Враг моего врага

Он слышал ее имя — он ждал повторенья; Он бросил в огонь все, чего было не жаль. Он смотрел на следы ее, жаждал воды ее, Шел далеко в свете звезды ее; В пальцах его, снег превращался в сталь. И он встал у реки, чтобы напиться молчанья; Смыть с себя все, и снова остаться живым. Чтобы голос найти ее, в сумрак войти ее, Странником стать в долгом пути ее; В пальцах его, вода превращалась в дым. И когда его день кончился молча и странно, И кони его впервые остались легки, То пламя свечей ее, кольца ключей ее, Нежный, как ночь, мрамор плечей ее, Молча легли в камень его руки. Аквариум. «Почему не падает небо». Алб. « Акустика» 1982 г. Она отстранилась от него, посмотрела пристально: — Любите? Меня? Быть этого не может. Вы и не знаете меня совсем. Это наваждение. — Не знаю? Наваждение? Пойдем, — Александр взял Катю за руку и повел за собой, толкнул дверь, и они оказались в спальне. Катя изумленно изогнула брови. Воропаев отпустил ее руку, одним движением оживил ноутбук, стоящий на маленьком столике у кровати: — Смотри. Катя наклонилась к экрану: — Ваша почта… И что? Саша встал рядом, поерзал мышкой и открыл папку «Сохраненные»: — Видишь? Вся страница была занята ее письмами. — Я ничего не понимаю, — она нахмурилась. — А вот еще, папка «Черновики». Смотри… те, — в папке были ответы, так и не отправленные ответы на ее послания. — Так это были вы? — она выпрямилась, щеки запылали. — Да, я, хотел заполучить твою душу, а потерял свою, — он стоял, облокотившись на стол. — А теперь — уходи. Жданов тебя любит. У вас еще есть шанс, уходи, — собрав волю в кулак закричал: — Уходи и не сомневайся в нем! Люби его, что есть силы, а то… я… за себя… не ручаюсь. Убирайся! — Алекс пошатнулся. Катя подхватила его: — Никуда я не уйду. Давайте помогу, — она обняла его. — Потом разберемся со всем… — сказала она, помогая ему сесть на кровать и сама села рядом. — Может все-таки врача? — Не поможет…. — он вздохнул. — Уходите, Катя, мне тошно, а не плохо. — Как же я вас брошу? Вам надо нормально лечь… — Катя протянула ему руку, Саша потянул ее на себя, и они повалились на постель. — Все не правильно? Да? Я знаю. Но я же просил? Просил. Почему не ушла? Теперь не отпущу. Слова вперемежку с поцелуями. Прочь полетел ее пиджак, рассыпались по полу жемчужины пуговок блузки. Александр замер и оттолкнул ее от себя. — Что же я творю? Иди к нему… Но она уже расстегнула пуговицы на его рубашке, провела пальцем по шраму рядом с сердцем. Алекс проследовал взглядом за ее рукой. Сейчас шрам был багровым, как будто рану нанесли только-что. Катя вопросительно посмотрела ему в глаза. — Что это? — Неважно. Теперь все неважно. Кроме того, что ты здесь. Ты уйдешь? — Нет… И земля уплыла из-под ног. Тело стало наливаться силой, он больше не мог и не хотел с собой бороться. Пальцы переплелись. Поцелуи — легкие вначале становились все более требовательными. — Не бойся, я не причиню тебе боли. Никогда… Расстегнул молнию ее брюк, аккуратно стянул их и бросил в сторону. Не торопясь, стал ласкать нежную кожу. Первый раз в жизни он заботился о том, чтобы та, которая рядом, получала наслаждение. О себе он забыл, не думал. Нежно по ключице, по руке, до кончиков пальцев. Поцелуй в ладонь. Обратно до шейки, услышать пульс, который бьется в ее венах все быстрее и быстрее. Аккуратно коснуться груди, провести пальцем по соску, поймать губами ее вздох. Ощутить бархатистость кожи живота, спускаться все ниже и ниже, изводя и ее и себя обещанием наслаждения. И только когда первая волна блаженства пройдет по ее телу судорогой, позволить себе оторваться от нее на секунду, что бы сбросить с себя все лишнее и лечь на нее, опираясь на руки, заботясь о том, что бы не причинить боль. — Люблю… — прошептать в момент слияния и повторять миллион раз, двигаясь в такт ее дыханию. Услышать в ответ: — Люблю… Застонать от непереносимого счастья и оттого, что этот момент наивысшего удовольствия нельзя продлить до бесконечности. Александр лежал на спине, обнимая за плечи Катю. Она пальчиком дотронулась до его поседевшего виска, провела вниз по щеке, по шее, коснулась рубца. Вычертила, повторяя линии, букву «А». — Мне надо идти. — Нет… — У меня остались дела — Дела? — Да. Андрей и… Ромка. Он поднял ее лицо за подбородок, хмурясь, спросил: — Ты что-то знаешь? — Знаю. Знаю, как ты провел эту ночь. Знаю, что отказался меня убить. Знаю, что Андрей сейчас разговаривает с Кирой и ждет меня. Мне теперь много известно. Знаю, что Ромка не знает, как найти одну фею… — Откуда? Катя села, обхватив колени руками. Простыня соскользнула с нее, и у Алекса перехватило дыхание. Он провел по ее спине рукой, потянул к себе, поцеловал в висок. — Рассказывай… — Это все так сложно и длинно. Давай вечером? Я приду… — она поцеловала его и тут же выскользнула из кольца его рук, подобрала с пола одежду и убежала в ванну. Он сел на кровати. Прислушался к себе. Тело не болело, голова была ясная. Все прекрасно, но почему так не хочется отпускать ее хоть на минуту? Когда Катя вернулась из душа, он, уже одетый, ждал ее, стоя посередине холла. — Я буду ждать. — Я вернусь. Он помог ей одеться, опустившись на колено, застегнул молнии сапожек. Поднялся, поцеловал. А когда она уже стояла, ожидая лифта, словно опомнившись, спросил: — А как ты меня нашла? Она засмеялась. — Никакой мистики: я знаю все адреса всех акционеров. Документы оформляла. Лифт неслышно распахнул двери… Воропаев так и стоял на площадке, пока не услышал, как далеко внизу затих звон ее каблучков и не стукнула глухо входная дверь. Потом он вернулся в спальню, по привычке открыл почту и прочитал последнее Катино письмо, которое она отправила за час до приход к нему: «Моя жизнь сегодня изменилась. Навсегда». — Моя тоже… — прошептал Алекс.