Моë ничтожное вчера

      После заката в деревне совсем иная атмосфера. Надоедливый петух уже спит, наконец не доставляя проблем своим соседям. На чернильном небе сияют миллионы звёзд, среди которых получается разглядеть Большую Медведицу. Можно увидеть ещё много созвездий, но парнишка знает наизусть, чтобы с ходу найти, только одно. Но ему и не важны названия: значение имеет лишь то, как они окрашивают небо. Ночью всё кажется другим. Ночью он чаще всего вспоминает о том, в чём так отчаянно боится признаться, о том, что может унести его в пучину той самой реки, запутав в густых водорослях, из которых будет уже не выбраться.       Успокаивающе стрекочут сверчки за окном, прохладный ветер охлаждает дом, нагретый за жаркий день, а среди маленьких ярких точек на полотне красуется тонкий растущий месяц.       Ему не задавали лишних вопросов. Не спрашивали, где был и почему так долго. Не спрашивали с кем. Потому что знают и доверяют ему. А правильно ли? Ведь он сам уже не уверен, может ли доверять себе.       Мама лишь поинтересовалась, не голоден ли мальчишка и что собирается есть на ужин. Поэтому сейчас Ким сидел уже дома, а не в беседке, потому что комары покоя не дали бы, да и холодновато по вечерам, и поедал какое-то мясное ассорти, учтиво приготовленное мамой, в состав которого он сильно не задумывался. Вкусно — остальное не так важно.       Тэхён сидел всё в тех же шортах и короткой футболке на большом пуфике с тарелкой в руках и пролистывал с интересом свой любимый комикс, который читал уже много раз. Хотелось бы что-то другое, но летом в город не поставляют новые издания, поэтому Ким решил, что тех томов, что он купил весной, ему хватит. Но Тэхён ошибался.       Маленькая стрелка перевалила за семь часов вечера, когда за окном раздался звук клаксона, который оповещал хозяев участка, что к ним кто-то приехал. Тэхён метнул взгляд к настенным часам, собирая все разбросанные комиксы с пола. Оставляет тарелку на столе и плетётся наверх, чтобы переодеться. Наконец на автомате дойдя до комнаты, парнишка усаживается на заправленную мамой кровать и выдыхает совсем устало. Может, никуда и не ехать? Ему кажется, что он слишком утомился за сегодня, хотя ничем особенным вроде не занимался. Но Тэхён так устал от своих же мыслей, что, кажется, будто они выкачали из него все силы.       Выходя из комнаты, напоследок огибая её мимолëтным взглядом, решает всë же надеть свои тяжёлые и звонкие браслеты, которые тут же окутывают его запястья. Шорты меняются на спортивные серые штаны, а светлая футболка прячется за чёрной толстовкой с капюшоном на замке. Даже волосы не расчёсывает.       Выключает свет в комнате и плотно закрывает окно, чтобы не попасть в комариный ад, когда вернётся домой около полночи.       — Мам, я поеду с Чонгуком к его друзьям. Мы ненадолго, — предупреждает для галочки.       Он знает, что ему можно лишь сказать: «Чонгук», и все тревожные и дополнительные вопросы тут же отпадут.       Спускаясь через веранду на крыльцо, идёт во двор и вдыхает ночной запах леса, который тоже сильно отличается от того, что был знойным днём.       Прикрыв железную калитку со звонким звуком, выходит вальяжно за ворота и плетётся к передней пассажирской двери, даже не всматриваясь, кто есть внутри. Потому что и так знает.       — Промахнулся малёха, — звучит отдалённо чей-то голос, когда взгляд Тэхёна встречается не с привычно пустым сиденьем рядом с Чонгуком, а чужими ногами в потрёпанных кроссовках.       Он поднимает голову, чтобы рассмотреть в малоосвещённом салоне, кто занял его почётное место, и лишь видит широко улыбающегося Чонгука, который указывает головой, чтобы садился назад. Он тоже переоделся, вот только хвостик свой оставил. Киму самому пора бы уже заплетать его отросшие кудри.       Настроение снова падает. Изначально не сильно хотел ехать, а сейчас подавно. Кто-то занял его удобное место, в котором нормально открывается окно.       Он молча делает шаги к задней двери и, открыв её и забравшись, с шумом хлопает. На противоположной стороне сидит ещё один парень, толком не обращая на него внимание.       — Нахуя ты везде таскаешь эту малолетку, Гук? — вновь подаёт голос тот, кто сидит спереди, пока Чонгук сосредоточенно разворачивается, чтобы выехать на дорогу.       Решив, что этот ненужный диалог с приятелем можно избежать, Чон игнорирует его вопрос.       — Да, «нахуя ты везде таскаешь эту малолетку», Чонгук? — вдруг раздаётся сзади, когда машина уже плавно, в силу своих возможностей, скользит по более-менее нормальной дороге, объезжая все кочки, что встречаются на пути.       Чонгук резко отводит взгляд и рассматривает лицо Тэхëна в зеркале заднего видения, который и глазом не моргнул, когда только что передразнил парня справа.       — Что ты вякнул, мелочь? На меня намекаешь? — разворачиваясь, спрашивает тот, кто сидит на пассажирском впереди, в ожидании, что младший засунет язык куда подальше и промолчит, отнекиваясь.       Чонгук и тот, кто находится слева сзади, лишь наблюдают за разворачивающимся конфликтом, пока не вмешиваясь.       Тэхён намеренно игнорирует его, вновь обращаясь к Чону полным безразличия к ситуации голосом:       — Где твои друзья? Я чувствую, что от него, — указывает на типа справа, когда встречается взглядом со старшим, — жутко несëт. — И, заметив уже вскипающее лицо, хитро усмехается.       Тот парень, не выдерживая, разворачивается почти полностью к Тэхëну и пытается ухватиться за него руками, чтобы хорошенько вдарить.       — Смотри не надорвись, — не унимается мальчишка, рост которого чуть переваливал за сто семьдесят, а вес был меньше шестидесяти килограмм, поэтому сарказм и дерзость были его единственным оружием и защитой.       — Не обращай внимания. Он ещё ребёнок совсем, — спокойно раздаётся с водительского сидения.       «Ребёнок»? То есть Чонгук, как и родители Кима, объясняет все его колкости и тяжёлый нрав тем, что он ещё ребёнок? Обидно как-то. Тогда чем же Чон лучше них? От него услышать такое подобно издёвке, брошенной в его сторону, что в ночи вновь будет порождать новые мысли и бесконечные беспокойства, не дающие нормально вздохнуть. А так сильно хочется, блять, простого глотка свежего воздуха. Казалось бы, им всё пропитано в деревне, но ему недостаточно. Киму так его мало, что тут уже возникает вопрос: а в воздухе ли дело?       Парень с переднего пассажирского сидения всë же успевает схватить Тэхëна за ворот, притянув к себе, и тогда не выдерживает уже и Чон.       — Блять, Тэхён! Ты можешь посадить свою задницу и закрыть свой рот? Хотя бы пока мы едем в одной машине. На мне сколько угодно отрывайся: я тебя сильно не трону в любом случае. Но ты знаешь, кто это, мм? — Он резко оборачивается и злобно поглядывает в глаза испуганному мальчишке уже не через зеркало, а вживую. — Ты понятия не имеешь, кто он и что может сделать, если захочет.       Тэхён угрюмо молчит, когда Чонгук отпускает руль и, схватив рукой парня спереди за грудки чёрной куртки, грубо отпихивает от мальчишки обратно на сидение.       — А знаешь, кто будет объясняться перед его родителями, а перед этим обрабатывать его лицо, которое ты собрался ему начистить, мм? Я, блять, спрашиваю, кто это сделает! Ты?! — Он повышает голос на сидящего спереди парня, а тот лишь угнетëнно молчит, выслушивая всë это сейчас. — Нет, блять, это буду делать я. Всегда я. Так какого хуя ты распускаешь руки, тем более в машине, которая тебя везёт куда-то по первому твоему зову? — шипит в лицо, перед этим остановив машину на обочине, потому что так ехать было невозможно.       