Скрытые Страницы

***

      Всего десять лет суждено было юной королеве Игрэйне править Арморикой. Хоть она и сделала все возможное для своего народа, исцеляя раны минувшего восстания, но судьба и ей отвела слишком мало времени, немногим больше, чем ее брату, Ллевелину Коленопреклоненному. Судьба, идущая об руку с ее собственной волей и стремлением, ибо она распорядилась своей жизнью в соответствии с собственной природой и характером. А между тем, правление молодой королевы-оборотницы было счастливым, и все без исключения желали ей добра. Она своим обаянием завоевала симпатию престарелого короля Арвернии, Ангеррана VIII, который называл ее внучкой. Ее близкими друзьями были наследный принц Адальрик и его брат Сигиберт, женатый на кузине Игрэйны, Дарерке. Там, где у молодой королевы еще не хватало опыта, она обращалась к советникам, что правили Арморикой во время ее малолетства. Кроме того, Игрэйна могла положиться на мудрость Хранителей-ши, а ее собственная принадлежность к бисклавре вызывала уважение "детей богини Дану", даже тех, кто не одобрял сближения с арвернами. К своим девятнадцати годам Игрэйна была замужем и имела двухлетнюю дочь Гвиневеру, также бисклавре. Мужем молодой королевы был Риваллон, друг ее детства, сын графа Брохайла Кемперрийского, внук покойного регента; Риваллон, приручающий воронов. Игрэйна и ее супруг очень любили друг друга и свою дочь. И все было бы хорошо, если бы в землях Арвернии не появился оборотень-выродок, охотившийся на детей. Выродками бисклавре называли тех из своих собратьев, что не получали в детстве должного воспитания, и оттого не могли согласовать в себе обе природы, человеческую и волчью. Если им случалось убивать людей в волчьем облике и отведать их плоти и крови, для таких уже не было возврата, они превращались в безумных убийц, жаждавших убивать снова. При этом выродки сохраняли всю силу, быстроту, живучесть и развитые чувства, свойственные бисклавре, что делало их гораздо опаснее. Из-за этого выродков объявляли вне закона как люди, так и другие ши. Любой имел право убить выродка, точно бешеную собаку. Но трудно было справиться с ними! Этот же выродок, судя по сведениям, собранным Игрэйной, был не совсем обычным. Он убивал, как будто по какой-то идее, упорно и целеустремленно выискивал своих жертв - пятилетних мальчиков. Именно они почему-то вызывали у выродка жажду крови. Если дети ему попадались не одни, он убивал и их родителей или тех, кто был рядом, но это были случайные жертвы, и не их стремился погубить преступник. Игрэйна не задумывалась, какие именно безумные идеи заставляли врага устраивать эти кровавые жертвоприношения. Она знала лишь одно: оборотня-выродка следовало остановить. Любой ценой. И вернее всего ей будет остановить его самой, чтобы точно ручаться, что детоубийца сгинет раз и навсегда. Одна мысль, что кто-то из ее рода способен расчетливо убивать детей, распаляла неистовым гневом сердце волчицы-матери. По пути в Арвернию Игрэйна узнала от Хранителя Озера, кельпи Моргана, что выродок собирается в земли барона Верденнского, желая убить его маленького сына. Королева Арморики тогда же приняла решение, которое доверила, кроме Моргана, лишь Номиноэ, своему советнику, вещему оборотню. Она не решалась сообщить своему супругу Риваллону о том, что собирается рисковать жизнью. Однако его вороны видели и слышали многое, а сам он с детства изучил свою жену. И теперь с беспокойством приглядывался к ней. Сама же Игрэйна, на первый взгляд, делала все, как подобало в тех обстоятельствах. Она побывала при арвернском дворе и засвидетельствовала почтение престарелому королю на правах