Отблески

      Утро выдалось слишком бодрящим. Ева проснулась резко, будто ей приснилось что-то ужасное. Но ей приснился… Оптимус. И его поступок.       В комнате никого не было, по крайней мере Ева не видела. Она навострила уши, пытаясь уловить хоть какой-то звук, намекающих на нахождение инопланетного существа в спальне.       Тишина.       — Что тебе снится, Ева… — она падает на мягкую подушку и устало трёт глаза.       Да, это было странно, очень странно. Внизу тянуло, будто она действительно занялась сексом с Оптимусом, но это ведь можно было скинуть на иллюзию после сна?       Оптимус приподнимается, всматриваясь в сонное лицо Евы. Ночью мех выбрался из-под девушки, а после переместился на пол. Оптимус не хотел этого, но видел, что Еве неудобно на нём спать. Он был слишком твёрдым для неё.       Спокойный сон для людей был важен, именно поэтому Прайм уступил. Даже успел немного подружиться с Орионом.       — С добрым утром, моя Искра.       Не сон.       Ева открывает глаза, чувствуя, как всё внутри напряглось. Она переспала с Оптимусом. Здесь была Джун, пока Прайм имел её. И это не был просто мокрый сон.       — Оптимус, — Ева жмурится, пытаясь найти место, откуда шёл звук. — Чёрт, ты всё-таки тут.       — Конечно, — подтверждает Оптимус, поглаживая кота за ушком, — я здесь, на полу.       Мех приподнялся и кот немного сполз вниз. Только манипулятор остановил его падение. Для Евы это выглядело так, что Орион завис в воздухе.       — Как твой сон? Я надеялся, что он стал крепче, как я ушёл.       Значит, Оптимус решил дать ей пространство. Что ж, с его стороны это было мило. И не скажешь, что этот мех ночью решил так поиграть с ней.       Щёки Евы краснеют, как только каждая картинка того, что произошло вчера, мелькает в памяти.       — Неплохо, спасибо, — она покидает тёплую постель, чтобы найти одежду на день. — Сегодня мы сообщим на базе, что ты в порядке.       Оптимус не хочет, но Ева права. Автоботы наверняка очень переживали за пропавшего лидера. Было бы нечестно прятаться от них дальше.       — Если это твоя воля, моя Искра, — мех медленно поднялся, положив кота на кровать. Тот заворочался, потянулся, — у тебя ничего не болит? Ты хромаешь.       — Вот главный вопрос, — перебивает его Ева, пытаясь сменить тему. — им стоит объяснить, где ты был всё это время.       Орион ластится к Оптимусу, понимает, где тот находится, чувствует его.       — Предатель, — Ева хватает свои повседневные вещи и направляется в ванную.       Оптимус хмыкает, а после направляет за Евой. Не даёт захлопнуть дверь перед лицевой; наоборот, толкает Еву вперед, а после сам запирает дверь ванной.       Пространства в этом помещении ещё меньше, но так даже лучше. Приятно быть с Евой столь близко.       — Я помогу тебе.       — Что? — Ева поворачивается всем телом к двери, надеясь, что Оптимус стоит там. Она бы выглядела дурой, если бы говорила не в ту сторону, да? — Нет, Оптимус. Личные границы. Я хочу принять душ и переодеться.       Сам страх того, что Прайм может всё равно остаться здесь, а Ева его не увидит, присутствовал. Ещё вчера Оптимус извинялся, что подсмотрел, а сегодня так уверенно заявляет, что поможет ей?       — Если ты думаешь, что я не начну бунтовать — глубоко ошибаешься.       — Ева, пожалуйста, прекрати смотреть на меня, как на врага. Я правда хочу тебе помочь. Ты хромаешь. Ты нуждаешься в моей помощи, — Оптимус делает шаг вперед, касаясь тыльной стороной ладони щеки Евы, — не отталкивай меня. Я честен с тобой.       Прайм задумчиво осматривается вокруг, будто ищет в простых бытовых предметах ответы на сакральные вопросы.       — Это нарушение личного пространства. Знаешь, при отношениях каждый партнёр уступает своему и имеет уважение к его желаниям, — парирует Ева. — Я хромаю, потому что ты оставил мне синяк на бедре, Оптимус.       Девушка делает несколько шагов назад, откладывает вещи. Монолог, который она вывалила на Оптимуса, подействует?       — Я хочу помочь, Ева, — Прайм остаётся непреклонен, — пожалуйста, — звучит умоляюще, — это просто помощь. Я не прикоснусь к тебе так, как этого не захочешь ты. Клянусь своей Искрой.       Антенки на аудиосенсорах Прайма едва поникли. Ему было искренне больно получать такое отношение от Евы к себе.       О, то, что Оптимус не сделает то, что ей не понравится, Ева уверена. Даже если он начнет её касаться, то тело среагирует, вопреки мозгу.       — Ладно, — она выдыхает и машет головой. — Не переходи рамки.       — Только так и будет, — Оптимус аккуратно забирает одежду из рук Евы, а после тянется к той, что всё ещё на ней, но тут же замирает, — можно я тебя сам раздену? Пожалуйста.       Для кибертронцев снятие брони — это невероятно интимный процесс. Возможно, даже более интимный, чем у людей. Именно поэтому Прайм хочет быть удостоен чести стянуть с прекрасных ног Евы нижнее бельё, а сверху — футболку.       — Я, — Ева растерянно смотрит в пол. Побыть в роли принцессы мечтал каждый, в особенности она. — Хорошо, но без домогательств.       Найти Оптимуса тяжело, даже гул систем его не сдают. Кажется, будто мех пытается постоянно скрыть своё нахождение здесь, быть неожиданностью для Евы.       — Конечно, — Прайм шагает ближе, подходя вплотную к Еве. Наклоняется, шепчет в самое ухо, — спасибо, моя Искра.       Оптимус тянет футболку вверх, заставляя Еву поднять руки. Взгляд меха неотрывно следит за вздымающееся грудью Евы, за острыми горошинами сосков… Прайм усилием воли заставляет себя перестать смотреть. Откладывает футболку в сторону, берется за резинку трусов. Тянет вниз. Медленно, и сам до конца не понимает, почему эта сцена кажется ему столь волнующей.       Оптимус самостоятельно приподнимает Еву, и маленькая ткань соскальзывает окончательно на пол.       Это было интимно. Ева не понимает? как для меха, но для неё — да. Тот, кто ещё вчера оставил на её бедре синяк, сейчас бережно снимал с неё одежду. Оказываться полностью оголённой при свете было неловко, в какой-то степени даже некомфортно, но это всего лишь Оптимус, правда? Они ведь спали.       Ева хватается за него покрепче, когда перестаёт чувствовать под ногами опору, и последняя ткань слетает с её бедер.       — Нужно включить душ.       Было бы неплохо разбавить эту неловкость разговором, единственным, что спасает в этой ситуации.       Оптимус медленно поставил Еву и на пол и убедившись, что та крепко стоит на ногах, пошёл к душу. Медленно стал регулировать воду, с неудовлетворением отмечая, что кран сломан и она изменялась неравномерно. Это могло быть опасно для его Искры: Ева могла обжечься или застудиться.       — Я сделал оптимальную для тебя температуру, — Прайм приподнял лейку, задумчиво наблюдая за тем, как стекает вода, — не против, если я тебя помою?       Помыть Еву очень хотелось. Его маленькой тайной фантазией было именно это — ухаживать за Евой в самый простых человеческих делах. Было в этом что-то невероятно интимное.       — Оптимус, я в силах принять душ сама. Лучше отвернись.       Как минимум потому что под пристальным взглядом намыливать себя было неловко.       Ева хватается за манипулятор, который обнимал её за талию и ступает внутрь ванны. Мех действительно хорошо урегулировал температуру.       — Я могу сделать тебе массаж, — Оптимус не оставляет попыток достучаться до своей Искры. Та всегда была упряма, когда дело касалось личного пространства. Но что же она будет делать, когда им придётся буквально поделить искру на двоих? Еве лучше уже сейчас привыкнуть к тому, что у неё больше нет ничего личного. Как, впрочем, и у Прайма. У них всё общее, — ты напряжена. И ты самостоятельно не дотянешься до спины в любом случае.       Прайм сознательно игнорирует половину аргументов Евы. Её легко можно переубедить, а если не переубедить, то прогнуть мягкой силой. Ева всегда была немного предсказуема. До очарования. И её сопротивление — тоже. Оптимус представлял это игрой, в которой заранее ясно, кто победит, но играть в неё от этого не становилось скучнее. Наоборот, мех получал невероятное удовольствие от процесса.       — Ева, я уже видел тебя обнажённой. И не только видел. Стесняться поздно, ты так не думаешь? — но красные щёки Евы видеть было прекрасно. Та была так мила, когда смущалась. От этого хотелось продолжать всё дальше и дальше, до бесконечности. — Или ты смущена из-за того, что не видела меня?.. Уверяю тебя, моя Искра, после прекращения действия артефакта, ты сможешь смотреть на меня столько, сколько захочешь. И прикасаться.       — Оптимус, насколько бы мы не понимали друг-друга — мы две разные расы, которые разные до… До строения ДНК!       Конечно, ничего не было в том, чтобы позволить Оптимусу без этих споров помыть её, но отстаивать свои границы, как и любой другой человек, Ева хотела.       — Если ты решаешь провозгласить меня своим партнёром, то, будь добр, уважай и мои обычаи, а не только свои, — в промежутке их разговора Ева сама моется; намыливает гелем своё тело, наносит на голову шампунь и маски. — Если ты и дальше будешь чтить только свои традиции — это грубость по отношению ко мне. А ведь Оптимус Прайм не будет грубым со своей Искрой?       — Никогда, — Оптимус звучит решительно, — я просто хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Хочу одаривать удовольствием в каждый момент нашего личного пребывания вместе. Идёт война, и я боюсь, что наше совместное будущее может оказаться лишь моей несбыточной мечтой. Если мне придётся дезактивироваться, то я хочу уйти, зная, что провёл с тобой всё то время, что мог.       Прайм наблюдает за движениями рук Евы и под паховой бронёй становится горячо. Один Праймус знает, как ему сейчас тяжело сдерживаться себя. Ему ведь ничего не стоит прижать Еву к стенке, и…       — Могу я тебя хотя бы вытереть и одеть?       Тот факт, что мечты Оптимуса могут не сбыться, ни капли не огорчают. Он, как добрый и сильный персонаж, должен стремиться к уничтожению зла, а не к тому, под каким предлогом коснуться Евы. Нет, Ева может сказать чётко, что он мягкий, когда касается, а ещё знает, что делать. Да, о таком партнёре любая мечтает.       Но не Ева.       — Мы итак проводим время в патруле и сейчас, — Ева смывает с себя пену. — Хорошо.       — Этого мало, Ева. Я хочу, чтобы ты жила со мной. Засыпала вместе со мной, просыпалась. Была рядом всегда, — Прайм следит за тем, как Ева полностью смывает с себя мыло, а после подходит ближе. Накидывает полотенце, медленно ведя манипуляторами по телу.       Ева была такой… Красивой. Такой интересной. И вода рисовала на ней причудливые узоры. Было даже жаль их вытирать.       — Люблю тебя, — мех проронил признание тихо, но точно так, чтобы Ева услышала.       Признание, которое срывается с дерм Оптимуса, сбивает Еву с привычной позиции нейтральности. Теперь это заходит далеко, намного дальше, чем Ева могла контролировать.       — Хорошо, — Ева опирается на плечевые сегменты Оптимуса, когда тот начинает убирать влагу с её тела.       Утреннее желание сходить по маленькому, особенно после воды, начало проявляться активнее. Прайм настолько ошарашил Еву своими желаниями, что девушка даже пописать в душе не могла; а теперь хотелось ещё сильнее, особенно когда манипуляторы нажимали на живот.       — Оптимус, оставишь меня на секунду?       — Оставить? Зачем? — Прайм искренне удивился. Он не прикасался к Еве больше положенного, как и обещал. Просто вытер. — Я сделал что-то не так?       Прайм несколько долгих секунд вглядывался в лицо Евы, а после опустил взгляд ниже, на живот. Положил на него манипулятор, чувствуя, насколько он напряжён. Так вот в чём было дело. В обычной нужде, человеческой физиологии.       — Иногда я забываю, что вам, людям, нужно делать то, чего не надо кибертронцам. Ты можешь сходить в туалет, Ева. Меня это не смутит.       — Правда? — Ева поднимает взгляд, предполагая, где может быть фейсплейт Оптимуса. — Спасибо! Меня же так волнует то, что тебя это смущает.       Ева сводит бёдра вместе, стараясь сдержаться и не опозориться. Описаться можно в любом возрасте, но Ева не хочет это делать при Прайме.       Проблемой Евы был Оптимус который решил, что она ни капли не смущает его.       — Мочеиспускание это крайне извращённый фетиш. Оптимус, это процесс нашего организма, который не требует постороннего наблюдения. Я из-за тебя не могу расслабиться и пописать.       Так вот в чём было дело. Ева продолжала так сильно смущаться и зажиматься, что это отразилось на работе её тела. Буквально. Но это было попросту глупо и опасно: люди должны регулярно ходить в туалет. Такой была их физиология и идти против неё из-за глупых страхов было бы, как ни странно, глупостью.       Оптимус воспользовался тем, что Ева его не видит, а после сделал то, что хотел сделать давно: прижал к стене ванной. Это было легче: сопротивление Евы мех даже не чувствовал.       — Не стесняйся, Ева, — свободным манипулятором мех взял Еву за бедро, заставляя ту раздвинуть ноги, — здесь только ты и я. Я вытру тебя опять, если ты испачкаешься.       — Нет-нет!       Ева чувствует, как краснеют её щеки от столь позорного предложения Оптимуса. Как тот, понимая, насколько люди предпочитают одиночество в таких аспектах, сам начинает провоцировать её?       Разведённые бёдра усиливали желание расслабиться, потому совсем скоро тонкая струя начала скатываться по внутренней стороне бедра.       — Оптимус, просто пропусти меня к туалету!       — Расслабься, Ева. Ты напряжена, — вновь вторит Прайм, завороженно наблюдая за процессом мочеиспускания Евы. Всё это прекрасно. Эта поза, красное лицо Евы, чуть резковатый запах, — не сдерживает себя.       Оптимус тянет манипулятор к вульве и надавливает на отверстие уретры.       Резкое нажатие на столь чувствительное к внешним воздействиям отверстие Ева не выдержала. Она постыдно свалилась на Оптимуса, пока по его манипулятору стекала моча.       — Ты грёбанный извращенец, — она бьёт его по стеклу и пытается свести бёдра вместе ещё раз.       — Успокойся, — Оптимус чувствует, как горячая жидкость течёт по его манипулятору, забивается в стыки, пачкает его, — всё хорошо, Ева. Ничего страшного не случилось.       Оптимус оставляет аккуратный поцелуй на плече Евы, сдерживая себя от желания укусить её. Оставить свою метку на ней.       — Отпусти меня, мне снова нужно помыться, — Ева пытается оттолкнуть меха от себя, игнорируя то, что только что произошло.       Если воспринимать всё спокойно, то не будет таких поедающих душу эмоций. Но как с Оптимусом быть спокойной, если этот с виду милый и добрый мех на самом деле такой… извращенец?       Оптимус не реагирует на попытки Евы отстраниться. Наоборот, хватает её за руки.       — Я почищу тебя, — решительно звучит мех и тут же приподнимает бедро Евы, опускаясь между ног Евы. Ей наверняка не очень удобно стоять, но она всё ещё может сесть на его фейсплейт.       И сядет.       Опора, что исчезла из-под рук, Еву не пугает; наоборот, даже на короткое время радует девушку, ведь вдруг Оптимус отошёл от неё, чтобы взять шланг?       Но, нет. Ева напрягается, как только чувствует лёгкий ветер между своих разведённых бёдер. Оптимус наклонился как можно ниже.       — Нет, уйди оттуда, Оптимус, — она пытается ухватиться за какую-то опору снова и находит антенны Прайма. — Я хочу ещё писать, просто отойди и пусти к туалету.       — Я тебе не помешаю этим заниматься, — Оптимус позволяет Еве встать устойчивее, а после проводит глоссой по влажным складкам. Задевает нежную уретру, надавливает. Не может не улыбнуться, — давай, Ева. Я не позволю тебе больше испачкаться.       Рэтчет, конечно, будет недоволен, когда будет прочищать его внутренности от мочи, но… Оно того стоило.       Оптимус ещё более распутный чем Ева, это уже было понятно после того, что он сотворил при Джун; но чтобы позволить себе помочиться на фейсплейт?       — Ты заржавеешь, — Ева дрожит под его глоссой. — Оптимус, прекрати, это даже по человеческим меркам глупо.       — Не заржавею. Мочевая кислота слишком слабая, чтобы серьёзно навредить мне, — успокаивает мех Еву, продолжая её дразнить. — Давай, Ева. Пожалуйста.       Оптимусу нравится чувствовать на своём фейсплейте тяжесть человеческого тела. Ещё больше нравится ощущать жар, запах и влажность. Ева такая… Такая вкусная.       Если Оптимус так хочет этого, то Ева, действуя на эмоциях, даст ему желаемое. Девушка тянет его за антенны ближе к себе, закидывает бедро на плечо Прайма, надеясь не напороться на острую часть его брони.       — Не смей потом идти к Рэтчету. Он сожрёт меня своими поучительными нотациями о том, что с Праймом нужно быть почтительнее.       Она потакала желаниям меха. Как бы изначально не боролась за свои желания по итогу всё равно делала то, что тот хотел от неё. И если бы он при этом причинял ей боль — ненавидеть его было проще.       — Ты меня почитаешь, — возражает мех, а после приоткрывает дермы. Струя мочи попадает в энергоприёмник, и Прайм тут же получает несколько предупреждений об неопознанной органической жидкости в баках. Они приспособлены для энергона, но не для чего-то другого.       Плевать. На всё плевать, и Оптимус впервые за весь актив думает именно так. Это, может, и недостойные мысли для Прайма, но он заслужил это.       Оптимус наслаждается каждым кликом происходящего. Хочет растянуть этот момент на бесконечность, а, может, и дальше.       Глупости. Ева никогда не почитала Прайма, как делают его соратники. Она просто понимала реалии этой вселенной: без Оптимуса Землю захватят, а что будет с людьми — неизвестно. Оптимус единственный мостик, который ведёт к спокойной жизни. И это для всей планеты, не учитывая Еву. Для неё Оптимус в какой-то мере наказание, которое сводит и возбуждает её до потери ума.       Облегчение наступает быстро, как только мочевой пузырь становится пустым. Всё, что Ева могла выжать из себя, было буквально на Оптимусе, и тот с радостью принял это.       — Ты извращенец, знал это?       — Я не извращенец, — это звучит странно, особенно в тот момент, когда фейсплейт Оптимуса покрыт мочой. — Почему я должен стыдиться своего Бондмейта? Его физиологии? Извращение — это испытывать стыд за тех, кого любишь.       Прайм возвращается к лону Евы, продолжая ласкать её. На этот раз мех стремиться не только почистить её, но и довести до оргазма. Ведь нет смысла останавливаться на половине пути?       