***
Никому, кроме Дагоберта Лиса, долгое время не удавалось выманить его племянника Карломана из Чаор-на-Ри, из надежных объятий матери мальчика, Гвиневеры Армориканской. Лишь Дагоберту, в то время еще молодому, но подающему надежды военачальнику, удалось убедить самого мальчика уехать в Кенабум, к королевскому двору. Против желания сына Гвиневера не могла устоять. В конце концов, она некогда обещала отцу своих сыновей, принцу Хлодеберту, что сыновья приедут к нему, когда подрастут. Их первенец Хлодион уже четыре года как служил при дворе в Кенабуме. Давно пора было и Карломану познакомиться со своими родными. После того как отъезд мальчика был решен на семейном и государственном совете, во дворце в Чаор-на-Ри начались сборы. По требованию прадеда Карломана, Брохвайла Верного, отъезд отложили на несколько дней. Сына Армориканской королевы полагалось собирать в путь подобающе его званию. А самому Карломану было нужно попрощаться со всеми близкими, побывать в самых любимых местах и пообещать всем и каждому, что он еще вернется. В эти дни Дагоберт Лис постарался лучше присмотреться к своему племяннику. Он убедился, что первое впечатление его не обмануло: Карломан действительно многое знал и умел, и, в отличие от многих детей в его возрасте, очень любил приобретать знания. С ним всегда было о чем поговорить, но не приходилось удивляться, если мальчик задаст такой вопрос, который удивит и взрослого человека. Однажды вечером Дагоберт, взяв книгу "Легенды Погибшей Земли", которую обещал Карломану, направился к нему в покои. Решив сократить путь, он направился через сад. Проходя мимо садовой беседки, он расслышал голоса детей и узнал того, кого искал. Поэтому Лис приостановился, внимательно слушая: ведь спешить ему теперь было некуда. - Ну что ты, Гвенаэль, сестричка моя? - уговаривал Карломан. - Я же не навсегда уезжаю. Обязательно вернусь, и Хлодион - тоже. Не скучай, пожалуйста. Поддерживай и слушайся маму, ведь ты у нее теперь останешься одна. Ладно? - В том-то и дело, - протяжно воскликнула девочка. - А я не хочу, чтобы одна! Без тебя здесь всем будет так жутко тоскливо, братец! Не только мне с мамой, но и моему отцу, и Магнахару, и Номиноэ с бабушкой Ангарад, и дяде Морветену с Жартилином, и прадедушке Брохвайлу... Всем-всем! Видишь, сколько людей хотят, чтобы ты остался! - Они хотят, но не удерживают меня дома, - сумрачно проговорил Карломан. - Они понимают, что мой путь ведет в Арвернию. - Наш путь, - поправил другой мальчишеский голос, и Дагоберт узнал Вароха, друга Карломана, что собирался ехать к королевскому двору вместе с ним. - Я надеюсь, что твой дядя позволит мне ехать с тобой? И такая тревога прозвучала в голосе Вароха, что подслушивающий Дагоберт понял - для мальчишки в самом деле будет крушением всех надежд, если его разлучат с Карломаном. А тот заверил его, не сомневаясь в своем родственнике, за что Дагоберт мысленно был ему благодарен: - Если обещал - значит, он возьмет и тебя. И ты будешь вместе со мной жить при королевском дворе в Кенабуме, увидишь все чудеса столицы: дворец, знаменитое святилище, перестроенное Карломаном Великим, где под стеклянной крышей стоят священные камни... - Очень хочется поглядеть! - в голосе Вароха звучало ожидание приключений, понятное вполне только детям. Только маленькая Гвенаэль печально вздохнула. Не видя детей, Дагоберт не сомневался, что она ткнулась в плечо брату. - Вы уедете, а меня больше никто не возьмет на прогулку в лес, не расскажет новых историй, как ты один умеешь, братец! Прошу тебя, расскажи еще что-нибудь, о чем ты читал в старых книгах... - Ты же сама уже умеешь читать, и скоро сможешь прочесть все не хуже меня, - проговорил Карломан нарочито ворчливо. - Ну пожалуйста, братец! Это потом я буду сама, как ты уедешь. А сейчас ты мне расскажи! Карломан выдержал паузу, заинтересовывая слушателей еще больше, и начал: - Когда гнев богов пал на Погибшую Землю, вздыбились волны в океане, и поглотили всю сушу. Уцелевшие люди много дней пережидали бедствие в искусно построенных кораблях. Чудовища из морских глубин и земных бездн грозили пожрать их. Но это были могучие люди, они сражались с чудовищами и бурными волнами. И, победив их, заставили океан схлынуть и открыть новую землю, где можно людям жить. Когда они вышли на сушу, вся земля была сильно изуродована буйством древних сил. Солнце стало всходить на западе, а садиться на востоке, реки пересыхали и терялись в песках, бескрайние леса, в которых обитали чудовища, преграждали путь расселению людей. Однако их вели могучие герои и мудрые чародеи. Идя с востока на запад, они указали солнцу его нормальный путь, направили реки в долины, чтобы на плодородных землях могли жить люди. Могучие герои истребили чудовищ и продолжили людям путь через непроходимые леса... В этот момент девочка, что давно уже взволнованно ерзала на скамейке, - Дагоберт с его лисьим слухом уловил шорох, - наконец, решилась прервать складное повествование брата: - Ой, Карломан! А какими были эти герои, что заставили океан схлынуть, а солнце - идти нормально? Очень большие, выше и сильнее, чем велеты? И к тому же, одаренные