***
Холодный свет неприятно давил на закрытые веки. Драко подумал о том, что портьеры перед сном стоило задернуть. Он разлепил пересохшие губы, чтобы призвать палочку, но голос споткнулся о внутренние порезы горла, вырвавшись наружу тонким сипом. Боль прокатилась по трахее и осела на кончике языка кислым привкусом. Малфой закашлялся, и боль усилилась. Серые, подернутые пленкой глаза распахнулись в немом удивлении, и холодный свет потолочных ламп больно ударил по ним. Сознание заторможено и вяло начало проясняться. Драко вспомнил, как мощное заклинание поразило его. Как билось в конвульсиях тело, как сжимались в судорогах мышцы. Всплыли смутные воспоминания, как какой-то аврор аппарировал вместе с раненным Малфоем в Мунго. Потом холод больничной койки и едва различимые голоса. Драко не знал, есть ли кто-то рядом с ним. Горло пекло от сухости и боли. Смертельно хотелось пить. Волшебник с неудовольствием подумал, что собственное тело кажется ему мешком с перебитой в пюре картошкой: сил не хватило даже на то, чтобы невербально наколдовать стакан воды. — Агуаменти, — женский голос совсем рядом показался Драко знакомым. И журчание воды, наполняющей стакан, отозвалось в груди эхом детского восторга. — Пить тебе пока нельзя. Можно только немного смочить губы, — Гермиона осторожно приблизилась к мужчине и, придерживая его взмокший затылок ладонью, прислонила стакан с прохладной водой к пересохшим губам. Драко очень хотелось пить. И плевать он хотел на то, можно ему или нельзя. Но жестокая ведьма позволила только крохотной капле попасть на язык и сразу же отняла стакан, укладывая голову волшебника обратно на подушку. Малфой жадно прокатил доставшуюся влагу во рту и скривился от боли — язык, оказывается, был прокушен в нескольких местах. Драко посмотрел уничижительным взглядом на ведьму, посмевшую отказать ему в необходимом. Но стоило замутненному взгляду проясниться, мучительно поморщился от увиденного и отвернул голову — прямо рядом с ним на стуле сидела Гермиона Грейнджер. Мать ее ети. — Не понравилась? Ты тоже не модель, Малфой, — Драко бесшумно хмыкнул, готовый с этим поспорить, — Особенно сейчас. На твоем месте, я бы смирилась с текущим положением дел и благодарно приняла предложенную помощь. Главный аврор Поттер убедительно попросил меня приглядеть за ходом твоего выздоровления. И, предвещая твои идиотские вопросы, отвечу сразу: да, это приказ, — Гермиона отогнула мизинец на правой руке, начиная считать, — Нет, никого больше не нашлось, — отогнула безымянный, — Нет, я не добью тебя беспомощного, хоть и очень хочется, — отогнула средний палец, — Да, тебе придется пить зелья и отвары, — очередь указательного, — Нет, ты не сможешь сбежать — ты присмерти, — завершением стал большой палец. — Давай оба не будем затягивать процесс твоего выздоровления, и все это как можно быстрее закончится с благоприятным исходом. Гермиона шумно выдохнула. Меньше всего ей хотелось сейчас состязаться в упрямости с Малфоем. Да и бить лежачего кодекс чести не велит. На удивление, Драко повел себя понятливо. Он недовольно и глубоко вздохнул, собираясь повернуться на левый бок — спиной к раздражающей женщине. Но Гермиона слегка надавила на его правое плечо, не позволяя Малфою сменить положение. — И спать пока можно только на спине, — Гермиона посмотрела на волшебника требовательно, сжимая губы в тонкую линию. Взгляд зацепился за болезненную бледность кожи и темно-серые синяки под глазами. Еще днем ведьма видела его здоровым и полным сил. А теперь Малфой лежал перед ней обессиленный и уязвимый. Драко внутренне выругался на трехэтажном матерном, устремляя недовольный взгляд в потолок. Кожа под пальцами ведьмы покрылась мурашками и приятно потеплела — всему виной незримая магия истинных меж ними. Грейнджер отняла руку от мужского плеча и незаметно сжала пальцы. Подушечки ощутимо покалывало, словно по ним прошел слабый разряд тока. Откинувшись на спинку стула, девушка взяла в руки журнал, который одолжила у медсестры. Глянцевые страницы изобиловали статьями желтой прессы о жизни знаменитостей магического мира, и ведьма недовольно поджала губы, принимаясь читать астрологическую колонку. Ночь предстояла долгая.***
