Молись

И поднял я глаза мои и увидел: вот четыре рога. Заха́рии 1:18

      Он пригнулся к самой земле так, что каждый колосок золотистого поля щекотал нежную кожу, не покрытую одеждой; стоял, оперившись голыми разбитыми коленками в грязную мешанину от недавно прошедшего дождя, не издавал ни единого звука, не дышал. Сердце заходилось бешеным стуком, отбивавшемся в голове. Наруто пытался успокоить тело, чтобы то перестало так неугомонно трястись, как у наркомана при ломке, но все попытки были тщетными. Никакое самовнушение не помогло бы в его положении.       Он слышал, как совсем рядом проходили фараоны со злыми псами на привязи. Шаг, еще шаг. Начал молиться на чудо. Все что угодно стало бы подарком с небес, но с каждой минутой и даже секундой надежда таяла. Разве это реально, чтобы специально обученная овчарка не учуяла человека с такой жалкой дистанции? Конечно нет. Скорее всего, даже небольшая влажность на местности не была помехой для совсем небольшого отряда; теперь это было ролью всего каких-то жалких минут. Еще никогда в жизни ему не было так страшно — он чувствовал себя просто маленьким ребенком, сбившимся с пути, потерявшим ориентир. Разве он должен отчитываться перед другими за небольшие оплошности?       Кто бы знал, но все уже было предрешено, когда еще каких-то два часа назад ему на телефон пришел звонок не то чтобы от друга, а скорее от хорошего знакомого. В тот момент Наруто пил чай, рассматривая вид из окна. Яркое солнце висело на небе, слепя игривыми лучами. После торопливого пересказа друга, рука дрогнула, и содержимое кружки оказалось на белом кафеле. События, произошедшие этой ночью, долго не собирались воедино; он не понимал, как такое вообще могло произойти. Затем помнил только, как быстро засобирался, засунул все необходимое в рюкзак, но по своей же глупости забыл оный в проходе, а времени возвращаться за вещицей не оставалось. На всех парах он летел к автовокзалу, на котором его уже ждали, и непонятно — было ли это с самого начала ловушкой или же просто стечением обстоятельств? Оттуда пришлось бежать дворами, косыми улочками, искать попутку, но в итоге это было бессмысленно, потому что сейчас он здесь.       В нескольких метрах раздались хлюпающие звуки тяжелой обуви, проваливающейся в небольшие лужицы. Он слышал треп мужиков вперемешку с матом, как будто сквозь вату. Душа ушла в пятки, вся непродолжительная жизнь пронеслась перед глазами калейдоскопом событий. Вот бы поставить ее на паузу или лучше вернуться в прошлое и изменить все так, чтобы сейчас не жалеть, не прятаться в крысу, а свободно разгуливать по окрестностям и наслаждаться краснеющим закатом без единой кучерявой тучки на молчаливом небе. Или же спрятаться где-нибудь от начинающегося, пробирающего до костей холодка, например, вот в том красивом храме. Да, пожалуй, там сейчас должно быть очень спокойно. Хотя, где угодно было бы лучше, чем тут, а главное так.       — Двести второй, направляйтесь в лес, — раздалась тихим шипением рация у одного из полицаев.       — Понял вас, сто пятый. — В голосе сержанта не было ни намека на тревожность: для него это был самый обычный день, хоть и с погоней за малолеткой. Он сказал напарнику о смене курса, они быстро ушли.       Наруто слышал, как те удалились, и тело опять начало трястись, однако теперь от окрыляющего счастья, переходящего в начинающуюся истерику. Кажется, это был первый раз на его памяти, когда сложившаяся ситуация оказалась удачной. Теперь судьба была в его руках, и больше он не допустит ни единого промаха, что бы не произошло.       Подождав еще несколько минут и окончательно убедившись, что поблизости никого нет — направился к тому самому дому божьему, который увидел мгновение назад. Блюстители порядка как раз ушли в другую сторону и сейчас скорее всего выискивали его душеньку в малахитовом лесе.       Все, что можно было увидеть глазами, представляло из себя равнину, разделенную на три части: дремучий лес, золотистое поле, выжженное в некоторых участках и пустое пространство, на котором находился дом. Ощущалось, как будто это все нереально, и на самом деле он часть хрустального шара, который потрясешь, и в нем вместо снежинок полетят соцветия, а вместо маленьких игрушек, тех же снеговиков, те самые представители закона и порядка. А главная составляющая — это тот самый храм; от него невозможно было отвести глаз, притягивало, как магнитом. И сейчас он мечтал, чтобы кто-нибудь, хоть одна живая душа, которой не все равно, разбила эту стекляшку и освободила его, чтобы он не был узником. Этот человек стал бы его личным спасителем, богом, тем, на кого бы он молился. Потому что сейчас Узумаки задыхался в своем личном плену, нуждался в свободе больше чем в воздухе.       