Глава 7.
5 лет назад
— Верховный суд штата Мэн постановил: Тайлера Галпина признать невменяемым на момент совершения им преступлений… В ушах Тайлера зазвенело. — … и назначить принудительное лечение… Он посмотрел на отца, который сидел в зале суда и едва сдерживал слёзы. — … принимая во внимание тот факт, что мистер Галпин, на момент судебного заседания, перенёс все необходимые медицинские вмешательства в полном объёме и по заключению медицинского центра признан неопасным для общества… Три года, один месяц и двенадцать дней прошло с того момента, как его забрали в это грёбаное место под названием «WILLOWHILL». — … освободить из-под стражи в зале суда… Тайлер видел, что отец поднялся с места. Сам он лишь закрыл глаза, не веря, что для него всё наконец-то закончилось.***
Не все были согласны с оправдательным приговором. Выходя из зала суда, Тайлер ловил на себе презрительные взгляды родственников людей, убитых хайдом. Он сам прекрасно понимал, что виновен. И неважно, что делал он это не по собственной воле. Родным от этого не легче. Это осознание тяжким грузом лежало на его сердце. Когда адвокат говорил ему о подобном развитии событий, Тайлер не верил и не понимал, как ему жить дальше после всего произошедшего. Но, как бы там ни было, двенадцать человек присяжных, состоящих из изгоев и нормисов, признали его невменяемым и невиновным. На выходе Тайлера встречал отец. Донован, не мешкая, обнял его. — Сын, поедем домой. Всё позади. — Домой? Я не вернусь в Джерико, отец. Это давно не мой дом, мне там больше не место. — Тайлер… Не говори так… — растерялся мистер Галпин. — И куда ты теперь? — Подальше отсюда, — он задумался, решаясь задать один единственный вопрос, который крутился в его голове всё это время. — Отец, я никогда не спрашивал тебя об этом, и не знаю стоит ли… Но как она? — Аддамс? — Донован глубоко вздохнул. — Сынок, после того, как тебя забрали, мы не говорили. На ней лица не было, и я не решался вмешиваться. Она и раньше была нелюдимая, но тогда вообще ходила, как тень. Я нечасто встречал её, но, когда видел, она всегда была со своей подругой — волчонком, или с тем парнем, как его? Ксавье, кажется… После упоминания Ксавье, Тайлер стиснул зубы. А отец продолжал: — Это продолжалось довольно долго. Год или даже дольше. Она ни разу не подошла ко мне, не спрашивала про тебя. И я не осуждаю её за это. — Я хочу увидеть её, — решительно заявил он после услышанного. — Тайлер, я никогда не был тебе указом, но мой тебе совет — не надо. Не вороши прошлое. Ты сильно обидел её, сын. Гомес приезжал ко мне год назад, рассказывал, что Уэнсдей только-только пришла в себя, что она встречается с этим Ксавье, и что они уехали вместе в Лондон. Пусть девочка живёт дальше. Забудь её, Тай. И сам живи настоящим. Тайлер понимал, что не имеет никакого права злиться, но всё же новость о том, что Уэнсдей теперь с Ксавье терзала его и без того измученную душу. Все три года, он каждый чёртов день думал о ней, о них, и о том, что натворил. Конечно же, она не навестила его ни разу. Возможно, даже не знала, куда его отправили, и, судя по всему, не хотела узнать. Тайлер пытался выразить свои мысли, объясниться, поэтому писал ей письма, но так и не отправил ни одно из них. Что он мог ей сказать? Его поступок не оправдывала ни одна даже самая веская причина. Он обманул и предал самого близкого человека, который был в его никчёмной жизни. Тайлер понимал, что теперь в глазах Уэнсдей всё с самого начала было ложью. Их первый поцелуй, свидания в склепе, невероятно чувственный первый раз, который случился в том самом кафе, где он работал, и ещё десятки других незабываемых ночей, которые они провели в его комнате, когда его маленький дьявол сбегала с Невермора. Всё это в один миг потеряло всякую ценность из-за невозможности ослушаться приказа этой чокнутой психопатки Лорел. От одной мысли о ней, у Тайлера непроизвольно сжимались кулаки. Но Гейтс давно мертва. А ему приходится жить дальше со всем этим грузом на сердце, что тянул его на самое дно бездны. Иногда он сожалел, что Энид не прикончила его тогда в лесу. Его смерть бы упростила всё в этой ситуации. — Тайлер, я прошу тебя, поехали домой. Хотя бы возьмёшь свои вещи, — уговаривал Донован. Немного подумав, он согласился. Из клиники он забрал с собой лишь телефон, документы и пачку неотправленных Уэнсдей писем. Почти всё время, что они добирались до дома, в салоне автомобиля стояла гробовая тишина. Тайлер размышлял, что делать дальше, но уже точно знал, что завтра утром уедет из Джерико навсегда. А Донован думал о том, что соврал , что не говорил с Уэнсдей. Как он мог хотя бы не попытаться поговорить с ней о сыне после случившегося? Ведь в глубине души он осознавал, как велика их связь, видел, как ожили глаза его сына в период их общения, и хорошо понимал, что тот поступок уничтожил их обоих, задев при этом и других людей. Но именно тогда он понял, что у Аддамс было сердце, которое билось в агонии после того, что натворил его сын.