***
Тому, кто родился в королевской семье и обязан с юности и до самой смерти нести ответственность за судьбу государства, очень редко удается создать семью по взаимной любви. Гораздо чаще они вынуждены жениться и выходить замуж исходя из государственных интересов. Впрочем, и в таком браке может со временем придти супружеская любовь, если оба постараются сделать шаги друг к другу. Но гораздо труднее - если сердце одного из супругов уже несвободно, и в нем живет любовь к совершенно другому человеку. Так произошло у арвернского принца Хлодеберта и его возлюбленной, прекрасной Гвиневеры Армориканской, королевы "детей богини Дану" и оборотней. Они полюбили друг друга с самой ранней юности, когда девушка жила при королевском дворе в Кенабуме, исполняя вассальный долг. По обычаям своего народа, она имела право сама распоряжаться своей судьбой, и со всей готовностью пылкой души стала возлюбленной своего избранника. Молодая пара попросила у короля Адальрика VII, отца Хлодеберта, разрешения на брак. Однако тот вместе со старшим сыном, принцем Хильдебертом, рассудили, что женитьба второго принца на Гвиневере ничего не прибавит к могуществу Арвернии. Арморика давным-давно была ее вассалом, "дети богини Дану", скрипя зубами, платили налоги, и даже новых восстаний не устраивали при королеве Игрэйне и ее дочери Гвиневере. Арвернии же нужны были прочные союзы с окрестными королевствами, не уступающими ей в могуществе. Выбор пал на аллеманскую принцессу Радегунду, брак которой с арвернским принцем был взаимовыгоден обоим королевствам. Они подписали договор о помощи друг другу против общего противника - например, против издавна недоброжелательного Междугорья, или против Тюрингии, с которой не раз воевали аллеманы. Кроме того, старшая сестра Радегунды за несколько лет до того вышла замуж за наследного принца Адуатукии. Таким образом, новые родственные связи должны были скрепить политические обязательства. Принц Хлодеберт вопреки своей воле женился на Радегунде, однако с Гвиневерой не расстался. Не ледяной надменной аллеманке было оттеснить страстную, любящую рыжеволосую и зеленоглазую красавицу. Получилось так, что законная жена и конкубина почти одновременно родили ему сыновей - Хлодеберта и Хлодиона. И в дальнейшим принц ни от кого не скрывал любви к Гвиневере. На официальных мероприятиях он появлялся с женой, но почти все свободное время проводил с дочерью Игрэйны. Они обедали вместе, охотно танцевали на балах, порой уезжали на несколько дней в уединенное поместье. И днем, и ночью принц уделял своей возлюбленной гораздо больше времени, чем законной супруге. Что до Радегунды Аллеманской, то она сразу была предупреждена, как обстоят дела. И, поскольку главной чертой ее характера была неукротимая гордость, она даже не попыталась завоевать любовь своего мужа, и сама не собиралась выражать ему никаких нежных чувств. Всю свою любовь она сосредоточила на родившемся сыне, маленьком Хлодеберте. И эта-то материнская любовь заставляла ее тревожно коситься на соперницу с ее Хлодионом. Она могла терпеть, что ее муж не отстает от Гвиневеры, но, думая о будущем, тревожилась: вдруг он захочет возвысить ее щенка наравне с законным сыном, ее Хлодебертом, а то и выше него?.. Но на третий год такой двойной жизни Гвиневера вновь забеременела, и все признаки вновь обещали сына. Этого уже не могла стерпеть Радегунда Аллеманская, ибо угроза для ее отпрыска удваивалась. Самой же ей все никак не удавалось заполучить мужа на супружеское ложе в подходящие дни, чтобы снова забеременеть. Что ни говори о супруге принца Хлодеберта, но решительности ей было не занимать! Она обратилась к отцу и старшему брату своего супруга, прося их удалить "обнаглевшую фаворитку" вместе с ее потомством в Арморику, прочь от королевского двора. Угрожала, если этого не