Просперити

Юнги выходит из кабинета Джихо ссутулившись. Его зубы сильно кусают нижнюю губу, чтобы одной болью заглушить другую. Сердце бьется непростительно быстро, он опускает ладонь на грудь и чувствует мощные удары, сотрясающие ребра. Дверь за ним наконец-то захлопывается, и Юнги позволяет себе вздохнуть. Невестка сдержала слово и рассказала главе семейства о беспечности парня, за что Юнги несправедливо был наказан, на сей раз не ремнем, а тонкой бамбуковой палкой. После неё даже больнее, кожа лопнула, выпуская капельки крови, отчего кофта Юнги покрывается бордовыми пятнами. Тело жжет, ноет. — Сынок! - в гостиную забегает Тэян и бросается к парню, помогая устоять на ватных ногах. Она, поскуливая, замечает кровь и, задрожав губами, ахает. На её морщинистых глазах наворачиваются слёзы, но Юнги шепотом, не потому, что боится быть услышанным, а потому, что нет сил говорить громче, просит не плакать. Они кое-как добираются до своих комнат, и Юнги, издав стон боли, сползает на пол. — Снимай кофту, я обработаю раны, - плаксиво просит Тэян, чьи взмокшие от пота короткие пряди на лбу торчат вверх. Не желая спорить, брюнет, перед носом которого ходят стены ходуном, а уши закладываются, еле оставаясь в сознании, стягивает медленными движениями бежевую кофту. Тэян громко охает, увидев, что на спине сына не осталось живого места. Новые кровавые полосы расцветают на тех, что только успели зажить. Изуродованное тело её мальчика напоминало вспаханное поле. Тэян прикрывает ладонями лицо, садится на кровать и сокрушенно плачет, потому что ей слишком тяжело смотреть на страдания своего дитя. — Мама... - хрипло и отчаянно звучит Юнги, которого резко тошнит. Уличная жара, слабость после побоев смешиваются в одно целое и, словно голодные пираньи, нападают на него, рвут на части. Шум в ушах не проходит, дышать тяжелее из-за спертого в комнате воздуха. Он словно попал в ад, и это столь иронично, ведь только вчера он побывал в раю. В мире, где полно огней, веселья и чувств. Юнги не понимает почему вдруг в такой тяжелый момент он думает о Чонгуке, буквально, прикрыв веки, видит его перед собой с бокалом шампанского, с ухмылкой, присущей ему одному, слышит его шепот и признание. Парень сглатывает, отгоняя непрошеные мысли, разлепляет отяжелевшие веки, борясь с головокружением, тянет руку к матери. — Не плачь... — Прости меня, сынок, прости, что я ничего не могу сделать, - срывается на рыдания Тэян, сгибаясь, — прости, что не могу защитить. — Мама, я в порядке... Эти слова, полные лжи, заставляют женщину ненавидеть себя больше, себя и свою беспомощность. Она сжимает юбку платья в кулаке, всхлипывает. — Я плохая мать. Я не могу позаботиться о тебе, будь я проклята! — Хватит, - поднимает на неё туманный взгляд Юнги и, сжав уста, терпя жжение по всей спине, ползет к её ногам и обнимает их, — ты не виновата. Не ругай себя. Ты не виновата… Тэян смаргивает бусины слез, разглядывает болезненно-желтое лицо сына, покрытое испариной, зачесывает пальцами его челку назад и разбито улыбается. Он - единственный, ради кого она ещё дышит и продолжает жить. Если она покинет его, Юнги познает настоящее одиночество, семья выставит вон, оставит без единого цента. Представив парня в обносках на улице с чумазым личиком, Тэян повторно всхлипывает. — Я принесу полотенце и воду, - поднимается на ноги та, помогая Юнги лечь животом вниз на кровать. — Может, не пойдешь сегодня на работу? Ты еле двигаешься. — Нет, я пойду, - громко перечит брюнет, разозлившись не ясно на что. Он не говорит, что не смеет пропускать смену, чтобы поскорее накопить денег и переехать из золотой клетки. — К ночи мне полегчает. — Юнги... - в мольбе тянет мать, надеясь переубедить того, чья спина зудит от побоев. — Я сказал, что пойду. Всё на этом. Тэян опускает голову вниз и выходит, проклиная жестокого свекра и желая ему море страданий. Она входит на виллу, достаёт из шкафчика кухонное полотенце и быстро оборачивается, услышав позади стук каблуков женских туфель. Перед ней, скрестив деловито кисти на груди, стоит младшая невестка семьи. Дорогое красивое платье, яркие из-за помады коралловые губы и аккуратно причесанные волосы. Полная противоположность Тэян. И ей выказывают уважения, её слушаются и почитают, относятся как к старшей невестке, хотя ею является Тэян. Несправедливость всегда преследовала её. С того самого дня, как она ответила «да» своему покойному мужу. Выходя замуж, наивная шестнадцатилетняя девочка, ослепленная чувствами, не