***
– Уголек, ты куда? Еще и в такой поздний час, одна? Эльфийка, шедшая по быстро пустеющей улице Дрезена, остановилась и обернулась через плечо. Ее губы тронула мягкая улыбка: – А ты не знаешь, да? Граф Дейран решил устроить прощание с Камелией. Ланн – а это именно он окликнул девушку – нахмурился. – Да неужели? Решил отпраздновать? Или ему и вправду жаль? С этими аристократами поди пойми, что у них там на уме. Уголек тихо хихикнула и подошла к монгрелу, взяв его за чешуйчатую лапу. Ее нисколько не пугал ни вид лучника, ни его постоянный сарказм. Казалось, эльфийка смотрела всегда в самую суть, а потому не страшилась вообще ничего. Ворона на ее плече каркнула. Будто тоже участвовала в разговоре. – Ты очень милый, когда заботишься обо мне, но я считаю, что граф Дейран прав. Ланн стоически вздохнул, в который раз поражаясь ее выводам: – Я не… Ладно, хорошо, я беспокоюсь. Особенно в свете последних событий. Но… Ты уверена? Уголек закивала: – Конечно! Камелия была злой. Она причиняла зло другим. Но больше всего она причиняла зло самой себе, своей душе. Это делало ее сначала счастливой, а потом несчастной каждый раз, когда она совершала что-то плохое. А она постоянно совершала что-то плохое. Но постоянно совершая что-то плохое, она делала и что-то хорошее. Спасала людей, когда помогала нам. И за это хорошее надо попросить Фаразму не судить ее слишком строго. Я уже попросила, но хочу, чтобы и граф Дейран тоже попросил. Иначе бы он не стал устраивать это прощанье, разве нет? Ланн хмуро покачал головой. Он не хотел расстраивать наивную и добрую эльфийку предположением о том, что граф мог просто выбрать повод для очередного веселья и распития горячительных напитков. Аккуратно сжав хрупкую ладонь Уголек в своей чешуйчатой лапе, монгрел сказал: – Ладно, ты меня уговорила. Я провожу тебя, идет? Уголек радостно засмеялась, кивая под согласное карканье Сажи: – Хорошо, идет!***
Они нашли место задолго до того, как увидели его. Слышался крик и слышался смех. Крик обычно очень тихой, старающейся быть совершенно незаметной Арушалай и злой, едкий смех графа Арендея. – Да как ты смеешь! Ты… ты… Во имя Дезны, как можно быть настолько бессердечным, выгораживая подобные злодеяния?! – Дорогая моя, прежде чем задавать такие вопросы, для начала посмотрись в зеркало и хорошенько подумай. Может быть тогда у нас с тобой получится конструктивный диалог. – Ой-ей. Ланн мог бы подобрать куда как более красочные эпитеты, нежели Уголек. Они поспешили. Всё происходило около таверны Фэя. Чем ближе они подходили, тем отчетливее слышался шум и гам: люди, набившиеся внутри и высыпавшие к окнам и дверям, тоже что-то кричали, обсуждали и спорили, только вот на улицу выходить не спешили, пока аазимар и суккуба столь громко выясняли отношения. Недолго и под горячую руку попасть! – Ты ужасен, Дейран! Постоянно пытаешься попрекать меня моим происхождением, которое я, между прочим, не выбирала! Однако я выбрала путь, по которому хочу идти! А ты… В твоих жилах течет ангельская кровь, а ты как будто специально решил проверить, как низко ты можешь пасть! – Надо же, ты меня раскусила! Как видишь, несмотря на происхождение, я тоже выбрал собственный путь. Ну и как, по-твоему, у меня получается? Смогли бы твои сородичи принять меня за одного из своих? Они успели вскочить между ними прежде, чем Арушалай потеряла терпение и набросилась на графа. – Не ссорьтесь, пожалуйста! – Уголек подняла ладошки и опустила их на плечи суккубы, на что та инстинктивно прошипела, однако эльфийка даже и не подумала испугаться. Сажа на ее плече громко закаркала, хлопая черными крыльями. – Какого черта вы тут творите? Совсем с ума сошли? – возмутился Ланн, удерживая рвущегося вперед Дейрана, от которого уже порядком несло хмелем, а затем громко крикнул, чтобы его хорошо было слышно: – Эй, народ, представление окончено! Расходитесь, живо! Разочарованные окрики, смешки и разговоры постепенно начали сходить на нет: люди возвращались обратно, вглубь таверны. Так же, как шум становился тише, успокаивались и Арушалай с Дейраном. – Я… Простите… Я не должна была себя так вести… – суккуба устыдилась своих порывов, отступив от Уголек и опустив голову. Давала знать о себе демоническая натура, из-за которой несчастная лучница часто могла сорваться, даже если ей этого вовсе не хотелось. – Вот уж действительно, – послышалось с другой стороны насмешливое замечание графа Арендея. – Да хватит тебе уже! – воскликнул Ланн, на что Дейран резко оттолкнул его руки, поправляя одежду