Маленький цветочек

Великий врачеватель распахнул двери светлого кабинета, вышел в широкой коридор и объявил о начале приёма гостей лечебного дома. Идея такого заведения пришла к нему в голову в те годы, когда он таскался к больным по всему городу, тратя чуть ли не четверть заработанных денег на извозчиков, а главное, теряя драгоценное время. Нескоро Тальсону удалось воплотить свою задумку, однако лечебный дом появился и уже десять лет упрощал лекарскую работу. К слову сказать, практика устроения подобных учреждений передалась в соседний город, затем в другой, третий, и совсем скоро император пригласил врача для вручения высокой награды за вклад в медицину государства. Теперь те, кто был болен серьёзно и надолго, оставались в лечебном доме жить до полного выздоровления. Врачи сменяли друг друга, дежуря в здании попеременно, и если больному становилось хуже, помощь следовала незамедлительно. Не нужно было бежать или ехать за врачём и везти его через весь город. Пациенты, желающие осмотреться у Тальсона или его учеников, записывались на приём в этот же лечебный дом. По результатам этих осмотров человек оставался лечиться здесь или отправлялся домой с соответствующими рекомендациями. Для самых богатых и важных клиентов, которые чаще всего были ближайшими друзьями, Тальсон делал исключения и проводил приём на дому. Да и в общем врачи, которых люди вызывали на дом, не исчезли бесследно. Кто-то не доверял лечебному дому, считая, что из-за большого скопления больных люди там нисколько не лечатся, а заражаются ещё больше. Некоторым же было не добраться до Тальсона так быстро, как хотелось бы: лечебное заведение находилось в центре города, до которого самым отдалённым районам приходилось добираться около часа. Ещё знаменитый лекарь вёл курс в местном университете. Именно ради этого сюда съезжался поток молодых альф, желающих научиться врачебному мастерству. Из Эвского учебного учреждения выходили лучшие врачеватели страны. Поэтому Тальсона отчаянно переманивали в города покрупнее или, по крайней мере, поближе к столице. Но бета отказывался, уверяя, что пользу он может приносить и здесь, а шум волн и богатую растительность этого места (в том числе и лечебную) он не променяет ни на какие деньги. Итак, сравнительно небольшая очередь потянулась к дверям кабинета. Лекарь успел осмотреть троих пришедших и порадоваться, что болезнь их не такая тяжёлая, чтоб оставлять их в лечебном доме. Вдруг в коридоре послышалась возня с выкриками. Дверь приоткрылась и небольшого роста человек проскользнул в помещение. — Господин Тальсон... — начал он, но врач его перебил: — Присядьте, я выпишу рецепт и займусь Вами. Для особо срочных ситуаций существовал чёткий протокол. Если прибывал кто-то, например, истекающий кровью или с особо острой болью (что было один-два раза за всю практику) то Тальсона от приёма отрывал не незнакомец, а ещё один лекарь, работающий в лечебном доме вместе с ним. Человека, ворвавшегося сейчас, доктор не знал. Поэтому позволил себе завершить работу с пациентом: написать на бумажке название лекарства, объяснить, где и в каких количествах его взять, как принимать, когда прийти в следующий раз для повторного осмотра. — Ну-с, господин, — Тальсон жестом пригласил пришедшего присесть поближе, — Если уж Вы смогли преодолеть мою очередь, значит у Вас действительно что-то неотложное. Визитёр подскочил со стула у стены, но к лекарю подсаживаться не стал. — С омегой господина наследника снова что-то неладное, — затороторил он, — Вас сию же минуту просят во дворец. Великий врачеватель моргнул, переваривая полученную информацию, затем быстро поднялся и подхватил небольшой чемоданчик. Проходя по коридору дружелюбно успокоил всех не принятых пациентов тем, что очень скоро вернётся на рабочее место. А своему лучшему ученику и первому