Чонгук злится. Это видно всем. Он злится не на кого-то одного — на обоих. Может, на своего друга постарше чуть посильнее. Но всё же он обязательно пропишет Тэхёну пару оплеух, когда приедут.       Оставшуюся дорогу они едут в тишине, которая разбавляется лишь редким звоном браслетов Тэхёна на кочках. Потому что обсудить нечего или кому-то просто страшно начать разговор. Кто знает. Ким сидит тихо, насупив нос и несильно сжимая руки. Он понимает, что это максимум, что сейчас может сделать. Но, сука, ему так обидно! И это не просто слова. Да, он, как обычно, вспылил, но не сидеть же ему молча, пока его поливает грязью левый человек, уж таков его характер. Но легче от этого не становится.       Примерно через десять минут всей своей «дружной» толпой они доезжают до соседней деревни, в которой и жил тот блюющий друг. Тэхён не знал имён, потому что вероятность того, что его самого запомнят, находясь в пьяном бреду, крайне мала. Поэтому зачем знакомиться с людьми, которые наутро забудут тебя?       Тэхён выходит, специально уж слишком громко хлопнув дверью, которая, казалось, отлетит из-за своей старинности, и, не дожидаясь, пока Чон заглушит двигатель и сам направится к воротам, за которыми отдалённо слышалась приятная мелодия, буквально врывается на территорию, наконец встречая хоть какие-то знакомые лица.       — О, мальчишка Ким! — Да, именно так его и называли в кругах Чонгука. «Мальчишка Ким». Как бы определяя его принадлежность и фамилию, чтобы люди сразу понимали, чей это сын. — Как думаешь, Чонгук разрешит тебе сегодня выпить пиво? — Парень лет восемнадцати играет бровями, обнимая Тэхёна рукой, а второй же сжимая стакан с каким-то напитком, скорее всего, дешёвым и спиртовым.       Темноволосый короткостриженый парень сразу же спрашивает о мнении Чона, потому что здесь все знают одну простую истину: увидел Тэхëна — за углом тебя поджидает Чонгук.       — А я не его собственность, чтобы он распоряжался моими действиями, — остро затыкает рядом стоящего парня и выхватывает гранёный стакан.       — Мы не виделись с тобой около месяца. Ты, похоже, сильно вырос за это время, да? — продолжает поддерживающе улыбаться парень, разрешив Тэхёну отпить пару глотков, пока из бледных рук кто-то не вырывает стакан.       — Какого хрена, Вилл? — Чон устремляет взгляд сверху вниз, всё ещё выигрывая в росте и у близкого друга, с которым давно не виделся из-за его работы, и хмурится, ожидая от него ответа на это действие в сторону младшего. — Ты же знаешь, что ему нельзя пить крепкое. Тем более такую бурду, которая намешана у тебя в стакане.       — Мальчишка сам захотел выпить. Мужественное решение, а ты, — хлопает он Гука по плечу, — больше похож на курицу-наседку, а не на его друга, — скептически проговаривает парень и, забрав стакан у Чонгука, допивает жидкость, а затем отходит к беседке, чтобы налить себе что-нибудь снова.       Чон следом косится на Тэхёна, который уже собирался свалить подальше, лишь бы ему не читали морали. Но его останавливают за шкирку, как котёнка, и возвращают на прежнее место.       Старший чуть нагибается, чтобы заглянуть тому в лисьи глаза, и шипит:       — Ты себя позиционируешь взрослым человеком, ведь так? Я думал, что ты умеешь сказать нет малознакомым людям, стоящим с выпивкой.       Яркие гирлянды освещают высокий потолок беседки, где и расположилось большинство из компании. Жëлтые огни похожи на тех самых светлячков, истории про которых маленький Тэхён слушал перед сном от папы. Он так любил такие вечера: они были действительно особенными в его детском понимании. Но вот сейчас Ким вырос, а светлячки для него всё так же остаются исключительными маленькими огоньками, за которыми всегда хочется следовать, будто они способны привести его в другой мир, освещая собой дорогу. В мир, где он не будет одержим переживаниями и мыслями. В мир, где всё будет лишь так, как того захочет. Но ему самому ещё разобраться бы, чего он желает.       Кто-то сидел у дома, душевно обсуждая насущные проблемы, некоторые — на мягкой качели, прислушиваясь к звукам природы, а вот двое из них сейчас плелись к большому столу, на котором по большей части стояла разная выпивка и лишь пару закусок. Находясь в небольшой ссоре, парни всё же усаживаются рядом, но мальчишка усиленно пытается сделать вид, что он вообще не с ним пришёл и его не знает.       — Думаю, что некоторые уже знатно выпили, а вот те, кто ещё не валяется в кустах… — У всех старших есть про это прикол? — Вы будете играть с нами! — улыбается невысокая девушка, скорее всего являясь ровесницей Чонгука, и подливает кому-то пиво из своей бутылки, кто лениво протянул ей стакан.       У неё длинные тëмные волосы, собранные в неряшливый пучок, отчего передние пряди спадали на маленькое загорелое лицо.       Тэхён заинтересованно поднимает взгляд на девушку, которая весело заводит разговор о какой-то игре, и начинает вслушиваться в правила, чтобы понимать, во что именно его затянут, даже если он соберётся отказаться. Поэтому, взяв в руку какую-то печеньку из пачки, что лежала на столе, чтобы заглушить противный спиртовой вкус, оставшийся на языке, он чуть откидывает голову и слегка прикрывает глаза, пытаясь нащупать пальцами ещё одну.       В его стакане налит какой-то фруктовый морс, банку с которым достали из погреба буквально только что, и, долго не задумываясь, он решает поменять содержимое одного стакана, что стоял поодаль, на другое. Ведь сейчас так не хватает именно алкоголя. Хочется утопиться в нём, чтобы наконец-то спокойно закрыть глаза и видеть лишь пустоту — тот самый чёрный экран, когда глючит телевизор, а с неразвитыми технологиями такое происходит очень часто. Потому что он уже устал от всего этого и сам не понимал, чего хочет добиться от себя и зачем разум постоянно его терроризирует, не давая ничего видеть перед собой.       — Ты думаешь, я совсем слепой, мелочь? — ловит его с поличным старший, который только недавно что-то бурно обсуждал со своими друзьями, совсем не обращая внимания на младшего, что сидел справа.       Ким вздрагивает от знакомого хриплого голоса на ухо, чуть проливая алкоголь на стол, и недовольно тушуется, когда ладонь Чона тянется к стакану, чтобы вновь его отобрать и, возможно, после выпить.       — Я и не пытался скрыть. Если мне не наливают, я сделаю это сам, — грубо отрезает фразу Чонгука и, повернувшись, хватает стакан поверх чужой тёплой ладони.       Местами кожа чувствует холод от колец, которые обволакивает длинные пальцы Гука, поэтому, наконец полностью выхватывая картонный стакан из его рук, Тэхëн залпом вливает в себя оставшееся содержимое и корчится, заев ещё одной пресной печенькой и тут же обратив взгляд на старшего.       — Тэхён, хватит пить. Тебе четырнадцать, не забыл? — угрюмо отвечает он, всё ещё сохраняя руку согнутой в воздухе.       — Ты ещё девственник, хотя тебе скоро восемнадцать, не забыл? — парирует над старшим Ким, устремив взгляд на миниатюрную даже по отношению к Тэхëну девушку, которая чуть затихла, понимая, что сейчас поиграть не получится.       