Скрытые Страницы

      Прошел год после гибели короля Хлодеберта VI. На престол взошел его старший сын, ставший королем Хлодебертом VII. Некоторое время он правил под руководством Регентского Совета во главе со своим дядей, графом Карломаном Кенабумским, майордомом Арвернии. Ныне молодому королю исполнилось шестнадцать лет. По арвернским законам, он считался совершеннолетним, и был уже женат на своей кузине, принцессе Регелинде Адуатукийской. Но жениться куда проще, чем править королевством, и юный король продолжал учиться у опытных политиков, а прежде всего - у своего любимого дяди, Карломана. И майордом охотно помогал ему, причем заботился о том, чтобы юный король не просто учился, но приобретал опыт. В этом Карломан не находил понимания у королевы-матери, Бересвинды Адуатукийской. Та продолжала видеть в своем сыне ребенка и, будь на то ее воля, всю жизнь оберегала бы его от лишних трудностей. Но зато неожиданным союзником стала королева-бабушка, Радегунда Аллеманская. Всю жизнь ненавидевшая Карломана, сына своей соперницы, она, наконец, прониклась к нему уважением, видя его искренние заботы о благе Арвернии и королевской семьи. И, когда Карломан давал советы молодому королю, Радегунда старалась быть рядом, чтобы ничего не упустить из виду. Так произошло и в тот день в начале осени, когда король вместе с Карломаном прогуливались по саду. Первый осенний месяц неспроста назывался в Арвернии виндмонат - Месяц Ветров. В самом деле, в саду в тот день дул сильный ветер, развевал фамильные черные волосы Хлодеберта и Карломана. Ветер шевелил листву на деревьях и кустах, как бы проверяя: не настала ли пора оборвать ее и унести следом за перелетными птицами?.. Но листья были еще крепки и свежи. Как ни гнулись садовые деревья и кусты под хлесткими ударами ветра, он не мог их одолеть. Еще не пришло время им увядать. Щедрое арвернское солнце пока дарило листьям достаточно жизненной силы. Лишь некоторые из невысоких кустарников окрасились в багряные и желтые тона, создавая в саду красивую пеструю мозаику. На клумбах зацветали пестрые розы. Юный король и его дядя не спеша прогуливались по садовым тропинкам. У них выдался свободный час, и они хотели провести его, отдыхая от дел. Только что закончилось судопроизводство, составлявшее едва ли не самую утомительную из королевских обязанностей. Никто не обращался к правосудию самого короля с простым делом, какое мог разрешить обычный судья где-нибудь в провинции. Нет, к нему взывали обычно после долгих лет тяжбы, запутав предварительно дело до неузнаваемости, пройдя по всем судебным инстанциям. Обращались зачастую после того, как, не в силах разрешить дело с помощью пера и чернил, его участники успевали пустить в ход меч. Только когда судьи более низкого уровня убеждались, что им не разрешить дела по справедливости, они объявляли, что лишь сам король способен прекратить тяжбу. Обычно к тому времени они успевали вытянуть уйму золота и у истца, и у ответчика, обещая каждому решить дело в их пользу. Некоторые земельные тяжбы были начаты еще при Хлодеберте Жестоком, и теперь их продолжали уже сыновья былых противников. Неудивительно, что рассудить их по справедливости было настоящей головной болью для молодого короля. Хоть он и усиленно вникал в законы, но ему было бы трудно без советов дяди Карломана. Даже ветер в саду, приносящий запахи поздних цветов и влажной земли, не помогал Хлодеберту в одночасье выбросить из головы недавние напряженные занятия. - Надеюсь, что два баронских семейства, двадцать лет судившиеся из-за границ и учинявшие набеги на земли друг друга, смирятся с моим решением? - с надеждой проговорил он. Карломан мягко улыбнулся, вспомнив, как его царственный племянник объявил свой приговор разъяренным баронам, что не раз пытались решить свой спор как поединками, так и разбойничьими набегами. - Думаю, им придется смириться. Ведь ты заставил их подписать примирение и поцеловать меч в знак