Скрытые Страницы

***

      Король Хильдеберт IV женился на принцессе Кримхильде Нибелунгской. Однако никому из них этот брак не принес счастья, несмотря на то, что с первого же взгляда они разглядели красоту и стать друг друга. У них было две подспудные причины, по которым семейная жизнь не заладилась с самого начала. Первая из них — смесь влечения и тайного страха, коренившаяся в прошлом Хильдеберта. Эта причина, неведомая Кримхильде, заставляла его избегать молодую жену, и даже пренебрегать своим супружеским и королевским долгом. Второй причиной было присутствие в Дурокортере, слишком близко к молодой королеве, ее давнего поклонника — виконта Гизельхера, Рыцаря Дикой Розы. Впрочем, была еще и третья причина — королева-мать, Бересвинда Адуатукийская, с самого начала невзлюбившая невестку и без зазрения совести вмешивающаяся в семейную жизнь своего царственного сына. И вот, однажды зимним утром молодая королева прогуливалась по оранжерее в сопровождении Ираиды Моравской, герцогини Земли Всадников, и своей статс-дамы Ротруды. Они обе несколько отстали от королевы, что брела впереди, кутаясь от холода в плащ из меха черных соболей. Кримхильда была печальна. Ее царственный супруг продолжал избегать ее, и этой ночью опять оставил ее постель нетронутой! А с утра, когда еще не рассвело, он уехал на зимнюю охоту, не встречаясь с ней. Вот уже больше года, как она была женой Хильдеберта, но так и не стала ею по-настоящему. И все чаще чувствовала себя ненужной. Да в самом ли деле она принадлежала ко двору своего супруга?! Она терялась в догадках, не зная, как объяснить его пренебрежение. И вместе с тем чувствовала: стоит Хильдеберту ласково улыбнуться ей, прижать к сердцу — и она забудет о тягостном ожидании, все простит ему и забудет о печали навсегда! Несмотря на то, что на улице царил холод, и снег покрывал землю, в королевской оранжерее цвели цветы. Ее обогревала мощная печь, а горевшие днем и ночью масляные светильники давали достаточно света, чтобы растения чувствовали себя так же вольготно, как среди лета. Кримхильда приостановилась около белоснежной красавицы-лилии, гордо поднявшей свой венчик. Но горечь томила молодую королеву, и ей невольно подумалось: как хороша эта лилия, а ведь вынеси ее на улицу, в снег, такой же белый, как ее лепестки, — и она сразу погибнет, вмерзнет в безжизненный лед, словно ее и не было! Кримхильда тяжело вздохнула и торопливо миновала лилию, окинув взглядом анемоны, похожие на брызги только что пролитой крови. Первые весенние цветы горели жарким огнем, исполненные нескончаемой жажды жизни, хотя зима была в самом разгаре, и солнце совсем не грело сквозь стеклянную крышу оранжереи. И Кримхильде тоже хотелось радоваться жизни, хоть ее окружали во дворце ее супруга кромешный холод, в котором стыла ее душа. Она имела право позволить себе маленькие глотки свободы, во время которых вновь веселилась, как прежняя беззаботная нибелунгская принцесса. Ведь никому на ее новой родине не будет никакого ущерба, если она встретится с виконтом Гизельхером, другом ее детства, который из любви к ней покинул Нибелунгию! Молодая королева ожидала встречи с Гизельхером в радостном предвкушении, которое, однако же, омрачалось тревогой. Если Рыцаря Дикой Розы схватят у нее, ему не поздоровится! В самом лучшем случае, его вышлют из Арвернии, в худшем… Кримхильда знала, как вспыльчив ее муж, и как мстительна свекровь, Бересвинда Адуатукийская. Однако она не могла отказать Гизельхеру в свидании, которого он сам упорно желал, даже сознавая риск. И молодой королеве было приятно его видеть, — она могла это сказать, ни словом, ни мыслью не посрамив своего нынешнего положения и страны, что стала ее второй родиной, пусть и неласковой. Гизельхер пел ей нибелунгские песни, звуки которых словно бы переносили ее на милую родину. Вместе с другом своего детства она могла разговаривать и смеяться, вспоминать их былые игры и прогулки, разные забавные случаи из прошлого. Раз уж настоящее, кажется, решило отказать Кримхильде Нибелунгской в радости жизни, она черпала ее в счастливых воспоминаниях о прошлом. Кримхильда знала, конечно, что Гизельхер любит ее. Но его любовь была исполнена такого рыцарского благородства, что он полностью склонялся перед ее выбором, и лишь в песнях высказывал свои чувства. Сама же молодая королева готова была поклясться, что видит в Гизельхере лишь друга детства. Может, его преклонение и льстило ей в глубине души, однако она не отвечала ему взаимной склонностью ни до замужества, ни тем более сейчас, когда и долг, и веление сердца привязывали ее к королю Арвернии, что с самого заключения их брака, — уже больше года! — избегал ее. И тем не менее, сегодня Кримхильда, как никогда, ждала встречи с Гизельхером. Он непременно передаст ей письма из Нибелунгии — от ее царственного деда, от младшего брата, родных, друзей, которых у нее много осталось на родине. С ним можно будет, как раньше, слушать песни, беседовать, смеяться. Жить полной жизнью, как эти цветы под искусственным солнцем… И она вновь убедится, как смотрит мужчина на женщину, когда он действительно любит… Гуляя по оранжерее, Кримхильда не разговаривала со своими спутницами, глубоко погрузившись в размышления. Она ожидала прихода Гизельхера, которого должен был привести к ней другой ее поклонник — Аделард, сын графа Кенабумского. *** А Аделард в это время также ожидал Рыцаря Дикой Розы в зале с фресками, выбранном для встречи. Заложив руки за спину, он прогуливался вдоль картин, разглядывая их. А перед глазами все стояла она — королева Кримхильда, желанная и недоступная равно для него и для его товарища по несчастью, которого он поджидал сейчас. Младший сын Карломана не чувствовал ревности к Гизельхеру, ибо успел понять, что прекрасная Кримхильда не ощущает сердечной склонности ни к одному из них. Если же, как с горечью размышлял молодой человек, она и могла предпочесть кого-то, то гораздо больше шансов было бы у Гизельхера. Ведь его Кримхильда знала давно, кроме того, он был наделен даром песен, чтобы говорить ей о любви. Однако все надежды оставались бесполезны! Кримхильда — настоящая королева, и могла отдать сердце лишь тому, кого боги избрали властвовать над людьми. И потому Аделард без ревности, и даже с сочувствием, готовился уже не в первый раз проводить Рыцаря Дикой Розы к молодой королеве. Ведь, в отличие от Гизельхера, он, как родственник королевской семьи, имел право входить без доклада всюду в Дурокортерском замке. Таким образом он, по крайней мере, удостоится благодарности Кримхильды, ее улыбки, дружеского взгляда. А это много значит, если уж жребий норн определил тебе любить безответно! Сегодня Аделард нарочно пришел в зал фресок немного раньше назначенного часа, чтобы поразмыслить в одиночестве. Но скоро придет Гизельхер, и они пойдут к Кримхильде. Рыцарь Дикой Розы станет в песне изливать ей свое сердце, даже без надежды когда-нибудь покорить ее. Но, кто владеет песней или другим искусством, тем самым уже живет не напрасно. Для него жизнь всегда имеет смысл. А что делать ему, Аделарду, со своей безнадежной любовью к жене царственного кузена? Где найти утешение? И он уже в который раз задумался о поступлении в одно из воинских братств. С оружием в руках бороться за то, чтобы в мире соблюдали законы богов и людей, — это касалось романтичному юноше высочайшей целью, какой вправе руководствоваться человек, если уж судьба не сулила ему человеческого и семейного счастья, как у его родителей, Карломана и Альпаиды. И, как отзвук полузабытого детства, Аделарду вспомнилось, как здесь, вот в этом зале, он ребенком разглядывал фрески на стенах и, стоя вместе с матушкой и братьями, слушал песню Берхара Сладкопевца. До него долетел даже отзвук мелодии, словно оставшийся витать здесь, пока не придет тот, кто его услышит. — И, если я не сложу голову в жарком бою, то надеюсь, что ты встретишь меня улыбкой, госпожа моего сердца! Теперь-то Аделард понимал Берхара! Он тоже был одаренным певцом, и тоже любил несчастливо. Ведь он уже тогда