Будь проклят Оптимус с его правдивыми словами, которыми тот парирует каждое высказывание Евы.       И будь проклят его энергоприемник, который сразу примкнул к её вульве, выполняя обещанное: помыть Еву после мочеиспускания.       Но разве Оптимус не обещал не трогать её? Просто помочь помыться, а потом одеться. И если Ева поднимет этот вопрос, то тот ответит, что действительно помогает ей. Мысли улетучиваются куда-то на задний план, когда голосса задевает клитор. Ева молится, чтобы не позорно кончила ему на фейсплейт лишь от жалкого отлиза.       Оптимус хочет только одного — почувствовать дрожь Евы на себе, пока она будет кончать. И он этого добьётся. Тело Евы для него было изучено настолько, что даже сама Ева едва ли знала, как удовлетворить себя лучше, чем он. Это нормально. Нормально и хорошо, когда твой Бондмейт знает тебя лучше, чем ты.       Прайм вновь проникает пальцами в лоно, которое также, как и ночью, послушно его принимает. Еву легко довести до оргазма и без этого, но мех хочет касаться её всем, чем только может. Удивительно, но он до сих пор не использовал штекеры…       — Люблю тебя, — вновь и вновь вторит Прайм, когда доводит Еву до оргазма, — очень сильно. Никогда не оставляй меня. Не смей отталкивать меня. Люби меня в ответ.       Пальцы в совокупности с глоссой у чувствительного пучка нервов доводят Еву намного быстрее, чем та ожидала этого от самой себя. Девушка сжимала шлем Оптимуса, когда его пальцы проникали всё глубже; старалась глушить мычания, которые могли услышать другие жильцы этого дома.       Бёдра сами по себе насаживались на фейсплейт Оптимуса, когда оргазм настигал. Ева сама грубо толкалась на пальцы и язык меха, лишь чтобы побыстрее кончить.       Смазка обильно стекает по манипулятору Оптимуса. Ева сгибается над Праймом и пытается отдышаться, игнорируя столь маниакальное желание меха получить от Евы что-то в ответ.       Оптимус медленно поднимается, придерживая Еву за локоть. Следит за тем, чтобы она не скатилась на ослабевших ногах прямиков в ванную и не ударилась головой.       — Всё хорошо? — голос Оптимуса наполняется теплом. Коннектор давит на паховый щиток, но мех раз за разом запрещает ему выпуститься. — Прости, если надавил. И тебе нужно помыться ещё раз.       Сам Прайм умываться не планирует. Жидкости Евы совсем скоро засохнут на нём и это будет прекрасное чувство, сводящее сенсоры с ума.       Ева, хоть и слабо, но пытается оттолкнуть Оптимуса от себя. От пережитого оргазма коленки до сих пор дрожали. И как Прайм вообще мог это сделать?       — Я дальше сама, — она устало опирается на ванную, пытается подняться на ноги, но по огромному закону подлости поскальзывается и падает на Оптимуса. Нельзя было сказать, что посадка была мягкой, но что-то, что было не похоже ни на честплейт, ни на фейсплейт, удержало её от встречи с кафелем.       Машинально Ева начала шариться руками по тому, на что упала — какие-то выпирающие участки брони, но у Оптимуса они повсюду, да? Гладкий металл сверху, потому она спускается ниже, пока не натыкается на провода и соединители бедренной части сервоприводов. Она была между ног Оптимуса и ударилась головой об его паховую броню.       Оптимус правда пытался держаться. Из последних сил не позволял себе активировать интерфейс-протоколы на полную, но теперь ничего сделать не смог. Не успел. Не захотел. Паховый щиток ушёл в пазы, выпуская коннектор. Тот оказался аккурат перед лицом Евы, но та, конечно, этого не видела.       — Пожалуйста, моя Искра, — Прайм давит Еве на голову ладонью, когда та пытается подняться, — помоги мне. Пожалуйста.       Манипулятор давит, направляет её лицо в нужном направлении, и Ева понимает главное: Оптимус сильно возбуждён, но всё это время скрывал это. Можно ли считать это милой стороной? Даже если сквозь постыдное действие, он сделал ей приятно.       И за эти сутки Ева поняла главное: как бы она не старалась, то всё равно сделает так, как хочет этот мех.       Рот раскрывается у верхушки коннектора. Ева видит, как что-то невидимое расширяет её рот ещё больше, упирается во внутреннюю сторону щеки.       Оптимус Прайм готов дезактивироваться. Ощущение горячего рта Евы вокруг коннектора и этой прекрасной человеческой глоссы… За что ему это? Неужели Праймус действительно решил наградить Оптимуса? И это после разорения Кибертрона? Долгой войны? Разве он это заслужил?       — Пожалуйста, Ева, умоляю тебя, — Прайм не хочет рвать Еве рот, но и контролировать себя с каждым кликом становится всё сложнее. Пытка. Вот что это. Наказание. Самое сладкое и страшное из всех.       Больше заглотить человеку, который до этого ни разу не делал минет, очень тяжело. При первом проникновении Ева закашлялась.       То, что Оптимус под ней пытается функционировать адекватно и держать процессор в сознании, лишь подливало масло в огонь. Ева усерднее начала насаживаться ртом на коннектор, спазмами сжимать его верхушку в глотке и выталкивать языком рефлекторно.       — Не могу… тяжело, Оптимус.       Оптимус послушно отстранился, давая Еве вдохнуть. Его Искра так старалась, так пыталась ему угодить… Но исключительно из-за физиологии — не могла. Или могла? Тело человека удивительно, а Ева удивительнее вдвойне.       — Прости, я не буду так глубоко, — и толкнулся обратно в глубину горячего рта. Ева была слишком красива в таком положении.       Но как бы Оптимус не извинялся, как бы не был аккуратен, контролировать себя в удовольствии ему было трудно, Ева это слышала, а так же замечала: когда не она глотала коннектор глубже, тот сам вбивался в глотку.       Она правда старается взять глубже, расслабляет горло для Оптимуса, двигается для разнообразия.       — Ты как этого монстра посмел в меня запихнуть? — она возмущённо посмотрела на меха, отстраняясь.       Оптимус не ответил: перезагрузка его оглушила, и он пережил все усилия для того, чтобы не упасть в стазис прямиком на Еву. Это было бы очень опасно для неё. Мех активировал оптику только тогда, когда услышал звук кашля. Ева, кажется, подавилась его трансфлюидом.       Интересно, он был видим для неё?       — Прости меня, — Прайм аккуратно похлопал по спине Евы, чётко рассчитывая силу, — и спасибо, моя Искра.       Что-то вязкое, но невидимое стекало по губам Евы.       — Что это? — Ева хватается за полотенце, усердными попытками стараясь избавиться от того, что она не видит.       — Трансфлюид, — Оптимус завороженно наблюдает, как синеватые капельки спадают с губ Евы, пачкая той живот и бёдра. Немного жидкости попало даже на лицо, — ты не видишь?       Ева не видела. Ева действительно не видела, и это было… Прекрасно. Потому что никто другой тоже не увидит.       Мех взял полотенце, а после аккуратно стёр подтёки с тела Евы. Не все. Немного осталось на щеке близ губ. Стереть это до конца манипулятор не поднялся.       Такое внимание со стороны меха вводило в обман. Где-то глубоко в голове Ева понимала, насколько Оптимус сейчас странный по отношению к ней, зависимый, но как только эти мысли прилетают в голову, Прайм делает такие… милые вещи.       Ева слишком не умеет держать одну позицию и поддаётся каждый раз на обман Оптимуса.       — Нужно идти. Если Джек поедет без нас, будет трудно добраться до базы.       — Да, конечно, — мех отходит к двери, а после, наконец, и вовсе выходит из ванной, давая Еве личное пространство, чтобы она по-настоящему смогла выполнить все свои утренние дела. По внутреннему хронометру внутри они пробыли тридцать шесть бриймов… Как мало. Прайм готов ублажать Еву ворны и эоны напролёт.       Оптимус ждёт Еву, раз за разом прокручивая в процессоре недавние воспоминания. Ева была создана для него. В этом он убедился точно.       Подбирать себе одежду под настроение Ева не умела. Бывало такое, что она могла угадать, но в основном выбирала что-то комфортное по погоде.       Футболка и джинсы — это в основном не то, что Оптимус мог идеализировать, но после сцены в ванной Ева не была уверена уже во всём.       Оптимус, чёрт его дери, может всё.       — Джек должен скоро прийти.       Джек всегда стучал в её комнату в определённое время, предупреждал, что им пора ехать на базу, обнимал Джун на прощание, и они ехали к своим инопланетным друзьям.       — Хорошо, — легко согласился Прайм. Взгляд его был обращён на Еву и только на неё. На его прекрасную Искру, на его Бондмейта, на его любовь… Эти мысли Оптимус всегда крутил на фоне в процессоре. Даже во время боя. Особенно сильными они становились теперь, когда Ева была рядом и была его, — эта одежда очень идёт тебе, Ева.       Конечно, Прайм больше любил те дни, когда Ева приходила на базу в юбке или платье. Тогда механизмы внутри меха работали громче каждый раз, когда случайный порыв ветра приподнимал лёгкую ткань. Или не случайный…       Но ведь иногда бывает такое, что хочется выглядеть не так, как обычно, да? Ева такие времена любила.       Вот и сегодня, когда возле неё был мех, который мог поднять самооценку — попользоваться этим не грех.       — Благодарю, но я ещё думаю о том, что выбрать на сегодня.       Ева смотрит в окно, оценивая погоду. В джинсах и футболке она определённо умрёт от жара; остаётся взять лёгкое платье бабушкиной расцветки и надеяться, что это не спровоцирует меха на очередную глупость.       