Гарри не смог вернуться домой. Тело отказывалось аппарировать по знакомому адресу. Все его существо, вся его суть вопили, стенали, требуя вернуться в Аврорат. Там, за решетками временных изоляторов, сидели два ублюдка, едва не оборвавших жизнь его лучшего друга. Поттер поймал себя на мысли, что давно мог бы назвать Драко братом, и нисколько этому не изумился. Ноги вели мужчину по коридорам Аврората сами — ватные и нетвердые, они несли его вперед, когда голова была наполовину отключена от усталости и стресса. Часы самобичевания и тревоги сожрали столько нервных клеток, что Гарри был бы не удивлен, заметь он в отражении седые пряди. Наоборот, удивляло то, что их еще не было. Изоляторы для особо опасных преступников находились на минус втором этаже, в холоде подземелья, куда никогда не попадали солнечные лучи. Влажный подвальный воздух неприятно свербел в носу, заставляя мужчину недовольно хмуриться и изредка фыркать. Дежурный аврор без лишних вопросов пропустил Поттера в изолятор Питера Штейна, более известного в кругах магических преступников, как Хог. Похожий на грязного свина мужчина скукожился в углу камеры, прямо на холодном каменном полу. Его толстые запястья плотно обвили тяжелые антимагические кандалы, сообщающиеся с железными оковами на лодыжках и шее увесистыми цепями. Свет, пятном проскочивший по стене и полу из щели от приоткрывшейся двери, напугал преступника. Штейн дернулся, звякнув цепями, и сипло, словно заядлый курильщик, задышал. Кажется, он даже успел задремать в этой неудобной позе. Гарри заклинанием зажег настенные факелы, разгоняя полумрак помещения, и подошел к пленнику ближе. Взгляд Хога был полон трусливой агрессии: Штейн ненавидел аврора настолько же сильно, насколько боялся. И, как понял Поттер, это была его истинная натура — жалкая, дрожащая тварь, бьющая исподтишка. Тяжелая дверь закрылась снаружи: ключ повернулся в скважине с натужным скрипом. Гарри взмахнул палочкой, накладывая на камеру заглушающее и запирающее заклинания. "Никаких свидетелей," — всегда говорил Малфой. И раньше Поттер с ним был абсолютно не согласен. Главный аврор не одобрял методов, которые использовал его напарник, хоть те и были действенными. Но теперь же, ведомый болью и жаждой мести за своего близкого друга, Гарри смотрел на пленника глазами Малфоя — холодно, равнодушно. Как на кусок испорченного мяса, валяющегося под ногами. — Только попробуй меня тронуть, канцелярская крыса... — И? Что ты сделаешь? Обделаешься? — холод, который внутри ощущал Гарри, был поистине могильным. Словно все эмоции, чувства, ощущения живого существа разом отключились. И теперь, вместо сострадающего, но справедливого аврора Поттера, возник его ужасающий двойник — жестокий и безучастный. — Тебя убьют, шавка. Ты знаешь, кто наша крыша? Ты и твоя рыжая шлюха будете молить о пощаде, захлебываясь кровью! Когда я выйду отсюда, а я выйду, будь уверен, щенок, я заживо сожгу твою кудрявую подружку и ее белобрысого дружка, — слюна в уголках рта Штейна сбилась в пену. Его совершенно безумные глаза-пуговицы отражали отблески факелов, словно стеклянные блюдца. — Единственное место, куда ты отсюда выйдешь — это Азкабан, — Гарри направил палочку на мужчину, глядя в его в застлавшие радужку зрачки стальным взглядом. — Но тебе повезло. Будь на моем месте Малфой — ты бы уже отправился в морг. Мы с ним совсем разные, Штейн. Я понимающий и справедливый, а он — равнодушный и беспристрастный. Но сегодня Драко помог мне понять, что я слишком мягкий. Поэтому, поздравляю. Ты будешь первым, к кому я буду по-настоящему жесток, — Гарри вскинул подбородок, и его взгляд исполнился холодом и презрением, — Круцио! Алая вспышка озарила камеру. Хог пронзительно завизжал, растягиваясь на каменном полу, и содрогаясь от мучительной боли. Поттер смотрел на него и чувствовал, какую силу дарует ему поселившееся в душе опустошение.***