его названой внучки, и его внуку, наследному принцу Адальрику. Одновременно представила арвернскому двору свою дочь - очаровательную зеленоглазую крошку Гвиневеру, - и скрепила ранее существовавший договор еще и от ее имени, как своей наследницы. Словом, действовала так, чтобы, если она не вернется, общие и семейные дела не пошатнулись бы. Вряд ли в то время многие отдавали себе отчет, чем обусловлены действия молодой королевы, видя ее всегда исполненной сил и жаркого обаяния молодости. Лишь впоследствии иные люди поймут, что она словно бы составляла завещание. Игрэйна не чувствовала никакой усталости или, хотя бы подсознательной, тяги к смерти. Напротив - еще никогда она так не радовалась жизни во всех проявлениях: любви мужа и дочки, силе и гибкости своего юного тела, беседам с близкими и красоте окружающего мира. Но бисклавре, дети Кернунаса, одной стороной все же близки к лесным зверям: они не удручают себя мыслями о несправедливости жизни и смерти и готовы принимать свою судьбу такой, как есть, во всякое время. В отличие от большинства людей, ши, и в особенности бисклавре, предчувствуют смерть заранее, и, когда она приходит, встречают ее с достоинством, хотя бы им тысячу раз было ради кого жить. Еще в Кенабуме Игрэйна попросила мужа послать своих воронов выслеживать выродка. И тогда же известила письмом барона Рауля Верденнского и его супругу Ловису, что собирается приехать в гости. Баронесса, подобно ей, была оборотницей, только не армориканской, а арвернской, лу-гару, и они дружили прежде, встречаясь при арвернском дворе. Так что баронская чета охотно пригласила Игрэйну к себе в гости, на что она и рассчитывала. Покинув Кенабум, Риваллон со свитой должен был проститься с супругой: дальше она собиралась следовать она. Во время последней ночевки муж и жена как никогда долго ласкали друг друга на походной постели в шатре. Затем Риваллон со вздохом проговорил прильнувшей к его груди Игрэйне: - Позволь мне поехать с тобой, любовь моя! Номиноэ отвезет домой нашу Гвиневеру, он же будет ее наставником, вместе с моим отцом и дедом... Но молодая королева приложила палец к губам мужа, мягко, но властно обрывая его: - Нет, возлюбленный муж мой! С безумным оборотнем трудно, почти невозможно бороться человеку, даже самому лучшему воину, без помощи кого-то из богов. И лучше все-таки, чтобы даже в самом худшем случае у нашей дочери остался хотя бы один родитель! Впрочем, я надеюсь справиться. Ловиса мне поможет. Тот выродок еще не знает, на что способна мать-волчица, защищающая детенышей! - Игрэйна говорила нарочито весело, но внутренне уже чувствовала, что не вернется. Риваллон погладил пышные волосы жены, разметавшиеся по подушке. - Но почему туда должна идти именно ты? Разве нет воинов-бисклавре? Игрэйна приподнялась на локте, и он увидел, как в темноте сверкнули ее глаза, как два изумруда. - Долг Хранителя требует от меня идти самой, муж мой! Ты знаешь сам: у "детей богини Дану" король или вождь клана - первый среди равных, он должен показывать пример подданным, а не посылать их вместо себя. У нас, бисклавре, стая следует за вожаком, только пока он достоин. Настоящий вожак не требует от других то, чего не сделает сам. Кроме того, уж точно ни в ком не бушует столь сильная ярость против этого детоубийцы, как во мне! Если я пошлю против него других бисклавре, и кто-то из них погибнет, я же никогда не смогу себе этого простить, и умру от стыда... Пойми, Риваллон, и... скажи нашей дочери, если потребуется: я не могла иначе! Ее муж глубоко вздохнул и обнял обнаженные плечи жены, которые подергивались от скрытого напряжения: казалось, она