заместителю шепнул: — Если через полчаса не вернусь, прими их сам или извинись и пригласи всех завтра. ••• Желудок Мило решил извергнуть обед, дополняя душевные страдания физическими. А заодно и напоминая, что неплохо бы парню поспать. Он не думал о вазовидном предмете, который Режинальд взял непонятно откуда и подставил под поток рвоты. Не думал о том, что такая же как у Ригора, только более сухая и морщинистая рука придерживала волосы. В голове образовалась долгожданная пустота. Призрачная свобода от мыслей. За этим занятием и застал зятя и тестя Тальсон. Мило бы смутился, но ему было всё равно. — Добрый день, — поздоровался лекарь, подходя к столу и, как и недавно, расчищая для себя место. — Здравствуй, дружище, — несколько удивлённо поприветствовал его пожилой омега, — Как ты смог прийти? Я к тебе на приём часами попасть не мог, — беззлобно заметил он. — Потому что у тебя было не срочное, — отмахнулся Тальсон. Вероятно, только ему одному в городе "дозволялось" вести разговор подобным образом: "на ты", без употребления "господинов" через слово, заканчивая беседу по желанию. Мило прикрыл глаза. Хотелось избавиться от общества безопасных, но всё же людей, свернуться клубочком и умереть от отчаяния. Одинокая слезинка выкатилась из левого глазика. — Детка, — позвал Режинальд, — Это лучший доктор, он поможет. — Я знаю, — просипел омежка. Мужчина снова вопросительно взглянул на старого друга. Тот не обратил внимания. — Мило, на взгляд я могу сказать лишь, что Вы крайне истощены, — начал Тальсон свою работу, — Сегодня мне придётся коснуться Вас, чтобы определить заболевание точнее. На него посмотрели до дрожи прекрасные синие глаза, чуть потускневшие с их прошлой встречи. Ещё тогда лекарь понял, откуда взялись байки про их магическое значение. Обладатель волшебных глаз чуть кивнул. — Я покажу, — не отводя взгляд и источая дружелюбие продолжил врач, — Мне потребуются Ваши рука, нога и спина. Даже не надо снимать одежду. Режинальд продолжал тихонько гладить омежку по влажным от пота волосам. Мило решил, что новый родственник в обиду его не даст и снова качнул головой в знак согласия. — Беру Ваше предплечье, — сосредоточенно начал комментировать Тальсон, — И слегка сжимаю. Больно? — Нет, — тут же ответил пациент. Забалтывая пугливого больного, лекарь ощупал руку, перешёл к ноге — парень справился, но было менее комфортно, потому что ладони доктора находились в опасной близости от места, к которому пока подпускался только Ригор — и закончил диагностические действия, внимательно осмотрев и потрогав верхнюю часть спинки. На этом этапе Мило распереживался, что под ловкие, но нежные пальцы (не такие как у его альфы, но всё же) попадётся фальшивая метка. Этого не случилось. Тальсон издал протяжный хмыкающий звук, который, вероятно, выражал состояние глубокой задумчивости. — Что там, доктор? — спросил Режинальд с таким участием, будто сам был болен. — Ничего страшного и неизлечимого, — произнёс лекарь свою любимую фразу, но вспомнил про диагноз пожилого омеги и несколько стушевался, — Сильное напряжение мышц и, как я уже сказал, истощение энергии организма. Мило, когда Вы спали в последний раз? Явно же не сегодня? — Да. Уже две ночи не сплю, — коротко и тихо ответил омежка, приготовившись к тому, что сейчас Тальсон разразиться в громком монологе о его неспособности беречь собственное здоровье. — Сможете описать причину? — врач продолжил расспросы, ни капли не повышая тон. Парень перевёл несколько испуганный взгляд на Режинальда. Одно дело беседовать о подобных вещах с Ригором, который в курсе неприятного прошлого. Совсем другое — с еле знакомым человеком, который при первой встрече обвинил мужа в насилии, поверив слухам. — Мне нужно знать: Вы не спали собственным усилием воли или... Может быть кто-то заставлял Вас бодрствовать? — подсказал