Скрытые Страницы

***

      Начало весны 799 года от рождения Карломана Великого, было совершенно необычным для Матильды, младшей дочери графа де Кампани и его супруги. Ее совсем недавно назначили фрейлиной молодой королевы Регелинды Адуатукийской, супруги короля Хлодеберта VII. Матильда, которой недавно исполнилось шестнадцать лет, стремилась быть полезной своей госпоже, носившей в чреве первенца, и самое главное - оправдать надежды тех, кто добился ее назначения фрейлиной: графа Карломана Кенабумского и его супруги, графини Альпаиды. Ей приходилось нелегко, ибо королева Регелинда во время беременности сделалась привередливой и капризной. Сейчас она сидела в кресле одного из дворцовых залов, сцепив пальцы на уже округлившемся животе, ибо прошло полгода, как она забеременела. Молодая женщина хмурилась, чувствуя неумолкающие толчки внутри. Что-то встревожило ее еще не родившегося ребенка. И, чем сильнее беспокоилась будущая мать, тем сильнее брыкалось дитя в ее чреве. Матильда расположилась за креслом королевы, глядя на молодого человека в одеянии оруженосца короля, что стоял перед ними с лирой в руках. Это был Берхар Сладкопевец, внук барона Готье Железнорукого. Чуть заметно трогая пальцами струны лиры, так что они издавали мелодичные звуки, Берхар завел успокаивающую любовную песню: - Спи, моя милая, наслаждайся покоем в первых лучах весны! Я не стану тебя тревожить, не побеспокою, пока ты не проснешься и не выйдешь ко мне сама. Пусть веселый ленцемонат навевает тебе приятные сны, любимая моя! Весенними крокусами и первоцветами заклинаю тебя: отдыхай спокойно! И пусть во сне тебе видится любящий взгляд и ласковая улыбка! Юная королева, с интересом заслушавшись песней, успокоилась, и даже сумела улыбнуться. Ребенок в ее чреве перестал так неистово биться, и сама Регелинда почувствовала себя лучше. Но Берхар, что пел для королевы, глядел поверх ее головы, на белокурую Матильду, скромно стоявшую позади ее кресла. Юная фрейлина замечала взоры оруженосца, обладающего красивым и уже мужественным голосом. Матильда замечала, что Берхар неравнодушен к ней. Но она, слушая его песню, видела перед собой совсем другой взгляд и другую ласковую улыбку, не те, о которых он пел. И не могла отвести от них взгляд, даже если они не сулили любви. Многие девушки в ее годы ветрены и не знают, кого им хочется любить, особенно если живут они при королевском дворе, среди великолепных вельмож. Но Матильда де Кампани была еще моложе, когда отдала свое сердце раз и навсегда. И она знала, что будет любить всю жизнь, даже если никогда не дождется взаимности. Тому порукой была еще полудетская клятва, данная ею на алой розе перед алтарем Фрейи. *** А между тем, в это самое время король Хлодеберт VII в своем кабинете задержался за обсуждением государственных дел со своим дядей и майордомом, графом Карломаном Кенабумским. Войдя в права наследства, юный король старался внимательно вникать в любое важное дело, оправдывая надежды дяди и других умных вельмож. Но порой, как сейчас, заботы казались Хлодеберту бесконечными. Сидя за огромным письменным столом, заваленным пергаментами, он устало потер переносицу, с невольным смущением подняв глаза на дядю, который, казалось, вовсе никогда не ведал усталости. - Наконец-то мы разобрались с этим ворохом пергаментов! Я уж думал - меня похоронят под ними, - признался молодой король, хрустко потягиваясь. Карломан глядел на царственного племянника яркими зелеными глазами. - Мне думается, тебя волнует что-то еще, помимо государственных забот? - полуутвердительно произнес он. - Если так, то расскажи! Может быть, я сумею помочь? Хлодеберт уже в который раз поразился проницательности дяди. Махнул рукой, показывая, что не беспокоится, но затем тихо, доверительно проговорил: - Регелинда, с тех пор как забеременела, очень сильно изменилась. Стала ужасно раздражительной и капризной, ничем нельзя ей угодить. Все, что она любила прежде, теперь ее раздражает. Карломан многозначительно улыбнулся в ответ. - Так бывает у беременных женщин, особенно когда они ждут своего первого ребенка, и еще не знают, что делать. Ради будущего сына и наследника Арвернии можно выдержать и не такое! Каждая беременная женщина чувствует себя Богиней-Матерью, качающей в колыбели только что созданный мир. И, кто знает - возможно, они правы, - задумчиво прибавил Карломан, думая о том, что только благодаря женщинам, ласковым и щедрым матерям, жизнь вообще продолжается, хоть мужчины зачастую воображают, что все держится на них. Хлодеберт вздохнул. - Я стараюсь понимать ее! Но никогда не думал, что угодить беременной женщине так трудно, - проговорил он, с надеждой глядя на дядю: не подскажет ли он, как ему держаться с Регелиндой? Все-таки, Карломан был отцом пятерых сыновей, имел богатый опыт семейной жизни. Майордом действительно кое-что посоветовал. - Попробуй провести сегодняшний день с женой! Ее непременно порадует твое внимание. Убеди ее, что любишь ее и такую, как есть, даже если втайне тебе кажется, что она подурнела или у нее испортился характер. И сам постарайся поверить в свою любовь. Думай о ней и о сыне, которого она скоро тебе подарит. Скажи, как сильно ты благодарен ей за будущего ребенка... Поскольку сегодня мы закончили все срочные дела, ты вполне можешь посвятить этот день своей жене. - Благодарю тебя за совет, дядя Карломан! - искренне проговорил молодой король. Вдруг его осенила внезапная мысль, и он поглядел на майордома глазами женатого мужчины, как равный ему: - Тогда и тебе следует провести сегодняшний день со своей женой и сыновьями, дядя Карломан! Граф Кенабумский взглянул на короля с особой благодарностью. Как он радовался, замечая в своем царственном племяннике проницательность и чуткость! К счастью, Хлодеберт вырос истинным сыном своего отца, безвременно погибшего царственного брата Карломана. Сперва майордом опасался про себя, чтобы слишком раннее начало семейной жизни не отвлекло племянника от государственных