мысленно уже мчалась в облике волчицы к замку барона Верденнского. Воцарилось долгое молчание. Игрэйна понимала, как трудно ее мужу: он не имел возможности заботиться о жене как обычные мужья - она была королевой и бисклавре, достаточно сильной, чтобы позаботиться о себе. А, если он ее не защищал, как он мог на нее влиять? Наконец, Риваллон глубоко вздохнул, мысленно сопоставив все, что знал об оборотнях от своего отца, брата и жены: - Следуй своей тропой, Игрэйна! У кого есть силы запретить тебе то, что считаешь нужным? Но вернись живой, ко мне и нашей дочери! Вернись живой! - Как угодно будет богам, - ответила Игрэйна, и ее вдруг пробрала дрожь: в порывах ветра за стенками шатра ей послышалось пение струн невидимой арфы... Взглянув своими светящимися глазами в печальное лицо мужа, она проговорила то, что надо было сказать сейчас, ибо другого момента не предвидится: - Если так случится, что я не вернусь, ты, Риваллон, будешь хорошим отцом для нашей Гвиневеры, что станет королевой после меня. И женись снова! Ты слишком молод, чтобы оставаться одному. Она увидела в темноте, как Риваллон страдальчески поморщился. - Мне никто не нужен, кроме тебя! С детства мы с тобой думали только друг о друге! - Мне, конечно, лестны твои слова, мой милый, - она потерлась подбородком о его обнаженное плечо. - Но, если меня не станет, тогда я желаю тебе устроить жизнь и быть счастливым без меня. Тебе нужна жена, дети. Я заметила, что тебя любит Шамара Лесная, из рода герцогов Брокилиенских. На последнем приеме в Чаор-на-Ри она не сводила с тебя глаз, и мне удалось понять ее сердце. Она хороша собой и добра, наша Гвиневера тогда весь вечер не слезала у нее с колен. Если ты женишься на Шамаре, она позаботится о тебе и девочке. Риваллон укоризненно взглянул на жену. - Я не могу сейчас ничего ответить! Это будет означать, будто я уже потерял тебя! В ответ Игрэйна мягко прикусила его за плечо и тут же поцеловала. - Хорошо! Но, если так сложится, вспомни мою просьбу! И она прижалась к мужу еще крепче, ласкаясь, так что вскоре они позабыли обо всем в объятиях супружеской любви. Наутро, пока сворачивали шатры, чтобы двигаться дальше, Игрэйна простилась и с дочерью. Та, смеясь, таскала по ковру, застилавшему пол, новые игрушки, но, когда мать взяла ее на руки, девочка прильнула к ней и крепко обхватила руками за шею, так что у Игрэайны упало сердце, и она чуть было не отказалась от своего замысла. Как ей хотелось вернуться домой с мужем и дочерью! Но она сурово напомнила себе: "Я - Хранительница!" - Расти большой, моя Гвиневера! Радуй папу, слушайся наставников! - прошептала она дочери, прежде чем передать ее Риваллону. И добавила на ухо девочке: - Ты ведь тоже Хранительница, ты поймешь меня, когда вырастешь! И вскоре путешественники направились вдоль Леджии на запад, в Арморику. Игрэйна же, обернувшись волчицей, направилась через лес, во владения барона Верденнского. В старинном, несколько мрачном на вид замке королеву Арморики радушно принял барон Рауль Верденнский и его жена Ловиса, давняя подруга Игрэйны. Они с гордостью показывали гостье свои владения и своего сына Ги, еще не подозревая, что именно за ним охотится оборотень-убийца. Мальчик рос бойким, крепким, самостоятельным, и, как определила Игрэйна, уродился человеком, но с сильным зовом крови. Такие люди обычно всю жизнь обладали крепким здоровьем, а также были удачливы во всех начинаниях, ибо волчье чутье помогало им избегать опасностей и ошибок. Но, чтобы это сбылось в отношении мальчика, сейчас взрослые оборотни должны были уберечь его от безумного выродка. И вот, Игрэайна на следующий же день после