предполагала, что совсем скоро будет много плакать и бороться за свою жизнь. — Это будет для вас уроком, - фыркает невестка, — твое отребье, видимо, забылось, увидев роскошь и богатства, которые ему не светят. Воспитывай его лучше, Тэян, - прищуривается в ехидстве та и, нарочно задев рукой вазу с фруктами, высокомерно хмыкает. Хрусталь падает на пол, разлетевшись на осколки по углам; фрукты скатываются по кухне, и комната наполняется ароматом сладких яблок и абрикосов. — Приберись. Гнев, который прежде не был знаком Тэян, разносится по венам. Женщина выпрямляется, крепко держит в руке полотенце и прожигает взглядом подлую невестку. Но что она может ей сделать? Что бы Тэян не предприняла, её накажут, а может и Юнги достанется. Нет, нельзя вновь злить Мин Джихо, нельзя ставить под удар здоровье Юнги. Он и так вечно попадает под горячую руку… Это вообще когда-нибудь прекратится? Тэян должна терпеть унижения, должна молчать, иначе их выгонят на улицу. Если это произойдет, она станет бременем для сына, огромной обузой. Женщина глубоко вздыхает, еле сдерживая напрашивающиеся слёзы обиды, чуть кланяется и, отложив полотенце для Юнги, опускается на корточки, подбирая с пола разбросанные фрукты. Младшая невестка победно улыбается. — Я рада, что ты знаешь свое место. *** Джихо отдаляется от окна, за ним дёргается бархатная красная штора. Он подходит к своему письменному столу и достаёт запечатанный конверт с адресом. — Господин. — Входи, - плюхается в свое любимое кресло старик, поднимает прищуренный взгляд на вошедшего в кабинет дворецкого. В его руках Мин замечает поднос с тонким листком. — А, почта пришла? Как раз вовремя. Мужчина забирает с подноса письмо и отдает слуге свой конверт. — Отправь по нужному адресу немедленно. Тот учтиво кланяется. — Будет исполнено. — Моя внучка ещё не проснулась? - своей репликой задерживает дворецкого Джихо, зажигая сигару. — Нет, господин. Мне привести её к вам? Старик отмахивается и дёргает уголком рта. — Нет, пусть отлеживается, малолетняя дура. В этом доме все недалекие, - Джихо фыркает в раздражении, корча презрительную гримасу и выпуская глубокие морщины на подбородке. Не выронив и слова, дворецкий вновь кланяется и покидает рабочий кабинет Мина. Старик ещё пару минут фыркает себе под нос, мысленно поливая грязью каждого, кто живет под крышей его виллы, и распечатывает письмо. Он быстро проходится по ровному почерку и многозначительно хмыкает, после чего комкает лист бумаги и бросает в дверь. *** — Заткнись, сука, - трет ноющее запястье Майкл, которым только что ударил в челюсть привязанного к стулу мужчину. Он злобно смотрит на пленника, брезгливо сплевывает под ноги и отходит к столу с инструментами; к тем самым, благодаря которым удается разговорить каждого, кому выпадает участь быть расспрошенным. В заброшенной швейной фабрике пыльно и глухо, сломанные форточки пропускают солнечный блеклый свет. Майкл не обращает внимания на стоны за спиной, выбирает чем дальше пытать и задерживает взгляд на плоскогубцах. — Я ничего не знаю, ничего... совсем, - по-корейски вопит мужчина, дёргая руками, которые туго связаны за его спиной. Его нос и губа разбиты, но кровь давно спеклась, волосы взмокли от пота и от него несёт аммиаком, поскольку, не выдержав побои, мужчина обмочился. Майкл недовольно щурится, оборачивается полукругом на голос и театрально закатывает глаза. — Блять, что ты несёшь? Говори по-английски, я тебе не Мин Джихо, - схватив инструмент, кивает своим парням Скретч. Пленник сразу понимает что его ждёт и, истошно вскрикнув, принимается брыкаться, однако головорезы Майкла, исполняя приказ, силой удерживают того на месте. Из-за душераздирающих воплей птицы снаружи покидают деревья. — Не надо! Я ничего не знаю! - на ломаном английском горланит мужчина, глаз не сводя с плоскогубцев, которые предназначены для страшного дела - выдергивания зубов. Они выглядят устрашающе, большие, но старые, с ржавчиной. — Вот, можешь, когда хочешь, - усмехается Майкл. Стоит перед ним в облегающей белой кофте с подтяжками, толкается языком за щеку и резко давит каблуком туфель тому на ногу. Пленник рефлекторно разлепляет уста в крике, и Чон, вставив ему в рот пальцы, давит на нижнюю челюсть, держа её открытой. — Теперь тебе лучше поднапрячься и выдать то, что я от тебя хочу. Давай облегчим друг другу жизнь, старина? С кем работает Джихо? — Я... не знаю... не знаю... ничего, - кашляя, невнятно отвечает кореец. Майкл устало вздыхает и кивает своим помочь ему. Он