пел для Матильды де Кампани, но она, отвергнув его, стала королевой, а затем, овдовев, — герцогиней Окситанской. Осознав, что его любовь безнадежна, Берхар Сладкопевец уехал в родовой замок своей семьи и так и не женился. Но его тоже утешала песня, этот бальзам для раненой души. Аделард же был лишен и этой радости. И ему все чаще приходили мысли уйти в братство Циу или Донара… Нет, последних заслуженно не любил его отец, ибо донарианцы принесли много зла в Священном Походе против альвов. А вот служители Циу, бога воинской доблести и самопожертвования, — совсем иное дело, вступить в их братство — высокая честь! Однако отец и матушка просили Аделарда не спешить с выбором своей судьбы, и прежде основательно взвесить, к чему влечет его сердце. Молодой человек согласился подождать. И вот, теперь он расхаживал по залу, украшенному фресками, ожидая Гизельхера. Остановив взор на красочных картинах, изображающих рыцарей, совершающих подвиги, и прекрасных дам, Аделард глядел теперь и на них другими глазами, что показывало, как сильно изменилась его душа. Дамы, что приветствовали рыцарей и принимали знаки их преклонения, обладали царственным обликом Кримхильды Нибелунгской, смотрели на своих обожателей ее глубокими, как море, синими глазами. На рыцарях же, что совершали подвиги, преклоняли колени или погибали с именем возлюбленной на устах, Аделарду упорно виделось строгое одеяние воинов Циу, отмеченных знаком в виде руки с мечом. И все-таки, юноша не мог дождаться минуты, когда вместе с Гизельхером увидит королеву Кримхильду, поглядит ей в глаза, обрадуется ее чарующей улыбке… *** В то время, как молодая королева готовилась втайне встретиться со своим поклонником, ее свекровь, Бересвинда Адуатукийская, нежилась этим утром в постели, в объятиях своего невенчаного супруга, Хродеберга, маршала запада. Некогда Хродеберг был для нее, жены его царственного кузена, таким же безнадежным поклонником, как ныне его племянник Аделард — для Кримхильды. Но овдовевшая Бересвинда сполна вознаградила его за многолетнюю преданность. И сейчас Хродеберг во всем, кроме обетов перед алтарем Фрейи, был ее мужем. Единственное, что омрачало их счастье — что царственный сын Бересвинды не позволил ей выйти замуж! И вот, теперь они оба проснулись, но не спешили приступать к дневным обязанностям. В такие минуты, как сейчас, они принадлежали лишь друг другу, — пара уже немолодых, но еще здоровых и крепких людей, сохранивших все потребности здорового тела. Хродеберг, зная, что любит Бересвинда, размял ей плечи, восхитительно округлые, золотившиеся в утреннем полумраке. Бересвинда с наслаждением прикрыла глаза, и сама провела руками по его телу под одеялом. В такие минуты она, похоронившая не только мужа, но и двух старших сыновей и маленьких внуков, вновь чувствовала себя молодой женщиной, чувственной и желанной. Стоило ей снять траурное платье на ночь — и оно больше не имело над ней власти. И Хродеберг в ее объятиях наслаждался любовью за всю минувшую жизнь. Вот почему они оба не спешили вставать с постели и оставлять свое счастье. Благо, в эти зимние дни светлело поздно. Утро принесет новые заботы, трудные и подчас неприятные обязанности. А им хотелось как можно дольше жить только друг для друга. Хродеберг ласково поцеловал Бересвинду в губы. Она же лежала на спине, наблюдая за узкой щелкой меж задернутых бархатных штор. Там постепенно светлело, солнечный свет все сильнее лился в окно. Совсем скоро сияющие лучи ворвутся сюда, возвещая новый день. Но еще не сейчас. Задержись немного, волшебная зимняя ночь, продли для пары любящих людей их незаконное счастье!.. — Как я счастлив, что ты есть у меня, моя королева! — проговорил Хродеберг, потягиваясь. И тут же помрачнел, ибо дневные заботы уже безжалостно вторгались в их идиллию. — Если бы все понимали, как мы любим друг друга! И в первую очередь — твой царственный сын. Вчера днем он встретился со мной на лестнице и потребовал, чтобы я прекратил наши встречи и не смущал покоя царственной вдовы… Бересвинда глубоко вздохнула. Уже не в первый раз Хильдеберт пытался разрушить ее счастье! Во всем виновата ее покойная свекровь, Радегунда Аллеманская. Она умерла лишь после того, как сумела настроить ее мальчика против их любви с Хродебергом. — Вчера вечером перед сном король высказывал и мне свое недовольство, и просил расстаться с тобой, — нехотя проронила она. — Но будь спокоен, Хродеберг: я сумею оборонить нашу любовь! Пусть говорят что хотят, мы с тобой знаем, что наши встречи никому не вредят. А своему царственному сыну я посоветую лучше следить за собственной женой, а не за мной! Моя невестка приносит ему одни огорчения. Я знаю, это из-за нее Хильдеберт уехал на охоту ни свет ни заря. А она, должно быть, опять ожидает своего нибелунгского поклонника. Я сообщу об этом сыну, и он забудет думать о нас с тобой. Упоение раннего утра прошло бесследно. Снова в постели рядом с Хродебергом лежала хитрая, цепкая и безжалостная королева-мать. Маршал тихо вздохнул про себя, слушая ее замыслы. Он знал и такую Бересвинду, но ему было больно видеть ее такой, и невенчаный муж предпочитал ее не замечать, ведь ему она всегда являла свою лучшую сторону. — Не будь слишком строга к своей невестке, любовь моя! — проговорил Хродеберг, гладя окрашенные фарсийской краской, но все еще густые и пышные волосы возлюбленной. — Я уверен, она любит короля, а виконт Гизельхер ей любезен, как друг детства, вот и все. — А ты так же легковерен, как и мой сын, как и большинство мужчин, — ответила Бересвинда и, усмехнувшись, поцеловала его в щеку. Мысленно она, однако, уже обдумывала недобрые замыслы, ибо Паучиха уже давно мечтала разоблачить Кримхильду и унизить ее перед королем. Она полагала, что невестка употребляет свое влияние во зло Хильдеберту и Арвернии. Но Хродебергу лучше было не знать о тех поисках, что она предпринимала, дабы уличить свою невестку в измене. Для него она была ласковой и преданной невенчаной женой, безупречной матерью и королевой. Бересвинде хотелось, чтобы лишь такой и знал ее всегда верный рыцарь. *** А вот в покоях майордома, несмотря на раннее утро, уже вполне готовы были взяться за дневные дела. Сам Карломан Кенабумский, бодрый и вполне собранный, стоял возле стола, просматривая важные пергаменты. Рядом с ним Альпаида, также готовая начать новый день, поправляла складки своего платья. Супруги обсуждали положение дел на данный момент. — Вчера вечером король высказал недовольство своей матери по поводу ее продолжающихся встреч с Хродебергом, — заметил Карломан. — Но все-таки, и эту ночь они с Бересвиндой провели вместе. Альпаида понимающе кивнула. — Понятно, для чего король вызвал к себе матушку в столь поздний час! Еще раньше он выразил свое недовольство Хродебергу, — проговорила графиня со вздохом. Она могла понять роковую страсть своего брата к королеве Бересвинде, однако сожалела, как и их отец, Дагоберт Старый Лис, что судьба Хродеберга складывается несчастливо. Но тут ничего нельзя было изменить: ее брат ни за что не откажется от своей любви. Карломан понимал ее чувства, но его не меньше беспокоили и другие события, происходящие при Дурокортерском дворе. — Король спозаранку уехал на охоту. Он не навещал королеву и в эту ночь, — проговорил майордом, не скрывая сожаления. Возможно, он сейчас размышлял о тех причинах, что побуждали его устроить брак его царственного племянника именно с Кримхильдой Нибелунгской, хотя его сокровенные надежды пока еще, как будто, не сбывались… Альпаида, знавшая все побуждения обитателей Дурокортерского замка не хуже самого Карломана, разделяла его опасения. — Молодой королеве не хватает душевного тепла в замужестве с Хильдебертом. И, вероятно, она пожелает почерпнуть его в общении со своим нибелунгским поклонником, виконтом Гизельхером. И… — супруга майордома тяжело вздохнула, при мысли, что не смогла уберечь от роковой страсти еще одного близкого человека, — должно быть, им поможет встретиться наш младший сын, Аделард! Карломан сумрачно кивнул, не меньше жены