божественными возможностями? - Нет, - поразмыслив, ответил Карломан, серьезно, как взрослый человек. - Таких людей на самом деле не бывает. Только боги способны на такие подвиги. Уверен, что там были обычные люди. Имеется в виду, что они расселились широко и придали земле обжитый вид. Наверное, им и вправду пришлось пережить много опасностей. Конечно, это были люди, отмеченные богами для великих свершений, и им, должно быть, помогали Хранители открытой ими земли. Но все же их сила была в численности и взаимопомощи, а не в личном превосходстве каждого. Только дух их был действительно велик. - А, это хорошо, - отозвалась его сестра. - А я все думаю: если такие герои были, то куда подевались потом? - Да никуда не подевались, - ответил Карломан чуточку даже сердито. - Герои жили и много позже. Вот и наш прародитель, первый вождь "детей богини Дану", Эохайд Техтмар, разве мало пережил опасностей, когда переплыл со своим народом Море Туманов, а затем осваивал Арморику? А император Карломан Великий разве не был героем? И после их было еще много! Дядя Дагоберт обещает, что я смогу изучить всю историю Арвернии и ближних стран. Вот где будет описываться много подвигов! Я обязательно расспрошу о них дядю Дагоберта, и коннетабля Сигиберта, моего названого дедушку, и его сына, дядю Хлодомера. Все они знают, что такое битвы и подвиги! Скрывающийся за стеной беседки Дагоберт не знал, чему больше удивляться - почтению юного потомка Матери Богов к своим арвернским родственникам или его удивительному в таком возрасте умственному развитию. "Как приедем, сведу его со своими детьми, - решил он. - У Альпаиды тоже на каждое "почему" да "как" имеется свое мнение. Да и Хродебергу будет полезно пообщаться с ним. Пусть убедится, что сыну принца крови, будущему рыцарю, полезно быть еще и образованным человеком." А между тем, Варох, сосредоточенно поразмыслив, спросил у Карломана: - А ты бы хотел, чтобы взаправду жили те... ну, могучие люди, способные останавливать океаны и возвращать солнце на место? - Нет, - ответил Карломан, не помедлив с ответом. - Но почему? - удивился Варох. - Потому что обычные люди и Хранители способны сделать все, что сказания приписывают одиноким героям. Тысяча людей, которые будут работать вместе, все равно сделают больше, чем один герой, даже будь он могуч, как целая тысяча. Если убьют людей - вместо них поднимутся другие. А кто сможет заменить героя-одиночку? Только злые существа в сказаниях обычно живут и сражаются по одному: великаны, тролли, драконы, темные колдуны. Тем можно - у них и бессмертие, и магия, и сила множества людей. А люди сообща все равно их побеждают! В ответ сестра Карломана вздохнула, видимо, подумав вновь об отъезде брата. А Варох проговорил, - в этот миг Дагоберту представилось, как он смотрит на Карломана и затем протягивает ему руку: - Вот и я хочу всегда быть с тобой сообща. И здесь, и в Арвернии. Ладно? В повисшей вокруг тишине голос Карломана проговорил, принимая уже с полной осознанностью обязательство на всю жизнь: - Ладно! Затем он, прислушавшись, проговорил: - По-моему, рядом кто-то есть! Пристыженный Дагоберт стал удаляться от беседки, не желая, чтобы дети вновь застали его подслушивающим, хотя в первый раз он их поймал, когда они подслушивали сами. Стараясь двигаться по-лисьи тихо, он успел еще расслышать, как Карломан проговорил: - Варох, отведи-ка Гвенаэль к матушке. Меня сейчас будет искать дядя Дагоберт, и я хочу с ним поговорить наедине. Приходи потом ко мне, я вместе с тобой почитаю новую книгу. Поняв намек племянника, Дагоберт подождал, пока Карломан вернется к себе в покои. Вскоре затем пришел к нему. Мальчик уже сидел за столом, за которым обычно изучал науки. В комнате стояли несколько ларей, в которые складывали вещи мальчика для поездки. Младший сын Гвиневеры был одет на манер "детей богини Дану", в одеяние из шерсти, окрашенной в цвета королевского клана, с золотой каймой по краю. Мальчик улыбнулся вошедшему дяде, напевая здешнюю героическую песню. Но все же он был еще слишком юн, чтобы перехитрить Дагоберта Лиса: тому сразу показалось, что племянник старается выглядеть веселым. Принц кивнул ему, присаживаясь в кресло за столом напротив мальчика. Положил перед ним на стол ту самую книгу, что держал в руках. - Здравствуй, Карломан! Вот тебе книга о предках наших отдаленных предков. От жителей Погибшей Земли происходят и "дети богини Дану", и арверны. Разумеется, с тех пор пути наших народов разошлись, и у каждого племени появились свои обычаи, но в начале всех начал они были едины, - он украдкой поглядел на здешний костюм мальчика. Тот гордо выпрямился и серьезно проговорил, поправляя на плечах плед: - Не беспокойся, я умею носить арвернскую одежду, и Варох тоже. Нас готовили к тому, что придется жить при дворе в Кенабуме. Тебе не придется стыдиться нас, дядя Дагоберт. Уже опытный военачальник, Дагоберт Лис едва смог выдержать пристальный взор зеленых глаз десятилетнего мальчика. Ему нравилось, что Карломан, как будто, вовсе не встречает ни в чем затруднений. Он блестяще для своих лет справлялся и с учебой, и с жизненными трудностями. Но после