Железный занавес: Алый свет на закулисье

      Он был готов. И они тоже. Главная помеха устранена и больше не сможет помешать им. Ведь вряд ли можно что-то сделать, при этом валяясь на полу под партами и цветами, хорошо прячущими от любопытных детских глаз что угодно.       Т-Х после включения пробрался на пост охраны и, сосканировав ключ от кабинета иностранных языков, без опаски направился туда. Его теперь никто не мог остановить. Он трансформировал указательный палец в ключ, отпер класс и скрылся там. Кисть руки сменилась циркулярной пилой. Блестящий диск, приятно жужжа, прокрутился в обе стороны.       Оглядевшись по сторонам, Сокол распустил волосы и потряс ими. Перевернул страницу тетради, бубня под нос свой рассказ о планах на будущее на английском. Проклятые артикли всё время путались на языке и вылетали из головы, чем очень сильно раздражали Сокола. Старательно выговаривая самое начало рассказа, произнося чуть ли не по буквам каждое слово, он зашёл в класс. Его совсем не удивило то, что он был открыт: не до этого было.       Кто-то грубо сжал шею Сокола. Резким движением прижал к себе спиной. Небрежно запрокинул его голову назад. Послышалось нарастающее шипение. Сокол уже знал эту хватку. Он хотел закричать, но его рот тут же зажали ладонью. Попытка освободиться никаких успехов не принесла. Зато позволила Соколу ощутить, как немного затупившаяся циркулярная пила разрезает бок. Он заскулил, извиваясь, не собираясь тушить огонь надежды на спасение.       Механизм ускорился и зажужжал ещё громче. У самого уха Сокола, заставив его дёрнуться. От испуга он замер, как парализованный. Пила приблизилась к самой шее, не переставая вращаться. Неосторожное движение — и она перерубит ему глотку.       Упиваясь его страхом и беспомощностью, Т-Х самодовольно ухмыльнулся. Прижал Сокола к себе сильнее и разогнал пилу. Это именно то, чего он хотел все эти годы. То, чем мог бы грезить, если бы был человеком. То, чего так не хватало. То, что глупый старшеклассник своими руками принёс им. То, на что он обрёк всю школу своей слабохарактерностью.       — Спасибо, что дал нам свободу, — прохрипел Терминатор и нанёс удар.       На лиловых стенах, совсем недавно покрашенных, остались бордовые всполохи, напоминающие пожар, и брызги, похожие на отлетающий от пламени пепел. Безжизненное и обмякшее, уже ничему не сопротивляющееся и такое покорное тело упало на старый линолеум, заливая его кровью. Единственное, что Т-Х было жаль, это пепельные волосы, испачкавшиеся и сменившие цвет на розоватый. Оттенок красивый… был.       Перед лицом Т-Х, уже собравшегося уходить, распахнулась дверь. Ошарашенный Юрий успел лишь краем глаза увидеть то, на что сам теперь был обречён. Т-Х схватил его за ворот пиджака и затащил в кабинет. Юрий споткнулся и упал на четвереньки, прямо в лужу крови. В нос ударил запах металла. Он повернулся и попытался отползти, стараясь не смотреть на труп Сокола, но Т-Х прыгнул на него и пригвоздил к полу.       Юрий пытался что-то хрипеть и сбросить с себя обезумевшего Терминатора. Тот отпустил его всего на миг. Чтобы он расслабился, напрягся ещё сильнее, увидев холодный блеск, и фонтан из крови был обильнее и красивее.       Заперев класс, Т-Х принял облик Т-1000 и сел на подоконник. Строение скелета позволяло ему немного вытянуться, но догнать такую шпалу по росту — нет. Нужно было отвести взгляды, чтобы никто раньше времени ничего не заподозрил. Сопряжение с пятидесятыми было наготове, осталось дождаться момента.       Скоро пришли дети. Положив рюкзаки в классы, они тут же с радостными возгласами бросились к Терминатору и обняли его со всех сторон. Превозмогая отвращение, он улыбнулся и обнял их в ответ. Спросил, как у них дела и что нового, не зная, что вообще делать и на кого смотреть. К Т-Х никто никогда не подходил, уж тем более так радостно. Чем брат заслужил такую бешеную популярность?       — Я заняла первое место на городской олимпиаде! — радостно заверещала девчонка лет одиннадцати, гордо выпрямившись. Кого-то она напоминала Т-Х своей манерой речи и поведения. — По математике!       — Ути, умница! — заулыбался Терминатор, стараясь изобразить искреннюю радость. — Горжусь тобой!       — А я завтра еду на соревнования по карате! — послышался сбоку тонкий мальчишечий голос.       — Мне подарили новый жилет и юбку.       — У меня рисунок новый!       — Сегодня така-ая забавная ситуация была с собакой утром!       Детские громкие голоса раздражали. Хотелось заткнуть уши или просто уйти, лишь бы не слышать этой какофонии. Это был ад. Как Т-1000 со всем этим справлялся? как не сошёл тут с ума и умудрялся получать удовольствие?       Словно чувствуя, что Терминатор не настроен на разговор и не хочет их слушать, дети потихоньку начали уходить. Т-Х это не нравилось, хоть он и хотел поскорее отделаться от них и приступить к самой главной, самой важной и самой приятной части своего плана. Ведь это может навести лишние подозрения.       Неожиданно с лестницы вышли учитель английского и ученик в фартуке для уроков труда. Они о чём-то оживлённо разговаривали, будучи буквально на одной волне. Увидев «Т-1000», синхронно поздоровались, и учитель отпер кабинет, не переставая рассказывать какую-то историю с летней практики.       В следующую секунду ученик пытался понять, что так шокировало учителя, что он замолк на самом интересном моменте и отшатнулся от двери. Она находилась чётко напротив детей и Терминатора, и малыши увидели… это. Ещё через мгновение юноша истерично кричал и звал свою сестру, убитую прямо на его глазах. Учитель тащил его за собой за локоть и подгонял учеников, мимоходом пытаясь дозваться всех, кого мог.       Оба Т-850 выпрямились. В их глазах мелькнули алые точки.       Все, кто бежал к выходам под лестницами и в детском саду, погибали. Вестибюль был забаррикадирован, пол уставлен банками, склянками и прочим, что легко бьётся, все двери — плотно прикрыты, чтобы Терминаторы прибежали на шум. Смельчаки, залезшие на крышу, оказались на ней заперты. Никто не мог дозвониться до служб спасения: сигнал чем-то заглушался.       Учителя пытались придумать способ, как эвакуировать всех, кого получилось собрать. Чудом выбравшийся с первого этажа Владимир, шипя от боли и задыхаясь, указал рукой на кабинет заместителя по УВР. Встретив недоумённые взгляды, сплюнул на пол и пояснил:       — Окно выходит на крышу передней части здания, где коридор тишины и этот квадрат… ну, где химия и актовый. По пожарным лестницам можно слезть и убежать.       — Володь, а получится? Лестница-то только одна осталась, я только что проверял, — Дмитрий держал на руках перепуганного восьмиклассника с зафиксированной рукой.       — Мить, не нагнетай. Надо Андрея как-то спустить… ты сможешь сам? — Владимир обратился к раненому ученику, жмущемуся к Дмитрию. Тот, всхлипнув, кивнул. — Тогда чешите. Окно откройте, не разбивайте, Терминаторы прибегут на оповещение. Виталь, ты-то куда?!       — Открою чердак. Или ты предлагаешь тем, кто на крыше, с неё сигануть?       — А что такого?       — Четыре этажа, Володя, ёбаный в рот! А с двух они ноги переломают! Скороварку-то свою включи, пока тебя не настиг железный Раскольников.       — Вообще-то он убил бабку… но не суть. Митяй, Артур, ведите! Стойте наготове, мы постараемся привести вам как можно больше детей. Как только Терминаторы что-то поймут, я что-нибудь вам швырну. Постараюсь.       Эвакуация проходила с переменным успехом. Около трети учеников, среди которых были два девятых, два десятых и одиннадцатый классы, были загнаны в ловушки вместе с учителями. Время от времени прибегали маленькие кучки перепуганных детей, волокущих на себе раненых и потерявших сознание. Артуру и Дмитрию было невыносимо находиться на крыше, но и ходить по школе было не менее опасно.       Всё же не сдержавшись, Артур залез обратно в окно, игнорируя брань Дмитрия и попытки его остановить. Все пять человек, посвящённых в дела Терминаторов до самых микросхем, знали их чертежи наизусть, и для них не была секретом возможность Т-Х брать под контроль другие модели и остальную технику.       Как учитель иностранных языков, Артур твёрдо запомнил, что в состоянии подчинения Терминаторы понимают команды только на одном языке: очередной сбой при установке программы. Только он забыл, на каком именно. Но он собирался использовать это, чтобы спасти хоть какую-то часть детей. Не было гарантии, что это сработает, но от судьбы не убежишь.       Артур не успел даже сойти с лестницы, как навстречу ему понёсся Т-850I. Охваченный ужасом, он чуть не споткнулся о ступеньку и выкрикнул первое, что пришло на ум:       — Beiseite stellen!       