Глава 32.
Уэнсдей с Райаном забрали Лили-Роуз с танцевального кружка и поехали домой. Через несколько часов она сидела в своём кабинете и работала над третьей, заключительной частью трилогии о девушке детективе и её муже — серийном убийце. Печатая на клавиатуре, Уэнсдей задержала взгляд на своих запястьях с разодранной кожей. Кровоподтёки от грубой хватки, засосы по всему телу были не редкостью для их брака, но поранить кожу до крови — такое произошло впервые. Она тщательно рассматривала свои руки, а в голове крутились слова Райана: «Но можно хотя бы попытаться». События последних месяцев словно слились в один день. Уход за маленькими детьми, активное написание книг, ночи с Ксавье, которые она ненавидела. И горечь от своего безвыходного положения, которая накрыла её полностью с головой. Она словно потеряла себя, смирилась со своей участью. Всё это время она просто не видела выхода из этой ситуации, но слова Райана словно открыли ей глаза. А что, если действительно попытаться. Мозг судорожно заработал, и мысли в голове метались, как сумасшедшие. Что её удерживает в этом доме? Почему она не может уйти и подать на развод? Потому что в случае развода суд в отношении Лили-Роуз заочно на стороне Ксавье, она уже испытала это на себе, когда ему одобрили временную опеку. Значит необходимо сделать так, чтобы дочь без вопросов оставили с ней. А для этого нужны веские основания, потому что Ксавье по-прежнему оставался идеальным отцом. Но вот мужем… Она понимала, что при хорошем адвокате и сговорчивом судье любые засосы и кровоподтёки можно списать на проявление бурной любви. Здесь было необходимо что-то более серьёзное. Уэнсдей догадывалась, почему Ксавье никогда не заходил дальше в проявлении своей агрессии. Побои на её теле выглядели бы убедительнее для суда, а ему это как раз было не на руку. Она подошла к большому зеркалу, что висело на стене в её кабинете, и сделала фото на телефон. Чтобы было видно её печальное лицо и особенно хорошо были видны кровавые ссадины от верёвок на запястьях. Вернувшись за стол она судорожно стала печатать заметку в телефоне.Я умоляла его не связывать мне руки, но Ксавье словно не слышал меня. Тугие верёвки моментально впились в кожу, оставляя отметины и вызывая болезненные ощущения…
Закончив подробное описание событий этой ночи, которые привели к кровавым отметинам, Уэнсдей следом записала ещё пару случаев, которые оставили особенно мерзкие следы в её сознании, по деталям доставая события, которые так хотела забыть, из глубин памяти. Особенно подробно она записала тот самый первый раз, когда Нейту исполнилось четыре месяца. Она пока не понимала для чего это делает, но знала, что это рано или поздно может пригодиться. Затем она создала запароленную папку на облачном хранилище и закинула туда заметку вместе с фото. Это маленькое действие сильно воодушевило её. Она чувствовала, что это крохотный, но всё же шаг к её возможной свободе. На следующий день ей позвонили с частного детского сада, в который они недавно подали документы, и сообщили, что могут принять Лили-Роуз со следующей недели. Уэнсдей сразу же позвонила своему агенту Джеку с просьбой организовать встречу с главным редактором издательства, в котором она теперь печаталась. К тому моменту вышли уже две её книги, которые побили рекорды продаж её предыдущих романов. Аманда Харрис — главный редактор издательства, которое принадлежало её отцу, хорошо относилась к Уэнсдей. Это было ожидаемо, ведь по итогам первого полугодия она попала в топ-5 самых продаваемых авторов, публикуемых в их издательстве. Поэтому она с радостью встретилась с Уэнсдей на следующий день. Аманде было тридцать два года. Красивая высокая брюнетка, за плечами у которой осталось три развода. Она была требовательной, прямолинейной, но всегда оставалась человечной. Легко относилась к жизни и никогда не зацикливалась на мужчинах. Три