Зачем человеку сердце?

— Думаешь, эти кролики успели? — Вчера вместе уезжали, кто их знает. — Судя по лицам либо поцапались, либо секс — хуйня. — Я, блять, вообще-то здесь! — Антон не выдерживает примерно на третьей реплике, если этого дерьма было сказано не больше. Он ведь сначала особо-то не вслушивался. Это хорошо ещё, что Арсений из гримёрки вышел.       Серёжа улыбается так слащаво, словно не он буквально секунду назад устраивал дискуссию с хмурым Позовым на тему ебли своих коллег по цеху. Антон ушам не поверил, пока не вслушался в их диалог. И уже успел пожалеть, что вчера вообще к Арсению подошёл что-то там предлагать. У него голова кипит от всего произошедшего за одни только сутки, а эти ебучие шутки сделали ещё хуже.       Хотя, когда они с Арсением ехали в одной машине на работу, после поцелуев на кухне, так и не сказав друг другу больше ни слова, Антон думал, что хуже уже быть не может. Матвиенко с его разговорами доказывает обратное. — Шаст, расслабься, — Серёжа кидает на него игривый взгляд, сидя в кресле напротив, и Антон закипает. — Скажешь что-то подобное при Арсе — я тебе переебу, — Антон не шутит, и видимо Серёжа замечает его чересчур серьёзный взгляд, решая не ждать подтверждения слов, неестественно раздражённого обычной шуткой Шастуна, и замолкает.       К слову, очень вовремя. Арсений заходит в гримёрку такой же потерянный и какой-то слишком тихий, что для него вообще-то несвойственно, а Антон хочет переебать уже себе. Как минимум за то, что вообще всё это начал.       У них с Арсением ещё день назад было всё: привычные шутки, тёплые взгляды, рабочая химия. А сегодня они постоянно молчат (и не только друг с другом), так что это в конечном итоге начинает напрягать всех. Им до начала съёмок каких-то полчаса, и в зале уже сидят зрители, но ни Антон, ни Арсений не могут сосредоточиться.       В конце концов это доводит Стаса, который откровенно заебался пол-утра пытаться узнать, что вообще с ними не так. Позов на его вопрос пожал плечами, Серёжа отмахнулся, Антон с Арсением вообще сидели как в воду опущенные, словно за что-то провинились, а весь остальной съёмочный состав молча делал вид, что ничего особенного не происходит, хотя напряжение коснулось всех. Кажется, даже уборщиков помещений. — Объясниться не хочешь?       Стас подлавливает Антона за двадцать минут до выхода, пока тот незаметно пытается прошмыгнуть в туалет. Антон избегал Шеминова пол-утра, не желая оставаться с ним наедине, и поначалу получалось неплохо, а теперь его зажали в угол, и говорить придётся, как бы Антон не отнекивался. — Антон, что происходит? — Знал бы я.       Антон опускает голову, чувствуя себя подростком, которого словил отец за чем-то непристойным. — Вы переспали?       Стас прямолинеен как и всегда, и Антон чуть воздухом не давится, когда слышит этот вопрос. Это даже не неловко, а скорее странно и стыдно. Антон знает, что Стас относится к Ире с особым трепетом, как минимум потому, что он их познакомил. Антон на первых порах, когда отношения только зарождались и он был Ирой увлечён, Стаса про себя очень благодарил за то, что познакомил его с этой девушкой.       Ира была желанна, и Антон действительно влюбился в неё, чтобы в конечном итоге предложить отношения. Стас был их общим другом, который знал чуть больше остальных. Иногда это напрягало, потому что Ира нередко разговаривала с ним о проблемах, возникающих между ней и Антоном, словно Стас мог как-то на это повлиять. Хотя сейчас Антон почти уверен в том, что так и было.       Стас говорил с ним, и Антон прислушивался к его словам, как будто он разговаривал со страшим братом. И хотя Стас не всегда вставал на строну Иры, он каждый раз говорил о том, что Антону надо больше ценить то, что он имеет, как будто человека лучше Иры Антон встретить не мог ни за что и никогда. Это порождало новые конфликты, потому что Антона совсем не устраивало, что в их отношениях принимал участие ещё один человек, хоть и близкий для них обоих.       