Скрытые Страницы

***

      Несколько дней спустя после триумфального возвращения графа Карломана Кенабумского из Великой Моравии, должен был состояться бал в Дурокортерском замке. Король Хлодеберт VI очень обрадовался возвращению своего единокровного брата, и готовился отпраздновать его на славу. Ведь Карломан блестяще исполнил очень трудную и ответственную миссию! В Дурокортере и в самом замке кипела подготовка к торжественному приему. Все, что было в столице Арвернии знатного, могущественного и богатого, собиралось, чтобы показать себя. Дурокортерский замок заполнился людьми. Анфилада залов была сплошь открыта и освещена, точно днем. Кругом расхаживали придворные. Слышались приветствия и оживленные беседы. Сам король со своим ближайшим окружением находился сейчас в Оружейном Зале. Там на стенах висели разнообразные мечи и щиты, а вдоль стен, словно немые стражи, были расставлены самые разные доспехи - и принадлежавшие в разные эпохи арвернским рыцарям, и трофейные, снятые с врагом, иногда выглядевшие весьма причудливо. В шаге от короля, как обычно, стоял начальник паладинов, Бруно Молниеносный. Сам же Хлодеберт внимательно слушал повествование Карломана о его поездке. Короля интересовало все, но в первую очередь - как поставлено военное дело у моравов и других обитателей востока. Тут же стояли двое военачальников - коннетабль, принц Сигиберт, и маршал запада, принц Дагоберт. Их также весьма заинтересовали военные обычаи малознакомых народов. Сам же Карломан принес с собой и положил на стол, покрытый парчой, некое загадочное оружие в богатых ножнах. Всех четверых его собеседников весьма заинтересовало, что он задумал им показать, но они, как подобало опытным мужам, сдерживали свое любопытство. - Витязям Великой Моравии чаще всего приходится сражаться со степными кочевниками - вархонитами, у которых совершенно особая манера воевать, - рассказывал Карломан. - Кочевники обычно полагаются не на тяжелую конницу, как наши рыцари, а на легкую. Их кони чуть ли не вполовину меньше арвернских, и доспехи далеко не так хорошо защищают. Зато они берут свое ловкостью и подвижностью, выкашивают стрелами чуть ли не половину вражеского войска, прежде чем сблизятся для рукопашной. И моравам, чтобы противостоять им, приходится сочетать силу и подвижность своего войска. Король и военачальники внимательно слушали и порой кивали. Им интересно было знать все! - Большинство арвернских рыцарей, пожалуй, не приняли бы всерьез кочевников с их стрелами, на неказистых лошадках, а? - хмыкнул король, поглядев на коннетабля. Тот кивнул, вроде бы соглашаясь, но отнюдь не одобряя легкомысленное отношение. - Я как-то видел вархонитов с их лошадьми. Любая из них и вправду пройдет под брюхом у хорошего рыцарского коня. Но недооценивать их не следует! Они - как шершни, которых можно, конечно, прихлопнуть латной рукавицей - если поймаешь! А их стрелы, пробивающие рыцарские доспехи - хорошие жала. Карломан кивнул, подтверждая слова старшего военачальника. - Моравам и их соседям пришлось выработать особую тактику в борьбе с вархонитами. - А каковы они в ближнем бою? - поинтересовался король, снова покосившись на лежавшее на столе оружие в ножнах. - Думаю, что с арвернскими рыцарями им не тягаться! В ответ Карломан взял в руки клинок, к которому были прикованы все глаза, извлек его из ножен. Клинок был загнутой формы, как серп молодой луны. - Это вархонитская сабля! И, поверьте, кочевники владеют таким оружием весьма искусно. Мне рассказывали, что у них не только все мужчины с детства обучаются войне, но и некоторые женщины. Иные воинственные девы соглашаются выйти замуж только за тех, кто победит их в поединке на саблях. Дагоберт удивленно покачал головой, взяв из рук Карломана саблю и внимательно разглядев ее. - Арвернским рыцарям такие сабли не пойдут. Ими вряд ли прорубишь полное вооружение. Да они и не согласились бы уподобляться степным кочевникам. - Нашим рыцарям и нет в том необходимости, - согласился Карломан. - Каждое войско воспитывается для своей задачи в схватке с определенным противником. Но в Моравии многие знатные витязи искусно владеют саблями. Изогнутый клинок с длинной режущей кромкой наносит удар наотмашь. Кроме того, сабля легче нашего длинного меча, а это тоже дает преимущество в бою с легким, увертливым противником, каким бывает кочевник в легком вооружении. Сабля обошла по очереди все руки, король и его военачальники разглядывали ее с большим любопытством. Между тем, неподалеку от короля и его близких собрались дамы, не вмешиваясь в мужской разговор. Ближе всех находилась, в сопровождении свиты своих фрейлин, королева-мать, Радегунда Аллеманская. Она пристально наблюдала за беседующими, и лицо ее застыло, как камень. Успех Карломана в Моравии застал ее врасплох. И теперь королева-мать ничего не могла предпринять против сына ненавистной соперницы, ибо старшие принцы крови вынудили Радегунду поклясться не чинить зла Карломану, чтобы Арморика не подняла восстание. Так что ей оставалось лишь изобретать новое задание, в надежде, что его-то граф Кенабумский не сможет выполнить. В числе фрейлин Радегунды Аллеманской находилась молодая девушка, дочь барона Эбля де Триньи, Гудула. Эту белокурую и синеглазую красавицу в последнее время отметил вниманием сам король, что весьма льстило ей. Они сблизились в то время, как королева Бересвинда была на сносях, а затем оправлялась после родов и занималась родившимся ребенком. Сейчас фаворитка украдкой бросала взоры, завидев короля, беседующего с Карломаном. Она обратила внимание, как похожи единокровные братья. Прежде Гудула не видела графа Кенабумского, ибо приехала ко двору, пока он был в отъезде. Он был очень похож на короля, но выше ростом и красивее него, и двигался иначе, быстро и в то же время плавно, в совершенстве владея своим телом, а самое главное - глаза, необыкновенно яркие и блестящие, притягивали внимание девушки, и в то же время, от них у Гудулы мороз пробегал по коже. Сам же Карломан, почувствовав кожей взгляд незнакомой девушки, уловил, что она призывно смотрит на его царственного брата, и догадался, что это и есть фаворитка, о которой говорила ему Альпаида. При этом король старательно смотрел куда угодно, только не в сторону свиты своей матери. Что ж, за такую осторожность Карломан мог лишь похвалить своего царственного брата, если уж он не устоял перед этой девушкой! А вот она, видимо, еще не обвыклась с порядками дурокортерского двора, не то была бы сдержаннее. Любовную связь с королем опасно показывать открыто! Радегунда Аллеманская тоже уловила, куда смотрит ее фрейлина, и неодобрительно поджала губы. Она и так уже догадывалась, что ее царственный сын в последнее время особенно часто ее навещал не только ради любви и почтения, но и чтобы повидаться с приглянувшейся ему баронской дочкой. Весь в отца! Неподалеку от свиты королевы-матери собрались другие дамы: Альпаида Кенабумская, ее мать, принцесса Герберга, и принцесса Дарерка, супруга коннетабля Сигиберта. Они услышали, о чем говорят мужчины, и эта тема на свой лад заинтересовала их. - Неужели у кочевников женщины тоже могут владеть оружием наравне с мужчинами? - недоумевающе переспросила Герберга, жена Дагоберта Лиса. - Какой смысл браться за то, что мужчины все равно сделают лучше? Притом, женщина еще может заменить мужчину, но вот мужчина женщину - никогда! Кто будет вынашивать детей, рожать, кормить и воспитывать их, если женщины уйдут воевать? А если мать