Маленький цветочек

Режинальд дежурил около Мило, лишь изредка и ненадолго оставляя зятя под присмотром Алана. Мужчина решил подробно разобраться, что он упустил в отношениях детей. В последнее время Ригор многого недоговаривал. Видимо, произошло что-то серьёзное. Или происходило всё это время, а он просто не замечал. В любом случае, настоящий момент как нельзя лучше подходил для того, чтобы помочь молодой семье. Укутанный в одеяла по самый подбородок, Мило крепко спал. Иногда он издавал тихие протяжные звуки, но в целом казался совершенно спокойным. Ему снились сны, сильно отличающиеся от ведений двух прошлых ночей. ••• Сначала омежка оказался один в густом непроходимом лесу. Деревья с толстыми стволами росли так близко, что между ними оставалось пространство только для того, чтобы стоять. Даже пальцем шевельнуть не получилось. От волнения парень стал задыхаться. Вдруг вдалеке послышался хохот. Не как у Ригора, звонкий и радостный, а злой, надменный, хриплый. Рандольф так смеялся. С другой стороны раздался голос отца: — Мило-о! Где ты, несносный мальчишка? Тело пробила судорога. Страх, разросшийся в груди, потребовал немедленно спасаться бегством, но деревья не пускали. Омежка начал ворочаться, вырываться и даже попытался закричать. Но ничего не вышло. Спустя несколько мгновений сильные тёплые руки обвили тонкую талию. Шёпот над ушком произнёс: — Золотко, тише. Не нужно так сопротивляться. Я держу тебя, чувствуешь? И правда, к спинке вместо жёсткой шершавой коры прислонилась живая могучая грудь. К тому же запах появился: травянистый, знакомый и успокаивающий. — Мы потихоньку выберемся, малыш, — пообещал Ригор, одной рукой притягивая к себе дрожащего омежку, а другой свободно отодвигая один из стволов так легко, будто перед ним была травинка, — Маленький мой, не пугайся. Я буду тебя защищать. Смех и гневные выкрики вдалеке прекратились. Мило решил, что они испугались его большого сильного альфу и трусливо отступили. Он захотел что-то сказать мужу, но снова не сумел произнести ни звука. Ригор тем временем бодро шёл по лесу, унося парня из этого страшного места. Младший крепко обхватил его за шею и старался дышать так глубоко, как только получалось. Внезапно в нос ударил едкий приторный запах. Мило поднял голову и увидел, что тесное пространство сменила огромная водная гладь. И обнимал он теперь не любимого, а странную фигуру, сверху похожую на старика, а снизу имеющую рыбий хвост. И висел над волнующейся пропастью на самом краю корабля. Вокруг кричали морские птицы, холодный ветер дул, казалось, отовсюду. Ужас застилал мысли, но сквозь толщу панических чувств пробивалось стойкое осознание того, что Ригор сейчас придёт и спасёт его. Ну... Или приплывёт. Кто-то подошёл к нему сзади и ткнул в бок чем-то твёрдым. — Чего прилип? Пошли, тебя все ждут, — грубый голос был незнаком, однако ничего хорошего не предвещал. Мило ещё крепче вжался в деревянное украшение кормы и замотал головой. Говорить всё ещё не получалось. — Ах так? — прогремел пришедший, — Тогда я позову всех сюда, и мало тебе не покажется! Омега огляделся по сторонам. Ригора нигде не было. А от резких хаотичных движений голова закружилась и слегка заболела. Парень зажмурился, что есть силы пытаясь успокоиться, чтобы прогнать подступившую к горлу тошноту. — Лисёно-о-ок! — донеслось сбоку. С некоторым трудом открыв глаза, Мило тут же выпучил их от удивления. Рядом с ним, чуть-чуть не касаясь полустарика-полурыбы, очень быстро плыл огромный, покрашенный в красный цвет парусник. Ветер внезапно стих, поэтому, скорее всего, посудина двигалась силами гребцов. И откуда это великолепие тут взялось? Ещё секунду назад водная гладь простиралась во все три стороны, в которые омега мог посмотреть. Но самое главное: на палубе стоял Ригор и протягивал к нему руки. Альфа приближался настолько стремительно, что Мило не успел ничего подумать и почувствовать, а крепкие руки уже сняли его с непонятного судна и легко перенесли на прекрасный парусник. — Золотко, как же долго я тебя искал, — восторженно проговорил Ригор, внимательно осматривая бледное личико, не выпуская хрупкую фигурку из рук, — Они не успели тебя обидеть? — Э! — омега вздрогнул от окрика, старший перевёл взгляд за его спинку и принял воинственный вид. — Убирайтесь отсюда как можно дальше! — грозно проговорил