забот, ведь взрослеющие юноши склонны принимать любовь за некий подвиг и привыкают довольствоваться ею, уже не стремясь к большему. Однако Хлодеберт сумел пойти дальше, и ныне, в семнадцать лет, был королем Арвернии не только по названию, но и на деле, хоть и опирался, конечно, на более опытных советников. И его дяде приятны были слова взрослеющего юноши. Он ответил с улыбкой: - Ты попал прямо в середину мишени, Хлодеберт! Я тоже собираюсь провести свободный день с Альпаидой и детьми. Моя жена научилась терпеливо ждать еще со времен нашей молодости, но она все равно скучает. Однако и мужчине следует уделять внимание жене не только ради ее успокоения. Сам он, как бы важные дела ни вершил, получит гораздо больше, если ему есть ради кого работать, поверь! Хлодеберт улыбнулся и проговорил, поднявшись из-за стола: - Благодарю тебя, дядя Карломан! Я последую твоему совету, и отправлюсь к своей супруге сразу же! *** В отношении Альпаиды ее муж был прав. Она действительно ждала его, хоть, конечно, и не высказывала свое нетерпение открыто, как порой позволяла себе юная беременная королева. Графиня Кенабумская понимала, сколь важны заботы ее супруга, а, кроме того, дети скрашивали ее жизнь. Хоть с тех пор, как они подросли и постепенно вливались в беспокойную придворную жизнь, мальчики не проводили с матерью все время, Альпаида все равно жила их интересами, как раньше. В этот весенний день графиня Кенабумская гуляла с сыновьями по дворцовой оранжерее. Здесь, под стеклянной крышей, защищавшей нежные растения от ветра и холода, освещенные дополнительными светильниками, вырастали самые прекрасные цветы, какие снаружи распустятся только через несколько месяцев. В королевском саду в эту пору расцветали еще разве что скромные первоцветы. А в оранжерее круглый год цвели роскошные розы всех цветов, царственные ирисы, пышные пионы, изящные лилии, нарциссы, гиацинты. Словно окутанные белоснежными облаками, стояли в цвету яблони и вишни, персиковые и гранатовые деревья. Плоды в оранжерее тоже созревали почти на три месяца раньше, чем под открытым небом. Сейчас Альпаида не спеша брела по тропинке между клумб, опираясь на руку старшего сына, пятнадцатилетнего Ангеррана. Она задумчиво улыбалась, прислушиваясь к голосам самых младших сыновей, Аледрама и Аделарда, убежавших вперед. Мальчики уже служили при дворе в качестве пажей, но сегодня были отпущены за примерное поведение, чтобы побыть с матерью. И вот, сейчас они, едва не позабыв о примерном поведении, бегали по оранжерее и весело гомонили, разглядывая на каждом шагу какое-нибудь необычное растение. Сейчас Аледрам остановился, чтобы пристально разглядеть крупную пламенно-золотистую лилию с необычным соединением лепестков. Он уже поднес руку, чтобы сорвать ее. Но тут Аделард подскочил к брату и остановил его руку. - Что ты делаешь, она же такая красивая! Аледрам с недоумением взглянул на брата. - Но, Аделард, я просто хотел ее разглядеть поближе! Таких цветов я еще не видел. А здесь потом распустятся другие... наверное, - прибавил он не очень уверенно. Но младший брат стоял перед ним, воинственно сжав кулачки. - Я тебе не дам срывать лилию! Она такая красивая, она должна жить! Альпаида улыбнулась, слушая перепалку сыновей. Ангерран, покинув мать, догнал братьев и, обхватив обоих за плечи, повернул к ней лицом. Тогда графиня Кенабумская обратилась к Аледраму, как всегда, желавшему знать все на свете: - Ты смотри глазами, но не трогай руками без надобности, не уничтожай живую красоту! Аледрам кивнул и отдернул руки от лилии. Аделард же победно завопил, радуясь, что мать приняла его сторону. Тогда Альпаида обернулась к младшему сыну: - А ты никогда не забывай, что ты - паж при королевском дворе! И не злорадствуй над братом. Каждый может ошибиться. Ну, а теперь погуляйте еще, только ничего не трогать и не мять! Мальчики, что на мгновение притихли, убежали вперед. Но скоро вдалеке вновь раздались их звонкие голоса. Их старший брат вновь чинно пошел об руку с матерью. Он был уже почти взрослым, оруженосцем при своем царственном кузене. Но взглянув ему в глаза, Альпаида увидела, что в глубине души Ангерран был бы не прочь присоединиться к младшим братьям в их беззаботной игре. Задержав взгляд на старшем сыне, графиня Кенабумская отметила, что он уже сравнялся с ней ростом, хоть она и была высокой женщиной. И все больше становился похож на отца, кроме цвета глаз. Тихо вздохнув, она проговорила: - Ты стал уже совсем взрослым, Ангерран! Идешь со мной под руку, как настоящий кавалер. Жаль только, что все чаще на таких прогулках меня и младших детей сопровождаешь ты, а не твой отец. Альпаида понимала, что Карломана отнимает у нее множество обязанностей, необходимых для государственного мужа. И все-таки она все сильнее скучала, тосковала без него. Мысленно упрекнула себя: ослабла, распустилась, стала жаловаться собственному сыну! Однако она хотела, чтобы Карломан проводил больше времени с семьей, не только для себя, но и ради сыновей. Не дело, чтобы они росли, не видя отца, с головой поглощенного государственными заботами! Видя, что мать печальна, Ангерран постарался ее утешить - тоже совсем как его отец: - В последнее время накопилось слишком много дел! Ты ведь знаешь, что король ничего не решает без своего мудрого майордома, который приходится тебе супругом, а мне отцом. Сам король тоже работает с важными свитками днем и ночью. Матильда рассказала мне, что королева Регелинда стала очень требовательной к королю. Вот он и прячется от нее в делах, а мой отец должен помогать ему. Если король помирится с королевой, то и отец станет посвободнее. Графиню Кенабумскую заинтересовало поведение молодой королевы. - Беременные женщины склонны драматизировать свое состояние, им все видится преувеличенно огромным... Я думаю, королеве Регелинде будет полезен совет опытной женщины, матери, родившей нескольких детей... Кстати, где сегодня можно найти молодую королеву? - Матильда мне сообщила, что