Терминатор не среагировал. Лишь повалил Артура на бетонные ступени и навис над ним. Позвоночник болезненно заныл. Чувствуя щекочущее касание шёлковых волос на щеке, Артур постарался произнести как можно увереннее:       — Stand down! — получилось пискляво. Рука в перчатке обхватила шею. — Stand down! Stand down!!! — уже отчаянно.       — Stand down! — послышался позади командирский голос Дмитрия. Несмотря на корявое произношение, Т-850I послушался и отпустил Артура.       — Stop! — Дмитрий помог ему подняться и позволил опереться на себя. — To wait!       Т-850I снова вернулся в подчинение только тогда, когда Артур и Дмитрий уже спускались по пожарной лестнице. Им нельзя было больше оставаться в этой школе, как бы ни хотелось. За ними с большей долей вероятность уже устроили охоту, а сбежав, они могли позвать на помощь спецслужбы.       Не обнаружив беглецов, Т-850I выдернул из стены лестницу с корнем и выбросил подальше. Наблюдая за этим из-за огромных труб, Артур и Дмитрий благодарили всех и вся за то, что успели эвакуировать тех, кого загнали на крышу. Жалюзи рвались, падали и плясали, путаясь, в окнах мельтешили узники этой проклятой школы, которым они уже не могли помочь. Отдышавшись, они вдвоём направились в ближайшее отделение полиции.

* * *

      Т-850II, развернувшись и растоптав новенький телефон, кем-то кинутый в него, зарычал. Не как дикий зверь, не как собака — этому звуку не было определений. Даже безбашенные поклонники мистики не могли вспомнить существа, способного издавать подобный рык. В глазах загорелись алые точки, которых по-хорошему не должно было быть видно. Он стоял у одного из проходов на лестницу, второй уже был завален лавками.       Ученики были в ступоре. Учителя прикрывали их собой в надежде хоть как-то спасти. Зная, на что способны Терминаторы, никто даже не думал бежать через коридор тишины: там по-любому их поджидал Т-850I. Первые классы, десятые, даже опытные классные руководители сейчас выглядели маленькими детьми, которых окружили бешеные собаки и которые хотят спастись от проблемы, просто закрыв глаза.       Вооружившийся ломом Петя смог невиданным чудом проскользнуть мимо облавы к лестнице около столовой, ведущей на второй этаж. Оказывается, эти машины не такие уж и умные. Т-850I очень просто повёлся на уловку, с которой даже засмеялись полуживые первоклассники. Как такое умное создание побежало за куском самой обыкновенной штукатурки, кинутым в окно, для Пети всегда будет загадкой.       Его сразу же засекли, стоило ему показаться из-за двери. Т-850II налетел на него и напоролся на изогнутый конец монтировки. Петя откинул его в сторону и снова ударил. Перевернул лом. Ударил сильнее. Терминатор выпрямился. Удар в пах результата не дал. Петю лишь чуть не поймали. Могли и ногу сломать. Вовремя увернулся. Следующее ранение лица заставило кожу Терминатора порваться. Она болталась, как одежда на исхудавшем старикашке.       Т-850II ухватился за лом. Дёрнул Петю на себя. Толкнул в сторону цветов. Удержаться на ногах было непросто. А вот после мощной затрещины уже и вовсе не представилось возможным. Пнув ученика чуть выше живота, почти по рёбрам, от всей души и со вкусом, Терминатор отошёл на середину коридора. Жалобно простонав, Петя закашлялся, отплёвывая кровь. Оцепеневшие от ужаса и страха заложники старались лишний раз не дышать, чтобы не провоцировать этого монстра.       Т-850II противно ухмыльнулся. Раньше эта ухмылка поднимала настроение. От следующих его действий многих вырвало. Он просто запустил пальцы в рану на лице, немного её расковырял и принялся отдирать кожу от эндоскелета. Медленно, будто наслаждаясь. Когда она уже висела, подобно шторе, он просто её сдёрнул и швырнул на пол. Внутренней стороной наружу. Притоптал. Осмотрел обречённых на смерть, демонстрируя свой прекрасный эндоскелет тёмно-синего цвета, переливающийся в свете ламп и заходящего солнца.       За толпой послышался шум. Очень громкий. Будто упало нечто большое. Небрежно растолкав детей и учителей, Т-850II прошёл в сторону звука. Миша, сваливший баррикаду из лавок, и сейчас попытавшийся увернуться, он тут же был пойман за волосы. Вопя от боли, попытался высвободиться или ударить того, кто должен был защищать, но лишь усугубил своё положение. Терминатор сжал его волосы в руке, намотав их на кулак, и потянул вниз. Даже рост ничуть не мешал ему укладывать абсолютно всех Мишиных защитников парой ударов одной рукой.       