лекарь. — Ни то ни другое, — ответил Мило, поджав губы, — И если Вы снова подозреваете Ригора, то напрасно. Режинальд приподнял брови и хотел спросить, при чём здесь его сын и что значит "снова подозреваете". Но передумал. Тальсон вздохнул. — Я хочу помочь, — сказал он, — Меня ждут другие люди, которым тоже требуется помощь. Мило, поймите, я же Вам не враг. Эти слова немного пристыдили омежку, хотя такой цели доктор не преследовал. — Не понимаю, что это и как правильно рассказать, — он поторопился, поэтому запнулся на первой же фразе. Но после короткой передышки продолжил: — Я засыпаю, правда засыпаю, но потом перед глазами начинаются разные быстрые ведения... То есть, не перед глазами, я же их закрываю... Не знаю. Будто участвую в событиях, которых очень боюсь. И всё так быстро, даже мгновенно. И из-за этого я сразу просыпаюсь. Вот. Мило резко опустил взгляд на одеяло, пытаясь хоть как-то спрятаться. Потому что если лекарь решит спросить про эти "страшные события", он ни за что не ответит. — Благодарю, — Тальсон поднялся с края постели и направился к чемоданчику, — У Вас прекрасно получилось мне всё объяснить. Теперь я с лёгкостью подберу лекарство. Омежка вдруг задумался о том, как Ригор, Режинальд и пришедший лекарь одинаково реагируют на его "признания". Почему они благодарят его? За что? — Вот два пузырька, — врач обращался уже к Режинальду, — Один расслабит, второй усыпит. Каплю каждого надо растворить в большой ложке воды и выпить. Не поможет — повторить. Но в день не более трёх раз. А потом на ночь в течение недели пусть ещё попьёт, — склянки звякнули друг об друга и перекочевали в руку пожилого омеги. — Спасибо, Тальсон, — тот поднялся и вышел в коридор. Мило испугался снова оставаться наедине с лекарем, но через открытую дверь увидел, что тесть только дал соответствующие указания кому-то из слуг и сразу же вернулся обратно. — Я подожду, пока лекарство подействует, — сообщил доктор, снова усаживаясь на кровать. Омега был счастлив, что на самый краешек, — Эффект должен быть мгновенным. Затянувшуюся паузу прервал Режинальд. — А где вы уже успели познакомиться? — осторожно спросил он. Тальсон и Мило переглянулись. Первый не мог выдать врачебную тайну, да и не хотел вспоминать о позорной попытке ненужной спасательной операции, поэтому предоставил второму право всё рассказать или хранить молчание. На удивление даже для самого себя парень решился и заговорил: — Когда Вы уезжали, в один из дней я упал и ударился головой о пол. Ригор подумал, что это плохо и надо, чтобы господин Тальсон меня осмотрел. Лекарь подготовился услышать в свой адрес обвинения и начал накидывать линию защиты. — Господин Тальсон сказал, что по дворцу и городу ходят слухи о жестокости Ригора. Что он меня бьёт, лишает еды, в общем, сильно обижает. Я же тогда сбежал. Только не говорите ему, пожалуйста, Режинальд! Он так расстроится... Из путаной речи пациента врач понял лишь одно: Мило не собирался оповещать не то что мужа, даже тестя о произошедшем между ними. Это обстоятельство обрадовало и даже слегка подкупило. — Та-ак, — недовольно протянул пожилой омега, но тут же спохватился, — Нет, детка, конечно Ригор ни о чём не узнает. Я всё улажу, не беспокойся. В дверь постучали и после приглашения вошёл Алан с глиняным стаканом и большой деревянной ложкой. Тальсон показал Режинальду, как смешивать жидкости из пузырьков, долил в ложку воды и аккуратно поднёс ко рту Мило. — Горькое, — предупредил он. Но омежке было всё равно, как уснуть, лишь бы уснуть. Не совсем чётко понимая и помня, что происходило в последний час, парень думал только о сне. И немного о Ригоре. Жидкость проникла в организм и действительно подействовала тут же. Стало даже страшно от того, как тело в момент ослабело, словно переставая подчиняться нервным мыслям о мнимой