клятвы. Если они продолжат вражду, то будут объявлены вне закона и лишены всех владений - оба рода, со всеми их потомками. Я рад, что у тебя, мой государь, достаточно мужества говорить в лицо таким упрямым воинственным зубрам, так чтобы они почувствовали твою силу. Пусть знают, что королевская власть стоит над произволом, и способна их обуздать! Со временем упрямые старики вымрут, а их наследники еще почтут за честь для себя служить короне!.. Но почему ты так напряженно об этом думаешь, Хлодеберт? Отдыхай, и пусть осенний ветер выдует из твоей головы лишние заботы! Молодой король потер пальцами складку меж бровей и обернулся к дяде. - Это, наверное, потому что я чуть не совершил ошибку. Ведь я сам не нашел ту статью свода законов, от 375 года, а без нее вынес бы совершенно иное решение, и тогда бароны продолжали бы сражаться между собой! Дядя Карломан, а почему ты сразу не указал мне на эту статью? Майордом поглядел в лицо племяннику, и его зеленые глаза таинственно блеснули. - Я указал тебе на нее, когда пришло подходящее время! А до того... догадайся сам, почему я не вмешивался! Хлодеберт задумался, и его юное лицо, к которому лишь недавно стала прикасаться бритва, окрасилось румянцем легкой досады. - Ты нарочно позволил мне совершить ошибку... - Чтобы ты помнил впредь, как важно не допускать их, - договорил Карломан, беря короля под руку. - Я думаю, после того, как твоя торопливость едва не испортила чью-то жизнь, ты больше никогда не будешь принимать решений, не проверив всех обстоятельств дела. Правда же? Хлодеберт кивнул, пристыженный. Как же он сам не вспомнил вовремя от статье закона от 375 года, ведь думал, что внимательно изучил свод законов под руководством дяди Карломана! - Я сделаю все, чтобы не только помнить все законы, действующие в Арвернии, но и уметь вовремя применить каждый из них, как ты и граф Амьемский! Карломан улыбнулся про себя. Он видел, что у старшего племянника незаурядные способности. Если боги будут милостивы, Хлодеберт VII продолжит дело своих деда и отца, станет не мене достойным королем, чем были они... Если только проклятье вейл, тяготеющее над королями Арвернии, не погубит и этого многообещающего юношу, как уже взяло их предшественников! Майордом постарался скрыть опасения не только от Хлодеберта, но даже от самого себя, ибо знал по опыту, что порой мысли о возможной беде накликают ее. Хотя столь же часто судьба довольствуется тревогой о будущем, будто принимает ее в жертву, и оставляет в покое того, кого хотела погубить, и беда обрушивается на другого, кто ничего не подозревал. - Это очень похвальное желание, мой государь! Я вижу, что тебе достанет не только желания задумывать смелые свершения, но и прилежания, чтобы их исполнять. Не каждый из молодых мужчин обладает такими качествами, хотя бы норны и предназначали его для королевского трона! Юный король глубоко вздохнул, словно подумал о чем-то, омрачающем его жизнь. - Ты видел, дядя Карломан, какое лицо было у моей матушки во время судебного заседания? Ручаюсь, что она не поняла, зачем ты дал мне право на ошибку! Ее так и тянуло объявить, что мне еще рано разбираться в столь сложных делах. - Твоя матушка, королева Бересвинда, желает тебе добра, - произнес Карломан ровным голосом, без выражения. Король снова вздохнул в ответ. - Конечно, она моя мать, и я тоже ее люблю! Но лучше бы ей поменьше вмешиваться в мои дела. У нее есть младшие дети - мои братья и кузены, пусть их и воспитывает. Я знаю, что, если бы не ты, дядя Карломан, матушка согласилась бы вручить мне бразды правления не раньше, чем у меня вырастет большая борода. Она позаботилась о моей женитьбе, но вовсе не о моей готовности к государственным заботам. Если бы я во всем следовал ее воле, был бы мужчиной только по ночам в постели, а днем превращался бы в детеныша-несмышленыша. Карломан снова сдержал улыбку, хотя ему нравилась горячность племянника. У Хлодеберта сейчас тот период, когда