Переодеваться при Оптимусе было уже не так неловко, особенно после вчерашней ночи.       — Мне идёт? — Ева бросает взгляд за спину, надеясь, что Оптимус где-то там.       Шло ли Еве?.. Еве шло всё. Она была бы красивой даже полностью в грязи. А сейчас, когда она всё же надела на себя это чудесное лёгкое платье… И Ева будет идти так. Она сядет на Арси в таком виде. Прайм силой заставил себя не ревновать Еву к Арси. Это было глупо: никто из команды не проявлял романтических чувств к белковым, особенно к Еве.       — Ты идеальна, — честно признался мех, подходя ближе. Поправил платье, хотя оно и без того хорошо сидело, — меня увлекает человеческая одежда. Такое разнообразие.       — Получше одинаковой брони будет, правда?       Голос Евы редко был полон искренней гордости за себя, но когда многовековое существо делает комплименты, Ева не может не радоваться.       — Броня очень важная для кибертронца, Ева. Она тоже отражает многое: от культуры родного города до альт-мода, — Оптимус тихо посмеялся над замечанием Евы, — но платьев на Кибертроне нет. Упущение.       Впрочем, многие аспекты человеческой культуры перейдут на Кибертрон. Особенно тогда, когда Ева станет Бондмейтом Прайма.       — Вам и незачем, — она пожимает плечами, пока идёт к двери.       Как груда металла может надеть на себя платье? Только если чехол для машин.       — Ева, — в дверях тут же появился Джек, приветствуя её. — Ты с кем-то разговаривала?       — Что? Нет.       А точнее да, Джеку стоило сообщить, что Оптимус жив и сейчас стоит в её комнате.       — Вчера ты с кем-то была? Было громко. Очень.       Ева замирает на месте от вопроса парня, но быстро находит ответ.       — Кошмар приснился, идём.       — Я — твой кошмар? — в Искре отдаёт болью. Конечно, Ева просто придумала отговорку, но отчего-то всё равно больно думать об этом. — Но вчера ты правда была громкой, — Прайм шептал Еве прямиком на ухо. Это было опасно. Совсем рядом шёл Джек, но… — пожалуйста, перед тем как садиться на Арси, поправь платье, Ева. Ты можешь испачкать сидушку альтформы.       Оптимус обогнал Еву и Джека на широком участке коридора, направляясь к гаражу первым. Дверь уже была открыта, как, впрочем, и сам гараж.       Ева возмущённо сводит брови от такого заявления.       — У меня будет новость насчёт одного засранца, — она подкладывает подол юбки под себя, чтобы ткань не задиралась.       — Десептиконы снова активизировались? — слышится механичный голос Арси.       Ева обхватывает руками торс Джека глубоко, надеясь, что Оптимус уже давно уехал вперёд.       — Нет, но эта новость важная.       Мотор Прайма рычит от ревности. Он понимает, что его Искра всего лишь соблюдает технику безопасности, обнимая Джека, но. Но это не должно быть так. Ева не должна обнимать кого-то кроме Оптимуса, прижимаясь голой кожей к чужой.       Прайм не собирался выдавать себя так рано. Ева, конечно, могла сейчас всё рассказать, но это не имело смысла. Не тогда, когда Еве никто не поверит.       Своё плачевное состояние Ева понимала: если она сообщит прямо сейчас, что один сине-красный тягач всё это время был рядом и просто затаился, то никто не поверит.       Теперь Ева начинала волноваться. Всю дорогу от их дома к базе крутились разные мысли: почему тогда Оптимус не сказал сразу? Почему он всё это время не был на базе? Почему Ева не сообщила сразу?       Потому что Ева либо сидела на коннекторе Оптимуса, либо глотала его.       На базе ничего не изменилось. Автоботы активно работали всю ночь напролёт над пропажей лидера. Особенно это было видно по ЭМ-полю медика. Тот, кажется, вообще не отходил от мониторов.       Оптимус испытывал стыд перед старым другом, но лишь отчасти. Если бы случилось нечто срочное, например, десептиконы, то он бы тут же всё рассказал. Но их же не было.       Уже на самой базе Ева нервно грызла кожицу пальца. Ну вот как ей сообщить, что Оптимус актив и всё в порядке? Ей стоило придумать, как это сделать, а лучшим выходом было — посоветоваться с Оптимусом.       Под странный взгляд Рафа Ева махнула рукой, мол, «иди за мной», и последовала в коридор с отсеками.       Оптимус склонил шлем набок. Ева звала его за собой? Как интригующе. Правда ей не стоило делать такие жесты: остальные могли увидеть и обеспокоиться её психическим здоровьем.       Мех медленно пошёл за Евой, нагоняя его у самого конца длинного коридора. В массово-смещённой форме база действительно казалась Оптимусу большой.       — О чём ты хотела поговорить, моя Искра? Или ты вновь хотела уединиться?       На щёки Евы прополз румянец. И кто мог подозревать, что столь честный и добрый лидер автоботов так много хочет трахаться?       — Нет, Оптимус, нам нужно придумать, как сообщить остальным, что ты здесь и в порядке, — она потёпла переносицу, вспоминая все варианты, которые крутились последний час в голове. — Будут вопросы, почему ты не сказал сразу, почему ты ночевал у меня дома, почему я не сказала сразу…       — Я не хочу сейчас об этом говорить команде, но обязательно сделаю это сам до конца дня, — Оптимус кругами ходил вокруг Евы, наслаждаясь её попытками понять, где он, — я оправдаюсь. Скажу, что не сразу осознал себя, переместился в другой мир… Много оправданий можно придумать.       Прайм лгать не любил. Политика автоботов если и строилась на чём-то похожим, то только лишь на недомолвках.       Точно. По сути это заварил Оптимус, и если он сам выкрутится, Еве было бы выгодно. И почему она сразу подумала о том, что сообщить должна она?       Наверное, потому что Оптимус провёл с ней время и в какой-то степени они теперь связаны. Прайм их считает чем-то более глубоким, для Евы же это было… пустотой, в которую она полудобровольно вступает.       — Хорошо, — она гуляет взглядом перед собой, надеясь найти меха по голосу.       Оптимус довольно заурчал мотором. Хорошо, когда Ева с ним соглашается. Это правильно. Это так, как должно быть. И почему раньше она этого не делала?..       Опустив ладони на нежные плечи Евы, мех прижал её к себе, обнимая. Задумчиво смотрела вокруг, в серые стены базы. Это было недостойно Евы. Будь они на Кибертроне, то лучшие архитектурные произведения принадлежали одной лишь Еве, но здесь — здесь нечего было дарить.       — Не беспокойся, Ева. Если возникнут ещё вопросы, то я их решу.       Впервые Ева могла обнять Оптимуса и сомкнуть руки на нём, а, точнее, на его талии. Ева вообще за всё время впервые его обнимает, хоть и выглядит со стороны, как сумасшедшая.       Как давно она не слышала простого «я решу проблемы»? Возможно, Оптимус всегда ей говорил это, но то, в какой ситуации оказалась Ева, не для Прайма и других здесь.       — Нам нужно возвращаться.       Уходить не хотелось. Хотелось стоять так пару тысяч ворнов, прижимая Еву к себе и чувствуя её объятья. Ева была такой… Такой. Для неё в целом мире не было определения, которое могло бы описать её всю. Оптимус об этом не жалел. Не жалел, потому что мог часами подбирать слова, чтобы возносить свою Искру над целым миром.       — Конечно, Ева. Тебя могут потерять, — мех оставил невесомый поцелуй на макушке Евы, ожидая, когда она первой разорвёт объятья. Сам он это делать не хотел и не станет.       Ева кивает и следует к обычному месту, где всегда сидит. Вокруг неё кипела привычная жизнь базы, но все вокруг были заняты одним вопросом: где Оптимус Прайм?       Хотелось сказать, что она знает, где он, что Прайм где-то здесь, невидимый… Прячется? Взял отпуск? Молчит, потому что хотел трахнуть её и сделал это?       Орион вылез из рюкзака быстрее, чем Ева полностью открыла его. Кот зашипел, когда увидел нечто огромное вокруг: так он реагировал каждый раз. Ева покачала головой: она и не уследила, как этот комок шерсти запрыгнул к ней. Теперь было понятно, почему рюкзак казался таким тяжёлым.       Оптимус стоял на платформе, вдалеке от дивана. Вслушивался в разговор команды. Было приятно, что они так за него беспокоятся.       Ещё одним примечательной вещью было то, что Орион видел его. Это было интригующе. Котёнок изредка подбегал к нему, кружил, тёрся о сервоприводы.       Ева краем глаза наблюдала за этим действием. Кажется, никто ещё не заподозрил ничего, ведь все коты — странные, а для Евы — это маячок, который показывает, где стоит Оптимус.       Бамблби что-то просигналил команде и все развернулись к нему.       — Он говорит, что снова чувствует Оптимуса, — Рэтчет смотрит на своего товарища, привычным делом переводя его слова. — Всю ночь его датчики молчали. Ева, ты ничего не чувствовала?       А вот и оно. То, чего так боялась Ева. Рэтчет слишком много замечает и много знает, потому задаёт вопросы.       -Нет. Его так и не нашли? Хоть что-то. Может, артефакт?       — Нет, он исчез вместе с Оптимусом.       Оптимус позволил себе лёгкую улыбку. Артефакт давно лежал в его подпространстве, скрытый от внешнего мира. Было бы плохо, если бы реликвия потерялась.       От взгляда на Еву Оптимуса опять едва ли не закоротило. Та была прекрасна в платье, облокотившись на перила. Такая простая и расслабленная поза. Такая возбуждающая. Такая…       Призывающая.       