Глава 28
В записке, которую Уэнсдей оставила Тайлеру этой ночью, она написала, что приедет к нему, как только сможет. Ксавье прилетел из Нью-Йорка к обеду. Теперь можно было ехать. Тайлер звонил уже несколько раз, но Уэнсдей не нашла в себе ни малейших сил, чтобы взять трубку. Что делать, если ты вдруг узнаёшь, что любовь всей твоей жизни станет причиной гибели твоей маленькой дочери? Самым правильным видится решение о том, чтобы прекратить эти отношения. Но Уэнсдей понимала, что Тайлеру будет недостаточно просто сказать о своём намерении расстаться. Он не поверит, что она вдруг так резко, в один день, охладела к нему, и всё равно будет где-то рядом, чтобы найти причину всё исправить. Ей необходимо, чтобы Тайлер навсегда исчез из её жизни и жизни её дочери. А значит действовать надо жестоко и убедительно. Когда Ксавье зашёл к ней в комнату и что-то сказал, Уэнсдей его не слышала. Она полностью погрузилась в свои мысли и ярко красила глаза у зеркала. «Чтобы не возникло желания заплакать» — сказала ей Мортиша. Ей было очень жаль Уэнсдей. Она прекрасно понимала, что её дочь разобьёт не только сердце Тайлера. Она прежде всего уничтожит своё. — Уэнс, ты меня слышишь? — Ксавье настойчиво стоял возле неё и пытался о чём-то поговорить. — Ты поедешь со мной. Подождёшь меня у дома Галпиных и выйдешь из машины, когда входная дверь откроется, — сказала Уэнсдей бесцветным голосом. — Ты вообще слышала, что я тебе говорил? — спросил Ксавье, нахмурив брови. — Нет, — невозмутимо ответила она и вышла из комнаты. Ксавье послушно поплёлся за ней. Уэнсдей морально готовилась сыграть, пожалуй, главную роль в своей жизни. Сыграть настолько хорошо, насколько это представлялось возможным. От этого зависела судьба её дочери, остальное было не так уж и важно. До Джерико они с Ксавье доехали в тишине. Если он и хотел что-то сказать, то натыкался на стену в виде непроницаемого лица Уэнсдей, которая явно не была настроена на разговор. В этот раз она вошла в дом без стука. Тайлер выкладывал продукты в холодильник и на кухонные полки. Увидев её, он тут же засиял своей лучезарной улыбкой. — Ты пришла. Я хочу позвать вас с Лили-Роуз на ужин, — улыбаясь произнёс он, кивая на продукты. — С малышкой всё в порядке? Я не слышал, как ты вчера ушла. Тайлер подошёл к Уэнсдей и хотел обнять, но она отстранилась от него. Тень беспокойства промелькнула в его глазах. — Уэнсдей… что-то случилось? — в замешательстве спросил Тайлер, опуская свои руки. — Я чем-то обидел тебя? — Да. Одиннадцать лет назад, — уверенно произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Я не понимаю… — он опешил. Тайлер внимательно смотрел в её сосредоточенное лицо, пытаясь понять, что она имеет ввиду. — Когда мне было шестнадцать, я впервые влюбилась. Никогда не думала, что такое со мной может произойти, — Уэнсдей усмехнулась. — Знаешь, это очень больно — пережить предательство, когда любишь и открываешься человеку. Я много лет жила с этой раной внутри. А потом ты появился вновь. Я не верю ни в ад, ни в рай, зато я верю в месть. А к этому блюду хорошо подходит боль. Уэнсдей пристально смотрела на Тайлера ледяным взглядом, чувствуя каждой клеткой своего тела, как ему горько слышать её слова. — Ну ты же не всерьёз думал, что спустя столько лет я брошу Ксавье, нашу семью, роскошную жизнь и уйду к тебе? Куда? В дом твоего отца? Это же смешно, — жестоко проговорила Уэнсдей, каждым словом прожигая его сердце словно напалмом. — Я давно не люблю тебя. Прими это. А всё, что было между нами — не более чем возмездие. — Уэнсдей, он плохо с