он, не забывая поглаживать любимого. Мило закрыл лицо руками и вжался во вкусно пахнущего альфу. Судя по возне на оставленном им корабле, там собралась целая толпа. — Верни нашу добычу! — парень распознал тон Рандольфа, — И нас тут же сдует одним из этих промозглых ветров! — Он – не добыча, и уж тем более – не ваша, — Ригор начал рычать, — Мило — мой муж. Мой! Ясно? — Этот недокормыш? — весело прогрохотал Галфирд, — Приглядись хорошенько, почтенный господин! Такого уродца даже чайкам нельзя показывать! Люди на противоположной палубе начали громко смеяться, улюлюкать, свистеть, бить саблями о борт корабля, выражая абсолютное согласие со сказанным. Омеге стало стыдно. Он понимал, что данная ему характеристика – чистая правда. Но ведь это не повод радоваться. Обидно за это счастье отца из-за того, что его сын... — Не слушай их, родной, — прошептал альфа. Мило почувствовал срочнейшую потребность посмотреть на него. Ригор тут же воспользовался моментом и чмокнул вспотевший лобик, — Я очень люблю тебя, мой хороший. Парусник тронулся с места и поплыл, оставляя позади разочарованные возгласы толпы. Омежка выдохнул и расслабился в объятьях. Старший поднял его и куда-то понёс. Но вражеское судно сдаваться не собиралось. Вопли то приближались, когда корабль нагонял парусник, то отдалялись, потому что парусник легко и быстро уплывал от преследователей. Раз Галфирд крикнул особенно громко: — Ты ничтожество и позор семьи! После такого признания, которое в реальной жизни Мило слышал не единожды, ему захотелось навзрыд расплакаться. Ригор, видимо, почувствовал это, прижал любимого к груди ещё крепче и несколько раз поцеловал. — Я никому тебя не отдам, крошка, — альфа снова нежно коснулся губами раскрасневшейся от волнения щёчки и предупредил, — Пригнись немного, тут низкий проём. Они вошли в тесную комнатку. Окон в ней не было, поэтому когда дверь закрылась, всё погрузилось в кромешную темноту. Омежка крепко держался за мужа, опасаясь нового внезапного исчезновения своего спасителя. А Ригор, как нарочно, усадил его на что-то твёрдое и попытался отцепить от себя дрожащие пальчики. — Сейчас приду, — пообещал он, — Всё хорошо, золотко, я буду рядом. Мило опять не смог заговорить. Не сумел упросить альфу остаться или взять его с собой. Тот ушёл стремительно и бесшумно, парень даже не в успел определить направление. И остался во тьме одиноким и беззащитным. Через несколько минут ожидания он почувствовал, что за ним наблюдают. Никого не было слышно, а уж тем более видно, но ощущение слежки нагнеталась с каждым мгновением. Наконец омега вскочил и помчался, ощущая под собой ровную гладкую поверхность. Как странно: в маленьком пространстве Мило бежал достаточно долго, пока не стало невыносимо дышать и быстро двигаться одновременно. Однако не встретил ни одной преграды, никуда не врезался. Нервное напряжение осталось и продолжало возрастать. Парень пошёл дальше, восстанавливая дыхание. — Золотко? Куда ты убежал от меня? — мягкий голос Ригора показался очень странным. Будто звук рождался в голове, а не доносился откуда-то извне. Омежка попытался ответить и в третий раз потерпел неудачу. Хотя, помогло бы это? Ведь альфы рядом не наблюдалось. Точнее, не ощущалось. Поводив руками вокруг своей оси, Мило не смог никого обнаружить. — Иди ко мне, малыш, — позвал муж. Младший и рад бы был подчиниться, но не представлял, как. — Посмотри внимательно вперёд, — подсказал Ригор, пробравшийся в сознание своего супруга, — Лисёнок, возвращайся. Я тебя очень жду. Действительно: слева загорелась яркая жёлтая точка. Парень прищурился, пытаясь разглядеть свечение. Вероятно, это что-то большое, но как же оно далеко... А тревожность никуда не делась: присутствие незримого спутника не отпустило даже с присутствием в голове Ригора. Мило сглотнул, сжал кулачки, собирая силы, и устремился к свету. — Правильно, золотко. Ты у меня такой умница, ещё совсем чуть-чуть, — подбадривал альфа. По мере приближения омега разглядел на чёрном фоне прямоугольник дверного проёма, вероятно, освещённый изнутри. Там стоял человек, очертания которого беглец от неизвестного с радостью узнал. — Я тебя не вижу, но слышу, как ты спешишь, — фигура в проёме начала приобретать оттенки, уже можно было с трудом, но различить черты лица, — Бедненький, так запыхался. Ну, иди же сюда! Ригор