Двигаясь время от времени гуськом и быстро переставляя ноги, которые все время заплетались, как у новорожденного жеребенка, практически дошел до последней линии колосков. Он приготовился к последнему рывку перед маячащей свободой — выпрямил согнутые ноги и побежал. До здания было рукой подать, всего метров сто, но бежать трудно, мышцы сильно напряжены из-за недавнего неудобного положения. Вблизи здание выглядело совсем не таким, как показалось ранее. Невысокая разваливающаяся постройка из красного кирпича. Он видел, что в некоторых местах прорезались небольшие трещинки, а где-то и вовсе отсутствовало по нескольку камней. Но зато узоры, украшавшие окна — изумительны. Сразу видно, лепниной занимался человек, знающий своё дело. Больше всего привлекало внимание колесо с расходившимися по периметру лепестками. Верхушку одной из башенок заканчивал длинный вытянутый крест и, пожалуй, это являлось единственной отличительной чертой, почему это здание не похоже на сотни других. И его можно смело назвать тем, чем оно и было.       Проскочив несколько лесенок как одну, он сильными ударами начал долбить в дверь. Тут ему должны были помочь. Ну а как иначе? Ведь в таком месте должны быть рады всем и даже ему, не особо чистому на руку и душу.       Спустя долгих, кажущихся вечностью минут ему всё-таки открыли. На пороге стоял мужчина: на нем была черная риза и на шее блестел золотой крестик — совсем маленький, не каждый бы заметил.       — Служба начнется только через час. — На лице священника — легкое раздражение, спрятанное за плотной маской добродушия. Улыбка — натянутая, и было ощущение, что еще чуть-чуть, и кожа слезет, как у змеи.       — Я… я… не из-за службы. Помогите пожалуйста! — Слова тяжело подбирались. Объясниться правильно, чтобы тебя поняли, было сложно.       Ни один мускул на лице не дрогнул; священник молча пропустил того внутрь, и дверь захлопнулась с громким скрипом, как будто ставни никогда не смазывали.       Внутри было очень тихо и темно. Ладан оставлял после себя приятный бальзамный запах; по центру было выбито небольшое окошко с витражами, а стены исписаны золотистыми фресками и огромным количеством икон.       — Как я могу тебе помочь, сын мой? — Лицо священнослужителя резко переменилось, теперь он глядел на него с нескрываемой улыбкой, так, будто это именно то, чего он ждал и даже надеялся.       — Умоляю вас — спрячьте. — Тот на такую реплику удивлённо приподнял бровь. — Они придут за мной, я в этом уверен! Пока правда не всплывёт наружу, мне надо где-то пересидеть. — В своей истерии он начал нести несуразицу и говорить то, что не нужно.       — В чём же тебя обвиняют? — Наруто замешкался, стоит ли открыть тому все карты, но после минуты, продлившейся в абсолютной тишине, всё же решился. Тут не осудят.       — В убийстве… но я не убивал. — Он быстро замахал руками. — Поверьте мне, я говорю чистую правду, меня подставили.       — Они рядом?       — Да.       Мужчина улыбнулся, а потом в дружественной манере похлопал его по плечу, но сразу же неприязненно убрал — рубашка была влажной от пота.       — В нашем доме мы рады всем. Меня зовут Орочимару.       — Наруто. — С осознанием того, что его не выгонят — выдохнул, а потом вспомнил незначительную вещь: — Но у меня нет денег, у меня вообще ничего нет.       — Не волнуйся, твои деньги нам не нужны. Но если ты захочешь, то позже сможешь оплатить нашей церкви чем-нибудь незначительным. Тем, что сам посчитаешь нужным, — Орочимару наслаждался чужой слабостью. Теперь он может говорить ему все что угодно и у того не будет выбора. — К слову, ты веришь в бога?       Тот хорошенько подумал и решил в таком месте не врать.       — Нет.       — Тогда, твоей веры уже будет достаточно для оплаты.       Наруто сильно закивал. Сейчас он был готов согласиться с чем угодно и даже с тем, что верит в Вельзевула, если бы это понадобилось.       — Пойдем. — Орочимару вывел его из общего зала, и они оказались в маленькой кухоньке. Тут стоял грязный стол, немытые в раковине кастрюли и старые, дряхлые предметы мебели. Орочимару посадил его на один из стульев. Тот был обит кожей, которая потрескалась под гнётом времени.       Подойдя к раковине, он налил в металлическую кружку воды и дал её Наруто. Жидкость была освежающе холодной. По ощущениям, он ничего не пил сутки, и поэтому осушил стакан за два больших глотка.       — Отдышись и давай договоримся так: скоро служба и мне надо подготовиться, поэтому сейчас я покажу тебе комнату, в которой обитают такие же, как ты, — на последнем слове был явно сделан акцент. — Но все равно, если хочешь, можешь погулять, осмотреться, и пока лучше никому не рассказывай о том, почему ты тут появился.       Орочимару повел их на второй этаж через прогнившую лестницу; дощечки страшно стонали под чужим весом. Наруто все ещё не верилось, что все может быть так просто, первой мыслью было: бесплатный сыр только в мышеловке. Но потом пришла другая: у него нет выбора. Если дают, то бери. Это всяко лучше, чем жить на улице, питаться непонятно чем, в иной день драться с бездомными за последний кусок хлеба, а потом с горя идти воровать. Проходил уже — не понравилось.       — Не обращай внимания, что тут все уже давно пришло в запустение. Финансирования в последние годы почти никакого, живём за счёт пожертвований.       Стены второго этажа — бело-серые, пол такой же как и лесенка, только крашеный, да так, что по углам остались крупные капли смолы с лаком. Они шли по длинному коридору, насчитывающем четыре комнаты.       — Вечером я к тебе зайду, и мы все обсудим. — Орочимару остановился у самой крайней двери. — Та кровать, которая не заправлена, твоя.       — Спасибо вам, спасибо огромное. — Священник кивнул и ушел быстрым шагом.       Даже дверь открывать было не по себе, кто эти — такие же, как он? Кто они? Убийцы? Насильники? Воры? Или же их грешки были не такими большими? А может быть, просто те, кто устал от этого мира. Решившись не тратить больше ни минуты на обмусоливание, он потянул дверь на себя. В комнате стоял затхлый запах: из-за неимения окон было больше похоже, что это кладовка, а не жилое помещение. Он зажёг стоящую на столе свечу покоящимися рядом спичками; в комнате хоть немного стало светлее, и он смог оглядеться. В «кладовке» стояло четыре кровати, и на одной из них разлёгся человек — он был полностью во что-то укутан, да так, что не понять, кто это: женщина? Мужчина? А может быть это вообще просто скопление тряпок и одеял. Наруто залез с ногами на матрац, который был весь в разводах неизвестной природы. Ему не было мерзко или противно — скорее никак. К такой жизни он давно привык.       Человек, лежащий через койку, видимо, проснулся от шума. С него слетели одеяла, и это оказался молодой на вид парень, с красными заспанными глазами и обветренными губами. Он покрутил головой и с некоторым удивлением уставился на своего нового соседа.       — Здрасьте.       — Привет.       Молодой человек шмыгнул носом, поправил светлое гнездо на голове и закурил. Хотелось сказать, что тут и так дышать нечем, но он понимал: незнамо с кем лучше ссоры не начинать. Тем более, что он тут на птичьих правах. Теперь в комнате еще и летали клубы пара; табак, причем, был дешевый и мерзкий. Потушив сигарету об стену, тот всё-таки ещё раз открыл свой рот.       — Ты тут надолго?       — Не знаю.       — Надейся, что ненадолго, — он хмыкнул. Со стороны вроде бы и приветливый парень — смотрит, улыбается, но как будто он где-то в другом мире, не здесь. — Я тут уже год или два и, если бы мог, свалил бы.       — Это еще почему?       — Место гиблое, все спиваются или еще че хуже.       — Не все зависит от места, скорее от человека. Если ему не нравятся условия, в которых ему приходится существовать, то он сделает все на свете, чтобы это изменить.       — Святая наивность, ты что, вчера родился? А может, с золотой ложкой во рту? Обычно так рассуждают только богатенькие детишки, у которых всё всегда на мази.       Наруто проигнорировал последнюю реплику. Их разговор был каким-то бессмысленным и глупым. Тем более, если учитывать, что и город-то у них небольшой, и ничего нигде не было. Ни в городе, ни за городом. Вот за чертой… Там, может быть. Он решил перевести тему на что-то более удачное.       — И чем ты тут занимаешься?       — Тут нечего делать, если проживешь хотя бы месяц, то поймешь.       В очередной раз Наруто подумал, что он какой-то странный, дерганный, что ли, и даже после их короткого разговора взял и опять улегся в том же положении, в котором был в самом начале. Поняв, что заняться ему тут больше нечем, Наруто ушел, решив, что прогуляться по церквушке будет более занимательным занятием, чем сидеть и рассматривать голые стены.       Когда он вернулся в общий зал, то сразу обнаружил, как много тут появилось людей. На одной скамеечке сидело две старушки; они о чем-то тихо перешептывались, и разобрать их речь не представлялось возможным. Их седые волосики были покрыты цветастыми платочками, он видел только, как их морщинистые губы то открывались, то закрывались. Ещё несколько людей стояли рядом с иконками и ставили тоненькие свечки на канун; они не переставали креститься, уповая на чужую волю.       В зал вошел Орочимару, все замолчали. Наруто даже не пытался слушать о чем тот говорит; он никогда не верил в бога и считал это еще одним способом запудрить людям мозги. Однако оставалось фактом, что этот тягучий голос вводил в некое подобие транса, наверное, поэтому многие не перестали сюда приходить после первого раза.       — Меня, смиренного, грешного и недостойного, во… — Рядом с Орочимару из тени вышла совсем еще молоденькая монашка. Все ее тело было скрыто под черной мантией. Рядом с ней стоял еще один священник с черными волосами и непроницаемым бледным лицом. Они были очень спокойны и внимательно внимали каждому слову главного.       Все закончилось слишком быстро, не так, как думал Наруто. Орочимару подошел к нему со своими подопечными. Все прихожане отправились домой, и остались только они.       — Наруто, познакомься это Саске и Ино. Они мне тут помогают. — Тот кивнул.       — Учиха. — Парень смотрел свысока.       — Наруто, я очень рада, что в трудную минуту ты обратился к Богу.       Наруто не знал, что на это ответить, поэтому неслышно поддакнул. Ино казалась доброжелательной, такой улыбчивой по сравнению с Учихой, который даже не смотрел в его сторону, а если и смотрел, то создавалось ощущение, что он для него не интереснее грязи под ногтями.       — Ужин в семь. Мы едим снаружи, найдешь нас за домом. Там есть небольшая беседка, а после я тебя выслушаю. — От этого священника исходила странная аура — вроде бы со стороны добродушный мужик, но в это слабо верилось.       — Да, я понял.       После все так же быстро разошлись, и от этого было не по себе. Какое дело он сможет найти себе здесь? Если ему придётся остаться на подольше, то, скорее всего, психика рано или поздно не выдержит, обрушив на него все переживания, появившиеся за последнее время. Наруто поймал себя на мысли, что только за последние несколько часов по десятку раз прокручивал у себя в голове одну и ту же фразу: «Я не виноват, а значит — мне ничего не будет». А раз он в это верил, значит, это было чистейшей правдой, но вот только почему сердце так сильно било в горло.       К его счастью, до наступления семи он нашел чем заняться. Ино нашла его в комнате и предложила почитать; книга естественно оказалась с религиозной тематикой. Не сказать, что ему было интересно, но убить несколько часов показалось идеей неплохой. Несколько раз порывался бросить чтение, своеобразная это была литература, посыл в ней был прост как день: не греши, иначе сгоришь в аду. Но даже тут были свои плюсы. Наруто дошел до места, где красочно описываются муки: как над грешниками издеваются, топчут их достоинство, унижают. И это показалось даже забавным, что люди, любящие говорить про свою добродетель и принимающих и косых, и хромых, будут принимать тебя до первой твоей ошибки, а потом всё, считай ты пропащий.       К ужину его позвал Суйгецу — так представила монашка парня, с которым он жил в одной комнате. После сна тот выглядел еще хуже, чем до этого: еле стоя на ногах, он, пошатываясь, спускался по лестнице. Несколько раз Наруто порывался ему помочь, но вовремя себя одергивал — его не просили об этом. Горький жизненный опыт ни раз ему доказал: люди не любят чувствовать себя жалкими, поэтому иногда лучше сделать вид, что все хорошо.       Оставались считанные шаги до двери, когда он услышал громкий басистый голос:       — Точно его здесь не видели? Блондин с голубыми глазами, тощего телосложения. — Почувствовав животный страх, он схватил за локоть впереди идущего Суйгецу.       — Что такое?       Наруто тихо ему цыкнул, мол, заткнись.       — Да точно, точно.       — Ну ладно, отец, если все-таки он где-то рядом объявится — сообщите куда надо.       — Благослови тебя Бог, — Орочимару попрощался, и только когда Наруто убедился, что того и след простыл, отпустил Суйгецу и вместе с ним вышел из церкви. На вопрошающий взгляд того — промолчал. Скорее всего, скоро сам всё и узнает и без его объяснений.       На улице было свежо; белье, повешенное сушиться на стальных проволоках, развевалось от легкого дуновения ветра. Все сидели под накренившейся крышей, стол накрыт белой скатертью с красной вышивкой, а из еды была каша, вареные яйца и хлеб. Церковнослужители смотрели на него в упор, только Орочимару с потехой, Ино с жалостью, а Учиха с усмешкой. Они молча уселись, и только он хотел пододвинуть к себе тарелку поближе, как Саске, сидящий рядом, сильно сжал его запястье:       — Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое…       Наруто сильно сжал зубы. Неужели теперь по тридцать раз в день ему придется слушать этот бред? Когда там еще молитвы читают? Перед сном? После сна? Заметив, что начал закипать, остановился: «Тебя не выгнали, не оставили голодным, дали крышу над головой. Будь благодарен». А потому решил молчать в тряпочку и делать вид, что его все устраивает, и он всем доволен. Даже не говоря о том, что за укрывательство преступника по головке их не погладят.       Орочимару прочитал молитву и всем было дано молчаливое согласие на начало трапезы.       — Каша манная, жизнь туманная, — Суйгецу ухмыльнулся.       Субстанция была ужасной, вся в комочках и слишком безвкусная, а вот булка хлеба была съедобной, мягкой и душистой. Он быстро съел свой кусок и запил стаканом воды. Видимо, никто и не собирался обсуждать визит участкового, было ощущение, что к ним просто захаживал раздражающий всех сосед и они его быстренько спровадили.       — Завтра кто-то должен сходить в город, у нас заканчивается провиант. — Орочимару осмотрел всех присутствующих и остановил свой взгляд на Саске.       — Пускай Наруто идет.       — Ну, как же так, он только появился, ему нужно освоиться.       — Вот, пусть дорогу и осваивает. — Саске не уступал.       — Не согласен, лучше ему остаться со мной, того и гляди, я научу его чему-нибудь.       Учиха усмехнулся, и в этот момент в разговор встряла Ино:       — Давайте не будем спорить, утро вечера мудренее.       Каждый, посмотрев на девушку, сделал свои собственные выводы. Один только Суйгецу уплетал за обе щеки и даже не имел и доли понятия, о чем те разглагольствовали.       — Дочь моя, а ты уверена, что тебе не надо обратно в монастырь? Все-таки там твой дом. — Орочимару положил ложку на салфетку и поставил перед собой локти.       — Да, уверена. Думаю, для господа нет разницы где я буду ему молиться. — Девушка задумчиво опустила свой взгляд в тарелку. Тон ее голоса был виноватым.       — Я просто подумал: разве ты не соскучилась по своим сестрам?       — Я постоянно с ними переписываюсь, так что еще не почувствовала разлуки.       — Тогда мне стало легче. Уже испугался, а вдруг дело в нашем молодом священнике.       За столом стало тихо.       — Нет, что за глупости вы говорите. — Ее руки задрожали.       — Ладно, ты только так не волнуйся. Относись к этому проще.       К тому времени, когда ужин уже закончился, на улице стемнело, в воздухе летали мошки с комарами, которые успели раз пять покусать оголенные участки кожи.       — Пойдем, сын мой.       Наруто сдержанно поблагодарил всех за вечер и быстрым шагом пошел за попом. К его удивлению, они не вернулись в храм, а пошли по дороге со следами колес от машин. Тут, вдали от цивилизации, было совсем не так как в городе и даже небо другое — там было счастьем разглядеть хоть пару звезд, тут же не было тебе ни фонарей, ни горящих вывесок торговых центров — ничего, что бы освещало улицу. А потому можно было воочию узреть сотни сверкающих клякс. Они были похожи на те, что он рисовал в детстве, когда брал старую зубную щетку макал ее в густую краску и размахивал над бумагой. Только в отличии от той картины, от этой было невозможно оторвать глаз.       — Рассказывай, — было сказано, как будто приказ.       