тобой обращается… — болезненно произнёс Тайлер. — Да, наш брак, возможно, неидеальный, мы многое позволяем друг другу, но я люблю его. И никогда не брошу, — раздражённо ответила Уэнсдей, не веря, что произносит это вслух. — Это не ты, не твои слова, Уэнс, я же видел, что ты ко мне чувствуешь на самом деле… — его глаза умоляли её одуматься и прекратить всё это. — Родители всегда говорили, что у меня актёрский талант, — надменным тоном сказала Уэнсдей. — Пожалуй, они были правы. Тайлер качал головой, не веря её словам. — Всё, что ты говорила мне, что делала, какими глазами смотрела на меня… Это невозможно сыграть. — Чего только не скажешь и не сделаешь, чтобы добиться своего, — скучающим голосом произнесла Уэнсдей. — Тебе ли не знать. — Я всегда был честен с тобой. И искренне тебя любил, и сейчас люблю, — с горечью в голосе ответил Тайлер. — Как жаль, что мне на это наплевать, — язвительно проговорила она. — Мы в расчёте, Галпин. А теперь сделай одолжение, исчезни из моей жизни. И, пожалуйста, в этот раз навсегда. Уэнсдей не могла больше продолжать это мучение, поэтому решительно развернулась и направилась к выходу, оставив Тайлера одного в глубоком потрясении. — И да, Тайлер, каково это проигрывать? — отчеканила Уэнсдей, на мгновение обернувшись. Когда она уже открывала дверь, он кинулся к ней. — Уэнсдей, пожалуйста… — прошептал Тайлер с мольбой в глазах, пытаясь взять её за руку. — Скажи, что это неправда. Что тебя заставили это сказать. — Не трогай меня! — крикнула Уэнсдей, выдернув руку и следом процедив сквозь зубы. — Ты жалок. Она резко распахнула дверь и вышла. Тайлер направился следом за ней. Он болезненно смотрел на то, как из семейного катафалка Аддамсов вышел Ксавье, и как Уэнсдей бросилась к нему в объятия. Тот поцеловал её в макушку и открыл дверцу автомобиля. Она села, даже не оглянувшись, и только Ксавье довольно ухмыльнулся, глядя в растерянное лицо Тайлера. Он ещё долго стоял, смотря вслед уезжающей чёрной машине, которая увозила от него навсегда девушку, которую он любил всем сердцем, не смотря ни на что.***
Ксавье не сводил глаз с Уэнсдей, пока они возвращались в поместье Аддамсов. — Я рад, что ты сама приняла такое решение, — наконец-то решился заговорить он. Уэнсдей молчала. Пока она с безразличным видом сидела в катафалке, внутри неё разрасталась огромная дыра от боли и отчаяния, словно ей только что беспощадно вырвали сердце наживую. Не осталось слёз, чтобы плакать, не было сил, чтобы кричать. Уэнсдей ненавидела себя за каждое слово, сказанное в доме Тайлера минуты назад. Она мысленно просила всех демонов и богов, чтобы он простил её и жил дальше. Хотя сама прекрасно осознавала, что забыть всю ту любовь, которая была между ними, невозможно. Она никогда не забудет. И никого больше не сможет полюбить так неистово и самозабвенно, как его. Уэнсдей старалась думать о Лили-Роуз, напоминая себе в очередной раз, ради кого пошла на такую жертву. Её маленькая девочка должна жить долго и счастливо. А Тайлер навсегда исчезнет из их с дочкой судеб. — Что теперь будет с нами, Уэнс? — Ксавье вопросительно уставился на неё. — Никаких нас больше нет, Ксавье, — всё же ответила Уэнсдей безжизненным голосом, посмотрев на мужа. — Если ты думал, что мой разрыв с Тайлером как-то повлияет на наш брак, то ты ошибаешься. Я не люблю тебя. Я не хочу быть твоей женой. Всё, чего я хочу, это жить одна и растить Лили-Роуз. — А его ты, значит, любишь? Да? Даже после того, как узнала, что он убьёт нашу дочь? — нервно спросил Ксавье. — Он этого не сделает, — сухо произнесла она. — И