Глава 38.
— Родители приедут завтра к двенадцати, — произнесла Уэнсдей утром, стоя на кухне в доме Галпиных и накладывая Тайлеру завтрак. Она никогда не думала о том, что когда-нибудь будет радоваться таким простым вещам, как готовить завтрак для любимого мужчины. А ещё, Уэнсдей даже представить себе не могла, насколько это приятно — жить одной семьёй с человеком, которого любишь. Проводить с ним время и вести общий быт. Так много времени было потеряно, но Уэнсдей пообещала себе не оглядываться назад и не посыпать голову пеплом. Их общее настоящее — вот что сейчас было на самом деле важным. И Уэнсдей жадно проживала каждый день, что предоставила им судьба. А ещё она ждала официального развода с единоличной опекой над дочерью, чтобы, выпутавшись из брачных уз с Ксавье, подать в суд на своего уже бывшего мужа. Если смерть Райана действительно была на его руках, он за это заплатит сполна. Уэнсдей с Тайлером и парочкой опытных специалистов буквально на днях завершили небольшой ремонт в старом доме, поэтому первый день рождения Нейта решили отпраздновать именно там. Это место воссоединило их, и теперь оно навсегда станет их общим домом. Даже если однажды они захотят переехать в более крупный город, домик в Джерико останется тем местом, куда можно вернуться или приехать на время, чтобы отдохнуть от городской суеты. Уэнсдей всей душой любила этот дом и не жалела ни секунды, что решилась вернуться. Каждое утро Тайлер отвозил Лили-Роуз в садик, а вечером они забирали её всей семьёй. Казалось, малышка стала приходить в себя. Уэнсдей снова узнавала в ней свою смышлёную озорную девочку. Этим вечером Тайлер должен был забрать Лили-Роуз один, он как раз будет ехать из Берлингтона и заберёт малышку по пути. Весь день Уэнсдей занималась подготовкой к предстоящему празднику, а вечером они с Тайлером должны были испечь именинный торт для Нейта, и Лили-Роуз уже вызвалась им помогать. Время пролетело незаметно, Уэнсдей ждала Тайлера и дочку к шести часам вечера. Нейт в этот день очень капризничал, чего раньше за ним практически не наблюдалось. Поэтому заснул он только около пяти часов прямо в гостиной на первом этаже. Ближе к шести Тайлер написал, что они с Лили-Роуз уже подъезжают. Уэнсдей, недолго думая, вышла на крыльцо, чтобы встретить их. Она улыбалась, когда Лили-Роуз помахала ей рукой, сидя на переднем сидении подъезжающего авто. Она вообще много улыбалась после того, как они вернулись в Джерико. Дверь в дом осталась приоткрыта, и Уэнсдей услышала громкий пронзительный плач Нейта. Она пожала плечами и вернулась в гостиную, оставив входную дверь открытой. Через пару мгновений раздался взрыв.***
— Отец, она всё знает про видение! Этот сучёныш видимо сделал запись нашего разговора! — орал Ксавье в трубку через пять минут после того, как побитый покинул дом, в котором временно жила Уэнсдей с детьми. И Тайлером. Злость переполняла его настолько, что, если бы у него с собой было огнестрельное оружие, он бы вернулся и без единого сомнения застрелил всю счастливую «семью». — И? — напрягся Винсент Торп. — Она хочет развод и дочь взамен на молчание! — Так дай ей то, что она хочет! — рявкнул в трубку его отец. — Вот же мразь! — Какого хрена? Я не отпущу её! Или она будет со мной или ни с кем! — заорал Ксавье в ответ. — Ты хоть понимаешь, что со мной будет, если эта чёртова запись попадёт куда надо?! Допустим, что она действительно существует! — не унимался Торп старший. — Меня могут посадить! Репутация нашей семьи рухнет! Никто не захочет иметь дела с Торпами. Моей империи придёт конец! Что ты будешь делать? Рисовать свои каракули за пару