Воском по воску

                    Капающий на нервы гул золотых стрелок на часах и успокаивающий звон стекла, оповещающий о благих намерениях держащего бокал человека в честь ранее сказанного им тоста за семейное и материальное благополучие того, кто сегодня был инициатором всего этого повода выпить, как и в целом всего вечера, где от успеха до провала всегда был один единственный шаг.       — Мистер Крейбург, что вас вдохновило на новую композицию? — поинтересовалась молодая кудрявая особа в тёмно-красном пышном платье.       — Да-да, расскажите, сэр! — поинтересовалась вторая, будто бы так и тянувшись к вышеупомянутому на цыпочках, чтобы рассмотреть главную фигуру вечера вблизи.       Рядом стоящий с мужчиной коллега лишь рассмеялся:       — Как человек, который знает его с детства, скажу, что мне порой казалось, что родиться в семье музыкантов это уже само по себе обладать талантом, но его уровень игры это нечто совершенно неземное. Ему даже вдохновение не нужно, пальцы сами поди всё пишут.       — Хах, не буду отрицать своё мастерство перед гостями, но ты уж слишком завышаешь мои возможности, Пол, — ответил ему старший Крейбург, складывая руки за спину, — Даже у меня бывает творческий кризис.       — О-о, кстати говоря, сэр! — напомнила о себе ещё одна присоединившаяся к дискуссии очаровательная леди с жемчугом на груди, — Ваш сын ведь тоже занимается музыкой, мистер… Фредерик, кажется? Я всё хотела попасть хоть на какой-нибудь его концерт, но всё время возможность ускользает. Не расскажите, когда он планирует выступать снова?       Но на этот вопрос мужчина предпочёл хранить молчание и даже не проявил никаких признаков приятного удивления, а напротив: после секундного безразличия брови его дёрнулись, губы поджались, а глаза устремились в другую часть зала, что было для него всё равно, что сказать что-то в духе «да чёрт его знает», но озвучить такое при гостях, дабы сохранить свою безупречную репутацию, он не мог. Тем временем его вышеупомянутый сынишка находился вдали от толпы в небольшой комнате, в которой прислуга даже не удосужилась зажечь свечи, потому что посчитала, что это помещение сегодня никому не понадобится и вся суета банкета будет происходить исключительно в холле. Однако Фредерику сегодня показываться там не хотелось от слова совсем, ведь их последняя ссора с отцом на почве музыки оставила ему очередной неприятный осадок, которых и так уже для него было слишком «в избытке», выражаясь мягко и цензурно.       — Ах, мистер Крейбург! — раздался женский голос из-за тонкой щёлки двери, обладательница которого сразу же зашла в комнату быстрым шагом, что было, пожалуй, похвально, учитывая размер её каблуков.       Фредерик медленно повернулся к ней, стараясь создать впечатление, что до появления в комнате молодой девушки он рассматривал висящую на стене картину, но на самом деле все его мысли сейчас были о недавней перепалке с его родителем, что показывать ему максимально не хотелось, а потому он лишь ответил короткое:       — Добрый вечер. Я вас знаю?       Лицо леди ему было точно не знакомо, но весь её внешний вид так и говорил, что её статус в обществе ни коим образом не может ставиться под сомнение: дорогостоющий наряд, причёска, жемчуг... Она однозначно крупная шишка.       — Пока что нет! По крайней мере… Лично, — темноволосая и кудрявая особа неловко приподняла подол платья и поклонилась, заметно занервничав, — Но мы виделись два или три раза! Мне очень давно хотелось познакомиться, я буквально только что спрашивала вашего милостивого отца о вас и о том, как попасть к вам на концерт, но мне ничего не сказали, поэтому пришлось искать вас самой, чтобы спросить.       Композитору ничего не стоило на это не отвечать, но глаза его определённо говорили «неудивительно».       — Извините мне мою внезапную настойчивость! Наверное, я звучу очень навязчиво, да? — леди постаралась сгладить заметно напряжённую обстановку смешком, но вышло у неё так себе.       — Всё в порядке, благодарю — последовало в ответ, даже если это было ложью.       — У меня ещё такая паника была! Все мои подружки на сегодняшнем вечере вас обсуждают, — тон леди немного изменился, как и её образ жестов, потому что Фредерик не мог не заметить, как она «невзначай» поправила своё ожерелье из жемчуга, тем самым почти что заставив его посмотреть на свой вырез на груди, — Я уже боялась, что они вас куда-то всей толпучкой увели и я не смогу к вам пробиться!       — Неужели?       — Да! Поэтому… Я хотела попросить вас об одолжении. Если вы, конечно, против не будете!       — Я вас слушаю, — всё с тем же равнодушием ответил ей младший Крейбург, но посчитал, что беседа с этой барышней, пожалуй, всё же поможет ему быстрее пережить этот тягомотный вечер.       — Ну-у-у, возможности встретиться ещё хоть разок у нас наверняка больше не будет. У меня разъезды, у вас концерты… Всего лишь пять минут вашей скромной компании, два бокала шампанского и я от вас отстану, клянусь!       Не сказать, что вся эта речь и остальные звоночки не выглядели подозрительно, но у музыканта, как и упоминалась, причин отказываться по большей части сейчас не было, так что тот сильно долго думать тоже не стал, дабы не обижать его новую знакомую и лишь молча кивнул, стараясь не вздыхать. Стоило только дворецкому принести заказанные бокалы, как парочка оказалась на диване в той самой затемнённой комнате и принялась пить содержимое бокалов без каких-либо слов.       — Вы не назвали мне своего имени, — все же прервал тишину Фредерик, напомнив важную деталь их предыдущей беседы.       — Ах, ой! Совсем из головы вылетело, дурёха. Можете звать меня Мишель, — наконец представилась та, — Мои родители тоже из сферы музыки, они безумно восхищаются вашим отц…       — Мисс Мишель, давайте какое-то время не будем упоминать мою семью, — мужчина на мгновение пожалел, что так резко её перебил, что определённо походило на дурной тон, но его собеседница, кажется, не имела ничего против.       — Простите, я иногда слишком много болтаю, — она сделала паузу, — Но мне, в любом случае, вы нравитесь гораздо больше!       — Нравлюсь?       — Да! Вы и ваша музыка! Она такая удивительная! У меня просто дух завораживает!       На этой ноте разговора Фредерик сразу же перестал пить и озадаченно уставился на бокал, а потом и вовсе стал выглядеть так, словно только что проиграл в какую-то азартную игру. Шампанское переместилось на стол, глаза Мишель на Фредерика, а вот глаза Фредерика… куда-то в пустоту.       — Что-то не так?       — Мисс Мишель, могу я задать вопрос?       — М-м-м? Конечно! Всё, что угодно.       — Как так вышло, что вы хвалите мою музыку, но десять минут назад говорили, что ни разу не бывали на моём концерте?       Мишель замерла, однозначно не ожидая этого вопроса. А ведь и правда… Она сама лично ему сказала, что не посетила ни одного его концерта. Как же она будет выкручиваться? Ради чего была это похвала? Она пытается добиться чего-то своими сладкими речами или же просто время хочет убить?       — П-предположила всего лишь! Многие ведь говорят, что ваша музыка это нечто!       Наглая ложь. Никто никогда не отзывался о его музыке таким образом после концертов. Максимум всё, что он слышал, так это фразы дамочек, какой сегодня красивый в зале играл пианист. Ничего более. Поэтому разоблачение очередного странного умысла этой слишком уж доброжелательной девушки для младшего Крейбурга стало последней каплей.       — Я думаю, нам стоит заканчивать этот разговор, мисс Мишель.       — Ч-что? Постойте, почему?       Но мужчина не хотел слушать её тонну вопросов и, отодвинув стакан, уже намеревался встать, дабы покинуть комнату, но две женские руки тут же обвили его локоть и вцепились практически мёртвой хваткой. И Фредерик уже было хотел этому возмутиться, если бы… не тот взгляд, который он увидел напротив, и который ввёл его в такой ступор, что это нужно было видеть.       — Ну зачем же вы так? — поинтересовалась Мишель до жути спокойным и мелодичным голосом, — Мои подруги меня засмеют, если вы сбежите из комнаты с таким кислым выражением лица.       — Что вы себе позволяете… — он попытался дёрнуться ещё раз, но у него ничего не вышло, зато вот у Мишель хорошо вышло приблизиться так, что он почувствовал её дыхание, как и то, что особа почти что прижалась своей довольно не маленькой грудью к его плечу.       