убьют в битве, что станет с ребенком? Однако Дарерка, похоже, одобрила обычаи степных воительниц. - У нас, "детей богини Дану", девы тоже могут, если хотят, владеть оружием, править конем и колесницей. Случается, и не так уж редко, что в большую войну все силы на счету. А если убьют мужа, кто оборонит семью, если не жена и мать? К тому же, сильную женщину скорее станут уважать муж и сыновья. - Ах, Дарерка! - фыркнула Герберга и произнесла свойственным ей безапелляционным тоном: - Вижу, ты так и осталась по духу дочерью Арморики, даже прожив столько лет с принцем крови, потомком Карломана Великого! - Я чту королевский род Арвернии, но помню свои корни! - сдержанно отозвалась Дарерка, немного отодвигаясь. Альпаида не вмешивалась в спор старших дам, находя, что по-своему правы и ее мать, и Дарерка. Задача женщины - рожать и заботиться о детях. Но жизнь складывается так, что порой их можно защитить только с оружием в руках. Не участвуя в разговоре, молодая женщина внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг. А более всего - за своим мужем, все еще не нарадуясь, что он вернулся живым и здоровым, и при этом успешно выполнил трудное поручение. Альпаиде нелегко далась вынужденная разлука с Карломаном, тем более, что их второй сын родился вдали от отца. Но его радостное возвращение искупило все, что она выдержала во время ожидания. И ее особенно радовало, что король принимает Карломана, как подобало брату. А сам Хлодеберт VI, между тем, старался оберегать свои сердечные тайны от любопытных глаз, и особенно - от своей супруги, королевы Бересвинды. Вот почему он сегодня старался не глядеть в сторону двора своей матери. Это многие заметили, ибо все знали, что король глубоко любил и уважал вдовствующую королеву. Он действительно был преданным сыном, и простил матери даже гибель Хлодиона. Но сейчас король избегал вовсе не мать, а Гудулу, понимая, что его долг - соблюдать осторожность за них обоих. Хлодеберту нравилась очаровательная непосредственность баронской дочери, но иногда она бывала опасна при дурокортерском дворе. Впрочем, в эту минуту вархонитская сабля действительно вытеснила из мыслей короля все остальное, и он взором знатока осматривал ее, потрогал клинок и лезвие. - Для такого оружия необходима совсем особая тактика боя, - сказал он. - Ах, как мне хотелось бы увидеть ее в действии! Но у Карломана на все был готов ответ, как обычно. - Я уверен, что в посольстве Великой Моравии, под рукой боярина Мирослава, есть воины, перенявшие у кочевников искусство боя на саблях. Хоть один воин уж наверняка найдется! Если понадобится, я сам выйду против него и покажу тебе сабельный поединок! Мой побратим, княжич Ростислав, учил меня обращаться с этим оружием. При этом предложении брата король воодушевился настолько, что, кажется, если бы не ожидался бал, он бы предпочел поглядеть поединок на саблях. Военачальники и паладин также выражали интерес, хоть и более сдержанно. *** В это время королева Бересвинда в своих покоях решала важнейшую проблему - какое платье надеть на сегодняшний бал. Перед ней на деревянных болванках висели пять прекрасных платьев, заказанных ею уже после последних родов, нарочно, чтобы вернуть расположение ее царственного супруга. Бересвинда Адуатукийская всегда заказывала наряды у себя на родине, через посла, барона Жерара Бавэрского, у лучших портных, обшивавших ее царственного деда и всю его семью. По мнению Бересвинды, в Арвернии не умели шить так, как на ее родине. А уж искусство адуатукийских кружевниц было прославлено всюду! Ее новые наряды были сшиты по последней моде - пышные, со сборчатыми юбками, украшенные целыми каскадами кружев самого замысловатого плетения. Вокруг королевы собрались ее фрейлины, они отодвигали те наряды, что были ею придирчиво отвергнуты, а те, что понравились, они аккуратно поворачивали, помогая своей повелительнице все разглядеть. Но Бересвинда не советовалась ни с кем из них. Сейчас фрейлины интересовали ее меньше, чем деревянные болванки, на которых развешены ее наряды. Ее волновало одно - что надеть на сегодняшний бал. И она пристально разглядывала каждое платье, размышляя, какое из них пойдет ей лучше всего. Вот роскошное темно-красное платье, что замечательно пойдет к ее черным волосам и глазам. Кроме того, с ним будет великолепно смотреться ее любимый рубиновый гарнитур. Но королева должна была сознаться, что благородный багрянец ее несколько старит. Ей, зрелой женщине, матери троих детей, следовало затмить сегодня всех юных прелестниц! Другое платье, темно-розового оттенка, было нежнее и мягче на вид. Но, вынужденная ныне оценивать свою красоту слишком строго, Бересвинда созналась, что в нем ее смуглая кожа покажется еще темнее. А между тем, даже самый придирчивый взгляд не должен обнаружить в ней ни одного изъяна! Быть может, вот это платье из серебряной парчи, вышитое жемчугом, - оно и светло, и изящно? Но выглядит слишком холодным, в таком образе она скорее похожа на неприступную жрицу Луны, чем на королеву, мечтающую разжечь желания своего супруга. Может, вот это - с открытыми плечами, окаймленными пышными кружевами, цвета морской волны? Нет, это, пожалуй, выглядит немного легкомысленно. Трудно сочетать красоту женщины и величие королевы! А что здесь делает вот это, нежно-голубого цвета, что годится лишь для белокурых голубоглазых дурочек, вроде этой... Гудулы де Триньи?! Королева оттолкнула от себя болванку с голубым платьем с такой силой, что фрейлины едва удержали пышный наряд. Те, кто видел лицо своей госпожи сейчас, испугались: глаза ее сверкали, ноздри яростно раздувались, словно ей нанесли страшнейшее оскорбление! Прежде Бересвинда не задумывалась, пойдет ли ей самой голубое платье, но теперь возненавидела все, что было связано с ее соперницей, ухитрившейся приглянуться ее мужу, в то время как она сама заботилась о том, чтобы подарить королю второго сына! Голубой был цветом госпожи де Триньи, и Бересвинда на всю жизнь возненавидела этот цвет, как и белокурых женщин. В конце концов, она остановила выбор на величественном белом парчовом платье, вышитом золотом. Белое с золотом - цвета царственного Солнца, знаки высочайшего положения. В этом наряде она будет выглядеть истинной повелительницей, и в то же время - исполненной женственности. В нем и только в нем она покажет своему супругу, что в сравнении с ней Гудула де Триньи - сущее ничтожество! Но уже то, что королева Бересвинда так много думала о своей юной сопернице, показывало, что она внутренне уязвлена, и признает баронскую дочку опасным противником, которого надо постараться превзойти. Но, разглядывая блестящие от золотой вышивки юбки и шлейф своего нового платья, Бересвинда убеждалась, что затмит всех. Не только выскочку Гудулу, забывшую свое место. Она надеялась превзойти также Альпаиду, которая на прошлом балу была признана королевой красоты. К супруге графа Кенабумского Бересвинда с юности испытывала скрытую неприязнь. С того дня, когда она приняла Карломана за своего жениха, а в Альпаиде успела увидеть соперницу. Ошибка тут же разъяснилась, но Бересвинда не могла простить того, кто даже ненароком поставил ее в нелепое положение. И теперь Альпаида снова задела ее, будучи признана более красивой. А ведь она тоже недавно родила, как и Бересвинда. Откуда же у нее берется женская стать и изящество урожденной принцессы крови, рядом с которой, по уверениям льстецов, другие знатные дамы кажутся простолюдинками? Хорошо еще, что в