баксов в переходе? — Мне всё равно, — равнодушно процедил Ксавье. — А мне нет! Значит так, слушай сюда, ты сейчас приедешь домой. Мы всё обсудим. Ты дашь этой суке грёбаный развод. Иначе, у меня больше нет сына, — произнёс Винсент и бросил трубку. Ксавье сплюнул сгусток крови и заорал, со всей дури размахивая кулаками в воздухе, выплёскивая скопившуюся злость. Затем он сел в машину и попросил своего нового водителя отвезти его в поместье своего отца. Джереми, дядя Райана, уволился на следующий день после того, как Уэнсдей позвонила ему, чтобы узнать информацию о племяннике. Ксавье согласился на все требования юристов Уэнсдей. Он окончательно осознал, что потерял её навсегда. Но злость и ярость не отпускали его. Он жаждал отомстить. Сделать так, чтобы Уэнсдей страдала. Пусть она больше никогда не будет с ним, но Ксавье просто не мог допустить того, чтобы она осталась с Тайлером и была счастлива с ним. Он перестал есть, и только пил, пытаясь заглушить свою душевную боль. Но она всегда была сильнее, а после снов, в которых его любимая Уэнсдей улыбалась и обнимала не его, Ксавье и вовсе не хотел просыпаться. Мысль об убийстве посещала его давно. Раньше, чем он смог себе признаться, что хочет смерти Тайлера Галпина больше всего на свете. И тогда он стал придумывать план. Идея взорвать его машину, когда Тайлер будет там один, пришла в голову почти сразу же. Ксавье, как безумец, часами рисовал картины взрыва одну за одной. Он тщательно вырисовывал языки пламени, которые поглощали автомобиль, навсегда хороня внутри человека, которого он ненавидел. Ксавье ничего не сказал отцу, он сам нанял людей, которые помогли ему выследить Уэнсдей и Тайлера. Это оказалось сделать несложно, ведь они больше не скрывались. Когда у тебя есть деньги, это не проблема. Как и не проблема в том, чтобы незаметно прикрепить взрывное устройство к автомобилю Тайлера. Ксавье знал, что у Тайлера накануне Дня Рождения Нейта были дела в Берлингтоне, и что он поедет туда один. Взрывное устройство подложили ночью. Оно срабатывало от телефонного звонка, и Ксавье лично хотел совершить тот самый последний звонок, который в одну секунду перечеркнёт жизнь Галпина. Ксавье выслеживал его машину ещё с Берлингтона. Он точно знал, что Тайлер находился там один. Он ехал домой уже достаточно поздно, Лили-Роуз к тому моменту обычно уже давно находилась дома. Поэтому Ксавье был уверен, что Уэнсдей забрала её сама. Он не хотел взрывать его на трассе. Жажда мести пожирала Ксавье изнутри. Ему было важно, чтобы Уэнсдей увидела взрыв своими глазами. Поэтому, как только машина Тайлера подъехала к Джерико, он ускорился и поехал вперёд к дому Галпиных, чтобы ожидать его там и взорвать ко всем чертям прямо рядом с домом. Ксавье даже не подумал, что Тайлер мог заехать в детский сад и забрать Лили-Роуз. Он был уверен, что Тайлер ехал один. Он сжимал телефон в руке и ощущал сладостное чувство победы, которое пронизывало его всего изнутри. Машина приближалась к дому, Уэнсдей вышла на крыльцо, чтобы встретить своего любимого. А точнее, его смерть. Выдохнув, Ксавье нажал кнопку вызова на телефоне и буквально замер в удовольствии от ожидания неизбежного. Раздался взрыв, и слёзы счастья тут же полились по впалым щекам Ксавье.***
Восемь месяцев спустя
