Глава 6.
«Это не он. Нельзя так реагировать на каждого кудрявого парня», — успокаивала себя Уэнсдей. Страх увидеть его вновь парализовал. Она отвернулась, пытаясь взять себя в руки, но сердце продолжало в бешеном ритме отбивать чечётку о рёбра. Неожиданно в её кармане завибрировал телефон. Уэнсдей была готова выкинуть этот чёртов гаджет в самый дальний угол помещения. Она сбрасывала раз за разом, но Ксавье продолжал звонить с маниакальным упорством. Не выдержав такого напряжения, Уэнсдей выскочила из бара, так и не дождавшись заказанного кофе. Воспоминания вкупе с обстоятельствами делали из неё живого мертвеца. Как только она оказалась снаружи, то сразу услышала оклик Ксавье, видимо, он искал её уже на улице и находился поблизости. Не желая останавливаться, Уэнсдей побрела прочь, но Ксавье быстро нагнал её и прижал к себе, притянув за тонкие запястья. У неё не было сил сопротивляться, поэтому она просто уткнулась лбом в мужскую грудь. Какое-то время они стояли в таком положении на середине тротуара прямо напротив того заведения. И она, наконец, нарушила молчание: — Я устала… Я хочу домой, — Уэнсдей подняла на Ксавье глаза, полные отчаяния и нескончаемой тревоги. Она и сама не могла понять, что с ней происходит. — Родная моя, милая, хочешь, я поменяю билеты, и мы улетим завтра? — он взял её лицо в свои ладони. Она лишь еле кивнула в ответ. — Тогда решено, завтра мы летим домой, — Ксавье улыбнулся и нежно поцеловал Уэнсдей в пухлые губы. Она приобняла его в ответ, пока её душа падала вниз с высотного здания. Внутри было столько противоречий, что ей казалось, будто она никогда не найдет выход из этого лабиринта. Но как ни крути, Ксавье был для неё довольно близким человеком, и рядом с ним она чувствовала себя хоть немного спокойнее. Вернувшись в номер, Уэнсдей сразу легла спать, а Ксавье ещё долго не мог уснуть, думая о случившемся. Неужели, он и правда скоро мог стать отцом. У них с Уэнсдей могла появиться маленькая дочка — их продолжение, смысл жизни. Одна эта мысль дарила ему невероятное воодушевление, заставляла всё внутри ликовать. Но Ксавье боялся, что Уэнсдей может не разделить с ним это счастье, а просто избавится от нежеланного для неё ребёнка. В этих мучительных мыслях он решил, что ещё обязательно поговорит с ней об этом, но пока рано. Ведь они ещё не знали наверняка, беременна она или нет. Утром следующего дня Ксавье позвонил в авиакомпанию и поменял билеты — они улетели в Нью-Йорк на 5 дней раньше, чем планировали изначально.***
Вернувшись домой, Уэнсдей немного выдохнула, погрузившись в рутину привычных дел. Она понимала, что ей необходимо обратиться к врачу, сдать анализы, или, как минимум, купить в аптеке тест на беременность, но неосознанно откладывала этот момент на какое-то безотчетное будущее. Как будто ничего не произошло. Она не вспоминала те странные моменты в Лос-Анджелесе, сочтя их не более чем совпадениями. Где бы ни был сейчас Тайлер, вряд ли они могли с ним столкнуться таким случайным образом. Такое просто было невозможно. Она вообще не была уверена, что он вышел из тюрьмы, лечебницы, или куда там его отправили. А выдавать желаемое за действительное она больше не хотела. Да и было ли это желаемым после всей той боли, что он ей причинил? В груди была такая дыра, что ей самой было непонятно, осталось ли внутри сердце. Спустя две недели Ксавье всё же настоял, чтобы они съездили в больницу. Уэнсдей быстро сдалась под его напором. Как бы она не оттягивала неизбежное, пришло время узнать, носила она под сердцем ребёнка от него, или всё обошлось. На тот момент у неё была задержка в два дня, но причиной могли послужить длительные перелёты и сильный стресс, во всяком случае, ей хотелось так думать. Врач сразу направил Уэнсдей сдать кровь на анализ. Через 2 часа они с Ксавье сидели в кабинете, где им огласили результат. Как и предполагалось, беременность подтвердилась. Ксавье не смог сдержать улыбку и взял Уэнсдей за руку, ослепленный и оглушенный этой умопомрачительной новостью. Уэнсдей напротив, ещё больше замкнулась и вжалась в спинку кожаного кресла. Единственное, что она спросила у доктора, до какого срока можно сделать аборт. Эти слова ранили их обоих, но