если ты действительно хочешь услышать ответ на свой вопрос, то знай, я любила Тайлера все одиннадцать лет, пока мы с ним не виделись, все годы, пока мы с тобой встречались, и каждый день, пока я состою в браке с тобой. Только его одного. Я люблю его сейчас, в это мгновение, и буду любить всегда. Что бы не происходило в моей грёбаной жизни. Ксавье опустил глаза. — Уэнс, подумай хорошо, мы ещё можем всё исправить. Мы можем жить дальше, как полноценная семья, ради нашей малышки. Я люблю тебя и готов всё забыть, — проговорил Ксавье, глядя на неё исподлобья. — Я не хочу ничего забывать. Эти воспоминания — единственное, что останется со мной навсегда, — резко ответила Уэнсдей. — И Ксавье, это уже не любовь. Это болезнь, наваждение, одержимость. Что угодно, только не любовь. Мы спокойно разойдёмся, продолжим вместе воспитывать нашу дочь. Нам придётся сохранить хоть подобие нормальных отношений ради Лили-Роуз. И мы сделаем это. Она не должна страдать из-за ошибок своих родителей. Я верю, что ты ещё встретишь девушку, которая сделает тебя по-настоящему счастливым. Но это не я, пойми. Нам пора поставить точку в наших отношениях. Раз и навсегда. — Моя милая Уэнсдей, пойми и ты, что если бы я хотел чего-то другого, то уже давно ушёл бы от девушки, которая любит не меня. Но я живу с этим много лет. Я не хочу никого другого рядом с собой. Мне нужна только ты одна, — многозначительно произнёс Ксавье. — И я, в отличии от тебя, не считаю наш брак ошибкой. Подумай, Уэнсдей. — Ксавье, я скоро вернусь в Нью-Йорк и подам на развод. Всё кончено, — устало ответила Уэнсдей и перевела взгляд за окно. — Хорошо, — тихо проговорил Ксавье. — Мне жаль. Что-то могло насторожить её в этом «Мне жаль». Но не в этот день. Уэнсдей не почувствовала угрозу в его словах, ведь мыслями она пребывала уже где-то далеко. В тех счастливых днях, что она проживала рядом с Тайлером. И пусть будущее было не определено, Уэнсдей хотя бы узнала, каково это — быть счастливой рядом с любимым мужчиной. Она навсегда сохранит в памяти эти моменты. Как и свою любовь к нему.***
Тайлер всё ещё стоял на крыльце и не мог уложить в голове все их с Уэнсдей моменты и её слова, которые были сказаны несколько минут назад. Её прикосновения, взгляды никак не вязались с её жестокими фразами, которые по кругу крутились у него в сознании, отдавая эхом в голове.«Ты же не всерьёз думал, что спустя столько лет я брошу Ксавье, нашу семью, роскошную жизнь и уйду к тебе? Куда? В дом твоего отца? Это же смешно» «Сделай одолжение, исчезни из моей жизни»
Это словно были два разных человека, но он не понимал, какая из них настоящая Уэнсдей. Одно он понимал точно, она не хотела его больше видеть. Её ярко накрашенные глаза метали стрелы ненависти в него, раня ещё сильнее горьких слов. Если Уэнсдей поставила себе цель, ударить его как можно больнее, вынуть сердце и растоптать его, то она может собой гордиться. Тайлер не ощущал ничего, кроме пустоты и невыносимой боли, которая сковывала его изнутри. Он вернулся в дом, выбросил недавно купленные свежие продукты в мусорный мешок. Поднялся наверх за почти неразобранной сумкой. Молча закрыл дверь дома на два замка, вызвал Убер, чтобы уехать в аэропорт, и стал ждать. В аэропорту Берлингтона он купил билет на ближайший рейс до Лос-Анджелеса с пересадкой в Нью-Йорке. Пора возвращаться в свою жизнь. Насильно мил не будешь. Тайлер не знал, когда ещё раз вернётся в Джерико, да и вернётся ли вообще. Уже сидя в самолёте, он не выдержал и написал ей сообщение: «Будь счастлива, Уэнсдей». Тем самым ставя точку в их счастливой истории с несчастливым финалом.***
