенками Евы.       — Я буду двигаться.       Это был скорее приказ самому себе. Системы перегревались лишь от одного вида того, как член исчез внутри Евы. Оптимус жалеет, что его голоформа не имеет способности записывать всё это.       — Да! — Ева выкрикивает лишь одно слово. От ощущения переполненности её почти что разрывает. Это слишком хорошо. Оптимус идеально подходит ей и даже боль он причиняет по-особенному. — Я тебя люблю, Оптимус. Пожалуйста!..       Когда Еву сокрушают толчки, она уже не может внятно говорить, лишь что-то невнятно стонет. Спина отдаётся болью: наверняка Ева сотрет кожу о стену. Но это будет потом.       Благодаря штекеру, который двигался невпопад вместе с бёдрами, Оптимус ощущал другие чувства. Если у него появится возможность установить апгрейд в два коннектора — он это сделает.       Тихие стоны Оптимуса заглушаются, когда мех кусает Еву в плечо.       Вкусная, тёплая, его Ева, которая содрогается от каждого толчка.       Она точно однажды дезактивирует его.       С каждым новым мигом Ева постигала всё новые и новые вершины блаженства. Их ей дарил Оптимус. Только он так мог.       Боль от укуса Прайма острая: тот явно не рассчитал силы, ещё не примерившись в работе с новым телом. Но это ничего страшного, Ева даже обижаться не будет.       От движений внутри, глаза Евы закатываются. Из-за недавнего оргазма Ева была сверхчувствительна, и Прайм продолжал эту чувствительность развивать.       — Кончи в меня, — просит Ева, не до конца уверенная, может ли голоформа это сделать.       — Моя голоформа не имеет семени, — шепчет Оптимус ей на ухо, в то время как его руки хватают бёдра Евы, чтобы помогать ей двигаться. — Но могу поклясться своей Искрой, что наступит миг, когда я буду наполнять тебя каждый цикл.       Свою работу, как Прайма, он отложит в сторону. Даже дела об восстановлении Кибертрона уйдут к ногам Евы, если та пожелает. И Оптимус сделает всё, что она захочет. Убьёт того, кто мешает, кто касается её; отвезёт её в любой уголок вселенной — мех сделает всё. Буквально.       Миг очередной перезагрузки наступает быстро. Толчки становятся резкими, грубыми, Оптимус не может контролировать так долго свою голоформу.       Разочарование лишь на миг вспыхивает в сознании, а после теряется в ярчайшем оргазме. Ева стонет имя Оптимуса, пока тело бьёт сильная судорога, а после обмякает.       Прайм слишком идеален. Наверное, Ева могла бы кончать только от одной мысли о нём. Как хорошо, что у неё есть не только мысли, но и весь сам Прайм в полной власти.       Всё, что было внутри Евы, разом покидает её. Последние силы Оптимус кидает на то, чтобы не поджарить Еву своими откатами тока. Своим желанием овладеть ею ещё сильнее.       — Моя Искра, — на место тёплых мужских рук приходит огромный манипулятор. Оптимус всё-таки не смог дольше держать в свету свой новый апгрейд.       Мех смотрит на свой штекер: тот был в крови, но не так сильно, как ожидалось. Или хотелось? Его Искра была настолько идеальной, что приняла его везде.       Между ног горит и этот огонь необычно перекликается с остатками удовольствия и усталостью. Ева кидает взгляд себе между ног, видит кровавые подтёки. Сожаления, страха или злости не испытывает.       Это вред, который ей причинил Оптимус своей страстью и любовью. Ева не может на него злиться. К тому же её кровь попала и на Прайма. Своеобразная символическая метка: он покрыт её кровью. Когда-нибудь Ева добудет его энергон.       — Спасибо, Оптимус, — Ева слабо улыбается, гладя манипулятор. Силы оставляют её с каждой секундой всё больше и больше.

***

      Люди были изменчивы. Люди могли делать множество пластических операций, изменяя свою внешность до неузнаваемости. Люди могли заменять отсутствующие конечности протезами. Могли меняться и менее радикальными методами, но суть оставалась одной: человек, который изменился, всё ещё оставался человеком. Это была логика, которая не подвергалась вопросам, потому что иное было бы глупостью.       До момента, пока первый переселённый в кибертронский корпус человек не зажёг свои окуляры.       Это было странно, хотя абсолютно не больно. Это было сложно, хотя абсолютно точно не невозможно для понимания. Не так давно Ева была человеком, а теперь она — это кибертронец. Робот. У неё больше нет мягкой кожи, зато есть металл. Нет костей, хотя есть гидравлика. Нет мозга, хотя есть процессор.       Да, Ева изменилась столь радикально, что в первые клики своего существования не была уверена в том, что она — это она — Ева.       Потом стало легче. Рядом с Оптимусом всё таким становилось. Любовь к нему не изменилась ни на процент, осталась всё такой же сильной.       Сколько сил было брошено на то, чтобы Ева стала кибертронцем? По ночам, когда человеческий организм отдыхал, Оптимус продолжал свою работу. Ради их будущего.       Каждый в паре пытается показать частицу своего прошлого, отвезти в места, где были самые лучшие воспоминания, поделиться ними с партнёром — это была одна из бесконечного списка причин сделать Еву такой же, как он. И она согласилась. Побывала с ним на Кибертроне, где Оптимус, благодаря проекции, показал, как он выглядел до войны, поделился чем-то важным, что его Искра приняла и была благодарна.       — Не будь слишком резкой, — Рэтчет закрывает честплейт Евы, когда удостоверяется, что там всё на месте. — Твой корпус собран из шлака, так что, пока у тебя не появится новый, настоящий, тебе стоит воздержаться от всего… Того самого. Это относится и к тебе, Оптимус.       Прайм оттолкнулся от стены и подступил ближе. Ева, его Ева, выдавала ЭМ-поле удивления, не знала, что делать с этими ощущениями, как управлять данным корпусом. Но Оптимус ей поможет.       — Я здесь, моя Искра, — он бережно положил манипулятор на её честплейт и склонился.       — Для того, чтобы двигаться, начни подавать приказы для серво, — медик отставляет в сторону мониторы и накрывает тряпкой прошлое тело Евы.       Ева старалась внимать наставлениям Рэтчета, но всё её внимание привлёк голос Прайма. Теперь её любимый ощущался совсем иначе. Он будто был теперь и в воздухе, Ева могла чувствовать отголоски его эмоций: столь глубоких и интимных…       Усилием воли Ева заставила себя принять положение сидя, а после улыбнулась, чувствуя изменение выражения своего фейсплейта. Это было странно, но всё ещё не так плохо, как казалось раньше. В голове — процессоре — высвечивались всё новые и новые уведомления, но Ева старалась избавиться от них. Они мешали ей смотреть на Оптимуса.       — Оптимус, — голос Евы был наполнен восторгом. Он это сделал. Он не обманул, смог дать ей новое тело. — Это удивительно!       Теперь Оптимус мог накрыть манипуляторами её фейсплейт, коснуться шлема, прижать к своему корпусу.       От всего этого хаоса в процессоре, Оптимус почувствовал, как на миг что-то закоротило. Всему виной Ева, и если Оптимус погибнет от этого, он будет только счастлив.       Мех придерживает Еву, помогает ей подняться.       — Оптимус, не пробуй в ближайшее время подключаться к ней, — слышится голос позади. Рэтчет высказывал всеми фибрами своего ЭМ-поля, что он далеко не рад этой идее и даже не скрывает.       — Если Ева того сама пожелает.       Ева тут же прижалась сильнее к Прайму, почти что повиснув на нём. Идти было трудно и даже немного больно: внутренние механизмы шумно скрипели, явно только-только разрабатываясь. Всё это было неважно. Важно было то, что теперь — и навсегда — ничего не помешает ей быть с Оптимусом.       — Быть кибертронцем так странно, — Ева улыбнулась в никуда, стараясь сосредоточиться на нетвёрдых шагах, — к этому нужно привыкнуть. С твоей помощью я справлюсь быстрее, — Ева не сомневалась, что только Прайм и будет ей помогать освоиться. Разными методами.       — Я не отпущу тебя ни на брийм, научу всем особенностям твоего строения, — Прайм позволяет ей опереться о себя. Всё-таки Ева была нестабильна не только в теле. Рэтчет предупреждал, что человеческая психика может не справиться с такой нагрузкой, но разве Ева настолько слаба?       Эмоциональна — да. Слабой он её никогда не назовёт. Даже если будет прогибать её металл под пальцами, Ева будет стонать и умолять о большем. Его Искра создана по его подобию и для него, просто короткий ворн находилась не в своём теле.       — Я подарю тебе другой корпус, — Оптимус ведёт манипулятором по открытым участкам металла, где броня даже не доставала, чтобы закрыть протоформу.       Ева была с корпусом интерфемки — личное желание меха. Человек этого не понимает, пока что.       — Другой? — задумчиво тянет Ева, тихо простонав от слабого прикосновения Оптимуса. Пока что слабого. — Этот тоже прекрасен. Он такой хрупкий и открытый. Я не выгляжу, как воин, — Ева хмыкнула. Зря она боялась, что очень будет похожа на Арси. Та выглядит, как боец, как… Мужик. Ева нет. Ева выглядит так, как положено выглядеть Бондмейту Прайма.       Еве хочется узнать все грани своего корпусу. Понять всё, что она может сделать с Праймом, а тот, в свою очередь, с ней.       — Ты сейчас слаба.       Пальцы Прайма касаются стыка брони под грудью. Ему рвётся сделать многое уже сейчас, но он придерживается указаний Рэтчета. Лишь пускает слабый ток для разогрева систем Евы. Его прекрасной, но всё такой же хрупкой Евы.       — Твои баки полностью заполнены. Слабость может появляться из-за адаптации человеческой психики к новому, лучшему корпусу.       — Я, может, и слаба, — Ева тоже старается послать ток через ладонь, но ничего не выходит. Она просто не понимает, как это сделать, — зато ты — нет. Ты достаточно силён и можешь себя контролировать, мой Прайм. Я знаю это.       Прайм слишком раззадорил Еву своими фантазиями. Она отсчитывала минуты до операции и ждать больше не хотела. Даже если она умрёт на коннекторе Оптимуса, то это будет самая сладкая смерть из всех возможных.       Мой Прайм.       Слышать от Евы такое признание каждый раз, в любой ситуации, выводило Оптимуса из строя. Разве может он настолько поехать процессором от любви к одной органике?       Прайм хватает Еву за щёки и заставляет посмотреть в свои окуляры. Она действительно была прекрасна сейчас, с ЭМ-полем, что излучало полное доверие к нему.       И это пьянило похлеще самого лучшего энергона.       — Нет, моя Искра, — он ведёт пальцем по её дермам. — Пока ты не восстановишься, я не трону тебя.       — Я буду восстанавливаться со всем усердием, — клянётся Ева. Она будет выполнять все рекомендации Рэтчета, если это приблизит момент их слияния хотя бы на час, — но тогда я продолжу тебя дразнить, — хитрая улыбка изменила миловидный фейсплейт, — извини, но не могу отказать себе в удовольствии.       Ева подалась вперёд, припадая дермами к дермам. Оптимус был ещё вкуснее, когда целовать его стало настолько удобно.       Она будет дразнить его ровно настолько, насколько это позволит сам мех. Такого рода внимание и игры со стороны его Искры лишь сильнее заводят.       Ведь, как оказалось, его Искра ради ревности готова была пойти на многое.       Оптимус спускает ладонь к её шейным магистралям, открытым, не защищённым. Делать дальше что-либо из ряда вон выходящего он не собирается: если он хоть каплю отпустит управление над своими манипуляторами и дермами, Ева может серьёзно пострадать.       Ева разочарованно застонала: Оптимус и правда не планировал с ней ничего делать. Пока что. Это была та пытка, которую Ева сама себе устроила. Чёртов Оптимус точно знал, что ей было можно, а что — нет.       — Хорошо, ладно. Буду вести себя не так вызывающе, — кокетство сквозило в каждом слове. Ева прощупывала почву. В очередной раз, — не хочу, чтобы ты перегрелся.       — Это очень заботливо с твоей стороны, — мех удовлетворённо гудит. Ева даже и не думает отступать от него. А он и не позволит: наконец-то они практически соразмерны, и она в его манипуляторах. Полностью в его власти.       Перегрев у Оптимуса может случиться в любой клик. Еве стоило только бросить в его сторону взгляд, прикоснуться манипулятором.       И если изначальным планом Прайма было залезть глубоко под кожу Евы, то это сработало в обе стороны. Они стали зависимы.       — Новый автобот? — Арси встречает их по пути в отсек. Та, в отличии от Рэтчета, сильно не высказывала своё недовольство. Она умела контролировать эмоции, которые ей причинили много бед в боях с Эйрахнидой. — Ева. Ты мог бы добавить ей брони, Оптимус.       — Это то, что я смог собрать, находясь на Земле, Арси, — голос Оптимуса спокойный, как положено при разговоре с подчинённым.       — Она принесёт нам беды. Вместо защиты нас, ты будешь защищать её.       — Как и полагается старшему Бондмейту. Не путай старые законы с собственными вычислениями.       — Здравствуй, Арси, — Ева улыбнулась, ещё сильнее прижавшись к Оптимусу, — прости, но я не планирую воевать за вас. Я не воин и не боец, — тон Евы стал миролюбивым. Прайм был прав: утверждать свой новый статус перед кибертронцами было прекрасно, хотя и по-земным меркам очень мелочно.       