королева Регелинда сегодня будет вместе с ней в зале, расписанном фресками, - ответил Ангерран. Графиня кивнула сыну. - Я рада, что Матильда так хорошо освоилась в качестве фрейлины молодой королевы! Твой отец и я не зря занимались обучением этой девочки. Ангерран польщенно улыбнулся: ведь это он привел Матильду де Кампани к своим родителям. - Да, матушка! Королева Регелинда во всем полагается на Матильду, как на подругу, а не просто фрейлину. Но твой совет все равно будет ей полезен. Альпаида кивнула, обещая себе немедля навестить молодую королеву, ожидавшую рождения первенца. *** А между тем, в зале с фресками королевский оруженосец Берхар продолжал петь, устремив взор на Матильду де Кампани. Новая его песня уже напрямую обращалась к ней: - Я хотел бы стать жемчужным ожерельем на твоей белоснежной шейке, любимая! Туфелькой на твоей маленькой ножке, чтобы сколько угодно касаться ее. Пояском, что трогают твои прекрасные руки. Лентой в твоих золотистых локонах, чтобы скрыться в их шелковом обилии. Или хотя бы непролитой слезой твоей, чтобы вовек не разлучаться с тобой! Юноша пел, устремив исполненный надежды взор на Матильду, и смысл его песни явно указывал на нее. Девушка даже потрогала ожерелье, упомянутое им. Однако его песня, исполненная искреннего чувства, вызывала у нее лишь досаду. Она предпочла бы, чтобы Берхар оставил ее в покое. Ведь она знала, что не сможет ответить на его любовь. При дворе столько девушек, которых тронули бы его песни! На что же ему она? Итак, юная фрейлина водила глазами по фрескам, не поднимая глаз на Берхара, который продолжал петь. В это время королева Регелинда, успокоенная музыкой, не замечала, что происходит между ними. Наконец-то дитя в ее чреве успокоилось, и на нее саму снизошло умиротворение. Теперь она задумалась о муже и о своем поведении в последние дни. И молодой королеве стало стыдно. Какой взбалмошной, беспокойной, капризной она была! Быть может, поэтому ее царственный супруг и избегал ее с некоторых пор?.. Прежде Регелинде не приходило в голову, что она сама может отталкивать от себя мужа. А Берхар продолжал петь, не сводя глаз с Матильды: - Для тебя, моя ясная звездочка, поет моя лира! Для тебя одной звенят струны, поют тебе о любви, в надежде, что однажды ты взглянешь с высоты! Она по-прежнему не смотрела на него. Однако Берхар думал, что дочь графа де Кампани держится так, потому что слишком скромна для выражения чувства. И он продолжал надеяться завоевать ее сердце. А Матильда, устав блуждать взглядом по сторонам, стала разглядывать фрески на стенах. На них изображались рыцарские турниры, поединки, балы, прекрасные дамы и рыцари, объясняющиеся им в любви. Девушка залюбовалась ими. Вид доблестных рыцарей на фресках напоминал ей о том, кому было отдано ее сердце. Любовь такого мужа была бы честью для любой дамы, как и в тех древних историях, что запечатлены на фресках... *** В это самое время в зал с фресками вошла Альпаида под руку с Ангерраном. Позади них шли младшие мальчики, Аледрам и Аделард. Они старались идти чинно, как подобало юным пажам. Однако с любопытством оглядывались по сторонам и то и дело подталкивали друг друга локтем или плечом, украдкой показывая на то, что их заинтересовало. Приблизившись к сидящей королева, Альпаида приветствовала ее реверансом. Ангерран изящно поклонился, и младшие братья повторили его жест. Регелинда обрадовалась графине Кенабумской, поскольку желала спросить у нее совета по поводу будущего ребенка. Она сделала знак, и Берхар замолчал, лишь струны его лиры жалобно зазвенели напоследок. Теперь Матильда перевела внимательный взгляд на Альпаиду - мудрую супругу Карломана, единственную, что была во всем ему под стать. Как ни странно, Матильда не ревновала Карломана к его законной супруге. Ибо она сознавала, что в настоящее время ее единственное преимущество перед Альпаидой - молодость и красота, а этого мало, чтобы привлечь столь выдающегося человека, как Карломан Кенабумский. Всему остальному, что составляло богатство души, ума и сердца истинной женщины, Матильде еще предстояло учиться и учиться. И потому она любила и уважала Альпаиду, сознавая ее превосходство. А королева Регелинда, между тем, приветливо обратилась к вошедшей: - Здравствуй, моя дорогая тетушка, графиня Кенабумская! Приветствую тебя, Ангерран, а также юных пажей! Прошу вас, присядьте рядом со мной и послушайте, как поет этот весьма одаренный юноша! - она указала на Берхара, а затем щелкнула пальцами, и двое молчаливых слуг, стоявшие в глубине зала, тут же принесли кресло для графини Кенабумской. Усевшись в кресло, Альпаида внимательно взглянула на молодую королеву, догадываясь, что та радуется ей не просто так. И действительно, Регелинда проговорила со вздохом: - Мне хотелось бы спросить у тебя совета, в силу твоего опыта, - она украдкой коснулась своего округлившегося живота под просторным платьем. Альпаида кивнула, не удивляясь. Чего-то подобного она и ожидала. - Я почту за честь помочь тебе советом, государыня! - проговорила она. - Что именно тебя беспокоит? Прежде чем ответить, молодая королева сделала знак Берхару, и его пальцы вновь пробежали по струнам лиры, извлекая мелодичные звуки. Однако он играл не очень громко - так, чтобы музыка не мешала разговаривать, но приглушала тон беседы от посторонних ушей, ибо речь шла о самых важных и таинственных вещах. Регелинда доверительно обратилась к Альпаиде: - Я хочу спросить у тебя совета, как исправить пошатнувшиеся отношения с моим царственным супругом и вернуть его расположение. Я огорчалась, что Хлодеберт избегает меня в последнее время, а теперь со стыдом понимаю, что сама оттолкнула его своим поведением. Расскажи, бывало ли у тебя такое во время беременности? Как ты переносила это состояние? Менялись ли твои предпочтения, отношения с супругом? Всегда ли вы ладили в это время между собой? Альпаида, наклонившись к молодой королеве, тихо проговорила, так, чтобы слышала она одна: - Так бывает со