подрастающие юноши пробуют силы и самонадеянно воображают, что уже узнали все на свете, и что в советах родителей нет смысла. Его старшему племяннику еще посчастливилось: он все же сохранил уважение к здравому мнению, не проникся ничем пока не обоснованной уверенностью, что он знает все на свете лучше других. Глядя на молодого короля, майордом вспоминал собственную юность: их с Альпаидой любовь и начало супружества, как он осваивался в доставшемся его графстве Кенабумском. Но ведь он был оборотнем, не говоря уж о том, что ему необыкновенно повезло с наставниками и старшими родичами. Жизненные обстоятельства у его царственного племянника были совсем иными. - Твоя матушка хочет защитить тебя от излишних, по ее мнению, тягот, - обратился он к юноше вслух. - Но все же она не права. К любому предназначению следует готовиться заранее. И сына ремесленника, и сына рыцаря начинают учить с детства, а не когда человек повзрослеет. - Это точно! - усмехнулся король. - Недавно мой братец Хильдеберт, играя в рыцарей, разбил мне нос до крови деревянным мечом. - Вот кого тоже еще учить и учить, -кивнул Карломан и продолжал, обращаясь к старшему племяннику: - Так и король должен быть готов к самым трудным обстоятельствам не когда они встанут перед ним, а сегодня, сейчас, заранее. Учиться на советах старших и на собственном опыте. Не садясь на коня, не научишься ездить верхом, не войдя в воду, не поплывешь. Так и править королевством учатся постепенно, на жизненных примерах. А чтобы ты не совершил по неопытности непоправимой ошибки, я рядом с тобой и могу помочь, если потребуется. Юноша с благодарностью сжал руку дяде. - Я навсегда запомню, как ты добился моего признания совершеннолетним! И как моя матушка яростно протестовала, но бабушка Радегунда поддержала тебя, и тогда весь Совет смолк. - От удивления, я полагаю, - усмехнулся Карломан, но затем серьезно добавил: - Твоя бабушка долгое время ненавидела меня. Но гораздо важнее, что она желает добра Арвернии и своей семье. Сейчас, после смерти твоего отца и дяди Теодеберта, ты - ее надежда. А королева Радегунда разбирается в воспитании королей лучше королевы Бересвинды. Не спеша двигаясь вместе с племянником вдоль длинной каменной стенки, по которой вились виноградные лозы, Карломан делал вид, будто совсем не слышит шаги по ту сторону стены и шорох чьего-то платья. Траурного платья, как он знал точно. И действительно, скрытая от их взглядов стеной, прогуливалась по саду вдоствующая королева Радегунда Аллеманская, за которой в отдалении следовали четыре фрейлины. Вдова Хлодеберта Жестокого, похоронившая обоих сыновей, сильно постарела, согнулась. Она всегда была бледна, а сейчас словно выцвела, будто горе вморозило ее в лед. Она больше не была королевой-матерью, это звание перешло к ее племяннице и невестке, Бересвинде Адуатукийской. Но она все еще оставалась государыней Арвернии, и не оставляла надежд увидеть на престоле подлинно великого короля. Ее радовали успехи старшего внука, и она надеялась, что он превзойдет своих деда и отца. Ради его будущего Радегунда готова была заключить союз хоть с волком Фенриром, если потребуется. Вот почему она сейчас следовала за внуком и внимательно слушала его беседу с Карломаном. Благо, слух у старой королевы был по-прежнему хорош, и ветер доносил к ней каждое слово. И теперь Радегунда усмехалась про себя, особенно когда речь зашла о ней самой. Ничего не скажешь: было время, когда она ненавидела сыновей своего супруга от Гвиневеры Армориканской так сильно, что готова была на любое преступление. Быть может, за Хлодиона боги и взыскали с нее двукратно!.. Но жизнь все расставляет по местам, и учит тех, кто способен научиться. Преподала она жестокий урок и ей, королеве Радегунде. Еще когда Карломан спас жизнь ее царственному сыну, едва не убитому конем, старая королева изумилась, своими глазами наблюдая его самопожертвование. То, что он рисковал собой ради своего