Враг моего врага

Мир ведь многослоен не только в метафизическом, но и в сугубо практическом смысле: он состоит из изолированных друг от друга пространств, которые входят в соприкосновение изредка и ненадолго, так что их обитатели могут разве что обнаружить присутствие друг друга; вступить же в контакт им почти никогда не удается, сколь поучительным и забавным ни полагали они сей несбыточный опыт… М.Фрай. «Энциклопедия Мифов». – Может, мне все только привиделось? – стоило Александру допустил эту мысль, как тело пронзила острая боль, шрам на груди наполнился свежей кровью. Саша застонал, сжав зубы. Сегодняшний день – 22 сентября - он предпочел провести вдали от «Зималетто». Невозможно было представить себе встречу с Малиновским и Ждановым, которые только что узнали о том, что кому-то из них, а может, и обоим, уже вынесен смертный приговор. Предыдущие две недели он провел весьма интенсивно. Оказалось, что достаточно правильно сформулировать вопрос, как тут же находились ответы: в сказанной фразе прохожего, в случайно открытой газете, даже в песне по радио. Но только на вопрос, что делать с Пушкаревой – ответа пока не было. Он спрашивал небо и так, и эдак, но, по всей видимости, не мог сформулировать правильно. Он часто наведывался в «Зималетто» и обязательно заходил к Кате. «Как я ее ненавижу! Как я ее ненавижу», – думал он, стоя в дверях ее каморки. Она смотрела на него глазами затравленного зверя, но держалась из последних сил. Он чувствовал ее страх, но к этому страху примешивалось что-то еще, что он не мог или не хотел распознать. Александр пытался склонить Катю на свою сторону силой разумных аргументов. Конечно, он не открыл ей карты, речь шла исключительно о деловом сотрудничестве, но ничего у него не получалось. «Она даже не подозревает, что держит в своих ручонках мою жизнь! И за это я ненавижу ее еще больше», – думал он, оставшись один в своей шикарной квартире. Франк смотрел на огонь в камине, языки пламени причудливо извивались, превращаясь постепенно в плазменную модель огромного телевизора. Когда трансформация завершилась, Франк взмахнул рукой и экран засветился. – Посмотрим, посмотрим, что ты делал в подаренное тебе демиургами время. Александр стоял в проеме двери Катиной каморки, склонив голову набок и внимательно изучая сидящую перед ним девушку. На лице его явственно читалось раздражение. «Какого черта я здесь нахожусь?» – этот вопрос отпечатался у Воропаева на лбу. Франк засмеялся, довольно потирая руки: – Видишь, как все просто. Ты ее уже ненавидишь. Красота-то какая, а неделю назад ты ее и не замечал, забывал, как только она проходила мимо. Так-с, что же дальше? – Катя, вам нравится работать в «Зималетто»? – Да, меня все устраивает, Александр Юрьевич. – А если я предложу вам вдвое больше, чем вы зарабатываете сейчас? – Спасибо, но я не могу подвести Андрея Павловича. Может, в другой раз. – Другой раз? Другого раза не будет, Екатерина Валерьевна. Подумайте хорошенько, сможет ли Андрей оценить Вашу преданность. И надолго ли хватит вас при такой работе, – он окинул многозначительным взглядом каморку без окна, груду папок на столе. – Подумайте. Александр хотел подойти к Катерине поближе, но не смог – словно наткнулся на невидимый барьер, развернулся и быстро, почти бегом, покинул кабинет Жданова. – Слабовато… – заметил Франк, – и это все? Экран в ответ на эти слова замельтешил яркими картинками, будто переключаясь с канала на канал, и опять стал показывать коридоры «Зималетто». Воропаев вошел в приемную, осмотрелся по сторонам. Клочковой на месте не было. Он развернулся, открыл дверь, и тут на него налетела Катерина. Она фактически попала в его объятья. Замерла, потом вырвалась, пробормотала извинения и скрылась за дверью кабинета. – Не может быть, – Александр стоял, пораженный открытием. Он чувствовал ее замешательство, ее смятение и, внезапно, тончайший аромат… желания? Почти безотчетное, инстинктивное, животное, не набравшее полную силу. Но оно было! Чутье, обострившееся до предела, не могло его обмануть! Воропаев еще секунду постоял, непонимающе глядя в пространство и решая, стоит ли идти за Катей. – Не решился, – сообщил Франк невидимому собеседнику. Все интереснее, или, как говорит Макс, все любопытственнее! – И что же он