многими женщинами во время беременности. Будущий ребенок диктует нам, что ему нужно, даже если со стороны его требования кажутся дикими. - О, знаю! - вздохнула Регелинда. - Мне порой хочется есть среди ночи. И предпочтения в еде изменились настолько, что порой сама себе кажусь безумной. Свиной окорок я могу теперь есть вместе с вареньем из малины, а миндальное печенье заедать жареным гусем. Мой царственный супруг только округляет глаза от изумления. А когда он высказал удивление вслух, мы поссорились, и он ушел, а я потом долго плакала. Альпаида ободряюще улыбнулась молодой королеве. - Вот плакать не следует! Помни, что любые огорчения могут повредить будущему ребенку. Береги его и себя! А твоему царственному супругу придется понять, что иногда лучше уступить причудам беременной женщины. Ведь он не меньше твоего желает, чтобы бы выносила и благополучно родила ему первенца, а Арвернии - будущего наследника! Он поймет, поверь, государыня! Ну а тебе сейчас важнее всего покой. Как только ты родишь, король полюбит тебя еще сильнее прежнего, да и нынешние странности в твоем поведении исчезнут. Регелинда глубоко вздохнула. - Постараюсь все понять! Но все-таки, беременность - это совсем новый мир, который меняет тебя до неузнаваемости... А с тобой такое тоже бывало, благородная графиня? Не могу представить, чтобы ты требовала от майордома чего-то невообразимого, и он не знал, как успокоить тебя... Графиня Кенабумская улыбнулась воспоминаниям юности. - Тогда еще Карломану далеко было до звания майордома. Да и находился он рядом со мной лишь в самую первую беременность, - она с гордостью взглянула на красавца Ангеррана, беседовавшего со своей подругой Матильдой. - Затем Карломан выполнял посольские поручения в разных странах, а меня навещал раз в год, как сеятель свою отдаленную ниву. Но я немало потрепала нервов своему отцу, брату и Вароху, другу нашей семьи, - смущенно призналась Альпаида. - И поверь, мои выходки и вкусы были не менее дикими! Как-то, вынашивая Аледрама, я среди ночи ужасно захотела есть. И тут же съела подвернувшийся под руку каравай хлеба, даже не разрезая его, отщипывала мякоть пальцами и ела, как крыса. Так что не пугайся своих желаний, государыня, они естественны в твоем состоянии. Но помни, что полезнее все же держать себя в руках! Регелинда почти совсем успокоилась. Значит, все идет заведенным порядком, как бывало до нее у множества женщин! Теперь лишь бы ребенок родился здоровым и крепким, а муж к ней вернется! И еще молодая королева уверилась, что не ее капризы отталкивают его, а действительно государственная необходимость. Конечно, Хлодеберт не странствует за пределами Арвернии, как в свое время граф Кенабумский. Но ведь обязанности короля необозримы! А она была слишком несправедлива к своему супругу. Глядя на молодую королеву, Альпаида, скучавшая в отсутствие Карломана, облегченно вздохнула. Хотелось верить, что и Регелинда, и она скоро обретут своих мужей вновь. А рядом звенели струны лиры Берхара. Продолжая петь, он приличия ради смотрел на королеву и Альпаиду, но все же, его глаза сами собой оборачивались к очаровательной белокурой Матильде: - Пусть один лишь твой взор упадет на меня, согреет мне сердце обещанием невянущей любви! И я оседлаю коня и заточу меч, облачусь в сверкающую сталь и помчусь даже в безнадежный бой с твоим именем на устах, ибо тебя послала мне сияющая Фрейя. И, если я не сложу голову в жарком бою, то надеюсь, что ты встретишь меня улыбкой, госпожа моего сердца! Берхар пел теперь, уже прямо обращаясь к Матильде и не сводя с нее горящих сладкой мукой глаз. Но увы - девушка даже не глядела на него, чтобы он не расценил малейший знак внимания как поощрение его чувств. Вместо этого она оживленно переглядывалась и вела дружескую беседу с Ангерраном, что стоял за креслом своей матери, как она - за креслом королевы. - Я вижу, чем больше занят король, тем свободнее его оруженосцы? - поддразнила она своего друга. Ангерран усмехнулся. - У меня действительно выдался сегодня свободный день, хотя я думаю, что скоро все изменится! А ты, если государыня Регелинда отпустит тебя сегодня вечером, приходи ко мне и к матушке на ужин. Мы будем очень рады тебе. У Матильды даже заблестели глаза. Она украдкой взглянула на королеву Регелинду, затем - на графиню Кенабумскую, скучавшую в отсутствие мужа. - Охотно приду, постараюсь отпроситься на вечер! А... твой отец тоже придет? - спросила она с замиранием сердца. - Мы с мамой очень надеемся, что сегодня он сумеет освободиться, и будет с нами, - пообещал Ангерран. - Спасибо! - с придыханием ответила девушка, чувствуя горячее волнение. К счастью, ее друг ничего не заметил, потому что в этот миг как раз оглянулся на своих братьев, стоявших чуть сбоку от кресла матери. Старший брат и прежде не забывал бросать на них время от времени строгие взгляды, чтобы они вели себя чинно. Но, стоило ему отвернуться к Матильде, и юные пажи все равно принимались баловаться. Сперва Аделард заслушался песней Берхара, стоявшего неподалеку от них. Звуки лиры и голос певца пробуждали в душе мальчика что-то, чего он еще не мог как следует осмыслить, но близкое, притягательное не для еще не окрепшего рассудка, а для души его. Младшему сыну Карломана хотелось поскорее вырасти, чтобы, как рыцарь из песни, мчаться навстречу подвигам ради прекрасной дамы, которую он пока еще смутно представлял себе. А вот Аледраму стало скучно, и он принялся озираться по сторонам. Из песен и сказаний любознательный четвертый сын Карломана признавал лишь те, где говорилось о началах начал, о возникновении тех или иных сущностей, веществ, явлений. Вообще же, он охотнее почитал бы какую-нибудь познавательную книгу, чем слушать слащавые песенки, как его брат. И Аледрам, преодолевая зевоту, стал искать взглядом хоть что-нибудь занимательное. - Смотри! - наконец, подтолкнул он брата в бок. - Я слышал, что росписи в этом зале делали двадцать художников, на протяжении трех лет! Аделард, вдруг