царственного брата, было настолько очевидно, что оставаться в прежнем предубеждении по поводу него мог бы лишь умалишенный. И впоследствии, пока Почти Король был регентом, Радегунда пристально следила за ним, и не могла заметить ни одного действия, которое не шло бы на пользу ее семье. И теперь, слыша его разговор с ее царственным внуком, старая королева готова была согласиться с каждым словом Карломана, о том, что он говорил о королевском воспитании. Все было правильно! Майордом делал для молодого короля все, что считала необходимым и она, Радегунда. После всех постигших ее утрат, вдова Хлодеберта Жестокого жила надеждой на старшего внука. У него было все, чтобы возвеличить Арвернию, прославив заодно и свое имя, - сегодняшнее судопроизводство это доказывало. И вовсе не Карломан препятствовал юноше развиваться, как должен король Арвернии, - отнюдь, он в очередной раз доказал даже Радегунде свою преданность королевскому дому! Ныне, сама того не понимая, на пути у молодого короля становилась его мать, королева Бересвинда. Она, кажется, готова была всю жизнь сама править Арвернией вместо своего сына, и вовсе не заботилась, чтобы из него вырос достойный правитель. Радегунду удручало, что ее племянница и невестка, почитающая себя мудрейшей, в вопросах материнства оказалась глупа, как гусыня. Ее второй сын Теодеберт рос неженкой, а Хильдеберт - вспыльчивым задирой, и оба глядели на жизнь не иначе как глазами своей матери. Хвала Всеотцу Вотану, старший мальчик, Хлодеберт VII, проявлял гораздо больше здравого смысла! Но ему предстояло еще многому научиться. И в этом союзником Радегунды становился Карломан. Старая королева и майордом продолжали свою игру. Она скрывала свое присутствие, а он делал вид, что вовсе не подозревает о нем. Как бы невзначай, Карломан приостановился вместе с молодым королем возле резной садовой скамейки. Он стоял возле куста жимолости, и король продолжил беседу с ним, действительно не подозревая, что за стенкой, увитой виноградом, прячется его бабушка. А та остановилась и чутко прислушивалась, даже отодвинула в сторону листья и черные, налитые соком гроздья, чтобы можно было наблюдать за собеседниками, там где садовая стенка понижалась. И, пока Радегунда слушала их беседу, все больше убеждалась, что лишь Карломан достаточно мудр, чтобы суметь достойно воспитать ее царственного внука. Он доказал это всей жизнью. А ее невестка Бересвинда в своей любви к детям глупа и слепа, как некогда была она сама. Карломан с улыбкой обратился к племяннику: - Я горжусь тобой, государь! В сегодняшних судебных прениях ты держался, как подобает потомку Карломана Великого. А теперь постарайся на сегодня отвлечься от всех забот. Пренебрегать ими ни в коем случае нельзя, но и постигнуть все разом, в одночасье, не получится. Отдыхать тоже надо уметь. - Постараюсь учесть и этот совет, - усмехнулся Хлодеберт. - Если так, то я пойду к своей жене. Она сегодня утром обещала сделать мне подарок, правда, я пока не знаю, какой именно. - Так сходи да узнай! - Карломан даже слегка подтолкнул племянника в плечо. - Не то, пожалуй, королева Регелинда скоро решит, что я похищаю тебя у нее! Кстати, не забывай, что женщинам необходимы знаки внимания. Это значит - не только проводить с женой ночи и дарить ей драгоценности. Не забывай делиться с молодой королевой своими переживаниями, рассказывать ей о том, чем занимаешься, спрашивать у нее совета. Тогда и она лучше поймет тебя и будет благодарна, станет тебе не только женой, но и другом. Поверь, женщины могут прощать мужчинам все, кроме пренебрежения! Молодой король удивился совету дяди. - Я пока об этом не задумывался... Хотя Регелинда вправду просила меня почаще бывать с ней. - Вот видишь! - Карломан на мгновение сжал руку племянника, прежде чем отпустить его от себя. - Так ступай к ней! И пусть, - он многозначительно усмехнулся, - она обрадует тебя своим подарком! Радегунда Аллеманская слушала и