будет делать теперь? – от стены отделилась тень и приняла облик женщины. – Ты переживаешь за него? – Франк указал на экран, на котором показывали Александра, сидящего в своей гостиной. – Я ни за кого не переживаю, как и ты, Франк. Мне просто интересно. Главный по влезанию в чужие дела у нас – Макс. – Думаешь, он будет помогать? – Скорей всего – да. – Кому? Своему подопечному? – А кто его знает. Максу вынь да положь, но дай нарушить все мыслимые и немыслимые правила. Он ведет свою игру, у него свой интерес. Франк неприятно засмеялся: – Вот значит как? Полагаю, он будет стравливать наших мальчиков, устранять препятствия и путать следы? – Что-то вроде того, – довольно улыбнулась Сова. – Игра получится призанятнейшая. Как ты думаешь, о чем размышляет этот игрок? – Мне это неинтересно, но я полагаю, что о врагах – о чем же еще… *** Александр думал о врагах. С того момента, как новая реальность ворвалась в его жизнь, Воропаев избегал и Жданова и Малиновского. Он уже знал, что им предстоит, а эти голубчики весело порхали, счастливые в своем неведении. Андрея Воропаев не любил всегда. Они никогда ничего не делили; родители не сравнивали их в силу возраста и разности характеров; им нравились разные девочки, а впоследствии и девушки. Но они всегда ненавидели друг друга: с первой встречи в сознательном возрасте. И всегда не упускали случая уколоть соперника побольнее, но когда Жданов стал встречаться с Кирой, Александр попытался переломить себя и ради сестры подружиться с Андреем. Первая же их совместная вылазка закончилась дракой. Жданов, ничуть не смущаясь присутствия брата своей девушки, попытался соблазнить какую-то телку. Воропаев резко осадил его, напомнив о Кире, а Андрей бросил ему в лицо, что нечего соваться не в свои дела. Тут-то истинное отношение друг к другу и вышло наружу. Они дрались самозабвенно: и тот, и другой были не прочь помахать кулаками, знали в этом толк и были на равных. Если бы не вышибалы в баре – неизвестно, чем бы все кончилось. Эта драка имела последствия: ни тот, ни другой больше не пытались изображать видимость хороших отношений. Они официально стали врагами. Малиновский, при других условиях, вполне мог бы стать добрым приятелем – Александру импонировал его подход к жизни, но он был другом Андрея, а значит, находился во вражеском лагере. – Посмотрим, как вы теперь будете дружить, – зло проговорил Воропаев своему отражению в зеркале. – Посмотрим… Он походил по квартире, не находя себе места, опять вернулся в любимое кресло. Плеснул на дно бокала коньяк, но пить не стал, сидел, вдыхая аромат благородного напитка и ведя с собой неспешный диалог. – Шансов полюбить ее у меня нет никаких. Во-первых, я понятия не имею, что значит любить. Да, я люблю сестер, любил родителей, но это чувство было со мной всегда. Во-вторых, как это возможно – полюбить по заказу? – Но если условия поставлены, значит – возможно. – Пусть, пусть я не полюблю и умру от разрыва сердца в начале весны, но и этим двоим она не достанется. Я сделаю все, чтобы она полюбила меня. Или не полюбила бы никого. – А что если ее просто устранить? Ты об этом не думал? Убить, может, тогда… Воропаев встрепенулся, поднял трубку и набрал номер Киры. – Кирюш, ты не напомнишь телефон Льва Яковлевича? – Саш, опять боли? Ты же сказал, что все в порядке. – Да это не мне – приятелю, а я никак не могу найти номер. Кира зашуршала листиками блокнота и наконец продиктовала номер. – Спасибо, сестренка! На том конце провода, по данному Кирюшей номеру ответила какая-то девочка. Разговор с ней ничего не дал, и Александру ничего не оставалось, как поехать в «клинику» лично. Он долго плутал дворами, но все же нашел нужный дом. Уже подошел к двери, как шрам предостерегающе заболел. – Хорошо-хорошо, – пробормотал Александр, отступая, – я понял. Найду ответ сам. Он пошел пешком, вышел на улицу, и сразу навстречу попалась парочка подростков, которая шла, размахивая руками: – Вот я тебе и говорю, нельзя этого делать! – Почему это нельзя? – Как ты не понимаешь, олух, тогда все – гейм овер! – Да с чего ты взял? – Такие правила, чувак. Александру хватило этого с лихвой. Однозначный ответ – от сворачивания головы Пушкаревой придется отказаться. Значит, выход один – как угодно заставить ее полюбить себя.