The Sun in Jericho

Дверь открывается. Длинная тонкая полоса снега все еще украшает землю в дальнем конце прохода, но над ней открытое небо. «Ваша свобода, мой добрый сэр», — говорит Сион, расцветая румянцем. Нэдзуми слегка улыбается. «Вы выгоняете меня, Ваше Величество?» Глаза Сиона расширяются. «Нет, я бы никогда. Я просто подумал, что тебе не терпится уйти». Нэдзуми таращится на него. Какая его часть выглядела стремящейся уйти? Какая его часть прошлой ночью сказала Сиону, что Нэдзуми, возможно, захочет уйти? Я думал, тебя это позабавит. Я просто не думал, что ты захочешь их есть, если я скажу тебе. Я все время говорил Цукиё, что ему просто нужно еще немного потерпеть, но ты не вернулся. Мне жаль, что это все, кем я стал. Любовь подобна сердцу: оно будет продолжать работать, пока может. Мне все равно, если это жалость. Я просто подумал, что тебе не терпится уйти. Наконец, Нэдзуми понимает. Сион действительно думает, что Нэдзуми наплевать на него. Он думает, что тот просто сдержал свое обещание о воссоединении. Он считает тот факт, что Нэдзуми вчера хотел его, не имеет ничего общего с их отношениями, и это всего лишь чисто физическое желание, секс по принципу «стимул-реакция». Он думает, что хорошее настроение Нэдзуми в течение последних двух недель — не что иное, как попытка извлечь максимум пользы из плохой ситуации. Он готов поспорить, что Сион ни на мгновение не позволял себе даже надеяться, что Нэдзуми хочет быть здесь, с ним, и поэтому даже не пытался объясниться. Я сам виноват в этом. Я продолжал говорить ему, что он слишком высокого мнения о себе всякий раз, когда он предполагал добрую волю с моей стороны, я продолжал говорить ему, что я только возвращаю долг. Я продолжал отрицать и его чувства и свои, не позволяя ему сказать мне, что он чувствует. Я продолжал отталкивать его, а затем и вовсе оставил его позади. Десять лет я отсутствовал. Стоит ли удивляться, что он перестал верить в возможность находиться рядом со мной? Любой бы сдался. Если бы Сион намеренно держался подальше от меня на протяжении десяти лет, я бы тоже не поверил, что ему есть до меня дело. «Сион, я… ты этого хочешь?» Могу ли я все исправить? «Я не хочу, чтобы ты уходил», — отвечает Сион и склоняет голову. «Я всегда обещал себе, что если увижу тебя снова, то больше не отпущу». Нэдзуми практически может прочитать мысль, которую Сион никогда не озвучит, потому что не умеет давить на жалость. Как я могу остановить тебя, когда мне нет места в твоем сердце? «Так скажи мне остаться». Сион недоверчиво смотрит на него. «Если бы ты хотел остаться, тебе не нужно было бы, чтобы я просил тебя». Я остаюсь, думает Нэдзуми. Его рот не открывается. Я остаюсь! Он пытается выиграть время. «Что ты собираешься делать?» Сион смотрит на него. «Я дал клятву, что буду ждать тебя здесь, на этой земле, где мы впервые встретились, сколько бы времени это ни заняло». «И ты это сделал», — говорит Нэдзуми со слабой улыбкой. «Ты ждал». «Да. Я сдержал свое обещание, хотя тот, кто дал его, был глупым мальчишкой, безрассудно влюбленным. Я знаю, что ты пришел сюда, ожидая найти этого мальчика, Нэдзуми. Поспешность, с которой ты уходишь, говорит мне, что ты понял, что его больше нет». «Я понял это с того момента, как увидел тебя, болван». Кто, черт возьми, собирается уходить? Я открыл дверь, чтобы освежить комнату. «Ладно», — говорит Сион. «Я рад слышать это». Сердце Нэдзуми замирает. Ни одно из слов, которые я выбираю, не доходит до него. Сион вздыхает. «Ты вернулся, чтобы увидеть, кем я стал, и ты обнаружил, что я все еще хочу быть с тобой. Я был готов к этому, так же, как был готов провести остаток своих дней в ожидании. Что еще я могу сделать? Я справлюсь с этим». Нэдзуми думает о философии Сиона «любовь необходима». «Найти кого-то еще, чтобы любить?» Улыбка Сиона печальна. «Я сомневаюсь в