прошлый раз рядом с Альпаидой не было ее великолепного супруга, и лучше парой бала, как обычно, стала королевская чета. Теперь же, после возвращения Карломана, следовало постараться, чтобы никто не смог превзойти короля и королеву Арвернии ни в чем! Но прежде всего Бересвинда стремилась заново понравиться своему царственному супругу, разжечь его желания. А для этого существовал древний, как мир, способ: самой вызвать его ревность, показать, что она может быть дорога не только законному супругу, но и другому мужчине. Про себя Бересвинда уже знала, что на сегодняшнем балу начнет первый танец с Хродебергом, своим верным рыцарем, который столько раз сражался на турнирах с ее именем на устах. А теперь пусть он окажет ей услугу более тонкого характера! Пусть Хродеберг поможет ей вызвать ревность короля. Когда Хлодеберт увидит, как другой мужчина оказывает знаки внимания его жене, он поймет, что она, Бересвинда, все еще молода и хороша, и годится не только сидеть дома с детьми, но и привлекать взоры мужей, обладающих хорошим вкусом и открытыми глазами. И тогда ему ничего не останется, как бросить свою белесую девчонку и уделить побольше внимания своей законной супруге, пока она еще ждет его! Бересвинда Адуатукийская, королева Арвернии, была намерена затмить всех на сегодняшнем балу! *** В оружейном зале, тем временем, Карломан продолжал рассказывать своему царственному брату и военачальникам о военном искусстве моравов и вархонитов. Сабля снова была спрятана в ножны и лежала на устланном парчой столе. Вместо нее Карломан с ловкостью фокусника извлек откуда-то нагрудник степных кочевников. Он был гораздо легче, чем кирасы рыцарей, и сделан очень необычно: с поверхностью в виде чешуи, как у змеи или ящерицы. Он, как и сабля, обошел все руки, и король, Сигиберт, Дагоберт и Бруно долго трогали его железные чешуйки. - Ума не приложу, зачем им такое нужно, - заметил Хлодеберт, щелкая ногтем по одной из чешуек. - Разве что для устрашения - хотят, чтобы враги их принимали не за людей, а за какую-то нечисть? - Все возможно, - кивнул Карломан, подумав. - В преданиях "детей богини Дану" говорилось, что некогда, на берегах другого моря, наши предки сражались с разумными двуногими ящерами. Возможно, вархониты хотят показать, что они не менее свирепы и опасны, чем те. - Все же этот доспех не сдержит удар рыцарского меча. В нем кожи больше, чем железа, - заметил Дагоберт. Сигиберт не возражал, однако сделал оговорку: - В битвах с себе подобными, а также с моравами и лугийцами, вероятно, такой защиты кочевникам достаточно. Их главная защита - в подвижности. К тому же, степняки предпочитают не защищаться, а нападать. Вряд ли они устраивают турниры, как арвернские рыцари. - Вархонитские навыки, конечно, ни к чему честным рыцарям, - произнес Бруно Молниеносный, начальник паладинов. - Но, признаться, очень хотелось бы взглянуть, как это дерутся на таких вот кривых саблях! Король с благодарностью поглядел на паладина, высказавшего и его горячее желание. Между тем, госпожа де Триньи, стоявшая возле королевы-матери, все чаще бросала на короля взоры, в значении которых трудно было ошибиться. Хлодеберт же нарочно избегал взоров своей очаровательной фаворитки, и это явно было неспроста. По крайней мере, Карломану поведение этой пары явно бросилось в глаза. Он знал, что у его царственного брата и раньше бывали всякого рода увлечения. Но они быстро проходили, и Хлодеберт всегда возвращался в лоно семьи, как подобает примерному супругу. Его связь с Гудулой де Триньи, очевидно, была куда глубже. И Карломан решил посоветоваться с Альпаидой по поводу новой страсти короля. Неосторожные взгляды Гудулы не укрылись, разумеется, и от внимания королевы-матери, Радегунды Аллеманской. Она решила поговорить со своей племянницей и невесткой, Бересвиндой. Ведь это ее, законной супруги, долг - беречь безопасность домашнего очага! Если Хлодеберт утешается с другой - это вина жены, что отдалилась от него, занимаясь лишь родившимся ребенком. Размышляя так о семье своего старшего сына, королева-мать сознавала, что у нее самой с покойным мужем никогда не было счастливой семьи. Но ее выдали замуж ради политических выгод, за человека, всем сердцем любившего другую. Гордая королева вынуждена была признаться себе, что это она была разлучницей, что увела своего мужа у Гвиневеры Армориканской. И все же, Фрейя свидетельница, она сделала все, чтобы сохранить свой домашний очаг! Пусть теперь и Бересвинда позаботится о спасении своего! Не подозревая, какие мысли относительно него обуревают близких, король в этот миг обратился к Карломану, воодушевляясь словами Бруно: - Прошу тебя, устрой мне бой на саблях! Я сгораю от нетерпения увидеть, какие приемы вытворают этим оружием. - Я все устрою, государь, - пообещал граф Кенабумский. Тем временем, Сигиберт, внимательно оглядев чешуйчатый доспех, рассмотрел на нем некогда нанесенные и потом заделанные вмятины. - Видно, что доспех взят в бою, со следами от ударов! Карломан кивнул в ответ коннетаблю. - Да, это трофей, добытый в последнем сражении у побежденного вархонитского воина. Обычно кочевники делают набеги на земли Моравии по осени, когда поселяне уберут урожай, а огромные стада, принадлежащие степнякам, вытопчут свои пастбища. Главное занятие кочевых племен - скотоводство, ими правят их прожорливые стада. Как только они объедят и вытопчут одно пастбище, переселяются на другое и берут его с боем, если надо. Он вспомнил наложницу княжича Вратислава, красивую смуглую женщину, от которой пахло сырой землей и кровью. Она немного рассказывала про обычаи своего племени. - Я узнал, что дальше в Великих Степях, позади вархонитов, живут другие кочевые племена. Они тоже вооют со своими соседями, и выдавили вархонитов далеко на запад, к самым границам оседлых народов. А тех, в свою очередь, вытеснили еще более отдаленные племена. Дагоберт сумрачно кивнул: - Это как лавина в горах: стоит скатиться одному камешку, он стронет с места еще два, те заставят скатиться пять других, все крупнее и тяжелее, и загрохочет страшный обвал - не спастись, не остановить. - Следует на всякий случай укрепить наши границы и усилить войска, напомнить твоим вассалам, государь, чтобы в случае тревоги готовы были привести своих рыцарей, - призвал короля Сигиберт. - Впрочем, я не думаю, чтобы вархониты могли добраться до нас. Они, конечно, опасные соседи для моравов и других народов, что живут рядом с Великой Степью. Настоящая человеческая саранча, несущаяся на быстроногих конях! Но где моравы, а где мы! Вряд ли вархонитам удастся преодолеть такое расстояние, непрерывно сражаясь! Не при нашей жизни уж точно. Остальные собеседники соглашались с коннетаблем. И лишь Карломан нахмурился в мрачном предчувствии. Ибо его не оставляла мысль о том, что близится исполнение пророчества об обретении меча Нуады и о Герое, Что Будет Славен Мечом. Быть может, к его временам и вархониты нахлынут на необозримые пространства, до самой Арвернии, как девятый вал! И потомкам Карломана Великого и Морава придется вместе отбивать их нашествие, как в том клялись их знаменитые прародители... Король не подозревал, какие мысли тревожат его единокровного брата. Он обратился к Сигиберту, еще раз окинув взглядом саблю и нагрудник: - Ты - коннетабль, тебе и принимать меры безопасности! И, обратившись к Карломану, Хлодеберт добавил: - Благодарю тебя, брат, за эти необыкновенные вещи и за рассказ о них! Однако сейчас лучше разойтись, господа. Ведь