Воском по воску

                    — Они будут с минуты на минуту, поторопитесь!       — Трэйси, где гирлянды? Мне срочно нужно пять гирлянд серо-буро-малинового цвета!       — У нас нет таких гирлянд!       — Майк, ты подготовил номер?       — Ребята, где лестница? У нас не получается ничего повесить, нам нужна лестница!       — Так позовите Ву Чангов!       Всеобщая суматоха наполняла поместье олетус с самого утра, не давая ни одному жителю стен этого здания сидеть без дела ради достижения общей цели — праздника в честь прибытия новичков, которые уже совсем скоро пополнят ряды выживших, обзаведутся новыми знакомыми и товарищами, а также станут неотъемлемой частью жутких и бесконечных матчей. Трэйси Резник таскала всё оборудование на пару с Лукой Балсой, Дэми Бурбон и Эмили Дайер накрывали на стол, Майк Мортон репетировал своё новое выступление для новичков. Проще говоря, в холле даже ступить было негде, ведь он буквально ломился от людей, готовящихся к событию, до которого оставалось уже совсем немного времени. Стрелка часов стремительно двигалась к указанному часу, а волнение среди выживших всё никак не стихало, а лишь росло. И, как ни странно, особенно заметно это начало прослеживаться после прихода охотников. Господа Ву Чанги всё же помогли своим противникам с гирляндами, Итаква уже успел напугать нескольких человек до инфаркта, Наяда с грустью смотрела на рыбные блюда на столе. Перечислять можно было долго.       — Что-то они опаздывают, — задумчиво произнесла Алиса, пробуя на вкус свежий ягодный пунш, взятый с ближайшего столика, — Вроде бы уже пора. Заблудились по дороге?       — Возможно, — коротко и ясно согласилась Мэлли Плинус, перемешивая мёд в кружке с черным горячим чаем, — Дорога сюда довольно не проста.       ДеРосс ещё оглядела все помещение на всякий случай, чтобы проверить, все ли на своих местах, но единственным поводом для беспокойства сейчас для неё все же было отсутствие главных виновников торжества. Не сказать, что она не знала, что задержки по прибытию новых игроков это скорее всего обычное дело, но сегодня девушка будто бы встала не с той ноги и искала во всём скрытый смысл больше обычного. Вдобавок, главной причиной стремительного потока её мыслей сейчас было то, что она усиленно пыталась вспомнить другие случаи прибытия новичков, но у неё не выходило визуализировать ни единой детали. Почему так? Она не знала. И проблема была даже не только в воспоминаниях о встречах с новичками.       — Мисс, всё в порядке? — интересуется энтомолог, заметив задумчивость коллеги.       Алиса ответила не сразу:       — Ну… Наверное, вы будете смеяться надо мной, мисс Плинни.       — Никак нет. Я вас слушаю.       — Ох… Дело в том, что для меня всё происходящее сейчас словно в новинку. Я вообще не помню, чтобы я присутствовала на подобных мероприятиях. Из-за этого я и не уверена, считаются ли такие задержки в порядке вещей.       — Если мне не изменяет память, то вы здесь уже больше двух лет, — Мэлли тоже задумалась, — Вы ведь прибыли сюда уже после меня. Почему вы не помните?       — В этом и проблема. Я заметила, что я вообще мало что помню из жизни в поместье до прибытия Фредерика.       — Хотите сказать, что вы не помните те два года, которые здесь провели?       — Не совсем… — она отвела взгляд, — Если выражаться образно, то у меня ощущение, что в моём разуме будто расплылись эти два года. Я помню какие-то ситуации, времяпровождение с другими выжившими, но как-то поверхностно. А когда я пытаюсь вспомнить детали, то у меня не выходит.       — Действительно странно, — на удивление спокойно отреагировала собеседница, — Но если для вас нынешнее событие в новинку, то день прибытия мистера Крейбурга вы… тоже не помните, выходит?       — Боюсь, что так. Я могу точно описать всё с того момента, как я зашла в холл поместья после прогулки и познакомилась с Фредериком, — Алиса взглянула на композитора, стоящего к ним полубоком, но даже без зрительного контакта ей не сложно было понять, что он навострил уши уже с того момента, как о нём вообще зашла речь, — Но вот всё, что было до этого… Вы меня поняли.       — Возможно, это просто побочные эффекты после воскрешения из матчей, — предложила довольно правдоподобный вариант Мэлли, — На вашем месте я бы пока не переживала.       — Да, я тоже буду надеяться на лучшее… Фредерик, а ты чего ничего не ешь? — внезапно сменила тему журналистка, бросив удивлённый взгляд на стол, а затем и на своего товарища, который действительно даже не притронулся к еде за весь процесс подготовки к торжеству.       Композитор не был особо многословен:       — Я не голоден.       Стоял он с того самого момента, как они подошли к столу, всё время в одной позе, даже особо не двигая головой, будто бы находился сейчас в каком-то своём мире, а не в главном холле поместья, о чём-то очень активно раздумывая и не желая, чтобы его кто-то прерывал. Лишь встав к нему почти вплотную не сложно было бы заметить, как глаза его периодически поднимались с пола наверх, а потом смотрели налево и направо, явно неосозанно разыскивая среди всё ещё приходивших людей нужную ему фигуру. Где он? Почему он не может его найти? Почему Филиппа всё нет? Он решил последовать примеру новоприбывших жильцов и опоздать? Где его вообще носит? Это явно либо очень дурной знак либо всё же недачное стечение обстоятельств. Раз уж Фредерик, несмотря на все свои сомнения, всё равно пришёл, то и Филипп наверняка сделает то же самое?       — Открывайте, они на месте! — кричит где-то сверху Уилльям, перед этим увидев подходящих к двери новичков.       Дверь в холл тут же распахивается, впуская новых жильцов, чему несказанно рады все присутствующие выжившие. А когда на красный ковёр ступает улыбчивая рыженькая девчуля с хвостиками, машущая всем ладошкой, и высокий, крайне лохматый мужчина, однозначно уже не чувствующий себя комфортно в стенах этого поместья, в глазах всех присутствующих тут же загорается огонёк. И если новоприбывшая девочка вызывает одно только восхищение своей энергичностью, то что думать о мужчине пока не ясно. Лица банально почти не видно из-за торчащих волос, но вот по положению рук, ног, и в принципе всей осанки начинает казаться, что натура у него довольно стеснительная.       — Уважаемые дамы-ы-ы-ы и-и-и-и господа-а-а-а! — забавно разукрашенный Майк Мортон появляется из ниоткуда, танцуя прямо на большом катящимся по всему помещению мячике, и при этом жонглируя мандаринами, которые словно по волшебству все разом оказываются на кончике его указательного пальца, а потом и вовсе на носу, чем снова демонстрирует всем свой профессионализм в сфере развлечений и представлений, — Добро пожаловать в поместье «Олетус»!       Рыженькая красотуля со звонким смехом хлопает в ладоши, показывая свою лучезарную улыбку до ушей, в то время как лохмач тоже начинает хлопать, но максимально тихо и неловко, словно чувствует себя здесь максимально лишним, и боясь привлекать лишнее внимание.       — Рады вас видеть, уважаемые! Добро пожаловать! — приветствует парочку Кевин, снимая свою шляпу перед новоиспечёнными коллегами.       — Добро пожаловать! — дружелюбно поддерживают Хелена Адамс и гейша Мичико, на сей раз намеренно пришедшие на мероприятие вместе.       — Добро пожаловать, — повторяют за ними Лука Балса и Трэйси Резник, в то время как Бёрк, наховдишийся с ними сейчас в одной компании ради установки оборудования, сбалтывает содержимое своего наполненного до краёв бокала.       — Ах, тут все такие милые! Приятно с вами всеми познакомиться, я Лили Барьер! — дружелюбно и открыто представляется новенькая, затем указав на рядом стоящего мужчину, — А это мистер Чарльз! Прошу простить нас за опоздание, возникли некоторые сложности.       Мужчина кивнул, тем самым по-своему представившись жителям, а также соглашаясь со словами маленькой рыжули, но буквально через мгновение его внимание захватывает огромная и высокая фигура сбоку, которая аж в несколько раз больше и без того крупного Чарльза. Хорошее настроение Лили тут-же куда-то испаряется, я посетившие мероприятие охотники лишь тяжело вздыхают, уже чувствуя запах предстоящего скандала.       — Ну и ну, какой заросший, — шипит с ухмылкой внезапно нарисовавшийся Лучино, затем резко наклоняясь к новичку, от чего тот отступает назад от неожиданности, врезавшись спиной в Лили, потому что взгляд этих хищных жёлтых глаз, так еще и на такой маленькой дистанции, определённо напугает любого дурака, — Тебя стричься не учили что ли? На барана похож. Хочешь, чтобы тебя съели?       Склизкий и до боли болтливый язык Лучино начинает метаться туда-сюда, разбрызгивая слюну по полу, а кончики торчащих зубов сверкают так, что от одного лишь их вида уже кажется, что от тебя что-то откусили. Улыбка окончательно сходит с лица Лили Барьер и сменяется на гримассу страха, в то время как Чарльзу хочется провалиться сквозь землю, но он, будучи джентльменом, даже и мысли не смеет допускать о том, чтобы спрятаться за девушку, пусть ему и чертовски не по себе от этой морды и этого пронзительного оскала, которые сейчас испепелят его, если так дальше продолжится.       — Лучино, я бы на твоём месте к ним не лез, — вдруг вмешался в стычку Джек, поправляя свой цилиндр длинными лезвиями, — У тебя ещё будет время их запугать.       — Ха-а-а? С чего бы это?       Из-за белой и длинной маски выражения лица потрошителя было не видно, но при всей ситуации вполне можно было бы сказать, что он закатил глаза, а потом повернул голову влево, из-за чего ящер последовал его примеру, и только после этого понял, что имел в виду Джек, на мнение которого тот никогда не хотел ориентироваться. А стоило бы… Ведь стойка всех выживших, будто бы они были готовы атаковать рептилию прямо сейчас, говорила уж точно о многом. Поэтому Лучино, несмотря на свой противный, но больно храбрый характер, на секунду всё же занервничал, но отступил, что было ему несвойственно. Слишком уж много лишних глаз.       — Ай, чёрт с вами, — раздражённо бросил охотник в подтверждение своего поражения, удаляясь тяжёлой походкой в глубь коридора.       — Простите нас за это недоразумение, мисс Барьер! — поспешил извиниться Майк, с издевательской улыбкой поглядывая на исчезающие очертания ящера, — Я ему потом в матче напомню, как надо себя вести. Мы можем как-то поднять вам настроение в качестве компенсации?       Новенькая довольно быстро пришла в себя, поэтому не придала случившемуся особого значения. А вот Чарльз, кажется, продолжал дрожать.       — Ах, да все в порядке! Между тем, — Лили осмотрелась по сторонам, — Наверное, было бы прекрасно, если бы вы показали нам поместье. Да и помощь с чемоданами нужна, мистер Чарльз и так всё за меня тащил.       Её товарищ снова молча кивнул.       — Запросто! — Кевин приготовил своё лассо, уже представляя, как ловко свяжет все сумки для более удобного перемещения, чтобы впечатлить гостей, — Правда нам ещё люди нужны в таком случае.       Майк Мортон на секунду задумался, затем радостно засияв. И со стороны это казалось довольно-таки подозрительным, потому что следующую фразу он воскликнул так, будто бы заранее подготовил её и заучил до дыр:       — Ах, ваши комнаты ведь находятся рядом с комнатой госпожи Ци Си и мистера Крейбурга! Может, они нам помогут?       