— Я понимаю, ты вряд ли захочешь говорить. Но он не понимал, что творит, я уверен… — Донован пытался подобрать слова, встретив её на улице, но Уэнсдей смотрела на него исподлобья. Сдержанная и непоколебимая, хоть по её глазам было видно, сколько боли они хранили. — Удобно оправдывать сына любыми методами. Это у Вас всегда хорошо получалось, — холодным, стальным тоном произнесла она в ответ, пытаясь держаться. — Боже, Аддамс, это не так. Я ведь видел вас. То, что между вами происходило. Это была не просто игра. Я уверен. Если ты оттолкнёшь его… он ведь окончательно потеряет смысл в этой жизни, — молил он её потерянным голосом. Ради сына он был готов на всё. — Поздно. Он оттолкнул меня сам. Когда предал. Когда воткнул нож в спину. И я искренне надеюсь, что Тайлер понесёт за это заслуженное, суровое наказание. Он — монстр. И давайте остановимся на этом. Прощайте. Девушка развернулась, оставляя его стоять в смешанных чувствах. Но он хорошо видел, как неестественно выглядело её лицо. Как руки сжались в маленькие кулачки в попытках сдержать эмоции. Тяжелый вздох бывшего шерифа пронёсся холодом по её спине. — Прощай, Уэнсдей Аддамс. И прости его, если сможешь.
Домой они приехали глубокой ночью, Тайлер сразу же поднялся в свою комнату. Даже не включая свет, он помнил здесь каждый сантиметр наощупь. Донован так и не убрал с его стола ни одной вещи, всё оставалось на прежних местах…— Чак Паланик? Серьезно? Ты в курсе, что это банальщина.
Её голос эхом прозвучал в его ушах, и на секунду он провалился куда-то, боясь обернуться, но когда всё же осмелился, никого не было рядом кроме него и старых воспоминаний…Уэнсдей смотрела на него заинтересованно и немного осудительно, демонстративно взяв своей тоненькой ручкой одну из книг с его полки. Он тут же улыбнулся, снимая с себя куртку и, аккуратно повесив её на спинку стула, начал рассуждать вслух. — История о человеке, что взрастил в себе двойника, который отвечал за все его негативные инстинкты. Что конкретно здесь банального? — приподнял он брови, и Уэнсдей задумалась. — Эта история встречается буквально везде, в какой-то книге она ярко выражена, в какой-то менее заметна. Но основная суть в том, что этот психологический трюк используется довольно часто. Оттого и выглядит весьма банально, — заявила она кичливым тоном, словно была готова говорить об этом вечно. — Это классика, положи на место, — его же голос заставил его закрыть глаза…
Он вдруг задумался, что уже тогда между ними витали чудовищные намеки на крах их отношений. Уже тогда он, возможно, внутренне хотел что-то до неё донести, но не мог. И, судя по тому, как она вела себя с ним, она ни о чём не догадывалась. Уэнсдей нравилось говорить с ним о книгах, нравилось обсуждать что-то такое на уровне пристрастий. Ведь ей было интересно его мнение, всегда было интересно. А ещё эти вечера, в которые она сбегала к нему в комнату, будоражили и приводили механизм между ними в незамедлительное действие. Спустя столько лет он так и не мог поймать ту самую вспышку, которые он улавливал с ней. Что-то до боли искреннее, важное и безумное, что промелькнуло и оставило кровавый след на его сердце. Такой, что спустя годы он вспоминал её взгляд в полицейском участке. Каждая предыдущая ночь вновь и вновь бередила раны, ведь была незабываема. Это была просто тëмная комната. Уже давно пустая и мёртвая. Но только не с мыслями о ней. Казалось, что в воздухе до сих пор витал знакомый запах её волос, а из каждого уголка смотрели влюбленные до одури чёрные глаза, которые было не забыть даже если бы его память выжгли напалмом. И луна, что с подлым намеком заглядывала в окно, ничуть не упрощала сложившуюся ситуацию.— Ты боишься? — вспоминал он свои слова, когда она стояла перед ним совершенно голая и пыталась скрыть мурашки на своём теле. — Нет, — еë голос до сих пор разливался приятным теплом в его затылке.