подслушанного разговора детей, Дагоберт невольно задумался: какую же судьбу назначили норны для столь одаренного мальчика? Львов не создают, чтобы ловить мышей. Должно быть, и Карломана, когда вырастет, будут ждать испытания по его силам, и многое тогда будет зависеть от него. Что ж, в задачу старших входило подготовить его заранее, сделав все возможное. - Да, я видел тебя в арвернской одежде, - усмехнулся он, вспомнив первую встречу. - Ну а кто учит тебя нашему языку и обычаям? - Прежде всего матушка, - стал рассказывать мальчик. - Она мне сколько раз говорила о моем отце, принце Хлодеберте, и о дворе арвернских королей! Затем - мой названый отец, Теодеберт Миротворец. И дедушка Риваллон, участник королевского совета Арвернии, когда приезжает сюда. И прадедушка Брохвайл. И еще коннетабль, названый дедушка Сигиберт, и дядя Хлодомер, когда приезжают в Чаор-на-Ри, беседуют со мной. Они все рассказывают так, что мне захотелось побывать в Кенабуме. Получше узнать моего отца... - и здесь Дагоберт впервые увидел, как под маской маленького взрослого мелькнула обычная мальчишеская тревога. - Я хотел быть достойным своего отца, и учился, чтобы он гордился мной... Как ты находишь, высокочтимый принц: мой отец не разочаруется во мне?.. На "высокочтимом принце" Дагоберт усмехнулся тонкой лисьей улыбкой. Видно было, что его племянник вправду волнуется, даже сбился на летописный слог. Что ж, его можно было понять: одно дело - редкие встречи с отцом, если тот приезжал по делам в Арморику, и совсем другое - жить рядом с ним, видеться ежедневно, как бывает в обычных семьях. - Во-первых, условимся на том, что ты меня зовешь просто дядей Дагобертом, а принца оставишь для придворных церемоний! Во-вторых, я уверен, что твой отец, мой брат Хлодеберт будет очень рад, что ты приедешь в Кенабум. Ведь он радушно принял Хлодиона. Кстати, перед отъездом он просил передать наилучшие пожелания тебе, твоей матушке, твоему названому отцу Теодеберту и всем вашим родным. И потребовал всенепременно привезти тебя! Карломан серьезно кивнул в ответ. - Матушка мне много раз рассказывала, что они с моим отцом очень сильно любили друг друга. Но у него есть другая жена, и поэтому им пришлось расстаться, однако он по-прежнему любит нас с Хлодионом, своих сыновей, и ждет. Дагоберт кивнул и ответил, так, чтобы у мальчика не осталось и тени сомнения в своем отце: - Твоя мудрая матушка говорит тебе правду! Твой отец любит и всегда будет любить вас с Хлодионом. Вспомни, как он радовался вам, когда приезжал сюда! Какие подарки для вас привозил. - За подарки и ласку я благодарен моему отцу, - Карломан засомневался, но все же решился спросить о том, что тревожило его: - Я ведь уже не маленький, теперь с меня будет спрос гораздо больше. А справлюсь ли я, чтобы знать и уметь все, что необходимо сыну принца? Никогда раньше Дагоберту не доводилось видеть, чтобы десятилетний ребенок был столь требователен к самому себе. - Ты справишься! - заверил он. - Я первым сообщу при дворе, что ты замечательно развит и хорошо образован для своих лет, и стремишься к еще большему. И твой отец, когда лучше узнает тебя, станет гордиться тобой. И весь королевский род Арвернии. Карломан тихонько вздохнул с облегчением. - Я постараюсь быть достойным своего отца, раз уж меня приглашают ко двору! Но я прошу тебя, дядя Дагоберт: расскажи мне, с чем придется встретиться в Кенабуме. Смогу ли я поладить с моими единокровными братьями? А жена отца, принцесса Радегунда - что она за человек? Дагоберт сразу понял, что с племянником следует говорить откровенно, как со взрослым. - Твой старший брат Хлодеберт вместе с Хлодионом постигает науки и ратную выучку. - Наверное, его учат гораздо лучше, чем меня? - предположил Карломан. - Все-таки будущий принц крови! Его дядя сдержал усмешку, подумав про себя, что Карломан, хоть он и младше Хлодеберта, рассуждает уже более зрело, чем его старший единокровный брат. - Хлодеберт неплохо учится, еще лучше постигает рыцарские умения вместе с Хлодионом. Ты сможешь всему научиться не хуже них, Карломан! - Я постараюсь, - снова заверил мальчик. - А что мой второй единокровный брат? - Он на четыре года моложе тебя. Его зовут Теодебертом, в честь нашего кузена, твоего названого отца. А Хлодеберт с Хлодионом зовут его Малышом. Он, как все дети, любит внимание к себе, с удовольствием слушает забавные истории. - Значит, у меня теперь будет и младший братец, - улыбнулся Карломан. - Ну что ж, я надеюсь с ним поладить. Для старших братьев он еще маленький, а я привык возиться с сестричкой. Дагоберт обратил внимание, как мальчик продумывал все будущие взаимоотношения при дворе. Ему очень хотелось сказать: "Остерегайся Радегунды Аллеманской! Она вовсе не обрадуется детям своего мужа от Гвиневеры." Но поостерегся. Не было незонов наговаривать на жену брата, пока та еще никому не сделала плохого. Хлодиона она терпела, хоть и не очень охотно. К тому же, у мальчика будет при дворе достаточно защитников, к которым Дагоберт причислил и себя. Но все же он осторожно произнес: - Постарайся не раздражать принцессу Радегунду! Ей пока не за что любить тебя. Мальчик