тревожась о судьбе Аделарда, а также о короле и Кримхильде. — Аделард всегда стремился подражать рыцарям из легенд. Ради служения королеве Кримхильде, он готов помогать Рыцарю Дикой Розы, дабы тот мог предстать перед нею. Беда в том, что оба молодых человека не желают понять, что тем самым рискуют не только собой, но и дают повод королеве-матери опорочить невестку и ее верного рыцаря! Бересвинда теперь наверняка постарается опозорить Кримхильду перед королем. Она считает, что в их несложившейся семейной жизни виновата одна лишь Кримхильда. Даже в том, что Хильдеберт сегодня уехал на охоту, будто сбежал, королева-мать обвинит свою невестку. Альпаида тяжело вздохнула и взглянула на мужа, словно просила о помощи. — Я уже разговаривала с нашим сыном и просила его об осторожности. Он же не может поверить, чтобы кто-то пожелал повредить молодой королеве, и готов поручиться кровью, что она чиста, как Звезда Постоянства. — Если бы для королевы Бересвинды было достаточно его свидетельства, чтобы оставить в покое Кримхильду! — с сожалением проговорил Карломан. *** А в это самое время Аделард, о котором тревожились родители, собирался поступить по-своему. Вопреки всем представлениям об осторожности, он ждал в зале с фресками своего товарища по несчастью, виконта Гизельхера, чтобы сопроводить его к молодой королеве. Наконец, Рыцарь Дикой Розы появился. Он широко улыбнулся другу, увидев его. Глаза Гизельхера блестели в предвкушении свидания с Кримхильдой, а его золотистые локоны колыхались при каждом шаге. Что и говорить: он вправду был хорош собой, но, видимо, для Кримхильды этого было недостаточно, раз в ее сердце не зародилась ответная любовь к нему. Под мышкой Гизельхер нес закрытый футляр с гербом Нибелунгии, в каких обычно переносили письма. Другую руку он охотно протянул Аделарду, который ее пожал в знак дружеского расположения. Видно было, что они в самом деле хорошие друзья, несмотря на то, что были влюблены в одну женщину, а может быть, именно поэтому. Каждый из них сочувствовал другому. — Здравствуй! — произнес сын Карломана и кивнул в сторону предмета, что нес молодой нибелунг: — Что это у тебя? — Здравствуй, Аделард! — ответил Гизельхер. — Это письмо для королевы Кримхильды, от ее царственного деда, короля Торисмунда Нибелунгского. Я едва упросил моего отца, чтобы он позволил мне передать его. Теперь, если нас остановят, у нас есть достойный предлог для встречи с королевой. Аделард широко улыбнулся, радуясь, что их предприятие так хорошо продумано. Следовательно, ему был гарантирован полный успех! И он дружески хлопнул Гизельхера по плечу. — Тогда пойдем! Ее Величество ждет нас в оранжерее! И они направились вместе в указанную сторону, предвкушая встречу с повелительницей их пылких сердец. *** А молодая королева, которую оба юноши видели в самых заветных мечтах, прогуливалась по оранжерее, сопровождаемая немного отставшими от нее Идой и Ротрудой. Она любовалась прекрасными цветами, как бы пытаясь разглядеть в них знамение своей судьбы. Особенно долго Кримхильда разглядывала только что расцветшую розу с пятью лепестками, нижние из которые срастались, образуя чашу, — уже не шиповник, но еще не пышная ухоженная королева цветов. Кримхильда хотела понюхать розу, но, взявшись за стебель, больно уколола руку. «А, вот ты какая, дикая роза!» — усмехнулась она, выпустив колючий стебель. И задумалась. Когда-то дикой розой именовали ее — потому-то Гизельхер и взял себе такую эмблему. Но сейчас эту розу выдернули с корнем из родной земли и пересадили в золотую клетку. Судьба знатной дамы вообще похожа на судьбу цветка, что цветет красиво и пышно, но судьбой его распоряжаются чужие руки. Оглянувшись на обеих дам, что сопровождали ее, сильно отстав, королева поняла, что ошиблась, и устыдилась. Разве им обеим довелось пережить меньше, чем ей?! Однако Ираида сохранила свою семью и живет счастливо. Да и Ротруда нашла свое счастье после смерти первого мужа. Так что и ей не следует жалеть себя! В это время дверь в оранжерею приоткрылась, и вошли двое юношей. Их глаза радостно блеснули, когда они увидели королеву. Оба поклонились ей до земли, затем стремительно пересекли разделявшее их расстояние. Кримхильда сдержанно сделала шаг навстречу — всего один, как подобало королеве. Она приветливо улыбнулась, а в глазах у нее было столько теплоты, что и Гизельхер, и Аделард ничего другого уже не видели. Ираида и Ротруда, тем временем, отступили к дверям оранжереи и встали на страже, чтобы никто не вошел ненароком. Они тоже тревожились за молодую королеву, зная, как она рискует, встречаясь со своими поклонниками. — Здравствуйте, друзья мои! — проговорила Кримхильда мелодичным голосом. При виде молодых рыцарей у нее стало теплее на душе: все-таки она не настолько одинока при Дурокортерском дворе! Вновь склонившись перед ней и приложив руку к груди, Аделард проговорил, указав на своего спутника: — Светлейшая государыня, я привел к тебе Рыцаря Дикой Розы, чтобы он мог передать тебе прямо в руки письмо твоего царственного деда, короля Торисмунда! С этими словами он поцеловал любовно протянутую Кримхильдой руку. Она же проговорила голосом, который сладко отозвался в душе Аделарда, так же как и ее улыбка: — От всего сердца благодарю тебя, любезный Аделард! Твое дружеское внимание очень скрашивает мне жизнь при дворе моего царственного супруга… — она прервалась, чувствуя, что сейчас едва не пожаловалась юноше на свою судьбу, а это было бы недостойно королевы. Аделард отступил на несколько шагов, ликуя про себя, что владычица его сердца говорила с ним столь милостиво и улыбнулась ему. В этот миг все сомнения о своей судьбе полностью оставили его, и он ощущал лишь горячую радость быть полезным своей королеве. Кроме того, он радовался вдвойне — и за то, что смог сделать приятное своему другу. Гизельхер, оказавшись один перед Кримхильдой, упал перед ней на одно колено и протянул футляр с письмом. — Я счастлив, что могу передать в твои руки, государыня, письмо, что, надеюсь, тебя обрадует! — проговорил он, почтительно поцеловав ей руку, которую она на один миг задержала в его ладонях. Кримхильда сломала печать на свитке и стала читать его про себя, временами хмурясь, но по большей части радуясь прочитанным вестям. Затем, когда письмо было прочитано, она горячо прижала его к сердцу. — Дедушка пишет мне не только о государственно важных событиях при нибелунгском дворе, но также и обо всем, что было мне дорого на родине, — растроганно проговорила она. — Он сообщает, что мой брат Мундеррих делает большие успехи в воинских состязаниях среди мальчиков. А вот к наукам ему пока не хватает прилежания… — Мальчишка остается мальчишкой, даже если он — наследный принц Нибелунгии, — улыбнулся Гизельхер. — Он еще успеет понять, что науки не менее важны и интересны. — Этой осенью прошли состязания миннезингеров, — проговорила Кримхильда, показывая письмо. — Все, кто их слушал, сожалеют, что тебя не было в Нибелунгии. Рыцарь Дикой Розы упрямо нахмурил брови, показывая, что все намеки излишни, он не отступится от нее по своей воле и не уедет. — Для меня гораздо больше радости петь для тебя одной, государыня, чем для посторонних людей, зная, что ты меня не услышишь, — с глубоким чувством отозвался он. — И петь, и сражаться я хочу отныне лишь ради прославления твоего имени, государыня Кримхильда! Она склонила голову, ничего не отвечая на его красноречивое признание. Лишь легкая краска на ее лице выдала смущение молодой королевы. Чтобы скрыть его, она снова взяла письмо деда, чтобы перечитать его. — Замок Роз, летнюю королевскую резиденцию, собираются перестраивать, после того как осенью молния Донара попала в шпиль самой высокой башни! Представляешь, Гизельхер, перестроят замок, в котором мы с тобой гуляли, прятались в разных комнатах, слушали песни и старинные баллады! Я понимаю, что это необходимо, но мне жаль, что уголок счастливого прошлого, такой, каким он был, исчезнет навсегда… — И мне тоже, — погрустнел Гизельхер. — Будет очень жаль, если там все станет