Отблески

      Оптимус готовился.       Готовился по-настоящему, долго и вдумчиво. На некоторое время он будто вернулся во времена своего обучения в Иаконе под покровительством Альфа Триона. Оптимус опять проводил вечера за изучением гигабайтов информации, но вовсе не о технологиях прошлого. Всё внимание Прайма было занято изучением ритуалов ухаживания на Земле.       Это было интересно и сложно. Сложно из-за огромного количества вариаций разных поведенческих паттернов. Да, многие традиции совпадали с кибертронскими, но если на Кибертроне всё было однозначно, то на Земле имело множество подтекстов. Оптимус понял, почему Еву столь оскорблял статус младшего партнёра. На Кибертроне это было что-то сродни само собой разумеющейся вещи: в паре есть старший и младший. В триаде есть один старший и два ведомых. У гештальта есть голова и всё остальное. Это было нормой кибертронского общества — делить на тех, кто подчиняет и тех, кто подчиняется.       На Земле… Иначе было на Земле.       Особое внимание Прайм уделил ритуалам сближения. Один из них, который когда-то озвучивала Ева, был свиданием. Что же, если его Искра хотела именно этого, то она это получит.       Прайм готовился действительно долго и пригласил Еву только тогда, когда был убеждён, что всё будет идеально. Осталось лишь самое сложное: получить заветное «да».       — … и я бы хотел пригласить тебя на свидание, — закончил Прайм, едва склонившись над человеческой платформой на базе, — сегодня вечером. Если у тебя нет других дел.       Подготовка Оптимуса к чему-то была замечена лишь двумя существами на базе — самой Евой и Рэтчетом. Как-либо комментировать это медик не мог.       И однажды Прайм появился прямо перед ней. Ева в тот момент сидела на диване рядом с Джеком, обсуждая всё и ничего.       — Свидание? — уточняет Ева больше для себя, чем для него. — Мы? Куда?       Ева не была частым посетителем такого мероприятия, а теперь ей это предлагает Оптимус Прайм. А Ева, как дурочка, стоит в одежде, которую носит третий день и не знает, что ответить.       — Мне, как минимум, нужно заехать домой.       — На утёс. Я ознакомился со сводками погоды. Сегодня будет безветренно и тепло, но не слишком жарко, — Прайм очень долго выжидал по-настоящему идеальный день. Такой, чтобы активность десептиконов была минимальной, погода отличной и Ева не занятой сторонними делами, — конечно, ты можешь поехать сейчас домой. Я бы предпочёл выдвигаться в пять по местному времени. Я могу тебя отвезти до дома или ты можешь воспользоваться порталом.       Прайм выпрямился, сияя спокойными синими линзами. Отчего-то он действительно был спокоен. И дело было не в уверенности в том, что ему не откажут, нет.       Оптимус ни капли не настаивал, не говорил, что он сделает так, как посчитает лучшим, и что самое странное — не извернулся и предложил воспользоваться порталом.       Он вёл себя странно, необычно. Но это подкупало.       — Тогда подвези меня, — кивает Ева.       — Мне предупредить маму, что ты сегодня на свидании? — Джек тихо фырчит и скрещивает руки на груди с явным намёком, что Джун может не обрадоваться такого рода отношениям.       — Я сама что-то придумаю.       — Если миссис Дарби будет спрашивать, то можете сказать, что это моя инициатива. Я объяснюсь. Даже при тебе, Ева. Если захочешь, — мех шагнул назад, а после трансформировался. В приглашающем жесте открылась дверь в кабину альтформы.       Оптимус не торопил Еву. Ей некуда было спешить: так он считал.       А спешить Еве, кажется, было куда. Та, перепрыгивая ступеньку за ступенькой, ступала ближе к тягачу. Для себя она оправдывалась тем, что просто хотела сбежать от скучной атмосферы на базе.       Измена настроения Оптимуса была с одной стороны странной, а с другой Еве не терпелось увидеть его таким больше, изучить. Ведь он пообещал уважать её.       — Ты распланировал целый вечер? — спрашивает она, когда садится в кабинку и пристёгивает ремень безопасности.       Оптимус начинает движение, направляясь к наземному выезду из базы.       — Да, это так. Мы можем закончить намного раньше, если ты устанешь, — мех выехал на дорогу, стремительно направляясь в сторону Джаспера.       — Утёс… и что мы будем там делать?       — Это сюрприз, — мягка ответил Оптимус, — но ничего такого, чего бы ты не хотела. Я старался придерживаться земных традиций и вряд ли для тебя что-то там станет настоящим открытием. Просто спокойный вечер наедине, Ева.       Системы меха работали тихо и мерно, в отличие от прошлых разов. Внутренне он был немного напряжён, но ровно настолько, насколько позволяло понимание: второго срыва Ева не потерпит. Он тоже.       Вот настолько Оптимус подготовился. Ева была приятно удивлена, что мех переступил свою гордость ради неё. И Еву интересовало, как долго это будет продолжаться.       — Подожди меня здесь, — Ева выходит из кабины и закрывает дверь. — Я через час буду.       Оптимус ничего не отвечает: он глушит мотор и выключает фары, представляя теперь собой самый обычный припарковавшийся тягач на обочине у дома.       И ждёт, конечно. Как верная турболиса свою хозяйку у порога кварты. Конечно, он ждёт и будет ждать даже больше, чем один час. Прайм готов бы ждать несколько жизней, если бы это значило, что Ева будет с ним.       Оптимус неотрывно следил за домом. Не только за главным входом, но и за тем, что располагался на заднем дворе. Мысль о том, что Ева могла бы от него сбежать казалась глупой, но далеко не невероятной.       Определённо в ожидании было что-то невероятно волнительное и страшное. Страх Прайм не испытывал уже очень давно. Настоящий, жгущий нейроцепи и вырывающийся через ЭМ-поле. И всё это сделала Ева.       — Если я не вернусь, — Ева присаживается на корточки у Ориона, который тут же подбежал к хозяйке. — Я оставлю в завещание тебе свою комнату.       Потому что с Оптимусом никогда не будешь уверен в том, что произойдёт. Как и обещала, Ева вернулась к Прайму, выполнив все приготовления.       — Ты выглядишь прекрасно, — зажглась приборная панель в кабине, тихо загудели механизмы: Прайм отъехал от дома семьи Дарби, — я отключил внутреннюю связь. Оставил только экстренный вызов на тот случай, если десептиконы проявят себя.       Оптимус ехал медленно, изредка всё же обгоняя других водителей. Совсем скоро дорога стала пустой: утёс находился в отдалении от цивилизации.       Всё, чтобы они остались сегодня наедине. Что ж, это можно было посчитать милым, но Ева знает, насколько Оптимус может увлечься их одиночеством.       — Спасибо.       Ева гладит руль меха. Тот, даже не смотря на их последнюю перепалку, вёл себя тихо, мирно и спокойно, что было необычно.       