прибытия, когда Рауль уехал со своими воинами на охоту, а мальчик играл в детской, рассказала обо всем Ловисе. Баронесса в первый миг испуганно ахнула, как самая обыкновенная мать, но тут же ее глаза, серебристо-серые, как сияние полной луны, сверкнули стальным блеском. - Надо сказать обо всем мужу: пусть усилит стражу по всему замку, приставит охрану к сыну! - был первый ответ. Игрэйна укоризненно взглянула на подругу. - Ну, Ловиса, я не ожидала, что ты стала такой покорной женой! Охране, состоящей из людей, с незаговоренным оружием, не справиться с оборотнем-выродком. Все, что я о нем узнала, доказывает: он, несомненно, безумец, но очень хитер, умеет прятаться и ждать подходящего момента. Как бы вы ни охраняли сына, он улучит момент, когда охрану снимут или ослабят, может быть - будет ждать долгие месяцы, пока вы не расслабитесь. Ловиса склонила голову. - Пожалуй, ты права! Но как же тогда выманить его, поставив под удар жизнь моего сына? Я дрожу от страха за него... Представив, что какой-нибудь выродок угрожал бы жизни ее Гвиневеры, Игрэйна с сочувствием сжала похолодевшие руки баронессы. - Это единственный способ покончить с ним без промедлений! Я обещаю быть рядом с тобой. Вдвоем мы одолеем выродка, и больше никто не тронет наших детей! Баронесса Верденнская приободрилась, заражаясь неукротимой энергией Игрэйны. - Тогда наш замысел придется держать в тайне от моего мужа. Он не поймет, чем руководствуются оборотни. Для него сражения - дело рыцарей в полном доспехе, а никак не женщин, будь она хоть королевой бисклавре! Игрэйна кивнула, соглашаясь. Даже Риваллон едва понял ее. А Рауль Верденнский - конечно, порядочный человек, но слишком упрям и лишен воображения, типичный арвернский барон, признающий лишь те проблемы, что можно решить мечом. Спустя несколько дней вороны Риваллона выследили преступного оборотня и донесли Игрэйне, что тот кружится вокруг замка. Теперь Ловиса со своей гостьей и маленьким Ги стали подолгу бродить по саду, ожидая удара и готовясь отразить его. А между тем, тот, кого они ждали, оборотень, убивающий маленьких мальчиков, искал незаметного прохода за стены замка, так чтобы не спугнуть прежде времени свои жертвы. Он был готов убить ребенка - его во что бы то ни стало, - но также и любого, кто встанет на пути. Ибо он знал, что любые жертвы - все равно ничто в сравнении с теми потоками крови, что прольет этот ребенок, если вырастет... Оборотень, что уже давно вел жизнь отверженного, изгнанный своей стаей, в глубине души сознавал, что ему нравилось убивать, чувствовать последние содрогания растерзанного тела, пробовать на вкус горячую кровь врага. Причем его воодушевляло убийство людей или своих сородичей, либо других альвов, охота на зверей не приносила такой радости. Он вырос среди людей, забывших свои корни, и, пока не встретился в лесу с другими оборотнями, думал, что он один владеет восхитительным и жестоким даром оборотничества. Стая научила его законам богов и людей, и он следовал им, сколько мог. Однако он уже знал вкус человеческой крови. И со временем решил, что может убивать, хотя бы тех, кто достоин смерти. Оборотень выследил шайку разбойников и истребил их по одному. Уж их-то, которых сами люди искали, чтобы повесить без колебаний, никто не пожалеет! Однако вожак и вся стая изгнали оборотня и объявили вне закона. Так началась для него одинокая жизнь - бродячая, никому не нужная, но зато лишенная запретов. Тем не менее, он старался быть справедливым, и убивал по зову души только злых людей. Как и все оборотни, он умел видеть сквозь грань между миром живых и миром мертвых. А теперь его дар даже