не таким, как при тебе! Но я бережно сохраню в памяти все таким, как было! Помнишь ли ты, государыня, как мы играли в поиски сокровищ наверху главной башни, вместе с твоими кузенами и детьми придворных?.. — И как ты пел мне песни под окном, играя в миннезингера, — подхватила Кримхильда, воодушевляясь, мечтательно уносясь мыслями в былое. — И как мы носились верхом по лугам вокруг Замка Роз! И как ты качал меня на качелях… То время теперь вспоминается мне самым счастливым! Жаль, что все проходит, и даже место, где прошло наше детство, станет неузнаваемым! Вздохнув, Гизельхер снова повторил: — Зато время не властно над памятью и преданностью любящего сердца! И они с Кримхильдой вновь вспоминали самые счастливые мгновения их беззаботного детства. Шутили, смеялись, вспоминая особенно забавные эпизоды, напоминали друг другу, что и как происходило. В эту минуту она не была для него королевой, а он — рыцарем другой страны. Просто двое близких друзей. И Аделард, наблюдая дружескую беседу Кримхильды и Рыцаря Дикой Розы, удивлялся про себя: что здесь могло показаться подозрительным, из-за чего королева Бересвинда преследовала свою невестку? *** А вот родители Аделарда, лучше зная королеву-мать, не были так спокойны относительно будущего. Однако они собирались принять все меры, чтобы никто не пострадал. Просмотрев все новые документы, Карломан кивнул в такт своим мыслям и обратился к супруге: — С Аделардом я поговорю сам, постараюсь его убедить, чтобы он не подражал Рыцарю Дикой Розы и не устраивал впредь им с Кримхильдой рискованных свиданий. Ты же, моя мудрая Альпаида, постарайся «не замечать» многого, однако сумей уберечь молодую королеву от слишком рискованного поведения. И чтобы поменьше слухов из Малого Двора достигало ушей королевы-матери! Она непременно воспользуется ошибками своей невестки, если найдет, в чем ее уличить. Не мне тебя учить, милая, как надо действовать. Альпаида кивнула, думая о том, как помочь молодой королеве, лишенной внимания мужа, оторванной от прежних знакомых и привычных развлечений, одинокой в чужой стране. Если бы король и его мать могли ее понять, как понимали они с Карломаном! Но пока приходилось оберегать Кримхильду от ее собственных поступков, что могли еще больше испортить ей жизнь. И графиня Кенабумская готова была стараться, тем более рьяно, что на кону стояла судьба ее младшего сына. *** Рабочий день майордома Арвернии начался. Как всегда, на повестке дня стояли слишком важные вещи, чтобы Карломану и его сподвижникам можно было терять время. Майордом сидел в своем кабинете, в кресле за столом. Вокруг него сидели в своих креслах его старший сын, сенешаль Ангерран, второй сенешаль, Варох Синезубый, и коннетабль, Дагоберт Старый Лис. Дагоберт хмурился, удрученный мрачными мыслями. Его сын Хродеберг также должен был присутствовать на сегодняшнем совещании, как маршал запада, правая рука и вероятный будущий преемник коннетабля. Однако он опаздывал. Должно быть, липкие объятия Паучихи так сладки для него, что он совсем забыл о своей обязанности быть утром у майордома. Карломан переглянулся с Дагобертом и без слов понял его: можно начинать, не ожидая Хродеберга. И майордом кивнул, предлагая собравшимся говорить. Первым взял слово Варох. Он спешил сообщить то, что касалось Ужаса Кемперра, неуловимого оборотня-убийцы, что совершил множество преступлений, оставаясь безнаказанным, и никто не знал даже, кто он такой, и как его узнать. — Поскольку Ужас Кемперра опять объявился, то к его розыскам присоединились наши сородичи. Их возглавил наш с тобой кузен Керетик, один из лучших охотников Арморики. В словах Вароха о сородичах содержалась некая двусмысленность. Для них с Карломаном это слово означало оборотней-бисклавре, «говорящих волков». Для Дагоберта, который, как считалось, не знал о способностях своего племянника и зятя, «сородичи» были «детьми богини Дану». Но все-таки, охотники на Ужас Кемперра были оборотнями, бросившими вызов своему преступному собрату. Керетик, троюродный брат Карломана и Вароха, был внуком Ридведа, младшего брата Риваллона Сто Воронов и Ангарад Мудрой. Кузены надеялись, что он сможет, наконец, покончить с Ужасом Кемперра. — Я рад этому! — отозвался Карломан. — Керетик по праву считается умелым охотником и бесстрашным воином. Уж если он не справится с Ужасом Кемперра, тогда я не знаю, кому он вообще по силам… — Карломан нахмурился, сосредоточенно размышляя. Варох ответил, стараясь отогнать от кузена и друга мрачные мысли: — Да поможет Кернунас, Носящий Оленьи Рога, нашему кузену Керетику одолеть Ужас Кемперра! — Пусть будет так! — охотно подтвердил Карломан, отгоняя мысль, уж не придется ли ему самому взяться за врага, с которым другие не в силах справиться… Закончив с этой темой, майордом выжидающе взглянул на сына. — Жду от тебя доклада относительно Окситании! Ангерран кивнул своему отцу и майордому, и произнес: — В Окситании скончался при странным обстоятельствах уже второй вельможа, не признававший герцога Реймбаута законным правителем. Донесения наших разведчиков подтверждают: скорее всего, ему помогли умереть. Конечно, у нас пока нет определенных доказательств чьей-либо вины. Но, если рассуждать и следовать правилу «ищи, кому выгодно», то главным подозреваемым окажется герцог Реймбаут Окситанский. Карломан нахмурился. Жаль было, что столь бесчестный человек — вассал Арвернии, родственник королевского дома. — Надо продолжать следить за обстановкой в Окситании! Постараться собрать как можно больше доказательств преступлений герцога. Понимаю, сделать это будет непросто, ибо он осторожен. Но лишь так можно, наконец, призвать его к ответу! Ангерран кивнул, соглашаясь с отцом. На том беседа об Окситании завершилась. Тогда Карломан, поглядев на коннетабля, проговорил: — Теперь прошу доложить, что происходит на границе с Междугорьем. Какие меры принимаются, чтобы отразить возможное нападение? Дагоберт держался спокойно, как обычно. Но, хорошо его зная, Карломан понял по глазам, что коннетабль раздражен из-за того, что его сын, которого тоже напрямую касалось сегодняшнее совещание, так и не пришел. Верно, Хродеберга ожидал в ближайшее время основательный и вполне заслуженный выговор. Ну а пока что Дагоберт проговорил: — Последние данные подтверждают, что военный союз Междугорья и Тюрингии собирает крупные военные силы. Не только королевские войска, но и все баронские дружины собрались под знамена своих государей. Такое войско нужно, только если они собираются дальше захватывать чужие земли, не довольствуясь уже занятыми. Помимо того, союзники желают привлечь на свою сторону и другие государства. Наша разведка доносит, что междугорцы ведут переговоры с Нибелунгией, желая видеть ее третьей в своем союзе. Другие близлежащие страны, что опасаются усиления крупного военного союза на их границах, ведут между собой переговоры. Но пока это не принесло больших результатов. Карломан недоверчиво покачал головой. — Не думаю, что надменный король Видукинд Междугорский, считающий, что его народ рожден побеждать, сочтет равным себе Торисмунда Нибелунгского, проигравшего войну арвернам! Это будет союз всадника с лошадью. Если Торисмунд умен, он и сам поймет… Однако сопредельные государства, что хотели бы сдержать пыл завоевателей, слишком разобщены между собой. Между ними накопилось множество противоречий, отголосков давних и не очень распрей, через которые трудно сразу переступить, даже когда угрожает общий враг. Ибо поодиночке не выстоять никому! Таким образом, в голове майордома Арвернии уже складывался замысел военного и политического союза государств, что мог одолеть союз Междугорья и Тюрингии. При этом он думал о своих многочисленных хороших знакомых чуть ли не в каждой стране, которые могли теперь очень помочь. И он обратился к своим собеседникам, поочередно глядя каждому в глаза: — Ангерран, составишь для меня письма к правителям Нибелунгии, Адуатукии, Венетийской Лиги, Аллемании, Великой Моравии! Старший сын майордома кивнул, понимая, о чем идет речь. — Варох, а ты