брака не мешали иметь ей много любовников, чего она никогда не скрывала. О её любовных похождениях часто судачили в издательстве, но сама Уэнсдей никогда не вникала в личную жизнь своего работодателя. Уэнсдей попросила у Аманды дать ей дополнительную работу. Она хотела отвозить Лили-Роуз утром в детский сад, а сама с Нейтом или одна приезжать хотя бы на несколько часов в издательство поработать, а ещё брать часть работы на дом. Главред пошла ей навстречу, хоть и немного удивилась её желанию взять дополнительную нагрузку с двумя маленькими детьми на руках, ведь она точно знала, что проблем с финансами в их семье не было, и в издательство Уэнсдей приезжала на дорогой машине с личным водителем. Аманде нравилось, как она пишет, поэтому они договорились, что помимо написания свой книги, Аддамс будет редактировать чужие работы. Ей даже выделили отдельный кабинет, куда она могла приезжать в любое удобное время.***
Ксавье вернулся через несколько дней с кучей подарков для Уэнсдей и детей. Она же, в свою очередь, даже не стала встречать его внизу в гостиной, спокойно редактируя чужой текст в своём кабинете. Не обнаружив её внизу, Ксавье, раздражённый, поднялся к ней в комнату. — Здравствуй, Ксавье, — произнесла она, не оборачиваясь, а затем подняла правую руку, демонстрируя его давний подарок, широкий золотой браслет. — Смотри, твой подарок пригодился. Он отлично скрыл раны от верёвок. Купи ещё один на вторую руку, пожалуйста. Ксавье немного опешил. — Привет, любимая, — проговорил он, подходя к ней ближе. — Даже не встретила меня. Неужели не соскучилась? Лично я каждую минуту думал о тебе. — Ага, — наотмашь ответила Уэнсдей, продолжая заинтересованно вчитываться в текст и делать правки. — Уэнсдей, что происходит? — раздражённо спросил Ксавье, встав сбоку от неё и пристально глядя на её профиль. — Я работаю, в издательстве попросили отредактировать чужие работы, у них не хватает людей, — спокойно ответила она, продолжая смотреть в монитор. — Зачем тебе это нужно? Тебе что, не хватает денег? Ты скажи, если что-то нужно, — ответил он, облокотившись на рабочий стол. — Спасибо, Ксавье, ты очень щедр. Но мне хватает денег от продажи моих книг, — невозмутимо ответила Уэнсдей, продолжая печатать. — Но браслет на вторую руку купи. Не хочу тратить свои деньги, чтобы прятать следы твоей больной фантазии и несдержанности. — Уэнс, — ласково произнёс Ксавье, беря её за руку и целуя ладонь. — Ты обиделась. Прости меня за это. Верёвки были лишними. — А значит всё остальное в течение этих пяти месяцев было в самый раз, да? — с удивлением спросила Уэнсдей, наконец-то посмотрев на него. — Вот как мы заговорили, — ехидно произнёс Ксавье. — И к чему ты клонишь, родная? — Ксавье, моё терпение лопнуло, — спокойно ответила Уэнсдей. — Купи себе проститутку, чтобы она ублажала тебя ночами. Я даже не против, если она будет жить с нами в одном доме. Ксавье ухмыльнулся. Казалось, что этот диалог его забавил. — Уэнс, ну ты же понимаешь, что дело не только в сексе, — ответил он, склонив голову на бок. — А в чём ещё? В том, чтобы сломать меня как личность? Растоптать моё достоинство? Унизить меня? Ты этого добиваешься? — спросила она, бросив короткий взгляд взгляд на приоткрытую дверь. — Так ты уже достиг цели, поздравляю. Меня больше нет. Ксавье уловил её взгляд, встал и закрыл дверь на замок, от чего у Уэнсдей предательски участился пульс, хотя она продолжала внешне выглядеть спокойно. — А знаешь, мне даже нравится, когда ты такая. Дерзкая, — усмехнулся Ксавье, вернувшись к ней. — Будь сегодня такой в спальне, хорошо? — Я не приду сегодня. Видишь ли, у меня много работы, — с вызовом заявила она. — Мне плевать на твою работу, я соскучился, Уэнсдей, — Ксавье подошёл к ней сзади и положил руки на плечи. — А мне не плевать, — уверенно парировала она. — И я буду выполнять её, а не ублажать тебя. — Так, всё, это