будет сделано, пожаловаться своим родным в Аллемании, что их семья в ее лице терпит пренебрежение по вине бесстыдных арвернов. Радегунда умела убеждать, и к тому же была очень упорна. И сам король, в то время уже смертельно больной, и наследный принц Хильдеберт, решили, что им совсем ни к чему обострять отношения с Аллеманией. К тому же, и напряженность в будущем между единокровными братьями была чревата, пусть даже их отец и не наследник престола. А кроме того, проницательный король Адальрик просто опасался за Гвиневеру, которую любил, как родную дочь, тем более, что та сейчас носила его внука. Откажись он удалить ее, и мстительная Радегунда могла бы, пожалуй, избавиться от нее гораздо худшим способом. И вот, когда Гвиневера Армориканская была уже на последних сроках беременности, в самые жестокие зимние дни, когда Арвернию заметал снег, ей пришлось уехать из Кенабума в Чаор-на-Ри. На прощание она получила благословение от немощного короля Адальрика, который велел назвать сына, которого она носит, Карломаном. Имя в честь прародителя было огромной честью для королевского рода, тем более что сын Гвиневеры был незаконным. И принцессе Радегунде довелось проглотить и эту горькую пилюлю, шипя от ярости (ну почему именем родоначальника не назвали ее сына?!) Ее утешало лишь то, что проклятая армориканская волчица и ее детеныши уезжают прочь, в метель и стужу. Вот только, как назло, ее муж тоже пожелал сопровождать свою конкубину до самых границ Арвернии. Это стало новой пощечиной для надменной аллеманки. Поднявшись на башню над двором, Радегунда наблюдала, как ее муж уезжал вместе с Гвиневерой и ее свитой из "детей богини Дану". Видела, как он с великой осторожностью подсаживал в сани свою любовницу, как укутал ей ноги и округлившийся стан плащом из бобровых шкур, как взял из рук няньки трехлетнего Хлодиона и посадил его к матери. Все это вызывало у законной супруги не женскую ревность, нет, но страдания оскорбленной гордости, еще более жестокие. Ее муж вел себя так, будто ее и Хлодеберта вовсе не было на свете! От досады Радегунда кусала губы. Если бы соперницу не отослали, наконец, от королевского двора, она бы, верно, скоро попыталась ее отравить. Но в этом не было, к счастью, необходимости. Хлодеберт все равно вернется домой, и со временем Гвиневера и ее дети потускнеют в его памяти. Ему придется смириться, что его семья - здесь, рядом с ней, и его настоящий сын рожден ею, Радегундой Аллеманской! А пока принц Хлодеберт уезжал вместе с любовью своей жизни навстречу снегу и метелям. Зима выдалась необыкновенно холодной и снежной, словно в древние времена, когда на земле еще властвовали ледяные великаны и обитали огромные мохнатые звери. Даже в короткий промежуток между ночами солнце почти не проглядывало сквозь белесый полог облаков, затянувший небо. Ветер завывал днями и ночами, как целая стая волков, развеивая целые тучи снега. Только опытные возничие могли в такую погоду прокладывать путь сквозь заметающие проезжий тракт сугробы. От всадников и коней требовалась вся выносливость, чтобы продолжать путь. И все же они двигались вперед. Когда добрались до лежащего на граница Арвернии с Арморикой замка Тинтагель, Гвиневера почувствовала, что у нее начинаются роды. Путники попросили гостеприимства у владельцев Тинтагеля. Поскольку их семья происходила из "детей богини Дану", они сочли за честь принять свою королеву и уложили ее в собственных покоях. Там, спустя всего пару часов, под завывание вьюги появился на свет второй сын Хлодеберта и Гвиневеры. Как и просил его царственный дед, мальчику нарекли имя Карломан. Спустя десять дней, когда метели улеглись, и мороз слегка смягчился, Гвиневера с детьми собиралась ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Собственно, и она, и младенец превосходно чувствовали