опасности. Мило беспомощно нащупал руку Режинальда, который с готовностью сжал тонкие фарфоровые пальчики. Глазки сами собой закрылись и сознание отключилось, будто по волшебному щелчку. И яркие образы реального и нереального поглотила успокаивающая долгожданная тьма. ••• Мало было таких вещей в мире, которые буквально выводили вечно спокойного Режинальда из себя. Браконьеры, иногда собственный супруг, но особенно — клевета. Тот факт, что опорочили сына, выбивал из колеи ещё больше. Попросив Тальсона задержаться ещё ненадолго и насильно всучив за это лишнюю монету, главный омега дворца собрал всех слуг, которые прошли отбор логикой. Логика была такая. Во-первых, те, кто был в отъезде вместе с властной четой, физически не могли попасться лекарю на сплетничестве. Их Режинальд отсеял сразу. Во-вторых, от подозрений освободились работники кухни, охрана, писари, эконом замка и личные горничные. Они работали на определённых местах, покидать которые без особого распоряжения права не имели, да, собственно, никогда таким не занимались. На эти должности Режинальд выбирал людей лично. Разве что Алана взяли впопыхах. Но Тальсон развеял сомнения разъярённого родителя, указав на факт невиновности и наивной честности слуги. В конце концов, именно этот омега стал последним мазком в картине под названием "Ригор не виноват". Итак, в служебном помещении, где слуги имели возможность отдохнуть после обеда во время всеобщего перерыва, собралось человек двадцать. Эйван ненавидел подобные сборы. Обычно они происходили, когда прислужникам выдавали жалование. Каждую неделю приходилось обитать в этом помещении около получаса и выдерживать гомон альф и щебетание бет обо всём на свете, да и ещё вприкуску о парочке новостей. Конечно, в компании присутствовали отмалчивающиеся люди. Но эти единичные личности никак не могли пересилить общую, весьма угнетающую суетную обстановку. Сегодня небольшое общество было оживлённо, как никогда. Почти все участвовали в хаотичной беседе, пытаясь угадать причину внезапного собрания. — Может быть, наградят за особые заслуги? — бета, который чаще всего работал с Эйваном, а оттого больше других раздражал, усмехнулся. Альфа закатил глаза. — Ты пятнадцать минут назад чистил отхожее место, — он скрестил руки на груди и взглянул на напарника сверху вниз. — И что с того? — возразил бета под хохот и свист остальных, — Все ремёсла нужные! Особенно, если работник хороший. — Ну да, тебя же сейчас не меньше, чем новым наследником господина правителя сделают, — продолжал тихо насмехаться Эйван. Ему нравилось подшучивать над нерадивым слугой, к тому же, чтобы послушать его колкости, собравшиеся замолкали хоть на некоторое время. — А вдруг, — продолжал хорохориться бета, — Господин Ригор сегодня на встречу идти отказывался, закон своего прадеда нарушает, может, скоро и от своих обязанностей открестится... Все присутствующие замолкли. Так громко и легко сплетничать они всё-таки побаивались. — Да когда же ты угомонишься, наконец, — вздохнул Эйван. — Только вот мужа другого себе найду, — внезапно для всех заявил разошедшийся не на шутку бета, — А то этот хиленький какой-то. Альфа негромко зарычал, усмиряя зарвавшегося наглеца. — Как ты смеешь... — начал он с угрозой, но в этот момент вошёл господин Режинальд и принудил своим присутствием отложить требования сиюминутной справедливости. Недолюбливал Эйван сложную систему деления людей, которая издревле существовала в мире. Разные социальные слои он ещё мог понять — у кого больше денег, власти, и связей — тот и главнее. Однако биологическое разделение выглядело странным и объяснялось смутно. Почему альфы стоят выше остальных? По силе? Что ж, Эйван видал таких бет, которые побеждали представителей "сильного пола" одной ладонью. А омеги? Если бы не было их, то не было бы вообще никого — рожать-то только омеги могут. Получается, по этому признаку они главные. Не понимая многого, молодой альфа ещё в детстве твёрдо осознал следующее: ни один человек не может быть удостоен презрения и плохого отношения только потому, что родился с набором определённых биологических и социальных признаков. Эйван не желал слушать "мудрые" доводы о том, что омеги сами ничего решать не способны, что для этого у них есть альфы. Так же жалко в его глазах выглядели рассуждения про опасность бедных людей в плане их неумолимого желания прорваться к лучшей жизни, обманывая, обкрадывая, а затем убивая каждого на своём пути. Он видел разных людей. И вскоре понял, что под одну характеристику человека загнать невозможно. Нельзя всё описать и предсказать. Люди — невероятно сложные животные. Раздумья Эйвана прервались некоторой суматохой. Альфа заметил, что господин Режинальд привёл с собой кого-то ещё. Этот кто-то — статный пожилой господин — указал на одного из них. Главный омега замка задумчиво кивнул, пожал незнакомцу руку и что-то сказал. Статный господин ответил и вышел. Выбранный слуга после приказания приблизиться отделился от общей толпы, подошёл к высокопоставленному визитёру и опустил голову в лёгком полупоклоне. Разговор между ними пошёл тихо, чтобы никто посторонний не расслышал. Через минуту глаза прислужника выпучились, он начал отвечать с жаром и рвением, даже замахал руками. Однако вскоре сник и развернулся к изумлённой толпе. — Вот эти четверо, господин, — еле слышно для Эйвана сказал он и ткнул пальцем в направлении недолюбливаемого беты, вокруг которого кучковались, как альфа знал, его верные приспешники. — Ступайте в кабинет главного эконома. Остальные останьтесь, — Режинальд не был улыбчив и многословен, как обычно. Строгость его приказа смутила, но ослушаться никто не посмел: отосланные (включая того, с кем велась неслышная беседа) вышли, задержанные остались. — Любезные мои, — начал пожилой омега живее, словно избавился от чего-то мешающего обычной радостности, — Только что я... Внезапная мысль пронзила умудрённую годами голову с еле заметной проседью. Если сейчас объявить всем, что сплетни про Ригора воспрещаются, не будет ли это поводом для ещё большего их возрастания? Не лучше ли не раскрывать причину собрания, а потом просто так, невзначай, создать сыну положительную репутацию? Не словом, естественно. Скажем так, приоткрытием завесы над делами. — Нет... Ничего, — Режинальд откашлялся и убрал за ухо прядь волос, — Возвращайтесь к работе, благодарю за уделённое мне время. Эйван выдохнул. Полы, мебель и окна, которые он старательно намывал и чистил, не содержали в себе никаких загадок. Он понадеялся, что, по крайней мере на сегодня, с загадками и домыслами покончено. ••• Главный эконом замка, по совместительству альфа и супруг спокойного и немного робкого Алана, никак не ожидал нашествия пятерых шумных прислужников. — Вы здесь откуда? Зачем? — изумлённо пробасил он. — По особому распоряжению господина Режинальда, — хвастливо сказал бета. — И? — не совсем понял эконом. — Дружище, — обратился бета к слуге, с которым разговаривал пожилой омега, — О чём вы там говорили? Тот побледнел. Как передать бывшему товарищу смысл недавней беседы и при этом избежать сиюминутной расправы? Ведь диалог был следующего содержания: — Я Вас не помню. Кем Вы служите? — Разнорабочий, сейчас больше на посылках. Нанят недавно, ещё двух недель не прошло. — Ага. Это Вы тогда ходили за лекарем Тальсоном? — Я, господин. — И Вы рассказали ему о том, что Ригор тиран по отношению к своему мужу? — Что? Да как же я бы смог? Господин наследник... — Вы не услышали мой вопрос. Повторить? — Я услышал и отвечаю: нет. Господин, я бы никогда, да и зачем мне... — Вот и я думаю: зачем. Вы были свидетелем того, о чём говорили? — Нет-нет! Мне