напиши письмо герцогу Гримоальду Шварцвальдскому, напомни о том, что его внучка Бертрада была обещана в жены принцу Хильперику. Намекни, что этот брак будет весьма выгоден для Шварцвальда... И не забудь любезно упомянуть, что принцесса может, чтобы не чувствовать себя в Арвернии одинокой, взять в свою свиту кого-нибудь их очаровательных юных родственниц, как прежде мы о том договаривались в случае брачного союза между нашими странами. Варох усмехнулся, и его синие глаза ярко блеснули. Он помнил о почти забытом роде вейл, который они с Карломаном встретили несколько лет назад, когда были при дворе герцога Гримоальда. И присутствие кого-нибудь из них в Дурокортере было желательно по очень важным причинам, хоть и не военным. — Ты же, Дагоберт, позаботься вместе со всеми четырьмя маршалами о том, чтобы войска были всегда готовы к битве, в особенности — на восточной границе, — обратился Карломан к своему дяде и тестю. — Каждый рыцарь, каждый военачальник должен понять, что нам предстоит совсем другая война, чем, скажем, с Нибелунгией. Ведь нам будет противостоять сильнейший военный союз! Отступать мы не имеем права, но и недооценивать противника не должны! Впрочем, не мне тебя учить, ты знаешь сам, что и кому говорить. Дагоберт кивнул, молча обещая выполнить приказ. — Теперь все свободны, друзья мои! — произнес майордом. — Можете идти! Но, как только они поднялись из-за стола и направились к выходу, в кабинет вбежал запыхавшийся Хродеберг. — Прошу прощения! — проговорил он. — Ее Величество королева Бересвинда срочно призвала меня. Никто не проронил ни слова в ответ. Карломан продолжал просматривать важные документы, делая вид, будто не замечает шурина. Варох, направляясь к выходу, лишь нахмурился. Он предчувствовал, что Хродеберг своей связью с королевой-матерью навлечет на себя большое несчастье. Если и не сейчас, то в скором будущем. Ангерран, выходя из кабинета, покачал головой, сочувствуя дяде в глубине души. Мало того, что Хродеберга угораздило отдать сердце среди всех женщин именно Бересвинде Адуатукийской, он еще и рисковал навлечь гнев короля, не одобрявшего незаконную связь своей матери. Дагоберт же задержался возле своего кресла и окинул сына пристальным, суровым взглядом, поджав губы в знак недовольства. Затем направился к выходу и, проходя мимо сына, сделал ему жест следовать за ним. Хродеберг, также не проронив ни слова, покорно последовал за отцом, признавая, что тот вправе гневаться на него. *** А Бересвинда Адуатукийская уже готовилась принимать меры против своей невестки. Как только, после ухода Хродеберга, фрейлины одели ее в неизменное траурное платье, недавняя томная нега прошла. Вновь появилась властная, решительная и безжалостная Паучиха. И первым делом она призвала к себе свою давнюю подругу, графиню Кродоар де Кампани, что шпионила для нее за молодой королевой. - Ты навещала вместе с Матильдой наших внучек? Как они себя чувствуют? - Бересвинда напоминала графине об их родстве, когда хотела добиться от нее важных услуг. Юные принцессы, дочери покойного короля Хлодеберта VII, сильно простудились несколько дней назад. Их-то царственная бабушка и называла общими внучками, хотя лишь младшая из них, Адельгейда, была дочерью Матильды, дочери графини де Кампани. Благодарно кивнул, Кродоар ответила своей покровительнице: - Девочки уже здоровы, благодарение Эйр! Горло не болит, и голоса у обеих обычные, хоть лекарь не разрешил им еще гулять на свежем воздухе... Но, к сожалению, из-за визита к ним мы с Матильдой не могли этим утром сопровождать Ее Величество королеву Кримхильду! Она же, пользуясь нашим отсутствием, сейчас совершает прогулку в оранжерее. Где, пока ее царственный супруг на охоте, она, вероятно, услаждается со своим поклонником, виконтом Гизельхером. Если ты, государыня, хочешь ее поймать, лучше всего прямо сейчас пойти туда. Бересвинда выпрямилась, и глаза ее сверкнули, как у хищной птицы, завидевшей добычу и готовой камнем упасть на нее. - Ты в этом уверена, Ода? Тогда пойдем, немедленно застанем их врасплох! Когда мой сын вернется с охоты, я предъявлю ему доказательства вины Кримхильды! И обе почтенные дамы поспешили к оранжерее. *** В то время, как королева Бересвинда стремилась погубить свою невестку, графиня Кенабумская думала о том, как спасти Кримхильду и других, кому угрожала опасность, в том числе своего младшего сына Аделарда. Сейчас Альпаида шла по коридору, ведущему в оранжерею, чтобы предупредить собравшихся там о большой опасности. Она обрадовалась, увидев спешившую с другой стороны Матильду Окситанскую. Та выглядела встревоженной, но, увидев свою бывшую наставницу, улыбнулась ей, точно вдруг решила, что делать. - Здравствуй! - проговорила Альпаида. Наедине она всегда обращалась к Матильде первой, потому что бывшая королева просила об этом сама, в знак глубокого уважения. - Как себя чувствуют принцесса Регелинда и принцесса Адельгейда? - Здравствуй! - ответила Матильда, приблизившись. - Они выздоровели, к счастью! Я вместе с матушкой только что их навещала. Затем я свернула сюда, а матушка направилась к королеве-матери... И герцогиня Окситанская, подойдя к мигом встревожившейся Альпаиде, прошептала, следуя своему долгу двойного агента: она, через свою мать, пользовалась доверием королевы Бересвинды, но одновременно выдавала ее замыслы Карломану и Альпаиде: - Моя мать собирается сообщить королеве Бересвинде, что ее невестка сейчас гуляет в оранжерее, и не в одиночестве. И сейчас королева-мать постарается застать ее вместе с друзьями врасплох! Альпаида нахмурилась. Собственно, в этом не было ничего неожиданного, но предупреждение Матильды означало, что надо приготовиться действовать прямо сейчас. И она благодарно кивнула молодой женщине: - Спасибо тебе, Матильда, за то, что ты делаешь для нас и для королевы Кримхильды! И обе дамы направились к оранжерее, размышляя про себя, как спасти молодую королеву от сетей Паучихи. Ведь так велел им Карломан, которого они обе любили!.. *** А тем временем, коннетабль Арвернии и его старший сын, маршал запада, стояли в Зале Советов перед огромным гобеленом, где цветными шелками был вышит подробный чертеж Арвернии и сопредельных стран. Они стояли перед ним, внимательно разглядывая, и оба видели перед собой возделанные пашни, луга, леса, села, города, близ которых вскоре могут разгореться сражения. Помчатся навстречу друг другу войска, схлестнутся в поединках рыцари в полном облачении, огонь и меч пройдут по земле... Дагоберт показал сыну на обширные земли, занимавшие почти всю середину чертежа, что принадлежали ныне Междугорью и Тюрингии. - Вдвоем они теперь составляют почти треть бывшей империи Карломана Великого, - печально произнес коннетабль. - А это, прежде всего, огромная военная сила! Сопредельные страны, хоть их и много - погляди, они как бы окружают этот союз, - разобщены. Если они будут пытаться выстоять поодиночке, окажутся поглощены одна за другой. Сохранить свободу они могут лишь в не менее крепком союзе, чем у наших противников. Но его еще предстоит создать. И Арверния обязана подать им пример, - и быть всегда готовой к бою! - Отец, я понимаю это! - заверил Хродеберг. - Поверь, я сделаю все, что от меня потребуется, если наступит война. Мне не менее дорого благо Арвернии! Старый Лис вновь окинул сына ехидным взором. И, сочтя, что довольно пояснил ему военную и политическую обстановку дел, решил, наконец, сделать выговор ему лично: - Я рад, что ты понимаешь! Но ты сберег бы гораздо больше времени, если бы не опоздал на важное совещание. Если уж тебе надо ублажать королеву-мать по ночам, хотя бы не позволяй ей красть у тебя дневные часы! На лице Хродеберга отразилось страдание. - Отец, почему ты так не любишь королеву Бересвинду?! Хотя бы ради меня... Дагоберту стало нестерпимо жаль сына. Однако он не должен был поддаваться этому чувству ради него же. Разговор предстоял трудный и напряженный для них обоих. - Потому что я достаточно много знаю о "владычице твоих помыслов", как ты выражаешься! Сколько погибло вельмож, мешавших