Как ни странно, но даже при дружелюбном тоне эти слова больше походили на маннипуляцию, нежели чем на просьбу. Вопрос акробата был задан так, словно являлся риторическим, не взяв во внимание желания антикварши и композитора, которые сейчас были заняты своими делами, даже если присутсвовали на мероприятии.       — Простите, мистер Мортон, но у меня тут важный разговор, — ответила выше упомянутая, ранее болтавшая с братьями Ву Чангами, — Я могу присоединиться чуть позже.       Майк промолчал, с улыбкой глядя на китаянку. Вроде ничего особенного, а вроде… Такое ощущение, что он сейчас взорвётся, как его самодельные бомбочки, ведь у этого человека улыбка бывает больше, чем одного вида, а конкретно: искреняя, запугивающая и язвительная. И, судя по всему, сейчас эта улыбка относилась к третьему варианту, потому что стоило Майку перевести взгляд на Фредерика, как композитора посетило очередное и едва ощутимое, но всё же неприятное ощущение давления. Мортон даже ничего не сказал, он просто продолжал смотреть, почти не моргая, тем самым давая понять, что ждёт ответ. И эта его манера поведения почти что убивала. После того, что случилось в прошлый раз желания разговаривать с этим человеком у Фредерика не было от слова совсем, да и вряд ли бы оно появилось, так что есть ли смысл вообще ему что-то отвечать? Тем более, когда Мортон, скорее всего, специально позвал именно его? Однозначно нет. Даже рядом стоящая с Крейбургом Алиса не оценила поведение кудрявого задиры, тоже будучи сытой по горло его выходками месячной давности, поэтому вполне понимала, почему её товарищ опять молчит, предпочитая даже не встречаться с Мортоном взглядами.       — М-м-м, понятно, — произнёс Майк, так и не дождавшись ответа, — Ну ладно, хорошо. Без белоручек обойдёмся.       Сказав эту колкую фразочку с намерениями задеть чужие чувства, парнишка развернулся к музыканту спиной:       — Кевин, придётся нам без них обойтись. Бери сумки.       На помощь пришёл Уилльям:       — Давайте я помогу! А-то не дотащите.       На этом можно было бы сказать, что приветствие новеньких уже почти что подошла к концу, вводя новоприбывших в активную, но наполненную страхом жизнь, если бы только направляющуюся в коридор толпа не заканчивалась на Майке, идущим в самом хвосте команды, который, проходя мимо композитора, с улыбкой успел шепнуть ещё кое-что, что точно бы услышал Фредерик, но не услышал никто другой:       — Только в чужие штаны лазить и умеешь.       Не сказать, что музыкант не ожидал подобной подлости от Мортона после всего произошедшего, но стоило только ему это услышать, как глаз у него всё же слегка дёрнулся. К тому же, цыркач немного не подрассчитал тишину своего голоса, потому что его слова всё же дошли и до слуха Алисы, которая лишь растерянно посмотрела ему вслед, а затем взглянула на Крейбурга, который заметно помрачнел, уставившись в бокал с шампанским. Желая хоть как-то оказать поддержку, девушка уже открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, но чужая рука на плече заставляет её замолкнуть. Мэлли, которая лишь качает головой, намекает, что эту тему поднимать не стоит, поэтому ДеРосс, осознавая, что это и правда не поможет, тихо вздыхает и сохраняет молчание.       — Да ты надоела уже! — громко звучит из другой части холла, на что все остальные с удивлением оборачиваются, чтобы увидеть источник шума.       — Никаких сражений вне матчей, — отвечает на крики Ци Си, поглаживая наконечник своего бамбукового меча, — Ты тут все разгромишь, и так мне в прошлый раз оружие поломал.       — А ты наш зонтик погнула. И что с того? — чуть ли не рявкает Фан Уцзю, сложив руки на груди, чтобы выглядеть достаточно убедительно, — Я требую реванш!       — Я не отказывалась от твоего предложения, Фан, — всё так же спокойно произносит девушка, даже когда над ней нависает большая угрожающая тень, — Решим всё завтра, раз ты так настаиваешь, не имею ничего против.       — А я хочу сейчас! — но тот начинает нервно барабанить пальцами по локтю, не имея ни малейшего желания отступать, — Можем хоть на улицу выйти, раз здесь не хочешь.       — Фан… — всегда придерживающийся нейтральной позиции Сё Биань внезапно вмешивается в спор, встав между конфликтующими, — Госпожа Ци Си права, ни к чему вам сейчас драться. Для этого есть матчи. Прошу тебя, перестань.       — И ты туда же… — раздраженно бормочет тот в ответ, — Ты вообще себя не уважаешь? Она нас унизила в последней игре! Забыл уже, сколько раз тебя побили?       — Но мы сделали всё возможное. Нужно принять поражение и отыграться только тогда, когда разрешит госпожа Ци Си, если ты правда так этого хочешь.       Антикварша мягко улыбается, тем самым выражая свою благодарность белому стражу:       — Спасибо, Биань, — однако её взгляд снова возвращается на Уцзю, — Рада, что хоть кто-то здесь обучен хорошим манерам.       — Да вы сговорились что ли?! — чёрный страж хватает брата за плечи, не будучи больше в силах контролировать свой гнев, — Сё, у нас девятнадцать поражений подряд! Я не хочу проигрывать женщине! Тем более — этой!       — М-м-м, да ты ещё и женоненавистник. Ужасное качество для мужчины.       — Я не с тобой говорю! Сё, ну помоги же ты мне!       Старший тихо выдыхает, затем покачав головой, от чего разочарование Фана, которому и так, казалось, не было предела, теперь достигло самого пика: волосы в косе стали пушиться, смертельно-бледные участки кожи порозовели, а зубы противно скрипнули, стоило только сжаться челюсти.       — Прости, дорогой, но я люблю госпожу Ци Си и не хочу, чтобы вы занимались чем-то опасным вне игр.       — Л-люб… что?       Брови обоих присутствующих заметно приподнялись, пусть и по Фану это было заметно куда больше, чем по антикварше, которая гораздо быстрее поняла вложенный в эти слова смысл, уже смекнув, что Биань скажет дальше.       — Люблю, — повторил белый гвардеец, через секунду добавив, — И тебя тоже люблю.       Как бы то забавно не звучало, но именно в этот момент и именно после этих слов позади Бианя оказался ещё и малютка Робби, дёргающий стража за края гвардейской униформы, тем самым давая юноше знак, который понял бы только он.       — И Робби тоже люблю, — произносит уже улыбающийся Биань, поднимая смеющегося мальчишку на ручки, — Я всех люблю!       Стоящая позади тройка выживших с удивлением переглянулась, явно не ожидая такого поведения от кого-то вроде охотника, поэтому даже не восприняла сперва его слова всерьёз, посчитав это неудачной шуткой, которую белый страж использовал для отвлечения внимания антикварши и попытки втереться к ней в доверие, но предположения эти были разрушены также быстро, как и спустившийся с рук Сё малыш Робби, и подбежавший к Алисе с чем-то спрятанным в руках. И ДеРосс бы вряд ли посчитала хорошей идеей быть к этому мальчику так близко, если бы уже не замечала ранее в матчах, каким он может быть непринуждённым. Да, топором махается отлично, часто психует, плачет, но в остальном… снять с него мешок, отобрать оружие и получится самый обычный ребёнок. Если, конечно, забыть, что среди выживших ходили слухи, что под мешком у Робби-то и вовсе ничего нет…       — Тебе что-то нужно? — уточняет Алиса у мальчика, который затем протягивает ей в ладошках несколько леденцов в красивых обёртках, а слегка опешившая журналистка хлопает глазами, — Это… Мне?       