мысленно благодарила Карломана за советы ее внуку. Он тысячу раз прав - королей и королев надо учить править своевременно! В это время из-за рощицы гранатовых и персиковых деревьев появился Дагоберт Лис, ныне ставший коннетаблем после отставки состарившегося принца Сигиберта. Он поклонился юному королю, приветствуя его и мудрого майордома. Хлодеберт обратился к коннетаблю: - Рад видеть тебя, почтенный принц Дагоберт, в столь добром здравии! А сейчас мне пора идти. - Тем более, - прибавил Дагоберт с едва заметной в его спокойном голосе усмешкой, - что Бруно Молниеносный ожидает тебя, государь, на ристалище для тренировки. Король ударил себя кулаком по лбу. - Верно ведь, я обещал ему, и он меня ждет! Эти бесконечные судебные разбирательства вовсе лишили меня памяти! Ну что ж, Регелинде придется меня подождать, а мне - запомнить, что король не должен опаздывать! Прощайте, господа! - он уважительно кивнул Дагоберту и дружелюбно улыбнулся Карломану, который ответил ему тем же. - Всего доброго тебе, государь! Желаю отдохнуть и счастливо провести вечер! Молодой король стремительно удалился по мощеной садовой дорожке, среди кустов, колышущихся на ветру. Дагоберт и Карломан остались вдвоем в саду. Да еще королева Радегунда, что подглядывала и подслушивала из-за стенки, обвитой виноградом. Хоть Дагоберт и не был оборотнем, но слухом обладал поистине лисьим. Он указал Карломану в сторону стены и как бы ненароком заправил седеющие волосы за ухо, намекая, что и у стен есть уши. Карломан лишь кивнул, давая понять, что прекрасно знает о присутствии рядом старой королевы. И Дагоберт улыбнулся. Его племянника и зятя никому не застать врасплох! От коннетабля также не укрылось, что отношение Радегунды к Карломану постепенно изменилось. И он продолжал беседу, поглядев вслед юному королю, только что исчезнувшему среди садовых деревьев: - Как Хлодеберт похож на своего отца, моего племянника, и на моего брата, твоего отца! Его облик помогает мне примириться с судьбой. - Да, он и впрямь очень похож, и я верю, что оба государя - мой отец и брат, гордились бы своим преемником! - согласился Карломан. - Хоть и жаль, что этому мальчику не довелось спокойно учиться править при сильном и мудром отце. Вместо этого ему пришлось так рано взять на себя величайшую ответственность. Дагоберт доверительно положил обе ладони на плечи названому сыну. - Так сложилось, что тебя не было в Дурокортере в тот страшный день, когда твой царственный брат погиб на ристалище! Ты вместе с наследником, нашим нынешним королем, уехал встречать его невесту, принцессу Регелинду. Тогда я одним из первых выбежал на ристалище, чтобы подхватить короля, пронзенного копьем... Увы, я мог лишь принять его последний вздох!.. Но часто с тех пор я думаю: если бы ты, Карломан, был там, ты спас бы короля, своего брата, от рокового копья, как спас его годом ранее при падении с коня. При этих словах Карломан нахмурился, и его лицо стало печальным, что заметила подглядывающая из укрытия Радегунда. - Возможно, мне удалось бы помочь королю, а возможно, и нет. Не считай меня богом, тем более что и боги не спорят с приговором норн. Во всяком случае, никому не дано узнать, как могло бы быть. Я всегда буду скорбеть о своем царственном брате и возлагать надежды на его первенца, который так на него похож. - Да, наш молодой король поистине радует всех близких, - согласился Дагоберт. - И в особенности тем, что не только внешностью, но и способностями похож на своего отца... и на дядю, - добавил Лис, лукаво взглянув на Карломана. Тот скромно склонил голову, не желая восхвалять самого себя. А старая королева, слышавшая их разговор, трепетала от волнения. Сколько она сама передумала о том днями и бессонными ночами! Вновь и вновь видя перед собой гибель своего царственного сына, ушедшего, не сделав и половины того, на что способен был, она сожалела, что рядом с ним не было Карломана. Того самого Карломана, которого она