Просперити

Тэхёна рвёт на стенку здания. Он, кашляя, выплевывает то, чем питался за целый день, терпит кислое послевкусие и переводит неспокойное дыхание. Какого черта это вообще было? Да, за то время, что он выступает на сцене, в баре происходило многое: драки, споры, изнасилования и порой попытки убийства, но что бы перестрелки? Только отчаянный самоубийца пойдет на такую глупость - махать оружием в заведении, куда часто заглядывают криминальные шишки. Видимо, сегодняшний мужик был одним из них. Тэхён хмыкает, щупает ладонью по карманам и достаёт покурить, отходя от стенки, на которую только что проблевался. Удивительно, а ведь сегодня он мог умереть... Что тогда бы сказали родители? «Допрыгался», - первым приходит в голову Тэхёна, и парень, скривив губы, соглашается со своими мыслями. Едва ли его можно назвать прилежным сыном: днем спит или ходит по магазинам, ночами торчит на сцене и лебезит перед кучкой богачей, которым, по большому счету, все равно на него. Тэхён только делает вид, будто он значим и его присутствие играет важную роль в заведении; на деле же, у него нет права хотя бы выбрать какую песню исполнить - за него решают гости. А ведь он знает так много прекрасных романсов, которые могли бы раскрыть его музыкальный потенциал и подчеркнуть уникальность его голоса. Но веселым, во многом благодаря спиртному, гостям нет дела до его вокальных данных, они хотят просто веселиться под песни, что привыкли слушать. И это всегда одно и тоже. Тэхён не может на них злиться, он в какой-то степени их понимает, но обидно день за днем напрягать связки, стараться и не быть замеченным. А парень так надеется попасть на большую сцену, мерцать под светом софитов и слушать рукоплескания достойной публики, так хочется выбраться из тени и показать на что он способен. Ведь не зря же мальчишкой Тэхён воровал брошюры по музыке и читал их вместо учебников, не зря же он подкрадывался к соседскому двору и сидел у колючих кустов, чтобы слушать оперные арии и клясться однажды встать на одну ступень с теми, кем сейчас восхищается? Сколько лет уже Тэхён кормит себя обещаниями? «Всё изменится, я выберусь в люди, я докажу», - обращается к своему отражению по утрам, а в итоге, выступая на радость пьяным гулякам, возвращается в свою скромную комнату никем. Ким Тэхён сегодня - красивый певец подпольного бара. В него влюблены женщины, его желают мужчины, в общем же он для всех почти что скоморох: бросьте бублик, и он вам спляшет. Все за ваш каприз, ведь такова политика заведения. — Да пошло оно, - сует руки в карманы штанов Ким и, держа сигарету в зубах, заворачивает к парадному входу. Он отрывает взгляд от земли и притормаживает, рассмотрев в темноте две фигуры. Чонгук стоит к нему спиной, что-то говорит и, нагнув голову левее, Тэхён понимает с кем именно тот разговаривает. Не желая показываться, парень прислоняется лопатками к шершавой стене, сливаясь с темнотой, ждёт. Только чего именно, сам не понимает. Сигарета в зубах больше не приносит желаемого эффекта, расслабиться не получается, он выплевывает соломинку и смотрит на Юнги. Из-за дистанции послушать диалог не получается, однако по светящимся глазам Мина, Тэхён многое понимает. Ему почему-то вдруг холодно, хотя на улице умеренно. Этот взгляд Юнги говорит сам за себя - речь о любви. Только слепой не заметит очевидного. Тэхён наблюдает, как двое удаляются, держась за руки, подобно голубкам, растерянно хмурится. Чонгук никогда не держал его за руку... Пусть между ними ничего особенного и не было, однако парню это время с ним было значимо. Они трахались, ходили вместе на вечеринки, говорили о жизни, но той нежности, которую Чонгук проявляет к Юнги, у них не было. А ведь любовь проявляется в мелочах. Тэхён кусает губу, прожигая взором пиджак на нешироких плечах, подмечает, что великоват и с грустью опускает руки по швам. Если так подумать, даже в любви он неудачник. Его хотят только из-за красивой обертки, а на то, что у него внутри, всем плевать. Чонгук был с ним и сам это частенько говорил в постели, потому что «задница что надо». Женщины кокетничают, но только за тем, чтобы заполучить его и утереть нос соперницам. Мужчины, те ещё извращенцы, рады экзотике. Получается, он ничто более, как кусок мяса? Он даже и не влюблялся по-настоящему, так, как пишут в книгах; и никто не шел на подвиги ради него, никто не заботился, не посвящал стихи и не защищал от хулиганов. Чувство одиночества опускается на грудь тяжелым осознанием ненадобности. Его легко заменить, Чонгук уже это сделал; пожелай он уйти из бара, найдут нового шута... А Тэхён хочет быть незаменимым, нужным, чьим-то приоритетом. Человеком, которого не захотят отпускать. Он говорил Юнги, что ему не важна любовь, кроме материальной, но то была ложь, наглая и жалкая. Поскольку проще сыграть роль гордеца и обмануть, чем признать ненавистную правду. Любви достоин каждый и хочет её каждый, а тот, кто это отрицает, нуждается в ней гораздо больше, чем можно вообразить. Получается, Тэхён такой же… — Нет, - цыкает тихо брюнет, спорит со своим сердцем и прислушивается к голосу расчетливости, — мне этого не нужно. Только деньги и слава, - кивает он пару раз и, вернув внимание на скрывающихся за углом парней, усмехается, глядя сперва в спину Чонгука, затем