себя и раньше. Ее порода не знала послеродовых осложнений. Но на всякий случай королева "детей богини Дану" решила подождать. А, кроме того, ей не хотелось так быстро прощаться с Хлодебертом. И он тоже тянул время, чтобы побыть хоть немного рядом с возлюбленной и сыновьями, которых она родила ему. Вечером накануне того дня, на который Гвиневера назначила отъезд, Хлодеберт пришел к ней в покои. Она только что покормила новорожденного и теперь держала на руках, не спеша уложить в колыбель. Покои были жарко натоплены, в огромном - быка можно изжарить, - камине уютно гудел огонь. Гвиневера с младенцем на руках, в тонкой льняной сорочке, сидела на кушетке, свесив босые ноги на ковер из медвежьей шкуры. У ее ног на скамейке сидел ее возлюбленный, принц Хлодеберт, сам отведя для себя это место. В детской, за дверью, их первенец Хлодион играл с детьми владетелей Тинтагеля, под бдительным присмотром нянек. Гвиневера показала возлюбленному маленького Карломана. Он родился здоровым и крепким, с пушком черных волосиков. - Погляди, как он похож на тебя! - сказала она Хлодеберту с улыбкой. - Больше, чем был Хлодион, когда родился. Все черты лица твои, и волосы тоже будут, как у тебя. - Зато у него твои глаза, - заметил принц, разглядывая ярко-зеленые, в точности как у матери, глаза младенца. Обычно глаза у новорожденных мутные, их цвет определяется позже. Но у маленького Карломана с первого дня жизни глаза были материнские, за что, признаться, отец чувствовал к нему больше нежности, чем к своим старшим сыновьям. Гвиневера с любовью поглядела на сына, покачивая его на руках. - Ты ведь знаешь, он унаследует мой дар, - проговорила она, понизив голос. Еще когда носила второго сына, королева оборотней безошибочно определила, что родится бисклавре, ибо для ее породы не было тайн ни в телах, ни в душах живущих. Своему возлюбленному она давно доверила тайну, которую вообще-то охраняла от большинства арвернов, не всегда ладивших с ши. Но вот захочет ли Хлодеберт, чтобы его сын превращался в волка и бегал по лесам?.. Но, к ее облегчению, он улыбнулся, хоть улыбка выглядела грустной. Впрочем, и ей сейчас не было весело... - Значит, нашему Карломану будет и впрямь дано больше, чем обычным людям, как верно узнал мой почтенный отец! Я даже рад, что один из наших сыновей пойдет в твоих предков: было бы жаль, если бы кровь альвов совсем разбавилась человеческой. А ты, я уверен, сможешь воспитать его так, чтобы все, чем он наделен, шло лишь на пользу ему. И Хлодиона тоже. Он, не отрываясь, глядел на нее и на сына, еще не сознающего, что его родители в эти мгновения прощаются навсегда. У Гвиневеры защипало глаза, хотя она плакала очень редко. Осторожно высвободив правую руку, она протянула ее Хлодеберту. - Я обещаю воспитать обоих наших сыновей так, чтобы они любили тебя, своего отца, и чтили Арвернию наравне с Арморикой. Если ты пожелаешь, они вернутся к тебе, когда подрастут. Из груди Хлодеберта вырвался тяжкий вздох. - Они вернутся, но не ты, Гвиневера! Я всю жизнь буду любить одну тебя, а придется жить с аллеманской змеей, которая нас разлучила! Гвиневера коснулась пальцем жесткой складки его губ, и он послушно умолк. - Не оскорбляй принцессу Радегунду! Какая бы ни была, она - твоя жена, мать твоего наследника, и потому заслуживает уважения. Ей тоже было нелегко, знать про нас с тобой все это время... Хлодеберт невесело усмехнулся. - Моей жене нет дела до меня! Она вообще не способна любить никого, кроме своего сына. Единственное, о чем она мечтает - это власть. По сути, если бы она имела право по закону осуществлять власть самостоятельно, прекрасно обошлась бы без мужа и даже без детей, быть может. Королева-бисклавре понимала, что он сейчас во власти предубеждения, и проговорила: - Постарайся помириться со своей женой, любовь