Робби с хриплым «хи-хи» начинает кивать головой и девушка понимает, что не может противиться его желаниям, поэтому вежливо улыбается и принимает одну конфету:       — Спасибо…       Затем на очереди остаются Мэлли и Фредерик, всё еще немного неуверенные в благих намерениях этого ребёнка, но тоже не могут ничего поделать. И если Мэлли тоже приняла конфету с короткой фразой «Благодарю», то Фредерик молча отказался жестом, что определённо не понравилось Робби. Растерянный мальчик ещё раз протянул ладошки к музыканту, будто просив его передумать, но композитор снова отказался:       — Спасибо, не над…       — Фредерик, ну подыграй ты ему, — тихо шепнула Алиса, перебив, чтобы сгладить ситуацию.       Музыканту сейчас однозначно спорить не хотелось, да и ни то чтобы вынуждал случай, так что как-то повторно препятствовать он на сей раз не стал и просто взял конфету, как его и попросили, что вернуло Робби широкую улыбку от нитки до нитки на мешке. Неизвестно, повлиял ли так приезд новых выживших, хорошая погода или что-то ещё, но, видимо, у мальчика сегодня случился внезапный детский недостаток милых взаимодействий, и тот поспешил в другую часть холла, чтобы угостить конфетами и остальных, при этом несколько раз запнувшись о ковёр, и чуть не навернувшись.       — Неожиданно… — произнесла Мэлли, всматриваясь в узор на фантике.       — Кажется, он уже успел угостить ещё кое-кого помимо нас, — добавляет Алиса, с неким интересом всматриваясь на балкон холла, а затем подозрительно кивает головой в его сторону, при этом обращаясь взглядом к Фредерику.       Композитор сперва не понимает этих намёков, но всё же поднимает глаза наверх, как его и бессловесно просит ДеРосс, и тут же замирает, наконец заметив ту самую фигуру, которую он так активно искал некоторое время назад.       — Благодарю, — стоящий на лестнице Филипп, действительно неплохо так опоздавший на мероприятие, принимает конфету у малыша Робби, вслед за этим вкладывая её в ладонь своей восковой леди, но так быстро, будто бы куда-то торопится. И это подтверждается, как только мастер быстрым шагом поднимается на балкон, направляясь к уже другому охотнику.       Этим охотником, как не сложно было догадаться, был никто иной, как Альва Лоренц, облокотившийся на перилла балкона, чтобы наблюдать за всеми вдалеке от толпы. И пока Фредерик с волнением ожидает того, что будет дальше, по ходу дела пытаясь разобраться, почему он вообще переживает, Филипп тоже облакачивается на перилла и очень… очень… очень аккуратно двигается влево прямо к Лоренцу, стараясь не издать ни единого лишнего звука. И вот восковщик почти вплотную приблизился к отшельнику, да только на лице самого отшельника не единой эмоции, даже когда их плечи почти соприкасаются. Лоренц, что уж там, даже бровью не повёл. Лишь мельком посмотрел на художника. Хладнокровно. Бессловно. Пронзительно.       — Ах, Альва! Какая неожиданность, я тебя не заметил! — непринуждённо здоровается Филипп, уже в который раз убеждая всех, что актёр из него, мягко говоря, никудышный. И это действительно так, потому что физик молчит, а молчание его в такие моменты куда более страшно, чем речь.       — Кхем… — самоуверенность восковщика немного пошатывается, — Давно тебя не видел. Как дела с матчами обстоят? Снова все рекорды бьёшь?       Альва молчит.       — А… — Филипп не может не улыбаться по-дурацки, чтобы выглядеть хоть как-то менее жалко, но у него всё равно не выходит, — Дела ухудшились?       Альва всё ещё молчит…       Выдержка мастера на исходе, а достоинство уничтожено. Ему стоило раньше понять, что так ничего не получится, но он как обычно понадеялся на что-то большее, чем сам же и создал себе лишнюю проблему. Именно поэтому тот со вздохом принимает поражение и практически ложится корпусом тела на перилла:       — Ах, Боже, ладно, сдаюсь. Твоя взяла.       — Ты хотел о чём-то поговорить? — будто по щелчку интересуется отшельник, словно ему только и нужно было, чтобы Филипп прекратил валять дурака.       Художник по воску поднял голову и что-то там себе промямлил, но до слуха Альвы эти слова не дошли. Так ещё и вдобавок сам Альва, будто бы издеваясь, приложил свою ладонь к уху внутренней стороной, тем самым намекая, что Филипп говорит слишком тихо.       Мужчина, как бы того ему не хотелось, был вынужден повторить:       — Ну... В общем… По поводу нашего последнего разговора.       Лоренц незамедлительно кивнул, пусть ему и сложно было согласиться с тем, что он уже с предвкушением представлял, как почти никогда не признающий свою вину Филипп сейчас будет извиняться, по ходу дела кусая накрашенные черной помадой губы, чтобы меньше нервничать, как он обычно и делал.       — Я тебя слушаю.       — Ну… Тут такое дело, — проговаривает мастер, и в правду на секунду прикусывая губу на нервной почве.       — Да?       — Я… В общем…       — Да?       — Ну, как-бы…       — Да?       — Хватит дакать! — внезапно разозлился охотник посередине разговора, но Альва снова даже не шелохнулся, продолжая слушать, — В общем, мне жаль.       Лоренц опять не дает никакого ответа, из-за чего несколько секунд между ними стоит тишина однако вслед за молчанием идёт непонимание со стороны Альвы. И самое, что не на есть противным для Филиппа в этом непонимании сейчас было то, что он не мог распознать, то ли Лоренц притворяется и просто наслаждается своим положением, выслушивая, как Филипп пытается извиниться, то ли он реально не осознает всю серьёзность его намерений.       — Поподробнее, Филипп, — пусть это и плохо заметно, но по интонации физика складывается впечатление, что он сдерживает улыбку, от чего гнев мастера только увеличивается.       Впрочем, художник всё же успокаивается и с трудом проговаривает остальную часть с тяжёлым вздохом:       — Мне не стоило в прошлый раз так о тебе отзываться. Как и затрагивать как-то твоё прошлое, если я правда сболтнул лишнего.       Альва снова промолчал, но на сей раз как-то… менее враждебно. А затем и вовсе отвёл взгляд.       — Я понимаю, почему ты вышел из себя. И я… Ценю то, что ты обо мне беспокоишься, ничего не подумай, — мужчина повернулся к Лоренцу, всё же встретившись с ним глазами, — Но я правда разберусь сам с тем, что мне делать. У тебя нет надобности относиться ко мне так, будто я дитё какое-то малое.       — Я и не отношусь, — он пожал плечами, — но твоё безрассудство…       — Да-да-да, «твоё безрассудство тебя погубит», знаю я, — проворчал Филипп с интонацией товарища, закатывая глаза.       — Тогда замечательно.       — Поэтому прекрати меня отчитывать и давай побыстрее закончим этот диа… Погоди, что?       За всё своё время нахождения в поместье восковщик настолько привык к спорам с Альвой, кто из них думает более рационально, что совершенно не ожидал такой реакции со стороны Лоренца, который принял его позицию так быстро, как не принимал никогда. С ним кто-то поговорил или же до него самого дошло, что Филипп не ребёнок и вполне сам способен принимать решения? То, что Альва решил просто согласиться и не читать лекцию уже как минимум означало то, что теперь он скорее всего будет делать это и в дальнейшем, и не донимать художника, стоит только Филиппу выкинуть какой-то проступок. Хотя ни то, чтобы у отшельника был какой-то выбор, потому что всегда (абсолютно всегда) вне зависимости от того, что творил в матчах и вне их пределов Филипп, все потерпевшие всегда шли с жалобами именно к Лоренцу, потому что единственными, кто мог хоть как-то повлиять на Филиппа были именно Альва, восковая девушка и, в редких случаях, Антонио или Джозеф, но не более.       — Я тебя услышал, — объяснился физик, даже боковым зрением заметив, как челюсть его товарища падает вниз, — Извинения приняты. Я тоже прошу у тебя прощения. Я перегнул палку в тот раз.       Художник ещё какое-то время просто молча смотрел на Лоренца, словно все ещё не верил, что они так быстро решили их общую проблему, но стоило только мастеру понять, что он теперь может общаться с Альвой, как раньше, так тот расплылся в улыбке и усмехнулся.       — Ха, в кой-то веки услышал от тебя нечто подобное! — мастер в шутку хлопает Альву по позвоночнику, но так сильно, что отшельник невольно вскрикивает, начиная немного подёргиваться от неожиданности и неприятных ощущений в силу своего возраста и немеющих конечностей после смерти, — Ой… Прости. Я забыл, что у тебя спина больная…       Увы, но сказать это было равносильному тому же, что назвать Лоренца стариком, поэтому глаза пострадавшего жутко загораются ярко-жёлтым, тем самым не предвещая ничего хорошего. И его трость, будучи немного приподнятой из-за конвульсий, моментально опускается вниз, прилетая Филиппу по ноге.       — Твою мать, ты что делаешь?! — опешивший восковщик тоже вскрикивает и хватается за ушиб, как обычно драматизируя в несколько раз больше, чем оно есть, пока Альва выгибается, выставляя произошедшее за случайность.       — Рука соскользнула.       Мастер тихо выругивается на французском, наконец восстанавливая равновесие, но злиться на Альву по-новой он не может, да и повода как такового нет, поэтому просто прекращает возмущаться, снова опираясь на перила, и что-то бормоча себе под нос. И так уж складывается, что внимание Филиппа переходит на ещё одно ранее столь интересующее его лицо, которое сейчас по чистой случайности смотрело именно на него, даже не моргая. Настроение художника поднимается обратно, и тот несколько раз осматривается по сторонам на всякий случай, после чего машет Фредерику с улыбкой, несмотря на присутствие рядом стоящего Альвы, который, к его удивлению, действительно никак этому не препятствует. Крейбург несколько удивлён его непринуждённости, но всё его накопленное беспокойство сразу пропадает из-за понимания, что Филипп вряд ли стал бы так себя вести, если бы повёлся на уговоры отшельника о прекращении сделки. В силу компании из других присутствующих выживших композитор не смеет как-либо отвечать на приветствие, поэтому не находит ничего лучше, чем просто отвернуться, что немного расстраивает Филиппа, но поделать он с этим ничего не может.       — А ты-то над чем хихикаешь? — внезапно интересуется художник у сидящей на плече восковой девушки, словно та действительно неуместно посмеялась над тем, что только что произошло.       Вот только… Это было не так. Она как обычно была неподвижна и бессловесна, от чего рядом стоящий Альва снова насторожился, посматривая то на своего товарища, то на его наплечную леди. И беспокойство Лоренца опять возросло настолько сильно, что один лишь вид белой фигуры его отталкивал, как и улыбка Филиппа, который уже умудрился якобы с этой фигурой помириться. Хотя… Опять же… Девушка молчала. Если её, конечно, можно было назвать девушкой, ведь это слово находилось под сомнением, и у Лоренца были на то довольно весомые причины. И он… Совершенно не знал, как эти причины озвучить, из-за того, что не имел ни малейшего представления о том, как отреагирует его товарищ.       — Ты чего? — уточняет ничего не подозревающий Филипп, чувствуя на своей спине очередной напрягающий взгляд Альвы.       — Я… — и отшельник правда уже хочет озвучить причину своего беспокойства, но всё же решает промолчать, страшась последствий своего любопытства, — Неважно.