Юнги. — Дарю. *** Нью-Йорк встречает Намджуна проливным дождем и туманом. Тучи скользят близко от земли, пряча за собой крыши высоток. Такая погода уродует город, лишает всех тех достоинств, которыми кичатся многие. Город ярких огней и возможностей, как показалось Намджуну, всего-то мыльный пузырь, что нетрудно проколоть, и весь этот напускной блеск с экспрессией растворится под каплями дождя. Сегодняшний ливень несколько символичен, он подразумевает новое начало с его приездом, очищение от грязи. Подобно этому дождю, Намджун смоет всех паразитов Нью-Йорка. Экипаж останавливается у высокого кирпичного здания жилого района. Киму предоставили хорошую квартиру недалеко от центра, откуда быстро добраться до полицейского участка и мэрии. Его чемоданы поднимают на третий этаж, а сам Намджун, прощаясь с шофером, вручая тому две крупные купюры, стоит под козырьком и рассматривает серую улочку. Стоящие у тротуаров черные автомобили как будто только добавляют печали общей картинке. Ощущение, точно он прибыл на похороны. Чьи именно, мужчина и сам знает. Первые два часа он разбирает чемоданы и переодевается в чистые туалеты. Пока он мылся, тучи немного разошлись, и заметны голубые просветы чистого небосвода. Приятная прохлада сменяется духотой и запахом мокрого асфальта. Намджун не желает тратить время понапрасну, едет в главный полицейский участок, чтобы взяться за работу и оправдать доверие начальства. Многие его узнают по фото из газет, уважительно представляются и пожимают руку. Намджун тем отвечает в своей сдержанной манере, просит одного из сотрудников провести до кабинета шефа, который, едва успев положить телефонную трубку, вскакивает с места, дабы поздороваться с вошедшим статным инспектором. — Добро пожаловать в Нью-Йорк, - они пожимают ладони, — дорога была утомительной, инспектор? Как добрались? - шеф Терри просит чай для гостя у секретаря и садится за свой стол, пока Намджун, осматривая кабинет, помещается в кресло. — Изнурительно. Не люблю длинные поездки летом. — Погода непостоянная, давление скачет, - трет усы Джонатан, избегая долгого зрительного контакта с Кимом, который ведет себя надменно, даже просто смотря. Секретарь приносит чай с вафлями и скрывается за дверью, а шеф полиции выпрямляется, опустив кисти на стол. — Это приказ президента и им же лично подписанный документ, который дает мне право на свободу действия, если вы понимаете о чем я, - Намджун достаёт из внутреннего кармана пиджака конверт с печатью. Пока Терри его внимательно изучает, мужчина делает глоток чая и морщится. Мало сахара, ложек две, не больше, для него совсем не сладко. Ким откладывает чашку на блюдце и собирает руки в замок на своем колене, добавив: — Учтите, что я не стану просвещать вас в свои дела и буду управлять вашими сотрудниками. Мои методы вам покажутся решительными, возможно... Но это только от того, что сами бы вы побоялись сделать нечто подобное, - с неоднозначным намёком произносит тот и фальшиво улыбается. Конечно же ему известно о коррупции, в которой погрязли должностные лица города, прямо сейчас сидит перед одним таким. Тот, безусловно, уже успел сообщить некоторым о его приезде, раз столь часто опускает взгляд и косится на телефон, будто ожидая звонка. Намджун скользко ухмыляется своему наблюдению и уже предполагает возможные вопросы, которые скоро дадут о себе знать. — Я не могу с вами спорить, вы человек президента, - отвечает любезно Джонатан, вновь трет свои усы. — Мои люди в вашем распоряжении, если понадобится моя помощь, я всегда рад служить своей стране. — Превосходно, - энергично кивает Намджун, — я бы хотел ознакомиться с архивами и протоколами. — Вы уже знаете за кем именно будете охотиться? - мимолетом спрашивает шеф полиции, сохраняя наигранную невозмутимость. И это именно тот вопрос, который инспектор ожидал услышать. Это тот вопрос, который задали враги устами Терри. Навострили уши, желают заглянуть в список, чтобы успеть спрятаться. Намджун раскусил их прежде, чем решил приехать сюда. Мужчина тихо смеется, прикрыв веки, но это недоброе хихиканье, Джонатан осознает, что поспешил с вопросом и раскрыл себя. — Бросьте, я ни на кого не охочусь, я всего-навсего выполняю свои обязанности, - наклоняется к столу Намджун и чуть тише продолжает: — Я искореняю грязь. У вас есть чистый лист бумаги? Последняя фраза застает шефа врасплох, он удивлённо откашливается и открывает нижний ящик стола. — Да, конечно, - берет бумагу тот и опускает перед инспектором, — для чего он вам? — Отлично, - подбрасывает брови по лбу Намджун, поднимаясь на ноги, — напишите заявление об увольнении по собственному желанию и сдайте в отдел кадров. — Что?.. Увольнение? - от возмущения у Джонатана дрожит голос и сводит челюсть, он трет подбородок, глядя на чужое хладнокровие и не соображает как положение дел резко изменилось в худшую сторону. Ещё пару минут назад он был шефом полиции, фигурой неприкосновенной из-за протектората здешних гангстеров, по большому счету Скретчев. Теперь его ставят перед фактом, но обратиться за помощью некому, ведь угрожает не абы какой банкир или торговец, а инспектор. Джонатан в бешенстве, поскольку его ситуация безвыходная, остаётся только принять судьбу и уйти, но он не может оставить кресло, в котором потратил