Stolen Dance

— Заебал… Сквозь зубы процедил Илья, в считанные секунды сняв с себя маску застенчивого студента. Он тяжело вздохнул, мысленно проклиная человека напротив и перевел озлобленный, полный ненависти и какой-то насмешки взгляд в сторону, в котором плескались иссиня-черные волны, готовые поглотить всю съемочную площадку к чертовой матери. Сегодня ему совершенно не хотелось злиться. Не хотелось никому показывать свою усталость и ненависть ко всему миру, после бессонных ночей в попытках понять своего героя как можно глубже. В принципе этот образ не был чем-то особо тяжелым и сложным. Однако Илья не был бы Ильей чтобы все сделать превосходно и чтобы лишний раз его похвалили. Он работал над этой ролью очень скрупулезно и точно, экспериментировал с голосом, мучался с прической, тихо ругался про себя когда умудрялся запнуться на ровном месте и обожал подтрунивать над образом, когда чувствовал что начинает сливаться с ним. А схожих черт с ним у него было не мало: Илья в глубине души тоже был мягким и ранимым, имел за спиной кучу травм и сломанных амбиций. И все это он скрывает за ядовитой ухмылочкой, за дымом сигарет Мальборо и острыми шутейками из начала нулевых. И в принципе, он особенно не жаловался. Актерство он любил гораздо сильнее своей унылой жизни, поэтому привык отдаваться ему всеми фибрами души, забивая на еду, сон и общение, лишь изредка выбираясь на улицу для походов в магазин или встреч с сестрой. — Прости…-Прошептал Анатолий, сжав плечи и перевел виноватый взгляд к режиссеру, неловко усмехнувшись: — …те — Анатолий, это уже 27 дубль. Соберись! — Да, да, Лина, я соберусь! Просто забыл строчку… — В сотый раз, Толя, в сотый раз… Может тебе таблетки выпить от амнезии, а? Тоже мне, актеришка, даже пару слов не можешь запомнить! — Илья, харэ уже! Продолжаем! Рыкнула Лина, махнула рукой и достала зажигалку, напряженно глядя на актеров, которые битый час не могли нормально сыграть. Илья раздражительно хмыкнул и сложил руки на груди, осуждающе глядя на коллегу. Он искренне ненавидел Анатолия в такие моменты. Иногда ему казалось, что он забывает намеренно, лишь бы позлить чересчур эмоционального и опасного Олежу, который привык всем грубить направо и налево, скрывая настоящие чувства. Анатолий был милым, спокойным и хорошим парнем, с которым приятно было поговорить о гиковских вещах, подшутить без последствий и лишний раз заглядеться в эти невозможно яркие глаза, которые даже в образе Олежи притягивали к себе все внимание. От Анатолия веяло какой-то домашностью, как будто он не был создан для перевоплощений в такой сложный, но, бесспорно, интересный образ Дипломатора. Веяло особым теплом и заботой, особенно, когда он поддерживал актеров студии, искренне радовался удачными дублями и когда выслушивал чьи-то проблемы, чье-нибудь «нытье», как любил говорить Илья. Несмотря на то что весь коллектив обожал его, умилялся с его неуверенных и неловких действий, прислушивался и любил просто за его открытость, он его ненавидел. Ненавидел не как ненавидит Дима Антона из-за зависти или чего-то иного, а ненавидит как бы фоном, по какому-то определенному программному коду, который был внедрен с самого его рождения. Илья всегда играл с его чувствами и эмоциями, с легкостью заставлял его краснеть, открыто издевался, но настолько беззлобно и спокойно, что многие принимали это всего лишь за внутри-студийную шутку, а не на попытки Илюши убить этого человечка. А убить его иногда хотелось. Потому что Анатолий был непонятным. Все люди для Петровского были самыми обычными: грубыми, жадными, эгоистичными нытиками, которые интересуются только своим комфортом желательно за чужой счет. Они слепы, не могут увидеть эмоции других, они глухие, и не слышат ничего кроме своих проблем и трудностей, до которых всем должно быть дело. И Илья относился к ним так же. Он был куда выше их, куда увереннее, умнее и лучше во всем, открыто показывал свое превосходство, но причем делал так, чтобы другие могли дать достойный отпор, доказать ему, что они не такие злые как он думает. И вот этот процесс ему очень нравился, потому что не каждый был достоин войти в его узкий круг знакомых, который имел права знать о нем еще больше, чем остальные люди вокруг. И такое он считал вполне правильным. С каждым новым членом этого узкого круга он открывался совершенно с другой стороны, доверяя каждому по палочке своих эмоций и мыслей, чтобы каждый мог прочувствовать, потанцевать немного и решить для себя — продолжить ли этот танец или нет. И Илья не расстраивался если был отказ — он уже давно никого не держал. Однако Анатолий был совсем другим… По какой-то причине именно этот придурок вызывал у него целый ворох чувств, захлестывая его с головой и заставляя все больше и больше прилипать к этому человеку, чтобы согреться, изучить его душу вдоль и поперек. Именно он вызывал неподдельный ужас и восторг каждый раз когда тот мямлил под нос, нервно поправлял взлохмаченные волосы, неловко смотрел в глаза, когда делился последним стаканчиком кофе и слегка касался холодных пальцев Ильи. Что-то было в этом человеке. Что-то манящее и легкое, которое душа просила давно. И либо всему виной образ несокрушимого народного героя или недосып, но он быстро проникся к нему симпатией. Особенной, не такой какая может быть в романах, а нечто высокое, тихое и красивое. На которое Илья благополучно забил. Анатолий тяжело вздыхает, стараясь унять