усилился. В крови своих жертв он видел знамения, от каких волосы становились дыбом. Они объявляли, что уже родился будущий губитель альвов, который, войдя в возраст, истребит множество оборотней, вейл и других потомков волшебных рас. Кровь показывала ему жестокий облик фанатика, дымящиеся костры, жестокий блеск молота Донара, лезвия заговоренных мечей, опустевшие, лишенные Хранителей природные угодья... И оборотень изгнанник решил не допустить этого, спасти мир альвов. Для этого следовало убить будущего врага, пока тот еще мал. Оборотень знал, что тому сейчас пять лет. И он начал убивать по всей стране мальчиков подходящего возраста, а вместе с ними - тех, кто их защищал. Он свирепствовал, с каждой новой жертвой все больше упивался кровью, однако верил, что защищает Другие Народы, и не пытался сдерживаться. Он наконец-то мог убивать с благой целью! Вот только знамения о будущем гонителе альвов все повторялись в свежей крови каждой новой жертвы, и это означало, что погибли не те. Теперь оборотень-убийца подбирался к сыну барона Верденнского, которого охраняли две волчицы - его мать и гостья. Тайное чутье подсказывало, что наконец-то он нашел того, кто был ему нужен! Однажды солнечным утром две волчицы вместе с маленьким Ги вышли в сад, выполняя свой замысел. Мальчик бегал впереди, однако сегодня, смутно чувствуя что-то неладное, старался не особенно опережать мать. Ловиса шла немного позади, с болью в душе готовая защищать сына, как только появится враг. При этом следовало изображать беззаботную прогулку, и она беседовала с Игрэйной, идущей поблизости, по соседней тропинке, на скрытом языке оборотней, какого не улавливали чужие уши. - Дивлюсь я тебе, Ловиса, - проговорила королева Армориканская. - Ты будто совсем забыла, что сама - оборотень. Знаю, что в чужое логово лезть нельзя, но, по-моему, не дело, когда мать не смеет даже развлечь сына превращением, покатать его на своей волчьей спине. Моя дочь радуется, когда я превращаюсь в волчицу. Ты же стараешься быть обыкновенной женщиной. - Я знаю, что это выглядит глупо для вас, "детей богини Дану", - вздохнула баронесса Верденнская. - Но в Арвернии люди и альвы гораздо дальше друг от друга. Я люблю Рауля и нашего сына, и мне проще быть перед ними такой, как они видят, чем объяснять, что я могу быть кем-то еще. Может быть, когда Ги подрастет, я смогу раскрыть правду, но сейчас я не рискну портить отношения. Когда мне хочется побегать, я иногда вылезаю из своей спальни и гуляю по замку, стараясь не попадаться никому на глаза. Поверь, это увлекательно! Игрэйна пожала плечами. - Желаю тебе не устать от такой жизни! Но тише: слышишь шорох?.. Обе женщины насторожились, готовые в любой миг сменить облик. А маленький Ги в это время отбежал немного подальше, заметив впереди спеющие ягоды малины. И внезапно навстречу ему из кустов совершенно бесшумно поднялся высокий мужчина, одетый как дикарь, в звериные шкуры мехом наружу, кое-как пригнанные и скрепленные кожаными ремнями. Тощий, жилистый, темный от загара, возник перед мальчиком оборотень-убийца. Некогда он звался Фульком, принадлежал к стае арвернских лу-гару. Но уже давно у него не было сородичей, и некому было назвать его по имени, с того дня, как его вожак, Храмн ("Ворон") изгнал его навсегда. Но зато у бывшего Фулька осталось его высшее предназначение - избавить мир альвов от того, кто, если вырастет, станет их губителем. И вот, он смотрел на испуганно замершего перед ним ребенка, надеясь, что уж на сей раз знамения привели его прямо к цели. Глаза безумного оборотня уставились в самую душу маленького Ги: не человеческие и не звериные, некогда