семь лет своей жизни. Эта работа - смысл его существования. Именно так он и говорит Намджуну, надеясь словами повлиять на принятое, по его мнению, несправедливое решение. — Вот как? - с насмешкой рассматривает мужчину инспектор и, опустив руки на таз, приближается к нему. — Вы думаете, я позволю вам и дальше заправлять полицией? Вы по уши в дерьме, мистер Терри, от вас воняет. А знаете чем? Деньгами тех ублюдков, чьи задницы вы прикрываете перед законом! - рычит в ненависти Намджун, на дне зрачка которого вспыхивает пламя. — Вы - очаг гнойника, я вас вырву, - пальцем тычет в него, всем своим видом показывает, что не шутит, — так что лучше сдайтесь добровольно и отправляйтесь под трибунал, чтобы получить заслуженное наказание. Примите свою участь с достоинством, мистер Терри. Намджун поджимает губы, как бы говоря, что в происходящем нет его вины. Просто каждый в этом городе получает то, что заслуживает. Первым стал непосредственно Джонатан. Инспектор брезгливо косится на полную чашку чая, забирает документ президента и выходит в холл, услышав в свой адрес проклятье и звон разбитой посуды. Судя по всему, чашки. Намджун и не расстраивается, потому что чай был отвратительным и выпавшая ему судьба, в неком роде, лучший исход. *** — Я понимаю, но и ты пойми, что мои руки связаны. Если я помогу тебе, то выдам себя, так что без обид, Джонатан, - Майкл поглаживает макушку девушки, которая быстро дёргает за змейку его штанов и избавляется от ремня. Он довольно улыбается, забывает на секунду про телефонную трубку у себя в руке и шумно вздыхает, когда блондинка берет в рот целиком, — блять... о чем я? Слушай, могу напоследок подкинуть тебе денег, чтобы ты покинул страну. Поезжай во Францию или на острова, начни все сначала. Блондинка пускает слюни на головку и размазывает их руками, присасываясь к окаменевшему члену щекой, пошло кусает губы и просит поскорее закончить разговор. Майкл ей подмигивает, но словам не придает особо внимания, наслаждаясь минетом и слушая истерику теперь уже бывшего шефа полиции. — А моя семья?! У моей дочери здесь учеба, сын получил работу в банке. Я не могу бросить всё и уехать! - ноет по ту сторону отчаянный голос. — Если хочешь за решетку, пожалуйста. — Мистер Скретч!.. — Не будь идиотом, прими деньги и беги из страны. Поверь, твоя семья и без тебя справится. — Вы так уверены... — Я знаю, о чем говорю, - хитрая улыбка расцветает на губах Майкла; он переводит мутный из-за возбуждения взгляд на блондинку, которая языком творит невообразимое, заставляет пальцами вцепиться в трубку крепче и тихо стонать. Девушка по имени Лилит отвлекается от толстого члена и снимает с себя рубашку, затем победно мурлычет, стоит Скретчу покончить с разговором. Она бросает рубашку на пол, подкрадывается к груди мужчины и мокро целует его шею. — Почему так долго? - капризно хнычет она, тяжело вздохнув из-за чужих рук на своей груди. — Прояви понимание, у твоего отца проблемы, - целует её в щеку Майкл, на что Лилит закатывает глаза. — Он теперь в розыске? — Будет, когда сбежит. Малышка, - резко меняет позу Скретч, нависнув над хрупкой фигурой, — вы теперь банкроты. Лилит, словно её не волнуют семейные проблемы, обнимает его торс ногами, призывно лижет свои губы и невинным голосом шепчет: — Но ты же позаботишься обо мне? — Те украшения, что я тебе дарил, обеспечат тебя до конца жизни, ещё и детям достанется. Сегодня наша последняя встреча, - облизывает её соски Майкл, одной рукой спускаясь к бедрам, добившись от неё слабого стона в ухо. Тело под ним нагревается, трется, требуя большего, и Майкл послушно исполняет заветные желания, языком играясь с грудью постанывающей блондинки. — Козёл, - Лилит цокает и выгибается дугой, когда мужчина без предупреждения и не смочив сует в неё один палец. Горячий секс с дочерью шефа на время отвлекает Майкла от нарастающих проблем. Лилит давно ушла, а он стоит на балконе люксового номера своего отеля и курит, наслаждаясь прохладным ветром и дождем. Инспектор прибыл, игры на выживание начались, а его все ещё беспокоит Чонгук. Он сильно рискует, поехав сегодня за товаром. Единственная надежда, что Ким Намджун пока не начал реализовывать свои наполеоновские планы, иначе Джея поймают раньше, чем пропоют первые петухи. С этим нужно немедленно что-то делать. — Мистер Скретч, - окликает того появившийся за спиной белл-бой, — вас срочно к телефону. — Меня нет, - отмахивается Майкл, делая глубокую затяжку. — Звонит красный телефон, сэр. Майкл смеряет того испытывающим взглядом через плечо и уступчиво кивает, пару раз затянувшись и бросив окурок за парапет. Он спускается в секретный кабинет, находившийся в подпольном казино, видит, что трубка снята и ждёт его, отвечает. — Майкл Скретч слушает. Новости, которые ему сообщают, радостные. Притом настолько, что мужчина обещает информатору яхту в подарок. Он в тот же момент покидает отель и едет к назначенному месту, поговорить с тем с глазу на глаз и уже придумывает план дальнейших действий. *** Проходит пару дней, но спина Юнги болит по-прежнему сильно. Он спит на животе, однако во сне, не контролируя себя, парень временами переворачивается на больное место и просыпается. Тэян наносит мази и делает примочки, утешает сына как может, хотя оба прекрасно понимают, что