Наруто тяжело вздохнул и неторопливо начал, подолгу выговаривая каждое слово, смакуя:       — Это началось в том году. Я был в одной компании и там встретил девушку. Я, если честно, даже и не понял, что она ко мне что-то испытывает. Это потом мне кто-то открыл на это глаза. — Его взгляд был опущен вниз, в то время как священник внимательно изучал все эмоции, пробегающие по его юношескому, даже детскому лицу, не потерявшему припухлости. — Хоть она и красивая там, добрая и милая, у меня все равно не было к ней никаких чувств. Но совсем недавно она решила действовать, поджидала меня, узнавала у знакомых, где я могу быть, вообще всё обо мне узнала.       Наруто остановился, смотря на темное небо, ощущая его как бездну, которая так же всматривается в него, как и он в неё.       — Не усрамись и не убойся меня…       — Ой, вот только давайте без этого всего. Я ей сказал все в лицо, что мы никогда не будем вместе и все в этом роде. И она… Она решила, что лучше смерть. — От осознания причастности к чужой смерти и стыда у него повлажнели глаза. — У нее был брат, и он как-то так сделал, что все подумали, что это я ее убил. И теперь я здесь. И только не надо мне говорить, что-то вроде: «В этом нет твоего греха и так далее».       — Если ты нуждаешься в моей поддержке, то я поддержу. Если в моём порицании…       — Я ни в чем не нуждаюсь, — резко.       Они дошли до высокого тополя, запахло озоном.       — Ты ее не убивал, но твоя причастность в смерти девушки есть. Я могу помолиться за тебя.       Предложение было проигнорировано.       — Пожалуй, лучше пойду. Зябко. — Наруто действительно был одет слишком легко — все, что не прикрывали короткие бриджи, уже давно заледенело и покрылось гусиной кожей.       За этот день прошло слишком много событий, от которых он устал. Ноги уже давно начали шоркать по земле, мышцы заныли, и голова отказывалась хоть как-то соображать. В придачу — даже от того, что он попытался выговориться, ему ни на йоту не стало легче. Наоборот, это в очередной раз показало — какой он жалкий со стороны, а хотелось простого человеческого понимания.       Подходя к порожку, он увидел с другой стороны здания облокотившуюся фигуру. И каково же было его удивление, когда понял, что это не кто иной, как Учиха. Тот стоял, ссутулив плечи, и курил.       — Разве тебе можно курить?       — Что-то я не помню, чтобы мы с тобой переходили на ты. — Наруто закатил глаза. Детский сад на лужайке какой-то. — Думаешь, если я священник, то я не могу курить? Так, что ли, получается?       — Я ни о чем не думаю. — Его кулаки непроизвольно сжались.       — А то и видно.       — Да хрен с тобой. — Наруто уже хотел уйти в дом, когда его остановили:       — Не надейся, что сможешь жить здесь — палец о палец не ударив. — Пришлось в очередной раз убедиться: не суди книжку по обложке. Если кто-то выглядит как священнослужитель, то это не значит, что он открытый и любвеобильный, понимающий и поддерживающий. — Завтра разбужу — и будешь как миленький бегать по моим поручениям. — Наруто очень хотелось ответить на это чем-то едким или даже разукрасить его смазливую мордашку, но сам понимал — не место. — А если тебе тут что-то или кто-то не нравится, то вали на все четыре стороны.       — Да я бы с радостью.       Лицо Саске подсветилось и окрасилось в тепло-желтый, даже оранжевый цвет; за его спиной шли страшные тени. Он был похож на ангела — с красивой оболочкой, но прогнившего внутри.       Наруто молча ушёл — незачем что-то доказывать таким, как Учиха. Они не понимают людей, и скорее всего тот пришел в дом божий из корыстолюбия, а может ему просто нравится смотреть на мучения людей — ведь чаще всего сюда приходят люди с личной драмой, проблемами, те, кому нужна помощь. А тот, наверное, только и делает, что наслаждается чужой болью.       Вернувшись в комнату, ему стало еще более мерзко, чем было до этого.       Ино за это время успела застелить его постель: от белья в красный горошек пахло порошком. Он подумал, что надо бы завтра ее поблагодарить за труд. Она к нему слишком добра.       На соседней койке тихо посапывал Суйгецу — дышал спокойно, но ворочался уж слишком сильно. Наруто ему завидовал: как назло весь сон испарился и даже подсчет баранов никак не помог. Его одолевало чересчур много мыслей, выбить которые не представлялось возможным. Он лежал, не сомкнув глаз, до самого рассвета.