Кроме того, почему-то именно Антона выставляли виноватым почти во всех конфликтах, что поначалу он даже не замечал. Естественно, у него были косяки, но они были и у Иры. Только ей никто мозги не промывал по поводу того, что нужно больше ценить то, что она имеет. Со стороны Стаса, как считал сам Антон, это было нечестно. Кроме того, иногда Шеминов задавал слишком прямые и смущающие вопросы. Он делал это даже сейчас, только теперь это касалось Арсения. — У нас ничего не было.       Антона подводит голос и слегка самообладание. Врать он не умел никогда. И Стас об этом осведомлён не хуже других, может даже чуть лучше. Но он, к удивлению, больше не спрашивает ничего странного и не пытается выставить Антона конченным мудаком, который, толком не завершив отношения, готов идти и трахаться с кем угодно. Хотя, чёрт возьми, Арсений — не просто кто-то. Арсений это… Арсений. Антон даже перед собой это не объяснит.       Он стоит за кулисами, всё ещё пребывая в прострации и погружённый в навязчивые мысли об Арсении. Антону бы проверить. Самого себя в первую очередь. Посмотреть бы, что он чувствует, чтобы не ошибиться. В себе и, наверное, в Арсении тоже. Тот проходит совсем рядом и останавливается рядом с Антоном, заставляя обратить на себя внимание. — Сосредоточься, — Арсений смотрит на него обыденно нежно, и Антон чувствует себя самым мерзким человеком на планете. Он почти умоляет себя закрыть рот, но желание сделать хоть что-то сильнее него. — Поехали ко мне потом?       Арсений на секунду теряется и столько же думает о том, надо ли ему это всё. Они ведь оба знают, для чего Антон зовёт Арсения к себе. — Если снимем что-то стоящее сегодня… От тебя ведь многое зависит. — Это что, способ мотивации? — Арсений на это улыбается. — Если хочешь того, что стоит за вопросом о поездке к тебе, то тебе стоит постараться не думать ни о чём во время съёмок кроме самих съёмок.       Антон неосознанно тянется к Арсению в попытке хотя бы обнять, но Стас объявляет о начале мотора, и они выбегают на сцену, прячась за двери. У Антона потеют ладони, когда Стас отсчитывает секунды до готовности. В зале слышится гул, после — аплодисменты, и они выходят на сцену.       Антон отпускает себя во время съёмок трёх историй практически полностью. Потому что во время самих «Историй» думать о чём-то помимо того, что сделать дальше и как не слить сюжет в дерьмище, почти невозможно. Даже во время перерыва Антон забывается. Подхватывает общий настрой, снова умудряется пошушукаться с Арсением под взгляды остальных и думает, что всё не так уж и плохо. Командная химия становится в идеальный баланс уже ко второй истории, так что третья отыгрывается особенно легко.       Антон привык к этому. Привык к усталости во всём теле и лёгкости в голове после завершения съёмок. И что самое приятное — это чувствует не он один. Рядом с ним его люди, команда. Рядом с ним Арсений, с которым снова неожиданно легко. Он идёт по правое плечо. Не задаёт вопросов после съёмок, и никто их не задаёт, когда они снова уезжают вместе на машине Антона чуть раньше, чем все остальные. — У нас остался ликёр.       Арсению давно уже не шестнадцать, и торкать от слова «нас», когда его произносят в контексте «что-то только для двоих», не должно. Но Арсения торкает. Заслуга Антона в этом точно есть, потому что Арсений как никогда ощущает уже даже не влюблённость, а что-то большее.       