прежде ненавидела так сильно, что готова была уничтожить, как его брата Хлодиона. И, если бы ей это удалось, горе было бы Арвернии и семье самой Радегунды! Но зато теперь, пусть Карломан не мог спасти ее сына, но только он один поможет ее старшему внуку стать великим королем! Она напряженно ожидала возможности поговорить с майордомом наедине. Дагоберт, казалось, почувствовал ее нетерпение и произнес: - Мне пора идти, меня ждут дела. Ты со мной, Карломан? Тот покачал головой. - Я хочу погулять по саду еще, так что ступай вперед, - при этих словах глаза Карломана таинственно блеснули. - Только не уходи далеко, мы еще продолжим беседу. Дагоберт кивнул в знак понимания и удалился по тропинке. Однако ушел он не так чтобы далеко. Выбрав густолистые заросли поблизости, он притаился среди них, как настоящий лис в засаде, и оттуда внимательно следил за всем, что произойдет в саду. Он понял намек Карломана, что ему следует поговорить со старшей из королев, а сам получил от майордома позволение остаться. А Радегунда Аллеманская, выждав приличный срок, чтобы выглядело так, будто она только что подошла, величественно приблизилась к Карломану. За ней в отдалении следовали фрейлины. Увидев старую королеву, майордом учтиво поклонился ей, ожидая, чтобы она заговорила первой, по арвернскому обычаю. - Здравствуй, Карломан, - проговорила она с теплом, какого в последние годы мало кто мог от нее дождаться, кроме самых близких родственных. - Здравствуй, государыня Радегунда! Да пошлют боги тебе здоровье на долгие годы вперед! - учтиво ответил майордом. Как ни старалась Радегунда, не могла различить в его интонациях фальшь, которая указывала бы ей, что она совершает ошибку, решившись поговорить с ним. И она решилась на откровенный разговор. - У меня было достаточно времени, чтобы отдать должное твоим заслугам перед королевским родом Арвернии, Карломан, - продолжала старая королева с достоинством, печальным, но торжественным тоном. - Мой покойный старший сын, а теперь и внук многим обязаны тебе! И теперь я стыжусь, что столько лет не доверяла тебе, сын Гвиневеры Армориканской! Сколько раз я противилась твоим советам, не вникая в их суть, только потому что они исходили от тебя. Ставила тебе ловушки, которые ты непринужденно преодолевал. Я желала тебе забвения, а между тем, все мои усилия только прославили тебя, и, к счастью, принесли неоценимую пользу для Арвернии. Ныне я слагаю оружие, Карломан! Мне все-таки хватило ума, чтобы увидеть тебя настоящего, а не зловещий образ, порожденный предубеждением женщины и матери, борющейся за счастье своих детей. Ныне у нас с тобой общая цель - благо Арвернии и ее короля, которого лишь ты один можешь воспитать правильно. Ради него я прошу у тебя прощения, Карломан! Майордом склонил голову перед старой королевой и долго не произносил ни слова. Стало быть, время пришло! Прямо как в агайских сказаниях: гневная богиня-мать примиряется с сыном отца богов, рожденным от смертной женщины! Что ж, Карломан мог простить за себя. Тем более, что ему действительно удалось обернуть все поручения, созданные мачехой во вред ему, к своей пользе. Однако как простишь ей жестокую гибель Хлодиона, горе своей матери и всех "детей богини Дану"? Этого преступления не искупить ничем! Однако и настоящей ненависти к королеве Радегунде Карломан не испытывал уже давно, ибо понимал ее мотивы. И она тоже была матерью, и он помнил тот ее страшный крик, когда спас своего брата от коня. Ради памяти Хлодеберта, он должен примириться с его матерью, которой давно уже от души сочувствовал. Кроме того, Карломан знал, что и его мать, находись она здесь, посочувствовала бы Радегунде. Самое же главное - она была права: ныне они становились союзниками в интересах молодого короля! И майордом склонился, чтобы поцеловать руки старой королевы, бледные и холодные. - Я восхищен тобой, государыня! - искренне проговорил он. - Особенно благодарю за поддержку в Совете, при