с поистине оскорбленным видом. – Он не хотел ничего плохого, – Уголек улыбнулась, стараясь заглянуть в лицо Арушалай, снова положив ладошки на плечи лучницы. Та вздрогнула и хотела отойти, боясь, что эльфийка случайно дотронется до демонской кожи и уж тогда суккуба точно не сдержится после произошедшего. Но Уголек держала удивительно крепко несмотря на всю свою хрупкость. – Он хотел только напомнить нам, что даже такие плохие люди, как она, могли делать хорошие поступки. Точно так же, как и ты раньше была плохой, а сейчас стала очень хорошей! И это не потому, что ему тоже нравится делать что-то плохое! На лице Дейрана появилась неприятная усмешка, и он уже хотел было ляпнуть новую колкость, но выразительный взгляд Ланна заставил его повременить с ответом. Благо, за спиной монгрела никто этого не заметил. – Она ведь права, да, ваше сиятельство? – Ланн говорил с нажимом, молясь всем богам, чтобы хмель в голове графа не возобладал над здравым рассудком. Потому что тот действительно был пьян. Даже больше, чем тогда, в Пороге Небес. – Соглашусь отчасти. Арушалай тихо всхлипнула: – Простите… Ланн вздохнул, стараясь звучать как можно более успокаивающе и убедительно: – Уголек, отведи ее в спокойное место. Скажем, идите к Храму. И пригляди за ней, пока я не вернусь, хорошо? – Хорошо! – эльфийка мягко и нежно улыбнулась, а затем обратилась к суккубе. – Пойдем со мной! Арушалай не стала спорить и последовала за Уголек. А Сажа еще долго каркала, встревоженная и возмущенная.***
Когда они остались одни, Ланн наконец-то вспылил, даже не пытаясь сдерживаться: – Какая муха тебя укусила? Тебе что, больше нечем заняться, кроме как вести себя нагло и безответственно? Дейран упрямо фыркнул, сложив руки на груди: – Тебе-то какое дело? Я решил попрощаться с нашей верной соратницей леди Камелией, как посреди этого, несомненно, печального празднования ворвалась демоница и начала сыпать оскорблениями в мой адрес. И ведь не отставала! Что я, по-твоему, должен был сделать? – Может быть, для начала не устраивать подобных празднований вообще? – чуть ли не прорычал Ланн, отворачиваясь от графа, как обычно скрываясь за своей чешуйчатой, бесстрастной половиной. Арендей ядовито улыбнулся. Ну уж нет, он не даст этому упертому, невыносимому монгрелу снова прятаться, пока тот ждет от него исключительно правды, правды и ничего, кроме правды. Дейран подошел к Ланну, схватив его за подбородок, и развернул к себе обычной стороной, едва не прошипев в ответ: – Да? Так думаешь, командор был прав, что прикончил паршивку? Тогда почему бы ему не поступить так же и со мной? Ланн оскалился, сдерживаясь, чтобы не отпихнуть графа от себя и сжимая чешуйчатую лапу в кулак. И тут до него дошел смысл сказанных Дейраном слов. – Какого… Ты что, хочешь сказать, что тоже убивал невинных людей? Дейран осознал слишком поздно – он сказал лишнее. В его глазах мелькнуло то самое затравленное выражение, которое лучник видел в их первую попойку и после смерти Вендуаг, но лишь на долю секунды, а затем он с вызовом усмехнулся: – Ну и что бы ты сделал, окажись я таким убийцей? Или что-то в этом духе, м? Прикончил бы меня, как наш доблестный командор прикончил Камелию, без суда и следствия? Ланн пристально смотрел на графа. И пытался понять. Что-то очень сильно не сходилось во всех его словах, всём том, что Ланн от него слышал. – Ты хочешь в чем-то признаться? Дейран перестал усмехаться, резко отпустив руку с подбородка монгрела. Ему нужно было замолчать, сейчас же, пока не случилось нечто непоправимое. – Или я может быть просто над тобой издеваюсь? Графа начал разбирать нервный смех, который он безуспешно попытался прекратить. Очень много событий за день, очень много волнения, очень много спиртного. И он уже не выдерживал этого очень многого. – Ты пьян. Проспись, прежде чем кидаться подобными обвинениями. Особенно, если они касаются тебя самого. Ланн говорил серьезно, пристально глядя на истерику графа Арендея. Истерику тихую, подавляемую, и потому до жути тревожную. – Ну уж… Нет! Меня вырвали… посреди… Стараясь в перерывах между нервным, еле слышным, душащим смехом что-либо возразить, Дейран даже не заметил, как Ланн подошел к нему и взял за руку, перекинув через свое здоровое плечо. – Никаких «но». Граф так и продолжал тихо давиться смехом, пока на глазах не выступили слезы, и пока монгрел тащил Арендея в сторону его комнаты. Утром он спишет всё на алкоголь. Но вот только Дейран начал сомневаться, что Ланн ему поверит. Как не поверил и в прошлый раз.