хватается плоскогубцами за нижний передний зуб и, несмотря на старания пленника помешать ему, с трудом выдёргивает коренной. Кровь капает ему на запястья, а слюни, сползая вниз, пачкают его пальцы. Он брезгливо вытирается о чужую рубашку, напрочь игнорируя полные страдания вздохи, отходит назад и с равнодушием глядит на плачущего. — За пару месяцев он вышел вперед на американской бирже. Его конкуренты либо в бегах, либо их лавочку сворачивают. С кем он работает, повторяю ещё раз и в последний? - садится на корточки Скретч, разглядывая вытащенный зуб с разломанными кривыми корнями. — Наверное, это адски больно. Если понадобится, я оставлю тебя без челюсти, но говорить заставлю. — Он очень скрытный человек, никто ни о чем не знает, - мыча от боли, всхлипывает кореец. — Старый параноик, - хмыкает Майкл. — Даже его домашние? Его сынуля тоже не в курсе? — Он о своих делах ни с кем не говорит. Но... — Но? Чего замолчал? Не хватает мотивации? - демонстративно щелкает плоскогубцами Скретч и морщится, наблюдая как со рта мужчины течет к подбородку кровь. — Он ведет с кем-то переписку. Это всё, что мне известно. Пощадите. Помолчав пару мгновений, Майкл встает на свои две и просит сигарету, закуривая. Он откладывает инструмент, чешет плечо и недовольно поджимает губы, потому что жара его доконала. Его тело зудит от пота и грязи, хочется окунуться в холодную воду и запить это дело виски. Гребаный Мин Джихо... Если бы не он, Майкл сейчас бы нежился в бассейне. А так он в богом забытом месте, измывается над человеком старика и пачкается. Обычно Майкл редко занимается допросами лично; ещё лет пятнадцать назад он частенько пересчитывал кости шпионам врагов, разбивал черепа, вырезал семьи. Сейчас, поднявшись на вершину, руки пачкать не хочется, но Чонгук велел лично разобраться с Джихо. Отказывать любимому племяннику, в котором он души не чает и обожает, как родного сына, Майкл не привык. — С кем же он общается? - взъерошивает волосы Скретч. — Не знаю, - доносится вялое за спиной. Мужчина цокает, выпустив дым сигареты в крышу. — Только одно и слышу от тебя, никакой полезной информации. Майкл не оборачивается, жестом приказывает своим добить пленника, а сам, схватив пиджак со стола, выходит на улицу, где у старых ящиком припаркована его машина. Вечером он приезжает в один из отелей их семьи и входит в тайный зал, где размещено подпольное казино. Людей, как обычно, много и это ещё вдобавок в будний день. Майкл здоровается с каждым, принимает комплименты и находит Чонгука у бильярдного стола. Тот его замечает, прощается с собеседником, с коим он коротал время, обнимает дядю одной рукой и отходит. — Что-нибудь выяснил? — Выяснил, но мелочь. Однако не волнуйся, обещаю, что на этой неделе карты раскроются. — Сегодня звонили из Сицилии, - чешет нос ребром ладони младший, смотрит невзначай по сторонам, — Конте спрашивают, почему их товар портится на границах. Тела разлагаются из-за жары и долгой перевозки. И все из-за проблем на таможне. — Я же сказал тебе засесть на дно, - шикает Майкл, хмуро взглянув на племянника и нервно дернув пальцем перед его лицом, — Конте насрать, они спокойно греют задницы на своем острове, им ничто не угрожает. А нас ждёт тюрьма, если поймают. — Майкл, я не могу сказать им сворачивать дело, это поставит под сомнение мой авторитет, - скрещивает руки на груди Чонгук, хотя сам понимает, что один неверный шаг - и их ждут большие проблемы. — Со дня на день сюда прибудет чертов инспектор, здесь начнутся гладиаторские бои. Хочешь знать моё мнение? - выгибает правую бровь Майкл. — Свяжись с Конте и приостанови поставку кокса. — Блять, - закатывает глаза Скретч, щелкнув пальцами, чтобы подозвать к себе официанта. Он забирает с подноса бокал виски и отхлебывает. — Ты сам отлично понимаешь, что другого пути нет. Инспектора не уберешь, он человек президента. Если с ним что-то случится, власти не оставят нас в покое, а на место покойника пришлют другого. Ты вообще видел новости? За три недели в Вашингтоне взяли под заключение пять крупных банд! — Ты же знаешь Конте, они не любят, когда что-то мешает их планам. Дружба с ними мне чертовски важна. Чонгук глубоко вздыхает и трет лоб, не представляя как преподнести одной из влиятельнейших семей Италии сложившуюся ситуацию. Бароны, для которых законы не писаны, не желают слушать оправдания. Если перед ними возникает проблема, они решают её путем оружия и кровной мести. Но Нью-Йорк это не Сицилия, и кровная месть не сработает в борьбе с