Он потащил беззащитного ученика за собой, не давая возможности даже понять, в каком направлении его тянут. А потом приложил головой об угол стены. Чтобы замолчал и не верещал. Но молчать Миша не собирался, хоть и понимал, что проклятья и мольбы ему уже не помогут. Тогда Т-850II прижал его к стене за шею, сильно её сжав. Свободную руку он ударил внутренней стороной об окровавленный угол несколько раз. От неё начала отлетать панель, которую он просто сорвал коленом.       Дабы жертва не задохнулась раньше положенного, он чуть ослабил хватку. А потом расправил перья. Семь свинцовых ножей, все эти годы спрятанных в его руках. Их тусклое сияние было последним, что Миша видел. Из-за слёз и боли он больше не мог увидеть ничего. Распоров Мише живот, судя по всему, не самыми острыми лезвиями, Т-850II полоснул и по шее. Только потом кинул его на пол и, поставив ногу на едва держащуюся голову, сшиб защитную панель и со второй руки.       Кое-как борясь с желанием лежать и не шевелиться, Петя очень медленно полз к лестнице. Подал своему классу и параллели знак, что он попытается продвинуться к директору. Это увидел лишь один, но этого было достаточно. Смотреть на изуродованное тело того, с кем он на протяжении почти четырёх лет проходил огонь, воду и медные трубы, с кем ему было по-настоящему легко, с кем он мог забыть о проблемах и ради кого он жил, он был не в силах.       На лестнице он упал замертво. Чудом лёг так, чтобы не скатиться вниз. Слушая ровные стуки шагов, которые были, казалось, абсолютно везде, он моргнул. Всего-лишь моргнул. Чуть дольше, чем нужно. Глаза были слишком сухими. И крайне неожиданно всё провалилось в пустоту. Приятную, мягкую, прохладную, как июльский ветерок. Но тут же его вернули обратно в реальный, пахнущий кровью мир.       Его подняли и с силой впечатали в стену. В голове противно зазвенело и загудело одновременно, с каждой секундой нарастая. Перед глазами всё поплыло. К горлу подступила тошнота. Время будто замедлилось. От хлёсткого удара по лицу стена и лестница окрасились багровыми пятнами, тут же потёкшими вниз. Ещё удар. Блеск перьев.       — Беги! — голос показался Пете знакомым, но разбираться, кто высвободил его из терминаторских лап, было некогда.       Держась за перила и окровавленные стены, он попытался спуститься, но запнулся и упал. Позади слышалась брань и глухие удары. К ним присоединился истошный Петин вопль. В его ногу вцепились пять ледяных кинжалов. Рывок лишь усугубил положение. Он неожиданно закашлялся. Терминатор одним ударом заставил его замолчать.       Вместе с сознанием к Пете вернулась и боль от распоротой щиколотки. Шипя и рыча, он потянулся. Попытался. Разминая затёкшую шею и руки, привстал. Зрение прояснялось очень медленно, сфокусироваться ни на чём не получалось. В ушах стоял тихий звон, под носом и на губах чувствовалось что-то липкое. Во рту был неприятный кисловато-металлический привкус. Тошнило довольно сильно.       — Очнулся, Господи… Петенька, мы думали… — послышался женский лепет откуда-то сбоку. Петя не сразу узнал заместителя по УВР.       — Я в порядке, Юлия… — простонал он, с трудом сев. Отчество вспомнить так и не смог. Ноющие лопатки, шея и плечи в который раз напоминали, что лежать на стульях неудобно. — Это все?       У стены сидел трудовик и пытался смастерить нечто, похожее на заточку или нож. Всё, чем можно было резать, либо находилось в других кабинетах, либо сломано. Даже кухонные ножи и те всажены в трупы, стены или попросту расколоты на множество частей. Услышав, что Петя пришёл в себя, трудовик коротко кивнул ему, убрал с лица сальные и влажные от пота волосы и продолжил затачивать импровизированное лезвие, тяжело дыша.       Директор и завуч стояли в передней части кабинета, глядя в монитор: видимо, поймать сигнал им как-то удалось. Казалось, один поддерживал другого. Пиджак Владимира был разорван на спине в пух и прах, белая рубашка окрасилась в бурый и прилипла к телу. Пете, ещё не полностью понимающему происходящее, было тяжело различить ткань и кожу, всё превратилось в отвратительное месиво.       