Касания их рук, переплетение пальцев, единение душ, всё было каким-то чересчур эмоциональным. Как наивысшая степень их общей зависимости друг от друга. Это был далеко не первый их контакт, но каждый новый выделялся чем-то особенным. Будь то разговоры или прикосновения. И в этом всём был свой парадокс. Ведь и сейчас спустя столько времени повзрослевший Тайлер, прошедший через призму болезненного опыта, наконец, ощущал свой дом не в настоящем времени, а в том самом когда-то забытом и давно утерянном.— Я весь день о тебе думал, — звучал шёпот, который заполнял серую комнату цветными красками. — Думал о том, как бы уложить меня на свою кровать? — бесцеремонно и остро отвечала Уэнсдей, заставляя его улыбаться той самой светлой, лучезарной улыбкой. — В том числе, — его ладони скользили по еë телу, совсем не так как в их первый раз. Сейчас всё было изучено, расслаблено и чертовски неконтролируемо. Настолько, что в темноте ночи их фигуры двигались будто рокировкой по шахматной доске. Слишком хитро и слишком грубо одновременно. Уэнсдей никогда не была с ним отстранённой, он это знал, видел и читал, будто открытую перед ним книгу. Её губы всегда двигались по его телу как по наитию, следуя собственным желаниям и изменениям в тембре его голоса. Совершенно ничего не стесняясь она забиралась вглубь его души этими своими поцелуями. Сознание рядом с ней отключалось, и он порой становился намного темнее, чем она видела его при первом их знакомстве или свидании в склепе. Крепкие, идеальные руки удерживали Уэнсдей на весу, не позволяя ей даже подумать о том, чтобы выбраться, но она и не хотела этого. Напротив, ощущая себя в его власти, ей хотелось ещë большего с каждым новым днём. Такого, отчего бы её тело плакало по нему, и со временем всё это стало действительностью. Каждое последующее движение вызывало в ней бурю эмоций, от которых она содрогалась и требовала ещë.
Ненасытные, сумасшедшие ночи, что у них были, сводили с ума обоих и заставляли грызть ногти в ожидании друг друга. Так работала эта связь между ними. И каково было её потерять. Для него, сказавшего ей те слова в полицейском участке, это было сродни удара ножом в сердце. Но это уже был не он… Их разделило одно чëртово мгновение в том сарае. Страх потери сменился болью от предательства. Уэнсдей было тяжело дышать. А Тайлер исчез ровно в тот момент, когда она поставила ощущение собственной правоты выше того, что она отныне считала ложью. Тëмное покрывало вдруг накрыло его с головой. Дышать от этих мыслей становилось всё труднее, будто где-то внутри в лëгких была дыра. Она счастлива с другим. Наверняка, это так. И вряд ли хоть когда-то вспоминала о нём так, как он о ней. И теперь, когда он стоял здесь разбитый и уничтоженный, Тайлер точно знал, каково было проигрывать. Будто он потерял единственный якорь, что держал его на плаву. Завядшая от боли душа, уловившая в черноте комнаты старые мгновения о безупречной, первой любви навсегда покрылась щетиной. А сердце, подобно этой самой комнате, в которой он стоял, заколотило все двери и окна, чтобы оставаться в одиночестве и больше не ощущать эту чудовищную боль от потери.***
Погрузившись в воспоминания и раздумья, Тайлер не заметил, что отец поднялся к нему и стоял в дверном проёме. — Тай, может всё-таки останешься? — с надеждой в голосе спросил Донован. События минувших дней не прошли для него незамеченными, казалось, он постарел минимум на десять лет. — Я не могу. Пора учиться жить, пап. Но точно не здесь, — с горечью в голосе произнёс Тайлер, приподняв уголки губ в слабой попытке улыбнуться. Отец не стал его уговаривать, ведь понимал, что Тайлер вырос и имеет право свободно прожить свою собственную жизнь, впервые без какого-либо влияния из вне. Он похлопал сына по плечу и вышел, вновь оставляя его наедине со своими мыслями. Между книгами на полке Тайлер нашёл банковскую карту со всеми своими сбережениями, которые откладывал ещё со времён работы в кафе. На билет в один конец и первое время должно хватить. Вот только куда лететь? Зайдя с телефона на сайт поиска авиабилетов, его внимание привлёк яркий рекламный баннер, зазывающий посетить солнечную Калифорнию. Тайлер решил, что это будет неплохая альтернатива мрачному и серому Джерико, и забронировал один билет до Лос-Анджелеса на утренний рейс. До ближайшего аэропорта Берлингтон добираться час на машине. Чтобы успеть на самолёт, ему нужно было выезжать на рассвете. Посмотрев на время, Тайлер убедился, что осталось три часа. Отца он тревожить не хотел, поэтому решил, что закажет Uber. И нужно будет сделать это заранее, чтобы точно выбраться из этой дыры. Тайлер понимал, что всё равно не сомкнёт глаз сегодня ночью. Вместо этого он сел на кровать и уставился на пачку тех самых писем, которые писал Уэнсдей и забрал с собой из лечебницы. Что с ними делать? Они, как цепи, что удерживали его в воспоминаниях о самой невероятной девушке в его жизни. Решение пришло само собой. Тайлер взял письма и вышел на задний двор отцовского дома, прихватив зажигалку с кухни. Уничтожить их — всё равно что оборвать эту крепкую нить, которая связывала его с прошлым. Ничего больше нет. Надо жить дальше. Наблюдая, как горит бумага, исписанная его заковыристым почерком, он мысленно прощался с Уэнсдей. Не ради себя, не ради неё, а ради тех, кем они когда-то были друг для друга.***
Через два часа Тайлер попрощался с отцом и с одной сумкой в руках и билетом в один конец отправился в путь через всю страну, чтобы начать жизнь с чистого листа.