Уэнсдей держалась, как кремень. А Ксавье тут же изменился в лице. Внутри него всё облачилось беспросветным мраком. — Уэнсдей… — промолвил он обеспокоенно, будто пытаясь вызвать в ней хоть какие-то эмоции. — Я хочу знать, — настояла она холодным тоном. Врач обратил внимание на его реакцию и сочувственно кивнул. — По закону нашего штата и при условии, что плод развивается нормально, Вы имеете право прервать беременность до 24 недели. Но я призываю Вас не торопиться. Подумайте. Это ваша первая беременность, после могут быть осложнения. — Спасибо, доктор, в Ваших советах я не нуждаюсь, — небрежно бросила Уэнсдей и вышла из кабинета. Ксавье так и остался сидеть в кресле, он просто не мог двинуться с места. И тогда врач поинтересовался: — Вы муж? Беременность незапланированная? — Да, мы поженились не так давно. Уэнсдей не хочет детей. А я? А я не знаю, что мне делать, — Ксавье схватился за голову. — Вы сильно не унывайте. Такое часто бывает, что женщины меняют решение. Тем более, у вас семья, — пытался подбодрить доктор. — Вы просто не знаете её, — Ксавье грустно усмехнулся. — В любом случае, спасибо Вам. Я тоже пойду. Всего доброго. Выйдя из кабинета, Ксавье увидел Уэнсдей, стоящую у окна. Она смотрела куда-то вдаль, лицо не выражало ни единой эмоции, как будто мыслями она пребывала где-то далеко. И это терзало его. Било тысячью плетьми по его уже, казалось, неживому сердцу. И лишь одно её решение могло изменить всё. Он подошёл к ней и тихо встал рядом. Между ними была какая-то общая атмосфера трагедии. Какое-то время они просто стояли молча. — Ты правда хочешь это сделать? — с горечью в голосе спросил Ксавье. — Я ещё не решила, — пустым голосом ответила Уэнсдей и направилась к выходу.***
Они не разговаривали несколько недель. На все попытки Ксавье обсудить сложившуюся ситуацию и принять совместное решение, Уэнсдей закатывала глаза и уходила в другую комнату. Ксавье съехал с их общей спальни, а всё время, когда был дома, он проводил в своём кабинете. Его брак рушился на глазах, и он ничего не мог с этим поделать. Каждый раз, когда Уэнсдей выходила из квартиры, он боялся, что она едет избавляться от их ребёнка, или что она больше не вернётся в этот дом. Это было похоже на какое-то сумасшествие, он почти не спал ночами, вливал в себя кофе литрами и писал картины одну за одной — все они несли в себе столько боли и отчаяния, что он сам не мог долго смотреть на них. Когда Ксавье уезжал по делам, он больше всего боялся, что вернётся, а Уэнсдей и её вещей не будет дома. Он звонил миссис Аддамс, просил поговорить с ней, убедить не делать глупостей. Мортиша, в свою очередь, была непреклонна и твердила, что всё будет так, как должно быть. Ксавье продолжал жить в этом тихом аду, гадая, у кого из них первого сдадут нервы, хотя, это было очевидно. Но в один судьбоносный день всё вдруг резко изменилось.***
Уэнсдей знала, что делает Ксавье больно, но это была и её жизнь тоже, её выбор. Она не понимала, как должна поступить. Как было бы правильно. Рождение ребёнка никогда не входило в её планы. Как и замужество. Но вот жизненный парадокс — она уже была замужем и теперь в ней зародилась новая жизнь. Это пугало, было чем-то странным, нереальным. Но в то же время вдохновляло, захватывало дух и будоражило сознание. Погруженная в мысли, Уэнсдей опять тянула время, как будто ситуация могла разрешиться сама собой. Она не ощущала себя беременной: чувствовала себя нормально, её не тошнило, она по-прежнему выполняла все свои обязанности по роману и периодически встречалась со своим литературным агентом Джеком. Четвёртая книга была почти готова. Уэнсдей никому не говорила, что ждёт ребёнка, хотя была уверена, что вся семья уже в курсе. В ту ночь ей не спалось. Что-то жёстко давило на грудь мертвым грузом, на душе было абсолютно неспокойно. Буря, способная снести её с ног изнутри. Она несколько раз выходила на кухню, бродила, как одержимая, и, наконец, проходя мимо кабинета Ксавье, заметила, что в комнате было совершенно тихо и не горел свет. Это было странным, потому что в последние недели ей казалось, что он вообще не спал, а уж тем более по ночам. Уэнсдей не слышала, чтобы муж уходил из дома, поэтому