вырванный из сладких грез песни толчком брата, не остался в долгу, и пнул его в колено еще сильнее. Только пажеская выучка помогла братьям держаться бесшумно и не привлечь к себе внимания окружающих. - Я же слушал песню про храброго рыцаря, который просит даму взглянуть на него на прощание! - возмущенно прошипел Аделард. - А ты пихаешься! - Ты сам пихаешься! - не остался в долгу Аледрам. - Я хотел тебе рассказать... Но тут Ангерран вновь обернулся к младшим братьям, и они застыли, как часовые на посту. Юноша только усмехнулся, услышав их перепалку и подумав в который раз, несколько различаются склонности его братьев. А Берхар продолжал новую песню. Отчаявшись привлечь внимание Матильды, он смотрел теперь на маленьких пажей. От него не укрылась вся их пантомима. И он с благодарностью понял, что младшему мальчику нравится его пение, тогда как его брат откровенно скучает. - Не спорьте, чем путь прав, друзья мои! У каждого своя судьба. В одном гнезде растут птенцы, да в разные стороны разлетаются, став на крыло. Своя правда у суровой стали и у шелеста страниц, у цветка и у камня, у морской волны и зеленой дубравы. Напрасно тягаться, ведь норны предназначили каждому свое. Те, кто спорил, пошли каждый своим путем, так и не найдя истины, а жизнь пошла - своим. И, пока он пел, младший мальчик не сводил с него внимательного взора. *** А тем временем, король Хлодеберт VII направлялся в зал фресок к своей жене, попросив на всякий случай Карломана Кенабумского, своего дядю и майордома, сопровождать его. Как всегда, позади короля следовали двое из его паладинов: их начальник, Бруно Молниеносный, и его будущий преемник, Жоффруа де Геклен. Как только король вышел из своего кабинета в приемный зал, паладины тут же последовали за ним. Хотя внутри дворца и в присутствии Карломана королю не могла угрожать никакая опасность, но клятва паладинов требовала исполнять свою службу. По пути к залу фресок король еще раз спросил у дяди совета: - Так все-таки, как мне лучше всего вести себя с королевой, когда она в таком состоянии духа? - Советую тебе уступить ей в мелочах, благо, пока она не требует луну с неба, - не задумываясь, ответил Карломан. - Каждая женщина во время беременности бывает сама не своя. Когда она родит, это пройдет. Король, казалось, все еще пребывал в растерянности. - Я бы рад последовать твоему совету, дядя Карломан. Но, честно говоря, я просто не знаю, как теперь обращаться с Регелиндой! Все ее вкусы и привычки так изменились! Как ты сам держался с госпожой Альпаидой, когда она была беременна? - В те годы я почти постоянно пребывал в разъездах, возвращался уже после рождения очередного сына, - усмехнулся Карломан. - Однако я убедился, что будущая мать больше всего ценит заботу и внимание к себе. Советую тебе встретиться с королевой наедине в приятной обстановке, как если бы вы все еще были юными молодоженами, напомнить о самой счастливой поре. Воскресить те чувства, что у вас были, когда ваш союз породил дитя, которое она теперь носит в чреве. А сразу, как ты войдешь к ней, скажи королеве что-нибудь ласковое и поинтересуйся ее здоровьем. В это время паладины, видя, что разговор короля с майордомом касается не государственных обязанностей, а семейной жизни королевской семьи, позволили себе вмешаться. Бруно, приблизившись к королю, проговорил: - Государь, могу поручиться, что граф Кенабумский прав! То есть, конечно, мы, паладины, не знаем на личном опыте, как себя ведут беременные жены. Но зато нагляделись достаточно, как оно было при твоем отце, да и при дедушке, пусть Всеотец Вотан наградит достойно их обоих! Твой дед, тогда еще принц Хлодеберт, дарил госпоже Радегунде драгоценности, когда она, будучи на сносях, бывала не в духе. - Не в обиду будь сказано твоим царственным родителям, государь, - усмехнулся Жоффруа, - но почтенная королева Бересвинда тоже немало помучила твоего батюшку, когда носила под сердцем детей. Особенно когда она ожидала принца Хильдеберта, все время скучала, не могла ничем себя занять. Король Хлодеберт VI тогда завел львов для королевского зверинца, чтобы королева любовалась на этих свирепых зверюг. Чего не сделаешь ради мира в семье! Старший сын Бересвинды Адуатукийской усмехнулся в ответ. Те времена он немного помнит и сам, а, кроме того, зная свою мать в обычное время, не сомневался, что и его отцу порой приходилось с ней непросто. Тут король со своими спутниками вошел в зал фресок. Карломан держался на пол-шага позади, а за ними следовали Бруно и Жоффруа. При их появлении Берхар оборвал песню на полуслове. Стихла музыка и все разговоры. Альпаида поднялась с кресла, приветствуя короля реверансом, заодно окинув взглядом из-под ресниц своего супруга. Все остальные также учтиво приветствовали короля, который остановился неподалеку от своей тетушки. Матильда, сделав книксен, почувствовала в груди горячую волну, взглянув в зеленые блестящие глаза графа Кенабумского. Одной лишь королеве Регелинде, в виду беременности, позволено было не вставать перед своим царственным супругом. Она учтиво приветствовала его, склонив голову: - Рада тебя видеть, мой любезный супруг! Признаться, я очень скучала по тебе. Надеюсь, что ты справился с самыми важными делами, и впредь сможешь подольше бывать со мной рядом? Тут король со своими спутниками вошел в зал фресок. Карломан держался на пол-шага позади, а за ними следовали Бруно и Жоффруа. Король, майордом и оба паладина поклонились королеве, входя в зал. При их появлении Берхар оборвал песню на полуслове. Стихла музыка и все разговоры. Альпаида поднялась с кресла, приветствуя короля реверансом, заодно окинув взглядом из-под ресниц своего супруга. Все остальные также учтиво приветствовали короля, который остановился неподалеку от своей тетушки. Матильда, сделав книксен, почувствовала в груди горячую волну, взглянув в зеленые блестящие глаза графа Кенабумского. Одной лишь королеве Регелинде, в виду беременности, позволено было не вставать перед