Улыбки на губах девушки больше не было, но зато было нечто куда пострашнее, а конкретно то, что она намеревалась сейчас сказать с отвратительно пристальным и прожигающим насквозь взглядом, а также медленной и холодной, ещё не знакомой Фредерику, интонацией:       — Либо ты сейчас несколько раз кусаешь мою шею и я выигрываю то проклятое пари либо я скажу твоему отцу, что ты ко мне приставал.       Ошеломлению мужчины и так не было предела, но теперь… после последней фразы этой двуличной дьяволицы он и вовсе потерял дар речи, даже не зная, что ему вообще сейчас делать. А вот Мишель как раз знала, предоставляя ему право выбора:       — Выбирай.       «Выбирай, выбирай, выбирай»… Эта фраза повторялась в его голове снова и снова, подобно эху, которое всегда звучало в библиотеке его дома, стоило лишь немного зашелестеть страницами какой-то пыльной книжонки с самой верхней полки. Прошло уже столько лет, а образ этой девушки и тот вечер всё никак не могли выйти у мужчины из головы, чему был подтверждением сегодняшний сон, заставивший Фредерика снова пережить те ужасные десять минут. На часах три ночи, а он снова проснулся в холодном поту, не имея никакой возможности нормально поспать за всё последнее время, что уж говорить про то, что лицо той противной и ненавистной ему леди до сих пор всплывало перед глазами. Он до сих пор с ужасом вспоминал, насколько ему не хотелось выполнять те озвученные требования, какими бы ни были последствия. Разве мог его отец посчитать его ещё большим позорищем, чем было, если бы он отказал? Вряд ли, очень вряд ли. Вот только Фредерик не отказал. Ему пришлось выполнить то, что приказали, ведь в противном случае его репутация могла упасть ещё больше ещё и среди других присутствующих на банкете, а там уже и за его пределами. Лишь каким-то чудом сложилось так, что сумасшедшие подружки той особы никому ничего не рассказали, но даже и от этого Фредерику было всё равно не легче. Он чувствовал себя осквернённым, запачканным, униженным и нашёл ещё один повод возненавидеть то своё качество, которым так сильно привлекал остальных, но так сильно отталкивал самого себя от зеркала. Воистину, он презирал и ненавидел своё лицо.       Так больше продолжаться не могло. И без того преследующее Фредерика ощущение тревожности за последние дни словно ускорило шаг и стало преследовать его ещё больше обычного, что уж говорить о паранойе и голосах, которые он никак не мог контролировать, как и в принципе не мог себе как-то помочь. И всё бы ничего, ведь игнорирование проблем зачастую это лучший вариант абстрагироваться, если ты не хочешь или боишься с ними что-то делать, но в этот раз для композитора обстояло всё несколько иначе. Излишние переживания и непонимание, что с ним вообще происходит только больше капали ему на мозги и влияли на его работоспособность в музыке: пальцы переставали слушаться, концентрация внимания быстро переключалась с клавиш на любой шорох в коридоре, а болтовню Филиппа в матчах или слова Алисы во время их разговоров он слышал каким-то белым шумом. Ему нужна помощь. Хоть какая-то. Иначе так правда можно сойти с ума. Именно поэтому, стоило только Солнцу немного подняться из-за горизонта, как уже давно не спавший Крейбург поспешил собраться, чтобы отправиться в нужную ему комнату на втором этаже, которую большая часть выживших предпочитала обходить стороной, а конкретней — кабинет Ады Месмер.       Часы работы местного психолога композитору известны не были, потому ему пришлось всё же ещё на какое-то время остаться у себя, дабы снизить шанс того, что он просто простоит час у закрытой двери. Игры сегодня начнутся у всех только под вечер, так что у Ады однозначно нет повода прогуливать свою вторую работу в стенах этого здания. И это оказалось действительно так, потому что стоило только Крейбургу выйти в коридор, подняться на второй этаж и пройти несколько метров, стуча тростью, как он тут же увидел открывающуюся дверь заветного кабинета.       — П-простите, но меня ваш диагноз не устраивает! Мисс Эмили наверняка что-нибудь более весомое скажет! — с упрёком бросил покидающий приём клиент, а затем демонстративно хлопнул дверью и направился к выходу из холла хромающей походкой, от чего Фредерик сразу же узнал в нём плачущего клоуна, у которого репутация, как и у него, тоже вроде как была не ахти.       Хотя, признаться, пианист не знал, почему, поэтому относился к этой странноватой личности максимально нейтрально, ведь никогда не знаешь, что из всей этой горы слухов правда, а что нет. Сложно было во что-то поверить, когда его самого буквально ещё недавно нагло обесчестили при всех ложными обвинениями.       — Добрый день, мистер Джокер, — всё же посчитал нужным поздороваться тот, уже по выражению лица клоуна понимая, что вряд ли дождётся ответной реакции.       Так и получилось, ведь Фредерик продолжил идти своей дорогой в кабинет Ады, а Джокер своей, из-за чего оба выживших неизбежно разминулись и Джокер, услышав приветствие, явно стал ещё более раздражённым, лишь ускорив шаг. Тем не менее, на этом их взаимодействие не закончилось, так как странный звук позади заставил Фредерика обернуться и заметить на полу странную стеклянную склянку, очевидно не разбившуюся лишь из-за падения на плотный красный ковёр.       — Мистер Джокер… — поспешил позвать уходившего композитор, но циркач его даже слушать не стал, в спешке исчезнув в темноте другого коридора.       Фредерик заинтересованно поднял склянку, пусть и понимал, что не обязан этого делать, но подозрительно яркий зелёный цвет её содержимого будто бы сам приманил композитора, из-за чего тот вдвойне потерял всякое представление о том, что это вообще может быть: это и не краска, и не парфюм, да и не лекарство вовсе… Но что такого необычного могло найтись в кармане у плачущего клоуна, что у Крейбурга не было ни малейшей идеи, что он вообще сейчас держал в руках? Впрочем, времени гадать у него сейчас всё равно не было, поэтому мужчина не придумал ничего лучше, чем просто пока оставить вещь у себя до их следующей встречи с клоуном, а до тех пор выполнять свой заранее выстроенный план действий. Оказавшись рядом с кабинетом Ады Месмер, музыкант с сомнением осмотрел висевшую на двери табличку, после чего аккуратно постучал, в глубине души всё же надеясь, что ему не ответят.       — Войдите!       Но женский игривый голос всё же дал ему разрешение войти, отчего Фредерику ничего не осталось, кроме как сглотнуть и переступить порог, при этом уже готовясь к худшему.       — Всё в порядке, он всего лишь перенервничал, со всеми бывает.       — Ты уверена?       — Эмиль, милый, если бы я переживала из-за слов каждого клиента, то была бы уже седой. У тебя нет причин волноваться обо мне.       Помимо запаха успокаивающих трав, медикаментов и пергамента Фредерика встретила довольно интересная картина, состоящая из двух обнимающихся людей, некогда объявившими себя психологом и пациентом при первом появлении в поместье. И если Ада Месмер уже давно считалась в стенах этого особняка воплощением пугающей красоты, то Эмиль больше походил на того, кого эта красота поработила. Так уж сложилось, что причин, почему Ада пугала людей было предостаточно, даже не брав во внимание тот факт, что она являлась психологом, которому люди, вроде как, наоборот должны доверяться.       — О-о-ох, кто это тут у нас, — с удивлением произнесла кучерявая девушка, едва касаясь растопыренными пальцами своих губ, — Какой неожиданный гость к нам пожаловал!       — Добрый день, мисс Месмер.       — Ах, ну что вы, мой дорогой! К чему такие формальности, — Ада расплылась в улыбке, от которой у Фредерика прошёлся холодок по коже.       Выжившая трепетно погладила по голове своего возлюбленного и едва заметно ему кивнула, чтобы остаться наедине с её новоиспечённым собеседником. И Эмиль действительно её послушался, перед этим нежно поцеловав в щёку, а потом вышел за дверь. Ада указала Фредерику на ближайшее к нему кресло, а сама достала небольшую деревянную табуретку из-за стола и, взяв всё необходимое, уселась поудобнее, приготовившись записывать. Одно нажатие и тиканье её круглых маленьких часиков начало наполнять всю комнату, оповестив о начале сеанса. Какое-то время они сидели в тишине, пока хозяйка кабинета что-то молча чиркала. И вся эта обстановка была… весьма нагнетающей и непонятной.       