У него есть вопросы, которые он пока не задаёт, предпочитая разобраться с утра и не усложнять им вечер разговорами, предпочитая провести его более приятно. Он не думает о том, что сегодня они решатся на секс. Он не хочет знать даже, решатся ли они когда-то вообще, но он в предвкушении посматривает на Антона в зеркало и ловит его ответный взгляд. — Всё хорошо? — Антон не может не спросить, как минимум, потому что ему совсем не всё равно на желания Арсения. Тот кивает. — Почему спрашиваешь? — Хочу убедиться, что ты тоже этого хочешь.       Арсений напрягается, отводит взгляд, рассматривая быстро сменяющиеся новостройки за окном, и молчит. Он не хочет обсуждать это всё с Антоном сейчас. Потому что все его тысяча и один вопрос никак не хотят формулироваться. Он также не хочет именно сейчас слышать от Антона то, что скорее всего уничтожит его изнутри.       Арсений не обидится, не будет сопротивляться правде, и уж тем более он не будет пытаться её как-то изменить. Он не удивится, если узнает, что для Антона это всё между ними было способом забыться, попытаться вычеркнуть Иру из головы, потому что расставание после длительных отношений очень тяжело переживать.       Тем более Арсений мог на это повлиять в самом начале, но он сам выбрал быть игрушкой, которую Антон выбросит, когда наиграется. А, значит, он знал на что шёл — жаловаться не на что. Обижаться тем более. Ему всё-таки не пятнадцать. — Почему молчишь? — Антон всё же настаивает, Арсений не хочет тешить себя надеждой, что для Антона важно его мнение, но тот ведёт себя именно так. — Всё норм, — бросает он в ответ короткое, потому что на большее его не хватает. — Ладно, Арс, нам не обязательно об этом говорить, но давай не будем притворяться, что не понимаем, о чём речь.       Арсений смотрит в окно до окончания поездки, потому что на Антона смотреть становится неловко и жарко. Он думает о том, что Антон не прав, и поговорить о том, что происходит нужно обязательно, но он также благодарен за предоставленную возможность оттянуть этот разговор до лучшего времени. Арсений уверен, им обоим есть над чем подумать.       Это точно не является ошибкой, потому что уже в квартире они не знают, как начать диалог. Они молча садятся напротив друг друга за стол, и Арсению становится смешно с того, что два взрослых мужика друг перед другом превращаются в школьниц. — Доставай давай свой ликёр, — наконец говорит он, когда тишина начинает слишком напрягать.       Антон, словно очнувшись, ставит на стол рюмки, недопитую бутылку с алкоголем. Арсений находит в холодильнике бананы и думает, что это лучше, чем ничего.       Они пьют сначала молча, словно пробуют то, что между ними на вкус. Антон даёт время расслабиться, потому что для себя на сегодня он всё уже решил. Остаётся решиться Арсу, и Антон даёт шанс, чтобы тот успел передумать.       Но Арсений, по всей видимости, бежать от Антона сегодня не собирается. Он становится более расслабленным и даже сам заводит непринуждённую беседу, плавно перетекающую из одной темы в другую, но при этом она ни к чему не ведёт. Антон поглядывает на него, периодически на губы и ждёт удобного момента.       Арсений видит его метания, которые никак не хотят переходить в действия, именно поэтому он в конечном итоге сам поднимается со стула и подходит к Антону со спины, кладя руки ему на плечи. Антон чуть напрягается, что не остаётся без внимания, и Арсений, наклоняясь к самому уху, произносит тихое: — Волнуешься?       На самом деле Арсений сам очень сильно волнуется. Его влажные ладони и слегка неровное дыхание могут выдать его с потрохами, но он играет со своим телом в опасную игру и пока выигрывает. — Арс, я переживаю, потому что мы не обговорили то, что сегодня тут делаем, — у Антона слегка заплетается язык под действием ликёра, который они к слову допили. Он чувствует ровно то же самое, что и вчера. То же опьянение, тот же Арсений. То же желание. — Можем ограничиться поцелуями, — у Арсения язык развязывается под действием того же ликёра, и он не особо сдерживает себя и совсем не фильтрует мысли, которые можно озвучить. — Или дрочкой. Ты как хочешь?       