моя! Уж если тебе с ней никак не расстаться, лучше нести совместные узы с добром друг к другу, а не со злом. Быть может, и Радегунда скорее ответит тебе добром, когда ты будешь с ней одной. - Скорее на чертополохе вырастет виноград, - буркнул Хлодеберт в ответ. - И все же, я прошу тебя: не оставляй ее, если после твоего возвращения она захочет примириться с тобой, - мягко настаивала Гвиневера. - Я уверена, что так будет. Радегунда сочтет мой отъезд своей победой, себя - твоей единственной женщиной, и постарается закрепить свое достижение. А также, чтобы затмить меня, она захочет родить тебе еще сына или нескольких. В ее жизни не так уж много радости и любви, и она черпает их в материнстве. Подари ей эту радость, Хлодеберт. Если ты сейчас совсем отдалишься от Радегунды, она станет врагом не только мне и нашим детям, но и тебе самому. А ведь за ней по-прежнему стоит Аллемания - не самое слабое из окрестных государств. Радегунда мне видится способной на многое. Хлодеберт вновь тяжело вздохнул, уперся кулаками в колени. - Да, мне придется выполнять то, о чем просили мой отец и брат! Я вернусь домой и буду ублажать свою жену, чтобы она не натравила на нас аллеманов. Но и в ее объятиях я стану вспоминать тебя, моя Гвиневера! Она протянула руку, чтобы погладить возлюбленного по черным жестким волосам. - Не мучь себя, любимый мой! Случится только то, что суждено. Тех, кто покорен богам, они ведут, а тех, кто упирается - тащат. Хлодеберт поглядел на нее с нежностью, и в то же время - с безграничным уважением. - Арверния много проиграет, лишив себя такого сокровища, как ты! Из тебя получилась бы гораздо лучшая будущая королева, чем из моей Радегунды, или даже из Брунгильды Моравской, жены моего брата Хильдеберта. Та, слишком мечтательна, а ты разбираешься в самых запутанных делах не хуже любого мужчины, и при этом остаешься человечной, не то что моя дражайшая супруга. Молодая женщина взглянула с укоризной. - Я уже королева, не забывай этого, милый! Королева Арморики. И, может быть, к лучшему, что мне придется вернуться к себе домой, жить интересами своего народа. У меня останутся мои "дети богини Дану" и наши с тобой сыновья, Хлодеберт. А у тебя - твоя семья, законный сын, и твои обязанности перед Арвернией, мой принц. Ни твоя жизнь, ни моя не станет пустой, если мы расстанемся с тобой. Хлодеберт вновь глубоко вздохнул. Да, он мог понять умом, что его возлюбленная права. Но, великая Фрейя, как же трудно смириться с разлукой! Все равно что разорвать себя пополам и сшить заново. - Я все равно буду тебя помнить, моя Гвиневера! - горячо зашептал он, обнимая обеими руками ее колени. - Никому не победить нашу любовь! Они могут лишь разлучить нас, заставить меня вернуться к Радегунде. Но им не изменить моего сердца. В нем всегда будешь жить ты одна, моя Гвиневера! Свободной рукой, которой не укачивала младенца, она разгладила глубокие складки меж бровей возлюбленного. - Память - продолжение жизни. Не бойся болезненных воспоминаний. Память ранит душу, беспамятство убивает ее. Однако жить только прошлым тоже нельзя. Я желаю тебе быть счастливым без меня, Хлодеберт! Он саркастически усмехнулся, будто хотел спросить, уж не издевается ли она. Но не спросил. Пораженный величием духа своей возлюбленной, он прилагал все усилия, чтобы не оказаться слабее нее. - И я тоже... тоже желаю тебе счастью без меня, Гвиневера, - проговорил он хриплым голосом, глядя страдальческим взглядом на ту, с кем расставался навсегда. И ее не меньше терзала боль от разлуки с любимым человеком. Отчасти молодую женщину утешали мысли о сыновьях, оставшихся ей от Хлодеберта. Но и эту мысль омрачало осознание, что ее мальчикам придется расти без отца. Конечно, о них позаботятся ее родные и советники, сделают все, что может для мальчиков только мужчина. Однако