кивнул. - Об этом мне уже сказала матушка. - Твоя матушка - мудрая женщина, - произнес Дагоберт. - Но ведь, если Хлодиона и меня пригласил ко двору сам король, то нам нечего опасаться, - произнес его племянник, внимательно глядя в глаза дяде. - И мой отец, и мой названый дедушка, принц Сигиберт, и ты позаботитесь же, чтобы с нами обращались как подобает? - Позаботимся, Карломан, обязательно! - с чувством проговорил Дагоберт. - Так и бывает, по справедливости: сперва мы заботимся о тебе, а когда мы постареем, ты и твои братья позаботитесь о нас. - Это будет еще не скоро, - отмахнулся Карломан, мысленно уходя в сторону Кенабума, куда ему предстояло через несколько дней отправиться наяву. - Хорошо, что Хлодион дружит с нашими единокровными братьями, Хлодебертом и Теодебертом Малышом! И я тоже постараюсь поладить с ними. Об этом и матушка просит меня. Говорит, какие бы отношения не были у них в прошлом, но мы, братья - один род, и должны держаться друг друга. Несмотря на то, что законные сыновья отца будут принцами крови в Арвернии, а мы - нет. Зато нам достанется Арморика. Дагоберт уважительно, как взрослому, протянул ему руку. - Пусть боги услышат тебя, Карломан! Если вы, единокровные братья, в самом деле будете дружны, сможете сообща совершить много добрых дел. А, кроме братьев по отцу, тебя встретит наследный принц Хильдеберт, твой кузен. И двое моих старших детей - дочь Альпаида, твоя сверстница, и сын Хродеберг, годом младше. Вы все - тоже один род. - Я знаю. И мне хочется познакомиться со своими родными. Только мне жаль оставлять тех, кто живет здесь: Магнахара, которого дядя Хлодомер в прошлом году нарочно оставил здесь приглядывать за мной, Гвенаэль, Жартилина... Хорошо хоть, что Варох поедет со мной! - И ты бы хотел быть в нескольких местах сразу? - понимающе кивнул Дагоберт. - Увы, Карломан, это невозможно даже для самых могущественных существ. Сегодняшний выбор - первый в твоей жизни, но далеко не последний. Придется все время кого-то покидать и с кем-то оставаться, делать не то, что хочется, а то, что требует жизнь. И почитать за редкий праздник такой день, когда тебе удастся поступить так, как хочется самому. Такова жизнь, и у знатного человека, и у простого. Впрочем, я не сомневаюсь, что твои родные объясняли и это. А окончательно поймешь все, когда станешь старше. Карломан кивнул, помолчав. А Дагоберт по-новому смог увидеть этого мальчика, который опасался не понравиться отцу и, желая повидать королевский двор, жалел о тех, кто останется дома. По-видимому, он умел любить всем сердцем своих близких и вызывать в людях ответную любовь. Показав племяннику на книгу, Дагоберт сказал, встав из-за стола: - Пока в твоей жизни не все так уж печально. Ведь ты сможешь бывать в Арморике не так уж редко. И твои родные тоже приедут в Кенабум, как будет нужно. Магнахар вообще живет в Арвернии не меньше, чем здесь, как оруженосец Хлодомера; с ним ты часто будешь встречаться в Кенабуме... Прочти сегодня первую главу, о Погибшей Земле. Ознакомьтесь вместе с Варохом, когда он придет. А завтра обсудим с тобой прочитанное. Мальчик, уже заглянув в книгу, манящую, как окошко в далекий мир, полный увлекательных приключений, не возражал против прощания. Уходя, Дагоберт встретил в коридоре Вароха, спешившего к своему другу.***
На следующий день новая встреча дяди с племянником произошла при весьма любопытных обстоятельствах. Утром Дагоберт вместе с Сигибертом, Брохвайлом Верным и Номиноэ прогуливались по двору замка в Чаор-на-Ри. Здесь им можно было поговорить спокойно, подальше от суеты, заполонившей весь замок. Оба арверна радовались, что им удалось заполучить Карломана к королевскому двору, а его прадед и наставник советовались с ними напоследок, как все устроить наилучшим образом. Оба бисклавре знали, почему на самом деле оттягивали отъезд мальчика ко двору. Ведь Карломан был оборотнем, и должен был сперва в совершенстве пройти их обучение, научиться пользоваться своими способностями, а также скрывать их от людей. А для остальных дело было в привязанности Гвиневеры к младшему сыну. - Ты убедил Карломана поехать в Арвернию - ты ныне и отвечаешь за него перед богами и людьми, наравне с его отцом, а также его названым дедом, достопочтенным Сигибертом, - назидательно обратился Брохвайл к Дагоберту. Тот кивнул, с готовностью соглашаясь. - Я уверен, что этому мальчику суждено великое будущее! Почту за честь ввести его к королевскому двору. Особенно после того, как в прошлом году ни Сигиберт, ни Хлодомер не смогли убедить королеву Армориканскую отпустить сына, - он, гордясь собой, взглянул на своего дядю, коннетабля. Тот пригладил рукой седеющую, аккуратно постриженную бороду. - Лукавить не стану, нам не удалось его выманить, - согласился он. - Потому-то я и позвал тебя, Дагоберт, в качестве подкрепления. И не зря. Мой племянник Хлодеберт уже собирался сам ехать к Гвиневере, уговаривать ее отпустить их младшего сына. А в этом случае Радегунде Аллеманской было бы гораздо труднее смириться с приездом уже второго пасынка ко двору. - Меньше всего нам нужно, чтобы принцесса Радегунда сочла себя оскорбленной не только