этом. Хотя, наверное, есть кто-то, кто полюбит меня, даже если я такой». Кислота вскипает в животе Нэдзуми. «Кто?» «Не знаю, мы еще не встретились. Но должен же кто-то быть». «Эта часть тебя совсем не изменилась, не так ли? Вечный оптимист». «На этот раз я не хочу смотреть, как ты уходишь, Нэдзуми». Сион вздергивает подбородок. «Я хотел бы только прощальный поцелуй». Это возможность. Если его рот не позволяет ему произнести нужные слова, тогда пусть это будут поцелуи. Поцелуи не лгут. Нэдзуми берет руки Сиона в свои и притягивает к себе, запечатлевая долгий поцелуй на его губах, растягивая это ощущение. Сион издает тихий горловой звук и начинает отстраняться, но Нэдзуми удерживает его для еще одного поцелуя, и на этот раз он чувствует, что этих поцелуев ему никогда не будет достаточно, и он должен Сиону за все эти десять лет. Он не может отдать их все сразу, но у него будет хорошая фора. Его глаза закрыты, а горло сжимается; он боится, что если прямо сейчас встретится взглядом с Сионом, то заплачет, как ребенок. Он останавливается, замечая, что руки Сиона ослабли в его руках, и он стоит слишком неподвижно. Нэдзуми смотрит на лицо Сиона, слезы на его щеках и тусклые глаза. «Почему..?» Я думал, мы поняли друг друга. Конечно, нет. Нэдзуми думал об этом неправильно. Я должен сказать правильные слова. «Ты жестокий человек, Нэдзуми». «Я так сладко тебя целую, а ты называешь меня жестоким человеком?» Но это не те слова, и внутри Нэдзуми появляется ползучее беспокойство, словно микроскопические крючки вонзаются в слизистую оболочку его желудка и дергают, настойчиво: что, если его эгоистичная натура не позволит ему произнести нужные слова? В глазах Сиона, во всем его поведении - стена, поднимающаяся все быстрее и быстрее, чтобы отгородить его. Нет, Сион, только не ты. Не смотри на меня такими глазами, как... Сион начинает осторожным голосом обиженного дипломата. «Нет ничего сладкого в прощальном поцелуе, который не известно, когда закончится. Ты злишься, потому что я сказал, что не хочу смотреть, как ты уходишь? Хорошо, тогда я буду смотреть, до последнего, если ты этого хочешь. Но я не думаю, что это научит меня чему-то, чего я еще не знаю». «Я никуда не собираюсь уходить», — быстро отчечает Нэдзуми, прежде чем его излишне преувеличенное чувство самосохранения возьмет верх над реакцией на боль и гнев в глазах Сиона. «Я обнаружил не то, что ты хочешь быть со мной». Он придвигается ближе и прижимается ртом прямо к уху Сиона. «Я понял, что это я хочу быть с тобой. Не ради забавы, Сион. А чтобы быть рядом. Чтобы хранить и оберегать, если ты захочешь». «Что?» — голос Сиона звучит так, как будто он не понял смысла сказанного ранее. Нэдзуми приходится глубоко вдохнуть, чтобы собраться. Его сердце яростно колотится о грудную клетку, а ладони влажные. Он всегда думал, что потные ладони — это эволюционный артефакт прошлых времен, сохранившийся только в пыльных старых книгах. Должно быть, он просто никогда не нервничал настолько до этого момента, как сейчас. Он никогда не чувствовал себя более уязвимым. Все, что он хочет сделать, это убежать отсюда со всех ног. Но если он сделает это, то уже никогда не сможет вернуться, потому что тут вырастет стена, которую он будет не в силах преодолеть. Что бы ни случилось, он больше не хочет, чтобы между ними была стена. Давно пора вести себя соответственно возрасту. «Хочешь ли ты... ты все еще хочешь быть со мной?» Произнося это, он заставляет себя смотреть в глаза Сиона. Они широко открытые, не уверенные. «Что ты сказал?» «Ты — моя любовь, Сион, — полушепотом произносит Нэдзуми. — Не отпускай меня на этот раз». Рот Сиона беззвучно открывается несколько секунд. «Можешь ли ты… еще раз? Ты можешь повторить..?» Во второсортной пьесе персонаж Нэдзуми должен был бы притвориться сбитым с толку и повторить какую-то другую часть