Под совещательным столом засела первоклассница, которую чудом удалось отбить у Терминаторов. Девочка с двумя хвостиками, украшенными белоснежными бантиками, один из которых был сорван едва ли не вместе с волосами, обнимала колени и смотрела в пол. По её щекам слёзы уже не текли, лишь чуть поблёскивали влажные дорожки и ресницы. Юбка почти оторвана, пуговицы с жилета вырваны с мясом. Кажется, это младшая сестра одного из Петиных друзей вне школы.       — Мы… эвакуировали два класса… с большим трудом. Но жертв в разы… больше… — речь Юлии была прерывиста, слова давались ей тяжело. Голос был ровным и поникшим, будто безжизненным. — Много крови… много трупов… дети… учителя…       — Как вам удалось? Эти железки ведь никуда никого пропускать отказываются. Они даже жёстче домофонов на наших калитках на входах на территорию школы.       — Их программа всё ещё активирует спящий режим на полчаса перед началом рабочего дня — с семи до половины восьмого утра, — ответил трудовик и поднялся, кряхтя.       — И вы…       — Да. За трое суток, что ты пытался оклематься, мы также успели вынести большую часть трупов. Сегодня хоронили на заднем дворе, — голос Виталия был спокойным. Мужчина явно пытался скрыть отчаяние и безысходность, что бушевали в его душе. — Теперь хоть не будет тошнить на каждом повороте.       — Виталь, как Саша? — решил уточнить Владимир, не отрываясь от компьютера.       — В коме в больнице. Сегодня доложили об очень слабом улучшении состояния, и… — по щеке Виталия скатилась слеза. Запинаясь от осознания собственных слов, он продолжил: — Я не уверен, что он выживет. Раны слишком серьёзные, у него внутри каша, а не система органов.       — Сука…       — Именно так, Петя. А с Лексом что? Ты, вроде, хотел перевести его в другое заведение?       — Да. Пожалуй, это первый и последний раз, когда я рад, что мой ребёнок болеет.       Ходить было ещё сложнее, чем сидеть. От резкого подъёма у Пети закружилась голова и все раны решили о себе напомнить. На изорванную ногу было больно наступать. Хромая и хватаясь за всё, что попадалось под руку, он подошёл к директору и завучу и заглянул в монитор. Прерывистый выдох, больше похожий на всхлип, непроизвольно вырвался из его груди. В тревожной тишине послышалось тихое, почти жалобное и стоящее на грани срыва:       — Миша…       Владимир чуть сжал пиджак в области сердца, глядя с остальными выжившими на фото школьного активиста с чёрной лентой. Голос Пети подобно кнуту ударил по душам всех, отозвавшись в них отчаянным сдержанным криком. На пол упало несколько солёных капель.       СМИ, соцсети и мессенджеры трубили о трагедии, произошедшей в школе, везде были фотографии погибших, соболезнования родственникам и друзьям, даже видеообращения к выжившим.       Пару раз мелькнули совсем свежие интервью сумевших сбежать заместителя по безопасности и учителя английского, записанные вечером того дня. На их лицах поблёскивали ссадины, пиджаки испачканы кровью и пылью, волосы Артура спутаны. В их глазах застыли ужас и скорбь. Немного дрожащие от пережитого голоса были будто не их: безучастные, отрешённые, почти безжизненные. Они без каких-либо эмоций отвечали на вопросы интервьюеров и рассказывали о том, что случилось именно с ними, не смея говорить за других.       Увидев Дмитрия и Артура, те, кто был сейчас перед монитором, с облегчением выдохнули. Спаслись… От произнесённых ими слов выжившим стало тяжело и больно. Они были лаконичны, ужасны и отвратительны: Интервьюер: — Скажите пожалуйста, а почему вы уходите от тем и не рассказываете об остальных? Дмитрий Борисенков: — А какое мы имеем на это право? Артур Михеев: — В сравнении с нами, на их долю выпало намного больше мучений. Нас этот кошмар едва коснулся, а они в нём до сих пор. Дмитрий Борисенков: — Мы не хотели уходить оттуда, но приказа директора ослушаться не могли. Владимир в таких вопросах всегда расчётлив. Интервьюер: — Простите? Артур Михеев: — Если он говорит поступить именно так, значит он полностью уверен в том, что делает. И если он велел нам спасаться при первом же подозрении, значит знал точно, что мы не выживем, если останемся. Дмитрий Борисенков: — Мы были в ловушке. Первый пятидесятый нас просто бы… вы поняли.       Петю с трудом усадили в первое попавшееся кресло. Вернувшийся с вылазки школьный медбрат смог обработать рану на ноге и перевязать её, но легче от этого не стало. Медикаментов попросту не было, лишь жалкие остатки на пару раз. От воспоминания, как в ногу вонзились тонкие ледяные мечи, тут же начавшие загибаться и буквально вгрызаться в плоть, Петю передёрнуло.       