отец есть отец. - Хорошо, что нам с тобой удалось остаться друзьями, - улыбнулась она, хотя горло стягивало судорогой близких слез. - Мы с тобой еще увидимся? - спросил Хлодеберт убитым голосом. Она заправила за ухо прядь распущенных рыжих волос, и вдруг передала младенца Карломана в руки его отцу. - Возможно, когда-нибудь мне придется приехать к арвернскому двору, если сложится такая необходимость. К тому времени, как при дворе станет спокойнее... А сейчас попрощайся с нашим сыночком, любовь моя! Хлодеберт как мог осторожнее взял младенца в руки. Тот сразу почувствовал другие руки и другой запах, непохожий на материнский. Он пискнул, удивленно распахнув зеленые глаза. - Маленький мой! - удивленно воскликнул он, навсегда очарованный своим третьим сыном. И, поглядев на Гвиневеру, пообещал: - Я буду посылать подарки для них с Хлодионом! И все, что может потребоваться детям арвернского принца: лучших учителей... - Об их воспитании мы позаботимся, как подобает "детям богини Дану", пока они малы, - мягко возразила Гвиневера. - За подарки благодарю: они будут нужны, чтобы наши сыновья росли, зная, что отец не бросил их. Только будь осторожен, чтобы твоя жена ни о чем не узнала. Ну а больше нам ничего не требуется, мы способны сами позаботиться о детях самого знатного рода, - при этих словах в голосе молодой женщины скользнула гордость, свойственная ее народу. Затем она взяла маленького Карломана из рук возлюбленного и уложила в колыбель. Дотянувшись до лежавшего рядом на столике колокольчика и позвонила. На пороге соседних покоев показалась няня, ведя за руку Хлодиона. Тот, увидев родителей, подбежал к ним. - Мама! Папа! - оглянулся он по очереди на каждого. Гвиневера погладила черные волосы мальчика. - Хлодион, попрощайся, пожалуйста, с отцом! Мы с тобой и твоим маленьким братом Карломаном будем жить в Чаор-на-Ри. А ваш отец вернется в Кенабум. Мальчик растерянно поглядел на отца серыми, как у него, глазами. Он, конечно, еще не мог осознать разлуку по-настоящему, но почувствовал, что родители печальны. И, когда Хлодеберт подхватил его на руки, Хлодион погладил его по щеке. - Папа, а ты будешь к нам приезжать? - спросил он с надеждой. И у Хлодеберта, и у Гвиневеры защемило сердце от этого наивного вопроса ребенка. - Конечно, буду, мой мальчик! Я привезу тебе коня, чтобы ездить верхом, и лук со стрелами, и меч, когда подрастешь. А потом и вы с братцем приедете ко мне в Кенабум. А пока что слушайся свою мудрую матушку, Хлодион, будь поддержкой ей и маленькому братику. Ты остаешься в семье за мужчину, Хлодион! Почти трехлетний "мужчина" кивнул, не очень-то сознавая, что означает просьба отца. Поцеловал его на прощание и, спущенный на пол, выразительно взглянул на мать. - Иди, сынок, поиграй еще, - подбодрила его Гвиневера, и мальчик вернулся в детскую в сопровождении няньки. Вскоре он вновь играл и смеялся со своими новыми знакомыми, позабыв о непонятных в его годы взрослых делах. А мужчина и женщина с тоской взглянули в глаза друг другу над колыбелью их второго, новорожденного сына. Какие слова им произнести, чтобы после вспоминать их в одиночестве? Какими клятвами скрепить свою любовь, обреченную на вечную разлуку? Гвиневера, в силу своей оборотнической проницательности, первой заговорила о том, о чем думали они оба: - Не надо больше никаких слов и обещаний, мой милый! Все уже сказано. Есть ты и я, и наши мальчики. И сегодня мы с тобой расстаемся. Все уже решено. Поцелуй меня на прощание, и ступай, мой принц! Хлодеберт поднялся на ноги, наклонился к Гвиневере и, обняв ее за плечи, поцеловал горячие губы молодой женщины с такой страстью, словно пил с них сладкий мед. Она же широко распахнула изумрудные глаза, словно хотела навсегда запечатлеть его облик. Ее бледное лицо окрасилось прозрачным персиковым