начинает действовать мне на нервы, — сказал Ксавье, крепче сжимая её плечи. — Сегодня ты спишь со мной, поняла? — Или что? — резко выпалила Уэнсдей. — Ты знаешь, что, Уэнсдей. Вылетишь из дома. Одна, без детей, — угрожающе произнёс Ксавье, наклонившись к её уху. — Ну Нейт биологически не твой ребёнок, тебе его не оставят. А Лили-Роуз. Ты знаешь, она уже большая девочка, мы будем видеться дважды в неделю, а потом она вырастет и всё поймёт, когда узнает, какой у неё папа монстр, — сохраняя остатки самообладания, произнесла Уэнсдей, стараясь говорить уверенно. Она очень рисковала, говоря такое, ведь Ксавье действительно мог выгнать её из дома, отобрав дочь. Но за эти пять месяцев в спальне с ним она чувствовала, что дело здесь далеко не в Лили-Роуз. Ксавье была нужна именно она. — Что ж, ты можешь собирать свои вещи, — вздохнув, сказал Ксавье. — Хорошо, — спокойно ответила Уэнсдей, пожав плечами. — Тогда я завтра прямо с утра поеду в суд, подавать на развод. Зачем терять время. Ксавье сверлил взглядом её затылок, пытаясь понять, что за игру она с ним затеяла. Он не верил, что Уэнсдей вдруг резко решила отказаться от дочери, лишь бы не делить с ним постель. Ксавье судорожно прокручивал в голове все предыдущие месяцы, пытаясь понять, в чём дело. Он не готов был отпустить её. Никогда. — Через месяц Рождество. Не хочу портить Лили-Роуз праздник. Она не виновата, что матери на неё наплевать, — надменно произнёс Ксавье, убирая руки с её плеч. — Поживи до конца года, будь добра. И да, спустись, пожалуйста, к ужину. Мы же всё-таки пока семья. Не расстраивай детей. Он молча вышел из кабинета, и Уэнсдей наконец-то выдохнула. Всё внутри неё ликовало. Получилось. Хотя бы на какое-то время он не будет трогать её. Она прекрасно понимала, что Ксавье так просто не сдастся и не отпустит её, но он принял эту игру, а значит следующий шаг за ней. Ей были необходимы доказательства жесткого обращения с собой. И что-то серьёзнее, чем всё, что было до этого. Уэнсдей понимала, что её муж психопат и абьюзер, надо просто подождать, или даже, возможно, помочь раскрыться ему в полной мере. — Что ж, Ксавье, посмотрим, кто из нас сильнее, — себе под нос проговорила Уэнсдей, и продолжила редактировать главу.***
Следующие дни пролетели незаметно, они с Ксавье общались только при детях, пытаясь сохранить видимость семьи. Через две недели, он зашёл к ней поздно вечером в спальню, когда она уже собиралась ложиться спать. — Ксавье, я не принимаю гостей так поздно, — ледяным тоном сказала она, глядя на него в зеркало. — Я не гость, Уэнсдей, я твой муж, — спокойно произнёс он, проходя вглубь комнаты. — Я пришёл поговорить. — Говори, — сухо ответила она, продолжая наносить крем на лицо. — Почему всё так? Почему мы не можем жить нормально? — обречённо спросил Ксавье. — Ты меня спрашиваешь, почему? — раздражённо ответила Уэнсдей. — Наверно потому, что нам давно пора расстаться и каждому жить своей жизнью. — Уэнсдей, ты представляешь, через что мне пришлось пройти? Ты трахалась с другим. Ты, блять, родила от него ребёнка! И я принял его, как родного. Я всё для вас делаю, а взамен всего лишь хочу немного ласки, — выпалил он. — Тебе рассказать, через что прошла я? — всё так же уверенно говорила Уэнсдей. — Ради дочери я обидела и бросила человека, которого люблю. Следом у меня отнимают ребёнка и шантажом заставляют жить в браке с человеком, которого я ненавижу. Думаешь, это всё? Нет, меня насилуют на протяжении пяти месяцев. Да любая бы уже на моём месте сошла с ума от такой жизни! — Меня ненавидишь, а его, значит, любишь? — с горечью в голосе спросил Ксавье. — Он убьёт Лили-Роуз! Ты понимаешь это? — Тайлер её не тронет! Его больше нет в нашей жизни, успокойся уже, — выпалила Уэнсдей в ответ. — К чему вообще эти разговоры? Ты же всё решил. — Ты не бросишь Лили-Роуз, я знаю. — А ты не выгонишь меня из дома, потому что я тебе нужна, — с вызовом произнесла она. — Хочешь проверить? — с прищуром спросил Ксавье. — А ты? — ответила Уэнсдей, не сводя с него глаз. — А я сделаю всё, чтобы ты никуда не ушла. Буквально всё, Уэнсдей. У тебя нет шансов. Ты всё равно будешь моей, — сухо проговорил Ксавье. — Тогда тебе придётся убить меня и похоронить на участке под своим окном, — со злостью процедила она. — Тебя — нет. А вот за других не ручаюсь, — усмехнулся Ксавье и вышел из комнаты.***