Уэнсдей проснулась одна в холодной постели в своей маленькой квартире в Нью-Йорке. Ей в очередной раз снился кошмар, который она переживала раз за разом. Через неделю Уэнсдей исполнится тридцать лет. И именно в этот день, по воле случая, состоится суд над её теперь уже бывшим мужем — Ксавье Торпом. Открыв глаза, высушенные от слёз, — видимо она опять рыдала во сне, — Уэнсдей тут же набрала номер Мортиши, чтобы убедиться, что с Нейтом всё в порядке. После случившего, она ненавидела уезжать от сына, но, к сожалению, ей приходилось делать это довольно часто. — Доброе утро. Как Нейт? — бесцветным голосом спросила Уэнсдей, глядя в серый потолок. — Доброе утро, милая. У нас всё хорошо, ты же знаешь, — ласковым голосом проговорила Мортиша, понимая, в каком состоянии находилась её дочь последние восемь месяцев. Это был их стандартный утренний разговор последние несколько недель, и Уэнсдей обычно всегда после ответа матери нажимала кнопку отбоя. — Как ты, Уэнсдей? — успела спросить Мортиша. — Я держусь, мам. У меня нет другого выбора, — ответила Уэнсдей, потирая глаза руками, чтобы не расплакаться. — Я хочу приехать до суда, навестить Тайлера… Её голос оборвался. — Милая, мы с Нейтом и твоим отцом ходим туда каждую неделю и приносим свежие цветы. Они бы ему понравились. Нейт сам их выбирает, показывает пальчиком. Сердце снова сжалось и упало в бездну. Хорошо, что на сегодня была назначена сессия с психологом. Вдох. Выдох. Вдох. Нужно взять себя в руки и быть сильной. Наверно, ей действительно не стоило туда ехать. Не перед судом. Хотя, с другой стороны, так Уэнсдей ещё раз своими глазами увидит, ЧТО Ксавье сделал. Вот только она никогда об этом не забывала. Часть её души умерла в тот самый момент, когда взорвалась машина, в которой находились Тайлер и Лили-Роуз. Как только она немного пришла в себя после трагедии, они с родителями наняли целую коллегию лучших юристов Нью-Йорка, чтобы у ублюдка Торпа не было ни единого шанса выйти на свободу. Они требовали максимально возможный срок. Никаких компромиссов быть не могло. Но Ксавье даже не сопротивлялся. Он отказался от услуг именитых адвокатов. Ведь после взрыва он узнал, что в машине с Тайлером находилась его дочь. Его маленькая малышка Лили-Роуз. Адвокат, которого ему бесплатно предоставило государство, настаивал на невменяемости Ксавье. Но Торпу было всё равно на свою дальнейшую жизнь и судьбу. Уэнсдей видела его лишь однажды на одном из слушаний. И тогда двое человек оттаскивали её, потому что она набросилась на него с заточкой. Уэнсдей заработала нервный срыв, и последние полгода трижды в неделю посещала психолога и принимала антидепрессанты по назначению врача. Впервые в жизни Уэнсдей ощущала, что её психика не справлялась. С момента взрыва прошло восемь месяцев. К этому моменту Винсент уже отбывал своё наказание в тюрьме за ложное видение Уэнсдей. Случилось то, чего Торп старший боялся больше всего — его репутация рухнула с олимпа и разлетелась вдребезги. Её юристы постарались на славу, активно привлекая к этой ситуации журналистов всех печатных и интернет-изданий. О Торпах не говорил лишь ленивый. Отец —жестокий владелец созданной им самим империи, который ради собственной выгоды применил запретный трюк с ложным видением, а ещё, который много лет избивал свою жену. Да, Уэнсдей сообщила и об этом. Её команда юристов нашла свидетелей тех событий, и журналистов уже было не остановить. И Ксавье, который так же истязал свою жену, который являлся соучастником в деле о ложном видении, который заказал убийство Райана Уолтера. И который заказал убийство Тайлера Галпина. Уэнсдей не скупилась на факты, комментарии и фото. Но никогда она не посещала никакие шоу и не плакала на камеру. Это было ниже её достоинства. Убийство Райана по приказу Ксавье притянуть пока не удалось, так как тело не было найдено. Официально Райана объявили без вести пропавшим. Но для его семьи это было лишь слабым утешением. После развода