рассказали... — Вот. Вот и признание. Поглядите, даже пыток не понадобилось. — Господин, но не я же начал! Я вообще просто так сказал, только один раз, правда! — Значит так. Либо Вы сей же миг показываете, кто начал и продолжал, либо лишаетесь работы и права проживания в Эве. — Да-да. Я... Конечно. Сейчас. Вот эти четверо, господин. — Эй? — бета возвратил прислужника из неприятных размышлений. — Да я... Это так, — слов не нашлось. Он и сам не успел понять, как его вывели на чистую воду. Теперь было неимоверно стыдно и за причину, и за последствия случившегося. Но ничего не поделать: сейчас все узнают, что находятся во дворце, а возможно и в городе, последний день, а возможно и час. Режинальд вошёл резко и заговорил холодно. Он объявил, что пятеро сплетников будут тотчас же отпущены с жалованием, которое успели наработать со времени последней получки. Не позволяя себя перебить сделал заявление о том, что если прознает про продолжение распространения грязных слухов хотя бы от одного из виновной пятёрки, выставит из города без права возвращения и даже посещения. Или сообщит Осберту, и тогда все окажутся на скамье подсудимых. Прислужники сначала изумились, а потом заметно смутились. Ответить-то было нечего. Требовать доказывания вины глупо — каждый в замке знал, кто разносит крамольные сплетни. Только тот, который сдал товарищей, уныло смотрел на бывшего хозяина. На что он надеялся? Что его оставят, после того, как он проявил все неугодные властному дому качества? Клевета, ложь, предательство. Поступил, как последний дурак. Не желая слушать однотипные неискренние извинения, Режинальд кивнул эконому и ушёл. Не хотелось размазывать дело надолго. К тому же нужно было проверить зятя: сон омежки пока доверия не вызывал. ••• Ригор выписывал толстый журнал, в который раз в два месяца стекались новейшие научные открытия во всех областях, переданные обывателю простым языком. Иногда там встречались интересные, но бесполезные факты. Так он узнал про открытие нового острова на севере, о том, что сократилась популяция бархатного попугая, а также о десяти способах гипноза, якобы помогающих при лечении перелома носа. Однако большинство статей содержали полезную информацию, которую наследник успешно внедрял в уже существующую модель правительства. Особо передовые идеи копились, осмыслялись и откладывались на потом. Оттуда же альфа вычитал про несуществующую девственность. Правда, ещё год назад, и никто, кроме Режинальда и Мило, не поверил. Но Ригор всё равно был рад, что кровь, вытекающая из любимого от причинённой боли — не норма и нормой никогда не являлась. Была там ещё пара пара-тройка заметок, только теперь уже о физиологии альф. Дело в том, что изучением гона никто особо не занимался. До недавнего времени состояние повышенной сексуальной активности считалось естественным для данного пола. А полгода назад выяснили, что это совершенно особенный период, который каким-то образом соотносится с омежьим циклом. Только вот об этом таинственном соотношении пока ничего не было понятно. Лекарь из ближнего северного округа выяснил, что альфы приходят в состояние чрезмерного возбуждения в период течки своего омеги. Другой врач, представитель родной страны Ригора, заявил, что люди сильного пола начинают "впадать" в гон, как и омеги в течки, с момента начала полового созревания, а потом гон и течка пары синхронизируются после заветного укуса. Буквально в последнем журнале на эту тему высказался совершенно непонятный человек: то ли астролог, то ли биолог, то ли провидец. Этот учёный написал, что всё не так просто, что сексуальное поведение зависит от многих факторов, которые ещё предстоит долго выяснять и изучать, но совершенно ясно одно: в гоне альфы замешан омега. Лично Ригор был целиком и полностью согласен с последними данными. Раньше было достаточно