решила, что он просто устал и заснул. В глубине души она жалела Ксавье и радовалась, что тот хоть немного забудется и отдохнёт. Вернувшись в их спальню, она села на кровать и впервые дотронулась до своего живота. От этого прикосновения тепло разлилось по всему телу, и она непроизвольно, не присуще себе улыбнулась. Время шло, и надо было что-то делать. Уэнсдей решила, что пора прекратить поддерживать гробовую тишину в их доме. Завтра утром она обязательно поговорит с Ксавье. С этой уверенностью Уэнсдей моментально погрузилась в сон, как только голова коснулась мягкой подушки. Проспав всего пару часов, она проснулась из-за шума, который доносился из кабинета Ксавье. На часах было пять утра. Волнение нарастало, и Уэнсдей решила сходить посмотреть, что происходит. Дверь в его комнату была приоткрыта, и она вошла туда без стука. Он стоял у мольберта завороженный и напряженный, быстрыми движениями вырисовывая что-то на холсте. Несколько готовых работ валялись на полу. Ксавье был не в себе, он совсем не замечал её, а кисть будто сама руководила его движениями. Она подняла с пола одну из картин и застыла в неизвестном ранее ощущении. Будто в этот самый момент между ней и картиной плелись невидимые нити. Большими чёрными глазами на Уэнсдей смотрела её маленькая копия. Она кинулась за вторым рисунком, уже даже не обращая внимания на обезумевшего ото сна мужа. На нём та же маленькая девчушка, похожая на саму Уэнсдей в два года как две капли воды, бежала кому-то навстречу, широко улыбаясь. По коже побежали мурашки. Зачем он рисовал её в детстве? Или это была не она? Сердце Уэнсдей сжалось. И пока она стояла там, озадаченная и будто провалившаяся в бездну, Ксавье закончил третью картину. Он замер и смотрел на холст, не отрываясь, а по его щекам потоком текли слёзы. Ватными ногами под сумасшедший бой своего сердца она подошла к Ксавье и усилием воли заставила себя взглянуть на последнюю картину. На ней была она сама, рядом стоял Ксавье и держал на руках ту самую маленькую девочку, которую она уже видела на других рисунках. Картина излучала счастье и безграничную любовь. И тогда Уэнсдей всё поняла. Ксавье взял её руку и тихо прошептал: — Я видел её во сне, Уэнс. Нашу малышку. Уэнсдей не проронила ни слова. Не в состоянии насмотреться на эти бездонные глаза, которые, словно зеркало, отражали грани её души, она ощущала, как всё остальное вокруг становится таким неважным. Всё, кроме этой маленькой девочки. Эта связь ещё не существовала, но уже была нерушима. То тепло и невероятная энергия, что она ощущала, глядя на их счастливую семью, обволакивали её душу и заживляли раны на измученном сердце. Именно в тот момент Уэнсдей приняла окончательное решение. Ксавье пал перед ней на колени и прижался губами к её ещё абсолютно плоскому животу. Она положила руки ему на плечи. Какое-то время они так и стояли вдвоём, прижавшись друг к другу, словно два, обретших смысл, человека. Ксавье чувствовал, что Уэнсдей уже всё для себя решила. Он встал, взял её лицо в свои ладони и с огромной любовью в глазах и нежностью произнёс: — Мы справимся, Уэнсдей.***
То утро поменяло в их жизни абсолютно всё. Ксавье и Уэнсдей ещё больше сблизились. Теперь они готовились стать родителями, и это дарило им непередаваемые эмоции. Уэнсдей чётко выполняла все рекомендации врачей, Ксавье лично следил за этим даже с чрезмерной дотошностью. Вместе они пошли на плановое УЗИ. Когда доктор включил звук, чтобы они послушали, как бьётся сердечко их доченьки, Ксавье так расчувствовался, что не смог сдержать слёзы. Уэнсдей сказала врачу, что он переживает больше, чем она. Все ощущения были для неё новыми, но такими яркими и интересными, завлекая будто невидимыми чарами. Она до сих пор не могла поверить, что носит под сердцем ребёнка, и не понимала, как ещё пару месяцев назад была готова прервать эту беременность. Вскоре будущие родители на семейном ужине, посвящённом двадцати пятилетию Уэнсдей, сообщили родственникам о пополнении в семье. Мортиша, на удивление, никому не говорила о своём видении, предоставив Уэнсдей возможность самой обо всём рассказать родным. Она была благодарна матери за это. Гомес пришёл в восторг от новости, что скоро