Да, он не может придумать ничего лучше колкостей, которыми, кажется, уже пропитался насквозь, потому что не говорить же всё, что терзает так сильно: его не поймут, он не поймёт. Поэтому Тэхён хотел лишь алкоголя на сегодняшний вечер, но Чон со своими нравоучениями сейчас совсем некстати. Тэхён не ребёнок, каким его считают. Он и не пил бы, если бы не было так хуёво. Но у него отбирают и эту последнюю надежду.       Чонгук молчит полминуты, что-то обдумывая у себя в голове, и языком перебирает кольцо на губе, успокаиваясь. Уже привычка.       — Почему все наши перепалки вечно заканчиваются темой того, что я ещё не трахался, мелочь?       Чонгук произносит именно это слово, никак не заменяя его на что-то более мягкое и менее вульгарное вроде «занимался любовью» или «занимался сексом». Но он сказал так, как сказал. Потому что сам Чон уже на грани. Чонгук и вправду раздражён. Да, Тэхён сам по себе всегда был мальчиком со сложным нравом и излишней дерзостью, но в последнее время это переходит все границы. Зачем он так себя ведёт? Потому что знает, что не тронут? Потому что считает, что так можно поступать с друзьями?       Его кулаки сжимаются до побелевших костяшек, а желваки виднеются на лице, покрасневшем от алкоголя и гнева. Он искренне не понимает, что же происходит с его Тэхёном. Да, можно было бы всё списать на характер, но Чонгуку кажется, что дело здесь уже совершенно в другом. Он будто упускает то, что находится прямо перед ним. Словно искать по полчаса вещь, которая лежит напротив тебя. Это изводит, изматывает, поглощает его силы, но он всё никак не может приблизиться к разгадке и найти причину таких волнующих его изменений. Чон сам уже устал от этого. Раньше было проще. И нет, он не перестал считать Тэхёна родным человеком, наверное, самым близким, хотя вряд ли старший признаётся в этом ему. С ним Чонгук чувствует себя в безопасности, и он уверен, что Ким его понимает порой даже лучше себя самого. Но почему же тогда он не понимает Тэхёна?       — Потому что только так я могу задеть твоё эго, Чон, — отвечает спокойным, как казалось на первый взгляд, голосом, и максимально далеко отодвигается от старшего, скользя задницей по лавочке, на которой они сидели, пока не впечатывается в какого-то парня, который несильно заинтересован врезавшимся в него мальчишкой.       Внутри него бушует шквал совсем несовместимых чувств и эмоций, которые борются за главенство того, что будет сейчас управлять Тэхёном.       Его состояние сравнимо лишь с картиной «Девятый вал» Айвазовского.       Солнце на полотне художника выглядит совсем таким же, как и то, за которым Ким приветливо тянется каждое утро, высовываясь в окошко и чуть ли не переваливаясь через деревянный подоконник, когда решает подставить своё бледное лицо под тёплые лучи. Оно похоже на фарфоровую луну, что помогает дойти до дома заблудившимся в темноте людям.       Но если же опустить взгляд чуть ниже, к самому морю, из-за которого эта картина считается шедевром эпохи романтизма, то мы заметим послештормовые волны, что ещё не успели стихнуть после сильного ночного урагана, и людей, потерпевших кораблекрушение, что казались совсем крошечными на фоне свинцовых волн. Самая большая из них — девятый вал — готова обрушиться на выживших, пытающихся спастись на обломках.       Несмотря на то что корабль разрушен и осталась только мачта, люди на ней живы и продолжают бороться со стихией. Тёплые тона картины делают море не таким суровым и дают зрителю надежду, что каждый человек будет спасён. Все они ищут этого спасения, но не в себе — в других. Порой так легко надеяться на кого-то, но иногда это последнее, что остаётся, когда ты сам уже погряз в этой пучине проблем.       А о картине ли мы сейчас говорим?       Закончить диалог, больше похожий на нарастающий конфликт, им не позволяет всё та же девушка, которой наконец удаётся хотя бы на самую малость утихомирить шумную компанию, чтобы объяснить правила игры.       — Ребят, кто ещё в здравом уме, сейчас будет с нами, — задорно повторяет она, но её имени Тэхён не знал. Может, не помнил или не хотел помнить. — Отказы не принимаются! Будет весело. — И ставит свою уже пустую бутылку пива на заставленный всем чем можно стол, что, кажется, скоро сломается напополам. — Все мы знаем старую добрую «Я никогда не…», ведь так? — задаёт риторический вопрос и продолжает: — Так что сегодня будешь играть ты, Чонгук, — тыкает в него тонким пальцем, проходясь по людям дальше, не заметив, как тот устало закатывает глаза, упирая язык в щеку изнутри от раздражённости, — ты, и ты будешь играть тоже, — проходится она по каждому, кто ещё не спит и присутствует на территории беседки. — Ты… будешь с нами?       — Тэхён, — запоздало отвечает, когда растерянно поднимает взгляд на компанию, которая немного затихла в ожидании мальчишки.       Видимо, не только он не запоминает имëн. Ким яро не отказывается, когда его добавляют в добровольно-принудительный воображаемый список участников, потому что не хочет в очередной раз показывать буйный характер, который, похоже, раздражает и отпугивает других.       — А я Рина, вообще говоря, Регина, но, как я поняла, моих друзей это не сильно волнует, — улыбчиво и звонко тараторит она совершенно неважную информацию для и так загруженного мозга Тэхëна, поэтому он жмурится и кивком показывает, что услышал.       Чонгук смотрит на младшего из-за плеча, скрытно изучая, в то время как Ким выпивает ещё глоток чего-то непонятного, прикрыв глаза. В этот раз старший не останавливал его в распитии алкоголя. Да и сам не знает почему. Просто решил, что сейчас это не совсем его дело, хотя считал иначе. Всегда думал о том, что он главный, что старший в их компании, поэтому должен заботиться о младших. Так его приучила бабушка Чон, которая сейчас, скорее всего, спала и даже не предполагала, где находится еë мальчик.       У них в семье не было заведено, что бабушка не ляжет спать, пока внук не придёт домой, или же ставить ограничение по времени. Всë же Чонгуку уже почти восемнадцать. Он пока совсем не уверен, что переедет куда-то после школы, ведь настроен на то, чтобы пойти работать в городе.       С самого детства они с бабушкой выучили одно общее правило: в первой половине дня парень делает всë, что она ему скажет, а после он был свободен и мог посвятить себя учёбе, друзьям и Тэхëну. Странно, что Ким стоит отдельно от всей толпы друзей старшего?       Яркий свет и музыку немного приглушают, когда Рина обратно садится на своё место, вновь подавая голос:       — Правила просты. Я кручу. — Брюнетка опускает взгляд на стол, выискивая свою опустевшую бутылку из-под пива. — И на кого попадёт, тот и будет говорить что-то для всей компании. Играем до пяти загнутых пальцев. Кто загибает больше двух, тот пьёт рюмку алкоголя. Неважно, крепок он будет или нет. Главное, что нужно выпить. А тот, кто в итоге проиграет, пьëт… — Она осматривает один из двух небольших деревянных стеллажей, что стояли по бокам от входа в беседку, в котором были незаконченные бутылки. — Водку. Стакан водки, да, — смеётся, наблюдая за реакцией компании, когда некоторые, уже готовые, начинают мотать руками в знак протеста.       Поэтому пару людей быстро покидают просторную беседку, усеянную лозой дикого винограда, отчего она выглядела особенно атмосферно в темноте вечера.       Чонгук временами зыркает на младшего, но ничего не говорит.       