Еве не нравится, что Арси коснулась Оптимуса. Почему все на этой базе позволяют себе такие касания? На Кибертроне что, не знают о субординации? Так знают ведь: Оптимус постоянно об этом твердит.       Внимание автобота было лишь на Оптимусе, сугубо из-за того, что Арси принципиально считала его своим лидером, а Еву — прилегающему к нему скраплетом.       — Не смей бросать нас из-за фемки, — говорит в последний раз Арси и покидает их.       Встреча с соратником, уважаемым Оптимусом, заставила процессор работать. Другие, видя влюблённость своего лидера, считают её странной, но ведь не каждому за свой актив получается найти Бондмейта.       — Я проведу тебя в отсек. Тебе нужен отдых.       Ева послушно кивнула, нахмурившись на слова Арси. За Оптимуса стало обидно. Прайм проявлял очевидный фаворитизм — да, но он никогда не подставлял свою команду из-за любви к ней. Значит, виной плохому отношению к Еве была личная антисимпатия Арси.       Как же Еве было плевать. Пусть держит манипуляторы подальше от Прайма и тогда Ева, возможно, простит её.       — Извини, если доставляю проблемы с остальными, — Ева кивнула в ту сторону, куда ушла Арси, — они имеют право злиться на меня.       — Тебе не стоит извиняться из-за некомпетентности других. Я поговорю с Арси, чтобы это больше не повторилось.       Отсек, который уже стал привычен им двоим, встречает их тишиной и темнотой. Если раньше здесь царствовал свет для человеческого глаза, то сейчас он не нужен. Особенно когда Еве нужно было уйти в оффлайн.       — Не все примут тебя, как выбор самого Прайма. Увы, но иерархия всегда будет присутствовать в любой расе, также как и нормы общества. Автоботы, насколько б далеки и прогрессивны не были, всё равно хватаются за устаревшие законы. Когда Кибертрон снова восстановится, мало кто вернётся к этим нормам, но тем не менее такие будут.       Ева кивнула, позволяя Оптимусу направить себя к платформе. Сожаление о том, что они сейчас ничем не будут заниматься, затопило ЭМ-поле. Но лишь на миг, который Еве показался вечностью.       — Я докажу им, что стою тебя, — говорила решительно, пусть и из-за сбоящего воколайзера это звучало не слишком твёрдо, — и не позволю в будущем так с собой обращаться. Ты был прав. Они должны принять меня. Иначе, — Ева запнулась и тут же оборвала себя. Она обязательно придумает, что «иначе».       — Не перегружай себя этими вопросами. Это моя ответственность.       Каким же соблазнительным был этот вид: Ева, в теле кибертронца, на их платформе, вся в его власти и принадлежит только ему. Но их снова откинуло в начало знакомства, где Прайм мог только наблюдать издалека и не касаться так, как он бы того желал.       Хотя любое нынешнее прикосновение к частям Евы вызывает у меха сбой; сдерживаться он тоже долго не сможет. Даже принятие того, что она сейчас слабая, его не остановит. Ева и до этого была хрупким маленьким человеком.       — Как скажешь, Оптимус. Пусть это будет твоей работой.       Ева отключает оптику, позволяя окунуться в темноту, навострившую все системы. Ева чувствовала прикосновения своего Прайма, его ЭМ-поле. Чувствовала всё яснее, чем когда-либо. Ощущение невероятной любви окутывало Еву и та с радостью делилась своей. Надеялась, что Оптимус тоже ощущает её также хорошо, как она его.       Скрыть ЭМ-поле всегда было просто, что труднее: подделывать его, чтобы окружающие могли прочесть только то, что было нужно.       А Оптимусу нужно было лишь одно — слепая вера и любовь Евы. Испытывал ли он такие чувства? Нет. Зависел от неё? Естественно. Но дарить настоящую любовь такому слабому существу он не намерен. Такие, как она, достойны лишь защиты Оптимуса Прайма.       Мех проводит манипулятором по фейсплейту Евы. Такому некачественному, ужасно сделанному, под стать самой Евы.       Свои желания к этой органике он никогда не мог объяснить нормально. Нравится ли ему, что она любит его? Конечно, но он желает, чтобы Ева нуждалась в нём, как в энергоне.       Еве кажется, что она чувствует странную перемену в настроении Оптимуса. Ей чудится, что в его ЭМ-поле пролетает нечто похожее на брезгливость. От этого на клик ужас сжимается где-то внутри, а после тут же растворяется. Нет, показалось. Конечно, показалось. Оптимус не мог испытывать по отношению к ней негативных эмоций. Не имел права. Ева сделала всё, чтобы оно так и было.       — Ложись со мной, — Ева пододвигается, давая место Прайму.       — Меня ждёт ещё много работы. По истечению твоего оффлайна, я вернусь к тебе на платформу.       Ему стоило возвращаться к делам. Теперь, когда Евы обездвижена новым телом и не знанием, как этим телом пользоваться, Оптимус может спокойно возобновить работу в своей должности. Ева была грузом, который тянул меха в самые ужасные сточные ямы Каона, но только когда она была рядом, практически не говорила, не могла двигаться, только тогда Оптимус мог быть спокоен. Всё живое внутри него продолжало работать без перепадов температуры.       Может, ему лишить Еву конечностей? Отрывать он их не будет, слишком много времени потратил на то, чтобы собрать всё, а вот лишить функционирования — ещё как мог.       Ева выразила весь спектр негодования через ЭМ-поле. Порой Еве казалось, что Оптимус любил работу больше, чем её. Это, конечно, было невозможно, но именно такое впечатление складывалось. Ужасное, стоит сказать, впечатление. Еве даже захотелось плакать, но она не была уверена, как работает этот механизм в кибертронском корпусе.       Послушно выключив окуляры, Ева замолчала. Вслушивалась в тишину и тихую работу Оптимуса. Пыталась разобраться в ворохе предупреждений. Некоторые смахивала, некоторые читала… Корпус был повреждён. Имел много недостатков. Самодиагностика не принесла добрых вестей. Ева помнила объяснения Прайма: было слишком мало ресурсов. Увы.       Негодование Евы Оптимус чувствовал полностью. Её ЭМ-поле скоро заполнит всю базу.       — Ева, — голос Прайма звучит эхом по отсеку. — Контролируй ЭМ-поле. Нам не нужно, чтобы каждый заходил и проверял, от кого такие негативные эмоции. Я чувствую тебя. Этого должно быть достаточно. Тебе.       Включённый датапад лишь играет роль видимости работы.       — Я стараюсь, — покладисто ответила Ева, действительно пытаясь совладать с эмоциями. Было не до конца понятно, как это делают кибертронцы, — мне трудно, Оптимус. Прости меня.       