станет дедушкой, а Пагсли весь вечер не отходил от сестры и радовался, как ребёнок, хотя ему был уже почти двадцать два года. Отец Ксавье более сдержанно отреагировал на новость, как будто тоже знал всё наперёд, но при этом выглядел очень довольным. А вот стоило Энид узнать о нежданной беременности, она визжала в трубку так, что Уэнсдей пришлось держать телефон на расстоянии вытянутой руки, чтобы не оглохнуть. Она пообещала приехать в Нью-Йорк на выходные, как только Уэнсдей вернётся с деловой поездки. На пятом месяце её беременности новый роман Уэнсдей Аддамс-Торп вышел в свет. Книга произвела большой фурор, и её литературный агент организовал презентацию и встречу с автором в нескольких самых крупных городах Америки. Первым городом был Лос-Анджелес. Уэнсдей немного удивилась, когда узнала, что презентация пройдёт в том самом ресторане, где летом они с Ксавье отмечали его день рождения. Оказалось, он рассказал агенту, как сильно этот ресторан ей понравился, и Джек таким образом сделал Уэнсдей сюрприз. Все тревоги того времени казались уже неважными, а волнение и предчувствия, которые она тогда испытывала, Уэнсдей связывала с будущей беременностью. Так или иначе, эта поездка оставила глубокий отпечаток в её памяти. Ксавье не хотел отпускать Уэнсдей одну с Джеком, но она заверила, что всё будет хорошо — они едут буквально на пару дней. У Ксавье вот-вот должна была состояться выставка картин, и они спланировали так, что Уэнсдей вернётся как раз за день до его мероприятия. Сам он никак мог поехать, Уэнсдей и Джек полетели вдвоём. Они остановились в том же отеле, где она отдыхала с Ксавье в июле.***
Вернувшись в «IL CIELO», она не ощущала волнения, как в прошлый раз. Но ей по-прежнему было хорошо и уютно в этом заведении. Она поблагодарила Джека за такой выбор. К презентации всё было готово: столики расставлены, повсюду были те самые жёлтые огоньки и живые цветы, особое внимание привлекал букет чёрных георгинов, стоящий на столе, где как раз должна была сидеть Уэнсдей. «Тот, кто занимался оформлением зала, явно читает мои романы», — подумала она про себя. Уэнсдей чувствовала умиротворение, находясь здесь. Презентация прошла успешно. Оказалось, её творчество весьма популярно в Лос-Анджелесе. Поприветствовать Уэнсдей приехал сам директор ресторана, который искренне поздравил её от всего заведения и сообщил, что управляющий, который занимался подготовкой этого мероприятия, к сожалению, заболел и не сможет присутствовать. Закончив своё небольшое выступление перед читателями и раздав автографы, Уэнсдей и Джек вышли из заведения. В конце ноября температура воздуха днём едва превышала двадцать градусов тепла, такая погода была ей больше по душе, чем знойная жара в июле. Они улетали завтра днём, но в отель идти не хотелось. Уэнсдей предложила взять в аренду машину и покататься по ночному Лос-Анджелесу. Джек с радостью согласился на эту маленькую авантюру, только они сразу договорились не рассказывать об этом Ксавье, чтобы он не волновался. В Нью-Йорке была уже глубокая ночь, но Уэнсдей знала, что Ксавье не спит и ждёт от неё звонка. — Ты займись машиной, а я пока позвоню Ксавье, — предложила Уэнсдей и отошла от дороги. Джек кивнул и тут же полез в телефон искать круглосуточный прокат автомобилей. — Привет, любимая. Как всё прошло? — с ходу поинтересовался Ксавье. — Всё прошло очень хорошо. Ты знал, что презентация была в «IL CIELO»? — Конечно, это же я сказал Джеку, что тебе там очень понравилось, — Уэнсдей чувствовала, как Ксавье улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь? Как малышка? — Спасибо, это было очень мило с твоей стороны. Я чувствую себя отлично. Она сегодня очень активная, — на этих словах Уэнсдей погладила свой едва проступающий живот. — Я думаю, это из-за перелёта. — Хорошо, береги себя, завтра жду вас домой. Скажи малышке, что папа уже соскучился. Уэнсдей закатила глаза. — Ксавье, ты же знаешь, что я не разговариваю с ещё не родившимся ребёнком, — начала причитать Уэнсдей. — А я разговариваю, ну-ка поднеси трубку к животу, я сам всё скажу. Уэнсдей улыбнулась, Ксавье очень трогательно относился к их будущему ребёнку уже сейчас, когда это маленькое существо ещё плавало, как рыбка, внутри неё. — Лучше я сама передам, — сдалась она. — Мы уже подошли к отелю. Я сразу лягу спать. До завтра, Ксавье. — Я бесконечно люблю тебя, моя Уэнсдей Аддамс-Торп, тебя и нашу девочку. Спокойной ночи вам. Уэнсдей нажала кнопку отбоя и вернулась к Джеку. — План такой, мы возвращаемся в отель, ты переодеваешься и ждёшь меня, а я съезжу за машиной. Здесь недалеко, — предложил он. — Думаю, я вернусь за тобой минут через тридцать. Хорошо? — Отлично, пошли скорее, — согласилась Уэнсдей.***