протянул к нему руки. Мило повторил этот жест и уже предвкушал миг воссоединения. Но стоило ему коснуться крепкого предплечья мужа, кто-то в темноте схватил его за голень и рванул назад. Альфа удержал омежку за локоть, подался вперёд и крепко взял его поперёк туловища. Парень, наверное, никогда в жизни так не боялся. Нечто продолжило перетягивать жертву на себя, стремясь увлечь во тьму. Однако и старший не только не сдался, но и умудрился отвоевать всего Мило, кроме злосчастной ноги. — Он мой! — тихо и твёрдо проговорил Ригор через секунду, — Брысь отсюда! В ответ послышалось шипение, похожее на змеиное. Младший испугался ещё сильнее: если он стал добычей змеи, то придётся плохо. — Я сказал, — повторил альфа, — Вон! Омежка почувствовал бо́льшее сдавливание ноги. Это и правда была длинная скользкая рептилия: обвилась уже почти до коленки, но на свет не показывалась. — Малыш, сейчас я всё устрою, — нежно, но уверенно сказал Ригор, — А ты закрой ушки и глазки. Как же Мило нравилось, когда старший брал на себя ответственность и решал все-все трудности. Дрожа от страха, он послушался. Шорохи борьбы долетели до его сознания, смешались с недовольным шипением, быстрой речью альфы и вскоре затихли. Наконец ножку оставили в покое. Парень отполз в сторону к стенке, пол показался удивительно, даже неестественно мягким. Он решил пока посидеть так, с плотно прижатыми к вискам ладошками и опущенными веками. Вдруг не муж одержал победу в сражении? Тогда лучше не видеть чудовище, которое вознамерилось его задушить. Пусть исполняет задуманное, только быстрее. Ждать смерти сил уже не было. Дверь хлопнула, отсекая мир темноты. Омега сглотнул и зажмурился покрепче. Из-за страха перед возможной скоропостижной кончиной он не подумал, что шаги, чуть продавливающие мягкий пол, не могла совершать змея. Ригор приблизился и тронул сморщенный носик. Затем погладил широкой ладонью бледное личико, отодвигая прилипшие потные пряди. Узнав длинные тёплые пальцы, Мило тут же распахнул глаза и бросился на альфу, чуть не опрокинув любимого на спину. — Тише, тише, тише, — зашептал старший в ответ на отчаянные попытки омежки рассмотреть мужа на предмет полученных ран, одновременно с этим цепко удерживая его за плечи, чтобы больше не вздумал внезапно испаряться. — Всё закончилось, лисёнок, — Ригор поймал растрёпанную головку за щёчки, — Они больше никогда ничего не сделают с тобой. Я обещаю. Младший тяжело дышал и смотрел прямо в серые лучистые глаза. Он верил всем обещаниям, которые его альфа озвучил за последний... Кстати, сколько времени прошло? Да разве это важно? Слегка надавив на животик, старший уложил Мило прямо там же, где они сидели. Оглядевшись, тот понял, что они находятся в своих покоях. Только вместо пола была одна большая кровать. Вот почему покрытие показалось ему излишне мягким. Тут и там валялись одеяла и подушки, одну из которых Ригор подложил под затылок омежки. — Я хочу посмотреть, всё ли в порядке с твоей ножкой, — объяснил он, усаживаясь рядом на колени. Глянув вниз, парень заметил собственную абсолютную наготу. Странно, это что же, и в лесу и на корабле пришлось щеголять голым? Вот позор-то. Хотя, чего там отец и братья не видели... А перед мужем прикрываться даже мысли не возникло. — Где-нибудь больно? — спросил альфа, бережно ощупывая по очереди стопу, голень и икру. Всё ещё лишённый дара речи, Мило только помотал головой. Ему хотелось скорее прижаться к этому горячему человеку и пролежать вместе с ним все оставшиеся отведённые годы существования. — Ну, раз так, — Ригор провёл по ноге выше, — Может быть, я могу как-то успокоить тебя? Помочь расслабиться? Омежка не понял намёка. Тогда старший навис над ним, опёрся на левое предплечье, а правой ладонью коснулся лежащего на бедре члена. Парень резко вздохнул от неожиданности. — Хочешь? — альфа опять перешёл на шёпот. — Да-а, — наконец-то удалось хоть тихо и хрипло, но что-то сказать. Тревога безвозвратно испарилась. Но странно, что он согласился. Странно, что ему действительно хотелось. После всего пережитого думать об... этом? Однако желание выросло так же стремительно, как паника раньше. Одобрительно кивнув, Ригор обхватил маленький аккуратный орган, вдруг ставший влажным и скользким. Мило опять положил ладошки на его плечи и теперь дышал ровно, но громко. — Я люблю