уродливые шрамы никогда не исчезнут. Глядя на себя через зеркало, Юнги хочется взорваться или лучше взорвать чертового деда. Но жестокостью здоровье и красоту не вернуть, да и на душе легче вряд ли станет. Как бы далеко не заходил Джихо, брюнет не хочет опускаться до его уровня. Он добрый, возможно, чуточку упрямый и гордый, но гордость ему не мешает оставаться лучиком света. По дороге в город, добираясь к черно-белому миру, Юнги подкармливает чумазых детишек, угощает их булочками, которые иной раз удается стащить из кухни, приносит хлеб, а если повезет, то фрукты и сладости. В кармане печенья частенько разламываются, от них остаются только крошки, поэтому Юнги решил вместо печенья приносить кексы с изюмом. Ребятишки его любят, и ждать его у парома вошло в привычку. Стоит фигурке Юнги показаться, как дети, радостно визжа и прыгая, несутся к нему навстречу. Занятые рутиной родители ему благодарны, не знают чем отплатить и блестят стеклянными глазами. Мин понимает всё без слов. Он единственный из Грейт-Нейка, чью помощь никогда не воспримут за жалость или что хуже, за насмешку. Юнги не такой, как другие из богатого района. Вот и сегодня парень ездил в город по делам, угостив бродящих по жарким улицам детишек. Он, вспотев и истощившись после долгой дороги, входит во двор через задний двор и стаскивает головы шляпу, махая ею перед румяным лицом. Если сейчас он не переоденется во что-нибудь легкое и не окунет голову в холодную воду, его хватит удар. Парень стремительно шагает вглубь сада, где стоит фонтанчик, умывается, понемногу приходя в себя, и слышит со стороны голос Мисо. Слух не подводит, а вот насчет зрения парень уверен быть не может, поскольку рядом с Мисо стоит её подружка и… Чонгук. Они втроем, попивая лимонад, играют в мини-гольф. — Какого... - размером с цент расширяются глаза Юнги, а потом он вовсе задыхается, поскольку все трое направляются в его сторону. Брюнет, лицо которого в каплях воды, быстро вытирается руками, пытаясь создать напускную беспечность, будто ему нет дела до приезда Чонгука, хотя его не было видно несколько дней, расправляет плечи. И вот он прямо перед ним, в брюках и кофте с подтяжками. Он что, нарочно берет на размер меньше, чтобы ткань так сильно облегала его мускулы, широкие плечи и пресс, который тронешь и пальцы сломаешь? Так Юнги только кажется, а рискнуть он трусит. Джей не слушает, о чем говорят девушки, всем его вниманием завладел краснощекий маленький парень с растрепанными волосами. Он приехал сюда ради него и, спустя полтора часа, наконец-то дождался, это поднимает ему настроение. Значит, день прошел не зря. — Здравствуйте, мистер Скретч, - соблюдая правила этикета, первым здоровается Юнги, старательно игнорируя прожигающий взгляд кузины. Мисо явно недовольна его появлением. Она жалуется на усталость и благодарит Чонгука за игру, желая сменить спортивный наряд на летнее платье. — Я, пожалуй, возьму что-нибудь перекусить, раз до ужина ждать ещё три часа, - кокетливо сообщает подружка, следуя за Мисо, — мистер Скретч, присоединяйтесь. — Пару минут, мне нужно покурить, - лжет он, и Юнги тоже знает, что это вранье, повод задержаться. Девушки уходят, а Джей, схватив парня за руку, тащит его в лабиринт, где они снова оказываются среди бутонов белых роз. Юнги удивляется своей реакции, точнее её отсутствию, даже не пытается ему противостоять, податливо следует, в последствии оказавшись между двумя распустившимися цветами. — Ты с ума сошел? Они в любую секунду вернутся, - прислушивается к каждому шороху Юнги, поздно почувствовав чужую ладонь на своей талии. — Надеюсь, что нет, хочу побыть с тобой подольше. Чонгук становится к нему впритык, нежно улыбается и думает только о том, как невыносимо было его не видеть, не слышать возмущения и не наблюдать за попытками бежать. Какой он все-таки смешной, милый, сексуальный… Стоит перед ним, одетый, обутый в нежность, что-то бормочет. Как тут сдержаться и не чмокнуть его? Чонгук кусает щеку изнутри, пытаясь совладать с порывами, из последних сил держится. — Ты сумасброд! Пусти, пока нас обоих не поймали, - цепляется за его руку на своей талии и пытается оттащить, однако эти действия у Скретча не вызывают ничего, кроме смеха. Мужчина хихикает, обнимает парня и тянет на себя, отчего Юнги, ахнув, впечатывается в его грудь. Чонгук пахнет травой, цитрусами и потом. Он дышит размеренно, хоть сердце звучит чаще. От него исходит приятное тепло, оно побуждает обнять его сильнее в ответ и прижаться плотнее, чего делать ни в коем случае нельзя. Вспомнив об этом, Мин предпринимает ещё одну и неудачную попытку отойти. Вот только тогда парень поднимает белый флаг, обмякает. — Если не будешь таким шумным, не поймают, - поправляет его чёлку на лбу Чонгук, позволяет немного отдалиться, получив свое. Юнги нарочно портит композицию, созданную чужими руками, на своей голове и демонстративно цыкает. — Почему ты такой беспечный? — Я просто сильно скучал по тебе, - отвечает с обворожительной ухмылкой Чонгук. — Так сильно, что три дня не появлялся? - выпаливает Юнги прежде, чем успевает осознать суть сказанного. Он тотчас застывает, даже не моргает, сгорая от злости на свой язык, еле терпит, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Чонгук, наклонив голову, сужает