скоро начнется бал. А ты, Бруно, ступай на ристалище и подготовь все для поединка на саблях! Я хочу уже завтра лицезреть, как сражаются вархониты. Бруно, поклонившись, ушел выполнять приказ. Король, отпустив всех, направился к своей матери, и, приближаясь, окинул долгим внимательным взглядом Гудулу де Триньи, которая очаровательно ему улыбнулась. Сигиберт задержался ненадолго и сказал Дагоберту и Карломану: - Даже если бешеный поток кочевников хлынет на Арвернию, выучка и доблесть наших рыцарей сумеет преодолеть любое их количество!.. Но сейчас мне следует распорядиться о дополнительной охране замка. Коннетабль покинул зал. А Карломан и Дагоберт подошли к женщинам, что, стоя поблизости, слышали весь их разговор и тоже обсуждали между собой на свой лад. Альпаида по-прежнему молча любовалась своим мужем, исполненная тихой радости, что он вновь рядом с ней. Между тем, ее мать, принцесса Герберга, горячо встревожилась возможной угрозой со стороны вархонитов. - Как, должно быть, ужасны эти кочевники! - она содрогнулась, как от озноба. - Я буду молить богов, чтобы наши доблестные рыцари всегда могли их отразить! - Я не сомневаюсь в храбрости арвернских рыцарей и "детей богини Дану", - заметила Дарерка. - И все же надеюсь, что наши союзники моравы не пустят эту нечисть, подражающую змеям и ящерам, в наши земли! Только представьте, как их должно быть много, если вся Великая Степь для них тесна! В этот миг Карломан подошел и взял под руку Альпаиду, а Дагоберт - Гербергу, как бы предваряя предстоящий бал. Улыбнувшись им, Дарерка поинтересовалась у младшей пары: - Как скоро вы собираетесь в Арморику? - Думаю, месяца через два, когда маленький Дунстан немного подрастет для путешествий, - ответил Карломан. - Да и мне не помешает сперва разобраться в здешних делах. Альпаида кивнула, а Герберга проговорила, глядя на дочь и зятя: - Должно быть, Женевьева сейчас считает дни и часы до возвращения сына с семьей! Женевьевой в Арвернии звали Гвиневеру Армориканскую, королеву "детей богини Дану", мать Карломана. Он кивнул в ответ и постарался аккуратно перевести разговор на волнующую его тему: - Боги любят тех сыновей, что уделяют внимание матери, даже став взрослыми! Вот и наш государь тепло приветствует королеву-мать. Я все же надеюсь, что он подошел к ней не ради той белокурой фрейлины, что не сводит с него глаз, - Карломан дал понять, что знает о фаворитке своего царственного брата. Дагоберт сурово кивнул в ответ. - Если бы король мог себе позволить, он бы предпочел сейчас пойти в сад с госпожой де Триньи наедине, и только ради приличия вынужден пригласить свою матушку с ее свитой. Альпаида же, стоявшая об руку с мужем, предпочла промолчать, ибо не любила злословить об отсутствующих. Но ее молчание само по себе было красноречивее слов, и Карломан понял свою жену, и поглядел на нее с любовью. - Мой царственный брат и раньше был влюбчив, - задумчиво проговорил он. - Но прежде Хлодеберт всегда умел остановиться вовремя, приглянувшихся ему девушек отдавали замуж, а замужние дамы уезжали в замки своих мужей. Госпожа де Триньи рискует, думая упрочить свое положение благодаря любви короля! Альпаида кивнула, не меньше мужа встревоженная событиями при королевском дворе. - Гудула де Триньи похожа на легкокрылую бабочку, что увидела огонь и летит прямо на его обманчивый блеск, не боясь сгореть. Впрочем, на сей раз ей, по слухам, удалось всерьез завладеть сердцем короля. А королева Бересвинда злится и ревнует. Я думаю, она попытается на сегодняшнем балу вернуть расположение короля. И, скорее всего, использует моего брата Хродеберга, чтобы вызвать ревность законного супруга, - голос дочери Дагоберта Лиса был ровным, без выражения. Карломан вздохнул, сочувствуя своему шурину, а также встревоженный создавшейся ситуацией. - Бересвинда Адуатукийская - женщина ревнивая и мстительная. Лучше бы Хлодеберту на сегодняшнем балу и после него вести себя, как подобает примерному супругу! Не то его домашний очаг превратится в жерло огнедышащей горы, и весь Дурокортер затрясется, как при землетрясении! - Надеюсь, что хотя бы королева-мать сумеет его убедить! - проговорила Альпаида, однако не чувствуя непреложной уверенности в том. *** А король, отпустив своих близких, подошел к матери, все это время чувствуя на себе горячие взгляды Гудулы. Не имея права уединиться со своей возлюбленной, чтобы об этом не узнал весь двор, он все же решил приблизиться к ней. Обратившись к матери, Хлодеберт поклонился и почтительно поцеловал ей руки, затем проговорил: - Матушка, я предлагаю, пока еще не начался бал, прогуляться по саду. Там сейчас спала дневная жара и зацвел новый куст белых роз. Тебя могут сопровождать твои фрейлины, скажем, госпожа де Триньи... и кто-нибудь еще... Радегунда устало прикрыла глаза, отлично понимая, куда клонит ее царственный сын. Прогулка для него - просто предлог побыть рядом с этой глупой девчонкой! Ну что ж, королеве-матери пришлось подыграть ему. Но про себя она твердо решила приложить все усилия, чтобы Бересвинда смогла вернуть Хлодеберта на супружеское ложе. - Радуюсь твоему желанию, мой царственный сын! - проговорила она, опираясь на его руку и сделав знак Гудуле и еще одной фрейлине следовать за ними. Следуя вместе со своим царственным сыном по тропинкам мимо цветущих розовых кустов, королева-мать действительно сделала попытку убедить его: - Прошу тебя, мой дорогой сын: не срамись при всем дворе, выставляя напоказ связь с моей фрейлиной! Над тобой скоро станет смеяться весь двор, потому что она строит тебе глазки, как легкомысленная пастушка. Не забывай, что у тебя есть обязанности перед женой, родившей тебе двух сыновей и дочь! Король вздохнул, обернувшись на идущую сзади Гудулу. Как объяснить матери, что ему нужна эта девушка, нежная и светлая, как белый шиповник? Бересвинда же рядом с ней похожа на надменную багряную розу, гордо красующуюся надо всеми, вооруженную шипами: ни погладить ее, ни вдохнуть аромат. Вслух же он произнес: - Бересвинда сама виновата: она не подпускала меня к себе, заботясь лишь о родившемся ребенке. Я чувствовал себя ненужным в собственной семье... Радегунда Аллеманская сурово нахмурилась. - Я поговорю с Бересвиндой и попрошу ее пойти тебе навстречу! - пообещала она. - Но и тебя прошу вести себя, как подобает королю Арвернии, и расстаться с этой девицей. Как может поддерживать единство в стране тот, кто не в состоянии соблюсти его в своей семье? Хлодеберт склонил голову, не возражая матери. Он сознавал, что она во многом права. Однако не мог расстаться с Гудулой, которая была близка его сердцу. И, полюбовавшись еще душистыми цветами белого шиповника, сорвал один цветок, намереваясь подарить его девушке при первой возможности. Фрейлины, между тем, следовали за королевой-матерью молча. Но Гудула, в отличие от своей безмятежной подруги, не могла скрыть волнение, страх быть отвергнутой и надежду на лучшее. Она понимала, что сейчас решается ее судьба. Ах, если бы король смог на сегодняшнем балу уделить внимание ей одной, как он обещал! *** Выбрав для себя бальное платье, королева Бересвинда приказала фрейлинам подготовить его, чтобы она смогла надеть. - Приготовьте мои бриллианты и золотую диадему, которую король подарил мне в честь рождения нашего первенца! - приказала она. Сама же Бересвинда вышла на балкон, желая подышать свежим воздухом. Ибо она знала, что на балу станет душно от скопления людей и дыма свечей, и жарко от постоянного движения. Хотелось