королеве Бересвинде или просто чем-то не угодивших ей? Помнишь Гудулу де Триньи, бывшую фаворитку твоего кузена Хлодеберта VI? Ее муж, граф Амори де Раун, невольный убийца короля, был оправдан судом. Все признали, что на турнире произошел несчастный случай. Однако спустя несколько лет граф погиб страшной смертью, и слухи не зря приписывают его убийство королеве Бересвинде. И это не единственное ее преступление. Из груди Хродеберга вырвался глубокий вздох. Даже сознавая, что его отец во многом прав, он все же пытался защитить любимую женщину. - Я знаю, что королеве Бересвинде приходилось устранять врагов Арвернии. Но и мы, военные, занимаемся тем же на поле боя. Но мы - рыцари, а она - женщина, которой приходилось много лет править огромным королевством от имени неопытных юношей и маленьких детей. Могла ли она иначе удержать власть? Дагоберт покачал головой, пытаясь увещевать сына. - Я знаю, что ты будешь упорно защищать ее! Трудно представить, какое из ее преступлений способно открыть тебе глаза. Вот теперь Бересвинда ищет повода погубить Кримхильду, не сделавшую никому ничего плохого... Хродеберг смутился, вспоминая утренний разговор с Бересвиндой. - Она действительно желает уличить ее в измене, которой, я верю, не было. И порой перегибает палку в отношении своей невестки. Я пытался и еще попытаюсь убедить Ее Величество, что она ошибается. - Ошибается? Вот как это называется у тебя, - Дагоберт горько усмехнулся. - Но запомни, Хродеберг: Кримхильду мы ей погубить не дадим! Если король не защищает свою жену, у нее найдутся другие покровители. Хотя, по правде говоря, мне непонятно поведение короля! То ли дело его старший брат, Хлодеберт VII, да будут боги милостивы к нему в Вальхалле! Он защищал Матильду от нападок своей матери. Да и сама она тогда держалась иначе, чем с Кримхильдой. На долю супруги ее младшего сына приходится больше испытаний, чем для всех предыдущих невесток вместе взятых! И Хродеберг, поразмыслив, вынужден был согласиться с отцом: трудно было разумно объяснить ненависть королевы-матери к невестке, как и бездействие короля в отношении той, с кем был связан священными узами у алтаря Фрейи. *** А в оранжерее, не подозревая о близящейся к ним опасности, Гизельхер, почтительно стоя на коленях перед Кримхильдой, нараспев читал ей стихи, прославляющие Прекрасную Даму. Хоть он и не взял сегодня своей лютни, но голос его был приятен и сам по себе, а красивое лицо молодого рыцаря и его яркий взгляд, исполненный горячей любви, заинтересовали бы многих других дам, кроме Кримхильды. - Твои волосы изобильны, как священный сноп пшеницы, что стоит в храме на почетном месте. Твои глаза глубоки, как море: кто в них окунется, уже не вынырнет обратно. Румянец на твоих щеках - как первое дыхание утренней зари. Твои алые губы - как лепестки роз. А зубы подобны сияющему жемчугу, зернышко к зернышку. Твои руки округлы и изящны, и, к кому они прикоснутся, тот уже не захочет из них уйти. У тебя походка королевы или богини, ибо сама Фрейя пожелала, чтобы ее красота повторилась на земле в твоем обличье! Кримхильда не испытывала к нему тех нежных чувств, что он хотел бы в ней пробудить. Но она с наслаждением слушала сладкие песни Гизельхера, ибо благодаря им мыслями возвращалась в счастливое прошлое, где была беззаботной принцессой. А не покинутой королевой, как сейчас. Аделард, стоявший в нескольких шагах позади Гизельхера, кивал в такт его стихам, как бы подтверждая, что все это правда. Пусть королева Кримхильда сегодня улыбалась не ему, но для Аделарда было наградой уже то, что ее обыкновенно печальное лицо сегодня оживляла улыбка. Ротруда, что теперь стояла рядом с королевой, держа футляр с письмом, тоже с наслаждением слушала до боли знакомые песни, переносясь в юность. Ведь и ее некогда так же прославляли нибелунгские рыцари, пока к ней не посватался чужеземец... Лишь Ираида Моравская, стоявшая в отдалении, сдерживала тревогу. Она предчувствовала беду, ибо понимала, как сильно рискует юная королева, вот так принимая ухаживания своего поклонника. Ведь королева-мать, отчего-то с самого начала невзлюбившая свою невестку, только и ждала возможности опорочить ее перед королем! *** В это время в оранжерею вошла Альпаида и, на шаг позади нее, Матильда. По пути обе дамы обсудили и решили, как им действовать, чтобы избежать распрей и вывести молодую королеву из-под удара. Каждая из них готовилась сыграть роль. Матильде следовало быть надежным двойным агентом, а значит - выражать неприязнь Кримхильде, вместе с королевой Бересвиндой и своей матерью. Альпаида привыкла, как все считали, стоять над схваткой. Но в глубине души обе они желали добра молодой королеве. Ибо видели, какова ее свекровь, Бересвинда Паучиха, и знали, что лишь сильная невестка способна быть противовесом ее материнской власти. Знали и то, что без помощи тайных и явных союзников Кримхильде пока не одолеть свою коварную и властолюбивую свекровь. Дамы приблизились к королеве. Она сделала знак, и Гизельхер прервал свою песню на полуслове и поднялся, став рядом с Аделардом. Кримхильда встретила обеих дам, которые приветствовали ее почтительным поклоном. Она знала, что Матильда в сопровождении своей матери навещала юных принцесс, ибо все дамы из свиты королевы докладывали заранее о своих отлучках. Альпаида же, как супруга Почти Короля и урожденная принцесса крови, имела привилегию не докладывать о своих перемещениях. Однако она, чтобы избежать неразберихи, все равно предупреждала через служанок о своем отсутствии. - Здравствуйте, милые родственницы! - учтиво поздоровалась королева. - Как здоровье юных принцесс? Пока она это произносила, Альпаида выразительно переглянулась с сыном. И тот понял по выражению лица матери, что сгущаются тучи - и отнюдь не только над ним. Между тем, герцогиня Окситанская ответила королеве, как было условлено между ней и Альпаидой: - Они уже здоровы, благодарение богам! И просили меня передать, что очень желают видеть свою тетушку, королеву Кримхильду! В первый миг молодая королева не догадалась, что от нее требуется. Трудно было ей, от природы прямодушной, разобраться во всех дурокортерских хитросплетениях. - Я не готовилась навещать их сегодня! Да и принцессам, только что оправившимся от болезни, трудно будет беседовать со мной... Матильда, готовая проклясть ее несговорчивость, настаивала на своем: - Я очень тебя прошу, государыня: навести их прямо сейчас, когда у тебя есть время! - и, как подобало двойному агенту, постаралась побольнее уколоть Кримхильду: - Быть может, узнать детей получше будет полезно для той, чей основной долг - подарить наследника королю Арвернии? Тем временем Альпаида пристально глядела на Иду Моравскую, как бы желая ей что-то сообщить без слов. И герцогиня Земли Всадников, понимая, что что-то идет не так, подошла к королеве. И вдруг проговорила, одобряя идею Матильды: - Государыня, я думаю, что навестить сейчас принцесс будет добрым делом! Сегодняшнему совету герцогини Окситанской можно верить. Лучше всего не терять времени. Кримхильда задумчиво повела плечами. Она привыкла доверять Иде, и поняла, что речь идет о важном деле. - Что ж, тогда мы пойдем! - она повернула голову к Альпаиде: - Ты пойдешь с нами? Графиня Кенабумская покачала головой. - Извини, государыня, но у меня срочное дело к моему сыну и его другу. Молодая королева любезно кивнула. - Что ж, я благодарю вас всех за дружеское участие! До новой встречи! - улыбнувшись своим верным рыцарям, она последовала за Матильдой к выходу, в сопровождении Иды и Ротруды. А улыбка ее навсегда осталась в сердцах Аделарда и Гизельхера, которые продолжали видеть ее перед собой, даже когда за Кримхильдой и сопровождавшими ее дамами закрылась дверь оранжереи. *** Как только они удалились, с другой стороны в оранжерею вошла королева Бересвинда в сопровождении графини де Кампани и фрейлин. Не разглядывая красот цветущего сада она направилась по тропинке, искать свою невестку. Аделард первым заметил издали зловещий силуэт королевы-матери. Графиня