Девушка, назвавшая себя Региной, отодвигает ненужное со стола, освободив место для того, чтобы крутить бутылку. Кладёт её со звоном, опрокинув другую, и начинает вращать, наблюдая за реакцией людей.       Беседка резко взрывается весёлыми криками, когда горлышко останавливается напротив того друга, что когда-то давал обещание больше не пить. Придумывая, что сказать, он тушуется на секунду, но когда охватывает всех взглядом, то замечает, что все, кто играет, уже приготовили свои ладони, чтобы загибать пальцы.       — Я никогда не ночевал у друзей, — начинает он, очевидно, с простого и наблюдает, как некоторые, в том числе и Чонгук с Тэхёном, загибают по пальцу.       — Это было легко. Кто следующий? — риторически задаёт сама себе вопрос девушка, принимаясь крутить дальше.       Бутылка вновь останавливается на том же парне, поэтому под возмущённые вопли её решают перекрутить.       — Давай я, — предлагает подвыпивший Чон, чуть привставая и задевая кроссовком соседнюю скамейку, застеленную пледами, которая сейчас пустовала.       — Пожалуйста, красавчик, — очаровательно улыбается она Чонгуку и гладит его по плечу, отталкивая бутылку аккуратными пальцами в сторону старшего.       И тут Тэхён не понимает, что за чувства испытывает. Он вроде и не называет это ревностью у себя в голове, но ему отчего-то неприятно, что девушка обратилась к нему так. Неприятно, что Чонгук решил помочь ей сам, ведь они даже не были знакомы до этого, но к Тэхёну он не подошёл после их перепалки. Хотя было понятно, что не всё в порядке, а Чонгуку будто вообще всё равно и на Кима, и на его непонятное настроение, словно и не знакомы так много лет, даже не просто знакомы — они родные люди друг для друга. Но сейчас Чон предпочёл выбрать какую-то Регину, а не его, и от этого обидно колет сердце.       Чонгук неловко улыбается, протягивая витиеватую венами руку, и касается пальцами холодного стекла, изо всей силы раскрутив. Бутылка стукается о соседний стакан, поэтому останавливается на рыжеволосой девушке, которая сидела в обнимку, видимо, со своим парнем. Она отлипает от него и задумчиво облизывает пересохшие губы.       — Мне никогда не снились эротические сны с участием кого-то из моих знакомых, — чуть меняет формулировку предложения, но смысл оставляет тот же.       Все начинают смеяться, выискивая тех, кто смущённо загибал пальцы, в том числе и парень рыжеволосой девушки, которая только что задавала вопрос. Она возмущённо поворачивается к нему, начав расспрашивать, с кем был сон и почему он ей не рассказывал. Но её молодой человек лишь виновато улыбается и пытается объяснить, но на них толком уже и не обращают должного внимания.       Тэхён, что последние полчаса сидел и почти засыпал от выпитого алкоголя, внезапно оживляется и сначала переводит взгляд на бутылку, затем на каждого присутствующего и на мгновение останавливается на лице Чона. Он неотрывно наблюдает, пока старший сам не замечает пристального наблюдения и не начинает смотреть в ответ.       Соврать можно. Никто и не узнает, правду он скажет или нет. Тем более ни у кого из них не возникнет вопросов к восьмикласснику, если он скажет, мол, нет, такого не было, оставшись с тем же количеством раскрытых пальцев.       Но в то же время Тэхён думает о том, чтобы принципиально загнуть второй. И дело даже не в том, что тогда ему официально разрешат выпить рюмку какого-то застоявшегося алкоголя, а в том, что просто хочет, ведь никто ему ничего не сделает, даже если им станет интересно, что же там был за сон: он не обязан объяснять. Поэтому Ким всë же склоняется к тому, чтобы сказать правду и хоть в этом вопросе быть честным с собой.       Он поднимает руку выше, кладёт на стол и загибает указательный, промаргивая солнечные глаза, чтобы побороть сонливость. Наблюдает за ладонями знакомых и понимает, что лишь парочка людей остаётся с тремя свободными пальцами.       Когда кто-то замечает, что мальчишка угрюмо сидит с двумя загнутыми, пялясь в сторону и отпивая — что удивительно! — воду из картонного стаканчика, то начинают дёргать его и расспрашивать, что же там ему снилось когда-то.       — Может, не только во сне такое было, мелочь? — усмехается один из знакомых Чона, обсуждая что-то со своими друзьями и поглядывая на мальчишку.       — Завидуешь? — Ким смотрит на того умника сквозь чëлку тёмных кудряшек, скалится, как пëс, и после улыбается, оголив передние зубы.       Беседка вновь взрывается от смеха, а друзья начинают пихать того парня и громко улюлюкать, что его задавил какой-то четырнадцатилетка.       Чонгук же, наблюдая за всей этой ситуацией, смотрит лишь на Тэхёна и на самом деле удивляется, что младший загнул палец. Он считал, что у них нет друг от друга каких-то секретов, но понимает, что это может быть личным, так как в вопросе конкретно фигурировал сон со знакомым, а они все у них общие. Поэтому он и не понимает, кто же это. Но то, как Тэхён ответил, что мог заниматься сексом и в реальности, очень напрягло Чонгука, потому что ему всё-таки четырнадцать, а значит, это Чон недосмотрел, ведь считает, что для такого Ким ещё не дорос. Конечно, он мог просто съязвить, как и обычно, но всё равно в голове появляются вопросы, как не уследил.       — Так, ребят, давайте потише, — командует Рина и мысленно считает, скольким людям и что нужно налить в рюмки в качестве наказания.       После второго круга она всё же решает дать напитки всем, кому посчитала нужным. Регина не наливала что-то одно: она хватала разное, чтобы потом рандомно определить, кто и что будет пить. Кому-то выпадает противная водка, некоторым — намешанные из общей бутылки адские смеси, а кому-то вроде Тэхёна, слава богу, дали простое пиво. Может, случайно, а может, девушка специально решила не спаивать мальчишку, чтобы к нему не приставала эта любовь к алкоголю с самого детства.       — Не стесняемся! Берём и выпиваем, — смеётся она, раздавая всем по напитку.       Ким тянется к одной рюмке, в которой точно было не пиво, но его запястье грубо перехватывают горячая ладонь и надавливает большим пальцем на пульсирующую вену парнишки, остановив костлявую руку на полпути.       — Мелкий, не нужно, — рычит на ухо, опаляя горячим дыханием покрасневшее от алкоголя лицо Кима. — Не пей больше. Тебе не нужно, Тэ, — аккуратно просит, пока сам направляет свободную руку в сторону рюмки с той бурдой, которую хотел выпить Тэхён.       Мальчишка молчит, почти игнорирует и продолжает тянуться ладонью, скованной чужой, что кажется сейчас намного сильнее. Но её вновь останавливают и полностью перехватывают, окутывая обжигающем теплом. Чон зажимает в руке чужую, что поменьше, и постукивает по ней пальцами. Старший хватает рюмку и выпивает разом, морщась от высокого градуса. Некоторые раздаются разочарованными криками, потому что, видимо, всем интересно посмотреть на пьяных малолеток. Поэтому друзья, когда видят, как это делает Чонгук, вместо того чтобы мальчишка самостоятельно выпил алкоголь, разочарованно пихают Гука, из-за чего он обливается остатками мутной жидкости, матерясь сквозь зубы и толкая тех в ответ.       — Блять, ребят! — кидает раздражительный взгляд на парней и со злостью в глазах хватает первую попавшуюся салфетку, чтобы вытереть с себя то, чем он точно будет пахнуть и позже.       — Чонгук, — обращает своё внимание на всю эту картину Рина, — вообще я налила твоему мелкому пиво, а ты схватил самогон, смешанный с каким-то… — Она рассматривает бутылку с мутно-молочной жидкостью, в которой и был сорокаградусный напиток. — Ликёром? Не знаю, если честно, что это, но ты выпил не то.       Тэхён усмехается, с лëгким прищуром поглядывая на сердитого старшего, который убийственно смотрит на девушку.       — Хорошо.       Он без разговоров снова отталкивает руку мальчишки, которая уже потянулась к своему долгожданному выветрившемуся пиву, и опрокидывает рюмку в себя, на этот раз не обливаясь. Тэхён с презрением смотрит на всю эту картину, но в итоге встаёт, спотыкается о ноги старших и под вопросы, ответы на которые не удосужился дать, быстро удаляется в глубь двора.       — Так пойдёт? — Он осматривает компанию и устало откидывается на стенку витиеватой беседки, прикрывая глаза. Чувствует, как листва винограда неприятно щекочет его щëки и заплетается в длинные волосы, не давая нужного спокойствия.       Тэхëна и вправду сейчас дико мутит. Когда он сидел на той скамейке в окружении старших, парень не чувствовал себя так, как сейчас. Чонгук раздражает. В этот момент Ким испытывает к нему только раздражение. Даже его отец не так дотошен к нему, как Чон. Порой это забавляло, но в этой ситуации никакой забавы мальчишка не чувствовал. Ведь ему уже давно не десять, чтобы опекать его подобным образом. Хочется просто свободы в действиях и мыслях. Но и то и другое постоянно ограничивает Чонгук, потому что считает его ребёнком, но вряд ли то, что так часто посещает его голову, можно назвать ребяческими.       И вот всё опять вертится вокруг Чонгука! Как же его это бесит. Бесит до искусанных губ. Ким давно уже не ребёнок, но остальные так не считают. Почему в глазах других он тот, кому ничего практически нельзя? Тэхён устал от этой вечной дотошности, даже если в каких-то моментах он понимает, что поступает глупо и безраздумно, но Ким не просит этого контроля над собой! А теперь Чонгук лишь выставил его перед всеми мальчишкой, который всё делает только с его позволения. Как же это бесит!       Всем же хочется показаться крутым перед взрослыми друзьями. Тэхёну тоже малость, но хотелось, даже со всей дерзостью и явным безразличием к другим. С недавних пор он понял, что не всегда можно понравиться той или иной компании своими колкими фразочками и равнодушным лисьим взглядом из-под чëлки. Признание взрослых людей нужно зарабатывать только взрослыми поступками. Так думал Тэхëн. Так думают все в его возрасте. Что будут выглядеть крутыми, когда пропустят пару предложенных рюмок с чем-то высокоградусным или же кивнут в знак согласия с зажжённой сигаретой в руках, которую впихнули. А Чонгук отобрал его законные рюмки, как у ребёнка, хотя Тэхён себя таким не считает, и выпил сам, показав этим, кто у них в своеобразном дуэте старший. Хоть это и логично, если учитывать возраст обоих, но многих, так сказать, младших раздражает, что главных ставят не их.       И вот сейчас кудрявый плетётся на чужой задний двор. Он не знает, сколько времени, а незнакомый дом точно не подойдёт для того, чтобы кинуть косой взгляд на настенные винтажные часы. Тэхëн шмыгает носом то ли от ночного тумана, что покрывал каждый лепесток небольшого полевого цветка и сейчас забивался соответствующим запахом в мокрый нос, то ли от неспособности понять действительность.       Немного шатаясь на ватных ногах, Ким плетётся к задней оградке дворового забора, потому что именно сейчас ему совсем не хотелось оставаться здесь среди полупьяных знакомых, отдалённого воя неспящих собак и местами еле слышными угуканьями сов. Его воротило от мысли, что сейчас он находится в этом доме и в этом месте, от своего состояния, от того знакомого Чонгука. И сейчас от самого Гука.       Но природа здесь всё-таки успокаивает, будто понимает, как ему это надо. Ночное небо совсем чистое, на нём ярким пятном светит месяц, и он будто отражает состояние Тэхёна: такой же неполный, словно ему не хватает какой-то важной части. Мальчишка тоже чувствует себя так — расколотым, не понятым даже самим собой. А обращая взгляд на горы, он хочет быть похож на них — таким же сильным, полным в окружении близких, спокойным и рассудительным. Но как бы он ни пытался, из него выливается лишь дерзость и неконтролируемое желание показать свой нрав. Да, он не похож на эти горы — он намного лучше. Его медовые глаза с таким ярким блеском, его цепляющая улыбка, которую, если увидеть, вряд ли получится забыть, его вьющиеся волосы, чуть касающиеся плеч. Нет чего-либо, на что бы он был похож. Тэхён будет ярче любых шедевров природы. Но даже так младший чувствует себя половинчатой луной.       Тэхëн проходит к калитке калды, тихо приоткрывает её и, отряхнув свои кроссовки постукиванием друг об друга от засохшей грязи, видимо, с реки или с дороги за двором, шагает дальше. Мальчишка чуть останавливается, когда ступает на мелкую мягкую мокрицу, что покрыта лёгкой дымкой ночной росы. Ким ещё раз глубоко вдыхает холодный воздух и продолжает свой путь.       Тэхён — деревенский парень. Он с самого детства имел тесную связь со всеми животными, будь то величавая и добрая лошадь или агрессивный гусь. Ким никогда не боялся домашнего скота, потому что иначе получается огонь по своим. И нет, здесь мальчишка не сравнивает себя со скотом. Может, только с вредным лебедем, которого раненого привезли охотники его отцу ещё лет шесть назад, чтобы выходил. Поэтому ему всегда было спокойно среди животных. И даже после того, как его, ещё будучи ребёнком, поклевал старый вредный петух.       Мальчишка порой сидел на огромном поле завораживающих подсолнухов, вдыхая спёртый летний воздух через рот, и щурился, когда смотрел на прожигающие лучи, которые, будто бы специально выбрав в качестве жертвы именно его бледное лицо, чарующе глядели на него свысока, оседая розовыми пятнами в качестве напоминания о себе.       Тогда мальчишка прибегал домой почти к самому ужину с красными горящими щеками и боялся лишний раз улыбнуться, чтобы его лицо не щипало, а Чонгук, что приходил иногда по вечерам, чтобы посидеть возле костра, специально его смешил тупыми шутками и рожицами.       Тэхён морщит лицо, когда вспоминает это, потому что думать о нём сейчас совершенно не хочется. Оказывается, Чон видит в нём ребёнка. Как забавно получается. Тот, кто был ближе всех, считает так же, как и те, на кого Ким обычно даже и не заострял внимания. А может, для старшего в тот момент было легче успокоить своего буйного, но не без причины знакомого, которого Чонгук любезно решил подвезти до соседней деревни, объяснив язвительный тон Тэхëна тем, что он всё ещё ребёнок. Удивительно, что не добавил слово «избалованный».       Чонгук не такой ужасный на самом деле, но мальчишку сейчас переполняет буйство эмоций, которые говорят ему лишь о том, какой же Чон ужасный человек. Но где-то в глубине души Тэхён с этим не согласен. Чонгук — хороший и заботливый друг. В меру строг, серьёзен, но всегда точно поддержит и поможет, если нужно. Так учила его бабушка Чон. Хорошее воспитание.       