Vinegar & salt

      С того вечера Катя потеряла всякий покой и обрела понимание простого факта: она совсем себя не знала. Каждое утро она шла в ванную, смотрела в зеркало и пыталась привыкнуть к незнакомке в отражении. Незнакомка выглядела взвинченной, несобранной и растрёпанной. Почему-то ей всё это невероятно шло. Каждый раз, когда Катя приходила к этому умозаключению, незнакомка хитро улыбалась.       Вопросов к себе было много. То, что её хотел Александр Воропаев, удивляло, но не ошеломляло. Мужчины часто хотят много и разных, устают от однообразия, даже если спят исключительно с холёными красавицами. А вот то, что она хотела его, выбивало из колеи, переворачивало привычный мир вверх тормашками. Она летела в бесконечной кроличьей норе, подобно Алисе, и боялась, что приземлится аккурат в постель Александра Юрьевича. То есть Саши. Так, наверное, полагалось его называть. Так она назвала его, когда он языком оставлял на её шее дорожки влажных следов и болезненно-нежно прикусывал тонкую кожу, а потом позволил себе совсем уж непозволительное… Думая об этом, Катя краснела и страдала от волн жара, расходящихся по всему телу. Нет, не страдала. Эти ощущения были очень приятными, но оставляли чувство болезненной недосказанности. Воображение услужливо дорисовывало всё, что не случилось, но могло случиться, и у неё темнело в глазах, словно милостивый монтажёр перекрывал яркие картинки затуханием.       Как она до этого докатилась? Катя ездила на работу, кивала на собраниях, подписывала документы, а сама мучительно вглядывалась в себя и пыталась доказать себе, что это временное помутнение рассудка. Как ей вообще в голову пришло попросить Воропаева её поцеловать? И зачем? Неужели его общество ей настолько необходимо, что сохранить наличие в жизни Александра стоило даже такой ценой? Он ведь уже решил, что ему всё можно, и обязательно прорежется, чтобы взять своё — по его мнению. Только вот время шло, а он не прорезался. С памятного вечера прошла неделя, а он даже не позвонил. Не написал самого захудалого сообщения. Ничего. Зеро. Катя убеждала себя, что это к лучшему. Приглядывалась к Жданову — вдумчивому, серьёзному и спокойному — и спрашивала себя: «А как же Андрей?» Надежда Ткачук благополучно улетела в Киев, и ничто не указывало на то, что их отношения вышли за рамки дружеских. Но с Катей он держался отстранённо и холодно. Вежливо, но не более, и никакого интереса к её новому облику не проявлял. Лишь иногда Катя ловила на себе его изучающий и печальный взгляд, от которого ей становилось не по себе.       — Я видел вас с Сашкой, — сказал он, задержавшись вечером пятницы в её кабинете.       Она обомлела.       — Ч-что?..       — Да, — Андрей отрывисто кивнул и подошёл к окну, спрятав руки в карманы. — В тот вечер, когда провожал Надежду до отеля. Мы с ней попрощались, и я поехал к тебе. Хотел дождаться тебя и поговорить. А вместо этого увидел… — он повернулся к ней лицом, на котором застыло выражение болезненной горечи. — Вместо этого я увидел… вас. Не знаю, как мне удалось остаться на месте, не выскочить из машины и не набить ему морду. Приложил какие-то сверхусилия… А потом, успокоившись, подумал: зачем? ради чего? чем Воропаев передо мной провинился? Ты недовольной не выглядела. Значит, сама этого хотела.       — Андрей…       — Просто помолчи. Помолчи, подумай и скажи мне правду. Ты пошла на это, потому что думала, что я проведу ночь с Надей? Всё из-за той идиотской ремарочки Малиновского, да? Он её ляпнул, а я почему-то не стал спорить. Наверное, потому что сам не был уверен, чем закончится эта ночь. Но когда дошло до дела… Когда я точно так же сидел в машине с Надей, и она смотрела на меня с совершенно определённым выражением, я к ней даже не притронулся. Не смог. Почему же ты смогла?! — Андрей подошёл к её столу и, опираясь на него, посмотрел ей прямо в глаза. — Ответь мне, я прошу тебя. Только правду. Ты хотела мне отомстить?       