Возможно, она немного скучала по тому адреналину, который создавал Оптимус. Рука касается оставшихся отметин на шее. Те практически ушли и скрывать их не было смысла: пусть мех видел, что он сделал.       — Болят? — голос Прайма наполнился сожалением. Да, Ева решила не скрывать то, что он с ней сделал. Это было правильно. Вечное напоминание о том, что Ева — это хрупкая органика. Сожми он тогда кабели чуть плотнее, то мог бы и вовсе оторвать голову. — Извини меня.       От прикосновений Евы гул внутренних механизмов усилился, но мех их приглушил, как мог. Если Ева не хочет слышать и видеть реакцию его корпуса на неё, то этого не будет. Ведь всё, что сегодня будет происходить, это только ради Евы. Как, впрочем, и всегда.       — Разве уже это важно? — Ева опирается на боковое стекло, чтобы смотреть на виды, которые, впрочем, не менялись. Джаспер в этом плане был скучным городом с однообразными каньонами. — Ты уже извинился. На Земле пары иногда устраивают свидания в качестве извинений, можно этот вечер считать таковым. Не думаешь?       Она усмехается своим же словам. То, что Оптимус сожалел о том, что сделал — уже хорошо. Тогда он стоял на своём, твердил об их будущем на Кибертроне, а теперь так легко поддался земным правилам. Еву это… раздражало. Не непостоянность Оптимуса, а то, что через несколько минут он может сделать что-то из ряда вон выходящее.       — Ты не откроешь секрет, что придумал на этот вечер?       — Я продолжаю извиняться, потому что виновен. Даже если ты меня простила, ничего этот факт не изменит, — Оптимус съехал с основной трассы на прилегающую, направляясь в сторону моря, — я просто хотел с тобой поужинать и выпить. И поговорить.       Удивительно, но традиции свиданий на Земле — даже при всём их многообразии — можно назвать примитивными. Большинство земных свиданий включали в себя совместное употребление пищи и алкоголя. Прайм не до конца понимал, что в этом такого особенного — люди едят и пьют каждый день — но если их культура такова, то он может лишь подстроиться под неё.       Вот как. Банальный вечер с атмосферой, которую нужно будет устроить между девяти метровым роботом и маленьким человеком.       — У вас есть залежи энергона с градусом? — она опускает взгляд на приборную панель, будто так покажет Прайму своё удивление. — Поужинать хорошая идея, я проголодалась.       — Есть, — спокойно кивнул Прайм, — их привёз Уилджек. Он хотел оставить себе и Балкхэду для личного пользования, но я не мог позволить Разрушителям пить.       — Забрал у них выпивку и решил воспользоваться в личных целях, как некрасиво, Оптимус.       Если предложение поесть и выпить было соблазнительным, то Ева не знала, чего ждать от разговора. Оптимус желает обсудить нюансы их отношений? Разговор им точно не помешает, даже если ни о чём и обо всем. Даже если это будет об их сложных отношениях.       — Я не планирую злоупотреблять этим, — Оптимус тихо рассмеялся, — всё в рамках приличий. Тот энджекс, что я взял, не слишком крепкий.       Они ещё некоторое время ехали в тишине, пока на горизонте не показался знакомый обрыв.       — Сенсоры регистрируют твоё напряжение. Ты боишься?       Почему-то Еву интриговала мысль увидеть Оптимуса пьяным. Каким бы он был? Если бы был человеком, то он точно был бы тем типажом, который нудит.       Но трансформеры отличаются от людей.       — Ты считываешь меня, — она приподнимает бровь, а после поднимает взгляд на место, к которому они приближаются, — это свидание. Большинство людей волнуются перед свиданием.       — Да, но твоё волнение продиктовано только… Этим? Ты боишься меня? — и опять прозвучало сожаление. Оптимус в своём активе совершал много ошибок, но эта — очень серьёзная. Он мог потерять Еву.       Оптимус больше не хотел видеть во взгляде Евы ни ненависти, ни страха. Он готов видеть только любовь. Полную и безусловную. Её было добиться многим сложнее, чем страха.       — Оптимус, попробуй в этот вечер читать мои эмоции на лице.       Ева боялась его поступков, но поделать с этим ничего не могла. Ни уйти. Ни сказать, что всё кончено. Почему-то её до сих пор это держало рядом с Оптимусом.       — Хорошо, Ева. Я буду стараться.       Беззвучно затормозив, Оптимус открыл дверь, предлагая Еве выйти. Он… Переживал за её реакция.       Фоулер был крайне удивлён, когда Оптимус Прайм попросил на личные нужды стол, два стула — один из которых мог бы выдержать несколько тонн живого веса — и бутылку вина за двадцать тысяч долларов. Еду мех заблаговременно попросил у Мико. Та была рада и с ответственностью подошла к задаче.       Она была крайне удивлена. Не тем, как романтично это выглядело, а тем, как Оптимус заморочился.       — Спасибо, Оптимус, — она повернула голову в сторону меха, пока тот трансформировался. — Я не думала, что ты настолько детально изучить наши обычаи, но это в твоём духе.       — Я рад, что ты оценила, — мех принял массово-смещённую форму, а после подал Еве манипулятор, — позволишь?       Оптимусу нравилось ухаживать за Евой. Очень. Нравилось брать на себя все её обязанности. Сейчас он мог довольствоваться только тем, чтобы усадить её за стол. Обычный земной этикет.       Поведение Оптимуса было крайне неожиданным, неловким и тем не менее приятным. То, как он бережно взял её за руку, чтобы посадить, как сел сам напротив неё, было невероятным.       — Всё это время ты изучал и готовился?       — Я прочёл свыше десяти миллионов статей, нескольких сотен тысяч книг, как научного, так и развлекательного характера, — Оптимус говорил с гордостью. Это действительно было нечто родное для него — изучение большого массива информации. Он был очень рад, что смог объединить любовь к Еве и свою прошлую любимую работу, — но я знаю, что теория всегда уступает практике.       Прайм наклонился, доставая вино из тары со льдом, стоящей близ стола около его места.       — Ты можешь не пить, если не хочешь.       — Никогда не стоит говорить девушке про выпивку. Она сама скажет, будет или нет, — Ева издаёт смешок. Оптимус прав, практика лучше, чем теория. — Но да, Оптимус, я буду пить. Мне открыть, или ты это сделаешь?       Бутылка в манипуляторах Прайма выглядела маленькой и хрупкой. Если тот сожмёт даже с малой силой, то очень дорогое и, наверно, вкусное вино разольётся.       — Ты молодец, что подготовился.       — Я учту, — Оптимус серьёзно кивнул. Об этом факте он не слышал, но если Ева так говорит, значит, так оно и есть, — не стоит, я сам открою. Мои манипуляторы имеют очень хорошую настройку, — чтобы я мог касаться тебя, не боясь сломать. Но это мех, конечно, не договаривает.       