с Ксавье суд оставил Уэнсдей их дом в окрестностях Нью-Йорка, квартиру на Манхэттене и две машины. Уэнсдей продала всё имущество и анонимно полностью закрыла все долговые обязательства матери Райана, а также перевела на её счёт один миллион долларов. Это лишь немногое, что она могла сделать для его матери в благодарность за такого замечательного сына. Остатки денег от проданной недвижимости Уэнсдей перевела на частичное покрытие услуг юристов. Оставшуюся сумму оплатили её родители, потратив на это целое состояние, но при этом не жалея ни цента на лучших из лучших.***
Одевшись, Уэнсдей вышла из своей спальни и направилась в комнату, где спала Лили-Роуз. Её девочка выжила. Благодаря Тайлеру. Позже соседка, видевшая момент взрыва, рассказала, что машина медленно подъезжала к дому Галпиных, затем водитель открыл дверь авто и резко выбросил девочку из машины, отъехал, а через пару мгновений раздался взрыв. Родители считали, что, скорее всего, у Тайлера сработало его звериное чутьё, поэтому он успел среагировать и выкинуть Лили-Роуз из машины. Но сам выскочить не успел. У Лили-Роуз выявили сотрясение мозга, несколько ран на теле от осколков. А ещё с того самого дня она не произнесла ни слова. Все врачи, как один, утверждали, что это реакция на перенесённый стресс, но ничем помочь не могли. Уэнсдей водила её по десяткам врачей, но результата не было, и, казалось, что она ещё больше замыкалась в себе после похода к очередному доктору, который задавал одни и те же вопросы. Тогда Уэнсдей решила не убивать и без того травмированную психику ребёнка и оставила только посещение детского психолога трижды в неделю. Они с Лили-Роуз проходили свои сеансы в одно время в соседних кабинетах, что было очень удобно. Никто не давал никаких прогнозов насчёт возвращения речи малышке. Оставалось только ждать и максимально заботиться о ребёнке. Что Уэнсдей и делала. Как могла. Когда Уэнсдей вошла в детскую, Лили-Роуз уже не спала, а лежала и смотрела в потолок. От её жизнерадостной лучезарной девочки не осталось и следа. — Доброе утро, солнышко, — ласково произнесла Уэнсдей, целуя дочь в лоб. — У меня для тебя предложение — давай мы сегодня после миссис Хилли поедем в аэропорт и полетим к бабушке и дедушке на пару дней. Они соскучились. И твой братик Нейт тоже. Лили-Роуз еле заметно кивнула в знак согласия. Миссис Хилли — милая доброжелательная женщина-психолог, которая смогла найти к малышке подход. На её сеансах Лили-Роуз не плакала. Они могли рисовать вместе, читать книги, миссис Хилли постоянно что-то рассказывала Лили-Роуз. Уэнсдей казалось, что после этих сеансов к её дочери возвращалась частичка жизни, поэтому была готова её туда возить столько, сколько потребуется. Уэнсдей заранее собрала вещи и забронировала билеты на дневной рейс до Берлингтона. После своих сеансов с психологами мама с дочкой поехали в аэропорт и вылетели к Аддамсам, которые встречали их в аэропорту. Лили-Роуз лишь слегка улыбнулась бабушке и дедушке, но большего от неё и не требовали. По дороге к Аддамсам, Уэнсдей попросила завезти её к Тайлеру, и Ларч поехал в Джерико. На этот раз она решила пойти к нему одна, попросив родителей подождать её у ворот. Выдохнув и состроив подобие улыбки, Уэнсдей вошла внутрь. Ей почему-то было важно, быть сильной перед ним, хотя она прекрасно понимала, что он не видит её и не слышит. — Привет, Тайлер, — прошептала Уэнсдей. — Прости, что в последнее время бываю редко. Но я знаю точно, что родители приводят к тебе Нейта. Он ещё ничего не понимает, но мама говорит, что он успокаивается, когда после возвращается домой.***