Ева извинялась искренне, пусть и с налётом непринятия. Прайм мог бы ей и помочь, как и обещал, а не стоять, работать и критиковать. Вероятно, это ему всё же стоило становиться человеком. Ева знала, как действовать с мужчинами.       — Всё дело в контроле, моя Искра, — Оптимус упирается на манипуляторы по обе стороны от шлема Евы. — Я мог бы отключить это, но как тогда я буду считывать тебя?       Ему нравится такая Ева. Она не видит его, слушает его голос, извиняется за то, в чём сама виновата, находится рядом. Это успокаивает Искру лидера.       Это то, что он хотел.       Но вытекающее из этого заставляет поработать: научить Еву справляться с корпусом займёт много циклов.       — Не смог бы, — согласилась Ева, — это непозволительно. Но контроля мне действительно не хватает. Хочу ему научиться у тебя.       Ева льстила и просила одновременно. Ева желала близости с Праймом, и она готова была сделать и говорить всё, что угодно, чтобы её получить. Раньше Ева не задумывалась о том, насколько их любовь похожа друг к другу. Это было ещё одним доказательством того, что они связаны навсегда.       Она говорит то, что Оптимус желает услышать.       — Тогда скажи это, — он склоняется ближе, чтобы затмить ЭМ-поле феммы своим. — Что бы ты хотела, чтобы я сделал, моя Искра?       Конечно, он знал то, что желала его Искра. Конкретно его, не Евы.       — Я могу лишить тебя опорности, выключить твою оптику. Ты будешь под моим полным контролем.       — Так сделай, — Ева включает Оптику, чтобы смотреть прямиком в линзы Прайма, — зачем мне хоть какой-то контроль над собой, когда рядом ты? Я вверяю тебе всё: тело, душу, саму жизнь. Неужели ты так и не понял этого, Оптимус?       Ева понимает его недоверие. Думает, что понимает. Не каждый раз говорят такие громкие слова, но Ева за свои отвечает полностью. Даже больше.       Системы гудят от удовлетворительного ответа. Ева всегда ответит так, как хочет Оптимус.       — Правильно.       Он выпускает свои штекеры, чтобы найти порты. Протоколы о желании интерфейса не активируются. Оптимус этого сейчас не желает, он лишь хочет утвердиться в окулярах своей Искры.       — Я помогу тебе контролировать ЭМ-поле.       Ева не знает, как, но открывает порты. Это вряд ли даже приказ или команда: просто щелчок. Как инстинкт. У кибертронцев нет инстинктов, но и она не кибертронец. Она робот. У роботов есть программы, и Ева уверена, что единственная её программа — это Оптимус Прайм. Как вирус, как код.       — Помоги, — умоляет Ева, до конца не зная, что именно сейчас будет. Ева не чувствует желание Оптимуса, но ощущает нечто иное, — пожалуйста.       Многие нуждались в помощи Оптимуса Прайма, но Ева была исключительна по сравнению с другими. Ей он даёт особенную помощь.       Мех подключает кабели к открытым портам и понимает главное: Ева не только не выдержит его силы, но и энергии, которую Оптимус хотел бы высвободить для расслабления.       Она слаба по сравнению с ним. Даже в корпусе кибертронца она такой же слабый человек.       — Я заполню тебя той энергией, которая даст больше контроля над системой.       Ева активно кивает. Она готова принять. Она до конца не понимает, что именно и в каком количестве, но точно готова. Даже если она умрёт из-за этого, то она, чёрт побери, готова. Потому что умереть под Оптимусом Праймом — это предел её мечтаний.       — Хорошо. Сделай это. Пожалуйста, Оптимус, — Ева не знает, куда деть манипуляторы; но точно знает, что чертовски сильно хочет касаться Прайма, поэтому кладёт ему их на плечевые сегменты.       Не позволено Прайму быть тем, кто так упивается властью над слабыми, но он испытывал это чувство. И наслаждался им, упивался.       Он переделает её под себя, будет питаться её подчинением, её любовью к себе.       — Моя задача помогать нуждающимся, моя Искра, — он делает первый откат, передаёт не так много, как хотелось бы. Еве ещё рано переполняться. — Нуждайся во мне, желай меня, Ева.       Нейроцепи шпарит чужим током. Чувство насыщения вышибает из реальности на несколько очень долгих секунд. Люди такое испытать не могут, но и Ева теперь не человек. Хочется затеряться в этом ощущении. Ева, наверное, впервые чувствует Оптимуса в себе в другом смысле, не сексуальном.       — Я уже, — голос Евы покрывается помехами, — я нуждаюсь и желаю, мой Прайм.       Ева осознаёт, что это ненормально. Возможно. Что это хуже, чем зависимость. Намного хуже. Но Прайм — это её Бог, и она не хочет от него отказываться. Не видит причин.       Аудиосенсоры неприятно сбоят от голоса Евы: чуть позже Оптимус настроит её тональность.       — Правильно, Ева.       — Мне так это нравится, — Ева все же не сдерживается и царапается, срывая слой краски с Оптимуса. Чуть вдавливает металл, оставляя вмятины. — Пожалуйста, Оптимус, я хочу ещё больше. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — Ева лепечет, продолжая смотреть в окуляры.       Оптимус обещал Еве контроль, но ей кажется, что она его теряет ещё больше. Ева хочет вырваться из-под меха, но корпус не слушается.       Окуляры следят за движением манипуляторов фемки под ним. Оптимусу жаль покраску, ведь совершенно недавно Рэтчет восстановил её, но своеобразный способ оставить на нем мётки заводит мотор с пол оборота.       — Нет, моя Искра. Нельзя.       Если Ева рассчитывала получить контроль лично, то Оптимус готов её огорчить. Если он подключился к ней — значит он контролирует. И это его жуть как перегревает.       «Нельзя» — набатом звучит в голове у Евы. Она чувствует себя дрессированной собакой, которая разрывается между желанием съесть колбасу или послушаться приказа хозяина. Только с одним большим «но». На шее собаки электрический ошейник, который ударит при любом выборе.       — Оптимус! — Ева не знает, чего теперь хочет добиться. Чего-то точно хочет. Но сказать, чего именно, не может. Оптимус ей помогает, Еве не больно, но что-то всё равно идёт не так.       — Хочешь, чтобы я остановился?       Конечно, он не остановится. Как бы Ева не умоляла его, но Оптимус видит чётко, фиксирует эмоции Евы и понимает: она не хочет, чтобы он останавливался, она хочет, чтобы он полностью поглотил её.       — Чего ты хочешь, Ева?       Ева чувствует, как подача энергона останавливается. Но не от Оптимуса, а внутри её корпуса. Это странно. Это не то же самое, что асфиксия. Всё по-другому. Процессор тут же выдаёт предупреждения: пиковое давление на основные магистрали, возможное застывание энергона, засорение внутренних систем… Ева от всего этого отмахивается.       — Тебя, — Ева отвечает одно слово, единственное, которое может осмысленно произнести. Она включает в него всё и даже немного больше. Она знает, что Оптимус её поймёт.       — И я перед тобой, моя Искра.       Как только Ева затихает, Оптимус убирает манипулятор. Небольшая вмятина от его хватки остаётся, и Оптимус тешит себя мыслью, что метка останется надолго.       — Я перед тобой, с тобой и в ближайший брийм буду в тебе.       Ева заинтригована словами Оптимуса. Их можно трактовать по-разному, но суть остаётся в том, что не важно, что хочет или думает Ева. Прайм сдержал своё обещание — взял полный контроль. Ева может лишь продолжать подчиняться и не возникать. Впрочем, она и не планировала.       Ева счастлива. ЭМ-поле это передаёт очень точно и ярко.       — Спасибо, — благодарность звучит лишней, ненужной, но Ева не может её не сказать. Потому что она искренне благодарна.       — Открой паховую броню. Я помогу тебе изучить все твои новые функции.       Покорность Евы перегревает системы, заставляет подавать ток намного сильнее, чем Оптимус контролировал бы, будь он со здоровым процессором. Но всё из-за Евы. Он теряет контроль над собой из-за этого человека в теле фемки.       Чтобы она больше не царапалась, как бы мех не находил это милым и раздражающим одновременно, Прайм фиксирует её манипуляторы над головой. Такие видео его Искра искала в браузере, он лишь исполняет её желания.       Ева не сопротивляется. Ни прямому приказу, ни тому, что Прайм полностью обездвижил её. Еве всё ещё хочется царапаться и, возможно, кусаться. Но правила всё те же: абсолютно неважно, что именно хочет Ева. Важно только желание Прайма.       Паховая броня с тихим щелчком уходит в пазы, и Ева впервые за всё время понимает, что она, по сути, оголена. Даже с закрытой паховой — и всё равно оголена. Только паховую можно закрыть, а всё остальное — нет. Реакция Арси на Еву становится понятной.       Если его схемы сгорят от этого удовольствия, то Оптимус готов позволить этому случиться.       Ева выгибается, чувствуя боль. Вот теперь — да, точно её. Это боль. Она другая, не такая, как у людей. Не острая, не тупая, не резкая. Эту боль нельзя описать, потому что она передаётся не через нервные окончания в мозг, а через многочисленные сенсоры с помощью кода прямиком в процессор. Невероятно.       Ева не понимает, что Оптимус делает, а когда чуть приподнимает шлем, то видит, как Прайм… Кусает её?.. Он её ест?       Это странное желание. Ева не думала, что на Кибертроне могут быть каннибалы. Раньше ей казалось, что это прерогатива органики. С другой стороны, если таково желание Оптимуса, то кто она такая, чтобы сказать «нет»?       Обнаженные узлы Оптимусу нравятся больше, нежели раскрытый порт. Он будто ещё больше обнажает Еву в своих объятиях. То, что находится выше, что выделяет смазку, желая ощутить его внутри, коротит процессор, от чего Оптимус вынужден дёрнуть шлемом. Паховая броня исчезает, обнажая коннектор, не зря же он потратил несколько циклов на то, чтобы найти мягкую обшивку для стенок порта Евы?       Она примет его всего, вопреки наставлениям Рэтчета.       На миг сама Ева вспоминает слова Рэтчета. Вступать в связь сразу после переноса — это опасно. Это было понятно даже если бы медик ничего подобного не говорил. Но он сказал, а Оптимус проигнорировал. Ева не видела в этом ничего странного. Прайм был выше по званию, он имел право отметать абсолютно все рекомендации.       Ева в предвкушении. Она не боится, но желает. Она так давно мечтала о том, чтобы ощутить внутри себя коннектор меха, а не член голоформы или штекер. Что ж, мечты имеют свойство сбываться.       Прайм толкает коннектор наполовину. В этот раз у него нет ограничений во вместительности Евы. Он позаботился о том, чтобы его Искра могла принять всё, что он мог ей дать.       — Однажды у нас появятся спарки. Не из этого корпуса, — как бы он не желал заискрить её, давать новую жизнь в столь слабом корпусе мех не желал. Этот корпус для их игр, для исполнения тех желаний, от которых сама Ева не откажется, а Оптимус удовлетворит это ржавеющее желание обладать ею. — Но ты это сделаешь.       Спарки?.. Дети. Оптимус Прайм хотел от Евы детей. Это было невероятно. Ева не была уверена в том, что хочет делить своё внимание с кем-либо — даже с детьми — но если надо, то будет. Если этого захочет Оптимус.       Любые мысли пропадают, когда Ева, наконец, чувствует коннектор в себе. Прайм не врал, не хвастался, когда говорил, что оно того, чёрт побери, стоит. Оно реально стоило.       Впервые Оптимус радуется открытому ЭМ-полю Евы. Та получает удовольствие только от первого толчка.       Как долго он ждал этого? Кажется, Прайм отсчитывал каждый клик с их первой встречи. Представлял, как бы он входил в её податливый порт, забивая чужие системы горячим энергоном.       — Мне придётся быть аккуратным, — всё же ломать Еву в первый их интерфейс он не желал. Да и готов ли он видеть это? Да, готов. Вот только что-то в процессоре перемыкает, не позволяя так сделать.       Оптимус ненавидел Еву, потому что любил. И как бы он не хотел избавиться от объекта своей зависимости — он не сможет. Манипуляторы не послушаются, а процессор затмит желание не вредить его Искре.       — Не надо аккуратности, — голос Евы наполняется статикой. Это правда. Еве не нужна аккуратность. К чёрту аккуратность. Пусть Прайм не сдерживается. Пусть берёт её так, как хочет. Ева слишком долго ждала.       Может, она правда сошла с ума?.. Эта мысль появляется и тут же пропадает. Может, и сошла. Разве это важно?       Вседозволенность сказывается плохо. Если он не будет беречь корпус Евы так долго, как сможет, то она действительно погибнет. От своих же желаний.       — Нет, Ева, — Оптимус толкается на всю длину и чувствует, как его коннектор сжимает плотная, но мягкая обшивка. — Если я сломаю тебя окончательно, ты исчезнешь. А я не хочу этого.       — Не исчезну, — не соглашается Ева, — я всегда буду с тобой. Даже после смерти, — и Ева действительно знает, как это устроить.       Конечно, в планы Евы смерть не входила, но как знать, какой сюрприз ей преподнесет жизнь?       Даже после дезактива. Ева будет преследовать его так же, как и он будет преследовать её.       — Я сказал нет, моя Искра, — Оптимус смотрит на неё по-доброму, по-отечески. — Тебе этого должно быть достаточно.       Слова Оптимуса отпечатываются клеймом на разуме Евы. Ей должно быть достаточно? Значит, так и будет.       — Хорошо, Оптимус, — Ева раздвигает серво ещё шире, наконец прочувствовав каждый сантиметр коннектора Прайма.       Оптимус склоняется к фейсплейту Евы, чтобы подарить ей поцелуй в щёку.       — Моя Ева.       Упираясь шлемом ей в подбородок, Прайм начал двигаться. Когда Ева принимала его в человеческом виде было по-другому, труднее.       — Твоя, — поддерживает Ева, — всегда такой была и останусь.       Ева наслаждается движениями Прайм — еще больше наслаждается им самим. Тихо стонет, когда волны удовольствия начинают расходиться по всему корпусу. Удовольствие тоже другое. Не такое, как в человеческом теле.       Ева стонет громче и протяжнее. И это при том, что Оптимус не выложился даже на несколько процентов. Еве жаль, но она помнит правила: здесь самое главное — это желание Прайма.       — Пожалуйста, Оптимус. Быстрее, больше… Хоть немного. Я выдержу.       Выдержит. Как Бондмейт Прайма у неё нет другого выбора.       Манипулятор, что был соразмерен с фейсплейтом Евы, накрывает его. Оптимусу хочется сломать это ненастоящее лицо.       — Моё имя. Скажи ещё раз.       Прайм покидает систему Евы, забирая штекеры. Нет, он не будет сейчас контролировать все её узлы и платы. Он дал достаточно энергии, чтобы Ева функционировала сама.       — Давай, моя Искра. Повтори моё имя.       — Оптимус Прайм.       Всё это Еве напоминает очень извращённый секс. Никому другому она не позволила бы вести так с собой, но других не будет. И не было.       — Оптимус Прайм.       Еве кажется, что Оптимус сам до конца не понимает, чего хочет. Она не может прочитать его эмоции, но внутреннее чутьё говорит об этом. Ева будет рада намекнуть Прайму на правильный путь, который устроит его.       — Оптимус Прайм.       Его Ева произносит только его имя, принимает только его и хочет только его. Процессор сбоит от этих мыслей, но Оптимус значению этому не придаёт. Он ускоряется в движениях, в то время как кабели больших размеров обволакивают корпус Евы.       Он поглотит её, уничтожит, засунет под свою броню и будет хранить. Сделает тоже самое, что сделал с её человеческим телом, что сейчас так услужливо пряталось у него под честплейтом.       Ева находится на грани — нет, не перезагрузки — а отключения. Принудительного стазиса. Процессор стабильно выдаёт ошибки и критические предупреждения: большая подача тока, повреждение внутренних мембран порта. Это опасно — говорит корпус Еве. Ева лишь от всего отмахивается. Глупому телу невдомёк, что Еву всё устраивает и ей нужны лишь одни оповещения — оповещения об удовольствии.       Оптимус в глазах Евы сейчас кажется прекраснее, чем когда-либо. Она была готова поклясться, что раньше никогда не видела его таким. Очень жаль. Ева была бы рада, если бы Прайм навсегда остался таким.       Блаженство, которое Оптимус забыл, как только принял на себя роль Прайма, сейчас заполняло каждую плату, каждый винтик внутри. Ева слишком хорошо сжимала его стенками порта.       Мех толкает свой кабель в энергоприёмник фемки.       Ева почти что шокирована: Оптимус хочет её взять и через энергоприёмник? Да, да, да и ещё раз да! Ева готова подставить все свои порты и отверстия, и все лишь для того, чтобы удовлетворить Прайма. Она ведь такая слабая и хрупкая — Оптимусу при любом раскладе будет мало, поэтому пусть берёт всё.       Давление кабеля внутри ощущается невероятно. Ева чувствует дермами и дентами каждый сегмент, а внутренние системы из раза в раз предупреждают о возможном повреждении. Плевать. Пусть хоть сомнёт её в металлическую пыль.       Весь свой актив Оптимус презирал коннект с феммой, что была в стазисе, но Ева как всегда решила расширить границы меха. Если он доведёт её до принудительного отключения, то разве это не будет чем-то прекрасным?       Он первый у Евы, он первый, кто довел её до такого, и что-то, что управляет его Искрой гудит от удовольствия; особенно когда толстый штекер толкался ещё глубже. Оптимус будто желал протолкнуться ко всем внутренним системам.       Еве кажется, что она вот-вот отключится. Энергон струится по её корпусу, то тут, то там виднеются разрывы и вмятины. Оптимус Прайм перестарался, но Ева даже не думает обижаться. Она говорить уже не может — оптокабель повредил воколайзер. Поэтому Ева направляет всю свою просьбу через ЭМ-поле.       Сильнее. Глубже. Быстрее. Оптимус, пожалуйста!       — Да, моя Искра, — Оптимус ускоряет движения.       Ева не выдерживает. Ни ментально, ни физически: она готова поклясться, что слышит, как корпус натужно трещит, а механизмы работают с перебоями.       Удовольствие взрывается сверхновой где-то в честплейте и процессоре. Ева не выгибается, не стонет, не дрожит: она просто замирает на платформе, как отключенный робот. Окуляры тухнут, а за ним и ЭМ-поле.       То, что под ним, возможно, лежит дезактив Оптимуса не смущает. Мех проталкивает свой кабель настолько глубоко, что через несколько кликов в честплейте Евы образовалась дыра. Штекер вылез через неё и именно это стало тем, что увело Оптимуса в перезагрузку.       Он тушит свои окуляры, чтобы сберечь некоторые системы. Шумно вентилирует, выходя из порта феммы.       — Это было грубо, Ева, — коннектор уходит под паховую. Сейчас он наконец-то сбросил своё напряжение. — Разве так в первую ночь со своим мехом ты должна поступать?       Еве кажется, что она плывёт в бескрайнем океане. Вероятно, это галлюцинации и обман сенсоров, которые не прошли должную калибровку. Или нет?       Сознание возвращается не рывком, а перезагрузкой. Буквально. Системы проводят аварийный анализ себя же и выдают всё новые и новые критические ошибки. Параметр боли сильно занижен.       — Оптимус, — слабо зовёт Прайма Ева. Теперь ей стало страшно: она потеряна в потоке информации, — тебе понравилось? — но намного приоритетнее всё ещё не она и её жалкие страхи, а удовольствие Оптимуса.       Понравилось ли ему? Оптимус ведёт плечевым сегментом. Чувствует, как корпус слушается лучше, даже не смотря на его габариты.       — Да, моя Искра.       Прайм спускается с платформы, позволяя Еве уйти в оффлайн для стабильного функционирования. Его Искра снова выпускала ЭМ-поле. Оптимус ловит переживания и страхи; те эмоции, которые она должна испытывать рядом с ним.       Зависимость, ведь он её Бог.