Уже спустя час Уэнсдей со своим агентом и, по совместительству, лучшим другом ехали по оживлённым широким улицам Лос-Анджелеса вдоль океана. Джек рассказывал, в каком красивом месте пройдёт их следующая презентация в Чикаго. Всего он запланировал три города, чтобы не нагружать свою подругу в положении. Рассказывал, как он приезжал в Лос-Анджелес в свои студенческие годы и как грустно расставался здесь со своим первым парнем. Уэнсдей слушала в пол-уха, она сидела на пассажирском сидении, накрыв рукой живот и вспоминала, как они катались по этим улицам с Ксавье, тот курьёзный эпизод, благодаря которому у них скоро появится малышка, как ей всюду мерещился Тайлер. После того дня, как она увидела рисунки Ксавье, она почти не вспоминала его. Центр внимания переместился на маленькое чудо, которое росло внутри неё. А первая любовь с трагичным финалом, пусть даже такая сильная, как была у них, перешла на второй план. Прошло столько лет, обида с годами притупилась, в итоге осталась только боль от воспоминаний, которые она бережно хранила в самых потаённых уголках своего сердца. Но она понимала, как легко эти воспоминания могут быть вынуты наружу и как невероятно сложно будет спрятать их вновь. Поэтому держала всё под прочным замком в глубине своей выцветшей души, которая когда-то сияла перед ним всеми красками, что могли существовать в природе. Как бы там ни было, она была благодарна Тайлеру за те незабываемые мгновения, что они пережили вместе. И неважно, это была игра с его стороны, или он тоже что-то чувствовал. Главное, в то время она ощущала себя абсолютно счастливой. Когда-то давно, в самых своих сокровенных мыслях, Уэнсдей теоретически предполагала, что единственный человек, с которым она сможет связать свою судьбу, — это Тайлер. Но жизнь распорядилась иначе. На улицах постепенно пустело, и Уэнсдей решила оставить ещё одно воспоминание об этой поездке. — Джек, притормози вот здесь, — она указала на обочину. — Тебе плохо? Или ты что-то задумала, красотка? — загадочно спросил Джек и послушно припарковал новенький чёрный Ford Mustang. — Я весь во внимании. — Я хочу прокатиться за рулём, пересаживайся, — невозмутимо произнесла Уэнсдей. — Тааааак, ну уж нет. Ксавье меня убьёт, — Джек поднял руки в воздух, давая понять, что он в этом не участвует. — Он ничего не узнает, не переживай. Я так давно не водила сама, а в Нью-Йорке у нас машина с водителем. Терпеть не могу стоять в пробках, сидя за рулём. — Уэнсдей, не уговаривай меня. — Что может случиться? Посмотри, дороги почти пустые. Всего пару кварталов, давай Джек, я хорошо вожу. Я уже начинаю нервничать, а беременным это вредно, — Уэнсдей, скрестив руки на груди, с непоколебимым видом смотрела на своего друга. Джеку пришлось уступить, он знал, что, если Уэнсдей что-то задумала, она своего добьётся. — Хорошо, но только пару кварталов, ясно? — глубоко выдохнув, произнёс он. — Да-да, пару кварталов, — поспешила ответить Уэнсдей, уже выходя из машины. Сев за руль и пристегнувшись, Уэнсдей нажала педаль газа. Ехала она аккуратно, со средней скоростью, чем успокаивала Джека, сидящего рядом и нервно смотрящего на дорогу. К сожалению, водитель серого седана не отличался такой аккуратной манерой вождения и, к слову, очень спешил домой к жене от любовницы. Стоило ему отвлечься на очередной звонок ревнивой супруги, как он не заметил чёрный Ford Mustang, который заворачивал на нерегулируемом перекрёстке налево. «Серый Lincoln Continental на скорости въехал в чёрный Ford Mustang» — так напишут в новостях на следующее утро. Всё произошло слишком быстро. Уэнсдей не успела среагировать. Последнее, что она помнила, — сильный удар. А дальше — пустота.