властями. Если полицию можно запугать или подкупить, то инспектор - это уже высшая лига. Это война не с городскими властями, а со всем государством. С президентом. Конте заинтересовались Чонгуком на одном благотворительном вечере, не без чужой помощи. Они заключили договор и сотрудничают уже три года, пребывая в доверительных отношениях. И Джей Кей совсем не хочет теперь их портить. — Давай разбираться с проблемами по очереди, - трет переносицу Майкл, пристально глядя на младшего, — я хочу понять, что задумал Мин Джихо. Знаешь, он не такой уж и тупой, каким мы его считали. В отличие от нас, у него белые деньги. Инспектор к нему не придерется. Ну хорошо, его торговля оружием может доставить неприятности, но мелкие. Если понадобится, мы воспользуемся этим, как козырем. Но он делает деньги и вкладывает их в акции. Миллионы капают каждый месяц. — Плевать на него, он сдохнет, - сквозь стиснутую челюсть цедит Чонгук, отпивая виски, — мне нужно избавиться от него. Черт, если бы не гребанный инспектор... - швыряет бокал в стену Скретч, привлекая внимание гостей, на что Майкл извиняется и дёргает племянника за локоть на себя. — Спокойно, я обещаю держать все под контролем, но а ты, пожалуйста, просто поговори с Конте. Как-никак, тебе есть через кого вести переговоры, - с намёком вкрадчиво произносит старший и получает испытывающий взор в ответ. Джей долго молчит, переваривает услышанное, однако больше не спорит и расправляет широкие плечи, собираясь уходить. — Завтра я еду за город, принять то, что успело перейти через границу, так что убедись, что мне не помешают поместить товар на склад, - на прощание подмигивает брюнет. — Уже уходишь? — Хочу заскочить в бар, увидеть Юнги перед отъездом, - отвечает Чонгук и смешивается с толпой в смокингах. Майкл цокает, провожает взглядом того до двери и просит сотрудников убрать осколки разбитого бокала. *** Работать не получается, все мысли вертятся вокруг боли или же боль проскальзывает между ними. Неважно. Юнги нет разницы, ведь, как ни крути, стоять на ногах трудно. Он еле волочит себя, из-за чего успел получить замечание от начальства. Клиенты недовольны столь медленным обслуживанием, а Юнги сегодня иначе не может: спина горит. Резкие движения доставляют страшную боль, это пытка. Он прямо-таки чувствует как трескается не успевшая зажить ранка и как зудят те, что поглубже и которым понадобится больше времени для регенерации. Друзьям парень ничего не рассказал, а на их встревоженные взгляды только сдержанно улыбается, мол, всё пучком. Притворяться сильным, когда хочется горько плакать - апогей лицемерия, потому что неясно перед кем пытаешься быть героем. Героем ли? Жертвой. Юнги с рождения был жертвой и привык к этой роли, одет, обут в неё, засыпает с ней и просыпается. Он мыслит как жертва и оправдывает порой бессилие своим положением. Жалеть себя отвратительно, но он это делает, ведь в глубине души Юнги понимает, что как бы много он не работал, полностью изменить свою жизнь не получится. В нем глубоко засела эта сущность - мальчик, не признанный своей семьей, прямой наследник, но не принятый, изгой. А стоит Юнги всего-то на миг забыть об этом, выбраться из темного леса, как Джихо и ему подобные умудряются вновь затянуть его в пучину. Юнги бежит, бежит, бежит. Кажется, вот-вот и покажется тропинка, ведущая к свету, но потом сгущаются тучи, и корни, схватив за щиколотки, волочат его обратно в чащу. Но он увидел, возможно, впервые свет, был так близок к нему и даже не обжегся. Этот свет согревал, воодушевлял и главное дарил то, о чем Юнги успел забыть - любовь. Любовь человека к другому человеку. Это нечто иное, не материнская забота, это полет без крыльев. Это долгожданный восход. Юнги смог почувствовать, перешёл грань, поверил и уже не может забыть. Парень чертыхается, осознав, что в который раз мысли сводятся к Скретчу, хлопает себя по лбу и нехотя выходит со склада, в коем прятался, чтобы передохнуть. Спина никак не пройдёт, слабость не отпускает, хотя он плотно отужинал прежде, чем прийти на работу. Юнги закрывает за собой дверь, сразу погружаясь в атмосферу музыки и пьянства, успев возненавидеть ночную жизнь Нью-Йорка, подходит к барной стойке. Марко и ещё трое барменов разливают шоты, развлекая гостей трюками, так что Юнги не с кем перекинуться парочкой фраз. Тэхён, держа микрофон, бархатным голосом дурманит танцующих, улыбаясь столь располагающе, что любой, даже самый отъявленный мерзавец, счел бы его очаровательным. Юнги подзывают