***

      Когда-то Оптимус пообещал Еве, что даст ей своё лезвие. Вырвет из себя собственными руками и установит в её манипулятор. Теперь это казалось… Невозможным. Точно не после того, как Прайм отнял у неё манипуляторы. Правый вырвал с корнем во время очередного коннекта, а второй повредил наполовину. Пришлось удалить оба и запаять покрепче.       Ева не обижалась. Ни на обман, ни на боль. Ни на что. Это же были подарки Оптимуса ей. Своеобразные, конечно.       Разобрать по частичкам, лишить всех важных систем — такой была навязчивая идея Оптимуса. Ева не могла брать что-то в свои манипуляторы, постоянно звала меха помочь ей.       Отрывать конечности его Искры во время коннекта было чем-то… Окрыляющим. Будто в акте их соединения Оптимус оставлял её частичку себе. Либо же просто наказывал за сам факт существования.       Каждый раз, когда Ева выходила из отсека, то чувствовала себя экспонатом… Буквально. Да и «выходила» — громко сказано. Это было до того момента, пока у неё были серво. Потом уже её в главный отсек выносил Оптимус, и Ева готова была уйти в перезагрузку каждый раз. Оптимус Прайм её носил. Разве это было не прекрасно? Это было прекрасно! Но другие жители базы не очень-то это и ценили. Например тот же Джек.       Он, кажется, был в ужасе, когда впервые увидел Еву такой. Но Ева Джека не осуждала. Что взять с паренька? Разве он понимает хоть что-то в реальной любви? Да и другие — тоже. Особенно Рэтчет.       — Оптимус! Это неразумно! — однажды Рэтчет настиг своего лидера. Уже несколько циклов медик помогает Еве существовать. — Насколько сломан твой процессор, что ты такое творишь?       Замечание старого друга Оптимусу неприятно. Тот, кто был ближе всех к нему, должен понять и принять любовь своего друга. Тем более мех делился своими эмоциями и чувствами по отношению к Еве. О своей любви и ненависти к ней.       — Рэтчет, — Оптимус нависает огромной тенью над медиком, предупреждает того ЭМ-полем, — не смей лезть в наши отношения.       Ева с интересом вслушивается в разговор двух мехов. Подойти ближе она не может — нечем, а перебить не решается. Прайм сегодня выглядел и вёл себя более агрессивно, чем когда-либо раньше. Ей трудно сказать, почему так. Может, дело в ней? Она стала хуже стараться? Оптимусу стало… Мало?       Нет! Ева этого не хотела. Не хотела, чтобы Оптимус злился из-за неё. Или Рэтчета. Рэтчет действительно много лез туда, куда не надо. И ради чего? Может, он хочет отнять у неё Оптимуса?..       Оптимус стоит слишком близко. Боевые протоколы Рэтчета молчат об опасности       — Оптимус, что бы ты не задумал, не делай этого.       Ева повернула шлем в сторону Оптимуса, направляющегося к ней. Подарила ему улыбку, полную обожания. Он не слушает Рэтчета. Отлично. Ева была рада, что Прайм не поддавался никаким уговорам.       — Что сегодня, Оптимус? — Ева подалась вперёд, ожидая своего любимого. — Я хочу того, чего и ты, — поспешно добавила, подумав, что вопрос прозвучал резко.       Аудиосенсоры Оптимуса дёрнулись в предвкушении.       — Сегодня я лишу тебя всей брони. Она прижилась, но она лишняя.       Оптимус поднимает её на свои манипуляторы и прижимает к себе. Помимо того, что он заберёт броню, у Оптимуса сегодня появится апгрейд.       — Всей… Брони? — Ева кидает быстрый взгляд на свою паховую. Корпус Евы и так почти что не имел внешних слоёв брони, а теперь Прайм хотел лишить её последнего. Имел, конечно, полное право — она принадлежала ему, но… — Все будут видеть.       Нет, Еве не было стыдно. Плевать, пусть смотрят. Но она-то принадлежала только одному Оптимусу Прайму. Разве имели право её видеть остальные?       — Ты права, моя Искра. Разве не нужно смотреть каждому на то, что сотворил их Бог? Кажется, на Земле все восхваляли скульптуры, и я создал такую, чтобы все видели, кто твой создатель, и что он создал.       Мех хочет вызвать у неё эмоции. В прошлый раз, когда во время коннекта Оптимус вырвал её манипулятор, Ева получила удовольствие. Сумасшедшее удовольствие, которое гладило его Искру. Он зависим от её эмоций.       — Если ты так говоришь, — Ева окончательно расслабляется. Слова Оптимуса звучат убедительно. Конечно, он прав. Еве нечего стесняться. Некого бояться. Оптимус хочет её показывать другим, утверждая свой статус и над ними, он имеет право на это.       Ева замерла в нетерпении. Наверное, такие операции стоило проводить над теми, кто в стазисе, но Ева боли не боялась. Боль — это социальный конструкт. От него Ева давно отказалась.       — Молодец, — Оптимус хватает её за фейсплейт и смотрит в окуляры. — Будет больно, но ты ведь стерпишь, да? Моя Искра очень сильная.       Оптимус срывает нагрудную броню с Евы. Он замечает, как оптика Евы панически метается. Но Оптимуса не волнует это, потому он сразу срывает паховую броню, которая легко мнётся в манипуляторе.       — Эта часть была ужасна сделана, Я сожалею об этом, — Прайм опускает манипулятор на её живот, запускает пальцы в обнажённый порт.       Боль поступает в процессор одним непрерывным потоком информации: крепление были слабые, но они держали. Теперь же выдраны с корнем. Текут маленькие ручейки энергона. Процессы саморегенерации у Евы работали плохо. Конечно, она ведь ненастоящий кибертронец.       Когда вместе с холодным воздухом в порт попадает палец Прайма, Ева не сдерживает стона. Услышат — плевать. Увидят — тоже плевать. Пусть все знают, кому принадлежит Ева, а кто ей.       — Не сожалей. Мне всё нравилось… И нравится.       — Разве мог я подарить своей Искре настолько слабый металл?       Оптимус слизывает с пальцев энергон своей Искры и отходит. Сейчас его волновало другое — нагрудная броня, которую он установит себе. Конечно, серые вставки смотрелись ужасно, но он оставит кусок Евы на себе.       Процесс установки длился несколько джооров. Теперь под его стеклами можно было заметить серый отблеск, прямо возле камеры Искры. Серый, как цвет дезактива.       