Кенабумская тревожно переглянулась с сыном, и он сделал знак Рыцарю Дикой Розы, коснувшись губ и горла, словно пел. Гизельхер привык действовать мгновенно на рыцарских турнирах. И сейчас стал стремительно импровизировать, напевая песню для матери своего друга, той, что спасла королеву Кримхильду и их обоих. Он стоял возле каменного ограждения маленького водоема, а рядом с невозмутимым видом Альпаида, опиравшаяся на руку своего младшего сына, любовалась водяными лилиями, и слушала его песню: - О, знающая госпожа, что могла бы посрамить в споре не одного мудреца! Ты и величавым обликом своим затмеваешь всех дам, что выглядят рядом с тобой простолюдинками, и мудростью среди смертных жен равна великой Фригг среди богов! Твой дух высок и чист, как Белые Горы, давшие тебе имя. Твои сыновья прославят в веках твою память, с гордостью произнося: "Я - сын своей матери!" Альпаида слушала песню, и Аделард улыбался, радуясь, что его мать заслуженно восхваляют. Но, стоило приблизиться королеве-матери, улыбка сразу угасла, и юноше стало неуютно. Бересвинда Адуатукийская, собиравшаяся застать свою невестку в объятиях нибелунгского рыцаря, издалека услышала звонкий голос певца. Но почему-то Рыцарь Дикой Розы пел совсем не то, что от него ожидалось... А, увидев в его обществе только Альпаиду с младшим сыном, Бересвинда была вынуждена остановиться, не дойдя нескольких шагов до них. Ей подумалось, что произошла какая-то подмена, подлог. Память возвращала ее в далекий день юности, когда она попала в нелепую ситуацию, и тоже из-за Альпаиды. "Погоди же! Со временем я и с тобой поквитаюсь!" - злобно пообещала она, ибо не любила ошибаться. Графиня Кенабумская, сделав вид, будто только что заметила королеву-мать, подала Гизельхеру знак замолчать. Бересвинда же, наконец, взяла себя в руки и принужденно улыбнулась Альпаиде. - Доброго дня тебе, любезная графиня! Признаться, я не ожидала застать здесь тебя! Да еще обзаведшуюся молодым поклонником... Графиня Кенабумская отвечала с нарочитым легкомыслием: - Я просто прогуливалась здесь вместе с Аделардом и его другом. И мне захотелось узнать, вправду ли виконт Гизельхер поет так же хорошо, как сражается. Ты ведь знаешь, государыня, мне всегда хотелось все знать! Бересвинда перевела взгляд с нее на Рыцаря Дикой Розы. Если бы взором можно было убить, молодой нибелунг упал бы замертво. Но Паучиха не была василиском, убивающим взглядом. И она метнула не менее уничтожающий взгляд на Оду де Кампани, которая сама была в не меньшем смятении: ведь она была уверена, что они застигнут королеву Кримхильду здесь, вместе с Гизельхером! Королева-мать тихо проговорила: - Я искала здесь мою невестку, королеву Кримхильду. Услышав, что она здесь, решила составить ей общество. - Королеву Кримхильду? - графиня Кенабумская вскинула брови с деланым удивлением. - Мы встретили ее по пути в оранжерею. Она узнала от герцогини Окситанской, что принцессы выздоровели, и захотела их навестить. Так что, государыня, тебе будет нетрудно застать ее в покоях принцесс. Бересвинда Адуатукийская кивнула, сдерживая гнев. - Что ж, я так и сделаю! Желаю вам счастливо провести время! - и Бересвинда удалилась в сопровождении своей свиты, шелестя траурными юбками. Альпаида, сохраняя самообладание, проводила взглядом королеву-мать. Сегодняшнее поведение Паучихи показывало, что обстановка при дворе накаляется. Неведомо почему, но она возненввидела невестку всерьез, и, потерпев сегодня неудачу, на этом не успокоится. Графиня Кенабумская решила немедля поговорить со своими отцом и братом. Ибо один лишь Хродеберг мог отвлечь Бересвинду Адуатукийскую от планов мести. Убедившись, что королева-мать ушла достаточно далеко, Альпаида обернулась к обоим юношам. Проговорила с сочувствием и тревогой, знакомой лишь матери: - Аделард, ступай в кабинет к отцу, он хотел поговорить с тобой. Ее сын беспрекословно покинул оранжерею и направился в кабинет майордома. Альпаида, обернувшись к нибелунгу, сказала: - Благородный Гизельхер, лучше всего и тебе ныне вернуться к твоему отцу, графу Рехимунду, и хотя бы несколько дней прожить тихо, чтобы никто при Дурокортерском дворе тебя не видел! Сознавая в глубине души правоту графини, Гизельхер склонился и поцеловал ей руку: - Благодарю за все, что ты и твой мудрый супруг делаете для Ее Величества королевы Кримхильды! - Лучше ты сам оберегай ее покой, а не навлекай на нее беды! - посоветовала Альпаида. Молодой рыцарь глубоко вздохнул и, поклонившись, направился к выходу. На пороге он обернулся, и лицо его осветилось торжеством, словно он хотел сказать: "А все-таки, все было не зря, если мне удалось увидеть королеву Кримхильду!" А графиня Кенабумская направилась в Зал Советов, к отцу и брату. *** Аделард вошел в кабинет к отцу, который просматривал последние донесения. Неслышно присел на краешек кресла напротив него, ожидая, когда майордом Арвернии обратит на него внимание. Карломан постарался поскорее завершить наиболее важные дела, и кивнул сыну. - Рассказывай, с чем пришел! Аделард вкратце поведал отцу обо всем, что только что произошло в оранжерее. Карломан выслушал его без удивления. Затем произнес: - Я надеюсь, сегодняшняя история послужит тебе уроком, сын! И ты, и виконт Гизельхер - горячие поклонники молодой королевы, но ваша преданность навлекает на нее опасность! Юноша покраснел, как маков цвет. - Но почему, отец?! Мы никому не делали зла! Наоборот, мы хотели лишь порадовать королеву Кримхильду. Граф Кенабумский сочувственно улыбнулся порыву души своего пылкого сына. - Королеве-матери все равно, вправду виновна ее невестка или нет. Она стремится опорочить ее перед королем. Вот почему мы с матерью надеемся, что ты не станешь подражать Рыцарю Дикой Розы. Королева Бересвинда будет рада расправиться с воздыхаталем Кримхильды, кем бы он ни был. Даже наше родство с королевским домом и влияние на государственные дела может тогда не помочь. Аделард вздохнул и оперся ладонями об стол. - Мне все чаще думается, что лишь в воинском братстве я смогу отвлечься от нее и быть полезным людям! Карломан твердой рукой накрыл руку сына. - Не спеши с выбором, пока не получишь более ясных знамений своей судьбы! Юноша кивнул и склонил голову, понимая в глубине души, что опасения его родителей справедливы. *** Альпаида, не теряя времени даром, прошла из оранжереи в Зал Советов. Там, как и ожидала, она застала своих отца и брата перед гобеленом-чертежом. Они обсуждали перепетии будущей войны. - Необходимо увеличить численность войск на восточной границе, пополнить гарнизоны крепостей, стерегущих перевалы, будь то владения баронов или замки братства Циу, - воодушевленно проговорил Хродеберг. - Хотя, конечно, если с гор скатится лавиной все войско короля Видукинда, выстоять будет трудно! Нужно днем и ночью держать разведчиков на перевалах. Пусть зажигают сигнальные огни, завидев врага, а если днем, то подают дымовые сигналы. Дагоберт Старый Лис кивал, по большей части одобряя мысли сына, ибо сам не единожды думал о том же. И чувствовал гордость за сына: все-таки, Хродеберг - достойный наследник! Если бы не королева Бересвинда... - Я верю, сын: Карломан соберет свой союз, и мы встретим врагов сообща! А, если еще удастся убедить аллеманов и моравов потрепать немного наших союзников с тыла, как собаки хватают медведя за задние лапы, тогда, глядишь, междугорцы и тюрингенцы сбавят боевой задор... И оба военачальника опять обратились к чертежу, прикидывая по нему возможное движение своих и вражеских войск. В этот миг в зал вошла Альпаида. И отец, и брат обернулись к ней и поняли, что у нее серьезные вести. Графиня Кенабумская рассказала им о столкновении с королевой Бересвиндой в оранжерее, и о том, что ее противостояние с молодой королевой, похоже, все усиливается. Она увидела, как опечалился брат. Дагоберт же с досадой хлопнул себя рукой по бедру. - Эту женщину следовало назвать не Бересвиндой, а Ангрбодой - "Сулящей Горе", как великаншу из древних Эдд! - воскликнул он, не сдержавшись, ибо мало что вызывало такое раздражение у