помастурбировать минут пять в неделю на абстрактный образ, и потребность удовлетворялась. С тех пор, как рядом появился его маленький омежка, плотские аппетиты увеличились в разы. Однако всё было не слишком критично: альфа спокойно находился рядом с Мило, а когда их разлучали наследнические обязанности, беспрепятственно и много думал о нём. Но в один момент, предсказать который не представлялось возможным, желание вспыхивало, как сухие еловые ветки в камине. Мысли об омеге, его образ, воспоминания о прикосновениях к бледному тельцу становились слишком чёткими. В первый раз Ригор даже испугался, показалось, что он сходит с ума. В итоге это подобие ведения закончилось после физической разрядки посредством уединения в купальной комнате. Постепенно альфа понял, как реагировать на подобные выходки возбуждённого мозга. И с удовольствием поддавался им: представлял Мило в откровенных позах, стонущего от желания и так сексуально произносящего его имя. Чаще всего воспроизводил в памяти то, что они уже успели попробовать. А иногда позволял себе помечтать. Вот и сейчас, уныло слушая монотонный ритуал прощания с послом, заученный текст которого воспроизводил отец, наследник прищурено разглядывал длинный стол с закруглёнными краями. Ведь когда-нибудь он станет правителем. А что, если в один из дней разогнать весь народ, который тут обычно толпится, и остаться наедине с Мило? Он подошёл бы к мужу сзади, положил ладони на плечики и медленно повёл вниз. Мило, наверное, вздрогнул бы от этого — он всегда так делает, когда кто-то неожиданно его касается. Но альфа тут же что-нибудь бы прошептал, успокаивая и настраивая на свои дальнейшие развратные действия. После этого малыш запрокинул бы головку и вжался в него, конечно, соглашаясь на все предложения. Ригор бы потянулся к метке — к тому моменту она уже, конечно, будет — и облизнул её. Потом немного подышал бы ароматом плодового дерева и приступил бы к активным действиям. Интересно, согласится омежка лечь животиком на деревянную поверхность и отдаться ему? В мечтах согласился. Ещё нужно обездвижить его ручки — он ведь однажды, жутко краснея, признался, что ему это нравится. Когда альфа его держит. Показывает силу, но не причиняет боли. И вот одна ладонь сковывает предплечья над тёмной головкой, а другая мягко нажимает на спинку, удерживая ёрзающего Мило. Ему не терпится: по бёдрам стекает естественная и искусственная смазки, маленький член трётся через ткань накидки о стол. Ригор целует бледное плечико и аккуратно толкается внутрь любимого, растягивая нежно и медленно, отыскивая "его сладкое местечко". Омега захлёбывается стонами удовольствия. Альфа отпускает спинку, чтобы занять руку маленькими горошинами сосков. Тут уж Мило не выдерживает и кончает, выкрикивая что-то неразборчивое и так хорошо сжимая большой член мужа. Только этого мало. У старшего появляется звериная потребность довести лисёнка до бессознательного состояния от приятной усталости. Младший, похоже, не против. Он больше не может лежать спокойно, сам насаживается на огромный ствол, требует больше внимания, зовёт Ригора так долго и протяжно... Зачем его звать? Он же здесь и весь принадлежит исключительно ему! — Риго-ор! — в третий раз растянуто проговорил Осберт и потряс сына за плечо. Трудолюбиво надуманное будущее рассеялось в миг. А напоминание о слишком соблазняющем ведении осталось в виде образовавшегося в районе паха бугра. — Ригор, давай! Провожаем господина посла, — тихо напомнил отец. Наследник глупо улыбнулся, но сразу же поднялся, не забыв стопкой документов прикрыть последствия отвлечения от реальности. В небольшой, но активной толпе помощников, писарей, охранников, легко было затеряться. Благородно выстояв положенные десять секунд после того, как карета выехала за ворота, молодой альфа понёсся в купальню.