Через три дня зимним субботним утром у Лили-Роуз проходил отчётный концерт для родителей в танцевальной студии, где она занималась уже больше полугода. В Нью-Йорке выпал снег, и атмосфера на улице царила просто волшебная. Они с Ксавье практически не общались, но в то утро, как примерная любящая семья, собрались и поехали все вместе на концерт, в котором будет принимать участие их любимая дочь. Лили-Роуз очень хотела прогуляться по свежему снегу, поэтому уговорила родителей выйти из машины раньше и целый квартал пройти пешком по зимнему городу. По дороге она всё время спрашивала, не забыли ли они три её концертных платья и туфли. Потом малышка вдруг резко остановилась и стала рыдать. — Мы забыли лошадкууууууууу, — протянула Лили-Роуз со слезами на глазах из-за того, что оставила свою любимую игрушку дома. — Я ей обещала, что возьму с собой на концерт, и не взялаааааа. — Милая, лошадка обязательно поедет с нами на следующий концерт, я тебе обещаю, — успокаивала её Уэнсдей, продолжая вести за руку. — Нет, мне надо сейчас, — не унималась Лили-Роуз, продолжая рыдать на всю улицу. — Вернёмся домой, мама. Уэнсдей остановилась и опустилась перед ней на корточки, пока Ксавье с Нейтом на руках шли чуть впереди и свернули в цветочный магазин. — Милая, мы уже опаздываем, давай я сниму всё выступление на телефон, и ты покажешь лошадке, хорошо? А в следующий раз мы обязательно возьмём её с собой, я лично прослежу за этим, договорились? — ласково произнесла Уэнсдей и малышка, кивая головой, стала успокаиваться. Уэнсдей обняла её, а взгляд упал на практически пустую улицу и замер. В тридцати метрах от них стоял парень. Её сердце упало вниз, когда она поняла, что это был Тайлер. Она не могла его не узнать. Каждая клеточка её тела тянулась к нему. Уэнсдей не понимала, что он здесь делает. Он следит за ними или это опять воля случая. Он болезненно смотрел на неё, не в силах пошевелиться, пока внутри неё всё рушилось. Сердце переполняла боль за те сказанные ему слова и одновременно страх за Лили-Роуз. Она резко встала, взяла дочь за руку и быстро повела в сторону цветочного магазина, откуда вот-вот должны были выйти Ксавье с Нейтом. Перехватив их на выходе, она быстро пошла вперёд, торопя остальных, потому что они и так уже опаздывали. Сердце Уэнсдей колотилось как бешеное, а все мысли были поглощены только им. Она знала, что бы Тайлер не делал в Нью-Йорке, ей точно нужно держаться от него подальше.***
Уэнсдей отвела взгляд и отвернулась, взяв Лили-Роуз за руку и быстро уводя её прочь. Через мгновение из магазина вышел Ксавье с корзиной в одной руке, а в другой держа маленького ребёнка. Тайлер почувствовал жжение в груди. Счастливое семейство обзавелось ещё одним малышом. Видимо, у них всё действительно хорошо. Боль снова пронзала его сердце, а злость и обида мешали ему адекватно воспринимать происходящее. Тайлер непроизвольно вспоминал все моменты, когда они были вместе, их любовь, для которой, казалось, нет преград. Но всё перекрывалось чёрными чернилами её слов, сказанных напоследок. Он с завистью смотрел, как семья Торпов скрывается за углом, и ненавидел себя за это чувство. Такое низкое и мерзкое, но именно это он ощущал в ту секунду. Тайлер ощущал, что в глубине души он до сих пор любил Уэнсдей. И эта случайная встреча вновь напомнила ему о прошлом и вызвала острые эмоции, которые лезвием пронзали его сердце. Тайлер понимал, что