тебя, — альфа водил закольцованной ладонью вверх, вниз, сжимал, разжимал, закручивал и раскручивал руку. После нескольких неторопливых движений оттопырил большой палец, чтобы параллельно гладить открывающуюся головку члена. Немота опять напала на омежку, он не смог признаться во взаимных чувствах к своему единственному. Взамен парень постарался посмотреть на Ригора так пронзительно, что всё стало понятно и без слов. Возбуждение выгнуло хрупкую фигурку дугой. — Мой хороший мальчик, — услышал Мило перед тем, как его окутала нега и разум погрузился в спокойную сладкую дремоту. ••• Альфа посидел минутку на скамье, переводя дух после приличного оргазма. Муж, конечно, справлялся куда лучше. Но даже смутные воспоминания об узком влажном ротике позволили достичь внушительного результата. Затем он тяжело поднялся, сыто улыбнулся и неторопливо избавился от следов самоудовлетворения. А именно: помылся и вылил грязную воду из ведра в отхожее место. Не нужно слугам знать, чем он здесь занимался. В годы правления прадеда нынешнего наследника мастурбация считалась чем-то вроде свидетельства о том, что омега не справляется со своими супружескими обязанностями. Такое мнение бытовало до определённого момента, пока лекарь из столицы, специализирующийся на репродуктивных функциях организмов всех полов, не сделал удивительное открытие: все люди разные. Кому-то секса нужно больше, кому-то меньше. Нашлись даже те, которым он был совсем без надобности. Поэтому равнять каждого под общие показатели оказалось абсолютно невозможным. Однако подобным продолжали заниматься. По старой памяти, так сказать. Ригор узнал обо всём этом от папы. Родитель отвечал на любые вопросы сына, не используя неловкие эвфемизмы. Говорил, как есть. Поэтому юный альфа рано начал исследовать своё тело, а уж к возрасту полового созревания настолько преисполнился в вопросе собственного удовольствия, что стесняться чего-либо перестал, даже если негласные правила заставляли. В конце концов, для него важнее были любимый омежка и он сам, а не сомнительные предписания, не имеющие адекватного обоснования. По мере приближения к покоям линия губ выравнивалась из заразительного изгиба улыбки. Ведь там, на большой кровати, под действием лекарственных трав спал его бедный малыш. Алан уведомил Ригора о том, что омежку удалось усыпить. Это отчасти успокоило. Но только отчасти. Очень небольшой. И с чего он вздумал развлекаться? Разве есть место хоть какому-то расслаблению, когда Мило плохо? С мыслями-кротами, разрывающими самооценку в поисках тотального чувства вины, альфа постарался как можно бесшумнее отворить дверь. Режинальд перевёл взгляд с книги на вошедшего сына. Изменился его дорогой Ригги за время семейной жизни. Ходит теперь медленнее, говорит тише. Скрытничает. Совсем самостоятельным стал. Жалко, ведь пожилой омега хотел, чтобы единственный ребёнок... Нет, так нельзя. "Ребёнок" уже вырос, а желание привязать его к себе ничем хорошим не кончится. Просто у них был сложный период, ни папа, ни сын не привыкли так подолгу не разговаривать по душам. — Привет, — тихо проговорил альфа. — Здравствуй, — ответил мужчина. С лёгкой грустью понаблюдал он за тем, с какой нежностью Ригор посмотрел на Мило, даже не взглянув на притаившегося около камина родителя. Подойдя к кровати, молодой человек опустился на колени и поправил одеяло. Омежка повернул головку в его сторону, видимо, учуял знакомый запах. — Он выглядит слабеньким и нездоровым, — поделился альфа, — Господин Тальсон точно подобрал хорошее лечение? — Как видишь, наш мальчик спит, — успокоил его Режинальд. — Ну да, да, — задумчиво произнёс Ригор. Внимательный взор родителя отчётливо определил, что сын здесь только физически, мысли же его в другом пространстве. Возможно, это просто признак утомления. Хотелось бы в это верить. — Не хочешь к нему присоединиться? — пожилой омега поднялся с кресла, — Отдых тебе не помешает. — Зачем? Я не устал пока, — отмахнулся альфа, — Спасибо за то, что присмотрел за Мило. Можешь идти, теперь я здесь буду. Мужчина решил сейчас не затевать длительных бесед. Растерянный и тоскующий вид Ригора поспособствовал отложению расспросов. В конце концов, у них вся жизнь впереди, чтобы решить возникшие трудности. Однако лучше, конечно, так долго не тянуть. Уже в дверях Режинальд вспомнил, что оставил в кармане