Гермиона почувствовала, как занемело в неудобной позе тело. Спать сидя на больничном стуле, казалось бы, совершенно не комфортно. Но вымотанное событиями последних дней сознание так быстро погрузилось в сон, что ведьма и сама не заметила, как чтение журнала плавно перетекло в сновидения. Виделось что-то смутное, тревожное. Грейнджер шла против снежной бури, больно бьющей по коже острыми крупицами снега и льда. Шла обнаженная, беззащитная, а в руках держала хрупкую стеклянную статуэтку и трепетно, бережно прижимала ее к груди. И знала, что несет чужую бесценную жизнь. Да такую важную и дорогую для нее, что смертельно боится ее уронить. Сон отступил практически сразу, стоило Гермионе пошевелить затекшей ногой. В ответ на больничной койке зашуршала простыня — Драко тоже проснулся. Ведьма посмотрела на него заспанными глазами и тихо, хрипловато спросила: — Воды? Драко не ответил. Горло саднило, управлять голосом было невыносимо. Волшебник поднял взгляд на девушку и едва заметно кивнул. Тогда Гермиона снова позволила ему смочить губы водой из высокого стеклянного стакана. Малфой уложил голову обратно на подушку и посмотрел на Грейнджер. Его взгляд был усталым, но ожидающим. Словно он хотел о чем-то попросить, но не мог этого сделать. — Так, ты чего-то хочешь, но не можешь сказать, — Гермиона дождалась легкого кивка от Драко и задумчиво поджала губы. — Есть тебе нельзя, как ты успел догадаться. В туалет ты хотеть не можешь — у тебя стоит катетер и мочеприемник, — Малфой поморщился, и в этом проявлении мимики было столько разочарования в собственной беспомощности, что Грейнджер почти услышала, как с грохотом упало Малфоевское самоуважение и покатилось ниже плинтуса, — Если только... Тебе нужна утка? Драко смерил ведьму недовольным взглядом. Гермиона прочитала в нем весь спектр эмоций волшебника: недоумение, неверие, насмешку. И почувствовала себя идиоткой. — Так, ладно, в этом ты бы никогда не признался. И да, ты прав, на это есть санитары. "Я бы никогда так не унизился, чтобы обделаться прямо перед тобой, грязнокровка", — девушка кривлялась, пародируя голос лежащего перед ней мужчины, — Хм. А знаешь, я же могу отвечать за тебя. В таком случае, ты можешь даже быть сносным, — Грейнджер поднялась со стула и встала напротив кровати, складывая руки на груди, — "Милая Гермиона, будь добра, почеши мне, пожалуйста, пятку, я сам не могу", — ведьма потянулась пальцами к простыне у изножья больничной койки. Драко в ответ посмотрел уничижительно, предупреждающе. Пусть не сейчас, но если Грейнджер только попробует тронуть его ногу — Малфой от ведьмы и мокрого следа не оставит. — Не угадала. Хм, может, ты хочешь, чтобы я тебе почитала? — Гермиона потерла пальцами подбородок. Малфой отрицательно качнул головой. А затем скользнул взглядом свинцово-серых глаз вниз, вдоль собственного тела. — Я не буду тебя там трогать, с ума сошел?! — ведьма посмотрела на мужчину оскорбленно. Каков хам! Малфой закатил глаза. Устав от попыток что-то объяснить глупой женщине, он сдался и прикрыл глаза, едва заметно поежившись. Короткое движение не укрылось от глаз Гермионы. Ощутив озноб, как свой собственный, она виновато выдохнула: — Ты замерз... Конечно, ты же лежишь под тонкой простынкой и совсем нагой. Сейчас, тут должно быть одеяло, — Грейнджер заглянула в тумбочку, стоящую по правую сторону изголовья кровати, и вытащила оттуда легкое, почти невесомое одеяло, — Надеюсь, это поможет тебе согреться. Если не хватит, я попрошу у медсестры еще, — Гермиона осторожно укрыла Драко, стараясь не касаться его и не тревожить. В ответ Малфой ничего не сделал. Так и остался лежать с закрытыми глазами, не удостоив Гермиону даже взгляда. Только глубокий вздох подсказал ведьме, что теперь Драко остался доволен. Девушка заклинанием увеличила совсем небольшое мягкое кресло, стоящее в углу палаты, и удобно устроилась в нем. До утра оставалось еще несколько часов. Помоги нам, Мерлин, пережить эту ночь.