обычно невозмутимого коннетабля, как Бересвинда Адуатукийская. Хродеберг укоризненно взглянул на отца, но даже он не смог найти, что сказать в защиту возлюбленной. Тем не менее, Альпаида просительно взглянула на него: - Хродеберг, лишь ты один на всем свете можешь хоть как-то повлиять на королеву Бересвинду, или, по крайней мере, отвлечь ее от замыслов мести! Любовь к тебе - лучшее, что есть в ее душе. Хродеберг встрепенулся. - Я буду рад отвлечь королеву Бересвинду от пагубной ненависти к ее невестке, - он со смущением поглядел на отца. Но Дагоберт кивнул, соглашаясь. - Иди к ней, сын! Ты поможешь не только королеве Кримхильде, но и способствуешь делу мира в королевской семье, а значит - и в Арвернии. Хродеберг облегченно вздохнул. Ведь он равно любил своих родных и невенчаную жену, и его утешало, что не придется выбирать между ними. *** Вечером того же дня, когда Дурокортерский замок готовился отойти ко сну, Хродеберг пришел к Бересвинде, получив от нее принесенное фрейлиной письмо. Королева-мать была в своих покоях одна, отпустив свиту, но не раздевалась ко сну. Она была в такой ярости, что не смогла бы сейчас заснуть. Из головы не выходило, что ей не удалось добраться сегодня до своей невестки, показать всем, и своему царственному сыну, какова та на самом деле. При дворе Кримхильду именовали Нибелунгской Валькирией, а Бересвинда видела в ней только глупую девчонку, куклу с белокурыми волосами и пустыми голубыми глазками. Некогда ее ныне покойный муж, а теперь и сын не могли устоять перед хлопаньем таких вот глаз! И она считала своим долгом оберегать близких мужчин от таких женщин. И вот - не получилось! Что хуже всего - королева-мать знала, что в ближайшие дни король не послушает никаких наветов на жену. Он вернулся с охоты с богатой добычей, причем самолично поднял на рогатину огромного кабана. Значит, будет сейчас благодушен, и не захочет слышать ничего о вине Кримхильды... Хродеберг вошел тихо и, пройдя по черно-белым плиткам, приблизился к невенчаной жене. Она, увидев его отражение в зеркале, обернулась, и они поцеловались, как молодая, нетерпеливая пара любовников. - У тебя усталый вид, - проговорил маршал затем. Наедине они не соблюдали формальностей. И, хоть Бересвинда выглядела скорее печальной и злобной, чем просто усталой, но она почувствовала, как напряжение этого дня потихоньку отступает, и даже ненависть к Кримхильде понемногу тает в объятиях мужчины, которому всегда была нужна только она одна. Королева-мать повернулась спиной, позволяя Хродебергу распустить шнуровку на платье. Она любила, когда он занимался этим сам, и его руки ласкали ее. И сейчас, когда черное платье с шорохом сползло на пол, Хродеберг, разминая ей плечи, проговорил: - Не тревожься сейчас ни о каких врагах, моя королева! У тебя нет врагов при Дурокортерском дворе. Все свято чтут твою волю, и прежде всего - твои родные. У Арвернии есть враги, против которых придется выступить с оружием в руках. Чтобы победить их, нужен мир внутри королевства, и прежде всего - в самой королевской семье. Но война начнется еще не завтра. И сейчас, когда мы с тобой вместе, и зимняя ночь так долга, я не хочу думать ни о чем! - И я... Иди ко мне, мой доблестный маршал! - позвала Бересвинда, приглашая Хродеберга в расстеленную кровать. В такие минуты, как эта, она была счастлива, потому что любила и сама была любима. Замыслы мести Кримхильде не стерлись из памяти, но они могли подождать... Полог королевской кровати задернулся, скрывая их. *** А вот Карломан Кенабумский в это время, хоть и перешел из кабинета в свои личные покои, еще не собирался ложиться спать. Пока что он, сидя за столом, беседовал о государственных делах со своим старшим сыном Ангерраном. Тот принес отцу черновики писем, что составил за день по его просьбе для правителей сопредельных стран. Сам Ангерран сидел напротив отца, скрывая волнение, а чуть поодаль устроилась в кресле Альпаида, любуясь ими обоими. Она уже рассказала мужу и сыну о столкновении с королевой-матерью, искавшей свою невестку, а Карломан поведал им с Ангерраном о разговоре с Аделардом. - Ну что ж, - одобрил Карломан, прочтя последнее из писем, - ты хорошо разъяснил, чем угрожает каждой стране наступление вражеского союза, и в чем преимущество наших совместных усилий! Распорядись, чтобы лучшие писцы завтра переписали эти грамоты набело, и я подпишу их. Ангерран улыбнулся похвале, не такой уж частой, ибо Карломан ждал от своего первенца многого, и требовал много. - Разумеется, это лишь начало долгой дипломатической подготовки, - продолжал майордом. - Но начало хорошее. Эти письма - краеугольный камень будущего военного союза. И тебе тоже придется ему поспособствовать. В будущем. А сейчас ступай отдыхать, Ангерран! - И вам также спокойной ночи, отец, матушка! - улыбнулся Ангерран, собираясь выйти. Между тем, Альпаида с гордостью глядела на самых родных мужчин. Она понимала, что Карломан скоро будет совершенно поглощен подготовкой к войне и созданием союза государств. Следить за распрей двух королев ему станет некогда. И она окликнула Ангеррана: - Погоди, сын мой! Я прошу тебя: приглядывай за нашим Аделардом, чтобы он не наделал глупостей, подобных сегодняшним или еще худших. Ангерран, выслушав просьбу матери, охотно склонил голову. - Я сделаю все, что ты прикажешь, матушка! А позаботиться о младшем брате, чтобы с ним ничего не случилось - это и моя прямая обязанность! Он вышел, закрыв дверь. Карломан в это время просматривал еще какие-то документы. Наконец, он поднял голову и с благодарностью обратился к супруге. - Я разговаривал с Аделардом сразу после случая в оранжерее, и он обещал мне быть осторожнее. Но все равно, я рад, что и Ангерран будет теперь присматривать за ним. Спасибо тебе за просьбу! - проговорил он, поднимаясь из-за стола. Было уже за полночь, когда Карломан и Альпаида ушли, наконец, в свою супружескую спальню. Там они, как обычно, помогали друг другу раздеваться - больше, конечно, он ей, ибо наряд знатной дамы куда сложнее мужского. Но, вместо шуток и поцелуев, как в юности, они обменивались размышлениями о повестке дня и о том, как уберечь Кримхильду от гнева Паучихи. - Я надеюсь, в ближайшее время у королевы-матери не будет повода, чтобы "уличить" свою невестку, - предположила Альпаида. - Виконт Гизельхер получил хороший урок, и, надеюсь, хоть на какое-то время будет держаться подальше от Кримхильды. А затем, если удастся твой замысел, на повестку дня станет скорая свадьба принца Хильперика с принцессой Бертрадой Шварцвальдской. И королева-мать займется устройством свадебных торжеств, ей некогда станет следить за невесткой, - вышло не очень убедительно, ибо Альпаида не могла поручиться, что Бересвинда поведет себя именно так. И она вздохнула: - Увы, кажется, люди нарочно стремятся усложнить жизнь себе и всем вокруг! - Я думаю, все дело в том, куда влечет сердце каждого из участников этой жизненной драмы, - произнес Карломан. - Сердца короля и его супруги влечет друг к другу и одновременно отталкивает. Сердца нашего сына и Рыцаря Дикой Розы влечет к Кримхильде, и им пока трудно их обуздывать. Сердце королевы-матери требует мести, но любовь Хродеберга порой смягчает его. Он же давным-давно отдал свое сердце ей. То же велание сердца побуждает одних государей к завоеваниям, а других - к защите своих владений. А ты, родная моя... - А мое сердце всегда с тобой! - засмеялась Альпаида и обвила мужа за шею и за плечи, вместе с ним укладываясь в постель. Военный союз государств, направленный для совместной защиты, задуманный Карломаном Кенабумским, и потому получивший его имя, начал постепенно осуществляться. Но, занятый его подготовкой, майордом не мог проследить за обстановкой в королевской семье. И вот, спустя полгода наущения королевы-матери и бешеная ревность молодого короля едва не разрушат все его старания. И тогда Карломану придется встать под меч разъяренного короля, ради спасения его чести и мира между государствами. Ибо его сердце велело рискнуть жизнью, чтобы благополучны были другие.