штанов лекарство, предназначенное омеге. — Тут Тальсон оставил настойки, — он развернулся и начал рыться в складках одежды, пытаясь извлечь пузырьки. Но развернувшаяся в районе постели сцена не дала окончить задуманное. Альфа всё ещё стоял на коленях. Правой ладонью гладил растрёпанную головку Мило. А левой прикрывал лицо, вдавливая в глаза большой и указательный пальцы. — Ригги? — позвал Режинальд и подошёл поближе. Ригор странно содрогнулся и всхлипнул. — Ну, что же ты, — мужчина опустил руку на плечо сына, — Всё обошлось. Я понимаю, ты сегодня, наверное, весь день переживал. Молодой человек попытался сдвинуться, чтобы освободиться от тактильной поддержки. — Хочешь поговорить? — вкрадчиво произнёс папа-омега, отступая. — Мне уже не десять лет, — альфа продолжил пытаться остановить поток слёз, — Я должен справиться сам. Потребовалась минута, чтобы Режинальд осмыслил сказанное, сделал выводы относительно происходящего и принял решение. Услышав скрип закрывающейся двери, Ригор оставил все попытки сдержать рыдания. Взрослые люди, особенно его пола, не должны плакать и жаловаться. По крайней мере второе условие выполнить удастся. Край одеяла альфа использовал для того, чтобы стереть с лица избыток солёной влаги. Быть старшим мужем тяжело. Точно, не только приятно. Милые, уютные, романтичные, согревающие душу моменты их с Мило отношений перевешивали то, что происходило сейчас. В этом сомнений не было. Но как же всё-таки трудно с его омежкой. Предстояло вытащить малыша из ежедневного страха перед прошлым. Доказать безопасность мира, в котором младший оказался после замужества. Убедить в том, что он нужен, любим и бесконечно дорог. Метку поставить, в конце концов. А Ригор понятия не имел, как это сделать. И страдания любимого, с каждым днём переходящие на более высокий уровень, растлевали сознание пониманием, насколько безрезультатны все действия, совершаемые во имя спасения Мило. Осознавать это оказалось больно. Поэтому старший позволил себе слабость в виде небольшой истерики. Ведь завтра придётся снова бороться с трудностями, которым пока не видно предела. В покои кто-то вошёл, и альфа быстро отвернулся, чтобы следы его бессилия остались незамеченными. За секунду в голове пронеслись варианты объяснения произошедшего: ударился пальцем ноги об основание кровати и всплакнул, началась внезапная аллергия на непонятно на что, вспомнил грустную историю. И вообще, почему в комнату наследника врываются без стука? — ... уже полдня спит хорошо. Если проснётся снова от кошмара – сразу за мной посылайте. Да Вы, наверное, итак всё помните, Алан. — Всё помню, господин. И про лекарство, и про страшные сны, и про то, что нужно Вас позвать. Зачем папа вернулся? Ещё и слугу привёл. Не дают спокойно предаться отчаянию! — Ригор, пойдём со мной. Алан проследит за Мило, — папа приблизился достаточно, чтобы его мягкий настойчивый голос оказал своё обычное внушающее воздействие. К тому же взял сына за руку, точно как в детстве, и увёл в свои покои. По дороге Режинальд продумал убеждаюшую речь по поводу того, что плакать не стыдно и даже полезно. Его дорогой альфа с детства не слушал уговоры на данную тему. Он, видите ли, сильный пол. Взрослый. Причём заявлял, что уже достаточно большой и самостоятельный чуть ли не с момента наступления упомянутых десяти лет. Осберт вбил это в голову Ригора. А в совокупности с упрямством, доставшимся от того же родителя, юноша развил в себе устойчивое представление о позорном поведении. И как Режинальд не старался направить сына в более здоровое русло, тот отнекивался, отмахивался, а затем запирался и часами ревел. Иногда в дополнение к слезам царапал себя, кусал, а года три назад, после одного из побегов, специально обжёгся свечкой. Да так сильно, что небольшой след до сих пор остался на внутренней стороне левого предплечья. Вытаскивал сына папа-омега после таких эпизодов долго, медленно и очень осторожно. А потом ссорился с мужем из-за его дурацких предрассудков. Осберт не понимал, что сказанные им слова стоят двух-трёх дней возвращения Ригора к нормальной жизни. Вот такой у них вырос мальчик. Восприимчивый. Сейчас всё получилось относительно неплохо. Альфа был пойман ещё до начала истерики. Мужчина выделил десять секунд, чтобы похвалить себя за внимательность, всё остальное время пути ушло на обдумывание