яркие и блестящие, а теперь налитые кровью, полные жажды убийства. Стремительная тень с непостижимой быстротой метнулась вперед и закрыла собой мальчика. Его мать была исполнена решимости сражаться насмерть с любым противником. - Ты думаешь остановить меня, глупая самка? - глумливо расхохотался убийца. - Я сожру тебя и твоего щенка! В том хаосе событий, что разверзся дальше, это были последние внятные слова, что запомнит на всю жизнь Ги Верденнский, сжавшийся сейчас на земле, у самых корней. И они будут ему являться в кошмарах, вспоминаться всю его долгую жизнь, настолько ясно, будто были произнесены только что. А вот все, что последовало затем, смешалось для него в невероятную мешанину событий, голосов, движений. И потоков крови! Отшатнувшись назад, выродок стремительно изменил форму: тело припало на четыре лапы, вооруженные мощными когтями, покрылось клочковатой серой шерстью и обзавелось хвостом, либо вытянулось вперед и оскалилось белыми клыками. Оборотень-выродок бросился в атаку на человеческого детеныша. Но тут же его ударила в грудь серая тень, так что он от неожиданности даже отлетел прочь, но устоял на ногах. Ловиса, обернувшись изящной серебристой волчицей, грозно скалила зубы, закрывая своего сына. В тот же миг из-за кустов показалась Игрэйна. Пока еще в человеческом облике, она выкрикивала заклятья на языке "детей богини Дану". От ее рук лились потоки зеленого света, они кололи и обжигали оборотня-убийцу, как рой злых шершней. - Во имя Кернунаса, бога лесов, я лишаю тебя его благословения, мерзкий детоубийца, позор оборотней! Пусть скроется от тебя след, пусть заведет в болото тропа, пусть ветви кустов, что дарят приют, задушат тебя! В гневе королева бисклавре обратила против врага сильнейшие проклятья для жителей леса. Но слишком далеко зашел по кровавой тропе тот, кого некогда звали Фульком, чтобы остановиться теперь. Даже если все силы леса обернутся против него, он все равно обязан был добраться до мальчишки, во имя будущего всех альвов! Между тем, выкрикнув проклятье, Игрэйна тоже обернулась волчицей и бросилась на помощь Ловисе. Они с двух сторон стали подкрадываться к выродку, который переводил взор с одной волчицы на другую, прикидывая, с кем сперва вступить в схватку. Они же без слов понимали тактику друг друга. Враг был сильнее и опытнее их обеих, по своим навыкам и телесной крепости мог бы стать вожаком стаи, если бы не распорядился своей жизнью иначе. Но вдвоем они, может быть, сумеют измотать его, если справятся. Две стелющиеся, крадущиеся тени все ближе подползали к выродку, и он тоже пустил в ход хитрость. Пристально глядя на Игрэйну и готовясь к прыжку, он метнулся совсем в другую сторону, к Ловисе, загораживающей от него того, кого следовало убить. Он сбил с ног серебристую волчицу и вцепился зубами ей в загривок, ища горло. Но она неистово забилась, царапая когтями, брыкая задними лапами, как рысь. На одно мгновение ей удалось освободиться, и она, не чувствуя боли в прокушенной шее, вцепилась зубами в морду выродку, располосовав до костей и едва не лишив его глаза. Кровь брызнула из раны убийцы прямо в лицо маленькому Ги, в ужасе прижавшемуся к земле всего в нескольких шагах от схватки оборотней. Убийца взвыл и тяжелыми лапами прижал к земле уже раненую Ловису. Он бы тут же прикончил ее, но на него налетела Игрэйна и стиснула челюсти на его плече. Раздался треск сломанной кости. - Я - Хранительница, и не могу позволить тебе убить ребенка! - прорычала она, выпрямившись. Но именно эти слова заставили выродка бешено забиться, пытаясь встать. Он работал всеми здоровыми лапами и клыками, полосуя обеих