своим царственным супругом. Она учтиво приветствовала его, склонив голову: - Рада тебя видеть, мой любезный супруг! Признаться, я очень скучала по тебе. Надеюсь, что ты справился с самыми важными делами, и впредь сможешь подольше бывать со мной рядом? Затем Хлодеберт, следуя совету дяди, обратился к Регелинде: - Я рад, что ожидание, во всяком случае, не повредило твоей красоте! Напротив, я вижу перед собой уже не хрупкий бутон, но пышную, великолепную розу. Я надеюсь, родная моя, что ты чувствуешь себя хорошо? Наше будущее дитя не причиняет тебе беспокойства? Регелинда прислушалась к себе, но дитя в ее чреве наконец-то перестало брыкаться, и лишь тихонько касалось ее, будто ласкалось. В свою очередь следуя советам Альпаиды, она отвечала: - Благодарю тебя за похвалу, которой мой нынешний вид, право, вряд ли заслуживает! Но чувствую я себя, благодарение богам, и впрямь гораздо лучше. И за это я благодарю тебя, любезный супруг мой, за это что ты прислал ко мне этого весьма одаренного певца, своего оруженосца. Он по праву зовется Сладкопевцем, если наше еще не родившееся, но уже весьма воинственное дитя успокоилось, заслушавшись его! Хлодеберт улыбнулся жене, но, будучи справедлив, заметил: - Это не я догадался прислать к тебе Берхара, моя родная. Мой мудрый дядя и майордом сказал, что музыка успокаивает, и что этот юноша одарен не только на ристалище. Я всего лишь прислушался к его совету ради тебя и будущего ребенка. В этот миг на Карломана обратились взоры не только королевской четы, а также Альпаиды и его сыновей, но и Матильды, даже не пытавшейся их скрыть. Принимая благодарность по поводу Берхара, Карломан проговорил: - Я заметил певческий дар Берхара, еще когда он был пажем, ровесником Ангеррана. К счастью, он сохранил хороший голос, и когда повзрослел. Рыцарь-певец - это большая редкость. На моей памяти, лишь мой побратим, князь Ростислав Моравский, одинаково искусно владел мечом и лирой. Король с королевой уважительно поглядели на молодого певца. Берхар был горд собой, но его радость омрачалась тем, что Матильда де Кампани так ни разу и не взглянула на него. Между тем, король Хлодеберт подошел к жене и ласково поцеловал ей руки. Регелинда улыбнулась мужу, впервые за последние дни. Видя королевскую чету в трогательном согласии, Карломан посоветовал им: - Сегодня чудесные день, государь! Видно, что весна уже совсем пришла. Почему бы тебе с королевой Регелиндой не погулять по оранжерее, полюбоваться на цветы? Паладины будут охранять вас, а сей юный воинственный певец продолжить радовать музыкой ваши сердца. Король сразу воодушевился замыслом дяди. - Я бы с радостью! А ты что скажешь, Регелинда? - обратился он к жене. Та на мгновение задумалась, как бы советуясь со своим еще не родившимся ребенком. - Я согласна! Думаю, что нам не помешает размяться, - она коснулась одной рукой своего живота, выступающего под складками платья. Хлодеберт поцеловал другую руку жены, туда, где на запястье проходила голубая жилка. Затем молодой король с улыбкой обернулся к майордому: - Желаю тебе, дядя Карломан, так же хорошо провести со своей семьей сегодняшний день, как и мы с Регелиндой! - Я непременно это сделаю, государь! - пообещал граф Кенабумский, и его зеленые глаза сверкнули вдруг озорным блеском. Тем временем, как шла эта беседа, Берхар Сладкопевец не сводил с Матильды взора, исполненного тоски. Но увы! - с того мгновения, как в зале появился Карломан, девушка уже никого не видела, кроме него. Этот взгляд молодой фрейлины, подруги Ангеррана, заметила Альпаида. Глядя, как юная красавица смотрит влюбленными глазами на ее мужа, графиня Кенабумская не встревожилась, или встревожилась главным образом за саму Матильду. Пожалуй, с ней следует поговорить. Но это могло подождать. Альпаида слышала, как Ангерран приглашал Матильду на ужин. Там будет легче улучить момент для разговора с девушкой наедине. Король заботливо помог своей жене подняться на ноги и вышел с ней из зала. За ними последовали Берхар, Матильда и двое паладинов. Теперь в зале фресок остались лишь Карломан, Альпаида и трое их сыновей. Оставшись наедине со своими близкими, всемогущий граф Кенабумский в одночасье преобразился. Его зеленые глаза весело сверкали, он задорно улыбнулся, отчего в одночасье стал гораздо моложе. - Соскучились? - спросил он, с любовью глядя в глаза Альпаиде, которая ответила мужу такой же искренней улыбкой. В ответ на его приветливость, в ней тут же ожило очарование той юной девушки, что некогда целовалась с Карломаном среди кустов цветущего жасмина. - Очень соскучились! - проговорила она, подойдя к мужу и поцеловав его в щеку. - Но Ангерран уверил меня, что ты сегодня выкроишь свободный день. - И вот, я его выкроил! И для короля, и для нас! - Карломан признательно поглядел на старшего сына. - Спасибо тебе, Ангерран, ты настоящая опора для матушки и братьев! Его первенец польщенно улыбнулся. - Да не за что! Они были послушными... Ну, почти всегда! "Послушные" Аледрам и Аделард переглянулись. И вдруг с неистовым воплем с двух сторон бросились навстречу отцу. Тот со смехом распахнул им объятия. Ухватив Аледрама под мышки, он закружился с ним по залу, крутя сына, как на карусели. - А я, отец! А я! - воскликнул Аделард, в свою очередь протягивая ему руки. - Сейчас и до тебя дойдет дело, мой мальчик! - и Карломан, смеясь, ловко поймал младшего сына, закружил и его на вытянутых руках. Если бы кто сейчас увидел всемогущего майордома Арвернии, мудрого советника, грозного воина, "Почти Короля", графа Карломана Кенабумского! Кто, кроме самых близких, поверил бы, что он способен беспечно играть с детьми, и что в такие минуты в нем самом пробуждается нечто мальчишеское? Видно было, что ему нравится эта игра так же сильно, как и Аледраму с Аделардом. Он смеялся, как может только совершенно счастливый человек. Ангерран тоже улыбался, вспоминая, как отец вот так же играл с ним самим, когда он был младше. Сейчас юноша даже пожалел, что не может