объявлении короля совершеннолетним. Без твоей помощи мне, возможно, и не удалось бы преодолеть сопротивление королевы Бересвинды. - О, я всего лишь заботилась о справедливости, вот и все! - в выцветших глазах вдовы Хлодеберта Жестокого вспыхнули яростные огоньки, доказывающие, что она еще способна бороться. - Король не должен до зрелых лет цепляться за юбки матери! Но, видно, пройдет немало времени, пока нам удастся втолковать это Бересвинде. Карломан нагнул голову, соглашаясь. При этом его движение и весь облик столь явственно напоминали Радегунде ушедших близких людей, что она не отводила глаз, как зачарованная. И на душе у нее становилось немного теплее. Так скованная морозом земля постепенно оттаивает, когда дуновение весны ослабляет ледяные оковы. - Как ты похож на своего отца, моего покойного супруга, - проговорила она и продолжала, сглотнув тяжелый ком в горле: - И на моего царственного сына, твоего брата. Я буду видеть их в твоем обличье, словно они продолжают жить... - Я сочту за великую честь для себя сравнение с ними, государыня, - проговорил Карломан, склонившись к ней. - Я согласен жить для тебя вместо моего царственного брата. Только не смогу назвать тебя матушкой, прости... Однако он позволил старой королеве обнять его обеими руками за шею и за плечи, и она глухо проговорила: - Мой дорогой сын! - словно никогда и не испытывала к Карломану совершенно иных чувств. Карломан чувствовал, что так должно быть. Для примирения наступило время. И это не будет предательством памяти Хлодиона, ибо он тоже желал бы, чтобы все, кто имеет мудрость и здравый смысл при арвернском дворе, сплотились воедино. Он сделал знак, и из своего укрытия появился Дагоберт. Он едва доверял своим глазам, наблюдая за совершенно неожиданной сценой. Только его прославленное хладнокровие помогло военачальнику не выдать, насколько он изумлен. - И ты, принц Дагоберт, доблестный коннетабль Арвернии, будешь свидетелем примирения между королевой Радегундой, и мной! - объявил Карломан. - Следует принести благодарственные дары в Храм Всех Богов. А затем устроить торжественную церемонию примирения и усыновления. Пусть все - и боги, и люди, - видят, что моя мудрая мачеха примирилась со мной и приняла меня в семью! Дагоберт поклонился старой королеве, и еще уважительнее - Карломану. Даже его порой изумляло, как племянник умудряется располагать к себе людей. Сам он внимательно приглядывался к своей невестке, ко всем ее жестам и интонациям. Он знал, что никакая хитрость, никакая выгода не заставили бы гордую до безумия Радегунду Аллеманскую твердить: "Я виновата!" Стало быть, она говорила искренне! И он пообещал в ответ: - Я сегодня же отдам приказания, чтобы праздничную церемонию запомнил весь Дурокортер! Радегунда обратилась к деверю непривычным, смягчившимся тоном: - Ты, Дагоберт, тоже прости меня, что я притесняла Карломана, твоего названого сына! Ты мудрее меня: давным-давно понял, что с Карломаном связано будущее Арвернии! Коннетабль усмехнулся в ответ: - Я рад, что дожил до тех времен, когда в середине лета пошел снег! - имея в виду, что столь же невероятным было примирение Радегунды с Карломаном. Все трое обменялись признательными взорами и пожатиями рук, готовясь и впредь действовать сообща в интересах короля и Арвернии. Вскоре состоялось торжество, на котором Радегунда Аллеманская как бы усыновляла Карломана, в память о своем супруге и покойных сыновьях. До конца своих дней - а ей суждено было прожить долго, пережить троих из своих внуков и умереть в царствование младшего из сыновей Бересвинды, Хильдеберта, - старая королевы выказывала Карломану поистине материнскую нежность. Он же держался с ней с неизменным уважением. И впоследствии граф Кенабумский признавал, что у него было три отца: Хлодеберт Жестокий, Теодеберт Миротворец и Дагоберт Лис, и три матери: Гвиневера Армориканская, Герберга, как мать его жены, и, - мудрая мачеха Радегунда Аллеманская.