румянцем, как всегда при его прикосновениях. Но лишь на краткий миг. Вслед за тем Хлодеберт сдавленно застонал, словно вытаскивал из раны застрявший обломок стрелы. И, отстранившись от возлюбленной, направился к выходу. Там еще раз обернулся. Глядя на нее взглядом, полным отчаяния, проговорил хриплым шепотом: - Прощай, моя Гвиневера! Будь счастлива без меня! - Прощай, Хлодеберт, любовь моя! Будь счастлив и ты! Он вышел из ее покоев и закрыл дверь. А королева "детей богини Дану", только что своей рассудительностью поддерживавшая его и себя, вдруг ничком упала на постель и уткнулась лицом в подушки. Плечи ее задрожали от беззвучных рыданий. Все, что она говорила перед Хлодебертом, как бесспорные истины, вдруг зашаталось и перестало что-либо значить в ее собственных глазах. Всего двадцать лет исполнилось королеве Армориканской, а она уже утратила свою любовь, и ее сердце разбито! Теперь ей придется жить для своих сыновей, сколько будет нужна им, и для своего народа. Но уже никогда - для любимого человека. Никогда больше ее сердце не будет петь от любви! Маленький Карломан вдруг заплакал, словно ему передалась вся боль матери. Гвиневера встрепенулась и, быстро отерев глаза, взяла сына на руки, стала петь ему колыбельную на языке "детей богини Дану". В это время в дверь тихо постучали. Гвиневера кашлянула в ответ, позволяя войти. Она поняла, что там стоят двое, причем бисклавре, а следовательно, ее близкие. Вошли двое мужчин, чьи плавные, по-звериному легкие движения и яркие, блестящие глаза явно выдавали оборотней. Старшим из них был дед Гвиневеры по отцу, Брохвайл Верный. Второй - Номиноэ Озерный, ее наставник. Оба они почтительно остановились в нескольких шагах от молодой матери. Оборотни всем существом улавливали, что она чувствует, и разделяли ее скорбь. Они молчали, ибо слишком уважали свою питомицу и государыню, чтобы утешать ее банальными словами, вроде: "Все проходит", или "Ты еще молода, полюбишь другого". Говорить следовало о том, что теперь же способно вывести ее из тоски. Два оборотня с интересом пригляделись к маленькому Карломану, которого мать успокоила. - Настоящий маленький бисклавре! - улыбнулся Брохвайл своему правнуку. - Приготовься, что он будет расти быстрее, чем Хлодион в свое время. - У него твердые десны, значит, следует ждать ранних зубов, - с гордостью проговорила Гвиневера, на миг, казалось, вся уйдя в хлопоты, связанные с материнством и ребенком. С особым значением поглядела на своих близких: - Я вас прошу сделать все возможное для должного воспитания Карломана. Как вы учили меня, после гибели моей матери. Одинокой женщине, хотя бы и королеве, трудно воспитать двоих сыновей. Оба бисклавре уважительно склонили головы. - Мы научим его людской и лесной науке, чтобы он правильно сочетал в себе обе природы, научим посредничеству между ши и людьми, между миром живых и миром мертвых, - пообещал Номиноэ, лучший наставник среди оборотней. - Хорошо, что один из твоих сыновей, государыня, родился бисклавре. Всегда лучше, когда в королевской семье есть собственный Хранитель. Кроме того, и "дети богини Дану" больше станут чтить твоих сыновей. Гвиневера вновь отрешенно кивнула, уйдя в свои переживания. Ее соплеменники могли бы осудить за любовную связь с арвернским принцем и не принять ее сыновей в наследники, если бы не почтение к Хранителям. - Теперь им не в чем меня упрекать, - с сухим резковатым смешком проговорила она. - Арморика получит меня целиком! Может быть, так и надо, чтобы правитель отрекался от всего? Ее дед пристально поглядел на внучку. Поняв, в каком она состоянии, быстро шагнул к ней и обнял за плечи. - Не смей себя хоронить, Гвиневера! - он не просил, а требовал, и рука с силой встряхнула молодую женщину. - Твоим сыновьям и Арморике твоя жизнь, конечно, нужна, но и тебе самой