Только выйдя за ворота калды, Тэхëн, не сумев преодолеть дикое желание свалиться с ног, опирается на ствол подсолнуха, который, конечно же, не выдерживает его веса и прогибается под влажной рукой. Мальчишка валится вслед за ним, пытаясь вытянуть ладони, которые встретились бы с холодной землёй быстрее, чем это сделает его уставшее лицо. Но он пьян. Тэхён признаётся даже себе, что сегодня выпил вульгарно много для своего возраста. Может, его и остановили бы, точнее, его останавливали, пытались это сделать, но он сам отвергал все чужие запреты пить. Разум затуманен, а живот неимоверно мутит. Кажется, что если он не перевернётся на бок, а останется валяться бездыханным телом на чернильной, пропахнувшей невысокой душистой травой тучной земле, то, вероятно, выплеснет весь выпитый часом ранее алкоголь на себя.       Но тошнота отступает, а холодный ветер, пробирающийся через тонкие стволы цветов, немного отрезвляет, поэтому Тэхëн, валяющимся в поле за домом, начинает чувствовать боль от падения. Но меньше всего ему сейчас хочется вставать, потому что знает, что ни к чему хорошему это не приведëт. На улице спокойно, правда, темно до жути, лишь месяц опаляет мальчишку своим холодным светом. Ему нравится здесь лежать. Никто не трогает, не учит, как жить, не даёт подзатыльников за бранную речь, не таскает за волосы. Никто ему здесь не нужен. Или он тут никому не нужен.       Вдалеке Тэхён слышит чей-то весёлый смех, какие-то возмущённые крики и приближающиеся шаги, которые больше всего заинтересовывают Кима. Он с темнотой в глазах и болью в шее поднимает голову, чтобы понять, кому ещё приспичило полежать вместе с ним в поле ночных подсолнухов.       — Там труп валяется? — слышится уже рядом совсем чей-то молодой голос, когда Тэхëн ощущает на теле вибрации от чужой ходьбы.       Мальчишка не может понять, чей этот голос и с какой именно стороны он идёт, поэтому, потратив около секунды на то, чтобы порассуждать на тему того, кто же там, Ким, грубо говоря, просто забил. Длинная рука поднимается в воздух, давая понять, что её хозяин вроде как жив.       — Этот паренёк, как я помню, был с Чонгуком. Кажется, кто-то перепил. — Его поднимают с земли, отряхивают толстовку и пару раз бьют по щекам, чтобы тот пришёл в себя.       Грязные волосы, в которые впутаны листья, травинки и маленькие кусочки земли, сейчас не доставляют никакого комфорта, поэтому он довольно мычит, когда чьи-то тëплые руки несколько раз зачëсывают его передние пряди, но они из-за своей пушистости рассыпаются и никому не даются. В итоге какая-то девушка, которая подошла уже позже, собирает ему неряшливый пучок из верхней части волос, чтобы они, если что, не мешали ему и сильнее не пачкались.       Его несут, кажется, на спине обратно во двор. Он хочет спать, хочет отдохнуть в тёплой кровати лишь в присутствии своего загадочного цветка.       Парень, который любезно отнёс мальчишку на качели перед домом, что-то кому-то кричит, и вот тогда-то Тэхён и слышит отдалённо понятное:       — Что, блять? Я его убью! — И резкая тишина. Музыка всë ещё слышна где-то рядом, но стало как-то по-другому.       Тэхёну кажется, что всё это лишь сон, который закончился, и сейчас он уже вот-вот собирается вставать. Ему стало совсем не шумно. Но через секунд десять его дёргают куда-то вперёд с железной качели, отчего щека мальчишки встречается с чьей-то кофтой — и его снова мутит от резких телодвижений. Всë же на поле было спокойнее.       — Вставай, мелочь! — Чон рычит.       Чонгук сейчас крайне зол. Его глаза вспыхнули, когда он услышал, что пьяного Тэхëна притащили с подсолнечного, мать его, поля за домом. Чон трясëт младшего, заставив открыть глаза, пока те, кто беспокойно смотрел на эту картину, не начали рассасываться обратно по своим компаниям.       Сейчас около одиннадцати часов вечера. Чонгук точно не знает. Не смотрел.       Когда Ким покинул беседку, пьяно споткнувшись о порог, у Гука промелькнула мысль лишь о том, что мальчишка попëрся в уличный туалет или на качели в ожидании, пока старший не засобирается домой. Но этот засранец ушёл считать звёзды на небе, видимо валяясь на земле. Чон думает сейчас лишь о том, что было бы, если никто не пошёл за ворота и не увидел бы там пьяного парнишку. Честно говоря, старший никогда не подумал бы, что того можно было бы найти там.       Изначально он хотел сходить и глянуть, что там с Тэхëном и где его носит, но когда начал вставать с маленькой скамейки, то женская рука на его спине остановила. Рина попросила рассказать знакомым смешную историю, в которой они когда-то были оба замешаны. Чон хоть и с неохотой, но решил поведать пару-тройку слов про тот день. Девушка всё время сидела рядом, смеялась над некоторыми моментами истории, будто слышала её в первый раз, а не принимала непосредственное участие, частенько опиралась о крепкое бедро Чона, когда вставала что-то налить себе или другим, и гладила его плечо, как бы поддерживая его историю.       Чон не может сказать, что винит себя в том, где и в каком состоянии оказался Тэхён. Хотя нет. Он, может, и должен, как считает сам Гук, винить себя за это. Ведь если бы он был хотя бы на малость настойчивее и всë же не разрешил сделать и глотка алкоголя, может, всё было гораздо лучше.       — Глаза открой. На меня смотри, — не просит, а приказывает.       Полностью поднимает Тэхёна на ноги, пытаясь поставить, но тело мальчишки совсем не слушалось. Он мычит что-то нечленораздельное, когда Чонгук бьёт его по щеке в надежде отрезвить. Чон снова кладёт Кима на качели, а сам настолько быстро идёт за водой, насколько позволяет его состояние. Он протягивает кружку с холодной жидкостью к лицу младшего, чтобы попытаться влить в него хотя бы самую малость всего содержимого, но тот упорно отказывается, начав злиться.       Чон сердито усмехается, когда видит, как мальчишка ещё что-то возражает. В таком-то состоянии его единственным спасением будет Чонгук, а он ещё пытается противиться. Старший его привёз — старший и увезёт.       — Блядство какое-то. Я хотел здесь остаться, понимаешь. И тебя тут переночевать оставили бы. Я тоже пьян, Тэ. Как мне с тобой домой ехать в таком состоянии? Хорошо, если мы разобьёмся, то хотя бы вместе, — выпаливает со злости в лицо Тэхëна, который, будто сонный кот, разлепляет глаз, удивлённо поглядывая на Гука. — Ребят, я поеду, — тихо оповещает он тех, кто стоял относительно рядом, чтобы они, в свою очередь, передали хозяину, что сегодня на одну комнату в его доме будет свободнее.       Он хватает Тэхëна на руки, придерживая и шатаясь от веса, что упал, так сказать, на его ношу, поэтому, быстро найдя свою машину из нескольких стоящих за воротами, он плетëтся к ней, боясь нечаянно выронить пьяного младшего.       Чонгук аккуратно доводит его до машины, всë же сумев под конец поставить того на ноги, потому что сам уже не выдерживал. Как бы сильно сейчас ни злился, он просто неспособен по-другому рядом с ним: привык ещё с детства обрабатывать ему раны, заботиться, оберегать. Усадив на его такое любимое переднее сидение, закрывает дверь и сам идёт за руль. Алкоголь уже порядком выветрился, ведь если бы он хоть немного сомневался, то никогда не повёл бы машину с Тэхёном в пьяном состоянии.       — К чему это всё, Тэ? — произносит совсем тихо, хотя уверен, что его и так не услышат сейчас.       Чонгук трогается с места и едет в сторону своего дома, так как в таком состоянии Тэхёна он ни за что не повезёт к родителям. Пусть лучше проспится у него, чем потом отвечать на столько ненужных вопросов. Чон открывает переднее окно, позволив встречному ветру сделать всю работу и хотя бы немного отрезвить младшего, который сейчас облокотился на боковую закрытую дверь. Придя в себя, Тэхён бездумно посмотрел вперëд.       