снова кружиться на руках отца, как младшие братья. И Альпаида улыбалась, радуясь вместе с мужем и детьми. Но ее тревожило то, что она только сегодня поняла относительно Матильды де Кампани. Следовало подумать, как вести себя с девушкой, влюбившейся в ее мужа. Конечно, Альпаида могла бы поговорить с родителями Матильды, чтобы образумили ее дочь. Могла бы сказать о внезапной соперницы королеве Бересвинде, или даже все еще грозной королеве-бабушке, Радегунде Аллеманской. Но что бы это ей дало? Жизнь Матильды была бы навсегда сломана, а между тем, она заслуживала гораздо большего, чем вечно сожалеть о несбывшемся. И, кстати, тогда уж точно уверилась бы, что Карломан ответил бы ей взаимностью, если бы не интриги злой жены. Итак, Альпаида решила побеседовать о Матильде с ней самой. Глядя на мужа и детей, таких счастливых в семейном кругу, графиня Кенабумская обдумывала предстоящий разговор с девушкой. *** А между тем, король Хлодеберт с королевой Регелиндой прогуливались по оранжерее, любуясь свежими цветами. За ними следовала Матильда и Берхар со своей лирой, а позади - два паладина. Король подводил жену к тем цветущим растениям, которые особенно ей нравились, давал ей вдохнуть их аромат. - Сама видишь, как здесь хорошо! - говорил он. - Снаружи только начинается весна, еще не скоро зацветут сады. А здесь уже цветет все, что душе угодно. Выбирай, какие цветы тебе нравятся, и я подарю тебе самый лучший букет. Идиллическая прогулка среди ярких цветов совсем успокоила Регелинду. Она даже развеселилась, а дитя в ее чреве подстрекало юную женщину к шалостям. И вот, освободив руку из ладони мужа, она подбежала к цветущей вишне, ласково погладила ее ветви и ствол. - Ты стоишь в цвету, ожидая потомства, как и я! Твои ягоды созреют, как раз когда моему сыночку придет пора появиться на свет. Расти и плодоноси щедро, как и я! Затем молодая королева перешла к следующему цветущему дереву, гладя его ветки. Хлодеберт сперва растерялся выходке жены, но постарался проявить понимание. - Ты сейчас исполняешь священный обряд! - сообщил он ей. - Дядя Карломан мне рассказывал, что на востоке - у моравов, лугиев, сварожан, - принято, чтобы беременные женщины благословляли сады, делились с ними плодородием, в честь Лады, их богини любви. Но Регелинда не знала раньше ничего о таком обряде. Она просто делала то, что подсказывало ей сердце: любовалась цветущими в оранжерее деревьями, касалась их отягощенных цветом ветвей и иногда даже разговаривала с ними. Воспользовавшись остановкой, король сделал знак Берхару. Тот снова тронул струны лиры, зазвучавшие под его пальцами, и запел подходящую к случаю импровизацию. Он как будто обращался к молодой королеве, на самом же деле по-прежнему не сводил влюбленного взгляда с Матильды. - С каким цветком сравнить мне твою красоту, любовь моя? Роскошная алая роза прихотливо раскрывает лепестки. Но алее розы твои губы, и изгиб их изящнее лепестков! Стройна и изящна белоснежная лилия. Но твой стан стройнее нее, а кожа белее умытой росой лилии! Царственно возносит голову королевский ирис. Но ты, любимая моя, поднимаешь свою прекрасную голову гораздо горделивее! Пионы отдали свой аромат твоим волосам, голубые гиацинты побледнели, отдав синеву твоим блестящим глазам, маки подарили тебе румянец. Никто на свете не сравнится с тобой, любимая моя! Увы - Матильда слушала юношу, но ее мысли и сердце были заняты совсем иным. Что ей песни Берхара, когда предоставляется возможность провести вечер вместе с Карломаном и его семьей! Когда королева, наконец, вернулась из цветущего сада к своему супругу, юная фрейлина обратилась к ней, пользуясь тем, что Регелинда заметно повеселела: - Государыня, не будешь ли ты добра отпустить меня сегодня вечером? Ангерран пригласил меня на ужин с его семьей. Молодая королева, вновь чинно идущая под руку с мужем, благосклонно кивнула фрейлине. - Ступай, моя милая! Думаю, этот вечер мы проведем вдвоем, и ты нам не понадобишься, - Регелинда переглянулась с Хлодебертом, радуясь, что им удалось договориться. Матильда преисполнилась радости. Сегодня она еще раз сможет увидеть графа Кенабумского! *** В тот же вечер в покоях майордома готовились к ужину. Уже давно глава семьи не имел возможности уделять достаточно внимания своим близким, и потому его появление сегодня стало для всех настоящим праздником. В то время как слуги накрывали на стол, майордом с женой и сыновьями веселились от души. Ангерран только что рассказал отцу "в лицах" обо всех последних новостях в семье и при дворе, так что получилось смешно. Во всяком случае, Аледрам с Аделардом покатывались от хохота, да и сам Карломан вторил им от души, словно и вправду в этот вечер сделался мальчишкой. Но Альпаида радовалась, видя его таким. Словно их юность, что была, кажется, еще недавно, возвращалась к ним опять. И она смеялась над шутками мужа и сыновей вместе с ними. Затем, когда стол был уже почти накрыт, Карломан подтолкнул Аделарда и Аледрама в соседнюю комнату, и подмигнул старшему сыну: - Ангерран, проследи, чтобы к ужину наши юные пажи выглядели как подобает, и ничего не перевернули вверх дном! Мальчики оглянулись на родителей, желая возразить. Но старший брат уже взял их под руки, и они ушли с ним вместе, подпрыгивая, будто зайцы. Когда за сыновьями закрылась дверь, Карломан улыбнулся, глядя им вслед: - Каких замечательных сыновей послали нам боги! На Ангеррана можно во всем полагаться, как на взрослого мужчину. Двое средних сейчас в Арморике, постигают науки бисклавре. Маленькие, конечно, дурачатся, но им тоже нужен отдых после трудной службы при дворе, и у них уже определяются склонности, к чему лежит душа. Мы с тобой вправе гордиться нашими детьми, Альпаида! И я бесконечно благодарен тебе за то, что ты подарила мне их и воспитала, как подобает наследникам знатного рода. Он наклонился к жене и поцеловал ее. Глядя в искрящиеся весельем глаза мужа, Альпаида видела в них искреннюю любовь к ней и к детям. Горячее