Почти в тот же день в школе был распотрошён последний ребёнок, которого не успели спасти. Остались только те, кто прятался в кабинете директора. Почти все были ранены, кто чудом уцелел — подавлен и обессилен. Ситуация была безвыходная. Терминаторы поняли, где засели последние живые люди, и повторно забаррикадировали все выходы, что были близко к ним — мощный магнит в полу не позволял им зайти без команды.       У главного входа дежурил Т-850I, регулярно делая обход по всему этажу и лестницам. Они не могли выйти. Всё, что они успевали разобрать за полчаса, Терминаторы восстанавливали за несколько минут, если обнаруживали. А они обнаруживали. Даже быстрее, чем выжившим хотелось бы.       «Неделя. Неделя… Неделя!..       Вы понимаете, как это много? насколько велико это время, что мы ещё дышим. Утром на вылазку пошли мед-брат и завуч. Сейчас почти полноч, от них ни слуху ни духу. Выйти остальные бояться, мы слабы, чтобы справиться с этими утырками.       Меня жутко тошнит и периодически вырубает. Зрение то падает, то встаёт. Нередко я просто теряю способность понимать происходящее возле меня и в принцепе. Подозреваю сотрясение.       Мне трудно ходить, меня шатает, голову кружет. Руки дрожат, но я стараюсь не уделять этому внимания и делать, что делою.       π. Elf. Feb. 2017»       Слова прыгали на строчках, то слетая с них, то выравниваясь на пару букв, чтобы дрогнувшая рука снова вывела их неровно. Множество исправлений, размазанные линии, попытки что-то стереть превращали подобие записи в нечто непереводимое и по состоянию схожее с автором строк. Последний абзац и подпись писались левой рукой, поскольку правая дрожала слишком сильно, чтобы просто держать почти сломанный карандаш.       Пожалуй, этот дневник — единственное, что было в хорошем состоянии. Его кожаную обложку и переплёт ничто не задело несмотря на то, что он был вырван прямо из цепких рук одного из Терминаторов. На первой странице было написано немного нервным, но разборчивым почерком:       «Алексею Дубинину лично в руки.       Сынок, желудёнок мой, не читай этот дневник, не выбрасывай его и не показывай никому. Это не должна видеть ни одна живая душа. Сохрани его как память обо мне и брате. Если на связь выйдет Виктор — передай ему. Больше никому.       Защищай мать. Расти успешным. Удачи. Прости. Я люблю тебя.       Папа.»       На случай, если кто-то сбежит.       Грубый стук шагов раздавался эхом по всей школе. Быстрые, тяжёлые, уверенные, они явно намекали, что Терминаторы знают, где прячутся люди. Сидя под дверью, Петя прислушивался к звукам за ней и пытался их анализировать, но мысли постоянно ускользали. Он то и дело будто засыпал и просыпался, дрожь то усиливалась, то ослабевала, недавно его начало знобить. Дышать приходилось ртом, отчего Петю постоянно мучала жажда и кашель. Нередко его начинало тошнить, подолгу не отпуская.       Окна кабинета тронули рассветные лучи. Сломанные стрелки часов двигались ужасно медленно, заставляя нервно ёрзать даже терпеливого директора. Вот-вот настанет семь утра, и они снова смогут выйти из кабинета, чтобы хоть что-то сделать. Им почти удалось сломать баррикаду у выхода из детского сада, главное, чтобы это не обнаружили их палачи.       — Пробить окно и уйти… не выйдет?.. — прохрипел Петя и прокашлялся. По голове, особенно носу, будто от души ударили кувалдой. По его щекам скатилась пара слезинок, не удержавшись на ресницах от такой боли. — Или открыть?..       — Нет. Здесь окна заклинили, а остальные ручки сломали эти пидоры. У нас всё равно не хватит сил и времени, чтобы спастись.       — В честь чего? Тут же в полу магнит охреневшей мощности?       — Попытка пробить стекло будет расценена как угроза, что откроет Терминаторам доступ сюда без приказа директора и, как следствие, система сигнализации сработает и отключит магнит. Если мы и разобьём окно, если кто-то из нас и сбежит, то первый пятидесятый пустится за ним в погоню. Сам знаешь, от него нельзя убежать. Либо сбежавший погибнет сам. Наши организмы уже ничто не спасёт. Ни аппарат ИВЛ, ни операции, ни пересадки. Мы истощены, внутри нас каша. Мы обречены…       — Достаточно, Евген, достаточно, — остановила трудовика Юлия, еле как поднявшись. — Сегодня иду я и ты. Первые десять минут ищем тела, потом разбираем баррикаду, — Евгений кивнул и тяжело вздохнул.       — Ни пуха.       — Нахуй.       Следить за речью уже никто не пытался. Что сказано, то сказано.       Бывшая раньше противной трель будильника оживила всех. Шаги синхронно прекратились. Осталось слышно лишь дыхание тех, чьи сердца ещё бились.       Владимир помог Пете пересесть в кресло, перекрестил разведчиков и приобнял прижавшуюся к нему первоклассницу. Либо они вернутся, либо нет. Уложив голову на руках, Петя уснул тревожным сном, вздрагивая от каждого шороха. Всё тело ломило, он с трудом дождался семи утра, чтобы хотя бы немного вздремнуть. Его организм над ним просто издевался: ему очень хотелось спать, но уснуть он не мог.       Очень скоро Петя проснулся от тяжёлых громких шагов, подпрыгнув и зашипев от боли. Они будто выстукивали ритм, понятный лишь роботам и звучавший, словно гимн. Дышать носом всё ещё было проблематично. Озноб стал только сильнее. Теперь прибавилось и першившее горло. Он хотел прокашляться, но вовремя увидел, что дверь снесена с петель и его видно чертовски хорошо. Как на зло приближался Терминатор. Нужно было скрыться максимально быстро и бесшумно.       Монитор стоял на другом столе. Пете пришлось упасть на пол, чтобы не оказаться замеченным. Раненая нога моментально напомнила о себе. Не закричать стоило ему больших усилий. Терминатор бы не смог сюда зайти, а вот кинуть что-то — пожалуйста. Любой уворот мог стоить Пете жизни: либо бы он приложился виском, либо бы по нему попали чем-нибудь. Был ещё риск попадания в окно, то бишь провокация программы защиты школы от разрушений.       Кажется, это Т-850II. У него одно перо другого цвета. Или просто показалось?..       Когда Терминатор ушёл, пристально осмотрев весь коридор, начали приближаться другие шаги. Уже явно человеческие. Неровные, хромающие, слабые, словно ноги волочились, а не переставлялись. Показавшийся в дверях Владимир указал на совещательный зал и, как только Петя туда дополз, запер дверь на щеколду.       — Еле скрылся… давно здесь второй пятидесятый не ходил… мне бы не хотелось попасть под его крыло.       — Почему одно из его перьев имело другой цвет?       — Он может их метать. Я всё это время пытался найти чертежи, но их нет. Я не знаю, где они. Кто-то их стащил. Соня здесь?       — Здесь, — раздался тонкий голос под столом. — Владимир Петрович, Вы смогли найти остальных?..       — Нет, — он отвёл Петю подальше, позволяя опираться на себя. После заговорил тише: — На самом деле да. Но… они не могут сюда дойти.       — Они настолько сильно ранены?.. или в заложниках?.. — Владимир немного растерянно кивнул. Юноша прерывисто выдохнул и опёрся свободной рукой о стену. — Паршивцы… мрази… чтоб их процессоры распроцессерились по первое число…       — Я всё слышу, — заявила Соня, немного обиженно глянув на них. Спряталась обратно под стол, вздохнув. Послышался хруст сухарей. — У нас же получится спастись? Получится же? Получится?       — Да, — с натянутой улыбкой ответил Владимир, покачав Пете головой. Даже в такой ситуации говорить такому малышу правду было чертовски сложно. — Я разобрал немного баррикаду. Осталось буквально несколько коробок и труб убрать и она рухнет от толчка.       — В следующую вылазку я с Вами пойду.       — Петя, даже не думай. Мы должны выживать как можно дольше. Мы можем погибнуть оба. А Соня? С ней что будет?       — Вы говорили, что осталось убрать немного совсем. Мы можем спасти Соню и нас. Если, конечно, действовать действительно и шустро.       — Да, но ты не сможешь дойти до туда без приключений. Ты здесь-то чудом ходишь, косяки плечами собираешь, тебя ещё и в такие катакомбы вести.       — Владимир Петрович… я в полной исправности. В случае чего подстрахую Вас и Соню.       — Нет, нет и ещё раз нет. Мы должны выжить. Мы последние здесь остались.       Повисла тишина. Кажется, Владимир сболтнул лишнего. Это что, получается?.. Трудовик, медбрат, заместитель и завуч…       От осознания этого Петя скатился по стене на пол и обхватил снова загудевшую голову руками. Соня выползла из-под стола и обняла его. Внутри что-то оборвалось, будто у него отобрали самое дорогое и сокровенное, ради чего он жил и без чего не мог дышать. Сразу вспомнился распотрошённый Миша, тело которого либо покоилось в земле, либо уже обгладывалось крысами на втором этаже.       