Чонгук касается костяшками правой руки лба младшего, чтобы проверить, не поднялась ли у него температура, и удостовериться, что тот вроде просто перепил и это не является алкогольным отравлением. Его кожа горячая, покрытая лёгкой испариной, поэтому старший, не брезгуя ни секунды, проводит рукавом своей толстовки и вытирает лицо мальчишки. Только сейчас он замечает, что кто-то собрал младшему волосы в быстрый пучок, но, несмотря на то что передние пряди всë же выбивались из общей массы, он подмечает, что это выглядит и вправду завораживающе. На и так, казалось, фарфоровое от нежелания загорать лицо падает почти голубой лунный свет, отчего кожа мальчишки начинала будто сиять с каждой секундой всë ярче. Сейчас он не был похож на того дерзковатого Тэхëна, которого Чонгук знал много лет. Ким походил на кого-то, кого старший видит в первый раз. Его медовые глаза смешивались с грозово-синим цветом туч, принимая особенно необычный зелëно-карий оттенок, в зрачках которых отражались звëзды с неба.       Пытаясь расслабить и понять, что всë хорошо, Чонгук дëргает того за нос и улыбается. Чон едет сравнительно медленно, объезжая каждую кочку, которую замечает при слабом освещении фар. Он не желает тревожить младшего. Злость на него давно прошла — хотелось опять заботиться о нём, только о нём, и не потому, что больше не о ком, а потому, что хочется отдавать это тепло только Тэхёну. Чонгук смотрит на него и не может оторваться, словно находится под гипнозом. Ким сейчас выглядел так, как будто он и не человек вовсе, как будто не из этого мира. Что если Чон сейчас дотронется до него, то Тэхён рассыпется, исчезнет под подушечками его пальцев. И Чонгук не понимает в себе этого порыва, но ему просто хочется этого, поэтому он едва ощутимо касается щеки. Несмотря на то что на младшем часто бывают царапины, его кожа кажется бархатной, что Чонгук проводит ниже до шеи, не желая лишать себя этого чувства. Своим действиям парень не находит объяснения. Он просто нежно касается кожи, которая покрывается мурашками. Чонгук точно не сделал бы такого, если бы мальчик не спал. Но вряд ли это его остановило бы, ведь он даже не понял, откуда появился такой порыв.       Они доезжают до дома Чона минут через пятнадцать.       — Я не знаю, — вдруг отвечает на давно заданный вопрос, ответ на который Гук уже не надеялся получить. Он произносит это совершенно не своим голосом, удивив Чонгука, ведь думал, что младший уснул под конец поездки. Чон даже сначала не понял, что это было адресовано ему.       — Мм?       Но он ошибся: Тэхён не спал. Ким думал, что алкоголь поможет ему забыться, но высокий градус сделал только хуже. Хотелось выть от эмоций, вырвать сердце, лишь бы больше ничего не чувствовать.       — Я, блять, не знаю! — срывается он на крик, такой оглушающий в тишине машины.       Его неимоверно трясёт. Слёзы вот-вот покатятся из глаз, опалив кожу, что в некоторых местах так правильно обрамлялась в мелких царапинах, причиняя лëгкую боль, но это только снаружи. Внутри же на его сердце будто выливают литрами кислоту, затапливая все органы, что не то что пошевелиться не получается, а даже вздохнуть, словно весь кислород стал углекислым газам, и он может только задыхаться в нëм.       — Тэхён, — зовёт его Чонгук, видя, что всё совсем не в порядке. Всё просто охуеть как не в порядке, — посмотри на меня, — просит старший, ведь не понимает, что произошло всего за несколько минут.       Или всё это началось ещё раньше, просто он не замечал?       Но мальчишка не слышит, что говорит ему Чонгук, словно находится под толщей нескольких тонн воды. Ему не хочется сейчас ничего слышать. Нужна просто тишина, чтобы наконец суметь выдохнуть. А Чону самому очень страшно, никогда так страшно не было, будто это его трясёт и разрывает на части.       — Блять, Тэхён, посмотри мне в глаза! — не приказывает, а просит.       Пытаясь привести в чувства, Чонгук его трясёт и даже не догадывается, что именно эти чувства его сейчас так сильно переполняют. Он старается добиться хоть какой-то реакции на свои слова.       — Пожалуйста, — добавляет практически шёпотом.       И мальчишка смотрит, как он и просил, но Чонгуку легче не становится. Чон видит в его всегда медовых, искрящихся глазах лишь страх и поволоку слёз. Он не знает, как ему стоит поступить и что вообще произошло. Потому что этот взгляд Тэхёна другой. Как странно, что сейчас они стали незнакомцами, потерявшись в том, что никто не понимает. Поэтому Чонгук решает отвести его в дом и сделать всё, чтобы только больше не видеть в глазах мальчишки этой пустоты.       Он поднимает его на руки, и сейчас же Тэхён уже не весил для него и грамма — настолько старший был перепуган тем, что произошло. Чонгук проходит вдоль тропинки, всегда украшенной различными цветами, но на этот момент его точно не интересуют любования какими-то там растениями. Его ничего не интересует, лишь бы успокоить Тэхёна. Больше ему ничего не надо. Он не может видеть, как Киму больно, хотя и не понимает, из-за чего же это всё произошло.       Чон на автомате открывает дверь. Он знает, что бабушка уже давно спит в своей большой комнате, украшенной разными картинами, поэтому не боится разбудить еë, ведь сон у неё очень крепкий. Парень несётся в свою комнату, покрытую сейчас мраком, с мальчишкой на руках, и даже яркий месяц, что сопровождал их всю поездку, не освещает её, как будто боится того, что происходит.       Чонгук кладёт Тэхёна на свою металлическую кровать, заправленную тëмным покрывалом. Всё вокруг было выполнено в стиле строгого минимализма, и это напрочь отличалось от комнаты Кима. Иногда пространство кажется даже слишком пустым, поэтому младший таскал к нему свои прочитанные комиксы для атмосферы или всякие необычные камушки.       Чон протягивает мальчишке стакан воды с прикроватной тумбочки, в которой хранился разных хлам, нужный всегда в неподходящие моменты, и Тэхён, очнувшись на мгновенье, залпом его осушает, но не произносит ни слова.       Он смотрит пустыми глазами куда-то за спину Чонгука, не концентрируясь на чëм-то одном, да и даже не пытаясь это сделать. Это состояние его посещало редко. Ведь иногда бывают такие моменты, когда испытываешь столько эмоций зараз, что совсем не знаешь, куда их деть. Радость, злость, разочарование, печаль. И когда всë смешивается воедино в жуткое месиво, которое старается вылиться наружу при каждой возможности, то человек принимает решение выкинуть всë разом. Выкинуть через ноющее молчание. Через сплошную тишину своего сознания.       И тогда легче вбить в себя мысль лишь о том, что тебе абсолютно плевать, но в то же время ревëшь, хочешь вырвать конечности от моральной боли и безысходности, понимая, что никогда не было всë равно.       Тэхëн сидит на самом краю жëсткого матраца, тихо дëргает застёжку от толстовки то вверх, то вниз, расслабляя себя так хотя бы на малость, и продолжает рассматривать почти пустую стену, расположенную за Чоном.       — Тэ, что случилось? — по комнате, которая находилась в звенящей по вискам тишине, разносится низкий, чуть шепчущий голос, который приводит моментально в чувства.       Чонгук боялся спровоцировать новый приступ того, что было в машине, но Ким молчит, устало переключая своё внимание на чëрные глаза напротив. Тогда Чон замечает уже другой взгляд, всматриваясь в широкие зрачки мальчишки. Он видит родные глаза. Чонгук готов был сейчас благодарить всех богов, надеясь больше никогда не видеть этой пустоты у мальчика.       