Восемь долгих месяцев Тайлер находился в коме, не приходя в сознание. Аппараты поддерживали его жизнедеятельность, но никакой динамики за всё это время не наблюдалось. Врачи сказали, что от смерти его спасло только то, что он был не человеком. Силы Хайда сохранили ему жизнь, но и их было недостаточно, чтобы он смог прийти в себя. В больницу Тайлера доставили со множественными ранами и переломами от взрыва. Хирурги несколько часов буквально собирали его по частям и совершили невозможное. По результатам всех показаний и тестов, Тайлер не останется инвалидом. И здесь гены Хайда сослужили ему верную службу. Если только Тайлер когда-нибудь придёт в себя. На этот счёт врачи не давали никаких прогнозов. Спустя полгода одна медсестра тактично намекнула Уэнсдей, что, если не будет положительной динамики, рано или поздно мозг Тайлера умрёт и врачи будут вынуждены констатировать его смерть и отключить от аппаратов жизнеобеспечения. Уэнсдей устроила такую истерику в клинике, что медсестру пришлось уволить. Она не допускала ни малейшей мысли о таком исходе. Уэнсдей была уверена, что Тайлер её не оставит. Что он вернётся к ней и детям. Но время не играло ей на руку, с каждым днём забирая у неё надежду на счастливый конец. После того, как закончится судебный процесс, Уэнсдей планировала забрать его домой из больницы и самостоятельно ухаживать за ним. Она считала, что родные стены, возможно, помогут ему вернуться. Каждый раз, заходя в палату к Тайлеру, Уэнсдей в глубине души верила, что, услышав её голос, почувствовав её присутствие рядом и любовь, он придёт в сознание. Но чуда не происходило, и эта беспомощность опустошала Уэнсдей ещё больше. Она сидела рядом, смотрела на любимое лицо, на котором теперь выделялись два небольших шрама, и долго разговаривала с ним. Говорила ему всё то, что не успела или не могла сказать, когда они были вместе. Она никогда не говорила о чём-то негативном, отдавая ему все положительные эмоции. Не оставляя себе ни капли. — Малыш Нейт у нас неразговорчивый. Но он часто говорит «папа». И «мама». Он замечательный мальчик, чем старше становится, тем больше кажется похожим на тебя. Ты проснёшься, и мы впишем тебя в его свидетельство о рождении, и малыш наконец-то станет носить гордое имя - Натаниэль Галпин, как ты и хотел. Теперь уже можно, — Уэнсдей постаралась улыбнуться. — Тайлер, пожалуйста, возвращайся к нам. Мне так сильно тебя не хватает. Я тебя люблю. Больше, чем ты можешь себе представить. Она поцеловала его в тёплый лоб и попрощалась, понимая, что сейчас разрыдается прямо в палате. С каждым разом приходить сюда становилось всё сложнее, а призрачная надежда на хороший исход угасала с каждым днём. Вернувшись в машину к родителям и детям, Уэнсдей сухо произнесла, что с её последнего визита никаких изменений. Гробовая тяжёлая тишина повисла в катафалке, погружая всех присутствующих в свои тягучие мысли. — Папа, — произнёс Нейт тонким голоском, заставив Уэнсдей встрепенуться. Ей нельзя было терять надежду. Никогда.***
Ближе к вечеру, когда Уэнсдей с детьми и своими родителями проводила время в гостиной, глядя, как Лили-Роуз молча рисовала, а Нейт играл с кубиками, её мобильный зазвонил. Уэнсдей боялась брать трубку, предчувствуя недобрые новости в столь поздний час. — Я слушаю, — ледяным голосом ответила Уэнсдей, глядя в глаза матери. — Мисс Аддамс, это медсестра из больницы Джерико. Вы просили звонить Вам, если состояние мистера Галпина изменится. Так вот, нам очень жаль, но у него наблюдается отрицательная динамика. Вы можете приехать? — произнёс тонкий девичий голосок в трубке, и Уэнсдей выронила телефон из рук.