веки. Попался. — Значит, ты меня ждал? — Я не это имел в виду, - возражает и краснеет Мин, кусая губу. Скретч усмехается, взяв одной рукой его за щеку, бережно поглаживает. — Прости, что заставил ждать. Я был занят важными делами, не успевал заскочить в бар и посмотреть на тебя. Надеюсь, тебя никто не обижал? — Чонгук... — Люблю свое имя твоим голосом, - мягко улыбается тот, продолжая свое, — если обижали, я оторву им головы. Юнги несильно супится, приняв последнюю фразу за неудачную шутку, пока Чонгук, большим пальцем, проводя по его щеке, купал его в нежности. Он так смотрит, что парню неловко... Никто на него так не смотрел, даже мама. Это что-то новое, странное, однако такое приятное... Юнги нравится какими глазами на него смотрит Джей Кей Скретч. — Нет, никто не обижал меня, - сглатывает брюнет, не выдержав давление взора напротив, ощущает как быстро бьется сердце в груди, норовя остановиться. — Если кто-то обидит, скажи мне, я всё решу. Кто бы то ни был, хорошо? На миг Юнги кажется, словно Чонгук знает о побоях, но откуда? Вряд ли Джихо хвастался своими делишками, или может болтушка Мисо не сдержала язык за зубами? Парень в испуге стремительно бледнеет и все хочет вычитать ответ по лицу рядом, но оно непроницаемо. — Да ладно тебе, - переводит всё в шутку Мин, нервно хихикая, — кому это надо? — Ты светлячок, Юнги, - отвечает мужчина, наклонившись к тому, — светлячков, за то, что они особенные и их редко можно увидеть, только летом, ловят и обижают. Я не хочу, чтобы ты погас. — Это звучит грустно, - сглатывает парень, невольно делает шаг навстречу, услышав шорох, снова назад, отчего Чонгук тихо вздыхает. Хочет же, но постоянно боится. — Да, очень грустно. И для тебя, и для меня. Но есть и хорошая новость - я светлячков люблю и трогать их никому не позволяю. Точнее, одного определенного светлячка, - поправляет себя более весело Джей. — Опять твои странности, - закатывает глаза Юнги. — Я приглашаю тебя на свидание, ты мне не откажешь? Неожиданное предложение выбивает почву под ногами. — Чего, блин? - Мин поднимает на того шокированные глазки, думает, что ослышался, однако Чонгук своим настойчивым молчанием разрывает его надежды в пух и прах. Этот человек в самом деле настроен серьезно, и это не может не пугать Юнги. Неужели только он видит действительность такой, какая она есть? Даже если Юнги согласится, встречаться у них не получится. Его убьют, или заживо похоронят, переедут, сожгут, бросят в море или на что там способна больная фантазия Джихо? Исход в любом случае один и тот же - разбитое сердце. Юнги облизывает нижнюю губу, жует её и качает головой. — Ты жених Мисо. — Я ей не жених, - неожиданно холодно и серьезно звучит голос Чонгука, леденящий душу холодок пробегает по позвонкам Юнги. Он вмиг чувствует себя крошечным насекомым, которого поймали стаканом, чтобы прибить. Заметив растерянность на фарфоровом личике, Джей откашливается и продолжает уже мягче: — Это сложно, я не могу тебе всего рассказать, пока не могу… но поверь, мы с ней друг другу никто. — Но мой дед... — Мы можем не говорить о твоей гнилой семейке? - изгибает бровь Чонгук, звуча цинично, и Мин обижается. Скретч отчетливо это понимает, аккуратно цепляет пальцами его подбородок и просит смотреть на себя. — Прости, конечно, но ты и сам это знаешь. Не защищай их, они не заслуживают этого. — Какая-никакая, но они моя семья, - не отступает Юнги. — Уж лучше вообще никакая, чем как они, жемчужинка. Ты ведь их не любишь. Верно ведь? Как можно любить людей, которые тебя унижают и не принимают за своего? Они твои хозяева, а не семья. Если ты после этого скажешь мне, что любишь их, я подумаю, что ты спятил. Мин поворачивает голову вправо, уставившись на качающийся на ветру бутон розы, не знает чем ответить. Он в самом деле не любит этот дом, людей, живущих в нём и особенно Джихо, но они всё, что у него есть. Перед другими его учили защищать семью, теперь же слова Чонгука посеяли в нём сомнения и не охоту делать это. Почему? В угоду ему? Чтобы обрадовать его или оправдать себя, свою глупость? Юнги не знает ответа на вопрос, молчит, пока раздражение распирает его изнутри. Ему вновь приходится признавать свою неправоту и вновь перед Чонгуком. — Я пришлю за тобой машину завтра в пять часов вечера, после я отвезу тебя на работу. Договорились? - меняя тему, берет за руку того Скретч и целует костяшки так чувственно, мягко, как лепесток, при этом не сводя с него пронзительных темных глаз. Юнги вспыхивает подобно спичке и догорает за мгновение. Он точно его гипнотизирует, иначе как объяснить это «хорошо», слетевшее с его губ? Юнги пугается влияния, которое оказывает на него Чонгук, как он меняется рядом с ним и мысли становятся зыбучими, хуже песчинок. Не захлебнуться бы в них... Скретч подмигивает крохотной фигурке на прощание и покидает лабиринт, ставший их личным местом для тайных свиданий. А Юнги, сев на траву, переводит дыхание и ужасается: ему же нечего надеть на свидание! Это катастрофа. *** Намджун допоздна засиживается в участке и хорошенько изучает документы, дела, протоколы. Он роется в архивах, перепроверяет каждую папку и записывает в блокнот имена тех, кто особенно привлек его внимание. Затем, когда список переполняется, мужчина подходит к новому