как женщина, но и как мать, - проговорил Брохвайл, ощущая неясную тревогу. Номиноэ тоже уловил предвестия пока еще отдаленного будущего, смутные, как утренний туман над озером. Но то, что чувствовал, ему не понравилось. - По крайней мере, ей не удастся настроить своих сыновей против сыновей Гвиневеры; братья навсегда останутся братьями, - это единственное, в чем вещий оборотень был сейчас уверен. - Хлодион хорошо начал сближение с ними, а Карломан продолжит еще лучше. - Пусть сыновья Гвиневеры станут опорой арвернского престола, а не угрозой для него! - Сигиберт провел перед собой солнечный круг, знак, предостерегающий от зла и дарующий ясность мыслей и поступков. Дагоберт хотел последовать его примеру, но тут ветер донес до него звонкие мальчишеские голоса, конское ржание и перестук копыт. Среди этого шума он различил и голос Карломана. И, не совладав с истинно лисьим любопытством, откланялся своим спутникам: - С вашего позволения, господа... Я обещал сегодня встретиться с тем, о ком мы говорили! И он направился к манежу, где объезжали коней, потому что голоса слышались оттуда. Когда Дагоберт удалился настолько, что не мог расслышать своих недавних спутников, Брохвайл одобрительно сказал Сигиберту: - Твой родич ловко умеет распутывать щекотливые ситуации, если догадался сыграть на любопытстве Карломана, так что он сам захотел ехать! Коннетабль одобрительно кивнул. - Дагоберта не зря прозвали Лисом! Ну а я знал, кого позвать с собой. А тем временем сам Дагоберт, подойдя к манежу, огороженному высоким частоколом, нашел там немалое оживление. В манеже, по широкому кругу, скакали верхом четверо мальчиков-подростков. Самый старшим был Магнахар, сын Теодеберта от первого брака, внук Сигиберта и Дарерки по одной линии, а по другой - внук Номиноэ Озерного и его супруги Ангарад. Магнахару было уже шестнадцать лет, он состоял оруженосцем своего дяди, военачальника Хлодомера. В троих мальчиках помоложе Дагоберт узнал Карломана, Вароха и Жартилина, племянника королевы Гвиневеры, сына ее брата Морветена. Они носились наперегонки на высоких верховых конях, состязаясь в искусстве наездника. Чуть поодаль, у коновязи, стояли еще несколько оседланных коней. Они фыркали и били копытами, провожая глазами своих собратьев. А на одном из столбов изгороди сидел крупный ловчий сокол с путами на ногах и колпачком на голове. Сложив темные крылья, он ждал, когда его позволят взмыть в небо. Юные всадники сделали еще один круг по манежу. Магнахар опередил остальных и, спешившись, подмигнул родичам: - Вот так, ребята! Вам еще есть чему поучиться! - Подумаешь - сладил с конем, послушным как дойная корова, - поддразнил его Варох. - А вон того, вороного Ветерка, тебе не объездить! - он показал на стройного жеребца, переступавшего копытами у коновязи. Магнахар нехотя кивнул. - В том я не вижу стыда. Ветерок никому не дается в руки. Во всяком случае, никому из нас. Правда, Жартилин? Тот многозначительно потер колено. - Я уж точно к нему не пойду второй раз после того, как он меня сбросил на той седьмице! - мальчик покосился на своего кузена, до сих пор молчавшего. - Я думаю, его и Карломан не приручит. Тот окинул взглядом вороного коня, словно соизмеряя свои силы. Затем, подъехав к коновязи, спешился и привязал своего скакуна. То же сделали Варох и Жартилин. - Попробую его приручить! - сказал Карломан и взял приготовленный заранее мешочек с солью. Магнахар резко повернулся к сводному брату. - Не вздумай! - казалось, он хотел схватить Карломана за руку, но не посмел. - Он тебя сбросит! Я старший, отвечаю за тебя! - А я - сын королевы Гвиневеры, - спокойно произнес мальчик. - Не бойся, я сумею его приручить. Он плавным, крадущимся шагом направился к коню. Наблюдавший сквозь изгородь Дагоберт заметил, что такие быстрые и в то же время невесомые движения ему доводилось видеть лишь у немногих: у Гвиневеры Армориканской, Брохвайла Верного, Номиноэ Озерного, да еще у одного армориканского военачальника по имени Гурмаэлон Неистовый (кстати, тот приходился зятем Номиноэ). Еще, пожалуй, у Вароха, но тот все же был больше похож на обыкновенного мальчишку, чем Карломан. А тот подошел ближе к коню, протянул руку с угощением. Конь прижал уши, топнул копытом и оскалил зубы, отгоняя чужака. Но мальчик остановился в нескольких шагах и заговорил с ним. Голос у него был негромкий, чуточку протяжный. Однако слышавшим его отчего-то казалось, будто интонациями и, может быть, скрытыми звуками, не слышными человеческому уху, он выражал больше, чем обычными словами. Во всяком случае, он разговаривал с конем, как с существом, способным его понять. - Доброе утро тебе, Ветерок! Вот, я принес тебе соль. Возьми, и не бойся ничего. Сам подойди, если захочешь. Мне, конечно, очень хочется проехаться на тебе верхом, но я это сделаю, только если ты согласишься. Потому что ты любишь свободу, и я тоже ее люблю. На твоем месте я бы тоже сопротивлялся. Но я надеюсь, ты согласишься носить меня по дружбе! Покажи всем, как скачет действительно благородный конь! Если ты захочешь, мы с тобой выиграем забег! Запах соли и напевные уговоры мальчика постепенно сделали свое