Антона, наверное, не должны удивлять подобные вопросы касаемые секса, как минимум потому, что это важный момент близости между двумя людьми перед физическим контактом такого плана, но с Ирой у них такого не было. Наверное, поэтому они иногда не соответствовали запросам друг друга на вечер. Кроме того, от скрытного обычно Арсения, который десять раз подумает перед тем как сказать, Антон точно не ожидал этих слов. — Я хочу, чтобы мы перешли в спальню. И поговорили, — Арсений руки с плеч Антона убирает, и это воспринимается как сигнал к действию. Со стула Антон встаёт, чтобы последовать за Арсением в комнату. Он едва не спотыкается о кровать.       Антон удивлён самому себе не меньше Арсения, потому что он звал его к себе точно не поговорить. По крайней мере не сейчас. Но что-то в Антоне трескается ровно в тот момент, когда Арсений задаёт вопросы, которые Антон вряд ли когда-нибудь услышал бы. Именно поэтому всё кажется неправильным, и меньше всего хочется, чтобы Арсений думал, что для Антона это просто способ снять напряжение.       Арсений — не просто для удовлетворения. И в Антоне говорит осознанность даже на пьяную голову, когда он понимает, что ему необходимо поговорить перед тем, как снять с них обоих трусы. Арсений заслуживает лучшего отношения. Хотя бы потому, что всё ещё рядом. — Арс, я просто хочу прояснить, — они садятся на кровать напротив друг друга, и Антон пытается формулировать слова в предложения. От Арсения взгляд оторвать сложно, но, если смотреть, невозможно сосредоточиться. — Я не могу сказать, что тут между нами, да, это обоюдно, но тебя не смущает, что я вот так с тобой… — Меня смущает, что мы разговариваем об этом не в том состоянии. — Понял.       Они молчат долгие секунды, и Арсений понимает, что Антон всё ещё напряжён. От этого становится теплее на душе, потому что, твою мать, Антону не всё равно, и он осознаёт, что между ними всё не так, как должно было быть. Арсений, наверное, просто боится поверить в это, но он тоже считает нужным обозначить свои мысли, чтобы Антону было проще разбираться в себе. — Хорошо, ладно, я понимаю о чём ты, но я готов подождать, пока ты разберёшься со всем этим, — Арсений складывает руки в замок, опуская голову. — Я просто хочу надеяться, что это не зря. — Я тоже, — Антон почти шепчет, смотрит на Арсения поражённо. Ему дают шанс и не упрекают в том, что он не может прямо сейчас что-то изменить.       У него проводится параллель с отношением Иры к проблемам или его внутренним метаниям, и она точно не была так внимательна, как Арсений. Антон готов биться головой о стену, лишь бы перестать сравнивать двух абсолютно разных людей и их поступки, эмоции, отношение к чему-либо, но он не может просто прекратить, пока не будет точно уверен, что готов отказаться от чего-то одного ради другого.       Антон замечает краем глаза движение: Арсений меняет положение, сидит уже не на краю кровати, а спиной к стене, скрещивая ноги. Антон зачем-то зеркалит, садится к Арсению лицом, также ноги скрещивая. Арсений улыбается почему-то. — Мирроринг? — Чего?       Арсений, спизданув какую-то дичь, как кажется Антону, совершенно очаровательно посмеивается в ответ на непонимающий взгляд. Антон улыбается, хоть и не понимает, чем вызван смех Арсения. Тот смотрит на него как-то совсем уж странно и действовать продолжает также.       Арсений двигается ближе, и они зависают на ничтожном расстоянии, колени соприкасаются, и Антон может поклясться, что это небольшое прикосновение интимнее сейчас, чем любой секс. Он жалеет, что они оба сейчас в штанах, потому что эффект от прикосновения кожи к коже был бы более ярким.       