стеллажу и достаёт пару толстых папок. Здесь собрана вся информация, которая должна помочь в ходе работы. Ким, засучив рукава, держа руки на столе, нависает над раскрытыми страницами, читает и запоминает мельчайшую деталь. — Так я и думал, этот город кишит подонками, - со злостью захлопывает папку он и устало вздыхает. Поспав всего четыре часа, инспектор приезжает на свое новое рабочее место, заменив шефа Терри, просит чай с пятью ложками сахара в большой кружке. Секретарь, которого он благополучно сменил на нового человека, во избежания слива информации, кивает. — Господин Ким, можно? - стучится в дверь помощник. Намджун, раскладывая свои принадлежности, приглашает того внутрь и, расстегнув две верхние пуговицы черной рубашки, садится в кресло. — Терри не могут найти. — Да, потому что он сбежал, - бесстрастно отвечает Намджун. — Так вы знаете? - удивляется помощник, нахмурившись. — Если вы знали, что он так поступит, почему не перехватили его? — Потому что мне нужно было посмотреть, кто протянет ему руку помощи. Открыто, конечно, никто бы не осмелился, но, полагаю, его выручили финансово. — Вам известно имя? Киму приносят чай, он мешает его ложкой и отпивает глоток, одобрительно кивая. Вот это уже чай, сладкий, но крепкий. — Я знаю всё, Ян. Буду разбираться с именами по нарастанию. Сперва бы я хотел решить вопрос с публичными домами и подпольными букмекерскими конторами. Пожалуйста, - вытаскивает из дипломата сложенный лист Намджун, отдавая в руки помощника, — сегодня же вышли патруль, адреса я указал слева. — Вы вычислили пятнадцать борделей за одну ночь, сэр? - бегло проходясь глазами по записям, впечатлен чужой скоростью парень, спускается к списку, где указаны подпольные заведения, качает головой, — вы отметили отель Рим, инспектор, но я не уверен, что там что-то есть. — Это ведь отель, которым владеют Скретчи? - выгибает одну бровь Намджун, дождавшись кивка, хмыкает, — значит есть. К одиннадцати часам утра десятки полицейских машин пугающими сиренами курсируют на дорогах, поднимая пыль и привлекая внимание прохожих. К двум часам по городу, подобно лесному пожару, разносятся первые слухи об отловах нескольких лиц, промышлявших незаконной торговлей женщинами, закрывают клубы и заключают под стражу заведующих подпольными казино. Очевидцы передают из уст в уста свои впечатления, а затем торопятся предупредить остальных. Но Намджун оказался быстрее, поэтому к трем большинство незаконных организаций прикрыты и отцеплены полицией. — Инспектор, наши люди проверили отель Рим. Там всё чисто. — Так ли оно? - надевает черный пиджак Ким и выходит в коридор. — Съездим и проверим сами. Там ведь ещё и ресторан при отеле? Допустим, я проголодался. — Я скажу, чтобы подготовили транспорт. — Нет, - поднимает ладонь, — поедем не на служебной. Несмотря на облачное небо, воздух в городе тяжелый и ситуацию усугубляют столбы дыма работающих заводов. Потрепанный Альфа Ромео плавно проносится по дорогам и тормозит, попав в пробку. Помощник объясняет, что в некоторых районах полиция вынуждена перекрыть дороги из-за развязавшейся перестрелки. Глупо рассчитывать, что привыкшие к безнаказанной жизни подлецы сдадутся так просто, они, не жалея пуль, пытаются улизнуть от органов власти. Намджун своими глазами видит следы борьбы в одном из кварталов: осколки стекла, лужи крови и помятые фонарные столбы отлично передают степень трудности борьбы с беззаконием. А ведь это только мелкие сошки, даже не настоящие гангстеры. Намджун в расстроенных чувствах: если подобную вольность позволяют себе жалкие сутенеры, букмекеры, то на что способна мафия Нью-Йорка? Они, небось, нарекли себя египетскими богами и творят, что на ум взбредёт. Намджун закипает по-новой, сжимает кулак и отвлекается на гогот снаружи. Они проезжают узкий квартал с недостроенными квартирами, видят несколько полицейских машин, вокруг которых собрались здешние жители. Мужчина просит сбавить скорость, нагибается к окну, наблюдая как двое полицейских, бросив каких-то людей на капоты, сильно бьют тех дубинками. — Хочу посмотреть, - тянется к дверной ручке инспектор. Он, шагая статным шагом, идет на крики и ругань, кивает офицерам, отдавшим ему честь, с отвращением смеряет острым взглядом побитых американцев. Они, требуя их отпустить, плюются проклятьями, за что получают ещё парочку ударов. Их грубо толкают в камеру и запирают на замок, обещая самое суровое наказание, если мужчины сейчас же не замолчат. — Что тут у нас? - обращается к офицеру Намджун, заходя в сырой подъезд. Внутри здание оказывается больше и построено вовсе не под квартиры, а будто по подобию общежития. — Сюда, сэр, - рукой указывает на лестницу, ведущую, судя по всему, в подвал полицейский. Он держит для Намджуна керосиновую лампу, напутственно бормоча быть осторожней на узких ступеньках. Первым нос инспектора щекочет ужасный запах сырости и мочи, словно он оказался в канализации. Сначала он так и думает, почувствовав под ногами грязные лужи, однако пройдя глубже, Намджун решает, что это странный коридор, похожий на тюремный. Голые серые стены, пожелтевшие от сырости, заляпанный пол и четыре железных двери. Электричество отсутствует, но полицейские спохватились и принесли лампы. Все двери распахнуты настежь, в комнатах хлопочут