Катя молчала, прикусив губу и смаргивая слёзы.       — Правда в том, что я не знаю, почему это случилось, — прошептала она и стёрла со щеки всё-таки пролившуюся слезу. — Или знаю, но боюсь об этом даже помыслить.       — Ты что, влюблена в него? Он всё-таки до тебя добрался, да? Запудрил мозги, затащил тебя в свою паутину лжи? Что он тебе наплёл, Катя?!       — Ничего, — ответила она уже с вызовом. — Он ничего мне не наплёл. В отличие от тебя. Луной не клялся, если тебя это интересует.       — Ты знаешь, почему он ушёл из компании?       — Знаю.       — А, то есть он нашёл себе какое-нибудь оправдание и выставил себя белым и пушистым? А может, меня оболгал и сделал виноватым?       — Нет. Просто рассказал всё как есть. Сухие факты.       — И что, твоё сердце растаяло, и ты его пожалела?       — Нет, не растаяло. И не пожалела. Он поступил глупо и недостойно.       — Но это не помешало тебе с ним целоваться.       — Не помешало. С тобой ведь тоже не мешало, или ты об этом забыл? Я всё знала о вашей с Малиновским инструкции и всё равно не могла тебе сопротивляться. Так бывает.       — Как спокойно ты об этом говоришь. Перечисляешь СУХИЕ ФАКТЫ! — заорал Андрей и пнул пластиковое ведро с бумажным мусором. — А я ведь хотел извиниться. За своё дурацкое поведение на показе, за то, что не сдержался, за Ромку с его шуточками…       Катя знала, что виновата, и поэтому пошла в наступление.       — Очень благородное намерение, Андрей Палыч. Подвиг, достойный того, чтобы о нём слагали легенды.       — Ты уже не можешь говорить со мной таким тоном, Катя. Потому что теперь мы с тобой равны.       — Один поцелуй против подлой, циничной игры, в которой преданный вам человек был лишь разменной монетой. Что ни говори, а с вычислениями у вас трагически плохо, господин Жданов.       — Это был не просто поцелуй, — процедил он сквозь зубы. — Ещё немного, и вы бы…       — Ещё немного, и я уйду из «Зималетто». Через месяц. И мы больше не будем вести такие разговоры и ворошить прошлое. А теперь простите, мне ещё нужно посидеть над бумагами, — с этими словами она уткнулась в папку с еженедельным отчётом от Коли.       — А ты действительно изменилась, Кать, — с грустью констатировал Андрей. — И не в лучшую сторону.       — Может быть. Но я больше никогда не буду доброй наивной дурочкой. Никто больше не причинит мне такую боль. Никто не посмеет меня использовать. Вы в этом списке были последним.       — От девочки, которую я любил, как будто ничего не осталось, — потерянно произнёс он уже у двери.       — Все девочки рано или поздно вырастают и учатся на своих ошибках.       — А с Воропаевым ты, значит, материал закрепляешь, — зло бросил Андрей и вышел.       Катя с досады швырнула шариковую ручку куда-то в дальний угол и захлопнула папку, вникнуть в содержимое которой уже не была способна. Именно в этот момент раздался звонок телефона. Она нехотя нажала на кнопку селектора.       — Да.       — Кать, тебе это… Александр Юрич звонит.       — Скажи, что меня нет. Ушла уже. Уехала.       — Так я уже сказала, что ты есть.       — Тогда скажи, что я не хочу с ним разговаривать.       — Поняла.       — Да, и попроси уборщицу зайти.       — Хорошо. Точно не хочешь?       — Маша, я вроде бы ясно выразилась.       — Хорошо-хорошо.       Катя не сомневалась, что больше он не позвонит, и испытала облегчение. Со всеми случаются такие кульбиты, особенно после нескольких бокалов на голодный желудок. Она оступилась, но больше это не повторится. Она успела несколько раз повторить про себя эту мантру прежде, чем завибрировал её мобильный. На дисплее, конечно, высветилась проклятая фамилия.       — Что во фразе «Я не хочу разговаривать» показалось непонятным выпускнику Гарварда? — выпалила Катя, всё-таки ответив на звонок.       — И тебе добрый вечер, — проговорил он с привычной ленцой. — Не хотела бы — не разговаривала бы.       — Александр Юрьевич, я…       — Нет, — оборвал он её. — Никаких имён-отчеств. Я не Андрей, и в игры эти играть не буду. Глупо выдавливать из себя светскую выспренность, учитывая, чем мы занимались неделю назад.       — Больше недели назад, — автоматически поправила его Катя.       — Так не хотела разговаривать, что считала дни?       — Чего ты от меня хочешь?       — Тебя, например. И знаю, что это взаимно. Была возможность в этом убедиться.       — Больше это не повторится.       — Согласен. Больше мы не будем прерываться на самом интересном месте. Я за тобой заеду.       — А что, ухаживать за женщинами больше не принято? Ты был таким учтивым в ту ночь, когда рассказал мне правду о себе. А теперь что? — она злилась всё больше, выплёскивала на него всю негативную энергию. — Я упала в цене, да? Больше не экзотическая мышь из каморки, не неприступная бизнесвумэн, а просто девица, которую ты трогал между ног?       — Со Ждановым повздорила?       — Я тебя ненавижу. Ты отвратительный, пошлый, самовлюблённый индюк. Заезжай за кем угодно, только не за мной. Уверена, желающие найдутся… к сожалению.       Катя чуть не раздавила телефон, старательно его отключая. Схватила сумочку, на бегу попрощалась с Машей до понедельника и успела запрыгнуть в лифт, двери которого уже закрывались. Вклинилась между пятью работниками бухгалтерии и мысленно умоляла: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!» Выпорхнула на улицу и сразу же заприметила скучающего Потапкина.       — Сергей Сергеич, ключи! — рявкнула она.       Он вздрогнул и полез во внутренний карман форменной куртки.       — Вот, держите, Катерина Валерьевна. Ваши, кажется?       — Мои. Спасибо!       Как же рада она была оказаться за рулём родного «Ниссана»! Летела по набережной и ненавидела всех. Андрея с его претензиями, Воропаева с его предложениями. Но больше всего — себя. За глупость и слабость. За то, что когда-то влюбилась в Андрея, за то, что потакала его идеям и привела компанию к краху. За то, что вернулась. За то, что потратила на Александра столько драгоценного времени. За каждую минуту, проведённую в плену идиотских сексуальных фантазий. За то, что тогда ему поверила. Потому что верить не нужно никому. Даже себе. Особенно себе.       Выходные она провела, играя с Зорькиным в «Монополию». На ночь выпивала травяной чай, в который остервенело капала валерьянку, и отрубалась как загнанная лошадь. Никаких сновидений. Просто отдых для измученной головы. В воскресенье в дверь позвонили, когда семейство Пушкарёвых как раз собралось за завтраком.       — Наверняка Колюня, — снисходительно ухмыльнулся Валерий Сергеевич. — Кормим его, понимаешь, как родного!       — Я открою, — буркнула Катя.       Второе утро подряд после тяжёлого сна под валерьянкой она просыпалась разбитой, и потому твёрдо решила прекратить эту практику. Дверь она открыла не глядя и встретила друга сварливым приветствием:       — Входи.       — Премного благодарен за приглашение.       Низкий вкрадчивый голос принадлежал Воропаеву. Катю даже затрясло от возмущения. Она безмолвно подняла на него глаза и скрестила руки на груди.       — Пошёл вон, — сумела выдавить она спустя несколько секунд убийственного молчания.       — Поздно, Катенька, — весело заявил Александр. — Со мной ведь как с вампиром. Я уже приглашён в дом, и ничего не попишешь.       