Антон поднимает глаза, когда слышит смешок и осознаёт, что на пару секунд завис, пялясь с улыбкой на их с Арсом соприкасающиеся колени. Он чувствует себя странно, пытаясь разбавить их молчание, сделавшееся вполне уютным, но неуместным сейчас, хоть чем-то. — Ты же сегодня останешься? — Je ne resterai pas avec toi aujourd'hui, mon ange.       Есть нормальные люди, а есть Арсений. Антон в этом убеждается раз за разом. Французский Арсения красивый, но непонятный. Антон смотрит перед собой серьёзно, видит в глазах напротив смех, но его кроет от голоса, от того, что Арсений такой… неожиданный даже сейчас. Он не хочет его переспрашивать, что значит эта фраза. Всё равно Арсений не ответит или соврёт. — Как думаешь, — Арсений переходит на русский, его пьяный шёпот заставляет покрываться мурашками. — Мы уже в том возрасте, чтобы контролировать свои хотелки даже под алкоголем? — А чего ты хочешь?       Арсений прикусывает язык, чтобы не выдать херни по типу: хочу тебя и прочий бред. Он сегодня и без этого наговорил слишком много. Конечно Шастун не знает французского, и вряд ли когда-то вспомнит об этой фразе. Но сердце всё равно заходится в быстром темпе, когда в голове проскальзывает осознание, что Арсений сказал. Сам себя-то он отлично понимает.       Антону правда до алмазной звезды на чужие душевные метания, поэтому он по всей видимости решает, что Арсений сегодня словил недостаточное количество приступов. Тот чуть ли воздухом не давится, когда Шастун влажными пальцами фиксирует его за подбородок прямо перед собой.       Близость сама по себе пугающая, а если смотреть друг другу в глаза, то вообще какая-то убийственная. Возможно, так считает только Арсений, потому что Антон не выглядит смущённым даже самую малость. А вот тот, кто считал, что его невозможно смутить, неожиданно пытается отвести взгляд. — В глаза смотри, Арс, — проговаривает Шастун в самые губы, кончиком языка облизывая свои.       Он это специально, да? — Провоцируешь? — Арсений не планировал этого говорить, как и всего остального, что успел сказать за короткий вечер, но ликёр решил всё за него. И неважно ему кто там и чего хотел.       Хорошо хоть, что Арсению срочно не приспичило поебаться, а то Шастун бы уже лежал без трусов на этой кровати, ну или снимал бы трусы с Арсения. Тут по настроению, так сказать. — Арс, — а планка-то всё опускается, и к снятию трусов они всё ближе, потому что Антон играет с огнём, рискуя превратить крошечную искру в такое пламя, что не только обожжёт, но и охватит полностью. Есть шанс сгореть. — А что, если я действительно провоцирую?       Где-то на подсознательном уровне они оба ожидали, что однажды это произойдёт, поэтому Арсений даже не слишком удивился. Антон со своим щенячьим взглядом и двусмысленными фразами не оставлял другого выбора. — Что ж, — Арсений опускает взгляд на чужие губы. Антон зеркалит. И оба на секунду задерживают дыхание. — У тебя получается.       Арсений ещё ближе, губами слегка касается, но не целует, и Антону в момент хочется повалить его прямо на эту кровать, чтобы целовать, пока не задохнётся. Но всё, что он делает — сидит, тупо уставившись на чужие губы, пока Арсений молча улыбается, слегка касаясь. Дразнит, сучара. — Ну, Шаст, — начинает он было на свой пиздабольский лад. — Ждёшь всё-таки, что поцелую, да? — Пизда.       И всё-таки Антон не сдерживается. Арсения валит на спину на подушки. И тот выгибается навстречу довольным котом, ластится к рукам, ведь этого и добивался, и Антону от такого зрелища перед глазами буквально хочется скулить. Он наклоняется ближе, оказываясь у Арсения между разведённых ног. Тот рукой притягивает его за волосы, в отместку за происходящее ранее не даёт сдвинуться с места, фиксирует.       Антон хочет возмутиться, но, когда Арсений сам слегка приподнимается и, прикрыв глаза, на выдохе трётся носом о щёку, он готов остаться в этой позе хоть на несколько дней, не шевелясь. Лишь бы почувствовать это снова.       