предстоящей беседы. — Заварите нам, пожалуйста, мой любимый чай, — попросил Режинальд горничного. Ригор уселся на своё любимое место. В комнате венценосного омеги стоял изящный... Описать этот предмет мебели одним словом ещё никто не смог, потому что размерами он превышал кресло, но был меньше дивана. Свободно разместиться на нём могли только двое. Молодому человеку нравился такой подход: вроде сидишь близко к любимому родителю, однако это же не из-за того, что ты так захотел, не из-за твоего мягкосердечия, душевной слабости, или что там ещё Осберт осуждал в наследнике. Мебель такая! Режинальд уселся рядом. Мужчина пока не спешил дотрагиваться до сына специально. Пока, спасибо креслу-дивану, они сами по себе соприкоснулись ногами и плечами. — Как у тебя дела, дорогой? — папа начал издалека, с некоторой тревогой убедившись, что альфа уже успокоился. Лучше бы было выплакать накопившиеся слёзы. — Плохо, — буркнул Ригор, — Как будто ты не заметил. — Нет, не заметил, — ответил пожилой омега. Слуга принёс чайник, чашки и вазу с какими-то сладостями. Юноша не удостоил внимания поднос, ему было всё равно. Режинальд поблагодарил своего горничного и отпустил. — Мы приехали с собрания, и до сегодняшнего обеда всё было хорошо, — пересказал своё видение ситуации он, наливая себе ароматный напиток, — Ты переживаешь только из-за того, что Мило расстроил сон? Чай будешь? — Нет. — На какой вопрос ты сейчас ответил? — На все. Ему не нравилось быть слабым. Альфа не только по воспитанию отца, но и от природы, Ригор больше умел защищать, чем просить защиты. А теперь папа общался с ним, как и он недавно со своим омежкой. Успокаивающими наводящими вопросами. Это начало не слабо нервировать. Мужчина заметил, что сыну некомфортно. Обычно, чтобы разговорить упрямого ребёнка, нужно было потратить некоторое количество времени. — Что тебя беспокоит? — Режинальд снизил тон и поставил чашку на место, решив полностью сосредоточиться на беседе. — Очень многое, — безразлично отозвался "упрямый ребёнок", — Но я не буду просить у тебя поддержки. Я благодарен тебе за помощь на протяжении моего взросления. Мне нужно учиться справляться самому. Омега кивнул. — Могу я спросить, почему ты решил отказаться от моей помощи? — поинтересовался он через несколько секунд молчания. Ригор полностью развернулся к родителю. — У меня вообще-то уже муж есть. И потом я должен буду стать правителем города. Разве главному альфе округи полагается рыдать на плече у папы? — То есть, ты хочешь сказать, — медленно произнёс Режинальд, тоже разворачиваясь к сыну и укладывая руку на спинку кресла-дивана, слишком близко от плеча Ригора, — Что из-за супруга и трона ты обязан, — он особо выделил это слово, — в одиночестве решать все свои проблемы? Держать в себе всё, что беспокоит? Не иметь возможности обратиться ко мне? — Да, — твёрдо сказал альфа, — В смысле, нет. Почему в одиночестве? Мне поможет Мило. С ним я чувствую себя так же, как с тобой. И могу всем поделиться. — Значит, — подытожил мужчина, — Ты не хочешь ничем делиться со мной, потому что — как ты говоришь? — "рыдать на плече у папы правителю города не пристало". — Верно. — А рыдать на плече мужа ты будешь? — проговорил папа-омега, — Тогда я спокоен за тебя. Мне главное, чтобы ты не остался один на один с тем, что будет съедать тебя изнутри. Думаю, Мило поможет так же хорошо, я видел, как трепетно и нежно вы относитесь друг к другу. Окончив монолог, Режинальд победно отхлебнул из чашки ещё тёплый напиток. Ригор задумался. Его мысли относительно отказа от папиного плеча показались вдруг нестройными, нелогичными, совершенно не решающими проблему. Почему ему показалось, что Мило может заменить папу? Ведь по протоколу семейных отношений высшего общества муж не более, чем дополнение к красивой патриархальной картинке. Альфа и забыл, что его отношения с омежкой такое же исключение из чудовищных правил, как его отношения с младшим родителем. Получается, нужно действительно остаться наедине с самим собой, чтобы удовлетворить все неписанные обычаи. Получается, нужно стать Осбертом... Эта мысль неприятно поразила. Во-первых, молодому человеку и правда становилось легче, когда папа заставлял его пожаловаться, рассказать о беспокойствах, всплакнуть, наконец. Почему он решил, что сможет справиться без этого? Во-вторых, Ригор