к столику и заказывают напитки. К двум часам ночи он не чувствует своего тела, ноги отнимаются. Он с грехом пополам добирается до барной стойки и с шумом опускает поднос на стол. — Ты выглядишь совсем плохо, - подходит к нему Марко, подозрительно рассматривая бледное лицо, — ты простудился? — Всё хорошо, честно, - врет брюнет и округляет глаза, увидев спускающегося по лестнице Чонгука. Щеки вмиг вспыхивают, он напрочь забывает о своем недомогании и, инстинктивно развернувшись, изображает заинтересованность в чистых пепельницах. Скретч сразу замечает его. Как такого крохотного, среди великанов, не заметить? Мужчина усмехается, подметив в уме как мило смотрится Юнги за барной стойкой и, кивнув своим сопровождающим, проходит вперед. — Мне, пожалуйста, самый дорогой ром, как обычно, - слышит над ухом хорошо знакомый и полюбившийся, как бы не пытался скрывать, голос Юнги. Румянец до сих пор горит на щеках, потому брюнет голову не поднимает, царапает ногтями костяшки и угукает. Чонгук стоит перед ним так близко, насколько вообще позволяют правила приличия, грудью закрывает весь остальной вид. Марко удивлённо подбрасывает брови, не понимая в каких отношениях эти двое, но боится что-либо говорить в присутствии Скретча, оставляет их наедине. Более-менее. — Я по тебе соскучился, решил навестить, - улыбается искренне Джей и наклоняется к лицу парня, желая посмотреть тому в глаза. Юнги не ожидает этого и растерянно хлопает ресницами. — Знаешь, вчерашняя ночь показалась мне сном. Я бы хотел всегда быть с тобой так рядом. — Эй, я вообще-то на работе, - в горле Юнги першит. Он выставляет руку вперед, толкая мужчину, надеясь держать дистанцию, но Чонгук скала скалой, его не сдвинуть с места так просто, и вскоре Мин это понимает. — Не переживай об этом, тебе никто ничего не скажет. Я позабочусь об этом, жемчужинка, - выпрямляется Чонгук, усмехнувшись над парнем, которому явно неловко от такой близости. Юнги бегло рассматривает его, пока Скретч отводит взгляд. Поражается отличным крепким телом и таким же чувством стиля. Юнги не разбирается в дизайнерах и модных домах, но то, что костюм на Чонгуке сшит по последнему писку, не сомневается. Все идеально, ни одной складки, пятнышка, торчащей ниточки; обувь сверкает от чистоты, будто её только обули. От него пахнет сигарами и цитрусами, так и хочется обнюхать всего и потерять рассудок. Юнги кажется, что он понемногу начал, раз заглядывается на того, кого должен, по хорошему, игнорировать. — Ты подумал о моих словах? Возможно, я тебя тороплю, извини меня, но мне не терпится... - Джей не озвучивает свои мысли до конца, обрывает себя на полуслове, хищно проходясь голодным взглядом по фигурке напротив. «Поцеловать хочу и могу, но ты же меня после этого кулаком огреешь», - думает про себя и расплывается в улыбке. — Я же объяснил тебе, что это невозможно, - не зная как реагировать на выпад, упирается больной спиной в барную стойку и тут же шипит Мин, сжав плотно губы. Чонгук цокает. — Невозможно спрыгнуть с небоскреба и остаться в живых. Невозможно остановить время. Невозможно ночь и день поменять местами. А быть вместе возможно, ещё как возможно, Юнги, - вытянув один уголок рта в ухмылку, с чувством произносит тот, не отрывая пронзительных глаз с невинных рядом. — Не говори то, чего не знаешь, ладно? Сердце Юнги пропускает удар и, набирая скорость, стучит быстро. Он не в состоянии препятствовать гипнозу чужих черных глаз, смотрит в них и тонет, даже не пытается вынырнуть и только слышит эхом все то, что было сказано мгновением ранее. Хочется попробовать. Довериться ещё разочек. Хочется взять его за руку и сказать «не отпускай меня», но корни удерживают его в чаще леса. Слишком много «против», чтобы выбрать «за». Мисо, дедушка, ориентация, которую вряд ли поддержат. Как он вообще все это представляет? Они не могут быть вместе, пока существует эти «против». Если Джихо узнает о связи между ними, Юнги боится представить какой скандал ждёт его и как сильно достанется его матери. А Тэян? Поддержит ли она его выбор, не разочаруется ли тем, что Юнги позволил себе подобную дерзость и покусился на жениха своей кузины? А Мисо? Она ведь ни за что не простит ему такое предательство, сойдёт с ума и от гнева натворит глупости. Юнги признается, что боится последствий. Он не готов справляться с этим, потому что слишком слаб. — Всякий раз, когда я приближаюсь к тебе, мне приходится за это расплачиваться. И это больно, - сглатывает брюнет и упрашивает себя не