сейчас надышаться вволю. Королева немного прошлась по балкону и, опершись о каменную ограду, стала мечтать. Ее доблестный рыцарь Хродеберг сегодня, конечно, исполнит роль галантного кавалера, а ее царственный супруг увидит, как она хороша, и в его сердце зажжется ревность, и он станет готов на все, лишь бы его жена уделяла внимание ему одному! Вдруг до слуха Бересвинды долетели из сада голоса. Королева вздрогнула и прислушалась. За высокими, причудливо подстриженными кустами она не могла никого разглядеть. Но зато узнала голоса, и прислушивалась очень внимательно... *** Примерно в это же время король, гулявший по саду со своей матушкой и ее фрейлинами, оглянулся на Гудулу и темно вздохнул, вдохнув аромат сорванного для нее цветка шиповника. Умом понимая справедливость заверений своей матушки, он не мог примирить их с доводами сердца. Чтобы объяснить ей свои чувства, пропел подходящие по случаю строки известной любовной песни: - Цвела в королевском саду холодная надменная роза. Хоть была она выше и краше всех, но садовник чаще любовался простым цветком белого шиповника. Пусть он скромен и дик, но влюбленным бывает милее. Радегунда Аллеманская величественно кивнула своему царственному сыну, но тут же возразила: - Я могу тебя понять, государь! Однако твое положение столь высоко, что лишь царственной розе уместно быть в твоих руках! Лицо у короля сделалось столь несчастным, что сердце королевы-матери поневоле смягчилось. Она согласилась уступить сыну, решив немедля после прогулки поговорить с Бересвиндой, чтобы та боролась за спасение своего семейного очага. Обернувшись к фрейлинам, королева-мать проговорила: - Нарвите самых красивых цветов, чтобы украсить мои покои! Гудула и вторая фрейлина скрылись за розовыми кустами. Хлодеберт с величайшей благодарностью взглянул на матушку, что, хоть была строга, но всю жизнь заботилась о нем и его младшем брате. И тут же он, якобы не спеша, направился в ту сторону, куда ушла Гудула. Сорвал для виду несколько цветов, но, как только его стало уже нельзя разглядеть за высокими зарослями, догнал девушку. Достав спрятанный на груди цветок шиповника, король протянул его Гудуле. - Возьми его на память о нашей любви, моя очаровательная дикая роза! - он печально улыбнулся. - Увы, матушка права: в руках короля Арвернии следует быть лишь величавым, но холодным розам! Девушка затрепетала, понимая, что это означает разлуку. - Увы, государь! Мне казалось, счастье только поманило за собой, и вот оно уже зашло за тучи! - на ее длинных ресницах повисли слезинки. Тогда король, не удержавшись, обнял девушку за плечи и проговорил, утешая: - Но в моем сердце всегда будет жить нежный цветок лесного шиповника! Ибо моя супруга величава, но холодна, как колючая царица цветов. Ты же пленяешь своей свежестью и лаской, как этот цветок, что ты сейчас держишь в руках! Девушка качнулась ему навстречу, он прижал ее к себе, и они поцеловались - долго, страстно, не спеша размыкать объятия. - Верь мне, я сумею постоять за нашу любовь! - горячо прошептал Хлодеберт затем. - Придется соблюдать правила приличия, но я тебя не оставлю! Сохрани этот цветок ради нашей любви, милая! - Он будет моим самым дорогим воспоминанием, государь! - горячо воскликнула Гудула, слезы которой мгновенно высохли. Их-то разговор услышала Бересвинда, стоя на балконе. И, узнав голоса, пришла в ярость, вполне понятную. Ее ногти вонзились в ладони, сквозь сжатые зубы вырвался хриплый стон или рык. Но в то же мгновение королева взяла себя в руки и продолжала слушать еще внимательнее. Король и Гудула разошлись в разные стороны. Хлодеберт тяжело вздохнул, проводив фаворитку, и, сорвав еще несколько цветов для букета, направился к матери. Почтительно поцеловал ей руки и кивнул, ожидая, что она скажет. До слуха Радегунды Аллеманской донеслись обрывки разговора короля с его фавориткой, и, хотя они, как будто, прощались, королеву-мать не обмануло поведение сына. Она поняла, что он не собирается отступаться от своей любви. - Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, сын, - проговорила она с участием, какого редко могли от нее дождаться даже родные. - Но ты должен себя преодолеть! Ради своей семьи, ради Арвернии! Бересвинда дана тебе в жены, так живи с ней, цени все, что она для тебя сделала! С ней я сегодня же поговорю, чтобы она, со своей стороны, была с тобой ласковее. Но и ты не должен разрушать собственную семью. Хлодеберт глубоко вздохнул. - Все это и я понимаю рассудком. Но Гудула - отрада моего сердца, мне будет больно проститься с ней. - Но тебе придется взнуздать свое сердце и не давать ему лишней воли, - веско проговорила королева Радегунда, положив ладонь на руку сына, в широком рукаве вышитого золотом праздничного камзола. - Я позволила тебе встретиться с госпожой де Триньи для прощания. Если ты прекратишь искать ее, тебе будет легче о ней забыть. Учти и то, что твоя жена не из тех женщин, что позволят пренебрегать собой. Она так же горда и честолюбива, как я была когда-то; недаром в нас течет одна кровь. Твой отец это понял и вернулся в семью, пожертвовав своей величайшей любовью ради долга. А ведь он еще не был тогда королем Арвернии. Если ты окажешься в этом похож на него, станешь действительно достойным государем! Хлодеберт VI поцеловал руки своей мудрой матушке. - Я постараюсь последовать твоему совету, матушка, но... дай мне время! Гудула так мила... мне трудно будет расстаться с ней! Радегунда Аллеманская величественно кивнула в ответ. - Пусть сегодняшний бал поможет восстановить семью! Я сейчас же направлюсь к Бересвинде, чтобы поговорить с ней. Хранить семейный очаг - обязанность жены. Выйдя вместе с сыном на тропинку, Радегунда Аллеманская передала цветы Гудуле де Триньи и приказала ей: - Будь добра, отнеси сорванные цветы ко мне в покои и составь букеты! - затем обратилась ко второй фрейлине: - А ты сопровождай меня! И король в тяжких раздумьях направился к себе во дворец, а королева-мать со своей фрейлиной поспешила в покои своей племянницы и невестки. До Бересвинды, что слушала их разговор с балкона, доносились не все слова. Но в целом она уловила смысл разговора. Когда королева-мать приказывала фрейлинам по поводу цветов, молодая королева с благодарностью кивнула. Она поняла, что ее тетка и свекровь - союзница в борьбе за семью, коль убеждает своего царственного сына соблюдать обычаи. А ее помощь была для Бересвинды неоценима! Вдвоем они быстро поставят на место эту выскочку Гудулу. Бересвинда со всей почтительностью приняла свекровь в гостевых покоях, не тех, где рассматривала платья. Она любезно предложила королеве-матери сесть в кресло, и лишь затем присела напротив, чтобы удобнее было вести беседу. Позади кресла Радегунды стояла ее фрейлина, а вдоль стен покоев незаметно стояли фрейлины молодой королевы, ожидая, не потребует ли чего-нибудь их царственная повелительница. При этом, все фрейлины имели характерное отсутствующее выражение лица. Ведь их главной задачей было видеть и слышать все секреты королевского двора, умея в то же время "не видеть" и "не слышать". Бересвинда приняла свекровь, не делая вид, будто удивлена ее приходу. И королева-мать поняла по решительному взору своей невестки и племянницы, что та готова бороться за своего мужа. Поразмыслив, с чего начать беседу, Радегунда, наконец, проговорила: - Я знаю, дочь моя, что тебя беспокоит с некоторых пор поведение твоего царственного супруга, моего сына. Его чересчур вольное общение