всегда был первым, кто рушил противные догматы, лишающие возможности любить и быть любимым. Что на него нашло? Он же сам постепенно учил мужа жить не так, как положено по этикету, а так, как велит сердце. Отчего он возомнил, что лучше омежки? Что тому нужно выговариваться и выплакиваться, а ему нет? Откуда взялась эта непростительная горделивость и необоснованное превозношение? Режинальд кашлянул, привлекая к себе внимание. Альфа вздрогнул и со страхом уставился на него. Папа-омега сочувственно улыбнулся и протянул к нему руки. Ригор вложил в них свои. — Ригги, ты знаешь, как я горжусь тобой. Ты совершенно прав, когда говоришь о том, что уже вырос. Из тебя получился замечательный взрослый, — мужчина не разрывал зрительного контакта и постепенно усиливал тактильный, легонько сжимая ладони сына, — Помнишь, сколько всего сделано твоими силами? Я точно не знаю всех законов, которые ты предложил и не смогу перечислить всех договоров разных уровней, которые заключены благодаря тебе. Но я вижу, как ты ежедневно трудишься ради города. Ты поистине достойный наследник. Альфа почти всю пламенную речь родителя пропустил мимо ушей. Ну и что, что он работает каждый день? Это же обычно. И почти всегда даже приятно. Разве можно этим гордится? — И семейную сферу жизни ты наладил практически самостоятельно. Мило в тебе души не чает, хотя у него были причины бояться всех и всего. Кто помог ему выбраться из прошлого, если не ты? — Я не помог. У меня вообще ничего не получается, а один раз я вообще всё испортил, — возразил Ригор. Слёзы снова подступили к глазам. — Почему же? — искренне удивился Режинальд, проявляя чудеса актерской игры. — Не нужно притворяться, что ты ничего не знаешь. Я думаю, ты давно уже всё заметил. И ещё я просто уверен, что ты не мог бы забыть нашу беседу относительно того, что Мило нужна твоя помощь, — альфа шмыгнул носом и придвинулся ещё ближе. Папа-омега внутренне отметил, что такие уловки больше не работают. Всё-таки имитировать тотальное непонимание с успехом получалось, когда его мальчик был помладше. Тогда подросток с рвением объяснял сам, что его тревожит. Ригор зажмурился, смаргивая накопившуюся на нижнем веке влагу. Осознание собственного позорного бессилия никуда не делось, но пропало стремление скрывать эмоции от папы. — Я так сильно запутался, папочка, — хрипло признался он, — Прости меня, пожалуйста. Что оттолкнул. Это глупо. Режинальд приобнял сына и склонил его голову себе на плечо. — Что ты, я не сержусь, — заверил мужчина. Не имея ни возможности, ни желания сдерживаться, Ригор заплакал. Слёзы катились по лицу одна за одной, оставляли за собой длинный след, тонкий и мокрый, а затем впитывались в тот же расшитый яркими нитками наплечник, в который днём утыкался Мило. Альфа плакал тихо. Не всхлипывал через каждую минуту, не содрогался, не подвывал. Вероятно, на подсознательном уровне пытался не привлекать к себе внимание в такой момент. Просто позволял тёплым потокам покидать покрасневшие глаза. Но уже и этого было достаточно и заслуживало похвалы. Режинальд всё же своего добился. — Сыночек, я и правда понял, что у вас не всё гладко, — начал папа-омега, когда Ригор слегка успокоился и расслабился, — Мило такой несчастный, и ты в последнее время выглядишь растерянным. Расскажи мне, что случилось? Я постараюсь помочь и ему и тебе. Побуждая альфу к ответу, родитель понимал, что проблем несколько и они сейчас вместе роятся в приклонённой голове. Поэтому решил немного помочь: — Детка, мы же с тобой выяснили, что не нужно держать лицо, когда происходят плохие события? — Ага, — голос после слёз был низкий и гнусавый. — Не стыдись этого. Ты у меня уже большой, самостоятельный. Но ни одного человека в мире нельзя назвать взрослым исходя из того факта, нуждается ли этот человек в поддержке или нет. Согласен? — Да. — А ещё ты преувеличиваешь относительно того, что у тебя ничего не получается. Абсолютно ничего не получаться не может. Верно? — аккуратно вывернул Режинальд на главную тему, — Вы же неплохо ладите, и я припонимаю, что имели место быть подвижки к близости? Ригор потянул время. Но папа-омега терпеливо дождался, пока сын соберётся с силами. — Он любит меня. И я его. Но мы постоянно... Натыкаемся на что-то. Что-то очень нехорошее. И тогда мне приходится помогать ему справиться... С тем, чего