волчиц. Его силы, казалось, утроились. Ах, если бы он мог все объяснить этим самкам, защищающим будущего губителя альвов, одна - ради ложно понятого долга Хранителя, вторая - из слепой материнской любви! Но они не поверят и не отступят. Значит, ему придется убить обеих. Они сами виноваты, что стали на пути! Бешено извиваясь, он оставил глубокую рваную рану на боку у Игрэйны, отшвырнул ее прочь. Королева бисклавре на миг потеряла сознание, и выродок смог подняться на три лапы. Ему оставался только шаг до сжавшегося в комочек Ги, что в ужасе наблюдал за чудовищным побоищем, и не мог отвести глаз, не мог и закричать или хотя бы заплакать. Окровавленная пасть оборотня была уже рядом с ним. Но тут Ловиса, израненная, истекающая кровью, поднырнула снизу и полоснула клыками по животу своего врага. Из раны хлынула дымящаяся алая кровь. Взвыв от боли и ярости, оборотень ухватил волчицу-мать за горло и сомкнул клыки, одним укусом ломая ей шею. Ловиса упала мертвой в нескольких шагах от сына, что глядел немигающими глазами на все, что происходило. А ее убийца стремительно развернулся и столкнулся с Игрэйной. Та, сверкая изумрудными глазами, налетела на него, орудуя клыками и когтями. Живой клубок плоти, свежей крови и волчьей шерсти покатился по земле, терзая друг друга. Слышался яростный рык, вой, треск ломающихся костей, стоны боли. Казалось, это не закончится никогда. И за этой чудовищной сценой наблюдал, застыв без движения, маленький Ги. Наконец, клубок распался, и на примятой, местами вырванной с корнями траве остались лежать два изуродованных тела, слабо содрогающиеся в предсмертной агонии. Прекрасная женщина, с которой спало волчье обличье, и волк, которого даже приближающаяся смерть не могла больше сделать человеком. Игрэйна лежала с развороченным боком, изгрызенной грудью. По ее прекрасному лицу прошелся след когтистой лапы. Ее противник лежал с распоротым брюхом, вывалившимися на землю внутренностями. Но невероятная живучесть оборотней все еще поддерживала в нем силы. Чуть приподняв голову, волк прорычал, обращаясь к Игрэйне: - Думаешь, вы одержали победу? Да, я сейчас сдохну, как и вы обе. Но этот мальчишка вырастет и прольет крови альвов и людей гораздо больше, чем сотня таких, как я... Умирающий волк рванулся вперед, чтобы хоть на излете жизни добраться до мальчика. Но Игрэйна в последнем прыжке перехватила его и прижала к земле, ухватила за горло в предсмертном усилии, и держала обеими руками, пока жизнь не покинула его. Увы - затраченные усилия стоили ей новых потоков крови, хлынувших из многочисленных ран. - Кто был Хранителем - и после смерти останется им, будет помогать живущим. Ты же, нечисть, провалишься в преисподнюю, в мир Анку! - процедила она, меж тем как белый свет уже мерк перед глазами. И в последний миг ей увиделся Риваллон, смеющийся, держа на руках их дочь... Затем все смолкло. На поляне лежали два жутко истерзанных женских тела и мертвый оборотень, так и оставшийся волком после смерти, как обычно происходит с выродками. И лишь тогда маленький Ги, еще не сознающий, что произошло здесь, пошевелился, медленно возвращаясь к жизни. Он почувствовал, что ему трудно смотреть, ресницы левого глаза почему-то склеились. Только это он сейчас почувствовал, ничего другого еще не успел осознать. Проведя по лицу, он вытер глаз и, не глядя, облизнул руку, на которой было что-то густое, соленое... Он отведал крови оборотня-выродка, желавшего его убить, так же как тот сам приобщался через кровь своих жертв к тайным силам и прибавлял свойства убитых к своим... Между тем, со стороны замка бежали воины и слуги, привлеченные шумом сражения. Во