Оптимус шагнул в сторону Евы, останавливаясь прямиком за ней. На самой грани касания: Ева не могла его почувствовать, но ощущать близость — вполне.       Орион теперь крутился у её ног. Сначала Ева посчитала это милым жестом, пока не ощутила позади себя присутствие. Оптимус вошёл в её личное пространство, но возмутиться и сказать что-то против она не могла.       — За эти джооры я так ничего и не нашёл, — Рэтчет выглядел уставшим. — Только Оптимус мог расшифровать данные, а мы даже и капли информации не знаем о том, какой артефакт мы получили.       Еве было жаль меха. Рэтчет, не смотря на неприятную натуру, всё-таки был хорошим ботом, который ради Оптимуса делает всю грязную работу и уважает его при этом.       Оптимус больше не слушал разговор: всё его внимание было привлечено к Еве. К плечам, к запаху, к теплу. Она была так близко. Должен ли он?.. Остальные заметят. Обязательно заметят странное поведение Евы. Это выставит её не в самом лучшем свете, но…       Мех огляделся. На Еву никто не смотрел. По крайней мере пока что.       Оптимус опустил манипулятор, едва задирая подол платья. Шагнул вперёд, прижимая Еву к перилам.       От неожиданного столкновения с перлами Ева вцепилась в них, издав неопределённый звук. Арси на неё обратила внимание сразу; но их отношения не были настолько хороши, чтобы фемма спрашивала у неё, все ли в порядке, а просто просканировала оптикой и отвернулась.       Балкхед и Би отправились на патрулирование. Насколько б не было плохо отсутствие Оптимуса на базе — работу выполнять было нужно.       Ева опустила руку туда, где предположительно должен быть манипулятор, и смахнула его рукой. Нельзя привлекать к себе внимание.       Прайм послушно убрал ладонь, но лишь для того, чтобы удобнее пристроиться за Евой. Нужно было встать так, чтобы никто не обратил внимание на задранный подол платья. Всё остальное, конечно, уже зависело от Евы. Если она начнёт стонать, то к ней появятся вопросы.       — Тише, — голос Прайма был больше похож на шелест ветра в кронах деревья. Слов было не разобрать, если не прислушаться специально.       Пока что смущать Еву сильно не хотелось, поэтому мех встал на колени, свободно проводя манипулятором по ткани трусов, не задевая платья. Штекеры выскользнули из разъемов, фиксируя Ева на месте. Пусть его Искра и дальше стоит.       Он собирается… что?       — Вы пробовали найти этот артефакт… по форме? — задаёт вопрос Мико, которая сидела на одной из возвышенностей: туда её посадил Балк с желанием пошутить над напарником. — Жаль, что меня там не было! Я бы сфоткала!       Девушка достаёт свой розовый телефон и направляет камеру на Еву, щёлкнув несколько раз.       — Вау! Ева, с тобой всё в порядке? Ты такая напряжённая и красная!       — Просто… волнуюсь за Оптимуса и злюсь из-за нашей беспомощности, — выдавливает та.       Оптимус думает о том, что обязательно попросит у Мико скинуть эти фото. Как, впрочем, и изымет видео с камер наблюдения. Да, Прайм будет очень долго рассматривать каждый кадр. Как и любой другой, когда он и Ева вместе.       Мех немного приспускает трусы с Евы. Не так, чтобы это стало видно всем вокруг, но ровно так, чтобы любое лишнее движение Евы обнажило этот факт. И не только его.       Холод, который повеял между ног, заставил свести коленки. Мёрзнуть она тут не собиралась, но чёртовы штекеры, которые не позволяли полностью контролировать себя, не позволили это сделать.       Оптимус проводит кончиками пальцев по лобку Еве, вульве, отверстию лона. Не вводит даже на один сегмент: просто пробует. Всё же если Ева сейчас очень чувствительна и раскроется сразу, то будет очень неловко. Ей. Ни удовольствия, ни разрядки.       Штекеры надавливают, заставляя Еву расставить ноги почти что на ширине плеч. Оптимус хочет, чтобы это было действительно на грани.       Ева кусает губу изнутри, чувствует, какой влажной становится лишь от прикосновения к внутренней стороне бедра. Она слишком чувствительна для таких игр, но если её задача в данной ситуации быть тихой — Ева будет тихой.       Потом она будет корить себя, что разрешила сделать это Оптимусу. Потом она поговорит с ним, если в этом будет какой-то смысл. Но пока, когда её фиксируют на месте, а где-то недалеко ошивается Ретчэт, который бросает последние силы на то, чтобы найти своего лидера, Ева терпит.       Их лидер сейчас стоит за ней и хочет довести до оргазма.       Ева опускается ниже, чтобы облокотиться полностью на перила. Нет, — утверждает она себе, — это не для Оптимуса. Для её собственного комфорта.       Оптимус аккуратно гладит Еву по ноге. Молодец. Какая же она молодец, как правильно и удобно встаёт. Так вызывающе, но так привычно: все ведь выгибаются, когда облокачивается о перила?       — Молодец, — ещё раз хвалит он тихо вслух.       Церемониться не хочется, поэтому Прайм вставляет сразу два пальца на все сегменты. Двигает ими, раздвигает в сторону. Ева после ночи всё ещё разработанная, но этого, конечно, недостаточно.       Еве уже хорошо, ей приятно, а Оптимус только пальцы ввёл. Ева надеется, что это единственное, что сейчас в неё войдёт.       Оптимус ловит каждый неловкий вздох Евы, каждое движение — даже малейшее. Так интересно наблюдать за тем, как она пытается не выдать себя перед остальными. Прайм рад тому, что Бамблби уехал на разведку, потому что тот давно бы обо всём догадался. Обмануть людей, Рэтчета и Арси была куда проще. Пока что.       Мех медленно вытащил пальцы из Евы, задумчиво смотря на свою ладонь, покрытую её соками. Металл едва поблескивал от влаги под светом бункерных ламп.       Прайм встал, параллельно с этим выпуская коннектор. С помощью штекера приподнял платье и медленно скользнул внутрь горячего лона.       Единственное, что радовало Еву в этот момент: никто не смотрел, все были заняты, их не интересовала девушка на платформе, которую собирается взять их пропавший лидер.       Звучит абсурдно, ужасно, но как только внутрь скользит коннектор Оптимуса, Ева теряет дар речи — ни стонать, ни что-либо сказать она не могла. Ева попросту потерялась из-за того, что Оптимус позволил себе сделать это.       Оптимус толкается до упора и замирает. Осматривается. Все продолжают заниматься своими делами. Это развязывает манипуляторы.       Будь воля Оптимуса, он бы не сдерживался вообще. Приподнял бы ногу Евы, вдавил в перила ещё сильнее и отконнектил так, что так не смогла бы самостоятельно идти. Это обязательно будет, но не сейчас.       Прайм задал рваный темп. Прижал бёдра Евы сильнее к своим.       Еве было хорошо даже от таких незначительных толчков, которые не двигают. Она кусала свою губу, чтобы не быть громкой, но пискнула, когда Орион начал тереться об ноги, испугав.       — Ты боишься своего питомца? — Мико посмеивается и просит Рэтчета снять её с неудобной поверхности. — Ничего, я сейчас подойду и спасу тебя от кота!       Ева панически выпрямилась и попыталась сделать шаг назад. Нет-нет, если Мико заметит задранный подол платья, бельё, что вот-вот сползёт с бёдер и нечто прозрачное, что растягивает её — это будет ужасно.       Оптимус Еве сдвинуться не дал. Он ускорил движения, заставляя ту шататься между перилами и его корпусом. В процессор непрерывным потоком поступали сообщения об ошибках, но всё это не имело значение. У них есть время до того, как Мико подойдёт к Еве?       Что же, Прайму придётся уложиться в эти сроки.       Ева лишь опускает голову, чтобы скрыть позорно красное лицо, которое находилось сейчас в экстазе.       Оптимус готов отдать Искру за то, чтобы видеть Еву такой как можно чаще. Дело было не в сексе. Дело было в эмоциях. Ева так редко их проявляла по отношению к нему, что любой способ — даже такой — казался логичным и результативным.       Перезагрузка настигает Оптимуса сразу после Евы: когда коннектор сжимает пульсацией горячих мышц. Оптимус шепчет на кибертронском, а после и вовсе отключает вокалайзер. Иначе скрыть стон было нельзя.       Мычание Евы расходится эхом. Если спросят, она готова сказать, что задумалась и издала такой звук. Автоботы же не знают привычки людей, да?       — Я сделала новую фотку десептиконов в прошлую вылазку! — слышится голос Мико у ступенек и та, прыгая, начала подниматься.       Оптимус отошёл в сторону, давая Еве полную свободу действий. С удовлетворением осмотрел её. То, как по ногам стекал трансфлюид было… невероятно.       … а потом Прайм перевёл взгляд на Рэтчета и увидел его прямой взгляд на Еву. Очень многое говорящий.       Ева неловко пытается поправить своё белье, создавая видимость, будто просто расправляет ткань. Зря она выбрала платье. Зря позволила Прайму зайти так далеко.       — Я тебе сейчас покажу… — Мико обрывают на полуслове. Ева не может терпеть больше, и если мех решил так поиграться с ней — Ева сделает тоже самое.       — Давай прогуляемся базой? Орион посидит здесь, — она бросает взгляд в сторону кота, который ютился у серво Оптимуса.       Еве нужно было придумать, как отомстить меху.       Оптимус хотел было остановить Еву, но его прерывает кое-что другое. Яркий свет рвётся изнутри корпуса меха, и Прайм быстро понимает, в чём дело. Сегменты брони раздвигаются, и Оптимус достаёт из подпространства артефакт. Тот опять начал активацию.       