с дочерью барона де Триньи в самом деле затянулось. Но, должна сказать, что ты сама отчасти виновата, отказывая Хлодеберту в супружеском ложе! Во время беременности это было понятно. Но прошло уже несколько месяцев после рождения маленького Теодеберта. Бересвинда склонила голову, стиснула лежащие на коленях руки в замок. - Когда он родился, я могла только бояться за него, что он будет таким же болезненным, как наша дочь Теоделинда, посвященная ныне Фригг. Да не позволят боги повторения такого кошмара, когда не знаешь, будет ли жить твое дитя! Я сама кормила грудью своего мальчика и вставала к нему по ночам, не полагаясь на кормилицу. До супружеских ласк ли мне было? Разве материнство - не высший долг для любой женщины, в том числе и королевы? Радегунда была растрогана словами дочери своей покойной сестры. Отрадно было видеть, как Бересвинда, никогда не знавшая родительской ласки, заботится о собственных детях. Но все же, следовало указать ей, как правильно поступать. - Для любой женщины - да, но долг королевы гораздо запутаннее и труднее! И тебе не следовало упускать из виду своего супруга. Он почувствовал себя отвергнутым и ненужным, и обернулся туда, где легко было найти утешение. Теперь, по крайней мере, ты успокоилась, что твой сын растет здоровым ребенком? Значит, самое время вернуть мужа на свое супружеское ложе, быть настоящей королевой! Бересвинда топнула по полу атласной туфелькой. - Об этом я и думаю, государыня-матушка! И, клянусь золотым ожерельем Фрейи, я готова на все, чтобы вернуть расположение супруга, поставить на место эту выскочку, Гудулу де Триньи! Королева-мать покачала головой, вспомнив беседу с сыном. - Я нахожу похвальными твои старания на предыдущем балу, дочь моя! Со своей стороны, я прилагаю все усилия, чтобы убедить короля поскорее вернуться к тебе. Но должна сказать, что теперь отвлечь его внимание от моей негодной фрейлины будет, по-видимому, не так просто! Гудула де Триньи, похоже, смогла опутать сердце короля своими путами. При одном имени ненавистной соперницы в Бересвинде всколыхнулась ярость. Она убила бы эту белокурую куклу, хлопающую своими голубыми глазками, если бы не желала увидеть ее опозоренной, отвергнутой королем! - Я готова на все, чтобы вернуть расположение моего царственного супруга! - горячо поклялась она. Тогда Радегунда Аллеманская поколебалась немного и проговорила, понизив голос: - Я слышала, как ненавистный сын Женевьевы Армориканской, Карломан Кенабумский, рассказывал при дворе о повадках вархонитских женщин. Если им доведется попасть в плен, они используют благовонные масла и притирания, чтобы понравиться своему пленителю, и не быть перепроданными в худшие руки или приставленными к черной работе. Эти благовония необыкновенно усиливают естественное обаяние женщины и навсегда привязывают к ней мужчину. Никто не может устоять против вархонитских женщин! Сперва Бересвинда заинтересовалась рассказом свекрови. Однако природная гордость взяла верх, и она после минутной борьбы покачала головой. - Разве я уже настолько постарела и подурнела, что лишь с помощью приворотных зелий могу надеяться заполучить своего мужа на супружеское ложе? - проговорила она с упреком, ибо в ней вскипела неистовая гордость королевской крови. Радегунда пристально взглянула на племянницу. Она должна была признать, что внешнему облику Бересвинды не нанесло никакого ущерба даже рождение третьего ребенка. Ее зрелая женственная красота только расцвела. Глаза ее блестели, особенно сейчас, когда гнев воодушевлял ее. В пышных черных волосах королевы не было ни одного седого, и кожа оставалась нежной, как у девушки. Пожалуй, красоте Бересвинды не хватало лишь ласковой мягкости, какой как раз была наделена ее юная соперница. Довольно крупные нос и подбородок королевы выдавали непреклонную волю и резкий характер, а в гневе, как сейчас, ее лицо казалось скорее мужским, чем женским. Королева-мать кивнула в знак уважения. - Твой выбор достоин уважения, дочь моя! Но, в таком случае, поделись, какими средствами ты хочешь отвлечь своего мужа от госпожи де Триньи? В изворотливом уме Бересвинды уже замелькали новые идеи. Она не стала говорить матери мужа, что задумала вызвать его ревность. Ее царственная тетушка не одобрит, если она станет даже понарошку флиртовать с другим мужчиной. Зато, услышав имя Гудулы, она проговорила: - Если существуют приворотные зелья, то, верно, должны быть и обратные, внушающие отвращение! Мне хотелось бы дать госпоже де Триньи такое средство, чтобы Хлодеберт даже не взглянул на нее впредь! Только на это требуется время! Бересвинда изложила свой замысел с такой яростной силой, что Радегунда Аллеманская, сама отнюдь не страдавшая излишней щепетильностью, склонила голову в знак понимания, и не высказала ни согласия, ни осуждения. В этот миг ей впервые пришло в голову, что Бересвинда не только ее истинная наследница на посту сильной королевы, способной влиять на мужчин своей семьи, и через них - на политику королевства, но способна ее превзойти твердостью, а пожалуй, и беспощадностью. Ну что ж, лишь бы эти качества прилагались с государственной мудростью и ради блага королевства! Радегунда надеялась, что боги не обделили ее невестку также и пониманием политической целесообразности. - Действуй, Бересвинда, по мере необходимости! Верни мужа себе на ложе, детям - отца, Арвернии - короля, занятого серьезными делами! благословила королева-мать свою племянницу и невестку. *** И вот, наконец, настал долгожданный час бала в королевском дворце! Огромный, богато украшенный зал был ярко освещен большими хрустальными люстрами со свечами под потолком и канделябрами вдоль стен. Здесь могла разместиться и показать себя вся знать Арвернии. И надо сказать, она здесь и собралась во всем своем великолепии - галантные рыцари и прекрасные дамы в своих лучших нарядах. Весь королевский двор Арвернии и почетные гости, послы иноземных держав, - все собрались в бальном зале Дурокортера. Играла музыка, от которой хотелось танцевать. Все собрались, чтобы чествовать брата короля - графа Кенабумского, что с триумфом вернулся из трудной поездки. Сам Карломан об руку с Альпаидой стоял на почетном месте зала, возле постамента для короля, его супруги и королевы-матери. Он ласково беседовал с женой, но одновременно успевал за всем наблюдать. На этот раз они с Альпаидой не собирались танцевать. Начинался круговой танец, где танцующие в движении менялись парами. Королева Бересвинда, великолепная в своем белом с золотом платье, как звезда, упавшая на землю, с улыбкой протянула руку Хродебергу, своему верному рыцарю, который только и ждал возможности послужить своей даме. - Прошу тебя: не покидай меня на сегодняшнем балу, - проговорила королева просительным тоном. Хродеберг, бледный от волнения, поклонился своей повелительнице и, взяв ее за руку, повел в танце, счастливый и гордый. Внимательно наблюдавший за ними Карломан отметил, что сегодня они держался более страстно, чем обычно. Должно быть, Бересвинда рассчитывала вызвать ревность своего царственного супруга, кокетничая с Хродебергом! Однако Хлодеберт пока словно бы и не замечал свою жену, с невозмутимым видом пригласив на танец Лоретту, жену Магнахара Сломи Копье. Но Карломан понял, что его брат все заметил, просто не подает виду. Музыка играла все быстрее, по мере того, как пары двигались в танце по просторному залу. Королева Бересвинда прошла первый круг с Хродебергом, король - с Лореттой, Дагоберт - с Гербергой. Варох, по знаку Карломана, повел в танце Гудулу де Триньи. Кроме них, в зале также танцевало множество других пал, сияющих блеском драгоценных камней и улыбок. Но они не имели прямого отношения к сему скромному повествованию. Когда король вел Лоретту в танце, мимо них во все ускоряющемся ритме промчались Бересвинда с Хродебергом. Обернув голову со сверкающей в черных волосах диадемой к своему партнеру, королева ласково ворковала, так, чтобы ее муж заметил: - Благодарю тебя, мой доблестный рыцарь, что ты не оставляешь своим вниманием одинокую женщину! Порой мне думается, что ты - последний истинный рыцарь при дворе моего супруга! Хродеберг, наслаждаясь близостью своей дамы, каждым ее прикосновением, проговорил, не отводя глаз: - Я верю, что в Дурокортере еще довольно храбрых рыцарей и галантных кавалеров, моя государыня! Но я счастлив, что именно моего общества ты ищешь сегодня! Они беседовали негромко, но все же так, чтобы Хлодеберт, ведущий в танце Лоретту, все услышал. Он хмурился, глядя на жену, а та нарочно делала все, чтобы заставить супруга ревновать. Все веселее и задорнее играла музыка, приглашая каждого пройтись в танце, так что просто невозможно было многим устоять на месте. Последний плавный поворот в конце зала, пары, подняв руки, плавно разжали их и подали руки другим партнерам, плавно двигаясь навстречу друг другу, подобно плывущим лебедям. Теперь король подал руку своей супруге, и они двинулись по новому кругу, начиная следующую фигуру танца. Музыка еще ускорилась, сообщая бурный, волнующий темп. Хлодеберт с тоской оглянулся, ища взором Гудулу, но она была слишком далеко. Тогда, несмотря на то, что сам был виноват перед женой, или именно потому, он проговорил резко, удивляясь, что, оказывается, еще может ревновать свою жену: - Я вижу, моя дорогая супруга, ты оказываешь знаки внимания моему кузену Хродебергу? Не стыдно тебе использовать его? Тогда Бересвинда, раздраженная донельзя, ответила не менее запальчиво: - А ты и здесь ищешь свою белокурую провинциалку, будто тебе мало прогулок с ней по саду? Такое поведение недостойно короля Арвернии! - королева сознавала, что ей не следует говорить так резко, если она хочет помириться с супругом, однако не могла сдержаться. Хотя по видимости царственные супруги сделали свой круг безукоризненно правильно, внутренне оба кипели, и, едва фигура танца завершилась, разжали руки. Бересвинда тут же вновь ответила на приглашение Хродеберга и очаровательно улыбнулась ему, подав руку. А король, справедливо чувствуя себя оскорбленным, тотчас приблизился к Гудуле де Триньи, на груди которой трепетал в такт взволнованному дыханию белый цветок шиповника. - Наконец-то я могу начать танец с тобой, моя милая! - страстно проговорил король. Ему хотелось прямо здесь и сейчас как-нибудь отомстить супруге, и он начал оказывать недвусмысленные знаки внимания своей фаворитке. На какое-то мгновение, когда Гудула улыбнулась ему, протянув руки, Хлодеберт готов был забыть обо всем рядом с ней. - Когда ты рядом со мной, государь, я счастливее всех при дурокортерском дворе! - с придыханием отозвалась девушка, продолжая свой танец с королем. Совсем как белокрылая бабочка, что летит на огонь, который принесет ей гибель... Так прошло некоторое время. На балу король явно оказывал внимание Гудуле, а королева - Хродебергу. Это замечали многие: и те, кто не танцевал, и те, кто прекратил танец, отойдя в сторону. Королева-мать, стоявшая на почетном постаменте подальше от Карломана, наблюдала за сыном и невесткой, тревожно хмурясь. Вместо примирения, Хлодеберт и Бересвинда, казалось, делали все возможное, чтобы разрушить свою семейную жизнь окончательно! Только правила приличия вынуждали Радегунду сейчас стоять невозмутимо, не вмешиваясь. Она нашла взглядом среди танцующих своего младшего сына, Теодеберта Малыша. Несмотря на сохранившееся в семье детское прозвище, он был уже взрослым юношей, и сейчас танцевал с невестой, которую мать сама для него выбрала. Хвала богам, хотя бы у него все было в порядке, и Радегунда могла порадоваться за младшего сына! Все быстрее проносились танцующие пары, в сверкании свечей и драгоценностей, под волнующую музыку. И все больше росло напряжение между королевской четой. Двигаясь об руку с Хродебергом, Бересвинда не сводила огненного взора с Гудулы, нежно прильнувшей к королю. И в ее сердце все сильнее разгоралась жажда мести. Добыть отворотное зелье и незаметно подсунуть его госпоже де Триньи - это все же слишком долго, прежде чем у нее появится такая возможность, белокурая кукла будет всласть миловаться с Хлодебертом! Бересвинде хотелось быстрой и наглядной мести, прямо сейчас. При людях она сохраняла вид радостной хозяйки праздника, ибо умела держать себя в руках. Но те, кто способен был ощущать скрытые мотивы людей, не обманывались, зная, что в королеве кипит ярость. Карломан, во всяком случае, прекрасно понял ее. И, видя, что покой в королевской семье находится под угрозой, он принял меры. Усмехнувшись своим мыслям, он нашел взглядом Бруно Молниеносного, что во главе паладинов в серебряных доспехах стоял у стены, охраняя зал. Тот чуть заметно кивнул, отвечая графу Кенабумскому. Тогда Карломан об руку с Альпаидой направился в ту часть зала, где оставались господа, не принимавшие участия в танцах, по своему почтенному возрасту или нелюбви к этому виду развлечений, или просто потому что предпочитали хорошую беседу танцам. Сейчас граф Кенабумский подошел к послу Великой Моравии, боярину Мирославу, который в это время беседовал об оружии с Сигибертом и Дареркой. Видимо, обе стороны заинтересовало устроенное Карломаном представление вархонитского оружия. - Я все же думаю, что рыцарский двуручный меч легко разрубит доспехи кочевников, как топор рубит сухое дерево! - настаивал коннетабль. Моравский посол фыркнул в ответ, раздувая рыжие усы. - Легко перерубить сухое дерево! А вот может ли ваш меч рассечь шелковый платок, что не оказывает сопротивления при ударе? Нет? А некоторые из вархонитов столь искусно владеют своими кривыми саблями, что делают из одного платка два! И лучшие из воинов Великой Моравии тоже владеют саблей не хуже степняков! В этот миг к ним подошли Карломан с Альпаидой, и моравский посол, только что возмущенный, преобразился, как по волшебству. При виде того, кто спас наследника престола Великой Моравии, посол широко, от души, улыбнулся, склонил перед ним лысеющую голову в обрамлении завитков рыжих с проседью волос. - Чем могу быть полезен тебе, благородный пан Карломан? - осведомился он. - Все ли у тебя готово, почтенный пан Мирослав, чтобы порадовать короля Арвернии? - поинтересовался тот, намекая на нечто, понятное им одним. Посол склонил голову. - Все готово, пан Карломан, и ожидает удобного момента! Карломан улыбнулся своим мыслям. Если все получится, то удастся вновь соединить семью короля, а злосчастную фаворитку получится спасти от мести королевы Бересвинды. Сигиберт только изумленно поглядел на Карломана, не понимая, что тот задумал. Однако доверие пожилого военачальника к его двоюродному внуку было столь велико, что он даже не задавал вопросов. По-видимому, замысел Карломана был как-то связан с демонстрацией оружия кочевников, судя по тому, как Хлодеберт заинтересовался этими необычными предметами. Танец, наконец, окончился, и недавние пары разошлись по залу. Однако король не расставался с Гудулой, а королева позволила себя сопровождать Хродебергу. Они держались очень