главе их был сам барон Рауль Верденнский. Он в ужасе и недоумении застыл возле изуродованного тела жены, скорбно склонив голову. И другие люди тоже глядели, не в силах понять, что произошло. В следующий миг барон увидел своего сына, сидящего под кустом. Рванулся и схватил, дрожащими руками ощупывал его и все никак не мог поверить, что его сын жив. - Мальчик мой! Хвала богам, сохранившим тебя! Ты жив, мой маленький Ги! Проклятый оборотень не успел добраться до тебя! Твоя матушка и наша царственная гостья спасли тебя ценой своей жизни! Мальчик прижался к отцу и уткнулся лицом ему в грудь, выплакивая весь пережитый ужас и еще не осознанное горе. - Будем теперь жить вдвоем, сын! - говорил барон, торопливо унося мальчика в замок. - Ничего уже не поправить! Воины с почтением подняли тела Игрэйны и Ловисы. Что до трупа выродка, то его бросили в овраг и закопали, как обычную падаль. Старший воин удивленно проговорил, оглядев картину побоища: - Ума не приложу, как две безоружных женщины смогли убить безумного оборотня, хоть и сами погибли при этом! Вместо ответа Рауль Верденнский только передернул крепкими плечами, унося сына на руках. - Самое главное, что мой мальчик жив! Будь прокляты оборотни, кровожадные, как Фенрир, дети Имира! Так, в осознании, что оборотень убил его мать, и суждено было вырасти Ги Верденнскому, который так никогда и не узнал, что сама мать и погибшая вместе с ней Игрэйна сами были оборотницами. Его овдовевший отец нашел утешение в военной службе королю, и в благодарность за заслуги барона ставший королем Адальрик VII впоследствии назначил подросшего Ги в свиту своего старшего сына, будущего короля Хильдеберта Строителя. Со временем Ги Верденнский обрел большое влияние на своего царственного друга. И использовал его, чтобы с неукротимой жестокостью фанатика истреблять всех альвов без разбора, а также тех людей, что поддерживали их. Так пророчество сбылось. Выживший мальчик пролил больше крови, чем все оборотни-выродки, и никогда не сожалел ни о чем. А тогда, сразу после гибели Игрэйны, Риваллон, еще не уехавший далеко, узнал обо всем от своих воронов и приехал, чтобы забрать ее тело. Он увез жену в Кенабум, где ее горько оплакивали вместе "дети богини Дану" и арверны. Больше всех сожалел о своей названой внучке одряхлевший и больной король Ангерран VIII. Для Игрэйны воздвигли погребальный костер на высоком берегу Леджии, в месте, что она любила. Затем Риваллон был вынужден вернуться домой, чтобы заботиться о своей дочери, маленькой королеве Гвиневере. На его плечи теперь легли все заботы правления, чтобы дела не пошатнулись к тому времени, как она вырастет. Со временем, когда боль утраты немного притупилась, Риваллон женился на Шамаре Лесной, следуя благословению Игрэйны. Со второй женой он благополучно прожил много лет, в их браке родились два сына и две дочери. Однако и много лет спустя весь народ чтил память храброй королевы Игрэйны, что отдала жизнь ради священного долга Хранителя. Ибо теперь она продолжала оберегать своих близких уже из другого, незримого мира. Когда спустя год после гибели Игрэйны умирал ее названый дед, король Ангерран, в свой последний час он встретил ее, пришедшую проводить его в мир иной. Очень часто Игрэйна приходила во сне к своей дочери Гвиневере, пела ей песни и рассказывала истории, и ее дочь выросла, сохранив в памяти образ матери, и зная долг Хранителя. И когда много лет спустя, внук Игрэйны, Карломан Кенабумский, руководствуясь тем же священным долгом, оказался между жизнью и смертью, его вечно юная бабушка встретила в Лабиринте Времени и благословила внука, что удался весь в нее.