Значило ли это то, что у действия реликвии было ограничения по времени? Вероятно: прошёл равный отрезок времени с запуска.       Базу вновь осветила яркая вспышка.       Мико инстинктивно закрылась, как и Ева. Те сели как можно плотнее к платформе: помнили с прошлого раза, как далеко эта вспышка может откинуть.       Несколько секунд проходит с момента вспышки и слышится голос Рэтчета. Тот первый активировался и заметил итог этой вспышки: Оптимус явился перед ними вновь, без единой вмятины и со всеми серво и манипуляторами.       — Я сообщу всем остальным, что Оптимус тут.       Мико вскрикивает, как только поднимает взгляд на Еву — на губе той была засохшая синяя краска, так же, как и на ногах.       — Я не знаю, на что мне реагировать больше, — вскрикивает победно девушка, — на то, что Оптимус вернулся, либо же на то, что моя подруга не рассказывала мне, что рисует красками!       — Это далеко не краска, — сообщает Рэтчет, не смотря в сторону Мико.       — Не краска, — подтверждает Оптимус, не сводя прямого взгляда с медика, — этот артефакт очень ценное приобретение для команды. Нам повезло, что на Земле оказался именно он.       Мех спустился по лестнице, а после принял свой истинный размер. Кинул взгляд на Еву, наслаждаясь её реакцией.       Ева фыркает от недовольства и скрещивает руки на груди, высказывая своё недовольство.       — В период со вчерашнего земного времени по сегодняшнее, — вклинивается в разговор мех, — где ты пребывал?       — С Евой, — Прайм не видел смысла лгать. В правде не было ничего страшного, особенно когда всё было столь очевидно, — у меня были причины не вскрывать себя сразу, Рэтчет.       Оптимус знал, что медик поймёт, о каких причинах идет речь. Об одной причине.       И если Рэтчет это понимает прекрасно, то для Мико это возможность расспросить Еву об произошедшем. Как её подруга не могла сообщить ей, что Оптимус жив и у неё дома?       — Я домой, — Ева не хотела, чтобы её и дальше видели покрытой трансфлюидом.       — В таком виде? — Оптимус мазнул быстрым взглядом по Еве. — В городе к тебе появятся вопросы. Использовать портал не получится: мы находимся на экономном режиме пользования.       Ложь. Дело было не в экономии. Дело было в желании Прайма оставить Еву такой подольше. Публично покрытой его трансфлюидом.       — В таком виде, Оптимус, я не желаю появляться перед остальными, — перебивает его Ева, подняв при этом руку. Нет, показываться тем, кто знают, чем она покрыта, и от кого, Ева не желала. — Тогда отвези меня домой, — она останавливается у начала лестницы. — Я хочу принять ванну.       — Ты испачкаешь сиденья. Рэтчет не будет помогать мне чистить их, — и это, как думал Оптимус, было правдой. Медик вряд ли горел подобным желанием.       Это была странная игра, не имеющая четкой цели. Это было просто смешно. Давно Прайм не испытывал этого ощущения.       — Ничего страшного, я отмою. Ты ведь не будешь против, если я залезу в твой салон и вымою до сверкания каждый миллиметр, Оптимус?       Ева склонила голову набок, изучая взглядом фейсплейт Прайма. Быть снова на таком расстоянии друг от друга было некомфортно, Ева успела привыкнуть к маленькому Прайму.       — Так скажем, обменная монета.       Ева хочет… Вымыть его изнутри? Пройтись этими тонкими пальчиками по его салону? А, может, языком?.. Картина была впечатляющей.       — Боюсь, в таком случае сиденья вновь будут испачканы.       Их перепалка, кажется, заняла так много места и внимания, что оба забыли про других присутствующих.       — Ты обещал быть послушным и хорошим, Оптимус, — она скрестила руки на груди. — И в этот раз будет честно, если тебя испачкаю я, а не ты меня, не считаешь?       — Это мог бы быть аргумент, но ты испачкаешь меня мной же, — лёгкий намёк на трансфлюид, — замкнутый круг. Так на Земле говорят?       Оптимус повернулся к Рэтчету и тот по всем внешним признакам готов был кого-нибудь убить.       И снова победа за Оптимусом. Как тот так ловко не только увиливает от своих обещаний, но и переворачивает всё на свой лад? Еву это бесит. Не злит, но раздражает.       — Вы как женатая парочка, — смеётся Мико, привлекая внимание.       — Скоро прибудут другие. Они возвращаются с патруля, так что, будь добр, Оптимус, убери этот шлак, — он указывает в сторону Евы, — с тела органики. Иначе я случайно наступлю на неё, чтобы кровью перекрыть… Это.       — Как скажешь, старый друг, — Оптимус подхватил Еву на манипулятор, направляясь к коридору. В сторону своего отсека, — мы вернёмся совсем скоро.       От слов Мико на Искре потеплело. Да, действительно, Прайм очень хотел бы быть с Евой в столь близких отношениях… Но однажды станет ещё ближе.       — Все из-за тебя и твоей несдержанности, — Ева пихает огромный палец и падает на него лбом. Теперь Оптимус был во всём больше неё, — как такое вообще могло прийти в твой процессор? Мне нужно найти тряпку и воду. Тут должен быть душ.       Прайм кивнул, молча продолжая путь. Нет, он вовсе не собирался отпускать куда-либо Еву и давать ей смыть следы их любви. Пока что. Возможно, если Ева очень попросит, то он даст ей помыться. Точнее, помоет сам. Да, так оно и будет.       — Тебе понравилось, — констатирует мех, чувствуя, как трепещут внутренние механизмы, — ты делаешь вид, что нет. Но стоит ли эта маленькая игра твоих сил, Ева? — Оптимус вошёл в отсек, аккуратно поставил Еву на рабочий стол. — Ты смутила Рэтчета.       — Твои действия смутили Рэтчета, Оптимус. Потому что первоначальным зачинщиком этого всего был ты, а Рэтчет лишь пострадавший от этого. Ты поступил очень глупо, Оптимус. Даже не глупо, а эгоистично. Потакал своим извращённым желаниям, не думая о других, и знал при этом, что если они поймут, в каком я состоянии, то вопросы будут ко мне. Это поведение, которое недостойно тебя, Прайм.       — Но ты всегда можешь сказать правду, Ева, — Оптимус аккуратно провёл пальцем по щеке Евы, сбивая корку засохшего трансфлюида, — ты можешь сказать, что твой Прайм взял тебя. Тогда вопросы будут только ко мне, ты так не думаешь? — наклонился ниже, нависая над Евой. — Или ты до сих пор стесняешься признаться остальным, что принадлежишь мне?       Идея публичности Оптимусу нравилась во многих смыслах. На Кибертроне были эпохи, когда Праймы не смущались и показывали свой фаворитизм в любой удобной ситуации. Никто не посмеет осудить правителя за то, что он хочет уединения со своим Бондмейтом. Даже если уединения нет.       Теперь Еве становится ясно: Оптимус следует правилам старого Кибертрона, поэтому так наглеет, а Рэтчет такую реакцию строит лишь потому, что Прайм связался не с какой-то фемкой, а с человеком и уж тем более с Евой.       — Когда приходишь в чужой дом, ты обязан соответствовать заданным правилам, — Ева ступает ближе, чтобы смотреть прямо в окуляры Прайма без малейшего страха. — Я не принадлежу тебе. Твои поступки переходят рамки, Оптимус. Рэтчет — это ладно, но дети…       — Люди тебя не увидели, моя Искра. Они не поняли, что произошло. Я следил за этим. У меня есть понимание тех моральных рамок, которые есть на Земле, — мотор Прайма заработал громче. Он был удовлетворён реакцией Евы. Её борьбой. Её духом. Так и должен вести себя самый ближний для Прайма, — и ты ошибаешься. Ты принадлежишь мне, как и я принадлежу тебе. Это нормально, Ева.       — Это должно обговариваться. И мне нужен душ. Тут должен был остаться для персонала.       — Ева, я бы с радостью исполнил твою волю, но воды на базе с недавних пор нет, — Оптимус пожимает плечевыми сегментами, — подача из Джаспера отключена. Агент Фоулер обосновал это поломкой и обещал исправить.       Прайм врёт. Вода работает в штатном режиме, но Ева знать этого не может.       — … но у меня есть вода, моя Искра, — постучал по лобовым стёклам на честплейте, — вот здесь.       Воды нет. Совсем. И Оптимус готов использовать это в свою пользу, и будь проклят этот мех, если он врёт в такой ситуации. Еве деваться некуда: оставаться полностью грязной или позволить Оптимусу облить себя из омывателя?       — Ну… — она сжимает сильнее подол платья. Да пусть всё катится к чертям: оставаться помеченной Оптимусом она не желала. — Хорошо.       Оптимус аккуратно взял Еву в ладонь, направился к платформе. Заранее немного раздвинул сегменты честплейта.       — В этом режиме я не могу автоматически вызвать воду, — мех сел, поставив Еву на свои брюшные пластины, — но механически — да. Омыватель под стёклами. Воды хватит на то, чтобы ты помылась.       Ева внимательно изучает то, что перед ней. Это казалось интимным.       — Я знала, что здесь что-то не так.       Упираясь рукой на один из сегментов, она полезла изучать корпус Оптимуса.       — И где мне найти трубы, что пускают воду?       — Чуть ниже того места, где ты сейчас трогаешь, Ева, — Оптимус притушил окуляры, наслаждаясь прикосновениями Евы. Как же ему было мало этих человеческих ладоней на корпусе. Хотелось большего. Если быть честным, то хотелось всего, — ты сразу найдёшь. Там будут прорезиненные накладки.       … или найдёшь не совсем то. Прайм, конечно, лукавил. Воду пустить он мог в абсолютно любом режиме, но Ева об этом не знала. Так было лучше и правильнее.       