Когда Уэнсдей и Ксавье вернулись к Аддамсам, она прошла наверх в свою комнату, не желая никого видеть. Ксавье остался с Лили-Роуз в гостиной. Девочка давно не видела отца, поэтому вновь буквально не отходила от него ни на шаг. Он провёл с ней целый день, а вечером уехал в аэропорт, чтобы вернуться в Нью-Йорк. Уэнсдей всё это время не выходила из комнаты. Она с каким-то остервенением смыла яркий макияж с глаз, слёзы смешивались с тушью и пенкой для умывания. Уэнсдей плакала, хотя, казалось, что слёз совсем не осталось. Она чувствовала боль, обиду и горечь от произошедшего. Словно жизнь потеряла всякий смысл, и только её маленькая дочь удерживала её на плаву в этом огромном океане разочарования. Когда пришло сообщение от Тайлера, Уэнсдей удалила его, даже не прочитав. И обязательно решила сменить номер. Он больше никогда не должен был появиться в их жизни. Мортиша приходила в её комнату несколько раз, предлагала поесть, попить или хотя бы поговорить. Но Уэнсдей лежала в кровати на спине, смотрела в потолок и не могла пошевелиться, на всё отвечая отказом. Ближе к вечеру мама привела в комнату Лили-Роуз. Та кинулась к Уэнсдей обниматься. Ради неё она пересилила себя и встала с кровати. В ту ночь они с малышкой заснули в обнимку. Уэнсдей вдыхала родной запах маленького тельца, и только это её успокаивало. Она не спала и мечтала, как разведётся с Ксавье, как они с Лили-Роуз уедут куда-нибудь, купят небольшой домик и будут жить вдвоём. Начнут жизнь заново. У них будет маленькая, но такая счастливая семья. Они будут готовить еду и печь пироги на их уютной кухне, вместе они обязательно научатся. Раз в неделю будут устраивать пикники на свежем воздухе, много гулять и кататься на велосипеде. Они с ней непременно будут ездить к бабушке и дедушке, а ещё путешествовать по стране и миру. У Лили-Роуз появятся друзья среди соседских ребятишек, и Уэнсдей будет совсем не против, если в их доме будут проходить весёлые шумные детские праздники. Её малышка должна расти счастливой девочкой. Уэнсдей посвятит свою жизнь дочери и обязательно начнёт писать снова. В этом и будет её настоящее счастье. Только в этих мыслях Уэнсдей удалось заснуть.***
Следующие несколько дней тянулись медленно. Уэнсдей хоть и выходила из комнаты, но чувствовала себя плохо. Ей хотелось спать, она отказывалась от еды, и пила лишь успокоительный чай Мортиши. На сердце всё равно лежал тяжелый груз. Должно пройти время, пока Уэнсдей смогла бы пережить и принять эту утрату. Вид у неё был болезненный, и Мортиша всерьёз забеспокоилась о здоровье дочери. Но Уэнсдей лишь отмахивалась, говоря, что всё нормально, и уходила в комнату, чтобы хоть немного подремать и забыться. В тот вечер они всей семьёй сидели в гостиной, Лили-Роуз играла с дедушкой, а Мортиша пыталась разговорить Уэнсдей, чтобы хоть немного отвлечь её от грустных мыслей. Внезапно на весь дом раздался звонок домашнего телефона. Мортиша удивлённо подошла и взяла трубку. Было уже довольно поздно для звонков. — Да Кристоф, — Уэнсдей поняла, что звонил их семейный юрист мистер Миллер, и напряглась. Мортиша несколько минут внимательно слушала, что говорил юрист, и чем дольше продолжался этот монолог, тем сильнее она менялась в лице. В комнате повисло напряжение. Гомес почувствовал неладное и, отложив игрушки, подошёл к жене. — Я поняла. Ждём тебя завтра со всеми документами, — Мортиша закончила разговор и развернулась к Уэнсдей. — Звонил юрист. Ксавье подал иск в суд с требованием о разводе и полной опеке над Лили-Роуз.