В руках он держал бесспорно красивый букет белых лилий.       — Для вашей маман, — пояснил он. — Пригласишь меня к столу?       — Обязательно, только сперва мышьяк найду. У нас где-то завалялась коробочка из сталинских времён.       — Ты же понимаешь, — он наклонился к ней ужасно и упоительно близко, — что твой спектакль меня нисколько не убеждает? Хотя, надо признать, заводит.       Родителей Воропаев обаял очень быстро. Катя наблюдала за сюрреалистическим зрелищем и гадала, чего он добивается. Хочет, чтобы её отпустили погулять до восьми вечера? Предположение оказалось слишком мелким. Александр пошёл ва-банк:       — Я ведь почему приехал, Валерий Сергеевич, Елена Александровна, — задушевно начал он. — Поговорить с вами о вашей талантливой и не в меру трудолюбивой дочери. Весь коллектив о ней беспокоится, да и все акционеры, к числу которых я, как вам известно, принадлежу. Мы с Катериной недавно видели, как Юлиана от переутомления упала в обморок. Вы, должно быть, в курсе. И что вы думаете, научил этот случай вашу дочь хоть чему-нибудь? Нет. Пашет как проклятая, уж простите мне эту заезженную формулировку. А ведь на будущей неделе в Петербурге пройдёт Международный экономический форум, на который Катю, конечно, пригласили. Очень престижное мероприятие, где можно и полезными связями обзавестись, и отдохнуть заодно. А Катя, — он развёл руками с деланым трагизмом, — наотрез отказывается оставить компанию на четыре дня.       — Что же ты за руководитель такой, Катерина, — мгновенно насупился отец, — если не можешь временно передать обязанности талантливому заместителю?       Воропаев не дал ей и слово вставить. Скользнул по ней издевательским и горячим взглядом и продолжил:       — И этот талантливый заместитель есть! — заверил он Пушкарёва. — Не кто иной, как Андрей Палыч Жданов. Он с радостью даст Кате возможность отдохнуть. Но вы воспитали её такой ответственной, что иногда она немного перебарщивает. Вот я и решил: может, хоть вы на неё повлияете, вы ведь для Кати главный авторитет. Если вы за неё беспокоитесь, уверяю вас, что ни на шаг от неё не отойду и познакомлю со всеми нужными людьми. Я ведь занимаю высокую должность в Минэкономразвития и торговли… У нас с Катериной было много сложностей, но теперь она так самоотверженно трудится, что мне от лица компании «Зималетто» хотелось бы выразить нашу признательность вот таким образом…       «Действительно, змей», — думала Катя, с раздражением косясь на сияющие лица родителей, которых распирало от гордости за дочь. Спорить она не пыталась — не позволяло самолюбие. Вытащить эту партию ей было не по силам, а значит, не стоило и позориться.       — Ну и зачем тебе это? — прошипела она, пока родители отошли в свою комнату посовещаться.       — Хочешь верь, хочешь нет, но я действительно выражаю так свою признательность. Это отличная возможность поправить твою репутацию.       — Ты бы сначала свою поправил.       — Слухи о моих похождениях не вышли за рамки крайне узкого круга, потому что я защищён сразу двумя влиятельными семьями. А вот твоё реноме изрядно подпорчено. Одну я тебя туда не отпустил бы, но если ты появишься там со мной, все похотливые мужики в костюмах за пять штук будут беседовать с тобой исключительно о делах, а не приглашать в номера.       — Ну да. Все, кроме одного.       — Катя, не время делиться своими мечтами. Надо дождаться вердикта уважаемых родителей. А вот если они тебя отпустят… — он сделал многозначительную паузу. — Так и быть, может, и приглашу тебя в свой номер.       — Какой же ты всё-таки мерзкий.       — Бесконечно, — подтвердил он со сладкой улыбкой.       Родители её отпустили, не ведая, что отдают единственное дитя прямо в лапы дракона.