Арсений играется, целует не спеша щёки, кончик носа аккуратно, отчего Антон забавно морщится, но испытывает невероятный прилив нежности и хочет Арсения зацеловать всего, но тот пока не позволяет. Сам целует, переходит плавными движениями на шею, перед этим совсем не нежно дёрнув Антона за волосы, вынуждая откинуть голову. И Антон в хрен пойми какой раз за вечер ему повинуется. — Арс, — выдыхает он просящее. — Пожалуйста, я с ума сойду. — М? — Блять, поцелуй нормально. — Антон прикусывает губу, сдерживая чересчур громкий выдох, когда Арсений проходится кончиком языка по мочке уха. Блядская чувствительность. — Хватит играться.       Арсений, что удивительно, сдаётся, но перед этим не отказывает себе в удовольствии слегка прикусить мочку уха снова, раззадоренный особой чувствительностью Антона в подобном месте. Он находит это милым. — Шаст, ты уверен?       Внезапный вопрос ставит Антона в тупик. Руки Арсения с его тела пропадают, и он теперь может спокойно вертеть головой. Сам Арсений выглядит серьёзным, но слегка поплывший взгляд выдаёт, что остановиться сейчас было нелегко. Антон сам находится будто бы в прострации. Глаза шальные, а места, которых касались губы Арса влажными поцелуями, словно огнём горят. — Уверен ли я, что хочу? — Арсений в ответ коротко кивает. — Да, Арс. Я уверен. — Хорошо, — тот понижает голос, и теперь это звучит почти интимно. — Потому что я хочу кое-что попробовать и провернуть это именно с тобой.       Антон понятия не имеет, о чём Арсений ему говорит, но тот будто в приглашающем жесте разводит колени пошире, и Антон, отвлекаясь от мыслей, подаётся вперёд в попытке поцеловать. Арсений, сохраняя дистанцию, снова хватает его за волосы. И пока Антон болезненно шипит, тот проводит свободной рукой по ширинке его джинсов. — Сегодня я веду, — Арсений почти мурлычет в самые губы, а после ловко меняет их местами. — А ты с такого ракурса ещё красивее, — разум слегка затуманен алкоголем, но это не мешает Антону здраво оценить то, что в позе наездника Арсений смотрится слишком хорошо для того, чтобы быть реальным.       Он сидит на его бёдрах так правильно и повседневно, что Антон почти теряется от ощущений. Словно всё так, как и должно быть. Арсений считает также, чуть опускаясь по ногам, пока тянется вслепую рукой к чужому паху. Сжимает коротко его через ткань, а потом Антон чувствует, как тёплые пальцы забираются под резинку его трусов. Арсений задевает тыльной стороной ладони короткие волосы, чтобы в следующую секунду обхватить член. — Ты пиздец, Арс, — Антон приподнимается слегка, чтобы облокотиться спиной о спинку кровати, а после утыкается лбом в чужое плечо.       Арсений добивает, целует за ухом, вызывая короткий тихий стон, слетевший с губ Антона совершенно случайно, но очень кстати, потому что Арсений перестаёт, наконец, сомневаться. Ему немного неудобно так: на чужих подрагивающих от возбуждения ногах, с вывернутым немного запястьем в штанах Шастуна, но похуй. Сейчас так на это похуй.       Антон будто мысли читает, сквозь пелену перед глазами он Арсения чуть отстраняет от себя, заставляет вытащить руку из штанов, чтобы стянуть их ниже к коленям. Антон снова замирает в предвкушении и снова коротко стонет, когда Арсений возвращает ладонь.       По тому, как Антон толкается в кольцо пальцев, Арсений понимает — ему мало, мало настолько, что Арсений решает слегка поиграть. Он жадный до чужих эмоций, до стонов. Он двигает рукой быстрее, свободнее, впитывает каждую реакцию на собственные действия. Антон откидывает голову, оголяя шею. Арсений сглатывает, сдерживаясь, чтобы не оставить ненароком засос.       А Антон не помогает, в ладонь толкается резче и стонет громче, так что у Арсения нешуточно низ живота стягивает. Прямо как тогда, на кухне. Надолго картина вчерашнего вечера застрять в голове не успевает. Антон Арсения за шею притягивает к себе для поцелуя.       