внутреннюю дрожь. Ему было просто стыдно за забытую реплику, однако он изо всех сил пытался снять это чувство, концентрируясь на деле. Ему нравилось играть своего персонажа. Антон был смелым. Антон был спокойным. Антон мог быть ярким, непосредственным и насмешливым, он мог быть кем угодно и не винил себя за эту особенность. Ему хотелось таким быть. Ничего не бояться, идти вперед и возносить свой героический лик к небу, ведя за собой народ к светлому будущему. Пусть и сейчас не было никаких перспектив и боль от утраты гложила его душу. Анатолий стремился к этому. Для этого он раз в месяц посещал психолога и старался больше общаться с людьми и ему даже удавалось быть уверенным в себе и смело глядеть в глаза собеседнику, но только вся эта шаткая конструкция «героя» разваливалась как только появлялся Илья. Потому что он видел все недочеты, кривизну и дыры в этой детской поделке и всегда был рад растоптать, надругаться, посеяв в нем сомнения, не понимая зачем. Но Анатолий не терял веры и двигался вперед, пусть было страшно глядеть в эти голубые глаза и видеть снисходительную усмешку. Рано или поздно Анатолий поймает эти палочки, рано или поздно он впечатлит его. А может… получится прямо сейчас? Зачем убегать? На съемочной площадке было довольно душно, неуютно. В воздухе витал дым от сигарет, приторного кофе и кисло-металлический запах, заставляющий дурманить мозг, однако все актеры уже выработали иммунитет и Анатолий не был исключением. Повсюду были установлены камеры, свет прожекторов больно въедались в глаза, а за многочисленными приборами «слежки за актерами» иногда доносились осуждающие вздохи, тараторящийся шепот и мерное щёлканье зажигалки. Где-то в глубине души Белоручко хотел убежать. Спрятаться от позора, прижав уши к голове и дрожать в высокой траве, надеясь что голодный ястреб не заметит. Однако, это чувство он тут же подавил, неосознанно нахмурив брови. Илья окинул его озадаченным взглядом и снова вошел в образ, переменившись в лице. Теперь они стояли в заснеженном кладбище, друг напротив друга и напряженно молчали, как будто чего-то ожидая. Анатолий чувствовал, как в нем нарастает напряжение, как плечи сами собой заостряются, а пальцы сжимаются в кулаки до болей, как будто он собирается атаковать, однако он никак не двигался с места. Время как будто замедлилось в несколько раз, сердце забилось в такт мерного щелчка зажигалки, дыхание стало ровным, и он в считанные секунды надел маску отчаяния, сожаления. Некогда янтарные, ослепляющие глаза стали медными, скулы немного заострились и Илья видел перед собой не зажатого парня с нелепыми тихими хихиканьями, не дерганного ботана в очках, и даже не застенчивого мечтателя. А того самого Антона Звездочкина, который давно жил с травмой в душе, не верящий ни во что хорошее и живущий бессмысленной жизнью в наказание за все грехи и стремления к лучшему. Все замолчали в предвкушении. Даже вся злость Ильи сошла на нет и, уже будучи Олежей, он сочувственно глядел на своего кумира, ожидая его слов. — Привет. Антон говорит негромко, блекло, отчего Олежа слегка вздрагивает, как будто его кто-то неожиданно ткнул в грудь чем-то острым. Он подлетел ближе, окидывая таким же взволнованным взглядом и отвечает, расслабляя сжатые пальцы: — Привет. Так много хочется сказать, так много хочется обсудить и наконец перестать быть мудаком и признаться во всем. Стать друзьями и позволить ему подойти ближе, улыбнуться, перестать выебываться и просто быть человеком. Да, со своими огрехами и тараканами в башке, но человеком, который имел другие чувства кроме язвительности и ярости. Ведь Анатолий вполне заслуживал этого узкого круга. И Илья это прекрасно видел, но до последнего не принимал. Но он молчит. Это другой сценарий, другая жизнь и сейчас нет места чувствам, только внимательность, только тревога Олежи и только убитый горем Антон — вот это было важнее. Антон вздохнул, собираясь с мыслями и только хотел что-то сказать, но резкий болезненный стон и сдавленная ругань прервали их непродолжительный разговор. Они не были собой удивлены, так как это было задумано. Задумано это по сценарию другой жизни. Сцену сняли довольно успешно и быстро. Даниил отлично справился со свое задачей, пролежав в импровизированной яме около двух часов, однако все остались довольными. Даже Лина, что совсем хотела кидаться в актеров чем-нибудь тяжелым, похвалила Анатолия и одарила его комплиментами, что ненадолго ввело того в смущение, однако даже это не помешало его триумфу. Он мог наконец-то гордиться собой. Он справился, и точно мог поклясться что видел такой же огонечек гордости в глазах Ильи, что не хотел уходить от него и внимательно следил. Когда актеры расходились по домам после тяжелого дня, Илья подошел к Анатолию, положил руку на крепкое плечо. Тот слабо вздрогнул и развернулся, впиваясь в морские глаза коллеги. Огонь соприкоснулся с ними и Илья лишь усмехнулся, отмечая про себя что начинает понимать выражение: «Глаза — это зеркало души», и проговорил легким, немного хрипловатым голосом: — Неплохо, Толик. Немного репетиций и совсем тебя будет не отличить от Антона. Илья похлопал Анатолия по плечу, убрал руки в карманы и пошел к выходу, напевая что-то незамысловатое. Анатолий завороженно посмотрел ему в сторону и расслабленно выдохнул, не сдержав гордой улыбки. Однажды Анатолий станет новым партнером по танцам у Ильи. И он сделает для этого все возможное.