дело. Вороной жеребец перестал дичиться и выставил уши вперед, успокаиваясь. Обнюхав мальчика, он подобрал влажными губами угощение. Пока он хрустел солью, Карломан ласково гладил его по голове и лебединому изгибу шеи, по лоснящимся бокам, скрепляя новую дружбу. Затем, сочтя, что завоевал доверие Ветерка, вскочил ему на спину, стремительно, как белка взлетает на вершину дерева. В тот же миг мальчик отцепил поводья, и, склонившись, шепнул что-то в чуткое, прядающее ухо коня. И тот же Ветерок, снявшись с места, пошел вскачь. Но было видно, что не сам он мчится, куда вздумается, а Карломан им правит, легко и свободно, как опытный наездник, а не десятилетний мальчик. В считанные мгновения конь сделал полный круг по манежу. Все трое мальчиков приветствовали его дружными возгласами, а Варох еще и издал победный клич. Карломан спешился и, привязав коня на место, помахал им рукой. - Вот видите, я приручил Ветерка! - произнес он гордо. Магнахар склонил голову. - Винюсь перед тобой за свое недоверие! Но и ты меня пойми: я тревожился, он ведь мог тебя покалечить. Больше так не рискуй, пожалуйста! Карломан уклончиво пожал плечами, на всякий случай предпочитая не обещать ни "да", ни "нет". Жартилин, от радости вскарабкавшись на нижнюю перекладину забора, хлопал в ладоши что было сил. И только Варох загадочно улыбнулся Карломану, давая понять, что он не сомневался в его победе. А тот среди общего торжества направился к столбу, где был привязан сокол. Снял с его головы клобучок и, пока развязывал путы, пристально поглядел на великолепную птицу, словно и с ней о чем-то договаривался. Сокол в ответ моргнул, косясь золотистым глазом. Взяв птицу рукой в перчатке, Карломан подбросил ее вверх. Раскинув длинные косые крылья, сокол взмыл в небо и исчез. - Что ты делаешь?! Он же улетел! Это подарок для короля Хильдеберта! - крикнул подбежавший Магнахар. - Он вернется, - твердо пообещал Карломан. - Надо же было проверить, как он берет дичь! - Или не вернется, а улетит прочь, - все еще гневно ответил Магнахар, высматривая сокола в небе. Жартилин тоже покачал головой. И только Варох, казалось, не сомневался, что сокол вернется. Чуть поодаль, за оградой манежа, стайка диких голубей клевала рассыпанные зерна. Они то и дело перепархивали с место на место, и их крылья трепыхались сизыми флажками. Вдруг - будто вихрь промчался над ними, взметнул голубей в воздух! Ударил черной молнией и подхватил одного сизаря, только пух и перья полетели во все стороны. Спустя мгновение стая голубей была уже далеко. А сокол с добычей в когтях уселся на тот же столб и принялся деловито ощипывать убитого голубя. Карломан торжествующе взглянул на родственников. - Я же говорил, что он вернется! Зато теперь мы проверили его на охоте. Пусть съест сегодняшнюю добычу, он заслужил. Я буду рад подарить моему царственному дяде, королю Хильдеберту, отличного ловчего сокола! Пока все это происходило, Дагоберт Лис не сводил пристального взора со своего племянника. Он удивлялся все сильнее. В свои юные годы Карломан не только замечательно умел ладить с людьми, но и с животными тоже. Принцу Дагоберту не раз доводилось видеть, как укрощают животных, добиваясь от них послушания человеку. Но тут было нечто иное, он чувствовал различие. Карломан не приказывал животным, он будто договаривался с ними, точно так же как с людьми, и не сомневался, что они его поймут. Как будто не ставил себя по умолчанию гораздо выше всего, что могло назваться животным. Конь и сокол и впрямь поняли, как будто... как будто он говорил на их языке! Может быть, животные видели в нем нечто иное, чего не могли разглядеть люди? Арвернский военачальник почувствовал, что нащупал кончик некоей тайны, касавшейся его племянника. И он понял, что только терпение поможет со временем узнать о Карломане все. Спрашивать, скорее всего, будет бесполезно. Только собственная наблюдательность и доверие мальчика помогут разгадать загадку, какой является сын его брата. А пока Дагоберт, глядя сквозь изгородь, увидел, как его племянник победно обернулся к товарищам. - Видите, я все предусмотрел! Поговорив с ними, я знал, что они послушают. Я ничего не делал наобум. Это было правдой; Дагоберт чувствовал, что его племянник сел на опасного коня не из стремления к риску, вообще-то естественного для мальчишки, да и не только. Карломан не рисковал, он все предусмотрел. "Тем лучше, - подумал его дядя. - Если он сохранит и разовьет свои повадки в будущем, ему не потребуется искать себе могучих противников развлечения ради. Он всегда найдет себе настоящее дело". А мальчики, спутники Карломана, глядели на него как завороженные. - Как ловко ты справился с ними! - покачал головой Жартилин. - Ты, конечно, и раньше показывал, как тебя слушаются животные, но не все были такими строптивыми. - Как ты это делаешь, Карломан? - поинтересовался Магнахар, не скрывая удивления. Мальчик скромно улыбнулся, переглянувшись с Варохом. При этом Дагоберт убедился, что тот, единственный из трех мальчиков, не удивлен способностями Карломана. Видимо, ему известна была тайна друга. - Это врожденное свойство, - туманно ответил он, ничего больше