она продолжала жить свою счастливую жизнь с Ксавье, пока сам он всеми силами пытался мысленно закрыть эту главу своей жизни и примириться с тем, что всё между ними было ложью. Взяв себя в руки, Тайлер всё же дошёл до офиса, где у него состоялась встреча с заказчиком, на которой он наконец-то смог абстрагироваться, полностью погрузившись в работу. Настроение весь день было отвратительным, поэтому он принял предложение выпить по бокалу вина после работы от одной симпатичной постоянной гостьи его ресторана, которая уже неделю приходила ужинать в «IL CIELO» и оказывала ему знаки внимания. Вечер плавно перетёк в бурную ночь в её шикарном пентхаусе, где Тайлер пытался забыться и не думать о той, что разбила его сердце. Наутро он спустился вниз, где Аманда, так звали девушку, готовила блинчики на завтрак. Тайлер понимал, что это было лишь формальностью, ведь он никогда не встречался с девушками чаще одного раза. Не хотел привязываться и давать ложную надежду на что-то большее, чем просто секс. Аманда работала главным редактором одного из крупнейших издательств Нью-Йорка. Она была поглощена своей работой, поэтому даже завтракая блинчиками и запивая их кофе, рассказывала ему, как одна писательница, с которой они стали работать относительно недавно, по итогам полугодия ворвалась в пятёрку самых продаваемых авторов, выпускающих свои книги в их издательстве, а по итогам трёх кварталов и вовсе вошла в топ-3. Тайлер слушал вполуха, полностью погруженный в собственные мысли. — Эта Аддамс конечно странная, но пишет она превосходно, — сказала Аманда, допивая свой утренний кофе. — Как, ты сказала, её зовут? — звук до боли знакомой фамилии вырвал его из своих тяжёлых раздумий. — Автора? Уэнсдей Аддамс. Читал? — заинтересованно спросила Аманда, убирая чашки в посудомоечную машину. — Фамилия показалась знакомой. Но нет, никогда не слышал и не читал, — ответил Тайлер, осознавая, что Уэнсдей на самом деле ближе, чем он думал. — Что ж, тогда смело могу её порекомендовать, — ответила она, заканчивая лёгкую уборку на кухне. — Тебя подкинуть до работы? — Нет, спасибо, мне ещё надо заехать домой, — задумчиво произнёс Тайлер и следом спросил, улыбаясь. — Аманда, а что ты делаешь сегодня вечером? Она задержала на нём свой лукавый взгляд и широко улыбнулась в ответ.***
По будням Уэнсдей отвозила Лили-Роуз в детский сад, а после практически каждый день ездила в издательство, чтобы поработать там, выдохнуть и сменить обстановку. Время шло, а Ксавье продолжал вести себя на удивление спокойно. Она по-прежнему вела себя с ним резко и пренебрежительно, надеясь на какую-то ответную реакцию. Но он не вёлся на эти манипуляции, и это вызывало беспокойство внутри неё. Неужели после Нового года они просто разойдутся, и Ксавье всё сделает для того, чтобы оставить Лили-Роуз себе. Этого Уэнсдей никак не могла допустить. Каждый год в издательстве, где теперь работала Уэнсдей, проходили торжественные вечера за несколько дней до Рождества, на которых сотрудники и авторы подводили небольшие итоги года и праздновали до поздней ночи. Все знали о мероприятии и уже начинали готовиться, но официально Аманда Харрис объявляла о торжестве лишь за неделю. Конечно же Уэнсдей не планировала никуда идти, но главный редактор зашла к ней в кабинет, чтобы пригласить лично. — Уэнсдей, я хочу, чтобы ты пришла на праздник. Ты один из наших топовых авторов, все хотят познакомиться с тобой, — попросила её Аманда. — Наши торжественные вечера всегда проходят весело. Приходи. — Я не люблю знакомиться, — честно ответила Уэнсдей, оторвав взгляд от монитора. — Я знаю, поэтому и приглашаю тебя лично. И заметь, я это делаю впервые за пять лет, пока нахожусь в этой должности, — продолжала настаивать Аманда. — Я очень хочу, чтобы ты пришла. Правда. — Я обещаю подумать, — сдалась Уэнсдей. На самом деле развеяться ей не мешало. Тем более Ксавье в эти дни будет в отъезде, а это значит, что не нужно будет тащить его с собой. — Скажу по секрету, я приду не одна, — мечтательно произнесла Аманда, словно вспоминая кого-то. — Уэнсдей, я впервые задумалась о четвёртом браке. Ты не представляешь, какое у него тело, и какой он потрясающий любовник. Так и быть, познакомлю вас на вечере, раз ты замужем. Аманда с довольной улыбкой подмигнула Уэнсдей и вышла из её кабинета.***