близко и свободно, напоказ друг другу. Хотя королю и впрямь было очень приятно общество Гудулы, но злорадное желание насолить жене было в нем очень сильно. Напряжение все росло. Казалось, еще немного - и между королевской четой станут проскакивать молнии, как в грозу. И тогда для Карломана пришло время действовать. Поднявшись на свое место близ почетного помоста, он взмахнул рукой, привлекая к себе внимание окружающих. И проговорил сильным, звучным голосом, так что его услышал весь зал: - От всего сердца приветствую моего царственного брата, короля Хлодеберта VI, да хранят его боги! А также приветствую всю его семью, знать и дворянство Арвернии! В знак благодарности за великолепный прием и бал, я хочу показать прямо здесь и сейчас неведомое ранее военное искусство далеких восточных земель. Благородные витязи из Великой Моравии любезно согласились показать вам восточные танцы с оружием! Сейчас попрошу всех освободить в середине зала место и отодвинуться, чтобы наблюдать в безопасности и с удовольствием! Зрители, недоумевавшие, что за сюрприз устроил граф Кенабумский, послушно отодвинулись в разные стороны. Сам король, как и все, не имел представления, что задумал его брат. Но глядел с горячим любопытством, стоя на постаменте. Свое место по правую руку заняла его супруга, от обиды и гнева державшаяся еще высокомернее обычного. Рядом с ней стояла королева-мать, Радегунда Аллеманская. А ступенью ниже находились Карломан, Альпаида и ее брат Хродеберг. По знаку Карломана, в зал стремительно вошли трое моравских витязей в необычных доспехах, чешуйчатых, как поверхность сосновой шишки, наподобие нагрудника, что показывал граф Кенабумский. Поклонившись королю и его близким, воины извлекли из ножен сабли, острые и изогнутые, как серп молодой луны. И начали танцевать, издавая порой гортанные возгласы. Они вертелись вокруг своей оси, делали немыслимые прыжки, приседали, стремительно разворачивались, и все - не успевая полосовать воздух отточенными саблями. Вокруг каждого воина свистел настоящий стальной вихрь. Глаз едва мог уследить за полетом стремительных клинков. Воины перекидывали их из одной руки в другую и фехтовали левой рукой так же искусно, как правой. Они обошли зал по кругу, позволяя всем разглядеть себя и оценить их искусство. Напоследок все трое впрямь подбросили в воздух шелковые платки и рассекли их точными взмахами острейших сабель. По всему залу пролетел шумный вздох: оказывается, зрители, увлеченные зрелищем, даже забыли, как дышать. Король восхищенно ухватил за руку Карломана. - Это невероятно, брат! Я представить себе не мог, что можно так владеть оружием! Карломан улыбнулся своему царственному брату. - Я надеюсь, что это искусство, хоть и военное, поможет делу мира при Дурокортерском дворе... И твоему семейному счастью, государь!.. А сейчас пусть эти трое витязей покажут перед всеми поединок на вархонитских саблях! По знаку Карломана, трое витязей набросились друг на друга, словно готовы были изрубить на куски своими кривыми саблями. Их изогнутые клинки сталкивались с такой силой, что сыпались искры. Сами же легковооруженные воины уклонялись от ударов все с той же невероятной ловкостью. Не раз казалось, что они вот-вот изрубят друг друга, но неизменно успевали избежать ран. Закончился поединок тем, что все трое, оказавшись равны, поклонились королю Арвернии, отсалютовав обнаженными саблями. Все зрители были вне себя от восторга, а больше всех - король. Обернувшись к жене, он воскликнул с горящими мальчишеским азартом глазами: - Ты видела это, Бересвинда?! Потрясающее зрелище, ничем не похоже на наше рыцарское искусство! Как сталкивались их сабли! Я думал, что они изрубят друг друга... Чуть раньше, когда еще звенели, сталкиваясь, сабли, королева-мать проговорила на ухо своей племяннице и невестке: - Сейчас или никогда! После такого зрелища на Хлодеберта будет легко надеть узду и вести, куда хочешь! Бересвинда была вынуждена согласиться. Немного поостыв, она и сама поняла, что, если она хочет сохранить мир в семье, придется сделать уступку и принять супруга, словно ничего не случилось. А возможность поквитаться с Гудулой де Триньи она еще найдет! И ее пальцы обвили запястье короля. - Я сейчас подумала, что мы с тобой сталкиваемся, как клинки этих воинов, высекая искры. При этом никто не может победить. Моравские витязи показали нам нас самих, государь муж мой! Я... складываю оружие! Хлодеберт опустил глаза, стараясь не глядеть в ту сторону, куда его продолжало тянуть. Гудула все еще была дорога ему, и он не хотел разбивать сердце и ей, и себе. Но ему тоже нужен был мир в семье, об этом толковали ему и матушка, и Карломан. И король поцеловал руку жены, украшенную браслетом с бриллиантами. Мысленно пообещал себе заказать новые драгоценности: для Бересвинды в знак примирения, и... для Гудулы, чтобы утешить ее! - Если ты позволишь пригласить тебя на танец, а после бала - проводить в твои покои, я буду очень рад, моя дорогая! - обернулся он к жене. Бересвинда Адуатукийская горделиво улыбнулась, качнув бриллиантовой диадемой. - Почту за честь, мой дорогой муж! И примирившиеся благодаря хитромудрому посредничеству Карломана, супруги открыли новый танец, привлекая к себе все взоры. Среди них были и нежные, полные слег глаза Гудулы де Триньи, которой ради покоя в королевской семье предстояло пожертвовать своим сердцем. И Хродеберг, наблюдая за госпожой своего сердца, что ушла со своим законным супругом, тяжело вздохнул, провожая их глазами. Он не произнес ни слова, но Альпаида, хорошо зная брата, поняла, что он чувствует, и ласково взяла за руку. - Ты знаешь сам: она - жена твоего царственного кузена, и никто не имеет права разбивать королевскую чету! От их семейной жизни зависит благосостояние Арвернии. Глубокий вздох Хродеберга был ответом графине Кенабумской, что он понимает все, и, будучи верным родичем и вассалом короля, не смеет претендовать ни на что большее, как объявить королеву Бересвинду дамой своего сердца на турнире, или изредка иметь возможность танцевать с ней, когда она сама его позовет. Он - не госпожа де Триньи, чтобы вставать между королем и его женой. Их примирение должно радовать его. Таким образом, король Хлодеберт VI вернулся в семью. Три года спустя Бересвинда подарила ему еще одного сына, принца Хильдеберта. Однако же поначалу, помирившись с женой, король улучал порой время радовать своим вниманием Гудулу, которая основательно запала ему в душу. В конце концов, он все же постепенно остыл к девушке. И королева-мать упросила своего царственного сына закончить двойную жизнь и выдать госпожу де Триньи замуж. Король, опасаясь, что Бересвинда может повредить девушке, согласился, скрепя сердце. Гудула стала женой графа Амори де Раун, посвященного в щекотливую ситуацию. Она согласилась вместе с ним покинуть королевский двор. По жестокому жребию норн, именно граф де Раун впоследствии во время рыцарского турнира нечаянно нанес смертельную рану король Хлодеберту VI. Сам король перед смертью просил простить своего невольного убийцу. Карломан Кенабумский, к тому времени майордом и Почти Король, созвал суд, на котором признали, что гибель короля была несчастным случаем. Однако Бересвинда Адуатукийская упрямо отрицала этот приговор. И через несколько лет она все же приказала изловить и жестоко казнить того, кто принес смерть ее супругу. Кого из двоих сильнее оплакивала Гудула - своего мужа или бывшего возлюбленного, - известно было ей одной.