тоже! Сохрани навсегда в памяти своего возлюбленного, и иди вперед. Мечтай, строй новые замыслы, навести по весне старых друзей - ши в наших лесах на их весеннем празднике. Не избегай празднеств при своем дворе в Чаор-на-Ри. И вкус к жизни к тебе вернется. Гвиневера гибко потянулась. По природе своей она любила жизнь во всех ее проявлениях, и от будущего была склонна ожидать добра. Только что ей показалось, что после разлуки с Хлодебертом светлая полоса для нее закончилась навсегда. Но дед помог ей понять, что она не имеет права, в самом деле, превратиться в окаменевшую фигуру на троне. - Я приду в себя, - пообещала она. - Просто нужно время. Никто в Арморике не узнает, что мое сердце разбито... Кстати, когда мы выезжаем? - Завтра в девять часов утра, чтобы засветло проехать дальше, - ответил Брохвайл. - Я уже велел слугам готовиться к завтрашней поездке. Молодая королева с благодарностью кивнула деду. Сейчас было как раз кстати, что он взял на себя важные заботы вместо нее, поглощенной ребенком и своими переживаниями. Но впредь ей следует решать и думать самой. - Мне станет легче, когда я вернусь домой, - пообещала она. Номиноэ учтиво склонил голову. - Дома тебе помогут стены и дубравы Арморики, государыня. Он поклонился, и Гвиневера сделала знак, отпуская оборотней. - Благодарю вас за поддержку, друзья мои! Они вышли. А Гвиневера взяла своего сына и поцеловала его в губы, пахнущие молоком. Жизнь изменилась, и ей придется все начинать сначала. Но она справится, для себя и своих сыновей! На следующее утро, ясным морозным днем, когда снег сверкал на солнце, как серебро, королева Гвиневера готова была ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Все обитатели Тинтагеля провожали королеву в путь. Тут же были и арверны, собирающиеся возвращаться назад. Поодаль двое слуг держали в поводу вороного коня, принадлежащего принцу Хлодеберту. Конь пританцовывал, стремясь в путь, из пасти его на морозе шел пар, впрочем, как и у людей. Сам же принц вновь, как в Кенабуме, заботливо подсадил в сани Гвиневеру, и она приняла его помощь, хотя могла бы теперь сама вспорхнуть, как перышко. Хлодеберт передал ей в руки спящего Карломана, а затем - Хлодиона, который на прощание обнял отца за шею. Когда все было готово, они с Гвиневерой обменялись долгими продолжительными взглядами. Но больше ничего не сказали друг другу, в присутствии людей, ибо все уже было сказано. Возница подхлестнул лошадей, и они бодро стронули сани, увозя их на запад, в сторону Чаор-на-Ри. А спустя всего мгновение Хлодеберт прыгнул на спину своему коню и, пришпорив его, бешено помчался во главе арвернской свиты в противоположную сторону - домой. Впоследствии он приложил усилия, чтобы примириться со своей женой, и у них родился еще один сын. Но настоящего согласия в их семье все-таки никогда не было, и Радегунда Аллеманская продолжала впредь видеть в прибывших ко двору сыновьях Гвиневеры соперников собственным. Закончилось это, в итоге, гибелью Хлодиона, но об этом рассказано в другом месте. А королева Гвиневера Армориканская спустя несколько лет после разлуки с Хлодебертом вышла замуж за его кузена, Теодеберта Миротворца, овдовевшего незадолго до того. Оба потерявшие близких, они сохранили в душе еще достаточно тепла, чтобы поделиться им друг с другом. К свадьбе своей бывшей возлюбленной принц Хлодеберт, которого недруги уже начинали именовать Жестоким, отнесся неожиданно милостиво, послал ей богатый подарок. Искренне любя Гвиневеру, он сумел пожелать ей счастья с другим. Она и Теодеберт были глубоко признательны ему. Первое, чему они научили обоих мальчиков, когда те подросли - чтить их отца и Арвернию. Сам же будущий король Хлодеберт V всю жизнь предпочитал сыновей от Гвиневеры рожденным в браке. Особенно - зеленоглазого бисклавре Карломана.***