Ева за работой Оптимуса наблюдает с почти что щенячьим восторгом. Она впервые видит, как кибертронец устанавливает апгрейд. Наверняка, это не та вещь, которую нужно фетишизировать — по аналогии с тем, как если бы Ева возбуждалась на операцию над человеком, но… Но да. Если бы Прайм делал себе операции — зашивал разрез, к примеру — то Ева бы абсолютно точно была возбуждена.       — Очень красиво, — комментирует Ева, — спасибо, — Прайму и правда идёт носить частичку Евы внутри себя. Так и должна выражаться их любовь.       — Иногда я жалею, что не подарил тебе альтмод, — Оптимус склоняется над Евой, следя за каждой вибрацией её ЭМ-поля. Она всё так же доверяла каждому его шагу и действию. Так же боялась. — Однажды я дарую тебе корпус красивой фемки, как только ты укажешь на неё пальцем.       Ева даже не могла представить, какой хотела бы иметь настоящий кибертронский корпус. Ей было всё равно на внешние данные, кроме одного самого важного критерия: корпус должен нравиться Оптимусу. Не только эстетически, но и по функционалу. Желания и вкусы себя же Ева не учитывала. Она старается для другого.       — Ты всегда можешь изменить своё решение, — Ева наслаждается близостью, — ты же знаешь, что одно твоё слово, и я стану кем угодно.       — Ты сломлена.       Ева была теперь везде: на стене отсека Оптимуса висел её манипулятор, в углу до сих пор лежал не установленный на полку сервопривод его Искры.       — Много циклов назад ты была человеком, а теперь ты здесь. Со мной.       — Да, — Ева активно закивала, чувствуя самую настоящую радость, — я рядом с тобой. До сих пор поверить не могу. Будто сон, — порой всё происходящее действительно казалось сном. Дивной ночной мечтой, которая рассеется, когда придёт утро. Ева молилась, чтобы это было не так.       Ева чуть притушила окуляры, позволила себе на миг отключиться от реальности. Насладиться моментом, запечатлеть его в самом глубинном коде процессора.       — Спасибо за то, что тогда позволил сесть к тебе, — Ева вновь посмотрела на Прайма, — и за то, что наблюдал.       — Я так долго следовал за тобой, — огромный манипулятор бережно ложится на шлем Евы. — Наблюдал, как ты привлекаешь моё внимание, — большим пальцем мех давит на щёку, чувствуя, как хрупкий металл ломается под ним. — И за это я ненавижу тебя, моя Искра. Однажды я разберу тебя полностью и повешу на стену, изувечу и оставлю как трофей. Но ты всё равно будешь жива, ведь я нуждаюсь в тебе, Ева.       Палец ныряет в пробоину. Оптимус хватает кабели, которые идут к оптике. Сегодня он заберёт это.       — Ненавидишь? — Ева не чувствует боли от действий Прайма, а от слов — вполне. Оптимус её ненавидит? Почему?! За что?! Ева ведь так старалась, он говорил, что любит… Ева не может избавиться от ужаса, сковавшего душу, — почему ты меня ненавидишь?       Может, Ева что-то не поняла? Может, она ослышалась? Может, она сошла с ума? Оптимус не может её ненавидеть ни в каком из смыслов.       Стекающий энергон с вырванной оптики был словлен глоссой Оптимуса. Есть Еву каждый раз, когда её ЭМ-поле нестабильно — это было прекрасно.       — Потому что не могу избавиться от тебя, — манипулятор спускается к открытому порту, Прайм желает чувствовать больше слабости в её ЭМ-поле. — Не могу убить. Мне будет плохо если ты исчезнешь, и за это я ненавижу тебя.       Так вот в чём всё дело!.. Осознание того, что Оптимус и любит, и ненавидит Еву, разрывает её на куски. Неприятно. Больно. Странно.       — Тогда, может, тебе стоит найти способ избавиться от меня? Тогда ты не будешь меня ненавидеть, — Ева презирает себя за то, что смеет просить у Прайма. Но ничего с собой поделать не может.       — Я этим занимаюсь. Изучаю старые архивы, которые уцелели после десептиконского мародерства на Каоне. Лишь в одном было написано, что со мной, — Прайм грубо хватает её за подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Ты мой Дефект, Ева.       Ева не смеет больше ничего сказать: она просто принимает слова Оптимуса, как факт. Как и его действия. Как глоссу глубоко внутри себя, как пальцы в порту… Ладно, может, Ева просчиталась. Оптимус её не любит, но зависим. Зависимость — это хорошо. Зависимость — это начало крепкой любви. Ева знала об этом, поэтому не скрыла радости через ЭМ-поле.       Даже будучи в таком плачевном состоянии, Ева была рада. Он либо сломил её, либо она была такой же, как и он. Но может ли быть подобное? Оптимус не знал.       Пальцы покинули податливый порт. Оптимус трансформировал манипулятор в лезвие и вонзил по самое плечо в грудной отсек, где должна быть Искра его Евы. Но там Искры нет.       Боль так и не пришла. Ева с удивлением посмотрела на лезвие, что пронзило её. Эти раны должны были быть смертельными, и они были, но…       Крик разнёсся по помещению, а после тут же умолк. Ева кричала не от боли или от осознания собственной гибели, а от того, что Прайма рядом не было. Впрочем, как и базы, как и кибертронского корпуса. Вокруг была её квартира. Её комната. Кровать и человеческое тело на ней.       Ева откинула одеяло в сторону, засунув руки в трусы. Несколькими быстрыми движениями довела себя до оргазма. Болезненного и разочарованного.       Откинувшись на подушку, с неудовольствием осмотрелась вокруг. Сон. Это был просто сон. Всё большое и интересное приключение — сон.       Ева в раздражении саданула кулаком по кровати, а после вздрогнула, услышав звон будильника. Кажется, она встала всего лишь на пять минут раньше.       Ничего не оставалось, кроме как усилием воли поднять себя с постели и пойти заниматься делами.       … и только телефон тихо пиликнул, вновь привлекая внимание Евы. Та с опаской взяла его в руки, а после вчитывалась в сообщение, пришедшее ей. Неизвестный номер уведомлял Еву о том, что он вновь едет проездом через Джаспер.