чувство ощущалось во всем: в его поцелуе, в интонациях его слов. И на душе у графини становилось спокойнее. Быть не может, чтобы он остыл к ней и подал надежду юной деве, ровеснице своего сына! Вспомнив, как мужественно и достойно для своих лет держалась Матильда, скрывая свою любовь от окружающих, графиня Кенабумская решила, что, даже если Карломан понял тайну ее сердца своим вещим чутьем, то скроет ее ото всех. Ибо важнее всех для него всегда останется она, Альпаида, и их сыновья! А с Матильдой нужно просто поговорить, она достаточно разумна, чтобы все понять правильно. И графиня вместе с мужем погляделась в высокое зеркало, которое Карломан привез ей в подарок из Венетии. Чистейшее стекло в серебряной оправе отразило величавую вельможную чету, красивых и еще молодых мужчину и женщину. И Карломан, приобняв жену за талию, шепнул ей на ухо своим глубоким голосом, от какого у нее замирало сердце: - Я люблю тебя, моя Альпаида! *** Немного позже в покоях графа Кенабумского состоялся семейный ужин, на который была приглашена и Матильда, как подруга Ангеррана. Он изящно ухаживал за своей "дамой", в подражание отцу. И Матильда сегодня была особенно хороша собой. Она держалась исключительно изящно, и при этом ни в коей мере не скованно, но так, как может лишь щедро одаренный человек, чьи манеры позволяют все - даже естественность. Она охотно беседовала с Ангерраном, улыбалась шуткам его младших братьев. Так что ужин прошел весело и по-домашнему. Но стоило заговорить Карломану - и девушка глядела только на него и внимала каждому его слову, самим интонациям его голоса, что притягивали ее, как магнит. Когда же она замечала рядом с Карломаном Альпаиду, такую же великолепную, аристократичную, знающую и мудрую, как он сам, Матильда вздыхала про себя. Она не могла унять свое сердце, даже если оно стремилось к недостижимому. А Альпаида все больше убеждалась в необходимости поговорить с девушкой о ее судьбе. Ужин прошел в истинно семейной обстановке. Наконец, когда мальчики поднялись из-за стола, Карломан сказал сыновьям, видимо, поняв, что дам следует оставить наедине. - Пожалуй, я провожу юных пажей и королевского оруженосца до их спален, по пути побеседуем еще! Когда они остались в покоях вдвоем, Альпаида поманила Матильду за собой. - Погляди, чему я училась в юности, чтобы обо всем беседовать с Карломаном на равных, и тем понравиться ему! Заинтригованная, Матильда последовала за графиней. При всем уважении к ней, она подумала, что Альпаида сама дает ей возможное оружие против себя. Ведь, если Матильда, будучи гораздо моложе нее, переймет ее преимущества, как графиня сможет тогда бороться с ней за любовь своего мужа? Войдя, девушка увидела разложенные на столе сочинения древних поэтов и трактаты агайских философов, книги древних и более поздних историков, размышления ученых о свойствах животных и растений, о теле человека и о положении звезд, о минералах и о разных дальних землях. И еще о множестве других вещей, о которых Матильда пока не имела понятия. Она растерянно обернулась к Альпаиде. - И ты все это читала вместе со своим супругом? - Читала еще до замужества, сперва ради Карломана, а затем - потому что было интересно, - улыбнулась Альпаида, словно ведя задушевную беседу. - Уже в твои годы, Матильда, Карломан дал мне понять, что его волнует в женщине не только красота и обаяние юности. Ради него я научилась разбираться в науках и государственных делах, а когда научилась - поняла, что могу быть полезной и другим. Матильда склонила голову, разглядывая свитки с именами знаменитых авторов. Ей вдруг показалось, что между ней и Карломаном выросла сверкающая гора. И Альпаида, стоя на вершине этой горы, звала: "Иди сюда, поднимись на заоблачную высоту! Тогда ты будешь достойна его!" Преодолевая отчаяние, девушка коснулась корешков книг. - Сколько же нужно лет, чтобы узнать все, что знает майордом и ты, госпожа? - убитым голосом проговорила она. Альпаида мягко взяла ее за руку. - У тебя достаточно времени, чтобы узнать не меньше нашего! Если ты захочешь и приложишь усилия, можешь стать одной из тех великих женщин, что вершат судьбы государств! Ты хочешь учиться новому, совершенствовать себя? Вся кровь прихлынула к сердцу Матильды, что нашла только что новый смысл жизни. Может быть, ей и не достичь любви Карломана. Но она, по крайней мере, сумеет стать наравне с его удивительной женой и добьется его признания! - Да! - воскликнула она, гордо вскинув голову. - Да, я готова работать над собой, думать, учиться! Если ты... и твой супруг верите, что мне дано многое, я уже не смогу довольствоваться малым! Альпаида улыбнулась ей, радуясь, что не ошиблась. - Тогда бери для начала у меня любые книги! И в будущем тоже. Приходи к нам почаще, Матильда. Все в нашей семье будут рады тебе, - добавила она, не выделяя мужа, но и не препятствуя встречам девушки с ним. Так началось восхождение юной Матильды де Кампани. Тогда она еще не ставила себе далеко идущих целей и мечтала лишь о любви Карломана. В итоге ей так и не удастся завоевать сердце человека, которого суждено будет любить всю жизнь. Но она получит его преданную дружбу и защиту навек, а это значит не меньше романтической любви. Два года спустя молодая королева умрет, родив своего второго ребенка, дочь, получившую ее имя. Первым был сын, жизнь которого впоследствии оборвет черная оспа. Но, когда король Хлодеберт VII остался вдовцом, Карломан Кенабумский добился, чтобы новой женой его царственного племянника стала никто иная, как Матильда де Кампани. И, если бы муж ее прожил дольше, Матильда стала бы одной из величайших королев Арвернии. Однако с приговором норн, отягощенным зловредными проклятьями, и графу Кенабумскому нечего тягаться. Но примером того, как исполняется судьба, была и остается история своевольной красавицы Матильды, которая, еще в юности отдав сердце великому человеку, воспитала в себе государственный ум и царственное величие, чтобы замысел норн о ней мог сбыться.