Пробка с тихим звуком выпадает из бутылки, оставаясь в манипуляторе меха.       Чтобы так деликатно открыть бутылку — это нужно уметь. Обычно для этого используют штопор, но зачем инопланетному существу нужен такой примитивный инструмент?       — Что ж, это хорошее умение, — Ева протягивает свой бокал в сторону бутылки. Даже если свидание будет некомфортный, она хотя бы на шару напьётся.       — Хорошее, если не стоит им злоупотреблять, — Оптимус налил Еве бокал, отставил вино в сторону. Сегменты брони в честплейте разъехались, обнажая подпространство, из которого мех вытащил куб сверхзаряженного энергона.       Оптимус на клик отключил окуляры, представляя, что они с Евой не на Земле, а на Кибертроне. Сидят на балконе дворца Праймов в его личной кварте. А Ева перед ним — это прекрасная фемма.       Погода была приятной, Ева наслаждалась солнцем, которое заходило за горизонт, освещая всё в тёплые тона, не такие яркие, как днём. Вечер всегда был самым романтичным временем суток, и Оптимус с этим угадал. Стоит запомнить это место. Если Еве захочется побыть одной, то приходить сюда — это неплохая идея.       — Обычно люди говорят тосты, перед тем как выпить, — она неловко подняла взгляд на фейсплейт Оптимуса. Тот был будто в своём мире. — Выпьем за этот вечер? Чтобы он хорошо прошёл.       Голос Евы вырвал Прайма из грёз. Нет, они с Евой пока что тут, на Земле, а не на Кибертроне. И об этом стоит помнить.       — За этот вечер, — согласился Оптимус, приподнимая куб, — и за тебя, Ева.       — Тогда и за тебя, — Ева потянула бокал вперёд. Послышался лёгкий звон стекла.       Энджекс приятной горечью обжёг энергоприёмник. Да, это был далеко не тот элитный сверхзаряженный энергон, который оставался во дворце даже по время войны. И всё же это был энджекс впервые за многие тысячи ворнов.       Оптимус пить не любил: энджекс путал мысли. Но сейчас их и вовсе почти не было.       Тишина была приятной. Еве нравились такие тихие и спокойные минуты жизни. Она наслаждалась тихим гудением систем Оптимуса, приятным красным вином, которое смачивать горло и отпускало все мысли.       — Никогда бы не подумала, что смогу сидеть здесь в компании с кибертронцем.       — Почему нет? — Оптимус всматривался в лицо Евы, пытаясь понять, о чём она думает.       Она сказала… Кибертронцем. Неприятно и обезличенно. Он — кибертронец? Оптимус Прайм — это просто кибертронец? Один из миллионов.       — Потому что ещё несколько месяцев назад это казалось чем-то невозможным, — Ева ставит пустой бокал на стол. — Я о том, что думала про существование внеземных форм жизни, но чтобы вот так сидеть с… тобой. И не просто с представителем, а с самим Оптимусом Праймом. Мне бы многие позавидовали.       Она морщит нос и кусает губу. Нельзя сказать больше, чем уже сказано. Как потом Ева объяснится Оптимусу, что есть мир, в котором он — это идол большинства населения человечества? И что она какое-то время симпатизировала ему, как персонажу. А теперь вскрылась правда и его чувства к ней.       Эмоции сменяют друг друга очень быстро. Прайм рад, что Ева не может чувствовать его ЭМ-поля. Он как земная собака: стоит хозяйке сказать что-то добрым словом, как он начинает вилять иллюзорным хвостом.       — Тогда я тоже не думал, что буду сидеть с тобой вот так. Будто бы сбылась та мечта, о которой я даже не думал.       — Как думаешь, сколько времени уйдёт твоей команде, чтобы восстановить Кибертрон? Какой он будет? — Ева пыталась увести разговор в иное русло.       — Не только мы будем возрождать Кибертрон, — мысли о будущем не радовали, потому что будущее в любой перспективе представлялось сложным, — автоботы, десептиконы, нейтралы. Миллионы кибертронцев.       … миллионы, которые будут ненавидеть друг друга за тысячи ворнов войны и пролитого энергона.       — Я верю, что Кибертрон войдёт в Новый Золотой Век. Век для всех, а не только для избранных. Я не могу позволить ещё одной гражданской войны. Кибертрон эту ещё не пережил.       Слова истинного лидера, за которые Оптимуса и полюбили: за его правильную позицию, которая будет унаследована на какой-то период. Кто-то из десептиконов перейдёт на сторону автоботов, а кого-то введут в стазис и отправят блуждать на Алкиморе по космосу.       — Звучит реалистично, — сдержанно комментирует Ева. — Думаю, что не смотря на то, что Кибертрон может возродиться, вы навсегда теперь связаны с Землёй.       — Это правда.       Конечно, связаны. Особенно он. Земля породила Ева: Прайм навсегда обязан этой планете.       — Ядро Земли — это Юникрон. Наши народы действительно связаны навсегда.       Ева ставит бокал поближе к Оптимусу с явным намёком, чтобы тот налил ей ещё.       — Так же, как и мы с тобой в какой-то степени, — Ева ставит около себя тарелку и накладывает себе немного спагетти. — Я и не знала, что Мико умеет готовить. Надеюсь, что оно съедобное.       — Да, — Оптимус послушно доливает Еве, — мы связаны… Так или иначе. Я могу тебя покормить?       Оптимус спрашивает — и замирает.       Сначала первым воспоминанием мелькнул кадр из мультфильма «Леди и Бродяга», почему-то такая ассоциация прошла в её голове. А потом наступил ступор, когда мозг полностью обработал просьбу, кинутую Оптимусом.       — Ты… что? — если в фильмах это преподносили как нечто романтичное, то сейчас Еву это смутило. — Думаю, можно?       Она протягивает свою вилку Оптимусу, чтобы тот смог взять её. Выглядело с одной стороны комично, но неловкость всё равно присутствовала, ведь Ева понимала, как для Оптимуса это могло трактоваться и фетишизироваться.       Оптимус благодарно кивнул, аккуратно беря хрупкий предмет в манипулятор. Посмотрел на Еву, посылая ей лёгкую улыбку, а после поднёс острием к её рту.       … и тогда его почти что закоротило. Передача энергии с помощью штекеров являлась невероятно интимной операцией. На Земле же Оптимус Прайм никогда не видел, чтобы взрослые люди кормили друг друга. Но он знал, что это практикуется. Знал, что это невероятно интимно и не каждый позволит и…       Прайм медленно отстранил вилку, давая Еве прожевать.       Ева позволяет небольшому количеству спагетти попасть на язык и разжёвывает то, что приготовила Мико.       — Знаешь, — она облизывает губы. — Не многие позволят кормить себя, ведь это либо нужно быть ребенком, который ещё не умеет держать столовые приборы, либо вы настолько близки, что это не причиняет дискомфорта.       — По человеческим меркам ты не ребёнок, но позволила мне кормить себя. Значит, ты не испытываешь дискомфорта? — Оптимус внимательно следил за реакцией Евы, наматывая ещё спагетти.       — Ты управен с пищей, — она следит за ловкими движениями манипулятора Прайма. — Не знаю. Это неловко, потому что я никогда не позволяла такое делать своим партнёрам. Это больше странно, чем некомфортно. Для кого как, на самом деле.       Ева снова наклоняется вперёд, открывает рот для новой порции спагетти.       — Возьмёшь ещё фрикадельку? Я не могу одно мучное есть.       — Партнёрам? У тебя были… Другие? — Оптимус послушно взял то, что просила Ева. — Если не хочешь, то можешь не рассказывать.       Оптимус хотел послушать. Хотел узнать, кто смел прикасаться руками к Еве. Хотел понять, что есть у них, чего нет у него.       — Тебе рассказать про тот период, когда я ментально стала взрослой и с критериями выбора партнёров или тот период, когда ты ради крутости соглашаешься на отношения с пацаном со двора? — Ева наклоняет голову набок, когда замечает удивлённый взгляд Оптимуса. — У вас, на Кибертроне, нет такого, но у нас в детстве вполне нормально ради интереса начать встречаться с мальчиком. Это не заходило далеко, конечно, конфеты дарили, либо за ручки держались. Невинность и мечты, как у мамы с папой. Потом начинается период юношества, когда бушуют гормоны. Ты влюбляешься во всё, что двигается, а у парней вырабатывается тестостерон и желание заниматься сексом, потому отношения такого рода… перестают интересовать. Мужчины не умеют любить так, как любят женщины, потому сильно отношения меня не интересовали.       Ева дожёвывает ещё одну порцию, которую даёт ей Оптимус, и задумчиво смотрит перед собой.       — У меня была попытка отношений, — она почесывает за ухом, чувствуя дискомфорт. — Влюблённость в девушку, за которой гонялись другие парни. Ей было интересно с другой девушкой, а меня интересовала серьёзность. Потом появился парень, который привлёк её внимание, а я решила полностью покончить с этим всем серьёзным; и вот снова попытка отношений с парнем, который постоянно сидел на жопе ровно, пока я хотела расти дальше. Потому не моё это. Оптимус, пообещай, что не расскажешь об этом кому-либо.       — Не расскажу, — тихо обещает Оптимус, а внутренне не может сдержать ликования. Да, у Евы уже были отношения, но разве хоть что-то на Земле может сравниться со связью Бондмейтов? Действительно, детский лепет. И даже если Ева питала какие-то чувства к ним, то это тоже неважно. — Что ты подразумеваешь под «серьёзными отношениями»?       Это был один из немногих моментов, которые мех не до конца понял. Он предлагал Еве объединить души. Выше этого уже не было ничего: ни на Кибертроне, ни тем более Земле. Так почему?..       — Когда ты находишь стабильность, — новый бокал, который наполнил Прайм, оказался в руке девушки. — В жизни любого человека наступает момент, когда хочется пустить корни в одном месте и с одним человеком. Когда ты знаешь, что он поймёт тебя, подскажет. Быть в серьёзных отношениях — это эмоции и любовь. То, что предлагаешь ты — это идеал без изъяна, люди так не могут. Мы зависим от эмоций, от негативных и хороших, у вас на Кибертроне такого нет.       После монолога Ева опустошает свой бокал. Искать отношения целенаправленно она не хотела, будь что будет, это дерьмо её само найдёт. Взгляд поднимается на сине-красного меха. Точнее уже нашло. Своеобразно милое, но опасное до чёртиков, и это явно не тот список эмоций, про которые она говорила.       — Но эмоции у нас с тобой есть, — возразил Оптимус, не до конца понимая, что хочет сказать Ева, — по твоим словам, люди — как цивилизация — любят страдать. Но зачем, когда есть возможность этого не делать?       Процессор выдавал логическую ошибку за логической ошибкой. Оптимус Прайм не понимал.       Вопрос Оптимуса вызывает у Евы смех. Она и забыла, что общается не с человеком.       — Человеком быть сложно, Оптимус, — она нежно улыбнулась и опёрлась на руки, — поэтому для понятия того, что я говорю — нужно им быть. Попробовать, каково это, когда рядом есть такой человек. А теперь верни мне вилку, я хочу есть.       Человеком быть сложно?       Сложно быть представителем цивилизации, которой так мало тысяч ворн?       Оптимус уважал многообразие жизни во вселенной. Понимаю, что все разумные во всех галактиках разные. Со своей культурой и особенностями. Но всегда должна была быть объективность.       — Да, конечно, — мех тут же вернул столовый прибор Еве.       По фейсплейту меха было заметно, что он всё так же не понимает, потому при поглощении спагетти Ева активно обдумывала, как она ещё могла бы ему рассказать об отношениях на Земле.       — Если бы ты был человеком и случилась какая-то проблема в финансовом вопросе, — Ева потянулась за хлебом. — Мы бы жили вместе. Сначала бы была ссора, например, потому что ты эмоционально устал, я эмоционально устала. Мы бы поссорились из-за того, что мало получили денег за месяц… Но знаешь что? Потом бы кто-то из нас успокоился и зашёл в комнату к другому, чтобы предложить выход из ситуации. Это пример серьёзных и долгих отношений у людей, где есть любовь.       — Если бы я был человеком, то я бы приложил все усилия, чтобы ни у меня, ни у моего партнёра не было проблем. Всегда нужна анализировать этот момент, — Оптимус притушил оптику, — извини, Ева, но я не понимаю. Взаимоподдержка есть и на Кибертроне. Ты зря думаешь, что мы не страдаем и что все проблемы после слияния исчезают. Это не так. Просто их решают вместе куда более полноценно.       Прайм представлял себя человеком. Это было странно. Странно прожить миллионы лет в корпусе и думать о том, что ты мог бы быть в органической недолговечной оболочке.       — Поэтому мы разные. Люди ещё не поумнели.       И это правда. Кто-то гонится за деньгами, кто-то за любовью, а кому-то, как Еве, хочется спокойствия и, желательно, финансовой грамотности.       — Как у вас на Кибертроне выбирают партнёра?       — До войны по социальному положению. Разные классы, разные альтмоды. Мешать было нельзя. Это были политические союзы, — Оптимус перевёл взгляд туда, где буйством красных красок горел закат, — сейчас иначе. Как люди в большей степени. Исходя из собственной симпатии.       Теперь Еве было понятно, почему так вёл себя Рэтчет — тот был полностью похож на того самого старика, который предпочитает старые правила, а не новые.       Алкоголь начал действовать. Даже слишком хорошо, что показывало то, что Еве было комфортно рядом с мехом. И это было правдой, как бы она не отталкивала Прайма, тот всё равно имел шарм, который привлекал.       — Если бы я была феммой, то какой?       — Сикером, — тут же ответил мех, — твоё стремление к свободе, твоё желание идти наперекор — это всё про них. Знаешь, стереотип, — Оптимус мазнул взглядом по столу, — на войне это дорого нам обошлось. Автоботы не любили летающих в своих рядах на первых порах, — но тут же умолк, понимая, что стал говорить совсем о другом, — ты была бы… Мне трудно подобрать правильные слова. Корпус — это то, что можно изменить. Детали, апгрейды, цвет. Но Искра — вот что по-настоящему важно.       Мех на несколько кликов замолчал, а после резюмировал.       — Твоя была бы цвета этого океана.       — Вау.       Если бы Оптимус не затирал недавно о киберформировании, о том, что он сделает с ней, то те слова, которые она услышала сейчас, были крайне романтичными, даже почти не отпугивали.       — Я тебе уже говорила, что ты романтик, — и когда Прайм не говорил сумасшедшие комплименты, а настолько привычны людскому восприятию, он действительно вызывал у Евы ещё большую симпатию.       — Знаешь, ты сейчас похож на этот океан, — она указала взглядом на спокойные волны. — Спокоен, вдумчив. Но как только что-то идёт не так, внутри тебя что-то щёлкает и становишься неуправляемым. Океан никогда не подвластен человеку.       — Я читал земные легенды, — возразил Оптимус, — там Богини покоряли природу своей волей.       Оптимус аккуратно положил манипулятор поверх ладони Евы, задумчиво смотря на тёплую человеческую ладонь.       — Его много кто покорял, — она посмеивается, — в основном это мужчины.       Ева аккуратно начала перебирать пальцами сегменты фаланг, касаться каждого участка металла с заинтересованность. Она думала, кого бы напомнил Оптимус из всей мифологии?       — Аид, — Ева задумчиво проводит языком по внутренней стороне щеки. — Влюблённый бог в полубогиню, что украл её в своё царство. Заставил стать своей женой и согласился на одно условия: чтобы богиня цветения на полгода смогла ступать по поверхности, чтобы собрать цветы в подземное царство.       — Я знаю, чем закончилась эта история. Он её обманул. Или Персефона обманулась сама? — Оптимус встал со стула. Гидравлика задрожала, перед оптикой на клик появились помехи. — Потанцуешь со мной?       Тот же вопрос, который Ева и задавалась самой себе, и вот он простой ответ. Персефона сама позволила себе обмануться и осталась в крепких объятиях того, кто стал зависим от неё.       — Конечно.       Ева положила руку в металлическую ладонь и поднялась с места.       — Но танцую я ужасно.       — Это не страшно, — Оптимус прижал Еву к себе, — это обычный земной вальс. Но под Небесную Сюиту. Это музыка, чествовавшая Прайма… Приму Прайма. Сейчас у это композиции плохая репутация, но я храню память о том, что когда-то это была музыка о Великих. Я переписал её на человеческий манер. Оригинал бы ты не смогла услышать.       Прайм отдал короткий мысленный приказ, и музыка полилась по пространству, исходя из его корпуса.       Взгляд Евы прошёлся по металлическому корпусу, автоматически мозг желал найти место, откуда исходил звук, но Ева быстро дёрнула себя: это неважно сейчас.       — Вот как, — она положила одну руку на плечевой сегмент Прайма. — Тогда меня можно считать твоей избранницей, раз уж сам Прайм переписал для меня мотив музыки.       — Это так, — легко согласился Оптимус, — и ты это знаешь не хуже меня, моя Искра.       Оптимус вслушивался в музыку, ведя Еву в танце. Но всё его внимание всё равно было отдано одной лишь ей.       Прайм не чувствовал себя пьяным от энджекса, но Ева его определённо пьянила.       Куда девать глаза под пристальным взглядом Оптимуса Ева не знала, потому упёрлась прямиком в его честплейт, где она увидела своё отражение. Пьяное, расслабленное, наконец-то Ева выглядела не напряжённой или зашуганой.       Но идиллию прерывает резкая остановка музыки. Сначала мелькнула мысль, что она закончилась, но мелодия только набирала обороты, потому резкое её окончание свидетельствовало об одном — ему пришло сообщение.       — Что-то произошло? — она сделала шаг назад, разрывая их танец.       — Да, — Прайм не сдержал разочарования: оптика потемнела на пару тонов от гнева. Матрица старалась успокоить меха и ей, пусть и с трудом, это удавалось. Неважно, чего хочет Оптимус. Важно, что у Прайма есть долг перед его народом. И сейчас он вновь должен его отдать, — десептиконы. Нам нужно вернуться на базу, Ева.       Оптимус предвкушал реакцию Мегатрона, когда тот на поле боя поймёт, что мех пьян. Обязательно поймёт и скажет пару колкостей, в перерывах между попытками дезактивировать друг друга. Боевые протоколы теперь требовали реванша за испорченный вечер.       — Рэтчет, открой портал по координатам, — Прайм траснформировался, ещё раз окинув взглядом утёс. Он обязательно уберёт всё тут, но позже, — давай, Ева, — дверь в кабину открылась.       Такой резкий перепад настроения в Оптимусе не пугает, Ева понимает, почему мех выглядел раздражённым. Ей тоже нравился этот вечер.       — Знаешь, — Ева залезает на водительское сидение, куда всегда предпочитала садиться, чтобы не было вопросов, — я буду ждать тебя в отсеке, не против?       — Конечно, — на несколько секунд прошлое настроение возвращается. Ева будет ждать его с поля боя. В его же отсеке, — я буду только рад.       На базе их уже ждёт команда. Времени у меха остаётся только на то, чтобы позволить Еве выйти, а после отдать приказ о выступлении. Десептиконы могли как просто разрабатывать новую шахту, так и найти реликвию. Нужно было проверить в любом из вариантов.

***

      Разведка вышла тяжёлой. Десептиконы действительно нашли некую реликвию, но на этот раз верх одержали не автоботы. Старскрим со своей армадой сражался яростнее обычного: по всей видимости, за прошлый провал Мегатрон устроил ему отличную трёпку и в случае повторения неудачи угрожал участью хуже, чем дезактив.       Арси получила раны, поэтому Бамблби пришлось уносить её с поля боя, будучи прикрываемым Балкхэдом и Оптимусом.       Они… проиграли. Оптимус ощущал чудовищный контраст между тем, что случилось совсем недавно и тем, что было сейчас. Именно поэтому его системы невероятно громко шумели, стараясь остудить горячий от гнева корпус. В конце ужасно долгого вечера Прайм не вошёл в свой отсек: он в него почти что вбежал, подгоняемый гневом и чем-то тёмным внутри него.       — Оптимус? — Ева забивается в угол, будто это спасет её от огромного манипулятора.       Оптимус останавливается, несколько долгих кликов смотря на сжавшуюся Еву. Опять. Опять она его боится. Почему?! Почему она не может хотя бы раз не встречать его с этим ужасным выражением лица?.. Он ведь ничего не сделал. Он просто пришёл с проигранного боя, а Ева выглядит так, будто он сейчас её убьёт или причинит боль.       