Мы встретимся на рассвете

— Его высокопреосвященство от волнения слег в постель, — сообщал де Тревиль, облокотившись на деревянный комод.   Четверка мушкетеров подметила, что сегодня он был в более хорошем расположении духа, чем вчера. Говорил спокойно, не кричал и даже не хмурил брови. Его будто бы эта ситуация забавляла, либо же это утро так на нем сыграло или же ночью он увидел то, чего не должен был.   — А король изрядно выбранил меня за вашу потасовку, — продолжал капитан. — Обещал меня лишить звания капитана и пожаловать мой чин мадам де Шеврез, — он отошел от комода и посмеялся от воспоминаний вчерашнего вечера.   Вся банда уже не удивлялась тому, с какой легкостью их капитан говорит о лишении чина и брани короля в его сторону из-за драк мушкетеров с гвардейцами. Их только смутило имя, которое назвал мужчина. Обычно его величество называло только одно имя и ни разу герцогиня не проскальзывала, а тут вдруг её назвал. Не отрицала четверка и того, что де Тревиль мог перепутать, но, почти сразу, этот вариант был отклонен всеми.   — Мы и не думали драться! — чуть смеясь, оправдывался Портос. Видимо, хотел быть с капитаном, так сказать, на одной волне. — Они сами на нас набросились, как стая волков.    — Я пытался вразумить их словом божьим, но они были как будто одержимы, — продолжил оправдываться уже Арамис.   — Да, вы очень усердно пытались, — заразилась смехом дяди Дюваль. Она говорила тихо, кто-то из присутствующих может и не расслышал даже её слов. — Кхм, эти господа были и правда одержимы, они отказывались слушать даже простые слова. Что только на них нашло?  — Мы спасали наши жизни, не более того, — кратко добавил Атос.   Капитан на все эти слова только посмеивался и кивал. Смирился что-ли с тем, что эти драки с гвардейцами не прекратятся…   — Да, королю доложили, что вас было пятеро, — радость с лица де Тревиля ушла тут же. — Пятый кто?   Мушкетеры посмотрели на Портоса, а тот в свою очередь на Мэриан. Обычно она отвечала за переговоры с капитаном. Из-за неё он свой гнев, довольно часто, смягчал.   — Юноша, — сообщила барышня, протянув это слово, надеясь, что за неё кто-нибудь продолжит.   — Скорее мальчишка, — дополнил её слова Арамис.   — Но во время столкновения он вел себя великолепно, он ранил Жюссака,— объяснял за всех Атос.   — Угу, как его зовут? — интересовался капитан.   Мушкетеры будто и позабыли имя молодого гасконца или же не хотели говорить его капитану вовсе.   — Д’Артаньян кажется, — восстанавливала в своей памяти вчерашний день Дюваль. Кроме ночи, она ничего и не помнила.   — Да, д’Артаньян, — подтвердил её слова граф.   — Д’Артаньян? — удивился де Тревиль. — Надо же… И где он, м?   — Кхм… Опыляет розы на улице Дарси, — сообщил капитану Арамис.   — А вы видно сегодня ночью гладиолусы опыляли, — тихо посмеялся Портос.   — Кхм! — осекли его герцогиня и светловолосый.   — Но через час, может быть, придет к Люксембургским конюшням, — продолжал Арамис, желая выбранить товарища.   — Этот придет, — пробурчал себе под нос де Ла Фер.   — А господин Портос, возможно, не дойдет, — промямлила Дюваль.  — Король хочет вас видеть всех четверых с д’Артаньяном и постарайтесь больше ничего не натворить, — слово «ничего» капитан специально выделил. — И для этого?  — Мы свяжем себе руки, — произнес Портос.   — И? — повернулся он к другим.   — Заклеим рты, — добавил Арамис.   — И потом сбросимся со скалы в море,— еле слышно закончила Мэриан.   — Это лишнее! — подметил де Тревиль.  ***  К Люксембургским конюшням банда пришла раньше гасконца.   Атос наблюдал за всем из-за угла, ожидая юношу. Портос же смотрел на остальных двух мушкетеров и иногда вздыхал, пытаясь привлечь внимание. Дюваль и Арамис стояли где-то поодаль и беседовали о чём-то. Порой герцогиня даже звонко смеялась и улыбалась мушкетеру.   — Друзья, — вздохнул Портос, — уже почти двенадцать, а этот мальчишка, видимо, и не собирается явиться.  — Ошибаетесь, Портос, — сообщил Атос, смотря на уже бегущего гасконца.   Юноша подбежал к мушкетерам с широчайшей улыбкой. Его глаза так и светились радостью.   — Ну и как вы, сударь? — поинтересовался Арамис. — Соловей слетел?   — Нет! — не убирая улыбки, ответил д’Артаньян.   — Почему? — спросил у него де Ла Фер.   — Я влюбился! — с ещё большей радостью отвечал гасконец.   — Это в кого же? — приподнял брови Портос.   — В мадам Бонасье, в галантерейщицу, — сообщил всем юноша.   — Бонасье? — удивилась Дюваль. — Вы меня удивляете всё больше, сударь.  — А… Ну, эта мадам научит. Госпожа Дюваль это вполне знает, — Портос приобнял гасконца за плечо и повел вперед, в сторону Лувра.  — Портос, думайте, что говорите о даме… Со шпагой, — осек его Арамис.   — Сударь, я не позволю так отзываться о даме моего сердца подобным образом! — возмутился д’Артаньян, посмотрев на мушкетера.   — Какие однако галантные мужчины в обществе всё-таки, — чуть улыбнулась барышня.   — Сударь, Арамис, простите, я не хотел оскорбить ваши чувства! — развел руками Портос.   — А вы ловкий малый, д’Артаньян, — подметил Арамис. — Стоило нам проститься на день, как вы уже успели влюбиться.   — Советую убить в себе любовь, пока она не расцвела, — хмуро произнес Атос.   — Почему? — гасконец заметно погрустнел. — Она же ведь во мне только родилась!  — Она приведет вас к могильной плите, сударь, — спокойно отвечал граф.   — Она приведет меня к счастью! — утверждал юноша.  — И усмешкам господина Портоса, — шепотом дополнила его слова Мэриан.   — А куда мы идем? — наконец спросил д’Артаньян.   — В Лувр, к королю, — сообщил ему светловолосый.   — Как к королю? — гасконец замер на месте. — У меня же нет приличной шляпы.  Все четверо окинули юношу взглядом. И правда… К его величеству в таком виде идти не полагается.   — Ничего, там по дороге есть лавка, заглянем, — Портос поспешил схватить гасконца под руку и повести по той же дороге. — У возлюбленной господина Арамиса явно есть деньги, поэтому оденем вас по последней моде.  — Это вы о ком, Портос? — нахмурила брови Дюваль.   — Ой, да не ревнуйте Арамиса к самой себе, — отмахнулся мушкетер.   — Дорогой Портос, — чуть повысил голос светловолосый, — перестаньте нести околесицу. Вы ставите даму и меня в совершенно неудобное положение, тем более перед Атосом и этим юношей.  *** Стоит сказать, что по дороге в лавку наши герои столкнулись с гвардейцами, причем сегодня их было ещё больше, и настроенны они были явно недружелюбно.  — Ну вот, я же говорил, — вздохнул Атос.   — Господа, вчера, в полдень, вы убили нашего друга. Пришло время воздаяния по грехам, — говорил командир этого небольшого отряда. — Но прежде я хотел бы увидеть того, кто ранил господина де Жюссака.   — Это я, сударь, — вышел вперед гасконец.   — Не смешите меня! Этот гасконский лягушонок никогда шпагу в руке не держал!  — Этот гасконский лягушонок вас сейчас защекочет до смерти, — д’Артаньян с гордой улыбкой обнажил шпагу.  — Господа, сколько похороны нынче стоят? Этот молодой, невинный гасконец не доживет до ночи, — пробурчала себе под нос Мэриан.   — Осторожнее, д’Артаньян, — предупредил его граф, — господин Бернажу отчаянный рубака.   — Вот, сейчас и посмотрим, — гасконец приготовился атаковать. — Д’Артаньян к вашим услугам. — он язвительно улыбнулся и кинул свою шпагу в гвардейца для отвлекающего маневра.   — Что нам говорил господин де Тревиль? — чуть задумалась Дюваль. — Ничего не натворить?   — Ну, это ведь не мы начали эту драку, — протянул Портос.   — Постоим и просто посмотрим? — зевнув, герцогиня посмотрела на троих мужчин.   — Честно говоря, этого юношу мне даже жалко, — намекнул на их участии в бое Арамис.   — Он неплохой боец, — пометил де Ла Фер.   — Черт с вами! — фыркнула Дюваль и обнажила шпагу. — Господа, у меня была бессонная ночь, а вы сейчас очень не вовремя решили вызвать моего друга на поединок!   — Всё же вы признаете всё безумство этой ночи? — отбиваясь от искусных ударов гвардейца, спрашивал светловолосый.   — Не каждую ночь, дорогой Арамис, я откровенничаю за вином! — пнув противника в живот, ответила Мэриан.   — Тоже верно…  ***  Мы лишь скажем, что на подмогу нашим героям пришли их сослуживцы и помогли им справиться с гвардейцами, а также с подоспевшими для противников товарищей.   Де Тревиль уже ждал своих мушкетеров и гасконца в приемной его величества, пока те пытались приобрести после потасовки для юноши приличную шляпу.   Пришли то они вовремя. Король уже закончил беседу с кардиналом и уже был готов приступить к разговору с капитаном и его мушкетерами.   Господин де Тревиль прошел в богато украшенную комнату первым, держа в руках свою тёмно-синюю шляпу. За капитаном уже и остальные мушкетеры, которые пестрили цветами своих одежд. После однотонного одеяния его высокопреосвященства, у короля прямо-таки рябило в глазах от: бордовых оттенков формы Арамиса, тёмно-зелёных и в каких-то местах оливковых одежд Мэриан, красно-коричневой формы Атоса, тёмно-коричневых одежд Портоса и совершенно несчитающихся между собой одеяниями д’Артаньяна.   Мушкетеры выстроились в линию, де Тревиль чуть справа.   — Ну, проходите-проходите! — Людовик XIII поднялся со своего бархатного кресла и с широкой улыбкой посмотрел на мушкетеров, пока те отвешивали ему поклон. — Подойдите же сюда, храбрецы! Дайте ка я вас выбраню, — король подошел к ним ближе и прошелся вдоль небольшой линии, ненадолго остановив свой взгляд на барышне. Он чуть фыркнул, а затем вернулся в прежнее расположение духа. — Так это значит, вы впятером за день вывели из строя двенадцать гвардейцев кардинала? — он остановился возле капитана. — Много, господа. Много… Если так дело пойдет дальше, господину кардиналу придется полностью заменить состав роты, — его величество даже и не думал скрыть свой громкий смех. — А я исполню приказы со всей строгостью! — выкрикнул он куда-то в сторону.   Очевидно, что Ришелье подслушивал этот разговор где-то неподалеку и вполне слышал смех короля.   — Они смущены, полны раскаяния и просят простить, ваше величество! — де Тревиль посмотрел на эту пятерку и после сам убедился, что в них ни капли раскаяния нет.   — Смущены и полны раскаяния, — усмехнулся Людовик XIII. — Так я и поверил. Особенно вот этому, — указал он на юношу, — с рожей гасконца.   Вполне могло показаться, что капитана задели такие слова, ведь он сам родом из Гасконии.   — Тот самый? Соловей? — от таких слов короля даже де Тревиль не смог сдержать усмешки, а вот юношу задело.   — Я слышал, в горах Гасконии ещё не нашли золотые рудники? — его величество достал из объёмного рукава пухлый, бархатный мешочек полный монет и кинул его в руки гасконца.   Дар короля у юноши поспешно забрал Портос и спрятал мешочек за свою шляпу.   — Господин де Тревиль передал мне вашу просьбу, — сообщил гасконцу король. — Но у меня среди мушкетеров теперь мест нет, — он бросил короткий взгляд на герцогиню, мол: «её вполне можно и убрать». — Возьмите патент,— его величество достал из сапога небольшой свиток с печатью и передал его юноше, — на службу в гвардейской роте господина Дезэссара.   — Моего зятя, — будто похвастался де Тревиль.   — О, ваше величество! — д’Артаньян уже хотел обнять короля, но тот отшатнулся, а Портос и Атос придержали гасконца за плечи.   — Да это ребенок… Совершеннейший ребенок, — Людовик XIII вновь подошел к капитану. — Ни за что не поверю, что он нанес такой удар де Жюссаку.   — И два удара Бернажу, — шепнул на ухо королю де Тревиль.   — В самом деле? — его величество посмотрел на гасконца в удивлении. — Перед нами настоящий демон. Вам только не хватает самой малости, чтобы покорить Париж…  ***  После аудиенции у его величества вся банда и гасконец направились пропивать полученные деньги в трактире.   — Я не понимаю, как он узнал о соловье? — удивлялся юноша, лавируя между прохожими.   — Кто не знает этих стихов, даже король их знает, — посмотрел на нового друга Атос.   — Да уж, вполне знает, — с отвращением пробурчала Дюваль, держась недалеко от светловолосого.   — Париж - город маленький, д’Артаньян, — Арамис параллельно предложил даме взять его под руку.   — А вы фигура заметная, — продолжил Портос. — Заметнее романа наших дорогих друзей… Кхм, мы, кстати, в «Сосновую шишку», пропивать королевское золото.   — Не хотите составить нам компанию? — поинтересовалась Мэриан, взяв Арамиса под руку, как ни в чем ни бывало.   — Конечно, я только переоденусь! — гасконец сорвался с места и побежал на улицу, где остановился вчера.   — Вы не хотите нам ничего объяснить, пока юноши нет рядом? — в открытую спросил Портос, посмотрев на двух товарищей.   — Господа, вы уже смогли ввести меня в недоумение, — произнес Атос, посмотрев гасконцу вслед.   — Не понимаю о чём вы, друзья, — непринужденно ответил им Арамис.   — Совершенно не имею понятия о том, что вас смущает, Портос, — с таким же непринуждением говорила герцогиня.   Барышня и мушкетер переглянулись. В их взглядах читалась некое детское озорство, которое вовсе не было им обоим свойственно. Они вполне взрослые люди, двадцати двух лет, которые понимают, что всякие глупости совершать вовсе не нужно, тем более в обществе, при друзьях. Уж при тех самых друзьях, которые уже приписывают вам двоим роман, хотя сами не понимаете кто вы друг другу. Уж точно не друзья больше…   Герцогиня еле заметно кивнула и смущенно улыбнулась. В её голове уже возникла одна глупая идея, на которую она бы не решилась раньше ни при каких обстоятельствах.   Мужчина будто бы понял её ещё до этого кивка головой. Он сжал руку барышни чуть сильнее и начал отходить с ней чуть в сторону от Портоса и Атоса.   — Господа, а вы куда? — посмотрел в сторону беглецов Портос.   — Мы вас догоним, господа, — светловолосый переглянулся с герцогиней. — Чуть позже.   Мушкетер ускорил шаг, а за ним и барышня. Можно было услышать их сдавленные смешки, которые оба еле как сдерживали. Прохожие так вовсе замечали широкие улыбки на этих лицах.   — Это ещё как понимать? — в возмущении развел руки Портос.   — Влюблённые, что уж с них взять, — отмахнулся Атос. — Любовь в них уже пустила корни, а они об этом, скорее всего, только узнали.   — Вы знаете больше меня, дорогой Атос?   — Не столь больше, но вы и сами заметили, что в последнее время эти двое, — указал граф взглядом на уходящих друзей, — проявляют к друг другу явно не дружеские чувства.   Тем временем пара мушкетеров уже скрылась в толпе парижан. Они и сами не смыслили куда направляются. Им был важен сам момент того, что они вместе в такой непринужденной обстановке. Было не важно место, сколько сейчас на часах времени и кто их ждет.   Единственное место, к которому они были близко - дом герцогини на Старой Голубятне. Была небольшая проблема… Господин де Тревиль вполне мог заметить этих двоих из окна своего кабинета. Не подумайте! О непотребствах никакой речи и не шло! Капитан мог подумать что-то не то, да и только.     Герцогиня отворила дверь своего дома, думая, что Аннет ушла по своим делам, о которых сообщила ещё вчера вечером.   Мушкетеры прошли внутрь, хозяйка закрыла за ними дверь, а затем прошла ближе к большой лестнице и положила свою шляпу на комод.   — Вы заставляете творить меня совершенно глупые вещи, Арамис, — Дюваль смеялась, пытаясь отдышаться после быстрой ходьбы.   — Я это делаю, ради вас и вашего счастья, дорогая Мэриан, — чуть улыбнулся мушкетер, подойдя ближе к герцогине. — Вы делаете этот день ярче своим смехом и лукавой улыбкой.   — И вас это радует? — барышня хитро улыбнулась.   — Более чем, — ответил ей Арамис, сняв свою шляпу, и, положив её на комод. Затем он подхватил молодую особу на руки и, усадив её на комод, начал покрывать поцелуями оголенные участки, от белоснежного воротника с кружевом, изящной шеи герцогини.   Эти поцелуи были полны жара и влечения, которое мушкетер не смог контролировать сейчас. Столько времени он держал при себе все свои чувства к этой особе и вот теперь может со спокойной душой их показывать, говорить ей о них и доказывать поступками (этого барышня вовсе и не требовала).   — Арамис, постойте-постойте! — уворачивалась от приливов нежности мушкетера Мэриан. — Придержите свою нежность сейчас! Я хотела поговорить с вами.  Мужчина молча отстранился от неё и даже виновато отвел взгляд чуть в сторону. Он был готов слушать сейчас эту барышню, но именно в этот момент ему подумалось, что этот мушкетер прямо сейчас начнет возмущенно кричать, как было ей свойственно, и бранно выкрикнет что-то на подобие: «всё, что было вчера и произошло сегодня - ошибка. Мы оба зря нарушили то, что выстраивали годами».   — Насчет вчерашнего, вы так и не сказали кто я для вас после всех откровений? — Дюваль неожиданно начала запинаться в собственных словах. — Может, вы не хотите видеть меня в роли чего-то большего, чем любовницы для утех?   — Боже правый, Мэриан, — вздохнул Арамис и взял руки барышни в свои. — Вы не одна из моих белошвеек, не думайте даже об этом.   — А кто я вам тогда?   Мушкетер ненадолго замолчал, о чём-то задумался. Иногда даже бегал карими глазами по комнате.   — А кем бы вы сами хотели быть для меня?   В деревянную дверь настойчиво, довольно громко постучали. Кому днем понадобилось приходить в дом этой герцогини?   Из столовой выбежала, как ни в чем ни бывало, Аннет. Она притаилась там ещё с того момента, когда мушкетеры прошли в дом. Служанка так делала часто, чтобы не мешать хозяйке дома, а когда требовалось, выходила из укрытия и делала свою работу.   Пока мушкетеры приводили себя в порядок, служанка открыла дверь и, почти сразу, попыталась её закрыть со словами: «Госпожи нет дома, приходите позже!». Герцогиня замерла, а мужчина заслонил её собой, готовясь достать шпагу.   В дом почти ворвался мужчина в черных одеждах и плаще. Ему пришлось постараться, чтобы пробиться через усердия Аннет. Так старался, что даже чёрные, длинные волосы растрепались. Сдув их с лица, он открыл взглядам всех глубокий шрам на своем лице.   Незваный гость, игнорируя возмущения служанки, снял шляпу и отвесил поклон. Затем он окинул своими тёмными глазами обоих мушкетеров. Видно не ожидал увидеть здесь кого-то помимо хозяйки и её служанки.   — Мадмуазель Дюваль, прошу прощение, за столь неожиданный визит, но не могли бы мы с вами побеседовать где-нибудь без посторонних?   — Ваши солдаты не смогли меня насильно допросить, поэтому решили придти самостоятельно, Рошфор? — не скрывая неприязни, спросила Дюваль.   — Вас вполне могли уже арестовать, но я пришел с дружелюбным визитом из уважения к вашей покойной матери и, благо находящимся в добром здравии, отцу и, закрывая глаза на ваши вчерашнюю, да и сегодняшнюю драку, — граф бросил взгляд на светловолосого мушкетера.   — Позвольте, сударь, но по поводу драк уже конфликт исчерпан, — встрял в разговор Арамис, взяв герцогиню за руку. — Какой у вас ещё повод беспокоить мадмуазель Дюваль?   — А вам, сударь, какое дело до этого? Идите своей дорогой, за вами тоже полно поводов на арест, — сухо отвечал Рошфор.   — Я желаю знать что вы хотите от моей дамы, — отрезал мушкетер. — Также меня интересует по какому поводу ваши люди уже какой месяц следят за домом мадмуазель Дюваль и ещё смеют пытаться пробраться внутрь, несмотря на приказы короля по жалобам господина де Тревиля.    От таких слов даже спокойный и сухой Рошфор приподнял бровь.   — Мы можем побеседовать отдельно от вашего спутника? — обратился граф к герцогине.   — Да. Аннет, отведи этого господина в кабинет, — велела Дюваль.   Служанка нехотя приняла у гостя шляпу с плащом и поспешно начала подниматься к кабинету. Когда граф и Аннет уже поднялись на второй этаж, барышня поправила свои волосы и, посмотрев в карие глаза мушкетера, улыбнулась.   — Благодарю вас, Арамис. Вы меня ошарашили своими словами, ничего даже добавить не могу, — Мэриан в благодарность за слова мушкетера поцеловала его в щёку, а затем поспешила в кабинет, чтобы побыстрее спровадить графа. — Дождитесь меня, прошу!   — Вас я готов ждать, хоть всю жизнь, — улыбнулся ей Арамис.   — Как и я вас, дорогой Арамис.   Затем рыжая макушка скрылась из виду на втором этаже.   Кабинет был пустоват (она им по просту не пользовалась после переезда отца отсюда). Два шкафа с книгами по науке и любовными романами, запылившийся стол, два бархатных кресла и несколько портретов… На один из них, а именно на портрет семьи главного советника его величества, засмотрелся гость. Казалось, что он смотрел именно на печальную, выглядящую болезненно, женщину, которая держала на своих руках румяного младенца.   — По какому поводу вы хотели меня допросить? — герцогиня заперла за собой дверь кабинета.   — Прошу прощение, мадмуазель, не допросить, а лишь узнать ответ на один интересующий меня и его высокопреосвященство вопрос, — поправил её граф.   — В вашем случае это не имеет почти никакого значения, — вздохнула Дюваль. — Прошу, только не томите, меня ждут.   — В какой-то степени вы правы, — Рошфор наконец соизволил оторвать взгляд от портрета. — Вчера вас видели, выходящей из дома где проживает мадам Бонасье.   — Да, я была у неё, — спокойно говорила мушкетер. — Хотела узнать как она поживает.   — Тогда вы не станете отрицать и того, что вчера в Париж прибыл герцог Бэкингем?   — Герцог Бэкингем? — фальшиво удивилась барышня. — Впервые слышу об этом. Что ему понадобилось в Париже?   — Вы и сами это вполне знаете, — мужчина подошел к столу с некой уверенностью, что там может быть то, что будет указывать на английского герцога.   — Не понимаю о чем вы.   — Не стоит притворяться, мадмуазель Дюваль, — чуть повысил тон граф. — Вчера ночью герцог Бэкингем остановился в одном из домов Парижа, как я и говорил, благодаря вашей знакомой, госпоже Бонасье.   — А чего вы хотите добиться от меня? — приподняла бровь Мэриан. — Ночь я провела здесь, это могут подтвердить, как минимум, двое.   — Вы вполне можете знать где герцог находится сейчас. Не зря ведь вы вчера навещали мадам Бонасье.   — Знаете, Рошфор, я даже не имею малейшего понятия где мог остановиться английский герцог, — герцогиня взяла одной рукой себя за подбородок и попыталась задуматься. — Может в Англии? А ваши обвинения в сторону мадам Бонасье, герцога Бэкингема и меня - чепуха?   — Перестаньте водить меня за нос, мадмуазель Дюваль! — стукнул кулаком по столу Рошфор. — Если бы не уважение к вашей матери, вы бы уже давно были заключены в Бастилию!  — Если моя мать была шпионом его высокопреосвященства, то вы не обязаны относиться ко мне лояльно, да и не стройте из себя добродетеля, — чуть сглотнула Дюваль. — Если это всё, то извольте пойти вон. Можете перерыть здесь всё, но вы ничего не найдете, а я вынуждена откланяться. Меня ждут.  ***  Только лишь ближе к позднему вечеру банда дождалась д’Артаньяна, даже не состоявшиеся любовники пришли раньше. Гасконец и правда так долго выбирал себе новые одежды? Или всё же соловей слетел? Хотя, это уже не наше дело, господа.   Мушкетеры со своим новым товарищем выпивали вино, поедали закуски под него, беседовали на всяческие темы (от политики до уже личных вопросов, на которые большинство предпочитали не отвечать, кроме гасконца, он выкладывал всё без каких-либо промедлений).   Когда заказанное вино уже заканчивалось, юноша неожиданно для четверки уснул, хотя даже Атос до сих пор был бодр. Видно не привык гасконец к алкоголю ещё, но это лишь вопрос времени.   — Второй день в Париже и уже столько натворить, — удивлялся гасконцу Атос, опустошая очередную кружку. — Что же будет завтра?   — Кардинал лишиться всех своих солдат? — предположила Дюваль, кладя свою руку на скамейку.   — Это, скорее всего, произойдет уже дня через три, — накрыл руку барышни своей Арамис. — Хотя знаете, господа… Всё бы хорошо, если б не розы с соловьями.   — Я могу вам сейчас вместо него прочитать эти стихи, — взяла свободной рукой кружку вина герцогиня.   — Не стоит, — переубедил её светловолосый.   — Он мне напоминает меня в молодости, — прожевывал закуску Портос.   — Однако ж первого гвардейца вы проткнули день на пятый, — подметил Арамис.   — На третий, — поправил его мушкетер. — А вот вы начинали совсем с другого и видно продолжаете всё ещё.   — У каждого свой путь, — Арамис бросил взгляд на товарища и демонстративно приобнял барышню за плечу.   — То есть вы уже не скрываете? — Портос теперь перевел взгляд на герцогиню.   — Я не хотела бы об этом говорить, — бросила Мэриан, выпив вино из кружки.   Затем всю четверку привлекли шаги новых посетителей трактира. И вновь это были гвардейцы… За день это уже была вторая их встреча.  — Что вам угодно, господа? — совершенно спокойно поинтересовался граф.   — Мы лично к вам претензий не имеем, но этого гасконского негодяя придется нам отдать.   — А вы считаете, что он негодяй? — посмотрел на них с удивлением Атос.   — По-моему, он славный парень, — непринужденно произнес Портос.   — Чудесный юноша с прекрасными навыками боя, — подметила Мэриан.   — И чист душой, — закончил её мысль Арамис.   — И телом, — добавил Портос.   — Я к нему даже немного привязался, — де Ла Фер посмотрел на товарищей.   — Я тоже, — наконец дожевал Портос.   — Я того же мнения, — герцогиня посмотрела на спящего гасконца и ухмыльнулась.   — Раз на то пошло, господа, значит ему самое место среди нас? — посмотрел на всех мушкетеров Арамис.   — Один за всех? — Атос положил свою руку в перчатке на расслабленную кисть юношы.   — И все за одного, — добавили остальные, положив свои ладони сверху.   Гвардейцы не выдержали этих дружеских бесед и шумно обнажили шпаги, готовясь к бою.   Мушкетеры сразу же шикнули на них, вдруг ещё гасконца разбудят, а этого товарищам вовсе не хотелось.   — Господа, я прошу вас потише, — вышел из-за стола Арамис. — Наш юный друг очень устал, имейте уж снисхождение.  — А я бы посоветовала вам его послушать, — встала со скамейки Дюваль. — Арамис терпеть не может, когда кто-то пренебрегает его просьбой.   Один из гвардейцев будто бы и не слушал их просьбы с предупреждениями и сделал выпад шпагой в сторону Портоса.   Мушкетеры же отразили его удар и направили в сторону горла гвардейца свои шпаги. Тот уже было начал кричать, но друзья вновь на него шикнули, чтобы был потише.   — Умирать придется молча, господа, — с таким же спокойствием произнес граф.   Наконец, мушкетеров соизволили послушать. Драться тихо, конечно же, было очень уж трудно и непривычно. Дюваль даже не смогла воспользоваться скамейками и бутылками, так как боялась шуметь и разбудить гасконца.   Вся четверка и правда к нему привязалась, если можно так сказать, ибо такую заботу о сне они оказывали только лишь по отношению к друг другу до этого момента. Этот юноша буквально перевернул их жизнь и может даже дал какие-то толчки для совершения того, чего члены банды хотели, но боялись совершить.  ***  — Господа, вынуждена откланяться, — смотря за убегающими гвардейцами, сообщила Дюваль. — Дотащите юношу сами.   На прощание она лишь помахала им рукой, а затем скрылась за хлипкими дверьми трактира.   Мушкетеры же сложили свои шпаги в ножны и вернулись за стол, допивать вино и доедать остатки закусок.   Изначально беседа их шла про неучтивость гвардейцев и их нового друга. Затем Портос, заметив отрешенность Арамиса, перевел разговор в другое русло.   — Вот, дорогой Арамис, не прошло и двух дней после нашего юного друга, а вы уже безотказно изменились, — начал издалека Портос.   — Не понимаю о чем вы, Портос, — поправив перчатку, ответил Арамис.   — Вы наверняка догадываетесь.  — Господин Портос имеет ввиду ваши отношения с госпожой Дюваль. Он вам об этом намекает уже с утра, — закончил за товарища Атос.   — Даже, если эти «отношения» и существуют, то зачем вам это знать? Вы вполне можете скомпрометировать даму.   — На публике мы немы, как могила, в отличие от вас, — продолжал граф. — Если моя память не подводит, то вы грезили стать аббатом, ведь так?   — Не понимаю какое отношение это имеет к госпоже Дюваль.   — Вы её знаете больше нашего и вполне понимаете, что на перебежки в келью она не пойдет, да и господин де Тревиль не позволит, — сделал глоток вина граф. — Удивлен как она вас ещё не заставила обвенчаться.  — К чему вы клоните, дорогой Атос? — повысил тон светловолосый. — Каково вы мнения об этой даме!?   — Я не об этом, Арамис, — остудил его де Ла Фер. — Мои слова подводят разговор к тому, что вам предстоит либо стать аббатом, либо жить счастливо с герцогиней Дюваль. Другого не дано.   Мушкетер на эти слова не ответил, а лишь погрузился в свои раздумья. До этого разговора он думал, что всё решится само, со временем или же барышня придумает что-то сама, как и обычно.   — Как вас с такими мечтами затянуло с головой в роман с госпожой Дюваль, — чуть усмехнулся Атос.   — Вы имеете на неё виды? — Арамис хмуро посмотрел на товарища.   — Да ни за что в жизни.   — Тогда извольте замолчать, — светловолосый допил своё вино, поспешно забрал шляпу со скамейки и направился к выходу.   — Я так понимаю юношу нам придется нести вдвоем? — наконец заговорил Портос, переваривая весь разговор.   — Лучше его разбудить.  ***  Была уже поздняя ночь, даже свечи не давали увидеть что-то дальше своего носа. В такой тьме Париж наконец погрузился в сон. В окнах погас свет, на улице нельзя было увидеть больше одного пьяницы и тот очень быстро затихал.   В доме по соседству с господином де Тревилем, на втором этаже, всё ещё можно было увидеть горящие свечи. В спальне хозяйка даже и не думала спать, как и её спутник.   Мушкетеры были накрыты тяжелым, пуховым одеялом. Дюваль лежала на груди своего уже почти что любовника, играя с завязками его ночной рубахи.   Какая непристойность! Лежать с почти что обнаженным мужчиной в кровати, да и самой быть в одной рубахе! Сказали бы другие, а автор скажет… А автор предпочтет молчание.   Арамис же перебирал пальцами чуть спутанные пряди волос барышни, смотря на её улыбку.   Тишина их, как никогда, радовала. Они наслаждались обществом друг друга, не говоря ничего. Этого и не требовалось. Им было достаточно друг друга и спокойствия в воздухе. Ни гвардейцев, ни товарищей с постоянными вопросами…   Только мужчину гложило одно… Выбор, который совсем скоро ему предстоит сделать. Исполнить свою мечту или быть с той, которая дарует божественное спокойствие, свою любовь, да и свою судьбу полностью… Он знал, что при разговоре об этом герцогиня будет стоять на своем: выбрать мечту, а не её. Она сделает ради этого что угодно… Уедет, исчезнет или даже умрет. О последнем мушкетер даже думать не хотел. Без раздумий он выберет мечту только тогда, когда его любовь, как в сердце, так и физически, умрет. Сейчас же определиться было просто напросто невозможно… Из-за этого он и не мог просто наслаждаться моментом с ней. Он смотрел в эти глаза, на эту улыбку и не мог даже с холодной головой принять решение.   Барышня заметила беспокойство на лице мушкетера и, оставив завязки рубахи в покое, приобняла его и посмотрела в глаза.   — Что вас тревожит, Арамис? Вы сам не свой.  — Нет-нет, — отбросил свои мысли Арамис. — Всё в порядке, засыпайте.   — И вы не уйдете? — чуть стыдливо спросила герцогиня.   — Я с вами с ночи до утра… Я уйду только тогда, когда вы этого захотите, — мушкетер нежно поцеловал макушку барышни.   Дюваль заметно повеселела. На её лице вновь появилась улыбка, а на душе снова стало спокойно.   — И всё же вы не ответили мне на вопрос, — она соединила свои и пальцы мужчины в замок. — После всего этого, так скажем, безобразия, кем мы друг другу являемся?   — Вы называете это безобразием? — чуть усмехнулся светловолосый.   — Не уходите от ответа.   — Для моего сердца вы стали возлюбленной, — вздохнул Арамис. — Теперь я задам вам этот вопрос. Кто я для вас и вашего сердца?   — Так вам сразу всё и скажи, — хитро улыбнулась Мэриан. — Я люблю вас и этого не отрицаю, но пусть пока ваша роль в моей жизни будет тайной.   — Хотите заставить меня мучаться?   — Нисколько, — герцогиня слегка приподнялась и оставила на щеке мушкетера поцелуй. — Я лишь хочу оставить в вашей жизни каплю тайны, которую вы захотите узнать.    ***  Утреннее солнце уже пробивалось сквозь шторы, мешая сну. Улицы же уже были заполнены торговцами и прочими жителями Парижа, которые работали чуть ли не с самого рассвета.   Аннет встала около пяти часов утра и уже стряпала на кухне, принимала гостей и письма от них для хозяйки (ждать её пробуждения они не столь желали). Служанка во всем доме, как вы уже поняли, служила одна. На это она не жаловалась, приличное жалованье её удовлетворяло и заставляло помалкивать.   Герцогиня всё ещё спала у себя в комнате вместе с мушкетером, видя прекрасные сны, пока её покой не нарушила Аннет, которая на первом этаже с криками возмущения прогоняла кого-то. Поморщавшись, барышня проснулась и, жмуря глаза осмотрела комнату, затем её взгляд остановился на спящем мушкетере. На лице сразу появилась нежная улыбка, а гнев на служанку, сменился неким спокойствием и даже счастьем. Она осторожно убрала волосы с лица мужчины и нехотя встала с кровати. Довольно быстро она взяла из-за ширмы шёлковый халат и, надев его, размеренными шагами начала идти к лестнице.   В гостиной была Аннет, разбирающая сегодняшние письма. На её лице красовалось негодование и переодически фыркала.   — Аннет, какого чёрта ты будишь меня своими криками в столь ранний час? — возмущалась герцогиня, садясь на софу.   — Ох, госпожа, простите! — отбросила письма служанка и поглядела на большие часы. — Но сейчас уже полдень.   — Как полдень?! — будто бы проснулась Дюваль. — Госпожа Бонасье приходила?   — Да, приходила и передала вам вот это, — служанка протянула конверт с красной печатью. — Ещё, буквально недавно, приходил какой-то гасконец… А, ещё господин де Тревиль был здесь около получаса назад!   — Что-нибудь передавали? — открывая конверт, спросила барышня.   «Дорогая госпожа Дюваль, надеюсь, это письмо попало именно в ваши руки.   Над её Величеством нависла опасность.   Вчера, довольно поздним вечером, герцог Бэкингем покинул Париж с помощью подземных ходов под Лувром. Милорд увез с собой подвески её Величества…  Через десять дней король устраивает бал «последних бабочек». На её Величестве должны быть одеты увезенные милордом подвески. Их надо немедленно вернуть из Англии в Париж!  Я передам это поручение ещё одному доверенному лицу, вы встретитесь с ним, скорее всего, уже в Лондоне. Берите с собой сколько угодно попутчиков и отправляйтесь!   С письмом прикладываю записку от её Величества для милорда.             Хранит вас Господь                           Констанция Бонасье.»  — От господина де Тревиля вам записка, которую он написал прямо здесь, — Аннет передала госпоже клочок бумаги.  — А что гасконец? — взяла записку капитана Мэриан.   «Уж не знаю, что вы вновь затеяли всей своей бандой, дорогая племянница.   Этим утром ко мне заходил господин д’Артаньян с просьбой одобрить вам четверым отпуск. Вновь ввязались во что-то, ведь так? Если это «что-то» связано с одной дамой, то спешу сообщить вам, что выезд в Англию без разрешения его высокопреосвященства запрещен. Моя помощь вам будет полезна? Я всегда готов вам её оказать.            Да прибудет с вами Господь                      Господин де Тревиль.»  — Гасконец передал вам, что ждет вас и остальными вашими знакомыми в трактире «Сосновая шишка», — сообщила служанка. — Он уж было хотел пройти внутрь, но я прогнала его к чертям.   — Правильно сделала, — отложила письма герцогиня. — Сожги эти письма и беги немедля в «Сосновую шишку». Предупреди гасконца и остальных, чтобы никуда не смели выезжать без меня и Арамиса, — она поспешно встала с софы и направилась в сторону лестницы.   — А как же вы?   — Я должна быть у Рошфора как можно скорее, — на выходе она столкнулась с мушкетером, застёгивающим жилет. — Ох, Арамис…  — Осторожнее, дорогая Мэриан, — подхватил её на руки светловолосый. — Куда вы так спешите?   — Дело государственной важности! Прошу, поставьте меня.   — Я могу о нем хоть что-то узнать? — поставил барышню на пол мушкетер.   — Потом, дорогой Арамис, потом! — отмахнулась Дюваль. — Направляйтесь к нашим друзьям, в наше излюбленное место. А, ещё проведите туда Аннет, — она оставила на щеке мужчины поцелуй и со всех ног ринулась на второй этаж.  ***  — Я не могу предоставить вам разрешение на выезд в Лондон, — отрезал Рошфор, наливая для гости своего дома вино в изящный бокал. — Для его высокопреосвященства такой повод не является важным.   — Что значит не является, Рошфор? — повысила тон барышня, доставая из-под тёмно-зелёного жилета письмо с гербом Дювалей. — Это письмо моего отца, где он велит мне направится в Лондон по поручению его величества!   — Предоставить вам разрешение невозможно. Вы и ваша компания зарекомендовали себя не с самой лучшей стороны, — проигнорировал письмо граф.   — Рошфор, я всё ещё дочь графини Авелин де Тревиль! Такой аргумент для его высокопреосвященства уместен?   — Может для меня он и уместен, а вот для его высокопреосвященства…  — Прошу вас, Рошфор! — молящим голосом выкрикнула Мэриан. — Это дело решает судьбу всей Франции!   — Что ж, — ненадолго задумался Рошфор, — я подумаю, что можно сделать. Только вы ведь помните, что никакая помощь не делается за просто так?   — С вами я этому уже научилась. Что от меня требуется?   — Вы узнаете об этом позднее. Когда вам требуется разрешение?   — В ближайший час. Извольте доставить его к трактиру «Сосновая шишка», — герцогиня схватила шляпу и письмо со стола.   — Что вы задумали?   — Выполнить поручение отца и не более того.   Благо граф не удосужился проверить письмо. Оно ведь было абсолютно пустым… Герцог Дюваль никогда бы не стал помогать своей дочери, особенно после того как она без его разрешения покончила с романом с его величеством.  ***  Зайдя в до боли знакомый трактир, барышня сразу же заметила, бурно обсуждающих что-то, мушкетеров и гасконца. Внимание к своей персоне она привлекла стуком каблуков своих сапог. Когда же она дошла до нужного стола, сняв шляпу, она села рядом со светловолосым мушкетером и окинула взглядом остальных присутствующих.   — Господа, мы едем в Лондон, — сообщила герцогиня.   — Да у вас что? — посмотрел на юношу и барышню Портос. — Поветрие?   — Не понимаю о чём вы, — нахмурила брови Дюваль.   — Господин д’Артаньян, буквально пару минут назад, говорил нам тоже самое, — объяснил ей Арамис.   — Так значит вы доверенное лицо госпожи Бонасье? — посмотрела барышня на гасконца.   — Да, а вы верно полагать гонец, который защитит меня?   — Скорее ввяжет вас в ещё большие неприятности, — пробурчала Мэриан. — Так что, друзья? Вы составите нам компанию в этом столь опасном путешествии?  — Может позавтракаете для начала? — переводил тему разговора Портос.   — Завтрак позже, — отрезала герцогиня. — Мы должны отправиться в ближайшие два часа, если не раньше.  — Как скажите. Для чего мы туда поедем? — отложил еду Портос.   Тут барышня замялась. Стоило ли им сообщить о цели их поездки? Может и так. Тогда мушкетеры бы, возможно, согласились бы поехать, но безопасно ли это?   — Это… Это связано с судьбой Франции и близкого для меня человека, — промямлила Дюваль.  — Глотать пыль, по дороге в Лондон?— вздохнул Арамис, подливая вина. — Я знаю тысячу способов как весело умереть в Париже.   — Арамис, молю вас! — барышня накрыла свободную руку мушкетера своей. — Не оставляйте меня в этом пути!   Мужчина, да и остальные двое мушкетеров молчали, не зная что ответить.   Выражение лица Дюваль, почти сразу, приобрело оттенок печали. Она рассчитывала на сопровождение Арамиса больше, чем на остальных. Она не требовала от него незамедлительного согласия, но такой немой ответ ранил ещё больше. Не сказать ни «да», ни «нет», оставляя барышню в недоумении было слишком, можно сказать, жестоко…   К их столу подошел трактирщик и положил одну монету перед герцогиней, а затем удалился на своё место.   — Хах, — нервно посмеялась Дюваль, — мне нужно откланяться, господа. Прошу прощение за доставленное беспокойство, — она взяла шляпу и, забрав монету, удалилась из трактира.   — Что ж, господа, я и Мэриан видно ошиблись. Поедем вдвоем, — сообщил юноша, вставая из-за стола.   Почти сразу, после этих слов, раздался громкий звук поставленной на стол кружки с вином.   Арамис принял наконец решение. Дело было даже не в том, что герцогиня поедет вместе с гасконцем, а в том, что мушкетера начали грызть мысли о том, что по дороге с барышней могло случиться что угодно, а юноша защитить толком и не сможет. Двое не смогут справиться с, предположим, отрядом гвардейцев. Их всего-то двое. Против, допустим, пятерых гвардейцев они будут слабы и, скорее всего, несмотря на навыки в бою, могут пострадать, если даже не умрут.   Мысли о кончине любимой женщины терзали мушкетера изнутри. Он не сомневался в силах герцогини, но люди кардинала могли сотворить что угодно. Поэтому, отбросив все аргументы против этой поездки неизвестно за чем, мужчина принял решение ехать с ней и быть до конца пути с ней.   Арамис решительно встал из-за стола и, надевая шляпу, вышел из трактира, оставив друзей в легком недоумении.   — А это что было? — посмотрел на двух товарищей Портос. — Его оскорбили слова нашего юного друга?  — Скорее всего, дорогой Портос, так действует любовь, — ответил ему Атос.  — Что ж, господа, мне пора, — напомнил о себе гасконец, надев шляпу. — Наверняка, Арамис и Мэриан меня уже заждались, — юноша уже начал шагать к выходу.   — Подождите, д’Артаньян, — встал со скамейки де Ла Фер, держа в руках кружку, и догнал молодого человека. — Скажите, мой дорогой друг, вы идете на это ради любви?   — Да.   — И вы готовы умереть за неё, как наши дорогие Арамис и госпожа Дюваль?   — Да.   — Я предупреждал вас, любовь убивает, — сделал глоток вина граф.   — Об этом вы, наверняка, предупреждали и наших товарищей, — тихо усмехнулся д’Артаньян. — Но я мечтаю об этом больше всего на свете.   — Ну, что ж, — вздохнул Атос и вернулся к столу. Юноша вновь поник.   Мушкетер поставил кружку перед Портосом, забрал со скамейки шляпу и надел её на себя.   — Атос, мы знакомы с ним всего третий день, — тихо пытался остановить друга Портос.   — Я еду в Лондон, — отрезал граф, возвращаясь к юноше.   — Да чёрт с вами, — фыркнул Портос и, поспешно схватив шляпу, направился к двум товарищам. — Подождите же, господа.  ***  — Позвольте поинтересоваться, дорогая Мэриан, что это за бумага? — мушкетер поправлял поводья на своем коне, пока барышня прятала документы в сумку на седле.   — Благодаря этой бумаге мы сможем оказаться в Лондоне, — герцогиня проверила как закреплено седло и, оглянувшись, подошла к мужчине. — Пообещайте мне, что не будете геройствовать без повода, — она нерешительно обняла мушкетера. — Это путешествие опаснее наших драк с гвардейцами. Я не переживу, если с вами что-то случится.  — Только вы не лезьте на рожон. Вы это любите делать не меньше моего, — Арамис обнял барышню крепче, гладя по спине, прижимая к себе, и, вдыхая аромат её волос. — Я уж это знаю.  По телу Дюваль пробежали мурашки. Вот так просто, на улице, перед трактиром, откуда могут спокойно выйти товарищи и всё это увидеть… И так хватает бесконечных вопросов Портоса, а тут уж будут не только вопросы, но и, вполне вероятно, разнообразные шутки (естественно Портос не стал бы шутить, чтобы обидеть своих товарищей. Просто… Ради их общей с бандой забавы).   — Вы знаете даже то, чего в принципе не стоит кому-либо обо мне знать, — вздохнула Мэриан.   — Ваши знания обо мне не меньше, — подметил мушкетер. — Я выбрал в избранницы для своего сердца грешницу.  — Тогда я выбрала себе грешника, — усмехнулась Дюваль.   — Госпожа Дюваль, — прервал этот момент Атос, подходя к своему коню, — вы говорили, что от этой поездки зависит судьба Франции и близкого вам человека.  — Верно, Атос, у вас прекрасная память, — не думала выбираться из объятий герцогиня.   — Тогда нам всем лучше поспешить, — попытался вернуть холод рассудка товарищей граф.  ***  Мушкетеры гнали своей коней как только могли. Чем раньше они отплывут в Лондон, тем быстрее подвески вернуться королеве. Главным было только успеть до бала…  На сердце герцогини весь путь было неспокойно. Были ей решены все проблемы, которые могли случиться, но всё же присутствовало какое-то дурное предчувствие. И не зря…  Позади послышался стук копыт чужих лошадей. Портос, который ехал позади всех, ненадолго обернулся, а затем сообщил своим товарищам:   — Друзья, за нами гвардейцы!   — Как гвардейцы?! — сбавила скорость коня Дюваль. — Чертов Рошфор! Так и знала, что верить ему нельзя, — она обернулась к отряду гвардейцев, разворачивая животное.   — Что вы собираетесь сделать, Мэриан?! — хотел обернуться к барышне Арамис.   — Я объясню этим господам всю законность нашего визита, дорогой Арамис, — объяснила герцогиня. — Я догоню вас не больше чем через двадцать минут.   — А что если они нападут на вас? Я еду с вами.   — Если нападут, и я не вернусь, то продолжайте путь, — барышня не дождалась ответа и пустила лошадь голопом.   — Мэриан, удачи вам! — выкрикнул ей вслед д’Артаньян.   — Пообещайте, что вы вернетесь! — крикнул громче Арамис. — Что вы вернетесь ко мне…   — Берегите себя, — Мэриан посмотрела напоследок на мелькающие фигуры товарищей. — Господа, я здесь! — она привлекла внимание гвардейцев, а затем погнала лошадь по другой тропе.   Герцогиня старалась увести этот отряд как можно дальше от своих товарищей… Она молилась не только за их жизни, но и, как ни странно, за свою. Если люди кардинала не захотят её слушать и просто убьют или арестуют, то друзья не смогут попасть в Лондон. Разрешение на выезд есть только у неё…   Шляпой она иногда цепляла ветки, а лошадь порой спотыкалась о камни. Наконец, барышне показалось, что она достаточно отвела гвардейцев. Мушкетер остановила лошадь и, дожидаясь солдат кардинала, потянулась в сумку за бумагами.   — Немедля сложите оружие и проследуйте за нами! — приказал командир отряда.   — Сударь, будьте спокойнее, — невозмутимо произнесла Дюваль, достав два документа из сумки. — Я здесь по поручению моего отца, главного советника его величества, на поездку есть разрешение от его высокопреосвященства и письмо от графа Рошфора, который должен был освободить нас от слежки, — она протянула бумаги подъехавшему гвардейцу. — По какому тогда праву вы смеете задерживать меня и подвергать опасности моих спутников.   Гвардеец проверил бумаги, бросил хмурый взгляд на герцогиню, а затем вернул ей документы.   — Прошу прощение, мадмуазель. Нам было велено задержать господина д’Артаньяна. Видно в последний момент всё изменилось.  — А вы не удосужились проверить, что д’Артаньян сейчас в доме на улице Феру, дом десять с левой стороны! Там и ищите его! В моих спутниках таких нет! — фыркнула барышня и, развернув лошадь, пустила животное голопом.   На её лице красовалась довольная ухмылка. Пусть приедут на адрес отца. Он терпеть не мог гвардейцев. Стоит только представить его лицо, когда на пороге его дома будет целый отряд.  ***  Её путь до друзей преградил развалившийся мост. Кому понадобилось ломать мост? Или гвардейцы неудачно хотели проехать?  Местные вытаскивали из воды гвардейцев, а некоторые уже молились за упокой души солдат.   На поверхности воды находилась коричневая фетровая шляпа с яркими перьями. Она ненадолго обратила на себя внимание герцогини.   Затем барышня посмотрела по сторонам и пустила коня в другую сторону, в обход. В какой-то момент ей пришлось остановиться.   Резкая боль в плече не давала управлять животным дальше. Барышне пришлось слезть и, корчась от боли, упасть на траву. Время так и уходило от неё… ***  По пути она заметила как несколько местных жителей, которые над чем-то или кем-то хлопотали где-то неподалёку от какого-то монастыря.   Дюваль это не только удивило, но и напугало в какой-то степени… Она хотела подъехать и посмотреть, а может и помочь им, но герцогиня и так потеряла слишком много времени. Нужно было догнать товарищей. По возвращению тогда вернется и спросит об этом у кого-нибудь. ***  Недалеко от порта взгляд Дюваль привлек небольшой трактир.   Коню уже нужен был отдых, да и наезднице тоже. Мушкетер уже хотела привязать животное и зайти в трактир ненадолго выпить вина.   Заглянув в окна, она увидела, что внутри происходит драка. Ей даже показалось, что иногда ей слышался слишком уж знакомый голос… Из-за этого барышня решила повременить с отдыхом и, вновь устроившись в седле, поскакала в порт, где её уже должны были ждать товарищи.  ***  Наконец, она увидела гасконца, который был чем-то обеспокоен. Он приехал только на пару мгновений раньше, чем барышня.   Герцогиня остановила коня и, оставив животное на какого-то мужчину, забрала документы и подошла к юноше.   Её интересовало только то, где остальные друзья? Где Арамис, который обещал не геройствовать? Может разбираются с капитаном или отдыхают неподалёку?  — Д’Артаньян, боже правый! — воскликнула Дюваль и, схватив юношу за руку, повела к кораблю. — Нам нужно отправляться! Где остальные?   — Мэриан, — замялся гасконец.   — Без разрешения кардинала выезд запрещен, — отрезал капитан.   Барышня сразу же передала ему бумагу. Тот пробежался глазами по тексту и ухмыльнулся.   — Нужна подпись начальника порта. Его дом вон на том холме, — указал мужчина куда-то в сторону.   — Тогда извольте подождать, — она свернула бумагу и отвела товарища в строну. — Где мои друзья? Где Арамис, д’Артаньян?!   — Мэриан, понимаете, — сглотнул гасконец.   — Говорите! Нам нужно уже отплывать! — схватила за воротник собеседника Мэриан, а затем вздохнула. — Где они?  — Они…  — Не томите!   — Они погибли, — зажмурил глаза д’Артаньян. — Мои соболезнования, Мэриан. Арамис просил передать, что очень любит вас и…  Герцогиню парализовало.   Как погибли? Лучшие мушкетеры роты де Тревиля погибли?  В горле появился ком, а к глазам начали подступать слезы. До этого момента она не понимала до конца не только всей серьезности этой поездки, но и своих чувств к мушкетеру. Казалось, что всё это было лишь временным ребячеством, которое совсем скоро пройдет. Так было до этого момента.  Сейчас ей мешали мыслить не только слезы, но и боль в сердце. Она обещала ему не геройствовать, а он обещал ей. Оба не сдержали это обещание.   Внутри всё сжалось. Не верилось, что больше никогда она не услышит их голоса, перепалки, глупые вопросы Портоса, поддержку и любовь Арамиса, рассуждения Атоса. Больше этого никогда не будет. Не будет посиделок в трактире, драк с гвардейцами. Не будет ничего.  Теперь Дюваль поняла, что та шляпа в реке принадлежала Портосу, возле монастыря все склонились над телом Арамиса, а в трактире была драка, в которой участвовал Атос, и голос принадлежал ему. Она могла попытаться спасти их, но эта спешка затуманила её разум и теперь ничего не вернуть никогда.  И только предательски болело плечо.  — К-как погибли? — отшатнулась от юноши Мэриан. — Вы мне лжете!  — Он просил вам передать, — гасконец снял шляпу и достал оттуда серебряный перстень с изумрудом. Юноша аккуратно вложил в дрожащую руку мушкетера. — «В знак вечной любви и верности. Простите, что покинул вас»… Арамис решил, что вы погибли, поэтому…   — А что остальные? Портос и Атос? — Дюваль сжала руку с перстнем и приложила к сердцу.   — Портос пожертвовал собой, чтобы остановить отряд гвардейцев, а на господина Атоса и меня напали в трактире, обвинив в поддельной пистоле. Атос приказал мне уезжать, а сам остался там.   Всё как она и предполагала. Их ведь можно было спасти. Нужно ехать обратно, но одобрили ли бы они это? Эти мушкетеры пожертвовали собственными жизнями, ради выполнения поручения её Величества. Нельзя медлить и делать их жертвы совершенно ничтожными.   — Нужно подписать разрешение на выезд в Лондон. Не стоит медлить, д’Артаньян! — герцогиня попыталась сказать это четко и уверенно, но дрожащий голос выдавал её.   Мир рухнул буквально за мгновение, за пару слов гасконца.  Теперь их только двое. На их плечи легла судьба королевы Франции, которую они не могли подвести, как и своих погибших друзей. Упокой господь их души. ***  Всю дорогу до мрачного Лондона гасконец лицезрел абсолютную апатию на лице своей спутницы. Она сидела на палубе в одном месте и лишь иногда оглядывалась, когда юноша приходил и хотел что-то спросить, но он, почти всегда, получал сухой, однозначный ответ. Если же гасконец пытался настоять на продолжительной беседе, то получал угрозу быть выброшенным за борт.  ***  В самом Лондоне найти дворец герцога было небольшой проблемой. Без знаний языка д’Артаньян даже не мог просто поздороваться, благо знания английского присутствовали у его спутницы. До Бэкингема оставалось только лишь доехать и забрать подвески королевы Анны.   — Откуда у вас познания в английском, Мэриан?   — От отца, — отрезала герцогиня. — Он родился здесь, потом уж его родители были вынуждены бежать в Париж. Дед обучал его как английскому, так и французскому. Меня этой участи тоже удостоили.  За всю поездку это был самый полный и содержать ответ, как ни странно. Юноша уж подумал, что мушкетер находится даже в неплохом расположении духа.  ***  Во дворец их пустили, правда говоря, не без уговоров и доказательств, что гасконец и герцогиня прибыли с мирным визитом. Был бы здесь Атос. Он уж знает как и кого убедить без особых вреда для здоровья (не для него, а для «собеседника»).   Прислуга провела французов в кабинет милорда, а затем по приказу самого герцога удалилась прочь, закрыв за собой двери.   — Не случилось ли несчастья с королевой? — Бэкингем встал из-за своего стола и подошел к гасконцу, который уже протягивал ему письмо.   Д’Артаньян был удивлен тому, что герцог спросил это на французском.   Из-за своей неопытности в переговорах с высокопоставленными лицами юноша понадеялся на то, что начнет беседу с милордом именно Дюваль, но та стояла и помалкивала.   — Её Величеству угрожает большая опасность, — начал гасконец, нервно держа в руках шляпу, — и спасти её может только ваша милость.   — Я буду счастлив, если хоть чем-нибудь смогу помочь, — англичанин отошел к окну, чтобы прочитать письмо от королевы Анны.   Мужчина пробежался глазами по нескольким строчкам написанных рукой её Величества, а затем посмотрел на гонцов.   — Сколько осталось дней до бала?   — Два дня, — наконец заговорила герцогиня. — Мы успеем.   Бэкингем отошел к своему столу и, положив письмо, взял деревянный ларец и подошел к французам.   — Возьмите их, — герцог вручил ларец барышне. — Я поклялся, что умру вместе с ними, но королева дала мне их, и королева забирает их обратно. Да будет воля её, как воля господа бога.   Барышня открыла ларец, пока гасконец внимательно слушал слова милорда.   Перед её взором предстали изумительной красоты алмазные подвески. Камни отражали лучи солнца и делали это украшение ещё более прекрасным.   Герцогиню смутило только одно… Чего-то будто бы недоставало. Она подошла поближе к юноше и при нем стала пересчитывать подвески глазами, затем её зрачки сузились, будто от страха. Она пересчитала вновь… Потом передала ларец гасконцу.   — Милорд, здесь не хватает двух подвесков, — обратила внимание на украшение Мэриан.   Англичанин и юноша уже пересчитали вместе. И правда. Их было только десять.   — Их должно быть двенадцать? — с небольшой опаской спросил д’Артаньян. Барышня ему кивнула.   — Нет, этого не может быть, — Бэкингем забрал ларец и вновь пересчитал подвески. — Десять…    — Наши друзья погибли зря, — Дюваль сжала ладонь, на которой был надет перстень, еле сдерживая собственные слезы.   Она пожертвовала, ради этих подвесок, шансом увидеть своих близких людей, может быть, в последний раз. А эта жертва оказалась просто бесполезной.  ***  Герцог вызвал к себе ювелира, почти что сразу. Гонцам он приказал подать лучшие блюда, пока будет решаться проблема с двумя подвесками.   Если гасконец ел с удовольствием, то герцогиня к трапезе не притронулась в принципе. Она сидела в стороне, думая о чём-то своем.   — Амстердамский стиль, — рассматривал украшение в лупу ювелир, — камни чистой воды, от трех до пятнадцати карат, — он положил лупу на стол, — неплохая огранка. Ван Галс, я думаю.   — Нам нужны ещё два таких же подвеска, — объяснил задачу ювелиру Бэкингем.   Мужчина даже посмеялся. Два таких же? Слишком уж большие требования у милорда.   — Таких же, — ювелир положил на бархатную подушку подвески. — Работу Галса очень уж трудно подделать.   — Ну, вы же самый искусный ювелир во всей Англии.   — Не только в Англии, я думаю.   — Несомненно, — потешил самолюбие мужчины герцог.   — Не знаю-не знаю, — протянул ювелир. — Работа сложная, работа дорогая.   — Тысяча фунтов, за каждый, — прервал его милорд.   Гасконец даже от еды оторвался, а барышня даже мускулом не дрогнула, она продолжила быть погруженной в свои раздумья.   — Камни такой частоты, сияния не просто сыскать, — продолжал набивать цены мужчина.   — Полторы, за каждый.   — На подвесок уйдет по неделе.   — Три тысячи и шесть часов на всё про всё.   Д’Артаньян теперь уж даже подавился, а барышня подняла глаза и посмотрела на ювелира с выражением лица: «По-моему, вы обнаглели в край, сударь».   — Вы смеетесь надо мной, милорд? — ювелир взял лупу и вновь посмотрел на подвески. — За шесть часов и блоха не родится? А вот бриллиант. Это же тончайшее искусство! Одно неверное движение и…   — Пять тысяч.   Теперь даже ювелир охладил свой пыл набить карманы, а гонцы смотрели на герцога, как на сумасшедшего.   — Вдохновение не взять деньгами…  — Шесть тысяч и это моё последнее слово.   Наконец, ювелир был доволен ценой, а д’Артаньян в это время представлял как из английской казны быстро ушли шесть тысяч  фунтов.   — Это как-то грустно звучит, — откашлялся ювелир. — Я, милорд, никогда не даю последних слов.   — Может быть вы тогда посоветуете другого ювелира? — Бэкингем будто бы уже был готов вышвырнуть этого мужчину за дверь своего дворца. — Я слышал, что вещички Ламбера снова входят в моду при дворе.   — Что? — от оскорбления ювелир даже оторвался от рассмотрения украшения. — Этот выскочка? Да он своими корявыми ручищами двух граней не нанесет! В его украшениях булыжники, а не бриллианты.   — Ну и что же мне делать, сударь? — посмотрел герцог на мужчину.   — Довериться моему вдохновению и мастерству, — ответил ювелир. — Мне нужны двадцать пять искусных подмастерьев и станки. Хотя, вряд ли, кто-то может сыскаться за такой короткий срок. Впрочем, вы знаете улицу амстердамских ювелиров?   — Патрик! — позвал своего верного слугу Бэкингем.   — К вашим услугам, милорд, — сорвался с места мужчина.   — Вызовите роту гвардейцев и арестуйте Фритц стрит, — приказал герцог.   — Простите, я не расслышал, милорд, как зовут этого человека?   — Это не человек, а улица! Всех вместе со станками, чтоб через полчаса были здесь.   — Слушаюсь, милорд, — Патрик поспешно удалился.   — Вы отдали целое состояние за два подвеска? — ошарашено спросил гасконец.   — Да я, не раздумывая, отдал бы жизнь, чтоб только спасти королеву, — ответил Бэкингем.   — Любовь, д’Артаньян, заставляет идти людей на отчаянные шаги, — с грустью посмотрела на юношу Дюваль.   — Даже на смерть?   — Именно, — Мэриан взглянула на перстень с изумрудом.  ***  Работа во дворце герцога, мягко говоря, кипела.   Ювелир не отходил от своего стола ни на секунду, а подмастерья ходили туда-сюда по каждому поручению.   За несколько часов создать два подвеска было и правда, почти, что непосильной задачей, даже для самого искусного ювелира в Англии.   Гонцы же в это время отдыхали в выделенных герцогом комнатах. Правда говоря, д’Артаньян в это время вел беседу с Бэкингемом о королеве (не по своей воле. Инициатором был англичанин).   Герцогиня же бродила по комнате из одного угла в другой, надеясь, что подвески будут готовы в срок, и они будут доставлены королеве до бала.   Правда, это была лишь попытка забыть о смерти троих мушкетеров. В голове то и дело всплывали голоса, перед глазами появлялись их образы… Нужно смириться или попытаться отпустить… Попытаться.  ***  — Похоже, сам Галс не отличит, — герцог рассматривал готовые подвески через пенсне, — настоящих от копий.   — А они все настоящие, милорд, — ювелир уже ждал оплаты. — А Галс, действительно, не отличит, потому что мои лучше.   Патрик поднес мужчине пухлые бархатные мешки на серебряном подносе. Ювелир с жадностью забрал оплату.   — Милорд, — мужчина забрал своё пенсне и поспешил удалиться в прекрасном расположении духа.   — А, да, конечно.  Теперь в кабинет привели двух французов. Увидев все двенадцать подвесок, оба заметно повеселели.   — Вот то, за чем вы приехали, — Бэкингем вручил гасконцу подвески и подошел к столу.   Англичанин взял оттуда свиток, а затем подошел к герцогине и вручил ей его.   — Передайте это вашему отцу, Эллиоту Дювалю.   — Откуда вы знаете?  — Просто передайте, — перебил её герцог. — Не знаю хватит ли у вас сил, господа, на обратный путь.  — Вы же знаете, что такое любовь, — воспользовался мудростью обоих гасконец.   — Тогда хватит, — милорд передал барышне бархатный мешочек с деньгами. — Надеюсь, вы успеете, — мужчина положил свои руки на плечи французам, — хотя, это почти невозможно.  Гонцов из кабинета вывел Патрик. Пока французы шли по богатым коридорам к выходу, слуга герцога объяснял им дальнейший путь:   — Отправляйтесь сейчас в порт, спросите там Бриг Зунд, — мужчина достал из рукава конверт и протянул его гасконцу. — Отдайте это письмо капитану, он отвезет вас в маленькую французскую бухту, где нет никого, кроме рыбацких судов. Там вас будет ждать человек с двумя оседлыми лошадями. Пароль: forward, на всю дорогу. Ещё будет четыре сменных лошади, для каждого из вас, через каждые двадцать лье.  ***  Уже близ бухты оба заметили человека с двумя лошадьми. Когда корабль приблизился к причалу, товарищи рискнули и, спрыгнув с палубы, побежали к мужчине. Этот поступок был похож на некое безрассудство Портоса…   — Forward! — закричали оба и, взобравшись на лошадей, пустили животных галопом.   Всю дорогу они желали только одного: успеть доставить подвески её Величеству. Ведь бал уже совсем скоро начнется. ***  Когда каждый сменил четыре лошади, и оба достигли Лувра, герцогиню начало терзать что-то изнутри. Этот дворец она не желала посещать в принципе, но жизнь каждый раз возвращала её сюда.   — Идите, д’Артаньян! Отныне мы с вами порознь, — Дюваль сжала в руках поводья.   — Мэриан, стойте! А как же «один за всех, и все за одного»? — гасконец слез с лошади и подбежал к мушкетеру. — Как же наша дружба?   — О какой дружбе идет речь? Я знаю вас от силы две недели… — фыркнула герцогиня и опустила взгляд вниз. — Нет больше «одного за всех»… И не будет никогда. — она уже хотела пустить лошадь вскачь.   — Подождите, Мэриан! — преградил ей путь юноша. — Наши друзья жертвовали собой, ради выполнения поручения, ради наших с вами жизней! Арамис, Атос и Портос не обрадовались бы, если бы увидели вас такой. Вы не можете сдаться…   — Не давите на жалость, молодой человек! Именно вы сейчас не хотите выполнить поручение, пытаясь остановить меня! Отойдите с дороги.   — Я никуда не уйду, — стоял на своем д’Артаньян. — Если вы не желаете делать это ради себя, её Величества, меня, госпожи Бонасье или господина де Тревиля… Сделайте это ради вашего возлюбленного и друзей. Закончите их дело.   По телу герцогини пробежала дрожь от таких уверенных и даже правильных слов от гасконца. Чувствовалась рука Арамиса… Часто именно он наталкивал остальных на путь истинный, когда, казалось бы, надежды на успех уже нет. Эти слова и вернули в барышню боевой дух.   — Идём, д’Артаньян, — отрезала Мэриан, слезая с лошади. — Спасем нашу королеву! — она поправила шляпу и побежала по лестнице в Лувр.   — Узнаю старую Мэриан, которую так обожал господин Арамис… ***  Дюваль уверенно вела гасконца по коридорам Лувра, пытаясь сократить дорогу. Она свернула в небольшой проход, который уже приближал обоих к Бонасье и её Величеству.   Герцогиня даже, можно сказать, расслабилась и шла с полным спокойствием, пока из темноты не появилось лезвие шпаги.   Затем перед двумя молодыми людьми появился силуэт светло-русого мужчины лет пятидесяти шести. Волосы, завязанные лентой, были уже с заметной сединой, а зеленые глаза, можно сказать, уже давно утратили свой блеск. Одет он был в изысканный наряд, где главным акцентом служил красный фрак.   — Отец… — прошипела Дюваль.   — Ну, здравствуй, мушкетерское отродье, — не собирался опускать шпагу главный советник.   — Д’Артаньян, идите, — вздохнула герцогиня. — У меня с этим человеком личные счеты.   — Мэриан, подождите… — хотел возмутиться гасконец, сжав сверток с подвесками.   — Идите! — обнажила шпагу Дюваль.   Юноша хотел уже побежать вперед, но путь ему преградила шпага герцога. Барышня сделала выпад своим оружием и, попав по руке отца, очистила путь для гасконца.   — Собираетесь спасти шкуру испанки? — прошипел Эллиот, сжав раненную кисть руки.   — Собираетесь нам помешать? — приготовилась к бою Мэриан. — Я не хочу драться с вами, но видно придется…   — Посмотрим на что вы променяли службу в гвардейцах его высокопреосвященства, — ухмыльнулся мужчина и сделал выпад шпагой.   Герцогиня заблокировала удар с помощью своего оружия, а затем отшатнулась назад на несколько шагов.   — Я родилась мушкетером, мушкетером и останусь, — фыркнула барышня, готовясь к защите.   — Такая же упрямая, как и ваша мать, — атаковал дочь герцог. — Неужто де Тревиль вам настолько промыл мозг?   — Он считает вас своим другом, даже, несмотря на подозрение в отравлении его сестры! — уклонилась от лезвия герцогиня.   — Он мне не друг, — прошипел Дюваль. — Он был проходом к ещё большей власти и положению в обществе. Правда, эти надежды он оправдал, а вот вы нет.   — Вы - главный советник его Величества, чего вам ещё не достает? — в качестве угрозы Мэриан сделала выпад в направлении плеча отца. — Я сделала и так достаточно! Дайте мне жить свободно с любимым человеком!   — С тем самым Арамисом? — злобно улыбнулся Эллиот. — Вы же в курсе, что он мёртв?   Барышня отшатнулась назад. Неужели те отряды были не из-за Рошфора?.. Герцог специально послал тех гвардейцев?..   — Это вы приказали тем гвардейцам преследовать нас?.. — пролепетала Мэриан.   — Глупая… — посмеялся главный советник. — Вы подумали, что после вашего разрыва с его Величеством, я вас отпущу? — он даже опустил шпагу. — Боже, насколько вы наивны… Рошфор слишком размяк. Ему поручили поставить несколько отрядов гвардейцев, а он велел только одним и то приказал пропустить герцогиню Дюваль со спутниками. Думаете, я бы позволил ему разочаровать его высокопреосвященство?   — Грязный предатель! — закричала барышня и, сделав несколько шагов вперед, резким выпадом ранила отца в плечо. — Король вам верит, а вы за его спиной ведете интриги с кардиналом!   Герцог скорчился от боли и выронил шпагу из рук. Он никак не ожидал этого удара от этой барышни, которая и ранить кого-то боялась.   — Бейтесь в истериках сколько влезет, но я отплатил вам за ваше самовольство, — пытался зажать рану Эллиот. — Все трое ведь мертвы…   — Замолчите! — сделала ещё один выпад Мэриан.   Её рука замерла в паре сантиметрах от лица мужчины. В глубине души она хотела закончить начатое, но рука даже не поднималась.   Вместо удара она сложила шпагу в ножны и хотела удалиться из Лувра, но в какой-то момент герцогиня вспомнила про письмо Бэкингема к её отцу.   — Это вам от герцога Бэкингема, — Дюваль достала из-под жилета свиток и демонстративно развернула письмо. Она из любопытства пробежалась глазами по тексту… Её зрачки округлились. — Вы ещё докладывали обо всех политических решениях его Величества англичанам?! И вы до сих пор обвиняете во всех грехах её Величество?! Вы ведете тройную игру и не стыдитесь этого! Вы не негодяй, вы - предатель! — она швырнула бумагу в отца и ринулась к выходу из этого чертового дворца.   — Чёртов Бэкингем!  ***  На следующий же день в дом герцогини явился гасконец. Довольный с широкой улыбкой.   Подвески были доставлены королеве Анне. Перед двором она была чиста, а кардинал теперь был полностью разочарован в своих шпионах.   Дверь открыла юноше, не выспавшаяся, Аннет.   Всю ночь ей и де Тревилю пришлось слушать несдержанный рёв герцогини, а до этого она и гасконец вытащили Дюваль из дома Арамиса, где барышня уже хотела на себя руки наложить. Впервые за все дни она не сдерживала эмоции.     — Как Мэриан? С ней всё в порядке? — уже, не спрашивая разрешения, д’Артаньян прошел внутрь дома.   — Проревела всю ночь, а теперь спит… — вздохнула Аннет. — Никогда бы не подумала, что госпожа будет так убиваться по мужчине.   — Я хотел поехать за нашими друзьями… — гасконец поймал на себе недовольный взгляд дамы. — Господин де Тревиль полагает, что они живы.   — Вот вы и езжайте! — фыркнула служанка. — Будете ещё шаткие нервы госпожи Дюваль беспокоить!   На лестнице послышался стук каблуков, а затем женская фигура, поправляющая шляпу.   — Д’Артаньян, вы уже здесь? — с радостью спросила Мэриан. События ночи выдавали только покрасневшие глаза. — Чего же мы медлим! Давайте на коней и в путь!  — Госпожа, ну так, если не жалеете себя, так пожалейте меня… — уставшим голосом пробормотала Аннет.  ***  Первая их остановка была неподалёку от одного монастыря. Оба сошли с коней, увидев как священник зачитывает молитву, а вокруг свежей могилы столпились люди в чёрных одеждах.   Наши герои сняли свои шляпы и встали рядом. С Портосом придется проститься прямо сейчас…   — Простите, а как он умер? — спросил у одного мужчины гасконец, в то время как герцогиня уже была готова расплакаться. — Врагу не пожелаешь такой смерти, — ответил мужчина. — Вон там это было, под мостом. Его ударило бревном, он упал и нахлебался воды… — он посмотрел на новоприбывших. — Но его успели вытащить и откачали.   — Откачали? — обрадовалась Дюваль и уже хотела надеть шляпу на голову, как и юноша.  — Да, бедолага два дня провел в бреду и умер. Так и не приходя в сознание, — мужчина перекрестился. — Упокой, Господь, его душу…  Оба опустили свои шляпы, а барышня вновь пыталась сдержать слезы.   — Это был наш друг… — сказал за герцогиню гасконец.   — Соболезную, — посочувствовал тот же мужчина. — Месье Кюре, а вот эти люди знали покойного.   — Кто? — закрыл молитвенник священник.   Мужчина указал взглядом на наших героев.   — Это был ваш друг? — Да, — почти одновременно сказали барышня и юноша.   — Вы давно его знали?   — Четыре года, — ответила Дюваль.  — Да, два дня, — ответил д’Артаньян.   — Тогда посоветуйте, что написать на могиле?   С этого момента герцогиня почти пустила слезу, поэтому она поспешила отойти чуть подальше.  — «Один за всех» и доблестное имя, — сглотнул гасконец, — Портос…  Все, кроме барышни и д’Артаньяна, сразу же надели свои шляпы на головы и с осуждением посмотрели на юношу.   — Что? Портос? — ошарашено спросил священник. — Да чтоб вы сдохли с вашим Портосом! Исчадие ада!  — Д’Артаньян, в ближайший трактир! Он, скорее всего, там! — уже радостно произнесла Мэриан и, надев шляпу, побежала к лошадям. За ней, под крик и проклятия священника, побежал юноша. ***  В трактир оба вошли в прекрасном расположении духа. Пока гасконец подошел к хозяину этого заведения, герцогиня начала искать мушкетера.   — Ну, вы посмотрите на него! — донесся до юноши возмущенный крик Дюваль.   — Ну, госпожа Дюваль, — огорченно пытался отмахнуться Портос, — ну, право, что вы возмущаетесь!   Мушкетер, как показалось герцогине, играл в проклятые кости чуть-ли не с того момента, когда его из воды вытащили.   — Действительно, что я возмущаюсь! — развела руками Мэриан. — Так бы и прописала вам затрещину! — она оглядела мушкетера взглядом, тут же растаяла и, присев на стул рядом, крепко обняла мужчину. — Я так рада, что вы живы…   Мужчина неловко поглядел на своего соперника по игре в кости, а потом похлопал подругу по плечу.   — Я тоже очень рад вас видеть… — как ни странно, в его голосе чувствовалась искренность. — А д’Артаньян с вами?   — Куда уж без него…  Наконец, мушкетер заметил гасконца возле стойки трактирщика и тут же сорвался с места к товарищу.   — Д’Артаньян!   — Портос!   Мужчины с громкими возгласами радости обнялись и похлопали друг друга по плечам.  — Вас обоих послало ко мне само небо! Вы верхом?   — Да, моя лошадь из английской конюшни.   — Вы при деньгах?   Юноша снял перчатку и похвастался перстнем, который ему подарила королева Анна в качестве благодарности.  — К счастью, да.   Мушкетер громко посмеялся и похлопал гасконца по плечу.   — Расплатитесь пока за меня.   Затем живой товарищ отошел обратно к столу.   — Зря вы ему это сказали… — пробурчала юноше Мэриан.   — Почему же?  — Узнаете…  — Сколько должен этот господин? — подошел к трактирщику д’Артаньян.   — Шестьдесят ливров.   — Что ж тут было то… — потянулся за деньгами гасконец.   — Страшно представить… — вздохнула Дюваль.  — Лучше вам не знать, — ответил трактирщик.   — Я рассчитаюсь за него, — юноша отсчитал шестьдесят ливров и отдал их хозяину заведения.   — Вы б забрали его, а…  — Ливр, если расскажешь, что тут произошло, — тихо сказал д’Артаньян и передал мужчине монету.   — Про вино, женщин и еду говорить не буду, — начал рассказ трактирщик. — Но восемнадцать гонцов в Париж к герцогине, которая живет по очень странному адресу… На такой улице, обычно, большие господа не живут…   Рассказ мужчины прервал лакей (того, кто играл с нашим выжившим героем), который принес седло д’Артаньяну.   — Ваше седло, сударь.  — Моё седло? Что это значит? — ошарашено спрашивал гасконец. — Что это значит, Портос?! — он подлетел к мушкетеру.   — Ууу… Я лучше пойду воздухом подышу, — Дюваль поспешно удалилась из трактира.   — Что-что?! Я проиграл вашу лошадь! — возмутился Портос.   — Когда?!  — Когда? За мгновение до того как я… — он с надеждой посмотрел на юношу. — У вас же осталось седло!   — Почему вы лошадь Мэриан то не проиграли?!   — Я похож на бессмертного?! ***  Выехали из трактира все целые и на лошадях. Правда, Портос направился в Париж, наверное… А настроение Дюваль поубавилось, когда она узнала те места, где проезжала и видела как над телом Арамиса склонились местные.   Оба подъехали к трактиру. На душе герцогини скреблись кошки…   Барышня решила остаться снаружи, а гасконец зашел в трактир отдохнуть.   — Вина и мяса! — радостно потребовал д’Артаньян, зайдя в трактир.   — Сегодня, сударь, постный день, — хмуро ответила ему хозяйка заведения.   — Хоть курица то есть?   — Постный день.   — Всё равно дайте, а я не буду оскорблять ваш взор и сяду вон там, — гасконец подошел к самому дальнему столу и устроился за ним.   Трактирщица нехотя принесла ему курицу и бутылку вина.   — Вы закоренелый грешник, сударь? — усмехнулась женщина. — Покайтесь, пока не поздно.   — Непременно покаюсь, а пока скажите мне, — налил себе вина юноша, — не слышали ли вы что-то про раннего мушкетера по имени Арамис? Это очень важно для одного человека…  — Здесь отродясь такого не бывало.   — А в гостинице кто-нибудь есть?   — Есть, прекрасный молодой человек, который собрался принять сан.   Гасконец обрадовался ещё больше, но был ли этот человек его другом и возлюбленным той, которая стоит снаружи и места себе не находит?   — А он случайно не ранен в плечо?  — Ранен, — женщина отвечала нехотя.   — Так что же вы молчите то! — д’Артаньян схватил вино и курицу с желанием побежать в гостиницу.   — Прошу прощения, сударь, я не думаю, что он сможет принять вас.   — А, у него сейчас женщина?   Пока герцогини не было, можно было и этот вопрос задать.   — Господи, Иисусе… Что вы говорите? У него священник из Монделье и настоятель Амъенского монастыря.   — Бедняге стало хуже? — огорчился гасконец.   — Ему стало лучше!   Юноша поднялся в гостиницу и, услышав голоса за одной из дверей, без стука аккуратно заглянул в комнату, где исповедовался священнику и настоятелю тот самый молодой человек.   Наш герой прервал исповедь и с широкой улыбкой поставил на стол курицу и бутылку вина, а затем закрыл дверь ногой.   — Святые отцы помогают мне очистить душу, — голос Арамиса выражал крайнее недовольство, — прежде чем я приму духовный сан.   Значит женщина не шутила? Он и правда решился? А как же герцогиня? Он ведь до сих пор думает, что его возлюбленная погибла…   — А как же ваши друзья и… — начал д’Артаньян.   — Я сожалею, что потерял столько времени в мирской суете, — перебил его светловолосый.   Это и правда говорил тот самый Арамис? Тот же, что по дороге из Лувра смеялся с Дюваль и поехал в Лондон, ради неё же?   — Сегодня постный день, — сообщил священник.   Гасконец уж было хотел выразиться в манере барышни, но сдержал пыл, так как надо было вернуть друга в прежнее состояние и донести, что любовь его жива, и она всё ещё дышит и ищет его.   — А, да… Извините, — юноша поспешно забрал курицу со стола.   — Мы будем молиться за спасение ваших грешных душ, — мушкетер будто бы выпроваживал своего товарища.   Нужно было идти на рискованный шаг и сказать всё прямо.   — Позвольте два слова, прежде чем я уйду.   — Два слова и мы с вами немедленно простимся.   — Мэриан Дюваль, — протараторил гасконец.   — Это имя режет мою душу, д’Артаньян… — через ком в горле сказал Арамис. — Упокой, Господь, её душу.   — Ну, тогда я пошел, не гоже заставлять даму ждать. — принял рискованное решение юноша.   — Подождите… — поспешил остановить товарища мушкетер. — Она жива?..   — Конечно, жива, Арамис, — отвечал д’Артаньян и специально сделал взгляд грустнее. — Правда говоря, она не живет, а существует… Когда я пришел к вам домой, после бала, она рыдала на вашей постели… Хотя могла вдоволь повеселиться…  Светловолосый застыл. Как жива?.. Она? Та самая девушка-мушкетер? Его герцогиня?..   Сердце начало биться учащеннее, дыхание сбилось. Теперь он вновь стоит перед выбором между мечтой и любовью…     — Рыдала?.. — голос мужчины даже дрогнул.     — Я думал, она наложит на себя руки… Никогда не видел, чтоб так страдали… Она с того момента решила, что вы погибли… Поехала со мной, чтобы проститься с вами на вашей могиле… — он чуть приврал, чтобы товарищ уж точно передумал принимать сан.     Арамис буквально не мог поверить в это мгновение. Пару дней назад он был уверен, что эта барышня мертва, а теперь ему прямо говорят, что она здесь и ждет снаружи.   Было уже плевать на мечту. Он должен был увидеть её, посмотреть в её глаза и убедиться, что гасконец ему не соврал.   Мушкетер схватил бутылку вина и жадно сделал глоток прямо при священнике и настоятеле:   — Чёрта с два!  Светловолосый встал из-за стола, схватил в тумбочки шляпу и шпагу. Затем, сделав ещё глоток вина, он надел шляпу, оставил бутылку и решительно выпрыгнул из окна прямо на своего коня.   Он гнал животное с такой скоростью, с какой только мог. Сердце уже хотело выпрыгнуть из груди, желая увидеть герцогиню. Вновь посмотреть на этот образ, почувствовать тепло объятий, услышать задорный смех и увидеть лучезарную улыбку.   Дюваль стояла возле трактира, смотря куда-то вдаль, и, не обращая внимания на стук копыт позади. Она лишь хотела, чтобы юноша побыстрее вернулся с хорошими, либо с плохими новостями. Волнение пожирало её изнутри, руки неистово дрожали, а плечо вовсе не думало болеть.   Вновь эта изящная фигура в тёмно-изумрудной шляпе стояла перед ним. Такие знакомые черты, лишь лица не видно, стоит ведь спиной. Дотронуться так и не решается, вдруг это наваждение, и с прикосновением оно пропадет и больше не вернется никогда.   От бесконечно скучного пейзажа и собственных мыслей герцогиня решился отвлечься, приведя в порядок лошадь или проверить сумку на седле. Она повернулась и тут же врезалась в мужскую фигуру. Сначала ей показалось, что это вернулся д’Артаньян, но когда она подняла глаза… Перед ней было до боли знакомое лицо с пшеничными волосами до плеч и в бордовой шляпе на голове. Не изменился даже с того момента.   Зрачки расширились, сердцебиение участилось, а ритм дыхания сбился. Казалось, что она прямо тут и расплачется то ли от счастья, то ли ещё от чего.   — Арамис…   На её лице появилась грустная улыбка. Она не дала проронить ему даже слова… Сразу крепко обняла и зарыдала, уткнувшись в грудь.   Внутри она почувствовала какое-то облегчение, даже перстень уже не казался бременем… На душе легко стало. Вот он здесь, перед ней, настоящий и живой.   — Я боялась… Я думала, что в-вы… Арамис, я… — абсолютно бессвязно говорила Дюваль, а затем виновато подняла заплаканные глаза.   — Тише, Мэриан, тише, — Арамис вытер с её слезы, а затем крепко обнял её в ответ, пытаясь почувствовать знакомый аромат волос и духов. — Пусть ваше решение тогда было абсолютно безрассудным, но вы по-прежнему занимаете особое место в моём сердце и душе. Знаете, пусть это и звучит глупо, но я думал, что погибли тогда… Может вы это уже и знаете, болтливость д’Артаньяна я не стану отрицать, но всё же тогда я был готов проткнуть всех гвардейцев на пути лишь бы найти вас. Простите, что подвел и заставил волноваться…   — Арамис это я д-должна извиниться… Мне нужно было просто показать разрешение и бумагу от Рошфора, а я, дура, повела их в какую-то глушь! — пыталась внятно произнести Мэриан. — Простите-простите, дуру! — она будто бы ещё больше зарыдала от собственного поступка.   — Тише-тише, дорогая Мэриан, — мушкетер аккуратно провел по её спине рукой. — Вы не дура, не стоит так говорить… Вы просто очень безрассудна.   — Знаете, Арамис, — сглотнула герцогиня, — до всего этого я не считала свои чувства серьезными, думала, что всё это игра и пройдет… Но когда я поняла, что, возможно, больше никогда вас не увижу… Агх, всё будто перевернулось… Я так корила себя за то, что не сказала вам…  — Я люблю вас, Мэриан, всем своим сердцем, — нехотя прервал её светловолосый, — несмотря ни на что я буду вас любить. Если вас посмеют оскорбить, я буду с гордостью защищать вашу честь на дуэли… Я пожертвую своей жизнью, ради вас.   ***  На место где последний раз гасконец видел Атоса, а барышня лишь слышала драку немного, направились уже втроем. Было предложение вернуться за Портосом, чтобы тот в самом худшем случае смог бы проститься с товарищем, но потом все трое поняли, что поиск мушкетера по Парижу или трактирам отнимет слишком много времени.   Вел товарищей к трактиру д’Артаньян, который был уже полон радости. В отличи от него и спокойного Арамиса, который в жизни друга и не сомневался, на сердце герцогини было неспокойно. Мушкетер ведь был ранен ещё до поездки…   Что если его ранили ещё больше? Или же от отсутствия лекаря Атос испустил дух? Или так вовсе из-за раны мушкетер не смог отбиться и был позорно убит, а его тело сбросили на дно пролива?   Когда все трое остановили лошадей возле злополучного трактира, сердце барышни забеспокоилось ещё больше.   С Атосом они не были близки. Обычные, товарищеские отношения, да и только… Ей больший комфорт доставляла компания Арамиса и Портоса. Атос был для неё слишком холодным и скрытным. Пусть в последнее время они и начали проводить больше времени вместе, но отношение к друг другу это не изменило нисколько. Но всё же волновалась Дюваль об Атосе не меньше, чем о Портосе и Арамисе.   Первым в трактир зашел гасконец, за ним Арамис, а самой последней, с глубоким вдохом, прошла герцогиня. Разгар дня и никого нет в этом заведении… Странно. Или все, после смерти мушкетера, обходят это место стороной?  — Вина, — с несвойственной серьезностью приказал трактирщику д’Артаньян.     Оба мушкетера подметили резкую смену его настроения и выражения лица. Юноша был готов буквально разорвать этого мужчину, который убирался за стойкой, с помощью метлы.   Трактирщик бросил метлу на пол и с нахмуренными бровями налил в три глиняных стакана немного вина из кувшина.   Гасконец взял стакан первым. Хотел уж выпить, но принюхался, а затем вернул стакан на место.   — Что ты мне суешь?   Мушкетеры брать свои стаканы не решились. Вдруг отравлено или ещё что.   — Всё, что есть, — развел руками мужчина.   — Узнаешь меня? — юноша оперся руками на стойку и посмотрел в глаза трактирщика.  — Не имею чести, сударь.   Гасконец закивал, а затем, отойдя от стойки, обнажил свою шпагу и уже хотел броситься на хозяина заведения.   — Ну тогда, я напомню! — выкрикнул д’Артаньян, приставив острый конец шпаги к сердцу мужчины, грозясь убить.   — Тише, д’Артаньян! — попытался его остановить Арамис.   — Спокойнее! — придержала гасконца за плечо Дюваль. — Так мы ничего не узнаем!   — Мой друг, — продолжал кричать юноша, игнорируя мушкетеров, — хотел расплатиться золотыми, а ты заорал, что они фальшивые! Что вы с ними сделали, мерзавцы?!   — Ничего, — отрезал трактирщик.   — Что ж… Такая дипломатия тоже неплоха, — герцогиня отпустила плечо молодого человека и сделала шаг назад, давая полную свободу действий.   — Не убейте его только, прошу, — светловолосый также отошел чуть подальше.   — Ровным счетом ничего, — повторил мужчина.   — Твои дружки убили его?! — прошипела Дюваль, желая наконец получить четкий ответ.   — Нет, двоих он заколол, потом упал в обморок, — чуть повысил голос трактирщик, — а когда пришел в себя закрылся в погребе!   Все трое посмотрели на закрытую дверь слева от них, а потом снова на трактирщика.   — В погребе? — переспросил Арамис.   Мужчина убрал от себя шпагу гасконца и присел на табуретку, стоящую за стойкой.     — Я - несчастный человек, — отломил себе кусок хлеба трактирщик.   — Ну, это несомненно, — вздохнул светловолосый.   — Повезло, что сюда не приехал Портос, — усмехнулась Мэриан и медленно начала подходить к погребу.   — Это уж точно, — подметил гасконец, убирая шпагу в ножны.   — Портос… Кто такой Портос? — хмуро говорил мужчина.   — Не дай вам Бог узнать, — ответил ему Арамис.   Юноша от облегчения решил подлить себе ещё этого подозрительного вина. Он был неимоверно рад тому, что все трое его товарищей живы.   Герцогиня же в этот момент с замиранием сердца хотела резко открыть дверь погреба, чтобы убедиться в том, что Атос жив. Или он уже отошел в мир иной? Прошлая рана ведь ещё осталась…   Барышня не успела подойти вплотную к погребу. На мгновение дверь открылась и стакан юноши разлетелся на осколки от выстрела, а затем погреб закрылся.  — Ну вот опять! — возмутился трактирщик.  — Атос! — дрожащим голосом выкрикнула Мэриан и подбежала к погребу.   — Друг любезный! — окликнул мушкетера Арамис, надеясь, что пуля уже не полетит в него, герцогиню или гасконца.   — Это я, д’Артаньян! — с распростертыми объятиями юноша подошел к погребу. — Мы с Арамисом и Мэриан приехали забрать вас! — юноша решительно открыл дверь.   На гасконца, герцогиню и, подошедшего поближе, мушкетера было направлено дуло пистолета графа. Его взгляд уже был полностью затуманен алкоголем, сам он еле держался на ногах.     — Дорогой Атос, это ведь мы, — Дюваль пихнула гасконца в сторону и приблизилась к другу. Не пустит ведь пулю ей прямо в голову? — ваши верные друзья. Арамис, д’Артаньян и я… Мадмуазель Дюваль, как вы предпочитаете меня называть.   — Мадмуазель Дюваль… — Атос опустил пистолет, оглядел герцогиню, двух своих товарищей и хмуро зыркнул на трактирщика.   Мушкетер поднялся на две ступеньки вверх, показавшись из погреба, он слегка прищурил глаза от дневного света.   — Хлеба и соус, — произнес граф, а затем от переизбытка алкоголя начал падать лицом в пол.   — Боже, Атос! — воскликнула Дюваль и поспешила поймать товарища.   Она подхватила мушкетера, пытаясь не уронить, перекинула его руку через своё плечо, чтобы создать опору.   — Боже правый, Мэриан, вам помочь? — подлетел к герцогине Арамис.   — Стул или скамейку… — попыталась удержать обмякшее тело графа герцогиня. — Или полетим на пол уже мы вдвоем.   Светловолосый вздохнул, она всё равно будет стоять на своем, а затем ушел к столу, чтобы выдвинуть скамейку.   — Может всё-таки помочь вам? — вызвался гасконец.   — Д’Артаньян! — прошипела барышня.   Де Ла Фер в это время смотрел на герцогиню своими опьяневшими глазами. Теперь она четко чувствовала запах алкоголя от него, даже тошно стало.   Хотя, даже этот тошнотворный запах от мужчины не затмевал счастья барышни от того, что он стоит (еле-еле, правда говоря) перед ней живой… Наконец, на сердце и душе стало спокойнее. Не нужно было волноваться за жизни товарищей (за кошелек Портоса стоило бы) и живы ли они в принципе.   — Ммм, моя дорогая подруга, — пытался устоять на ногах Атос, — хорошо, что вы живы… Есть повод выпить.   — Мы за вас тоже очень рады, дорогой Атос, — отозвался Арамис. — Вина вам уже предостаточно.   — Вина, — проигнорировал слова товарища мушкетер и вручил ошарашенному трактирщику пустую бутылку от вина.     Мужчина принюхался (хотя, от мушкетера несло алкоголем за километр), обомлел и с воплями:   — Моё вино, я разорен! Мои окорока!   Побежал в погреб проверять свои запасы, вернее то, что осталось от них.   — Я оставался у них за счет тех трех пистолей, которые они у меня отобрали, — бормотал Атос, пока барышня почти волокла его к столу. — Маслом смазывал себе рану. Знаете, это очень помогает.   Герцогиня, не без помощи остальных товарищей, усадила мушкетера на скамью. Затем сама рухнула рядом и, облокотившись спиной о стену, облегченно вздохнула.   Арамис с небольшим возмущением кашлянул, потом уж сел на сел на стул рядом со скамьёй, а за ним уже и д’Артаньян с широкой улыбкой.   — Знаете, друзья, в вас что-то изменилось, — внятнее молвил граф. — Вы добрались до Лондона и были вознаграждены?   — Вознаграждена, лично я, была днями мучений, — фыркнула Дюваль. — Я почти умерла от незнания живы ли вы втроем. Правда, ныне я счастлива, как никогда. Награда уже и не нужна… — посмотрела она мимолетно на Арамиса.   — Я счастлив, Атос, — ответил товарищу д’Артаньян. — Я так счастлив…   — Она обманет вас, — отрезал де Ла Фер.   — Нет, Констанция не такая, — уверял его гасконец.   — Значит уже обманула, — стоял на своем мушкетер.  — Она на это не способна, — юноша с надеждой посмотрел на герцогиню, которая знала его возлюбленную гораздо дольше.   — Нет ни одного мужчины, д’Артаньян, который не говорил так, как вы, — продолжал граф.   Барышня, сидящая рядом с ним, сжала свои ладони в кулаки. Эти слова её задевали не только из-за того, что изначально речь шла про госпожу Бонасье, но и из-за того, что подо все свои слова де Ла Фер имел ввиду всех женщин, включая и Констанцию, и герцогиню Дюваль… С другой же стороны она понимала его.   Не полностью, но прошлое этого человека она знала, благодаря де Тревилю. Капитан ей однажды начал рассказывать про этого мушкетера, да только быстро опомнился и умолчал со словами: «меньше знаешь, крепче спишь».   — Друг мой, может не стоит страшить д’Артаньяна этими словами? — встрял в разговор Арамис.   — Пусть так, — ответил ему Атос. — Хотите, я расскажу вам одну историю?   — Случившуюся с вами? — с сжатыми кулаками поинтересовалась Мэриан.   — Или с каким-нибудь из моих знакомых, не всё ли равно?   К их столу подошел трактирщик. Он поставил на стол две бутылки вина (как ни странно, они были целыми) и закуски к алкоголю. Затем он фыркнул и ушел к себе, за стойку.   — Хах… — нервно усмехнулась Дюваль. — Что ж, расскажите.   — Некий граф, с той же провинции, что и я, а именно из Берри, — налил себе вина Атос, — знатный, как Дан Дало или ещё кто… Влюбился в девушку, — он ненадолго замолчал, — прекрасную, как сама любовь. — мушкетер, будто бы, говорил это через ком в горле, через силу. — Мой друг мой легко соблазнить её, взять силой. Он был полным хозяином тех мест… К несчастью, граф был честным человеком и женился на ней, глупец, болван, осел…   — Мы поняли, дорогой Атос, — нехотя прервала его герцогиня, которая уже начала складывать фрагменты известной ей истории и этого рассказа воедино. — Прошу прощение…   — Он увез её в свой замок и сделал из неё первую даму во всей провинции, — продолжил де Ла Фер. — Надо отдать ей справедливость, она отлично справлялась со своей ролью до поры… Но однажды мой друг вернулся домой раньше времени. Ему пришлось застать то, что ныне называют изменой, хотя он больше предпочитал слово предательство, — лицо мужчины заметно помрачнело, а барышня подметила для самой себя, что, если бы не их присутствие рядом, мушкетер бы вовсе зарыдал. Хотя, возможно, это были лишь её больные мысли.   — По-моему, ваш друг всё ещё любит её, — с грустью сказала Мэриан, налив себе вина.   — Я тоже, к слову, об этом подумал, — не специально поддакивал д’Артаньян.   — Это вполне возможно, господа, — подметил Арамис. — Продолжайте, Атос. Простите, что прервали.   — Думайте как хотите, друзья, — де Ла Фер устремил свой взор куда-то в сторону, чтобы не пересечься ненароком взглядом с кем-то из товарищей. — Главное не это, главное то, что мы с ней очень скоро встретимся, — сообщил им мушкетер. — И я смогу задать ей кое-какие вопросы.   Рассказ закончился. Он оставил неприятное послевкусие как у слушателей, так и у рассказчика.   Вино лилось рекой. Мушкетеры и гасконец уже не замечали сколько выпили за несколько минут, да и часов… Кому-то хотелось забыться, а кому-то отметить воссоединение всей банды.   В какой-то момент, ближе уже к ночи, мушкетеры заметили, что их юный друг лег головой на стол и прикрыл голову руками.   — Д’Артаньян, — подлил гасконцу в кружку вина Атос, — где же ваша хваленая выносливость?   — А… — нехотя откликнулся юноша. — Растратил.   — Разучилась пить молодежь, — вздохнул граф, взяв свою, почти пустую, кружку. — А этот ещё из лучших… — он осушил кружку полностью и поставил её на стол.   — В Париж сегодня мы явно не попадем, — указал взглядом на гасконца Арамис.   — Надо бы его в гостиницу отнести, в комнату положить, — почти без сил произнесла Дюваль. — Утром уже найдем Портоса и в Париж.   — Я здесь единственный кто в состоянии ходить? — поглядел на друзей светловолосый.   — Вы можете попробовать поднять Атоса, конечно, но я не уверена, что он дойдет, не упав, и, не помыв пол собой, — ответила ему Мэриан, приняв такое же положение, что и юноша.   — Порой, такие вечера заставляют меня задуматься о том, чтобы отучить вас всех пить вино, — Арамис нехотя встал со своего места и, положив руку через плечо д’Артаньяну, поволок его к лестнице, которая, по его мнению, вела в гостиницу при трактире.   — Светлые, вьющиеся волосы и чистые, как небо, глаза, — пробормотала герцогиня, дождавшись, когда мушкетер и юноша скроются из неё поля зрения.   — Что вы сказали, мадмуазель Дюваль? — посмотрел на неё Атос.   — Так ведь она выглядела, граф из Берри?   — Вам стоит меньше пить, — отрезал де Ла Фер, отвернувшись от барышни.   — Вы не стали отрицать, что история произошла с вами, — нервно посмеялась Дюваль. — Благодаря небольшому рассказу господина де Тревиля и вашей истории, передо мной предстала полная картина. Я знаю эту женщину больше, чем вы предполагаете, — продолжала она, оторвав взор от стола. — Теперь я знаю не только отравительницу моей матери, но и ту причину, по которой вы отвергли меня три года назад. Стоит быть справедливой, у вас есть вкус на дам.   — Вашу мать отравили?   — Прямо перед моим же носом… Её муж, мой же отец, позволил этой женщине травить мою мать только из-за подозрений в обществе, — отвечала через ком в горле Мэриан. — Я никогда не прощу этих людей.   — Какие ещё подозрения?   — Все считали, что моя мать, как вы предпочитаете выражаться, предала моего отца и начала бурный роман с одним черноволосым графом, да и родила от него, — она опустила взгляд в пол. — Представляете, сколько знаю его, не заметила ни единого сходства… В отличие от моих сходств с герцогом Дювалем.   — Арамис знает об этом? — подлил себе ещё вина Атос.   — И даже больше, — ответила герцогиня. — От него у меня секретов когда-то не было вовсе. — А сейчас они появились? — Вы довольно проницательны.  Граф ненадолго замолчал, осушил кружку в очередной раз. Затем, окинув взглядом барышню, произнес:   — А я в вашей судьбе - никто?   Она с той же грустью усмехнулась и полностью подняла голову со стола, посмотрев мушкетеру в глаза.   — Просто попутчик, и вы об этом знаете.  ***  Довести барышню до небольшой комнатушки было тем ещё испытанием для несостоявшегося аббата.   Пока он, почти что, волок до комнаты гасконца, герцогиня выпила ещё больше вина. Постояльцы, как минимум, слышали песни, которые пели в основном смельчаки на улица, да и звук, будто бы, кто-то или что-то упало на пол со всей силы, а потом с бранными словами поднималось и шло дальше.   Наконец, нужная дверь была найдена и можно было просто положить буйную барышню на кровать, а потом уйти спать, так как Атос изъявил желание остаться в трактире, игнорируя уговоры товарища.   В глубине души светловолосый надеялся, что не придется утром на отдельной лошади везти спящего пьяным сном Атоса. Хотя, это было вполне себе вероятно.   — Арамис, — Дюваль приподнялась с крошечной кровати и из последних сил остановила мушкетера, схватив его за кисть руки, — молю, останьтесь со мной…   — Ох, дорогая моя Мэриан, — светловолосый вновь сел на край кровати. — Гвардейцев здесь нет, справа комната д’Артаньяна…   — Да не нужен мне ваш д’Артаньян! — перебила его герцогиня. — Мне вы нужны.   — Ох, боже, — вздохнул мушкетер, — моя комната слева, поэтому вам не стоит беспокоиться ни о чем, — он поправил растрепанные локоны барышни. — Даже, если кто посмеет придти сюда с недобрыми намерениями, ему не пройти через Атоса.   — Вы считаете меня трусихой? — она хотела пихнуть своего собеседника, но из-за преобладания в крови алкоголя, рухнула на кровать. — Пусть, даже и так, но не сейчас! Я просто хочу хочу почувствовать тоже самое, что чувствовала до отъезда из Парижа, той ночью, когда вы остались в моем доме… Я не смогу описать те эмоции, которые испытала, но их не забыть никогда. Я хочу вновь ощущать эти эмоции, Арамис…   — Мэриан, вы пьяны. Я боюсь, что…   — Вы не из тех мужчин, которые могут воспользоваться неспособностью дамы сопротивляться, — промямлила Мэриан, отвернувшись к стене в позе эмбриона.   — Ох, боже правый, — вздохнул Арамис. — Я слишком люблю вас, чтобы противиться этой просьбе. — ответа не последовало. Герцогиня уже, как ни странно, уснула. — Как ребенок ей-богу… — усмехнулся мушкетер, гладя барышню по затылку. — Капризный, маленький ребенок, который хочет внимание к своей персоне… Раз уж хотите, Мэриан, вы его получите сполна от меня… Захотите чего-то ещё - получите. Я сделаю всё, чтобы вы не нуждались ни в чём в этом мире, если понадобится, я брошу к вашим ногам весь мир. Боже, как это глупо звучит, — светловолосый укрыл Дюваль одеялом. — Я люблю вас, Мэриан, всем своим сердцем и душой.