Ева тяжело вздохнула. Одно дело копошиться в разобранной машине — это просто, другое дело залезать в огромного робота, который может управлять твоими руками приказами. А она верила и доверяла его словам.       — Тут целый отдельный мир, Оптимус, я не знаю, что мне нужно потянуть. На большинстве труб есть накладка.       Если думать логически, то ей выгодней… проследить путь от лобового стекла до середины, где Ева вручную сможет пустить воду.       — Ты сможешь хотя бы немного воды дать, чтобы я увидела, откуда это?       Оптимус напрягся, когда Ева отдёрнула руку от жара. Он так заигрался, что совсем забыл остужать корпус… Это Ева на него так влияла. Его прекрасная Искра.       — Конечно, — Оптимус улыбнулся невнимательности Евы. Он уже ранее говорил ей, что не может этого сделать в этой форме, но Ева, кажется, пропустила мимо ушей. Интересно, поймёт ли она?..       Оптимус отдал мысленный приказ, но вовсе не по выпуску воды. Масляная жидкость резким потоком выплеснулась в сторону Евы, покрывая её почти полностью.       Вот оно! Ева видела, как загудела труба. Она практически узнала, где нужный поток… Так думала Ева до того, как на неё вылилось масло. Противное, которое едва не попало на язык и в глаза.       — Оптимус! — Ева брезгливо посмотрела на свою одежду и потянулась её снимать. — Машинное масло практически нереально отмыть от одежды!       — Прости, моя Искра. Но ты задела не тот шланг и спровоцировала неконтролируемый сброс отработанного масла, — Оптимус наполнил свой голос сожалением, — жаль платье. Красивым было.       Кусок ткани был красивым, но то, что под ним, было невероятно.       Ева пытается совладать с внутренним раздражением, продолжает искать заветную трубу с прорезиненной накладкой. И, о, чудо, она находит… кабель. Тянет за него, пытается ухватиться сильнее, но по итогу ничего не происходит.       — Ты сплошной комок проводов, кабелей, труб и металла.       — Конечно. Я ведь кибертронец.       Оптимуса выгибается от движения Евы. Та дёрнула за очень чувствительный кабель, имеющий косвенное отношение к интерфейс-протоколам.       — Продолжай, Ева, — прозвучало, как приказ. Впрочем, это он и был. Пусть Ева исследует его, трогает, пробует.       — Идёт вода? — Ева перехватывает провод с большей силой, желает, чтобы напор воды появился сразу же. — Это не он, Оптимус.       Прайм держался. Он правда старался вновь не свалиться в плен древних, как мир, кодов, но ничего сделать не мог. И когда он стал таким ненасытным? Неужели его Искра так сильно пробуждала в нём то, о чём он давно забыл?       Сегменты паховой брони убрались, коннектор вышел с тихим шипением. Мех сразу потянул манипулятор к нему, проводя по всей длине ладонью.       — Не он, — согласно промычал Оптимус, не сводя взгляда с Евы, — продолжай.       Странный звук, что услышала Ева, не сразу привлек внимание. Девушка больше тратила сил на изучение чёртового меха перед собой; но не заметить жар, что исходил от Оптимуса и его тяжёлое гудение — Ева не могла.       — Ты чёртов извращенец.       — Я? — Прайм тихо хмыкнул. — Это ты трогаешь меня там, где могут трогать только очень близкие партнёры. Как ты, моя Искра.       Оптимус пускал ток в стыки коннектора, сам себя выводя к перезагрузке. Всё это в купе с прикосновениями Евы всё ближе и ближе приближало её.       — Левее, — голос покрылся статикой, — шланг, подающий воду, находится левее.       Она могла бы не доверять Оптимусу с его хитрыми намерениями, но хоть какие-то подсказки были важны в этой ситуации. Еве попросту поскорее хотелось смыть с себя трансфлюид и масло.       Ева хватает шланг, про который говорит Оптимус, и мех тихо воет от удовольствия. Может, даже сам того не осознавая. Прикосновения любого кибертронца никогда бы не смогла сравниться с тем, как касается его Ева. Она будто знает, какую силу прилагать, чтобы ему было невероятно приятно, но при этом он не словил перезагрузку.       Воды там, конечно, нет. И не будет, пока Прайм не отдаст прямой приказ и шлюзы не откроются. Мех так сильно хотел… Хотел. Он жалел о том, что у нет так называемой груди. Настоящей. Изучая человеческую физиологию, мех узнал, что человеческие феммы могут генерировать молоко в своих молочных железах.       Интересно, если бы Прайм установил бы себе подобный апгрейд, то Ева бы пила? А сама бы давала пить своё молоко?..       — Я готова сдаться, — Ева устаёт. Она находит электронасос, следует по трубе к тройнику и наконец-то находит форсунки.       — Что ты делаешь, Ева? — Оптимус заинтересовано склоняет шлем на бок. Теперь движения Евы кажутся целенаправленными, и мех не может сказать, что это неприятно. Нет, пусть продолжает! Пусть не останавливается, пусть… — Люблю тебя.       Его Искра казалась столь сосредоточенной в своих исследованиях, что вызывала у Прайма наставнические чувства. Если Ева захочет, то он ей расскажет всё про строение кибертронцев. И даже чуть больше.       — Не признавайся мне в этом, когда я буквально лазаю в тебе, как Тарзан, с целью найти воду, — шипит она. — Твои шланги с подачей воды вообще исправны? Как ты мне прикажешь их активировать? Просто… дай мне воду, Оптимус, пожалуйста.       — Не могу, — повторил Прайм, усиливая откаты почти до максимума, — но ты можешь самостоятельно сцедить воду. По крайней мере попробовать.       Да, пусть Ева попробует. Он улетит в перезагрузку очень быстро… Прайм хотел бы тоже выпить Еву. Опять. Снова. Всегда.       Сцедить воду прямо на себя? Неужто у трансформеров настолько всё тяжело с автоматическими функциями? Ева чувствовала себя глупой и обманутой дурой, которая делала всё под чётким руководством Оптимуса и позволяла ему играться с собой.       Но если это надо, значит, она сделает. Ева вытаскивает трубу с форсунками и залезает глубже в честплейт меха.       Прайм усилием воли заставил себя прекратить движение манипуляторов. Нет, он не перезагрузится от своих движений. Он сделает это под ладонями Евы.       — Сжимай и расслабляй ладонь. Тогда вода пойдёт, — говорит Оптимус, а сам понимает, что вода не пойдёт, пока он этого не захочет.       Как-то раз мех наткнулся на просторах Интернета на видео, где люди сливали бензин с машины. Но почему-то делали это не простым способом, а через рот. Втягивали жидкость через шланг, а после сплёвывали в канистру. Может, Ева сделает также?       Старая физика сразу же промелькнула в голове Евы: для отсоса нужной жидкости через трубу стоило создать поток, который Ева может сделать, если сомкнет губы на шланге и отсосет немного воды.       — Только посмей спустить мне в рот масло, — шипит она.       Закашляться и задохнуться моторным маслом никто не хотел. Она и делает то, что сделал бы среднестатистический человек в подобной ситуации: засунула в рот кончик шланга и сделала глубокий вдох, с надеждой получить через несколько секунд воду.       Ева действительно это делала. Она правда сцеживала воду своими губами. Этими нежными, тёплыми губами.       Перезагрузка наступила мгновенно; вместе с ней вода быстрым потоком потекла по шлангу прямиком Еве в рот. Прайм запустил экстренный протокол охлаждения, чтобы не сжарить Еву живьем.       Вода. Наконец-то она добыла то, что так хотела. Ева направляет поток воды в сторону, сплевывает то, что попало ей в рот, и тяжело вздыхает.       — Чтобы больше никаких казусов с водой, Оптимус, ещё раз через подобное я не пройду.       Ева направляет шланг на свои бёдра, стирает трансфлюид. А после она направляет сильную струю на коннектор, реализуя желание отомстить за то, как Оптимус изощрённо заставил её помыться.       Холодная вода из баков очень резко контрастирует с температурой внутренних систем. Оптимус молча смотрит на Еву, пытаясь урегулировать вентиляцию.       — Я мог подать воду в любой момент, — признаётся Прайм, — но не сделал этого специально.       Наблюдая за тем, как Ева отмывается, мех испытывает сожаление. Он понимает, что это напускное. Лишь замена реального обладания Евой, но Прайм хочет, чтобы она всегда ходила так. Испачканной им. На виду. Чтобы каждый знал, кому принадлежит Ева.       — Я не удивлена, — подаёт Ева голос после нескольких секунд молчания.       Оптимус действовал всегда эгоистично, обманывал её.       Но Ева уже не была удивлена таким поведением и поступками, почему-то она не только привыкла, но и смирилась с этим. Как бы она не разговаривала с Оптимусом, тот был как стена, а она тем самым горохом, который бился об него с фразами: «Ты поступаешь неправильно!», «Это не красиво!»       Для Оптимуса всё правильно и красиво, особенно если это Ева.       Ева направляет воду на собственное платье: отмыть полностью не получится, но даже с пятнами масла она готова уйти отсюда. Лишь бы уйти.       — Ты меня простишь за эту маленькую игру? — мех удовлетворённо рычит мотором. Вода льётся на корпус, на платформу, на пол. Плевать. Это можно пережить, убрать в будущем. — Я хочу, чтобы ты сама ко мне приходила, — теперь Оптимус Прайм звучит… Капризно? — Я всегда рад проявить инициативу, моя Искра, но и ты тоже должна это делать. Я знаю, у тебя есть свои желания.       