люди в форме на пару с медсестрами. — Проституция, инспектор. Они похищали симпатичных девушек из бедных семей, пичкали их всякой дрянью и торговали ими. На втором этаже находятся комнаты, в которых клиенты уединялись с жертвами, - рассказывают монотонно Намджуну. Они останавливаются у одной из комнат, смотрят как приводят в чувство полуголую девушку, которая слабо двигает ртом в попытках что-то сказать. Она широко улыбается, тянется к ногам над ней стоящим, совсем не понимает, где и что. Грязная одежда в засохшей крови и сперме, на груди рвота. Намджун отводит взгляд, глубоко вздыхая, трет лицо. — Всего здесь человек девять, пять из них под веществом, двое мертвы и другие двое без сознания, - кивает на следующую дверь офицер. Намджун на свой страх и риск подходит к ней, заглядывает в темную комнату, пропуская врачей с носилками, на которой лежит рыжеволосая девушка, руки которой свисают к полу. Ким провожает её сочувственным взглядом; на вид ей лет семнадцать, совсем ребенок, а жизнь уже сломана. — Твари, - рычит инспектор, опуская взгляд в пол, на котором лежит в обмороке парень в одном белье. Намджун присматривается повнимательнее, сперва теряется, удивившись другому полу и в сокрушении хмурится, осознавая насколько аморальными могут быть люди. Он садится на корточки, подносит палец к носу незнакомца и облегченно вздыхает - дышит. Но в его случае и не поймёшь, счастье это или зло. Намджун разглядывает синяки на шее симпатичного мальчишки, бордовые засосы и царапины. Замечает, что его губа разбита, а на запястьях странные следы, вроде синяков, будто его связывали. Похоже, последний клиент оказался настоящим монстром, любителем грубого секса. Кто знает через что пришлось пройти этому хрупкому на вид парнишке с отросшими черными волосами, которые прячут его прикрытые глаза?.. Инспектор пристально всматривается в красивые черты, удивляется сочности его губ и поражается тому, насколько прекрасен незнакомец перед ним. Судя по внешности, кореец, лет двадцать. Намджун расстроенно переводит дыхание, снимает с себя пиджак и прикрывает им обнаженное тело, украдкой взглянув на худые ноги в укусах. Черт возьми, какой ублюдок это сделал? Мужчина выпрямляется, все ещё глядя на измученного Чимина, трет вспотевший лоб. — Позаботьтесь о каждом, определите их личности и сообщите семьям. Больничные счета пусть выпишут на моё имя. — Как прикажите, сэр. — Ответственных за это зверство поместить в изолятор до судебного заседания. И выбейте из них информацию о клиентах. Уж очень мне хочется посмотреть этим людям в глаза, - собирает кисти на груди Намджун. — К счастью, мы нашли у них записную книжку со всей клиентурой, инспектор, - пропускает врачей с чистыми носилками полицейский. Намджун тоже делает шаг назад, понуро наблюдая, как парнишку переносят на белую поверхность. — Обыкновенные извращенцы, пьяницы и азартные игроки. Чимина поднимают и выносят из пропахшей плесенью с нечистотами каморки. Ким просит врачей задержаться, поправляет на нём свой пиджак, тщательно укрывая, и только после этого дает разрешение уводить. Чимин, по-прежнему оставаясь в бессознательном состоянии, сквозь призму, слышит голоса, но заставить себя очнуться не может. — Призвать их к ответу по всей строгости, - со стальными нотками выносит приговор инспектор, покидая опротивевшее ему место немедля. *** — Se tu sei vicino a me, - постукивая пальцами по дверце желтого мерседеса, поет мужчина, пока за его спиной горит дом, окруженный бескрайними плантациями. Он переводит прищуренный взгляд на зеркало, глядя на то, как высоко поднимаются облака черного дыма, — la vita è sempre rosa insieme a te, - допевает он, торжественно взяв и протянув высокие ноты, сильно хлопнув по дверце, как бы в завершении акапеллы. Яркий диск солнца светит прямо ему в лицо, он крутит руль, сворачивая на ребристой дороге к трассе, проложенной вдоль табачных плантаций и пастбищ, на которых работают темнокожие. Женщины и мужчины, заметив в небе дым, выгибают спины и, переговариваясь, тычут пальцами в сторону пожара, который организовал Падре. Мужчина виртуозно свистит мелодию своей любимой песни, едет неспешно, словно и не поджег дом влиятельного человека вместе с ним же. Впрочем, для него это как позавтракать. Машина с шумом, разгоняя пыль к обочине, въезжает в людный город, проносясь мимо площади и рынка, шум которого давит на мозг. Колокол церквушки бьет набатом, предвещая начало службы. Местные детишки, завидев дорогой автомобиль, вереща бегут за ним вслед, и мужчины сигналит им в приветствии, высунув голову в окно, машет, прося уйти с дороги. По радио одного из торговцев овощами играет веселая итальянская музыка, старики сидят на лавочке, обсуждая политику. — Падре, - жестом обращает на себя внимание один из стариков, вставая со скамейки. Мужчина чуть стягивает вниз солнцезащитные очки и смотрит на подошедшего исподлобья, пожав тому морщинистую мозолистую руку. — Проклятый синьор Лукас снова приходил в лавку Матиаса, требовал деньги, которые он вернул ему на прошлой неделе. Но доказать ничего нельзя, - цокает старик, указывая ладонью на кряхтящего товарища, — он угрожает убить его семью, бесстыдник! Никого не боится. Мужчина в машине, настоящее имя которого Хосок, но на острове его знают как Падре