не объясняя. Мальчики поглядели на стоящих у коновязи лошадей. Но после подвига Карломана состязаться в объезжании коней уже не хотелось. Все четверо почувствовали, что ничего столь же важного для них здесь больше уже не произойдет. - Пойдемте, - махнул рукой Магнахар. - Я понесу сокола, - сказал Жартилин и взял за лапы птицу, расправившуюся с голубем. - Кстати, сокол был священным у наших предков, еще до Эохайда Техтмара, - проговорил Карломан, возвысив голос. - Легенда гласит, что давным-давно посланный богами сокол указал пращурам путь через бурное море! Слушая его, Дагоберт удивленно вскинул брови, ибо об этом было написано в той книге, что он лишь вчера дал племяннику почитать. А Карломан, выходя со своими родичами из манежа, хитро подмигнул дяде зеленым глазом, давая понять, что давно его заметил. - Здравствуй, дядя Дагоберт! Не меня ли ты ищешь? - осведомился он, остановившись рядом. Остальные мальчики также почтительно приветствовали брата короля Арвернии. А тот кивнул им и ответил племяннику: - Рад видеть вас всех! Я стоял здесь достаточно давно, чтобы увидеть, как хорошо ты умеешь ладить с животными, Карломан. И хотел бы еще побеседовать с тобой. Трое мальчиков поняли намек и, откланявшись, направились в другую сторону. А дядя с племянником направились по двору, вдоль служебных построек, где хлопотали слуги. При этом Дагоберту почти не приходилось сбавлять шаг, чтобы мальчик поспевал за ним, тот и так шагал с ним вровень. - А ты за мной наблюдал, дядя Дагоберт? - вскинул на него Карломан свои зеленые блестящие глаза. И тот, взрослый мужчина, опытный воин, почувствовал себя неловко под взглядом десятилетнего мальчика. - Почему ты так решил? Я просто прогуливался рядом. - Ага, - фыркнул Карломан. - И вчера, возле беседки, тоже. И на совете, когда ты поймал нас под дверью, тоже совершенно случайно. При этом Дагоберт заметил, что его племянник глядит хитро, но не со злом. И он шутливо запротестовал было: - Подожди-ка, дружок! Совет подслушивали под дверью как раз вы, а я только услышал ваше дыхание и шорох. Карломан склонил голову. - Да, это мы были неосторожны, думая, что нас никто не услышит... Но на моей памяти ты первый, кто смог так незаметно подкрасться, чтобы ни я, ни Варох не заметили сразу. Дагоберт в свою очередь скромно усмехнулся. - У меня тоже есть свои навыки... На войне мне доводилось вести вооруженный отряд в тыл к противнику, пользуясь самыми незначительными укрытиями, вроде оврагов, ложбинок, зарослей кустов. В тумане или в предрассветных сумерках, когда звуки хуже слышны. Коннетабль, принц Сигиберт, не зря доверяет мне устроение военных хитростей. За это меня и прозвали Лисом. Огоньки в зеленых глазах мальчика разгорелись ярче, выдавая горячее, неуёмное любопытство. И вправду, Карломану захотелось расспросить дядю о военных хитростях. Способы тайной войны напоминали повадки его сородичей, вольных лесных охотников. Ни одно животное, если оно не взбесилось или если не вынуждено защищать детенышей, не идет в атаку напролом, не стремится непременно победить или умереть. Для этого у него слишком много здравого смысла. Лишний риск никому не нужен. И мальчик спросил деловито, как взрослый: - А ты мне расскажешь о войне, дядя Дагоберт? Я в прошлом году спрашивал названого дедушку и дядю Хлодомера, а они говорят, что мне еще рано знать. Его дядя ответил, поразмыслив: - Они отчасти правы, отчасти нет. Война - не рыцарский турнир, это грязное, кровавое, а зачастую подлое дело. И не нужно бы отроку твоих лет о ней знать. А с другой стороны, время идет, и тебе, твоим сверстникам все равно придется учиться воевать. Ты уже читал о древних сражениях, времен Карломана Великого, а теперь пора узнать, как воюют сейчас. Я привез с собой описание нашей последней войны с викингами, там ты найдешь разбор многих военных хитростей и маневров. Сперва прочитай обо всем, подготовься, а уж потом я тебе расскажу все в подробностях, если ты захочешь. - Я постараюсь еще до отъезда разобраться во всем, дядя Дагоберт, - пообещал мальчик, косясь на эмблему, вышитую на плаще его родича. Там был изображен лис, потрясающий мечом. - Это ведь не твой герб? - кивнул мальчик на это изображение. - Нет, конечно, - что-то в выражении лица Дагоберта, в изгибе тонких губ в самом деле напоминало лиса. - Родовой герб королевского рода Арвернии - ирис, увенчанный короной. А эмблему каждый знатный человек вправе завести сам, но далеко не все пользуются этим правом. Обычно эмблема выражает личные свойства человека гораздо лучше, чем общеродовой герб. Но иногда, если от большого рода отделяется одна из ветвей, эмблема родоначальника становится гербом для его потомков. А составляются эмблемы так же, как и гербы: эмаль употребляется с металлом, но не по две эмали и не два металла сразу. Тебя ведь учили геральдике? Карломан кивнул. - Мой названый отец, Теодеберт Миротворец, разъяснял мне правила составления гербов в Арвернии и Арморике. - Тебе и в этом повезло, - уважительно отозвался Дагоберт. - Мало кто разбирается в геральдике лучше, чем мой кузен Теодеберт. - Да. А дедушка Риваллон говорит, что в древности у "детей