В назначенный день Уэнсдей оставила детей с няней и, надев облегающее чёрное платье в пол с длинными рукавами и глубоким вырезом на правом бедре, вызвала Райана, чтобы тот отвёз её. Следы от верёвок практически зажили, но она всё равно надела широкий браслет, чтобы скрыть отметины от посторонних глаз. Волосы после стрижки за несколько лет сильно отросли, и Уэнсдей убрала их в высокую причёску, оставив короткие пряди по бокам. Она не сказала Ксавье про то, что собирается поехать на праздник в издательство, и не чувствовала никакого угрызения совести за это. Райан привёз Уэнсдей ровно к шести вечера. Красивое старинное здание издательства было погружено в атмосферу праздника. Украшенные ёлки стояли в холле и на широкой лестнице, ведущей на второй этаж, где и проходила вся торжественная часть, а мелодичная рождественская музыка словно обволакивала всё вокруг. Людей было действительно много, и большинство из них Уэнсдей видела впервые. Каждый из присутствующих безусловно надел свой лучший наряд в тот вечер, но абсолютной звездой этого праздника была Аманда Харрис. Высокая, статная, в шикарном облегающем блестящем платье с тонкими бретелями, она, как принцесса, ходила вдоль столиков с шампанским и старалась уделить внимание каждому. — Уэнсдей! Я очень рада, что ты пришла, — искренне произнесла она, когда увидела её, стоящей у одного из книжных шкафов с бокалом шампанского. — Пойдём со мной. Аманда взяла Уэнсдей за руку и утянула в центр зала. — Минуточку внимания, дорогие друзья! — одной фразой она обратила на себя всё внимание присутствующих. — Возьмите все по бокалу. Я хочу, чтобы мы с вами выпили за новую звёздочку нашего издательства, Уэнсдей Аддамс, которая со своими романами уже попала в топ-3 самых продаваемых авторов. И это, на минуточку, меньше чем за год! Уэнсдей была не рада такому всеобщему вниманию, мечтая, чтобы Аманда поскорее закончила её прилюдное чествование. — Я рада, что ты стала частью нашей семьи, — тихо произнесла она, повернувшись к ней лицом и дружелюбно глядя ей в глаза, а потом вдруг резко посмотрела куда-то ей за спину. — Тайлер, познакомься, это та самая Уэнсдей. У Уэнсдей перехватило дыхание, она не верила своим глазам, но через мгновение к ним действительно подошёл Тайлер и приобнял Аманду за талию. Её Тайлер. Обнял Аманду. Уэнсдей стояла, как вкопанная, не понимая, что здесь происходит, пока он смотрел на неё хищным взглядом. — Рад знакомству, Уэнсдей Аддамс, не читал ни одну Вашу книгу, но Аманда буквально принуждает меня это сделать, — с ухмылкой произнёс Тайлер, прижав Аманду ближе к своему телу и поцеловав её в щёку, отчего та буквально засияла от счастья. Уэнсдей смотрела на него, не моргая, и чувствовала, что проглотила собственный язык. «Ты не представляешь, какое у него тело, и какой он потрясающий любовник», — звучали в её голове отвратительные слова Аманды на повторе. — Не утруждайте себя, Вам не понравится, — она всё же нашла слова и ехидно процедила ему в ответ, а потом, извинившись, ушла прочь. Она быстрым шагом пошла в дамскую комнату, пытаясь успокоиться. Уэнсдей уставилась на своё отражение в зеркало. Щёки пылали, а сердце выскакивало из груди. Что Тайлер задумал, почему он здесь, да ещё и крутит шашни с главным редактором издательства, в котором она теперь работала? В ушах звенело так, что Уэнсдей с трудом осознавала, что только что произошло. Немного ополоснув щёки водой, она стояла, пытаясь наконец-то взять себя в руки. Минут через десять она приняла решение уйти с этой вечеринки, которая не сулила ей ничего хорошего. Выйдя из туалета, она уверенно направилась к главной лестнице, ведущей на первый этаж.***