или иначе Святой отец, понимающе мычит. — Я поговорю с Доном, и если что, лично разберусь с Лукасом, - обещает Хосок, после чего старики облегченно вздыхают, зная, что обещание члена мафии то же самое, что нерушимый обет. Падре сигналит два раза и спускается вниз по улочке. Спустя десять минут езды, он добирается до высоких железных ворот со львами. Они раздвигаются не без чужой помощи, пропуская мерседес в широкий каменный двор виллы семьи Конте, которая правит здешним городом. Конте - власть, закон, сила и справедливость, выше них один лишь бог. Хосок, который вошел в семью пятнадцать лет назад, после смерти своих родителей, стал исполнителем. Дон ему доверяет, как родному, но все равно держит на расстоянии, потому что предать может даже родной. Он часто напоминает знаменитые слова Цезаря «и ты, Брут?», намекая, что всегда готов к ножу в спину. Однако Хосок не из таких, он не властолюбив и знает свое место. Пока он сыт и здоров, всё прекрасно, о большем мечтать и не стоит. В городе его любят и уважают, приглашают на торжества, вроде свадеб. На похороны он и так ездит от имени Дона. Войдя в светлый коридор с множеством скульптур, Хосок поднимается на второй этаж и идет поцеловать руку Конте. Полноватый сицилиец с тонкими усами и неестественно голубыми глазами протягивает ему ладонь, кивая на соседнее кресло. Они сидят на веранде, откуда открывается чудесный вид на город, наслаждаются приятным прохладным ветром и душистым ароматом цветов. — Сделал? - грудной голос Конте звучит величественно. Он играется с перстнем на своем пальце, ожидая ответа. Падре ему кивает. — Мертвы все. — Дети тоже? - пытливо вглядывается в него Дон. Красноречивый взор. Хосок помнит свою прошлую оплошность: он пожалел трехгодовалого мальчика и приказал тайно вывезти ребенка из острова. Семья узнала и не была довольна его решением. Жалость врагу проявлять не следует, потому что она может вернуться отмщением. Хосок это понимает, соглашается, но поступить иначе не позволяла совесть. Теперь же Святой отец наконец-то исправился. — Да, они сгорели все вместе. — Замечательно, - улыбается Конте, прося слуг принести вина и фруктов, — ему следовало подумать дважды, прежде, чем угрожать мне. — Он надеялся на поддержку людей. — Глупец. Народ, клянусь тебе, мог и сам его сжечь, попроси я их, - хохочет хрипло Дон, а Хосок садится прямо, вспомнив о старике с площади. Он рассказывает то, что узнал и просит разрешение на вмешательство. Конте ему позволяет. — Стариков нужно защищать, а Лукаса не убивай, накажи жестче: отруби ему руку, которой он вымогал деньги. — Понял. — Синьор, - окликает Хосока подошедшая женщина в длинной юбке и косынке, — вас к телефону, представились Майклом Скретчем. Мужчина удивлённо вытягивает лицо и, с позволения босса, спускается в кабинет. На разговор уходит около десяти минут. Все это время Конте терпеливо ждёт возвращения исполнителя и закуривает сигару, разглядывая облака разных форм. Хосок возвращается переодетый в легкую кофту и свободного кроя брюки. Шатен садится обратно в кресло, наливает себе вина и принимает свежую сигару из рук Дона. — Рассказывай. Он звонил, чтобы объяснить ситуацию на таможне? - выдыхает сизый дым Дон Конте. Хосок, у которого снова разболелась голова, трет висок и думает как бы начать неприятный разговор правильно. Никак. Какие бы слова он не подобрал, как бы не выкорчевывал, головы полетят. — В Америке зачистка, искореняют гангстеров. — Причем здесь мой товар? - раздражается сицилиец, понимая к чему клонит Падре. — Джей хоть знает сколько денег мы потеряли в этом месяце, только потому, что тела разложились? Миллионы! Миллионы, которые я, считай, собственными руками выбросил в океан! - багровея, пылко жестикулирует Дон. Выдержав паузу, давая боссу минутку прийти в себя, Хосок осторожно продолжает. — В город прибыл человек президента, он контролирует органы власти. Их могут раскрыть, а наш товар изъять и уничтожить. — Святая Мария, - возмущённо фыркает тот, запив недовольство домашним вином, — пусть подкупят ублюдка или приставят дуло ко лбу его семьи. Мне их учить, что ли? — Как объяснил Майкл, он продаст семью, но не родину. — Дьявол, - срывается на недобрый смех Конте, — эти американцы полны пафоса, - наступает молчание, и только мычание домашнего скота нарушает напряженную тишину. Сицилиец трет бородку, сжимая и разжимая длинные пальцы, думает. — И что хочет Майкл? Хосок вертит в руке незажженную сигару, не поднимает взора на босса. — Время. — Нет, никакого времени, - цыкает категорично Конте и облокачивается на спинку пурпурного кресла, — отправляйся в Нью-Йорк, реши вопрос с инспектором, - решительно звучит Дон, и ни один мускул на его лице не дрогнул, — заодно и товар протащи. — А как же Лукас? Я обещал лично им заняться. — Тогда займись им сегодня же, я хочу, чтобы ты сел на корабль как можно быстрее, Хосок, - старший подзывает служанку и требует нагреть ему воду для ванны. Падре перестает играться с сигарой и наконец закуривает её. Нью-Йорк… он не был дома пятнадцать лет, не помнит запах города и невнятную речь американцев. Возвращаться назад совсем не хочется, но выбора нет. Шатен кивает, обещает не подвести и спускается к машине, чтобы разобраться с последним делом на острове. А дальше - Нью-Йорк.