Оптимус молил Праймуса о том, чтобы тот дал ему сил и благоразумия. Но на этот раз Матрица оказалась нема к его просьбам.       — Ева, — мех шагнул по направлению девушки, — что ты делаешь в углу?       — Прости, я испугалась тому, как резко ты сюда вошёл, — Ева сглотнула.       В прошлый раз, когда она грубила, ей было больно. Может, если сейчас она поиграет в хорошую, то он просто выскажется и отключится? Он после боя, конечно, мех будет раздражён и уставший.       — Иди ко мне, — она похлопала по платформе около себя, а после вытянула руки для объятий. — Ты устал, тебе нужно отдохнуть.       Оптимус молча кивает, принимая массово-смещённую форму и заключая Еву в крепкие объятья. Механизмы продолжают трещать, а нейроцепь плавится от гнева. Как Оптимус не любит такие моменты. Он столько потерял на этой войне, он потерял свой дом — и отнял его у миллионов кибертронцев. Порой мех задумывался, етрзали ли Мегатрона такие мысли?       — Я устал, Ева, — мех спрятал фейсплейт в шею Евы, — я так устал.       Поддерживать Ева не особо умела, могла лишь заключить в объятия, позволить спрятаться в своей шее и слушать гудение механизмов.       — Я знаю, Оптимус, — она старается не зацепить острые края брони, когда меняет положение рук. — Ты делаешь всё, что можешь, и ты молодец.       — Я сделал всё, — согласился мех, — но этого оказалось недостаточно. Каждое сражение, каждая победа и поражение — ничего не имеет смысла. Кибертрон разрушен, новые Искры не появляются на свет, а нас всех осталось слишком мало. Я Прайм без Кибертрона.       В объятьях Евы было легко забыться. Легко представить, что всё хорошо. Даже если на Земле. Даже если с разрушенным домом.       Даже если без взаимности Евы.       — Это не значит, что ты должен перестать бороться, — она то знает лучше. Она знает будущее, надеется, что оно будет таковым, какой сюжет был в оригинале. — Ты сильный, ты лидер, ты Прайм.       Ева кладёт руки на лицевые сегменты и заставляет Оптимуса посмотреть на себя.       — Ты делаешь всё, что в твоих силах, Оптимус, — лучшей поддержкой сейчас было подарить поцелуй. Лёгкий, без намёка: именно Ева накрывает его дермы своими губами. — Я верю в тебя, Оптимус.       В процессоре Прайма нечто щёлкает. Ломается с громким треском, а после создаётся вновь. В объятьях Евы легко умереть — и также легко излечиться. Именно поэтому Оптимус превращает поцелуй из полного сожалению в полного страсти.       Системы требуют сбросить лишний стресс. Убрать это напряжение, обновиться. Прайм знает, что ему поможет. Его Искра. Его Ева. Её тело и она сама.       Напористость Оптимуса сбивает девушку с мысли. Настрой на поддержку улетучился, как только глосса проникла в её рот. Теперь её в объятиях находился не тот Оптимус, которому плохо, а тот, кто хочет забыть всё, благодаря ей.       — Оптимус, — сквозь поцелуи Ева пытается оттолкнуть меха. — Подожди, Оптимус, — она упирается в его честплейт своими ладонями. — Прекрати…       — Хватит! — Оптимус всё же отстранился, но всё для того, чтобы встряхнуть Еву за плечи. — Хватит бегать от неизбежного, Ева. Пожалуйста, не надо сейчас противиться… Не заставляй меня делать то, чего я не хочу.       Прайм вновь тянет Еву к себе и целует, целует, целует. Чувствует кровь в энергоприёмнике и тут же облизывает глоссой ранку, которую оставил на губе Евы.       От укуса Ева издаёт тихий стон. Укус был неприятный, но вызвал ответную реакцию в теле девушки. Она спустила руки на шейные магистрали, чтобы зацепить кабели, поиграть с ними.       Ева садится на бёдра Оптимуса, нависает сверху, чтобы взять инициативу на себя.       Ева ему отвечает — действительно отвечает — и Оптимус вновь рад. Они спали. Они поговорили. У них нет ни одной причины не стать Бондмейтами. Совершенно.       Мех тянет манипулятор вперёд, а после берёт опускает его на шею Еву. Едва сжимает, заставляя отстраниться от себя.       — Боевые протоколы ещё не урегулировались, — Оптимус задумчиво смотрит на тот манипулятор, который держит Еву, — я хочу кое-что сделать, Ева. Проверить. Скажи, ты мне доверяешь?       Лёгкая асфиксия вызывает приятный узел внизу живота. От этого даже рефлекторно бёдра свелись, вызывая у Евы стон. Впервые такая практика ей понравилась.       Вопрос о доверии должен её напрягать, пугать, она должна не доверять Оптимусу, но пьяный мозг напоминает ей, что Прайм всегда приносил ей только удовольствие, что даже когда причинял боль и мог убить — останавливал себя и просил прощение.       — Да, Оптимус.       — Я рад, моя Искра, — Оптимус меняет положение: подминает Еву под себя, почти что рвёт над ней одежду. У него нет времени и желания на то, чтобы пытаться делать это нежно и аккуратно. Ева всегда готова к нему. Особенно сегодня, когда они всё сделали правильно… почти, — но я не могу верить только словам. Мне нужно действия.       Мех разводит ноги Евы в сторону, задумчиво смотрит ей в лицо. А после приподнимает свободный манипулятор, трансформируя его в бластер. Округлое дуло опасно поблёскивает в неверном свете бункерных ламп.       — А теперь? Теперь — тоже веришь?       Сверкнувший цилиндрообразный бластер теперь напрягал Еву. Она знала, что бластер сейчас не активен, видела, что изнутри не подсвечивается привычным голубым светом, и Оптимус сам может управлять этим. Сможет ли он, если говорит, что боевые протоколы ещё активны?       — Насколько сильно ты контролируешь бластер? Ты говорил, что сейчас твои протоколы активны. Для того, чтобы я доверила тебе, мне нужно знать, что ты контролируешь спусковой крючок.       — Это часть меня, Ева, — тихий звук сбора ионного снаряда разбавил тишину отсека, — я контролирую его всегда, — и звук пропал.       Оптимус опустился на Еву, держа весь свой вес на свободном манипуляторе. Бластер же опустил рядом с головой Евы, дулом ей в голову. Если выстрелит, то ионный заряд не сожжёт голову полностью, а лишь её часть.       — Я хочу, чтобы это было в тебе, — лёгкий кивок в сторону оружия, — хочу, чтобы ты получала удовольствия, не боясь того, что я что-то с тобой сделаю. Ты понимаешь меня?       Она должна поверить. Откажет — так выстрелит куда-то в сторону, напугает и сделает то, что хотел; а если согласится и попытается показать ему, что доверяет, то всё не будет так плохо.       — Да, я понимаю.       Оптимус улыбается, оставляет аккуратный поцелуй в висок. Несколько секунд наслаждается запахом своей Евы, а после решительно кивает.       — Я знал, что так оно и будет, — Прайм вновь садится между разведённых ног Евы. Нетрансформированным манипулятором проводит по складкам вульвы, задевает клитор, — я бы тоже без промедлений доверил тебе свой актив. Я сделал бы это при любом раскладе.       