растечься перед ним. Он борется с самим собой, сажает себя на цепь, чтобы усмирить. Сегодня утром Джихо ясно дал понять, что его ожидает, пожелай он получить то, что ему не подходит. Нужно притупить или лучше вырвать с корнем эту жажду близости. Высшее общество, роскошь, Чонгук - недосягаемы, притом они все взаимосвязаны. Лучше даже не начинать, чтобы потом не лить слёзы; впрочем, Юнги противоречит самому себе, ведь прося того уйти, он надеется, что Чонгук подойдет ещё ближе. — Что ты подразумеваешь под этим? - ведет бровью под челкой Джей, и в этот миг слышится грохот со стороны лестницы. Люди сконфуженно оглядываются и ахают. Вниз летит деревянный стул, ломается, а по ступенькам спускается остервенелый мужчина с плешью. Он стреляет из пушки куда попало, вызывает своим действием переполох и кричит нечто невнятное. Пули отскакивают от зеркальных панелей, попадают в бутылки и мебель. Визг дамочек и шум разбитого стекла заменяют звучащую секундой ранее музыку. Чонгук, быстро спохватившись, закрыв рукой макушку Юнги, давит вниз и сажает его под барную стойку. Испугавшийся парень жмурится, жадно глотая воздух, покрывается гусиной кожей, видя как пули впиваются в охваченных паникой пробегающих людей. Они падают на пол, пачкают кровью персидские ковры, но всем плевать на убитых: на них наступают, пинают, перепрыгивают, желая поскорее найти укрытие и спастись. Тэхён, скрывшись за сценой, ложится на пол и ждёт, когда этот ад прекратится. Стрелявший, меж тем, горланит, покрывает белый свет матом и угрожает поднять весь бар на воздух. У Юнги дрожат руки, он в ужасе оглядывается по сторонам, как чувствует теплые руки на своих ушах. Скретч несильно давит, но ему удается заглушить шум выстрелов. Губы шепчут смотреть на него и дышать глубже. — Тихо, я с тобой, - поглаживает шелковые волосы мужчина, улыбается, словно вокруг не творится чертовщина. Затем, кивнув парню, Чонгук вытаскивает из-за пазухи пистолет и, собрав брови у переносицы, слегка привстает. Бесноватый, меж тем, наставив оружие на сидящего в компании женщин жирдяя, брызжа слюной, орёт: — Это твоих рук дело, сукин сын?! Они изъяли все до последнего цента! Я банкрот и за мной охотится полиция! — Что ты несёшь? Я не причем! — Копы обо всем узнали! Они сожгли весь товар, не притворяйся, что ты не при делах, ублюдок! Ты давно хотел избавиться от меня! - не жалеет спутниц и стреляет в двух девушек разъярённый американец, оставив в их лбах зияющие дары, из которых хлыщет кровь. Юнги вздрагивает от криков и хватается за плечо Чонгука, давит вниз, однако Скретч лишь подмигивает и возвращает внимание к говорящим. — Я клянусь тебе, это не я! Зачем мне подставлять себя такими заявлениями?! Они бы и на меня собак спустили, я не стал бы рисковать! - сев прямо, тычет в того сигарой жирдяй, однако его аргументы не кажутся второму достаточно убедительными, поэтому через мгновение бар вновь охватывает глухой шум выстрелов. Пули разрывают ткань жилета и заливают брюхо мужчины кровью, он обмякает и падает на бок, на свою мертвую подружку. Стрелявший учащенно дышит, все ещё держа пистолет заряженным, заливается слезами и, надеясь выпустить оставшийся пар, бьет ногой диван. Чонгук поворачивается к Юнги. — Закрой уши. Не решившись спрашивать зачем, брюнет делает так, как ему говорят и затыкает уши пальцами, не сводя стеклянных глаз с возвышающейся фигуры. Скретч резко вскакивает и хладнокровно стреляет в спину ворвавшегося американца. Юнги не выдерживает, прикрывает веки, просит себя потерпеть ещё немного. Вот оно, второе дно богачей, их истинная натура жестоких и властных кровопийц, которые могут себе позволить отнять жизнь ради пачек банкнот. Наркодиллеры, сутенеры, мафиози... этот город кишит ими, они как тараканы, в каждой щели. Юнги морщится от щекочущего нос запаха крови и пороха, тянет ноги к себе и прячет лицо в острых коленях. Это все нереально, хотелось бы верить, но не выходит. Через двадцать минут тела увозят и бросают в море, бар принимаются приводить в порядок, а посетители покидают место происшествия, заметая следы. Юнги не помогает вытирать лужи крови, он сидит на стуле и сдерживает рвотные позывы, пока Марко вычисляет с помощью счет ущерб от разбитых бутылок спиртного. — Я утряс это дело, - слышит Юнги Скретча, который подходит к его начальнику мистеру Джонасу, — полиция вас не побеспокоит, я созвонился с шефом. Компенсацию вам выплатят семьи этих двух ублюдков, - смотрит на пробитый пулями пустой диван Чонгук и хмыкает, — мои люди