даже не существует. Раньше у меня выходило достаточно для того, чтобы его успокоить. Но теперь всего слишком много. Наверное, тебе совсем всё не понятно... — Кое-что я понял, — мужчина прокашлялся, — Ох уж эта погода... Наверное, тяжело так... Каждый день сражаться с невидимым злодеем. — Очень, — печально отозвался альфа, — К тому же, я не могу с этим совладать. Раньше удавалось прогнать на время, но оно всегда возвращается. Уже не знаю, что говорить или делать. От этого бывает очень страшно... Когда у него начинается очередное... Ну... Не хочу говорить прямо, пусть Мило сам тебе расскажет. Если захочет. — Думаю, мы договоримся, — улыбнулся пожилой омега, — Как с тобой. — Конечно. Ты любого уболтаешь, — молодой человек шмыгнул носом в последний раз и произнёс тише, — На это моя последняя надежда. Спасибо тебе. — Не драматизируй. Пожалуйста. И спасибо тебе за откровенность. Пообещаешь мне несколько вещей? — Да, — с готовностью выпалил Ригор. — Надеюсь, следующего раза не случится. Однако если что, не тяни до последнего. Говори со мной пока. Мило хватает проблем, как я погляжу. Но мы обязательно его вылечим, и с двух сторон тебя будем поддерживать. И любить. Ригор придвинулся ещё ближе, хотя казалось, что это уже невозможно. Режинальд обнял его крепче. — Далее. Хватит всё контролировать и думать, что ты — единственный, кто должен решать все вопросы мира сего. Относительно себя, своего мужа и даже города. Делегируй обязанности. Обращайся за помощью. — Это очень похоже на первый пункт, — заметил альфа. — Я и три, и четыре раза повторю, лишь бы ты запомнил. Мне не жалко. — Хорошо. Я очень постараюсь. Хотя неприятно мне. Чувствовать всё это. Что я слабый... Не могу сам чего-то сделать... — Конечно, — папа-омега закатил глаза, — Я и забыл. Ведь всё на земле зависит от тебя и происходит только по твоему велению или недосмотру... — Перестань. Ты всё время так говоришь про меня, — шутливо-капризным тоном перебил его Ригор. — А ты постоянно забываешь, что кроме тебя существуют другие люди, а также обстоятельства, которые не в силах изменить никто. Тогда зачем брать на себя ответственность за каждое происшествие? Только мучения лишние. — Оно само как-то. С Мило всё новое, я даже не понял, когда зашёл настолько далеко. Теперь буду внимательнее, — молодой человек протяжно вздохнул. — Умница, — похвалил Режинальд. Он высвободил ладонь сына, взял из вазочки печенье с цукатами и протянул Ригору, — Съешь. Ты же любишь. Помнишь, однажды на празднике в честь сбора урожая слопал целую тарелку! — Папа, мы же серьёзные вещи обсуждаем! — альфа взял угощение, но есть не спешил. — По-моему, мы уже всё обсудили. И тебе не помешает немного расслабиться. Когда ты вообще в последний раз делал что-то исключительно для себя? — мужчина потянулся и взял свою чашку. — Точно не помню, — Ригор придирчиво осмотрел кружочек из пышного теста с яркими вкраплениями, — Может, неделю назад бегал в последний раз. Потом всё дела как-то. Не рисовал уже очень давно. А читаю всё больше документы... Папа подозрительно молчал. Переведя на него взгляд, сын встретил укоризненный взор. — Завтра никаких встреч нет, я знаю. Вот и отдохнёшь. Увижу за работой – отберу бумаги, нелитературные книги, привяжу к мольберту и буду вслух сказки читать. Заворожённый названной перспективой, альфа потянул в рот печенье. Вообще-то с утра он собирался побыть с Мило, после обеда просмотреть отчёт главного эконома города, и затем посетить хотя бы одну ферму. А ведь действительно не помешало бы отдохнуть. Режинальд снова улыбнулся. — Дорогой, сделай перерыв. Проведи время с самим собой. А я с Мило поговорю. Каким же нужно было быть дураком, чтобы отказаться от такого родителя. Точнее, от такой формы общения с ним. Прожевав последний рассыпчатый кусочек, альфа решился на откровенность: — Я так люблю тебя, — он неуклюже обнял папу, стараясь не испачкать накидку пальцами в крошках, — Спасибо. Ты просто мой рассвет. С тобой так светло становится и сразу надежда появляется. Мужчина блаженно прикрыл глаза. Миссию можно было считать оконченной. Разговор забрал много душевных сил. К тому же, сумерки поспешили спуститься с небес, и Алана следовало бы отпустить. Уходя, Ригор захватил с собой ещё пару печенек. А Режинальд, добродушно посмеиваясь, отдал ему всю вазочку. Его мальчик вернулся.