В конечном счёте, композитор посчитал нужным прервать этот неловкий момент:       — Вы не задали мне и вопроса…       — Ах? — Месмер всё же отвлеклась от столь интересующего её листа бумаги.       — Вы не спросили, какая у меня проблема.       Но по-прежнему улыбчивая Ада лишь прикрыла веки и медленно убрала карандаш в сторону, глядя на своего собеседника таким спорным взглядом, что ему становилось дурно.       — Но я… полагала, что вы мне сами расскажите, мистер Крейбург, — её голос не столько успокаивал, сколько вводил в ступор от непонимания, что вообще от неё ожидать.       Любой параноик бы подумал, что она прямо сейчас перережет этим карандашом ему горло, любой наивный дурачок подумал бы, что она обладает чёрной магией и уже прочла всё его прошлое, настоящее и будущее, а любой дамский угодник бы подумал, что она с ним флиртует и раздевает глазами. Фредерик относил себя к первому варианту.       — Впрочем, у вас довольно уставший вид, — продолжила девушка без всякого стеснения, — Вас что-то сильно беспокоит.       — Боюсь, если бы это было не так, то мне была бы ни к чему ваша помощь, мисс Месмер.       — Ха-ха, а ваша откровенность не знает жалости. В этом случае… Позвольте заранее спросить. Ваша проблема как-то связана с тем, что я не так давно слышала о вас и восковом художнике или же…       — Нет, — ответ был довольно резок, — Не это моя проблема.       — А что же тогда, мой милый?       — Мисс Месмер, я не думаю, что с вашей стороны компетентно ко мне так обращаться.       — Но это ведь для вашего успокоения делается. Особенно, когда с музыкой не вяжется, прошлое не может отцепиться, да в понимании, что правильно, а что нет разобраться не выходит. В моем кабинете всегда всё взаимосвязано.       — Прекратите паясничать, прошу, у меня правда мало вре… постойте, что? — и композитор был настолько ошарашен, что даже сперва не понял смысл, вложенный во внезапные слова психолога. А конкретно в то, что она каким-то невиданным никому образом попала в точку. Трижды. Без единого вопроса.       — Должна признать, держишься ты довольно неплохо. Однако такими темпами надолго тебя не хватит. Ты и сам это прекрасно понимаешь, — последнее прозвучало немного неразборчиво, потому что Ада почти что зевнула, — Нельзя же так.       Мужчина лишь нахмурил брови, в то время как человек сидящий напротив уже будто бы во всю наслаждался его полным непониманием происходящего.       — Простите, но… если вы, раз уж так случилось, по одному взгляду каким-то образом поняли, что со мной, то зачем попросили рассказать всё самому?       — Тест на доверие, не более. Это и есть твоя главная проблема.       — Прошу прощения? — Фредерик поднял бровь, уже начиная жалеть, что вообще обратился за помощью к этой дамочке.       — Видишь ли, моя специальность это работа с людьми. Если человек не намерен мне открываться, то пользы от работы будет мало. У тебя аналогичная ситуация. Какой смысл человеку пытаться наладить свои отношения с остальными, если он боится собственной тени?       — На что вы намекаете, мисс Месмер?       — Ты и сам знаешь ответ, — девушка встала, затем сделав несколько медленных шагов к сидящему рядом мужчине и протянула ему лист, на котором ранее что-то чиркала, — Видишь цвет? Какой он? Попробуй описать одним словом.       Композитор с сомнением взглянул на отданный ему листик и сразу ужаснулся от непонятных каракулей цветным карандашом, ведь в почеркушках этих странных, как и в самой Аде, тоже словно было нечто отталкивающее:       — Полагаю, чёрный…       — А мне кажется, что тёмно-синий, — улыбка шедевро-художницы стала только шире, – Ну, а форма хоть какая?       – Я... Вижу лишь какие-то круги, мисс Месмер. Ничего больше.       —А я вижу линии. Никаких кругов, мой дорогой. Лишь тёмно-синие линии без начала и конца, – последовала усмешка, — Но ты ведь мне вряд ли поверишь, так как я для тебя посторонний человек. С чего бы тебе прислушиваться к кому-то, кто тебе не нравится, если ты видишь именно чёрные круги, верно?       