Владимир сел рядом и приобнял Петю. Тот прижался к нему, всхлипнув. Неосознанно просил защиты, которой Владимир не мог его обеспечить сейчас. Его и совсем маленькую Соню. У него был запасной план на случай, если вдруг их рассекретят. Он был рискованным, но Владимир был готов на всё, лишь бы спасти Петю и Соню.       Немного подумав, Владимир дотянулся до дневника, спрятанного под стулом, и отдал его Соне. Она прочитала надпись на оборотной стороне обложки: «Алексею Дубинину лично в руки. Не смотреть,» — и кивнула, поняв, на что намекал директор.       Когда головная боль стихла и тошнота немного отошла от горла, позволив Пете немного подремать, Владимир, скрипя сердцем, легонько потряс его. Тот чуть приподнял голову, тихо мыча и пытаясь сглотнуть или хотя бы сплюнуть противную слизь во рту.       — Я слышал их разговор. Они обнаружили, что вход почти разобран, и снова его забаррикадировали.       Нутро Пети болезненно заныло, пытаясь разубедиться в услышанном. Ему не хотелось верить в это. Не хотелось осознавать, что они не смогут спастись. Что обречены. Он тихо скульнул, уткнувшись лицом в руки. Владимир погладил его по светлым волосам, уже начавшим выцветать. Нежно, ласково, как родного сына.       — Можно рискнуть пробраться через центральный вход. Там тоже баррикада, но она меньше, чем та, что в детском саду. Я сам разберу её, когда они отключатся, и мы втроём сбежим.       Они гипнотизировали минутную стрелку полуживых часов. От страха и смятения тошнило, знобило и воротило, зажимая в тиски внутренности и резко разжимая их, чтобы снова сжать ещё сильнее.       Вкрадчивые и выжидающие шаги перед дверью затихли. В гробовой тишине послышалось чуть слышное: «Пора».       Т-850I отключился почти в проёме. Рука в чёрной перчатке была готова схватить, звериный безжизненный взгляд пожирал. Мужчины рисковать и проверять, реагирует ли он, не стали. Девочка же с презрением и отвращением глянула на него и пнула, силясь заставить почувствовать всю ту боль, которую они причинили за эти дни.       Баррикада была небольшой, но ослабшему Владимиру с трудом удавалось раздвигать лавки, горшки и прочую мебель. Его мышцы нещадно ломило от напряжения, отчего он время от времени останавливался и потирал суставы, буквально рыча.       Услышав скрежет шарниров, Петя, сидящий, ссутулившись, на холодном полу, устало огляделся. Половина восьмого. Владимир грязно выругался, швырнув в сторону цветочный горшок, и только потом понял, что позвал Терминаторов сюда. Послышались нарастающие шаги.       — В спортзал! — гаркнул он Пете, рывком подняв его на ноги и волоча за собой. Затолкал его в спортивный зал. — Бегите с Соней, я попытаюсь задержать их.       — Владимир Петрович…       — Да бегите уже!       Петя споткнулся и упал. Встать сил не было. Он дрожащей рукой коснулся виска, словно пронизанного тысячей тонких спиц. В ушах звенело. Соня вцепилась в его локоть и пыталась оттащить к запасному выходу, жалобным голосом зовя его по имени и умоляя подняться. Петя пытался. Но мышцы сводило судорогами, не давая ему даже нормально шевельнуться.       — Затвор вверх… и вбок… разберёшься. Ржавый… поднажми. От себя… — Петя оставил попытки подняться и сформулировать что-то адекватное. Просто лепетал всё, что вспоминал. — Беги!..       Он помахал слабой рукой от себя, словно отгонял едкий дым. Гипнотизируя его глаза, в которых ютились безумие, отчаяние и смирение, Соня попятилась, всхлипывая. Через несколько шагов резко развернулась, чуть-чуть не запутавшись в волейбольной сетке, и убежала к запасному выходу. Петя перекрестил её. По его щеке скатилась слеза.       Он обернулся, взглянув на происходящее в вестибюле через дверь, едва держащуюся на петлях. Услышал, как подпрыгнула и вскрикнула Соня, когда по первому этажу разнёсся душераздирающий крик Владимира. Он рухнул на пол, пытаясь отползти от трёх Терминаторов, но Т-850II наступил на захлопнувшийся на его ноге капкан, сильнее сдавив его металлические челюсти.       Петя отвернулся. Он не видел, как Владимиру разможжили череп о ближайшее ограждение и как для верности перерубили шею, едва ли его не обезглавив. Не факт, что всё было именно так. Может, это было воображение Пети, которому уже было не суждено стать здоровым. Он просто прикрыл глаза на мгновение, и долгожданная приятная лёгкость завладела им.