Тайлер стоял внизу и смотрел на то, как маленькие ножки спускаются по огромной лестнице, невольно вспоминая Вороний бал, когда они с ней впервые пошли куда-то вместе. Уэнсдей вновь была по-особенному красивой. Но она даже не обратила на него внимания, словно его там вообще не было. — Уже уходишь? — спросил он вдогонку, когда она уже прошла мимо и почти удалилась. Но Уэнсдей и не думала останавливаться, уверенно идя в сторону гардероба. — Не думал, что настолько противен тебе, что не заслуживаю даже взгляда, — он прошёл чуть дальше за ней, и она, наконец, остановилась. — Что тебе нужно, Галпин? — уставилась она на него прожигающим взглядом, пока внутри её всю колотило и разрывало на осколки. — Ответь на вопрос, — грубо повторил Тайлер, зациклив взгляд на этих глазах. — Мне наплевать на тебя, — ответила Уэнсдей коротко и сухо. Так, словно хотела обидеть еще сильнее. Продавить его и унизить. — Ну, я примерно так и думал, — прозвучал ровный голос с лёгкой нотой укора. Она стояла и молчала, продолжая буравить его взглядом. Он вдруг решил подойти ближе, почти в упор, и спросил обволакивающим шёпотом: — Если наплевать, почему вся дрожишь? Уэнсдей оцепенела от этих движений, слов, взгляда. Внутри что-то шевелилось. Было тяжело даже дышать. — Я не дрожу, — ответила она сбивчивым, тревожным голосом. — Ты много о себе думаешь. — Боишься? — продолжил Талер мучить её. Ей хотелось броситься к нему в объятия прямо там, но губы твердили другое. — Нет, — ответила Уэнсдей с безэмоциональным видом. — Тогда давай поговорим, как взрослые, — предложил он, оглядев её с ног до головы таким взглядом будто играл с ней в игру «кошки-мышки». Не выдержав, она схватила его за руку и, вообще не думая, потащила в ближайшее пустое помещение. Маленькие, холодные пальчики держали его за запястье и нацелено тащили в сторону кабинета. От тёмного помещения веяло прохладой и сыростью. Уэнсдей застыла прямо посреди комнаты, когда Тайлер моментально закрыл дверь на защелку, и спросила: — Говори. — Я сюда не разговаривать пришёл, — раздался мужской тембр, и он быстро направился в её сторону, заставив отпрянуть назад, и от этого натиска она уткнулась ягодицами в огромный дубовый стол, который был весь завален какими-то бумагами. Тайлер подошёл вплотную, склонившись головой к её шее и вдавив её в столешницу. Уэнсдей старалась дышать, но ни черта не получалось. Казалось, она сейчас расплачется, настолько близко он был. Сердце стучало, как бешеное, она готова была издать жалобный выдох, как когда-то в полицейском участке. Тайлер вспоминал все те слова, что Уэнсдей говорила ему, и в груди будто сидел осколок, что не давал нормально дышать. Ощущая дрожь её тела, он не мог понять, что за химия, между ними происходила. Если всё было лишь чёртовой игрой. Она смотрела на него, будто это было то, чего она так хотела. Не спрашивая, Тайлер обхватил руками её поясницу, а затем опустил ладони ниже, подняв и усадив её на столешницу. Но затем просто замер, уставившись прямо в её глаза. Он всегда был готов утонуть в них, но сейчас в них было что-то особенное, он так и не успел понять, что, потому что Уэнсдей не выдержала и начала целовать его. Целовать ровно так, как тогда, когда принадлежала ему. И пусть он чувствовал боль, именно сейчас ему хотелось заняться с ней сексом на этом столе. Таким сексом, от которого она бы ощутила себя блядью. Всё происходило быстро. От поцелуев становилось жарко. И Уэнсдей прекрасно понимала, что никто и никогда не умел целовать её так, как он. Её руки накрыли его плечи, сильнее притягивая его тело к себе. Ей хотелось оторвать все пуговицы на его рубашке, но она торопливо расстегивала их, опускаясь руками