Хозяйка кабинета снова прикрыла веки и повернулась к музыканту спиной, будто бы что-то рассматривая на потолке. Удивительно, но она и тут подчеркнула свой опыт работы, потому что и без лишних слов поняла, что её нынешний клиент не так уж и горел идти к ней на приём.       — Но вот если бы ты нашёл ещё кого-нибудь, кто разделил бы твои предубеждения в том, что на листе — чёрный, а не тёмно-синий, как и то, что там именно круги, а не просто линии, то ты был бы больше уверен в том, что не ошибся, разве нет?       Фредерик промолчал.       — Я знаю, что ты иногда общаешься с нашей местной журналисткой, но тебе всё же стоит ещё хотя-бы немного увеличить круг своего общения, если не хочешь противостоять недоброжелателям и страхам один на один. Несомненно, всегда есть шанс предательства, но не думал ли ты, что лучше так, чем вечно полагаться только на себя? Будешь справляться со всем в одиночку — так и закончишь где-нибудь на земле, будучи растоптанным толпой. И руку тебе, как ни странно, никто не протянет.       На сей раз Ада ранила по самому больному, потому что эти слова уже окончательно ввели композитора в такой тремор, что передать его словами было катастрофически сложно. Противостоять ненависти общества, которой он так боялся, ему действительно было не по силам. И это было его главным страхом. Он боялся того, что не сможет подняться в глазах других и быть тем, на кого будут смотреть с уважением. Кроме его красивого личика и желания засиять, которое не получилось воплотить, у него буквально ничего не осталось. Единственное, что заставляло его хоть немного чувствовать себя счастливым это музыка, но даже на неё у него сейчас банально не хватало сил, а самостоятельно найти причину не представлялось возможности.       — Поэтому выбирай сам, что тебе делать, — не успел Фредерик даже моргнуть, как лицо Ады почти сразу оказалось к нему вплотную, отчего мужчина сразу замер, боясь пошелохнуться, словно ему ножом угрожать начали, — У тебя есть все шансы достичь того, чего ты хочешь. Но если будешь закрывать глаза на эти шансы, то сам себя закопаешь.       На этой ноте стрелки часов пробили последнюю минуту и тиканье и тут же прекратилось, отозвав психолога на пару шагов назад. Её работа была закончена. Сеанс подошёл к концу.       — Мисс Месмер, — неожиданно позвал её Фредерик, когда та уже убрала обратно свои письменные принадлежности и собиралась звать Эмиля.       Ада загадочно повернулась, явно ожидая ещё каких-то вопросов вроде тех, когда клиенты всё равно не понимают, что от них требуется и настойчиво просят более детальных указаний, ведь они почти всегда надеются, что психолог решит всех их проблемы, даже если в его обязанности входит лишь дать ментальную терапию и советы по решению этих самых проблем, и ничего больше, но на лице Фредерика читалось сейчас что-то совершенно другое.       — Скажите… К вам часто заглядывает ваш предыдущий посетитель?       Девушка удивлённо повернула голову на бок, немного задумавшись со всё той же привычной ей улыбкой:       — Ах? Мистер Джокер? Нет, вовсе нет. Боюсь, я видела его первый и последний раз.       — Вы уверены?       — Ну-у-у, видишь ли, не каждый человек готов услышать, что он сам виноват в том, что от него бегает объект его воздыхания. Поэтому да, я абсолютно уверена, что больше он сюда не заявится.       Крейбург бросил неуверенный взгляд на дверь, ранее посчитав, что диалог с Адой помимо психологической помощи также будет хорошей возможностью вернуть бутылёк с неизвестным содержимым хозяину, дабы с ним больше не пересекаться, раз Джокеру он как человек (как показалось самому Фредерику при стычке в коридоре) неприятен, но ответ психолога успешно сломал этот план действий, давая понять, что повторной встречи этим двум всё же не избежать. В конечном счёте, эту вещь рано или поздно придётся вернуть владельцу.       — А почему интересуешься?       Однако музыкант уже посчитал нужным даже не говорить о оставленной на полу находке и коротко ответил:       — Ничего важного.              