своей предыдущей реплики, к разочарованию своего партнера, достаточно комично, чтобы снять напряжение, не разрешив конфликт. Но это его жизнь, а Сион — его любовь, и он знает, что именно Сион хочет снова услышать. «Ты — моя любовь», — громче говорит Нэдзуми. «Сион». Это не Я люблю тебя потому, что это может означать другие оттенки любви. Он хочет, чтобы Сион знал, что он испытывает такую же любовь. Нэдзуми пинает ногой дверь, пытаясь закрыть ее. Сион так яростно сжимает его, что у Нэдзуми перехватывает дыхание; придя в себя, он возвращает объятие, и они стоят неподвижно, крепко обняв друг друга, в то время, как дверь наружу медленно закрывается. Как только она захлопывается, Сион отстраняется, хватает Нэдзуми за руку и тащит его к дивану, все еще не произнося ни слова. Это похоже на пьяное оцепенение, то, что он чувствует, когда низко наклоняется к губам Сиона, а затем не может перестать прикасаться к ним своими губами. Он скользит руками под рубашку Сиона и тянет ее вверх, обвивает ногами талию Сиона и прижимает его к себе, пока они целуются. На столе жужжит коммуникатор, но Сион не обращает на него внимания. Гораздо позже они лежат в постели под большим красным одеялом, голые, с липкими животами, прижатые друг к другу, ноги переплетены, и смотрят друг другу в глаза точно так, как всегда был уверен Нэдзуми, никогда не бывает в реальной жизни. «Я люблю тебя, — говорит Сион. — Прости, что не ответил раньше». Нэдзуми лениво улыбается ему и крепче сжимает его задницу. «Не нужно говорить это в ответ каждый раз». «Нужно», — отвечает Сион. «Если я сказал первым, то ты должен повторить это в ответ». «Ладно. Теперь считается?» Сион делает разочарованное лицо. «Наверное, нет? Я сказал это первым». Нэдзуми наклоняется ближе и шепчет ему признание еще раз. Руки Сиона сжимаются на его пояснице, но тут коммуникатор снова начинает трезвонить. Нэдзуми оборачивается, чтобы взглянуть на него. «Какая досада. Ты хочешь вернуться в город сегодня, Сион?» «Нет». «А твоя мать не будет волноваться?» Сион вздыхает. «Полагаю, мы должны навестить ее». ~ Вместе они выходят на улицу и поднимаются по лестнице. Остатки снега усеивают поле, как заблудшие овцы, а город мерцает в холодном дневном свете. Нэдзуми оглядывается на бескрайние равнины в противоположном направлении и не чувствует даже намека на страсть к путешествиям. Ветер усиливается, дует в сторону города. Нэдзуми оборачивается, глядя на след на лестнице. Прошлое должно быть похоронено. «Природа хочет вернуть себе это хранилище. Пусть оно достанется ей», — говорит он. «Я возьму на себя заботу о книгах». Сион выглядит ошеломленным, и на этот раз Нэдзуми может сказать, о чем он думает. Это единственное место, где я могу быть с тобой, даже если тебя здесь нет. «Я же сказал, что не уйду, — повторяет он. — Хотя, думаю, мне нужно будет найти новое место для хранения книг». «Твоя работа…» «Мне не нужно для этого жить в № 1. Я артист. Я выбрал это место, потому что так было удобно в то время. Теперь это неудобно». Единственная, по кому он действительно будет скучать, это Саки, и она обязательно будет время от времени навещать его. И она обязательно захочет встретиться с Сионом. Может быть, он сможет взять Сиона в путешествие, чтобы показать ему № 1 в конце концов. Может быть, показать ему и весь остальной мир. Сион подходит к нему и переплетает свои пальцы с пальцами Нэдзуми. Непринужденная обыденность этого жеста заставляет душу Нэдзуми трепетать. В голове его звучит ясное пение Саки: Так светит солнце в Иерихоне, освещая твою душу. «Иерихон», — произносит Нэдзуми, кивая в сторону города. «Вот мой вариант названия, если они все еще их принимают». «Почему?» Нэдзуми приподнимает бровь. Почему нет? запрыгивает на язык - предсказуемо, ожидаемо, легко. Он проглатывает это. «Потому что ты здесь, Сион. Вот почему». Конец.