Чон понимает, что ему не ответят. Возможно, Ким просто не хочет сейчас разговаривать, а может, его разум всё ещё затуманен алкоголем и бог весть чем ещё, поэтому старший не придумывает ничего лучше, чем просто обнять Тэхёна.       Встаёт вплотную к кровати, совсем рядом, смотрит сверху вниз на выгоревшую кучерявую макушку младшего, который склонил голову чуть ниже, чем она была раньше, и, поднося руку, витиеватую тонкими голубыми венами, что тянулись прямо до конца запястий, касается волос младшего и чуть тормошит.       — Тэхён, я правда полный дурак, признаю. Но я не понимаю, что с тобой происходит, — грустно улыбается, но, зная, что это сейчас никто не увидит, прячет улыбку в темноте комнаты. — Или я, может, боюсь признать, мелочь, — тихо смеётся, прикрывая глаза и продолжая гладить волосы.       Он тянет Тэхëна за шею рукой, утыкая его голову себе в грудь, и слабо обнимает второй, расслабленно выдыхая. Они стоят так пару минут, слушая лишь звук тикающих часов на стене и гул за окном. У каждого в голове мысли. Каждый думает о своём. А может, каждый думает об одном, но с разных точек зрения.       Чонгук слабо толкает Тэхëна в грудь, чтобы тот свалился и лёг поперёк большой кровати. Ким совсем не сопротивляется: он расслабленно падает на матрац и прикрывает глаза. Видимо, самому лечь сил у него не хватило бы.       Чон следом медленно ложится рядом, аккуратно прикоснувшись к ещё немного трясущемуся мальчишке, и так бережно прижимает к себе, желая забрать всю эту боль. Успокаивающе поглаживает поясницу, понимая, что разговорам сейчас здесь не место, точно не в этой черноте комнаты с ещё недавно такими же чёрными глазами человека напротив.       — Не отпускай, ладно? — произносит на грани шёпота Тэхён, так как на большее просто не способен. Он уже ни на что не способен: его всё так сильно давит.       — Не отпущу, родной, — боясь нарушить тишину комнаты, отвечает так же шёпотом Чонгук. — Никогда не отпущу, — повторяет будто для себя, чтобы сам этого не забывал. Хотя как такое можно забыть? Как можно забыть Тэхёна?       Они лежат так ещё очень долго, не обращая внимания ни на что, просто утопая в объятиях друг друга.       Спустя какое-то время Чон ощущает, что тело в его руках полностью расслабляется, а вопросов в его голове становится всё больше. Он думает, что разберётся с ними завтра, потому что сегодня сил просто не осталось. Но теперь он однозначно понимает, что с Тэхёном что-то происходит.       Всю ночь Киму снится что-то непонятное, несуразное. Казалось бы, сон спасает от реальности и усталости, но сегодня это не тот случай. Его тошнило, отчего он просыпался по несколько раз за час, а перед глазами всегда проносился спящий Чонгук, уткнувшийся в большие и мягкие подушки лицом. Старший шумно сопел, постоянно облизывая губы и иногда звеня колечком, когда оно сталкивалось с выпирающими зубами. И Чонгук же пил. Он тоже был пьян. Но не так сильно, как младший.       Тэхён просыпался оттого, что хочет пить: напал сушняк. А перед глазами вновь Чонгук, который спал уже на спине, закинув большую руку куда-то на подушку Кима. Сколько бы раз он ни просыпался, картина не менялась. Лишь свет в окне с каждым разом становился сильнее, всë ярче освещая гладкое лицо старшего.       И когда на часах было около одиннадцати часов утра, Тэхëн окончательно разлепляет глаза и чувствует себя настолько ужасно, будто и не спал вовсе. Он осматривает комнату, сначала немного не понимая, где сейчас, а потом, когда услышал знакомый голос бабушки Чон, до него доходит, где он и как здесь оказался.       С первого этажа слышны ещё голоса, что странно для утра в семье Чон. Потому что обычно, помимо привычного диалога Чонгука и его бабули, иногда в доме промелькнут и реплики самого Тэхëна. Но сейчас же есть ещё какой-то достаточно звонкий миловидный женский голос. Он не слышит, о чëм ведётся разговор, но однозначно понимает, что этой девушке в их доме точно рады. Следом доносятся, как мальчишка понял, любимая шутка Чонгука и смех девушки. Странно.       Повалявшись ещё пару минут, Ким, немного шатаясь в силу вчерашней ночи, всë же поднимает тело с просторной кровати. Он ступает почему-то босыми ногами на холодный пол, понимая, что, видимо, Чонгук ему под утро снял носки.       Тэхëн выходит в коридор на втором этаже и начинает спускаться по такой же скрипучей лестнице, что была и у него дома. Голоса-то знакомы, но понять, кто именно там сидит, достаточно сложно. Он пытается идти тихо, чтобы и самому ненароком не упасть и чтобы к нему не было оказано всë внимание. Голова адски болит, и ему сейчас выпить бы какой-то магический отвар, который вылечил бы ему все боли, в том числе и душевные беспокойства. Да, он согласен всю жизнь мучиться с болью в голове, выпивая по пачке обезболивающего, лишь бы не чувствовать той тревоги, которая поселилась у него где-то глубоко внутри. Пусть всё тело его раскалывается будто пополам, пусть он будет ежесекундно мучиться от порезов, ран, сломанных конечностей — да чего угодно, только бы не от разрывающих мыслей. С ними он словно попал в ад и теперь стоял напротив Цербера, который истерзает его каждый день, а наутро все раны заживают, и всё начинается по новой. Почему эта боль всё никак не заканчивается? Он не понимает. Говорят, чтобы избавиться от проблем, надо найти их источник появления. Тогда ему следует избавиться от Чонгука, но это даже в голове не укладывается. Но иногда он тянет Тэхёна вниз, тянет на самое дно с такой силой, что ему невыносимо это терпеть. Чон — камень на его шее, и младший идёт с ним на дно. Но если Ким избавится от Чонгука, от него не останется и половины того месяца: он будет не то что неполным, а пустым. Поэтому и не сможет.       Тик-так.       Как обухом по голове. Беспокойные мысли, что хотя бы на ночь покинули его сознание, по крайней мере, мальчишке так казалось, возвращаются воедино, снова перемешиваясь в буйную кашу разочарования, и растворяются, будто впитываясь прямиком в стенки мозга.       Тик-так.       Казалось, что сейчас его опустили в жгучий кипяток с головой, при этом грубо заставив считать какие-то функции из тригонометрического раздела, который мальчишка ещё даже не проходил.       Тик-так.       Слышит назойливое тиканье часов, которые сильнее распаляют его головные боли. Тэхён стоит в дверном проёме и наблюдает, как Регина — он смутно запомнил её имя вчера — сидит рядом с Чоном за столом, мило держит того за предплечье, когда тот шутит особенно смешно. Он глядит на неё таким взглядом, которым обычно смотрит на мальчишку. Улыбается глазами, приобнимая рукой. Девушка ближе наклоняется к его лицу и шепчет что-то, что не должна услышать бабушка, открыв взгляду белые зубы.       Чонгук отвлекается на секунду, обращая внимание на Тэхëна, стоящего в проёме кухни.       — Уже встал, мелочь? Не забудь отдать резинку Рине. Это её.       Видимо, не одна резинка медленно, но верно становится её.       Тик-так.       — Часы встали, — вдруг подаёт голос бабушка Чон.       Видимо, для него Тэхëн всегда был лишь ребёнком. Младшим братом, за которым нужно было присмотреть этой ночью. И ничего более.       И Ким понимает, что сам себе вынес этот приговор, когда проявил своё влечение к Чонгуку.