Ева выкручивает свое платье и хмурится. Инициативу? Она была безынициативна? Да она умоляла Оптимуса остановиться и не делать что-то, что казалось ей странным. Даже если это не особо походило на мольбы человека, которому не нравилось то, что с ним делают.       — Оптимус, мы не пара, чтобы кто-то из нас проявлял инициативу, — она спускается по брюшной полости Прайма и сползает на платформу. — У людей вполне нормально переспать с кем-то, не твердя о вечной любви. Мы всего лишь переспали и этого достаточно, чтобы не идти дальше. Мои желания останутся при мне. Ты неплохой любовник.       Почему-то мысль о том, чтобы закончить монолог правды маленьким комплиментом, посетила Еву под конец. Оптимус действительно был хорошим любовником, даже если выходил за рамки.       — Я не твой любовник, — определение «любовника» ранит даже больше, чем определение «друга», — я твой будущий Бондмейт. Почему ты просто не можешь это принять?       От былого возбуждения систем не остаётся и следа. Нечто тёмное проскальзывает в мыслях Прайма. Собственническое. Злое. Жестокое.       Мех прижимает Еву к платформе одним движением ладони. Так легко и просто.       — Я не твой любовник. Не твой друг. Я твой Бондмейт, — Прайм повторяет и повторяет, испытывая непреодолимое желание совершить непоправимое.       Ева хватается за сегменты манипулятора и сжимает их в руках, но что такое человеческая сила, против тонного тягача?       — Оптимус! Открой свои чёртовы окуляры и подумай логически: как мы можем быть Бондмейтами, когда даже не знаем ничего друг о друге, не ходили ни на одно свидания, не имели искры, которая мелькнула между нами. То, что ты влюбился в меня — это не значит, что я чувствую тоже самое. Я не готова связывать всю свою жизнь с кем-то. Я молода, амбициозна и хочу жить по своим правилам.       — И как далеко идут твои «амбиции»? — гнев топил системы. — На один ворн? Если бы ты была по-настоящему амбициозной, то никогда бы не сказала «нет» на мои предложения. Но правда в том, что ты отчаянно чего-то боишься. Чего, Ева? Того, что всё будет не так, как на Земле? Всё будет действительно по-другому. Лучше.       — Нет, Оптимус, я боюсь тебя и того, насколько далеко зайдут твои поступки.       — Они зайдут ровно туда, куда нужно. Ты станешь кибертронцем и моим Бондмейтом. У тебя будут сотни ворнов, чтобы принять это. Но лучше сделать это сейчас.       Мех, наконец, отстранил ладонь от Евы.       Нет, нет! Почему как только Ева начинает чувствовать симпатию к этому меху, он делает подобное? Еве страшно находиться рядом с существом, которое не ставит её мнение ни во что.       — Тебе стоит смириться с тем фактом, что я не стану тем, кем хочешь ты, Оптимус. Что не буду твоим Бондмейтом, что не доверю тебе ни свою жизнь, ни своё будущее. Только что ты доказал мне, что не заслуживаешь это.       Слова Евы стали последней каплей в принятии тяжёлого решения. Его Искра говорит ему окончательное «нет»? Что ж.       — И что ты сделаешь, Ева? — тон Оптимуса звучал спокойно. — Что ты сделаешь, моя Искра? Убежишь? Попросишь помощи? Ты уверена, что выйдешь из этого отсека?       Вот он. Настоящий Оптимус с его одами любви. Тот, кто не терпит отказов.       — Даже если так. Даже если я не уйду отсюда, мне достаточно сил, чтобы сопротивляться тебе словесно. Ты уже гудишь от обиды и злости, Оптимус. И если именно так я сделаю тебе больно, как это делаешь мне ты, что ж, — она приподнимает голову. — У тебя будет сотни ворнов, чтобы принять это. Но лучше сделать это сейчас.       Штекер выскользнул из-под честплейта, резко устремившись к Еве. Обвил горло, слегка сдавил; наконечник устремился ко рту Евы.       — Будешь говорить? — Оптимус склонился над Евой. — А если будет нечем?       Панически Ева вцепилась в чужой кабель; вот теперь ей стало страшно, но стратегию общения с Оптимусом, хоть и во вред себе, она выбрала верную. Слишком пострадало её эго.       Прайм из глотки Евы кабель вырывает грубо. На клик Оптимус думает, что реально мог бы вырвать язык Еве. Мог бы. Но не сделал. Потому что он милосердный Бондмейт.       — С этого дня всё будет по-другому, — Оптимус смотрел на Еву предельно серьёзно, — ты будешь учиться любить меня. В твоих интересах сделать это быстрее.       Горло нещадно болело от резкого толчка в него, скорее всего Оптимус сумел ранить её своей грубостью.       — Ни за что в жизни.       — В жизни, может быть. Но не в активе, — теперь Оптимус анализировал Еву полноценно. Как он мог быть так слеп жалкие бриймы назад? Ева затмила его разум, но она же этот морок и разрушила, — ты заставляешь меня проявлять жестокость, когда я тебе предлагаю бесконечное удовольствие.       И Оптимус готов был проявлять эту жестокость. Ради их любви.       — А если я не хочу ни жестокости, ни удовольствия?       Кашель раздирал горло ещё сильнее, как только Ева делает глоток воздуха. Оптимус стал другим. Совершенно другим, не тем заботливым мехом, который растапливал её сердце. Всё стало хуже, и Ева благодарна, что не влюбилась.       — Да пошёл ты.       Искру обжигает болью. Ужасной, давящей, невероятно тяжёлой. Наверное, так больно не было даже после вестей о гибели Кибертрона.       — За что ты так со мной? — Оптимус смотрел в чужие глаза и там ему чудилась ненависть.       — А за что ты так со мной, Оптимус? За что ты меня держишь здесь, не даёшь право выбора, говоришь о своём будущем, вписывая туда меня, даже не учитывая моего мнения?       — У тебя был выбор, — Прайм сверкнул голубыми линзами, — ты его сделала. У тебя была возможность уйти, но ты этого не сделала. У тебя была возможность не спать со мной, но ты ей не воспользовалась. Так скажи, моя Искра, ты уверенна, что выбор сделал я за тебя?       Оптимус ещё раз окинул взглядом Еву. Противоречивые чувства разрывали процессор. Матрица молчала.       — Это возбуждение, Оптимус. То, что я хочу тебя, это не значит, что я люблю. Это значит, что ты меня привлекаешь в физическом плане. Про чувства, про которые ты мне твердил, я ни разу не отвечала взаимностью, — Ева повышает голос на последних словах.       — Возбуждение? — оптика вспыхнула ярче, злее. — Когда ты контактировала со мной в первые дни после прибытия — это было возбуждение? Когда расспрашивала меня про Бондмейтов и Элиту — это было возбуждение? Когда сидела с умирающим мной от кибонной чумы — это было возбуждение? — Прайм резко подался вперёд, вновь беря Еву в ладонь. — Я помню всё, что ты для меня сделала. В отличие от тебя я добра не забываю, моя Искра. И я знаю, что ты была со мной, потому что хотела быть. И сейчас хочешь.       Да, такое было. Да, Ева тогда действовала из интереса и личной симпатии к Оптимусу, но никак не любви.       — Симпатия и любовь — разные чувства, — Ева игнорирует то, что её сместили в манипулятор. — То, что ты мне предлагаешь — это не то, что я хочу, Оптимус. — устало повторяет она.       Если минутой ранее Прайм думал, что больнее не станет, то он ошибался. Ева не врала. Не лгала. Не манипулировала. Она говорила правду и эта правда была ужасной.       В процессор пришло уведомление об активации давно забытой функции. Из впадин окуляров медленно тёк омыватель.       Это было… Недостойно. И давно забыто. Последний раз Оптимус плакал ещё будучи Орионом Паксом после ссоры с Мегатроном.       Вот это было неловко. Оптимус сейчас… заплакал? Ева, возможно, переборщила.       — Оптимус, — она вытягивает руки, намекая, чтобы тот склонился ближе к ней, чтобы она могла взять его за лицевые сегменты. — Прости, я слишком грубо сказала это. Ты разозлил меня своими действиями. Я думаю, что сама дала тебе ложную надежду.       Оптимус поднёс Еву ближе к лицевой, наслаждаясь её прикосновениями. Ева его успокаивала. Ева за него… Беспокоилась? Или опять спишет всё на желание тела?       — Ева, — вокалайзер звучал так, будто давно не калибровался, — прости меня. Прости меня и дай мне один шанс. Всё будет так, как принято здесь, на Земле. Так, как захочешь того ты.       — Пообещай, что такого больше не будет, Оптимус. Если я действительно увижу, что это правда, то я буду готова дать шанс, — она дарит поцелуй в верхнюю дерму, как извинение. — Я не хотела говорить так грубо.       — Клянусь своей Искрой, что такого больше не повторится, — тон Прайма приобрёл твёрдость, — я посмел сорваться на тебя. Это недопустимо.       Мех аккуратно ставит Еву на платформу, придерживая ладонью.       — Ты не пожалеешь.       — Хорошо, — кивает она.       Оптимус хотел принять массовое-смещение и заключить Еву в объятия, но остановил себя. Нет, сейчас он не заслужил этого.       — Чего ты хочешь сейчас?       То, какой порыв горел в окулярах меха, Ева почему-то поняла сразу: обычно пары после подобной ссоры либо занимаются сексом, либо обнимаются и извиняются друг перед другом.       — Чтобы ты обнял меня.       Оптимус реагирует мгновенно: он тут же принимает меньший размер, заключая Еву в аккуратные объятья. В них нет прежнего желания или пошлости. Лишь общение.       — Спасибо, Ева.       Подступить к Оптимусу теперь стало проще, как и обнять его с пониманием того, что после этого не последует какая-то пошлость. Наверное.       И Еве хотелось верить, что больной автобот ни за что не обманет её и будет прислушиваться, когда она скажет «стоп».