Бёдра дернулись при прикосновении холодного металла к пучку нервов. Ева не была мокрой, но и совершенно сухой её назвать нельзя было.       Контраст холодного с тёплым вызывает тяжесть в дыхании. Она и не знала, что подобным прикосновением можно вызвать такую реакцию.       — Только аккуратнее, — она облизывает губы, чтобы убрать остатки крови. — Как бы я не пыталась тебе доверять, я всё равно боюсь.       — Я не хочу, чтобы ты боялась, — Прайм толкает два пальца внутрь, наблюдая за тем, как Ева принимает его. Каждый раз это зрелище столь же прекрасно, как и в самый первый, — твой страх не обоснован. Я никогда не убью тебя. Я никогда не подниму на тебя манипулятор. Этого не было и не будет. Даже если ты сама будешь пытаться меня ударить, то я не отвечу. Я мех и у меня есть самоуважение, чтобы вредить своему Бондмейту.       Изредка Прайм полу-активирует бластер. Заряд копится, а после тут же пропадает, так и не выстрелив. Мех примеривается. Нужно точно понимать, какой силы можно собрать заряд, чтобы сделать Еве приятно, а не больно.       Ева не знает от чего дрожит больше — от двух пальцев внутри себя, либо же от звука заряда, что появляется и исчезает. Это даже адом назвать нельзя, это просто сводит с ума.       — Ты меня душил, когда разозлился. Как я могу верить, что ты можешь контролировать себя, Оптимус?       — Я контролировал силу, Ева. Выверял её по крупицам, чтобы не убить тебя. Так всегда было и будет, — пальцы медленно выскальзывают из лона, а совсем скоро в него упирается дуло бластера, — я клянусь, что никогда тебя не убью и не покалечу, — и толкнул оружие вперёд.       Бластер не имел большого количества сенсоров. Да, это была его часть, но между тем это был апгрейд, установленный из-за войны. Он не предназначался для удовольствия. Он нужен был для битв.       Нет, дело не в доверии, дело в том, что дуло холодного оружия сейчас толкается в неё. И если в прочитанных книгах такие сцены были сексуальными, романтизированными, то на деле это страшно, не вызывает ни капли удовольствия, и Ева чувствует, как сильнее сжимается, чтобы не впустить глубже.       — Расслабься, моя Искра, — Оптимуса искренне удивляет то, что Ева может принять любую его часть практически без подготовки. Это ещё одно доказательство того, что она принадлежала ему с самого начала, — так будет легче.       Прайм пока что не разогревает оружие, давая Еве привыкнуть к размерам. А после спрашивает абсолютно серьёзно.       — Ты сейчас меня ненавидишь?       Кончик, что был внутри, не двигался, это позволило Еве вдохнуть и позволить телу постепенно расслабляться. Ей не будет лучше, если она будет сопротивляться. Никогда не будет лучше.       — Помнишь легенду про Аида и Персефону? — Ева отворачивает голову, не желая сейчас смотреть на Оптимуса. Если её тело то, что ему сейчас нужно, то она готова ему это отдать. — Ты говорил, что она сама обманулась. Отдалась во владения сумасшедшего. Я обманулась и отдалась, так за что мне ненавидеть тебя, если в этом виновата я сама?       — Ты просто приняла единственное верное решение, моя Искра. Ты не должна ненавидеть себя за него, — и Оптимус, наконец, толкается глубже, задавая бластеру медленный темп. Оружие неприятно покалывало, а боевые протоколы продолжали быть активированы. Теперь они вступали в конфликт с интерфейс-протоколами. — Раньше я не думал, что хочу кого-то так сильно хотеть. Я ничего и никогда не желал больше, чем тебя. И даже получая тебя, мне всё равно мало.       Штекеры выскальзывают из честплейта, тянутся к шее Евы, играют с её волосами. Поворачивают лицо в сторону Оптимуса.       — Как думаешь, однажды мне станет достаточно?       — Не знаю, но что будет, если тебе не хватит? — она поднимает руку, чтобы коснуться штекера.       Штекер тут же обвивает подставленную ладонь Евы, затягиваясь на нежной коже.       — Я возьму больше, — Оптимус шептал, как когда-то возносили ему молитвы те, кто верили в Праймуса, — и буду брать всегда, — ответ на свой же вопрос пришёл как-то сам.       Бластер внутри Евы нагрелся, завибрировал — это мех скапливал заряд.       Вибрация внутри заставила увидеть звёздочки перед глазами. Нет, обычная игрушка так бы не справилась с задачей, как это делал Оптимус. Ева свела брови вместе в отчаянной попытке сдержаться, но не смогла: её мычания заполнили комнату.       Девушка сводила бедра вместе, будто старалась передать эту вибрацию к клитору, хотела дополнительной стимуляции, о которой твердили её тело. Широкое дуло, что разогревало её вибрацией, лишь усугубляло, доводило до точки.       — Оптимус, — бессвязно шепчет Ева, стараясь своими бёдрами избежать ещё одной волны вибраций. Это делало её слишком чувствительной.       — Я здесь, — мех утешает Еву, позволяя ей прочувствовать каждый сегмент бластера, — только для тебя.       … и Прайм задаёт быстрый размашистый темп. Такой, что неприличные звуки отлетают от стен отсека, а смазка капает на платформу, пачкая её. Впрочем, она совсем скоро высыхает: жар полностью сдержать не получается.       Еве было приятно. Еве было хорошо. Ева теряла себя, когда начинала сама насаживаться на дуло бластера, доводя себя до крайней точки. Штекер в ладони сжимался лишь с большей силой, она искала какую-то опору, которая бы позволила ей не потерять сознание.       — Оптимус! Оптимус, — шептала сбивчиво Ева, закрывая глаза от очередной волны удовольствия.       И оргазм накрывает её с новой волной. И в какой-то момент, когда Ева чувствует тяжесть внизу живота, вместе с оргазмом на Прайма выливается и струя жидкости.       За миг до того, как Ева кончила, Оптимус успел прекратить зарядку оружие на выстрел. Плазма не должна была контактировать с таким количеством жидкости. Особенно внутри и без того влажного места.       Мех медленно вывел оружие из лона, с интересом наблюдая за тем, как судорожно сжимается расширенное отверстие. И на лужу, что образовалась под Евой.       — Ты опять испачкалась.       К чёрту все слова, что Прайм сейчас говорит, к черту все эмоции, которые должны её пожирать: Еве было хорошо.       Вышедшая из лона пушка оставила после себя чувство пустоты. Еве это не нравилось, хотелось снова ощутить то накатывающее удовольствие, которое довело её до этого хаоса. Даже если придётся испачкаться ещё раз.       Ева повернулась набок, чтобы восстановить дыхание и привести себя в чувства.       — Чёрт, я даже не знаю, как реагировать на это, — задыхаясь, сообщила она.       — Как на ритуал полного доверия, — Оптимус опустился близ Евы, превратив оружие обратно в обычный манипулятор, — вот видишь? Я не причинил тебе вреда. Твоё удовольствие — это смысл моего существования.       