богини Дану" не было гербов и эмблем. Вместо них служили клетки клана, у каждого - свои цвета, по-особому расположенные. С первого взгляда видно было по одежде, откуда человек, с каким кланом его родичи дружат, а с каким враждуют. Но со временем, после арвернского завоевания, "дети богини Дану" многое переняли у арвернов, и появилось рыцарство, а с ним - и гербы, хоть не совсем такие, как в Арвернии. - Времена меняются, и новые поколения никогда не рождаются в точности такими, как их родители, - проговорил Дагоберт осторожно, ибо касаться межплеменной розни арвернов и "детей богини Дану" было все равно что ступать по тонкому льду. - За прошедшие века мы не только сражались, но и многому учились друг у друга, обогащались новыми обычаями. А заодно - смешивали живую кровь в жилах обоих народов, вот как у тебя, Хлодиона, Гвенаэли. Да и в Теодеберте с Хлодомером есть кровь "детей богини Дану" и арвернов. Ведь неплохие получаются результаты? - он испытующе взглянул на мальчика. Тот кивнул без тени сомнения. - Я же и не спорю! Но, раз уж у нас теперь появились эмблемы, то я хочу себе взять свою собственную, когда вырасту. Отчего-то Дагоберт не усомнился, что его племянник, когда вырастет, не забудет об этом желании, как большинство мальчишек, вырастающих из своих детских мечтаний, как из коротких штанов. Карломан решал всерьез и надолго. - Ну что ж... Чтобы взять себе почетную эмблему, надо что-то из себя представлять. Быть ярким и сильным человеком, не теряющимся в толпе, а способным направлять ее или противостоять ей. Эмблема должна подходить человеку, тогда она вызовет уважение. Если слабак изобразит себе медведя, а глупец - филина, их эмблемы вызовут лишь смех. Я могу ошибаться, но, кажется, у тебя есть все, чтобы выразить свое лицо в подходящей эмблеме. А кого ты хочешь изобразить на ней? - Я возьму себе в эмблему волка, - как видно, Карломан сделал выбор уже давно. - У меня и рисунок есть: голова черного волка с изумрудными глазами. Он умолчал, что, согласно правилам "детей богини Дану", его эмблемой будет не простой волк, а бисклавре. Их было принято изображать несколько по-другому. Волки на гербах и эмблемах всегда были повернуты в профиль, а бисклавре - лицом вперед, глядя как человек. Но в такие геральдические тонкости вдавались только сами "дети богини Дану", а больше никто не брал на герб ши и волшебных животных. Мальчик не спешил сообщать всей правды даже дяде Дагоберту. Быть может, потом, если удостоверится, что дядя его поймет. А тот многозначительно улыбнулся, вспоминая давние времена. - Видно, это судьба! Твой отец, мой брат Хлодеберт, тоже всю жизнь любит волков. Когда мы с ним играли в детстве, в то время как были младше, чем ты сейчас, - он был волком, а я - лисом. Обычно в сказаниях волки и лисы враждуют, но у нас все было по-другому. Ведь они и в самом деле близкие родственники. Волк - могучий, суровый, ярый, беспощадный к врагам и преданный близким. Лис - послабее, зато хитрее, изворотливее, берет смекалкой, а не силой. Отчасти, видно, эти образы проникли и в нашу взрослую жизнь... Карломан был рад узнать, что касалось его отца. Итак, принц Хлодеберт тоже неравнодушен к волкам! "Наверное, он потому и полюбил Волчицу, мою маму", - вертелось у него на языке, но он сумел не сказать лишнего. Вместо этого поглядел в глаза дяде и тихо проговорил: - Благодарю тебя за все, что ты поведал мне о моем отце и о королевской семье Арвернии, и обо всем, что мне следует знать, чтобы быть достойным своих родных! Пока еще я не могу даже представить все, что мне потребуется знать и уметь. Но у меня впереди достаточно времени, чтобы всему научиться. И я постараюсь оправдать надежды близких людей, в Арморике и в Арвернии! И тут, впервые за дни знакомства с племянником, Дагоберт позволил себе прикоснуться рукой к его плечу. - Из мальчиков, которых хвалят в глаза, редко вырастают достойные мужи. Но в тебя я верю, Карломан: ты будешь великим человеком! Разговаривая так, дядя и племянник минули уже священную рощу, где зеленели два молодых дубка, посаженных королевой Гвиневерой в честь ее сыновей. Подошли к крыльцу замка. Там их ждал Риваллон Сто Воронов, отец королевы. - Карломан, тебя ждет матушка, чтобы напутствовать напоследок, - быстро сказал он внуку. И, взглянув на Дагоберта, добавил, извиняясь: - Ты уж прости, что должен вам помешать! Но у тебя будет еще довольно времени наговориться с Карломаном обо всем на свете. А его мать должна надолго проводить из дома уже второго сына. Дагоберт и не думал оспаривать материнские права королевы Гвиневеры. Он кивнул: - Ступай к матушке, Карломан! Позднее мы с тобой еще вдоволь поговорим о войне и обо всем, что ты захочешь узнать. И он поглядел вслед племяннику, который легко взбежал по ступеням дворца вслед за дедом. Но никто, даже сам Дагоберт, не мог в то время предвидеть, что из мальчика, которого он представит к королевскому двору, вырастет всемогущий граф Карломан Кенабумский, майордом Арвернии, Почти Король. Эмблемой его будет черная волчья голова с зелеными глазами, увенчанная короной. Ибо обитавшие в Арморике ши назовут его Коронованным Бисклавре.***