проследят за этим. — Благодарю, мистер Скретч, - вытирает пот со лба Джонас и оглядывается кругом с тяжестью на душе, — сейчас и без того из-за зачистки клиентов мало, не хватало мне перестрелок. Мужчина тому не отвечает и приближается к понурому Юнги, цвет кожи которого вынуждает волноваться. — Пойдем со мной, - протягивает раскрытую ладонь он, с надеждой смотря тому в мокрые глаза. — Куда? — Просто пойдем, - Чонгук не обращает внимания на взгляды со стороны, сам берет юношу за руку и тянет на себя, прощаясь с Джонасом и оставляя многих с вопросами, задать которые они смогут только завтра. На улице проходная ночь, диск луны освещает одинокие улицы Нью-Йорка. Свет в окнах высоток не горит, и от того они напоминают неживые каменные лица, наблюдавшие за ними. Юнги морщится от зябкого ветра, боится разогнуть спину и хочет только одного - попасть в свою комнату, чтобы завалиться спать. Запах крови въелся в ноздри и одежду, он недовольно стряхивает с себя невидимую грязь, будто это должно помочь и слышит щелчок зажигалки. Чонгук закуривает, достаёт из своего автомобиля пиджак и аккуратно опускает его на плечи Юнги, который в нём тонет. — Не хочу, чтобы ты простудился. Похоже, собирается дождь, - указывает на тучи вдалеке тот и качает головой своим людям, чтобы не докучали им. — Давай прогуляемся? — Уже поздно и я сейчас не в настроении гулять. Для тебя это, наверное, привычное дело, раз уж ты спокойно застрелил человека... - бурчит парень в ядовитой интонацией, плотнее натягивает на себя чужой пиджак, неосознанно принюхивается, услышав полюбившийся аромат сигар и цитрусов. Чонгук на чужое раздражение отвечает абсолютным спокойствием, будто знает, о чем младший думает. — Да, для меня это привычное дело. К тому же он был угрозой, я не мог позволить ему навредить тебе, - пожимает плечами Скретч. — Не убей его я, он бы сдох от других рук. Или его поймала бы полиция. Какая разница? — Какая разница?! Ты убил человека, - шокированно фыркает Мин. — Его трудно назвать человеком. — А тебя? - резко вставляет Юнги, испытывающе взглянув на невозмутимое лицо и краснея от стыда, потому что его нападки бессмысленны. Он опять это делает, противоречит самому себе, защищает какого-то бандита, из-за кого погибли десятки человек, из-за которого он тоже мог погибнуть. Однако Чонгук спас его, снова. И вместо благодарности сейчас выслушивает незаслуженные возмущения... Эти попытки оттолкнуть его от себя приносят Юнги только ненависть к самому себе. Да, Скретч не добропорядочный гражданин и Мин уже не уверен, чист ли его дед перед законом, но, сравнивая с другими, Чонгук в его глазах лучше. По крайней мере, ему хочется так думать. — Меня тоже, - снисходительно улыбается Джей, совсем не злится, не обижается, бесит своей железной выдержкой Юнги, что столь старательно пытается лишить того самообладания. — Но, повторюсь, речь шла о твоей безопасности. Ладно, я понимаю, ты напуган, - выдохнув дым сигары, касается пальцами его холодной щеки Чонгук, улыбается на хмурые брови и не отступает, — мне жаль, что ты стал свидетелем этого кошмара. Вот поэтому я не хочу, чтобы ты работал в подобном месте. Я в постоянном стрессе, - Юнги упускает момент, когда Скретч сокращает между ними расстояние и наклоняется к его лицу, — я беспокоюсь о тебе, жемчужинка. Слова, оказывается, способны обезоруживать, поскольку Юнги проиграл. Он стоит столбом, ловит его дыхание, пропитанное никотином и виски, чувствует как ухает сердце каждый раз, стоит Чонгуку назвать его «жемчужинкой». Приятное чувство волнует его душу, или это то, что называют бабочками в животе? У Чонгука красивые добрые глаза; внешне он выглядит пугающе, по большому счету из-за высокого роста и атлетического телосложения, но стоит ему улыбнуться, стоит его глазам заглянуть в его, как в нём оживает другая личность. Да, точно, глаза очаровательные, в них родилась и живет мгла, но до чего же она притягательна... Невозможно не смотреть, она засасывает, магнитом тянет к себе, и Юнги не силах противиться. Не сегодня. Не сейчас. — Юнги, - тихо произносит Чонгук и опускает взгляд на его губы, — я просто хочу быть твоим. Позволь мне это. Лучше бы он молчал, лучше бы не говорил этого, не издевался над несчастным, потому что всю его жизнь твердят, что он ничего не стоит. Значит, это была ложь? Такой человек, как Чонгук, не заинтересовался бы пустым местом. Скретч облизывается, приоткрывает свои уста и чуть подается вперед, но не целует. Он не получил его разрешения. С другим