по гладкой коже его торса к его ремню. Бугристые изгибы мышц сводили с ума. Его тело было совершенным. Тайлер не до конца расстегнул молнию на её платье, слегка оголив её плечи, чтобы впиться в них губами, оставляя глубокие засосы. Резко придвинув её к себе ближе, рука потянулась за презервативом, но Уэнсдей остановила его: — Я на таблетках, — выдохнула она ему в губы, и он болезненно подумал о том, что счастливое семейство решило остановиться на двух детишках. В груди защемило сильнее. И Тайлер жёстко придавил её к себе, отодвинув в сторону её кружевное белье и проникая внутрь без каких-либо лишних вопросов. Пальцы накрыли её клитор и отнимали шанс оставаться в здравом рассудке. Всё плыло перед глазами. Наконец, за столько времени она ощущала это чувство вновь. Ей хотелось кричать на весь кабинет, но было нельзя, их могли услышать. Комнату окутали стоны, Уэнсдей зажала его своими лодыжками, понимая, что он немного другой. Она ощущала это всем своим нутром. Сильнее притягивая его к себе Уэнсдей принялась стонать прямо в его губы, только бы не потерять возможность касаться их своими, даже если вскользь. От него пахло чем-то пряным. И она хорошо ощущала этот запах. Духи чёртовой Аманды, которая висела на нем несколько минут назад. Сейчас она буквально ненавидела её, стараясь ощутить его настоящий аромат за нотами этого терпкого, навязчивого кошмара. Его руки плотнее сжали её кожу даже через плотную ткань её платья. И, казалось, Тайлер тоже ощущал её внутренние изменения. Однако даже после второго ребенка её тело по-прежнему выглядело идеально. Он был так близко и глубоко в ней, что до финиша оставались считанные секунды. Это могло быть только с ним. Её ноготки елозили по его коже, оставляя еле заметные царапины спереди, пока его рот создавал на её плечах и ключицах алые круги от поцелуев. Девичьи бедра сжались сильнее, Уэнсдей слегка откинулась назад, в чёрных глазах рассеивалась серая дымка от нарастающего чувства эйфории. Каждое его движение подводило их обоих к вот-вот подступающему оргазму. Её тугие стенки плотно обволакивали член, и в секунду он вдруг ощутил какой мягкой она становится, резкий спазм снизу, её громкий выдох. Она сжала его так, что член в это же мгновение ощутил последний рывок внутри, дернулся и замедлился в ней. В это самое мгновение Уэнсдей уже прижала его к себе так близко, чтобы он не видел её влажных от слёз глаз. Сердце сходило с ума в его объятиях. Тепло его кожи казалось чем-то необходимым, но настало время прощаться. Она молча отстранилась от него, и он тоже. И по ним обоим было видно, как они нуждались друг в друге, но отныне они играли роли, в которых должны были ненавидеть и держаться подальше друг от друга. — Это ничего не меняет, — отрезала Уэнсдей, поправляя платье. — Ну разумеется, — грубо выплеснул Тайлер, застёгивая рубашку. Уэнсдей взяла себя в руки, поправила одежду, макияж и стояла у огромного зеркала, пытаясь подавить внутренние эмоции. — Выходи первый. Не хочу, чтобы кто-то увидел нас вместе, — сказала она жестоким тоном. — Боишься что кто-то передаст что-то твоему любимому муженьку? — ответил он грубостью в ответ. — Или ему уже не привыкать носить рога? Уэнсдей изогнула бровь, поскольку не ожидала услышать такое, но всё же понимала, что он обижен, ведь она вырвала ему сердце. — Я ничего не боюсь, — заявила она с гордым видом. Тайлер вдруг взял её за запястье, лицезрев под дорогим браслетом словно напрочь въевшиеся отметины и покачал головой, вспоминая её слова. — Так вот, как выглядит роскошь… Тогда я рад, что беден, — сказал он, с укором глядя на неё, и она чуть не заплакала. — Это не твоего ума дело, — коротко отрезала Уэнсдей, указывая на дверь. — Меня до сих пор удивляет, какой хладнокровной и меркантильной сукой ты стала, — с абсолютно непроницаемой гримасой сказал он, выходя оттуда и оставив её наедине с этой болью в сердце.