Мех притянул к себе Еву на честплейт, наслаждаясь жидкостью, пачкающую его корпус.       — Я сделал всё так, как принято на Земле. Теперь ты согласна стать моим Бондмейтом?       — На первом свидании не спят, — Ева наблюдает преферическим зрением за движениями Оптимуса, чувствует, как тот прикасается к уставшему телу. — Ну, в большинстве случаев.       Она хмурится пытаясь обдумать все плюсы и минусы того, что её ждёт. Первоначальный минус — вспыльчивость Оптимуса, которая может навредить ей. Но его тут же перекрывает… хороший секс. Чтобы Оптимус не придумывал, как бы не брал её в любых позах, чем угодно, она всё равно стонала его имя и кончала. И, кажется, даже огромный минус у Оптимуса получается замять.       — Я не знаю, Оптимус, — она отводит взгляд. — Мне приятно, но это неожиданно и слишком огромная ответственность. Я не готова к этому.       — Мы спали до первого свидания, — Оптимус начинает покрывать тело Евы: плечи, шею руки, — от тебя ничего не требуется, кроме одного единственного — принадлежать мне. Это просто, потому что ты уже. Скажи мне «да», моя Искра. Скажи.       Оптимус хочет слышать подтверждения из уст Евы и никак больше. Пусть она признает то, что уже произошло.       — Я люблю свободу, — Ева мнётся. Она не знает, на что подписывается, если ответит согласием. — И я не знаю, что меня ждёт, если скажу да. Оптимус, разве что-то изменится в наших отношениях после этого? Зачем проговаривать вслух то, что уже происходит?       Она блефует, пытается увильнуть от ответа, согласиться с его словами, не проговаривая вслух. Она уже давно принадлежала ему, как бы не старалась убежать, и физически, и ментально. Всё сводило к тому, что Ева снова оказывалась на платформе Прайма.       — Ты свободна. Свободнее многих, — Прайм ловит взгляд Евы своим и не даёт ей разорвать зрительный контакт, — когда ты признаешь вслух простую истину, то поймёшь, что действительно ничего не изменилось. Что твоя свобода осталась при тебе. Небо не рухнет нам на голову, моя Искра. Поэтому ответь мне честно: ты согласна быть моим Бондмейтом?       — Я согласна быть с тобой.       Это проще, чем сказать то, что хочет Прайм. Еву пугала мысль о том, что прячется за словом «Бондмейт». Оптимус всё-таки сделает из неё кибертронца? Не надолго его хватило в роли «я хороший, поэтому буду соответствовать земным обычаям. Ты же мне дашь потом?»       — Но я хочу умереть в своём теле.       — Умереть?..       Радость от согласия — частичного — смывается словами о смерти. Ева хочет умереть. Ева умрёт. Она рассматривает эту возможность?       — Но ты не умрёшь очень много миллионов лет, Ева. Мой корпус и Искра не так стары, чтобы погаснуть в ближайшие десятки миллионов лет; а ты будешь и того моложе.       Он не понимает её. Не улавливает простую истину: Ева хочет жить как человек.       — Нет, Оптимус, я проживу ещё лет семьдесят и умру. Если не раньше. Это та жизнь, которой я хочу. Я рада, что ты будешь видеть, как рождаются планеты, как умирают звёзды многие миллионы лет, но мне просто хочется сидеть на утёсе в старости и смотреть на падающую звезду.       — А что делать мне, Ева? Как мне жить без тебя, если ты хочешь уйти через ворн? Кибертронцы выбирают Бондмейтов раз на весь актив. Как мне проводить эти миллионы лет, если тебя со мной не будет?       Оптимус шептал Еве на ухо, почти что умолял.       — Я покажу тебе тысячи утёсов и тысячи звезд.       — Именно поэтому я не твой Бондмейт, Оптимус. Где-то там, после восстановления Кибертрона, тебя ждёт фемма, которая готова стать твоей парой. Я не она, Оптимус. Я всего лишь твой земной роман.       Ева целует его в аудиосенсор, пытаясь донести до меха все свои мысли. А они были просты: Ева хочет закончить свою короткую несчастливую жизнь в старости, возможно, с кем-то, возможно, с Оптимусом, но не в металлическом корпусе.       — Я люблю тебя, — Оптимус больше не хочет слышать этот отказ, поэтому целует Еву в губы, — люблю, — в щеки, — люблю, — в лоб, — люблю, — в макушку, — люблю. Не оставляй меня. Если — когда — ты уйдешь, я уйду за тобой.       — Не стоит этого, Оптимус, прекрати, — Ева накрывает его фейсплейт руками, пытается затормозить во всех признаниях, которые теперь не грели. — Нет, ты выполнить свою роль в этом мире, а потом поступай, как пожелаешь. У тебя есть много лет на все свои праймовские дела, поэтому не нужно всё сворачивать на одной мне.       Она гладит сегменты фейсплейта и вздыхает. Быть с Оптимусом тяжело. Очень.       — Я всегда могу найти другого Прайма. Среди нас есть достойные кибертронцы, и Праймус одобрит мой выбор.       Его Ева была столь заботлива. Переживала за Кибертрон. Но с этой заботой приходила и жестокость: Ева переживала за кого-угодно, но не него.       — Нет, более подходящего для этой роли, чем ты, не найти. И поверь, наступит момент, когда тебе станет легче, когда ты будешь счастлив.       Хоть и ненадолго, но Оптимус должен получить покой. Но не с Евой, не с её человеческим телом, которого Оптимусу недостаточно.       Мех не находит, что ответить. Понимает, что это бесполезно. Ева сама никогда не станет полностью его. Что ж.       — Тогда я насильно тебя киберформирую и сольюсь Искрами, — Прайм говорит спокойно и честно, — ты ничего с этим не сделаешь. Это твоё будущее.       — Ты не задумывался о том, что у меня не будет Искры, если я стану одной из вас? — она склоняет голову набок? стараясь сохранять спокойствие. Это то, что ей нужно было в этой ситуации. — Тогда идея с киберформированием глупа. Ты хочешь, чтобы я стала такой же, как и ты, просто ради того, чтобы как можно больше вшить себя в меня.       — Я найду способ сделать так, чтобы у тебя была настоящая Искра, Ева. Наши технологии могут практически всё, в том числе дать физический аналог души тем, у кого его никогда не было. Я хочу полного слияния и на меньшее не согласен, — Прайм чутко регистрировал изменение настроения Евы, — может, ты жалеешь сейчас, что когда-то приехала на эту базу, но пройдут тысячи ворнов, и ты поймёшь, что это была судьба.       Никакая это к чёрту не судьба. Это больной процессор Прайма твердит о том, что Ева ему под стать. Что создана для него.       Ни для кого Ева не создана. Она лишь хочет жить своей жизнью без этих сумасшедших приключений и роботов под своим домом, где один клянётся в вечной любви ей.       Ева отворачивается снова. Она совершенно не желает видеть сейчас Оптимуса, а уж тем более слушать его истории об их вечной несуществующей любви.       Оптимус же прожигал невидящим взглядом Еву. И принимал верное решение.