или другой он бы не стал ждать, на цыпочках вокруг ходить и обхаживать, взял бы за горло и засунул свой язык в чужой рот. Но грубостью общаться с Юнги не хочется, с ним надо нежно, ласково. Он ведь невинен, он ангел, заблудившийся в аду, и его нашел дьявол. Дьявол не хочет возвращать ангела в рай, являющийся золотой клеткой. Он хочет оставить ангела себе, заботиться о нём, любить и лелеять. Ангел слишком прекрасный, а дьявол слишком жадный. Он увидел его и ослеп, больше ничто вокруг не представляет для него значения. Молчание для одного - вечность, для второго - миг. Юнги откашливается, отходит назад, неловко поджимая не поцелованные губки и поднимает голову к звездам, которые исчезают за пеленой туч. Ветер развевает его чёлку и кусает порозовевшие щечки. Картинка на миллион долларов. Чонгук бы отдал последние деньги, лишь бы это не заканчивалось. Он любуется им, держит сигару между пальцами и чувствует небывалое воодушевление. Вдруг Мин, переводя дыхание, касается своей маленькой ладонью его руки и переплетает их пальцы. Чонгук растерянно изгибает бровь, не верит в происходящее и роняет сигару. Она не тухнет, дымит, а потом исчезает под подошвой обуви. Юнги, прикусив губу, сжимает его руку, доказывает, что это не галлюцинации или сон, это взаправду. — Хорошо, давай прогуляемся, раз уж закончил я сегодня на пять часов раньше. Скретч тепло улыбается. Они медленно шагают по пустому центру, изредка встречая парочек или пьяниц, возвращающихся домой, болтают о том, что незначительно. О вещах, не касающихся их жизни, не ковыряют старые раны или то, о чем говорить нет настроения. Юнги любопытно узнать многое, но он хорошо понимает, что откровения могут подождать. — Утром я уезжаю за город, вернусь завтра. Ты же не попадешь в беду? — Хотел бы я знать, - прыскает в смешке брюнет, поправляя пиджак, сползающий с плеча, — мне кажется, я притягиваю проблемы. — Притягивай, а я их буду решать, - самоуверенно хмыкает Чонгук. — Ты странный. — Чем это? Тем, что хочу заботиться о тебе? — Вот именно, - прячет глаза Юнги, чувствуя как горят уши, — заботиться обо мне. Я ведь невзрачный, бедный и... да вообще никакой! Вокруг тебя столько красивых людей, женщин. Тебе все в рот смотрят, готовы в ноги кланяться. А ты их не замечаешь и ухаживаешь за мной... Это неправдоподобно. Так в жизни не бывает. Чонгук останавливается, отчего, балаболящий Мин, увлеченный собственным монологом, не замечает этого и оказывается отдернутым назад, прямо в крепкие объятия. Скретч ловит его и окольцовывает со спины, опустив подбородок на его плечо. — Ты слишком много болтаешь. — Эй... — Тс, не дергайся, - шутливо сердится Чонгук и вжимает его в себя больше, отчего Юнги кусает губы, терпя боль свежих ссадин на спине. Эти объятия в прямом смысле одновременно доставляют удовольствие и страдания. — Кто решает, что в этой жизни возможно, а что нет? Только мы сами. Не знаю, кто вбил в твою голову всякий бред, но я это исправляю, - поворачивает к себе обомлевшего Джей, поглаживает его скулы, — ты мне понравился, потому что зацепил. Понял? Потому что, увидев тебя, я искренне улыбнулся. Ты безумно красивый, на вид хрупкий, на деле дикий зверек. Ты собрал в себе противоположные друг другу качества, они враждуют друг с другом, ты ищешь себя. Каждый день ты новый человек. Допустим, в первую нашу встречу ты был упертым и дерзким парнишкой. Сейчас я смотрю не тебя и не вижу ничего, кроме нежности. Я влюбляюсь в тебя каждый день заново. Запомни мои слова, жемчужинка, - нагибается, оставляет невесомый поцелуй на лбу и вдыхает запах его волос, — я не откажусь от тебя только потому, что ты думаешь, что нам нельзя. Нам всё можно. Чонгук на опасно близком расстоянии, и Юнги впервые не против этого. Он, не давая отчета своим действиям, отбросив предрассудки, здравый смысл, встает на цыпочки и обнимает его шею, приложив голову к чужой груди, слушает его сердцебиение. Оно повышено и бьётся неровно, как будто Чонгук напуган, что, собственно, не далеко от правды. Ему страшно, что это мгновение рано или поздно прервется, и Юнги отпустит его. Он несмело опускает руки ему на талию и обнимает в ответ, чмокнув в макушку. — Я буду добиваться твоей любви, - шепчет и щекочет дыханием, почти касаясь губами мочки уха, отчего по спине Мина проносится холодок. Он шумно сглатывает и смиренно прикрывает веки, «позволяю» не решается произнести вслух, наслаждается временем рядом со своим светом, подальше от темной чащи леса. И плевать, что неправильно.