***

                    Едва слышный звук трости, приглушённый лежащим на полу тёмно-багровым ковром, наполнял опустошенный коридор вместе с едва доносящимся эхом чужих шагов каждого случайного прохожего, который пересекал главный холл особняка, а затем сворачивал за угол, направляясь в какую-то часть поместья по своим делам. Фредерик не знал, куда он идёт, потому что разговор с Адой не столько ему помог, сколько ещё больше ввёл в заблуждение и непонимание, что ему стоит предпринять, чтобы снова вернуться к привычному темпу репетиций, а это лишь ещё больше усугубляло его состояние. Казалось бы: наставление дали, что-то вроде как даже объяснили, разжевали… Вот только это не принесло абсолютно никакой пользы. То ли это он настолько глуп, то ли Ада намеренно завуалировала свою речь так, чтобы он ничего не понял. Неудивительно, что к ней мало кто обращается за помощью, такую манеру общения мало, кто выдержит. Но ещё более странно сейчас было то, что на слух мужчина снова воспринимал все окружающие его звуки так, будто они были белым шумом, из-за чего даже не сразу заметил, как откуда-то вдали начал раздаваться скрипящий и довольно знакомый звук, явно не предвещающий ничего хорошего. На часах была лишь первая половина дня, но в коридоре, в котором сейчас оказался Фредерик, было подозрительно темно, а ближайшее окно, находившееся в трёх-четырёх метрах и то было зашторено, обрывая все попадающие внутрь солнечные лучи. Услышав, что неприятный скрип за углом становится громче, композитор почувствовал необъяснимую угрозу, поэтому уже было хотел сжать трость покрепче и развернуться в обратную сторону, но когда его глаза привыкли к темноте, чтобы сделать это, то было уже поздно… Он попал на территорию охотников.       — Вот это да!       Этот женский голос он мог узнать из тысячи других. Он ни с чем не мог его спутать. И то, что он ещё сейчас уж точно знал наверняка, так это то то, что пора возвращаться обратно. И как можно быстрее. У него всё ещё есть трость на случай самообороны, но эта вещь всегда при нём лишь на крайний случай и сейчас всё ещё можно что-то исправить, если не запутаться в развилках. Впрочем, появившаяся из-за угла Галатея думала иначе. Не успел Фредерик и двух шагов сделать, как та, будто включив скоростной режим на своём кресле, тут же оказалась вплотную к его спине и умудрилась перекинуть перед его лицом натянутую от капельницы трубку, а Фредерик на подсознательном уровне схватился за горло, выронив трость из рук и почувствовав удушение. Но, как ни странно, это была лишь попытка обездвижить его, потому что уже через мгновение Галатея затянула трубку так, что композитор рухнул на колени, а его голова почти что перешла в горизонтальное положение и девушка подставила к его горлу чертовски острый инструмент для скульптурирования, тем самым вынудив Фредерика замолкнуть.       — Что-о-о-о ж, — с особо заметным садизмом пролепетала охотница, наслаждаясь своим превосходством, буквально глядя на свою пойманную жертву сверху вниз, — Пожалуй, ты мне очень пригодишься.