Антон не медленный, не осторожный, он почти кусается, но Арсений не собирается ему уступать, ловит губами чужой язык, практически вылизывающий его рот, а после чуть сжимает пальцы, ощущая, как член в руке напрягается ещё сильнее. Антон стонет в поцелуй глухо, задушено, кусает Арсения за нижнюю губу, и тот отстраняется.       Ползёт ниже, сползает вбок на кровать и стягивает с Антона штаны вместе с трусами, оставляя их на полу. После вынуждает согнуть ноги в коленях, чтобы через секунду развести их в стороны на манер бабочки и устроиться между ними. Антон сглатывает, смотрит осоловелыми глазами и вдыхает через рот. Арсений перед ним невероятен.       Он удобнее усаживается между разведённых в стороны ног и склоняется ниже, целуя внутреннюю часть бедра, пока Антон пытается упереться руками в кровать поудобнее и прогибается от ощущения мокрого языка на коже. Арсений не особо с ним церемонится, наклоняясь к стволу и проходясь по нему кончиком языка.       Он поднимает взгляд, усмехаясь, довольный реакцией. Антон стонет сквозь зубы, пытается толкаться бёдрами вперёд. Потому что мало, потому что язык этот блядский с ума его сводит. — Тише-тише, мой хороший, — у Арсения голос хрипловатый, и Антона от него всего плавит. Это «хороший» пьянит похлеще ликёра.       Арсения самого почти трясёт. Он отстраняется от Антона на секунду, расстёгивает собственную ширинку, запуская руку в трусы, чтобы хоть немного стало легче. Он возбуждён до предела, и многого сейчас ему не надо.       Антон выглядит нуждающимся, даже слишком, и Арсений не станет долго его мучить. Он наклоняется, мажет губами по члену. Обхватывает ими головку и не спешит двигаться. Арсений не профи в минете, он его не делал никогда. Знает, конечно, основы, поэтому и не торопится. И благодарит Антона, что тот, несмотря на сильное желание, не подгоняет.       Арсений даёт себе привыкнуть, начинает двигаться, не пытается взять в рот полностью — знает, что для первого раза не вариант. Помогает себе рукой, сжимает член у основания. Антона выгибает, ноги дрожат, Арсений разводит их шире для остроты ощущений. Он коротко стонет сам, когда доводит себя почти до пика, пуская вибрации по члену Антона и создавая какой-то запредельный эффект. Он чувствует, как Шаст под ним начинает дрожать. — Д-давай, мой хороший, ещё немного, — у Арсения язык заплетается от ощущения всего и сразу. Он отстраняется от Антона, облизываясь и доводя его до разрядки рукой.       Антона опьяняет снова произнесённое на выдохе «мой хороший», и он кончает с приглушённым всхлипом, сжимая в пальцах одеяло, Арсений закусывает губу, чтобы кончить следом. Он выдыхает судорожно, его тело слегка подрагивает от оргазма. Не думал он, что от дрочки можно получить столько удовольствия. — Охуеть, — делится Антон впечатлениями, когда они, приняв душ, ложатся в постель. — Согласен, — Арсений поворачивается на бок, прикрывая глаза.       Антон рефлекторно поворачивается тоже, прислоняется грудью к спине Арсения, проводя кончиком носа по чужой шее. Арсения мурашит слегка, он чувствует ладонь Антона на своём бедре и прижимается ближе. Его целуют в макушку. И это слишком нежно для человека, который просто хочет забыться. Арсений хочет в это верить. — Что ты сказал на французском? — произносит Антон на грани слышимости, когда оба находятся в полудрёме. — Я останусь с тобой не только сегодня, мой Ангел.       Арсений не стремится скрыть правду, потому что уже незачем, Антон это тоже чувствует, поэтому не смеет спрашивать большего, не смеет нарушать тишину. Ему хорошо, слишком. Он сжимает Арсения в своих руках сильнее и надеется, что его объятия будут уместнее любых слов. Всё равно они умеют понимать друг друга по одному лишь молчанию.