Stolen Dance

Олежа тревожно выдыхает, откладывает телефон на стол и падает в кресло, заводя пальцы в волосы. Внутри происходит сущий хаос из мыслей, переживаний, которые подобно тонким иголочкам пронизывали тело, не давая двигаться правильно, в животе засосало под ложечкой и телу стало как-то холодно, неуютно. Где-то за дверью гримерной раздается приглушенный звук оркестра, готовящийся к спектаклю, доносится активный говор и смех опытных актеров, иногда прерываемый чьими-то быстрыми шагами или падением чего-то тяжелого. Там кипит своя, жаркая, скрытая от глаз людских жизнь, полная непосредственности, легкости и самобытности, о которой Олежа давно мечтал. Мечтал прикоснуться к этой особой атмосфере культурного величия, играть на одной сцене с народными артистами, получать восторг от зрителей на общем поклоне, когда захватывает дух, когда сердце вываливается из груди, а широкая улыбка не сползает с лица. Однако, мечты порой гораздо сильнее отличаются от реальности и сейчас, сидя в гримерке загнанным зверем, он не ощущает предвкушающей радости. Его душу заполоняет тревога. Все вокруг было таким большим, таким громким и мощным, из-за чего вся наученная после Актерского ВУЗа уверенность спадает на нет. Страх сцены снова вскрывается подобно гнойному нарыву, что сковывает все нутро, заставляя сгибаться позвоночник сильнее, вызывая неконтролируемую дрожь и тихие стоны. Хочется уйти, хочется убежать от этого буйства красок и ощущения пустоты каждый раз, когда он смотрит в зал во время репетиций. В которую он по непонятной причине хотел рухнуть под град аплодисментов. Олежа снова вздыхает и откидывает голову назад, впиваясь паучьими пальцами в подлокотники. Невыносимая трель в голове и привычный шум за дверью начинают еще сильнее вдавливать парня в пучину тревоги, которая выуживает все внутренности, смакует вместе в кашицу и выплескивает наружу, собираясь комком в горле, от которого становится трудно дышать. Олежа краем глаза глядит на настенные часы. До выхода остается 15 минут и потому надо было как можно скорее привести себя в порядок и настроиться на нужный рабочий лад. Поэтому он, вскочив с кресла, ненадолго приглушает тревожное состояние, разворачивается на пятках и подбегает к вешалкам, чтобы сменить костюм. Он не старается сейчас думать ни о чем, даже о том как он выглядит со стороны, так как все движения у него суетливые, дерганные и слишком быстрые, как будто его заставляли переодеваться под дулом пистолета. Все тело отдается болезненным спазмом, скользящий где-то внутри, пытаясь тонко намекнуть хозяину что он должен чувствовать, однако Олежа игнорирует это. Потому что творчество для него гораздо важнее здоровья. Когда Олежа в наскоро одетом костюме стоял напротив зеркала и старался уложить непослушные волосы, дверь гримерки слегка приотворяется, впуская в комнату характерный театральный гул и холодный воздух. Парень коротко вздрагивает, ведет плечами и продолжает свое занятие, из-за сосредоточенности прищурив глаза и прикусив губу. Он не хочет обращать внимания сейчас на внешний мир, потому что не хочет снова погружаться в свои переживания и потому продолжал готовиться, напевая себе под нос что-то незамысловатое. Он уже представлял перед собой зрителей, восторженные крики, летящие букеты, яркий свет ламп слепящий глаза и воодушевление, гордость за себя что победил страх. Но вдруг из мечтаний его вырывает чье-то теплое и знакомо касание, отчего Олежа непроизвольно дергается и круто разворачивается, натолкнувшись с золотыми глазами напротив. Антон ласково улыбается Олеже, вглядываясь в его напряженное лицо и дьявольски красивыми глазами, которые так и отражают тревогу, страх, но вместе с этим тихое восхищение, любование. Он немного промок пока спешил к театру после важного собеседования. Потому вечно ухоженные волосы немного сбуровлены, пальто шоколадного цвета неизбежно потяжелело после дождя и от него пахло приятным запахом влаги, тепла и крепкого черного кофе, который Олежа так любит. — Антон? Привет… что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть на собеседовании? Немного нахмурился Олежа, не скрывая детской наивной улыбки. Ее и не хочется скрывать, в принципе перед этим восхитительным человеком с огненными глазами, умными речами и особо ласковыми манерами ничего не хочется скрывать. При нем хочется быть собой, доверить хоть свою жизнь и идти дальше в лучший мир, ведь этот человек по сути заменил ему отца. Потому он и смотрит на него с широко раскрытыми глазами, впитывая его тепло и силу, прогоняя засидевшуюся в организме тревогу прочь. — Должен, но оно пораньше закончилось, так что решил приехать к тебе. — Вкрадчиво отвечает Звездочкин, заключив Олежу в объятья. Он почувствовал, как хрупенькое, но такое родное тельце прижимается к нему, зарываясь носом куда-то в грудь и тяжело вздыхая, как будто Олежа искал защиты. Антон понимающе проводит ладонью по спине. — Как себя чувствуешь? Переживаешь перед выходом? — Немного. — Тихо отзывается Олежа. Он мягко отстраняется от Антона и слегка сжимается, отведя погрустневший взгляд в сторону. — Я чувствую что не смогу отыграть это. Понимаешь, я вчерашний студент, и по сравнению со звездами сцены я ничто. А вдруг я опозорюсь? Вдруг я не найду отклика у зрителя? Может, мне и не стоит играть вовсе? Найдем другой театр, да хоть детские театральные студии и… Но его тревожный монолог внезапно прерывает Антон, положив руку на плечо. Олежа с трепетом глядит ему в глаза и слегка поджимает губы, улыбаясь глазами. Антон слегка сжимает его плечо и ответил, учтивым, но мягким голосом: — Олеж, ты ведь хотел в этот театр, верно? Ты настолько много тратил времени и сил на актерское мастерство, что поражало всех, кто видел твои перевоплощения. У тебя особый проникновенный стиль, который я, будучи не особенно литературным человеком, улавливаю, ощущаю в полной мере. Ты захватываешь сердца зрителей, тобой восхищаются. И даже когда ты падаешь или тебе кажется что ты позоришься, ты это делаешь так изящно, что никто не замечает. — Антон убирает руку с плеча, слегка нагибается и вытаскивает из внутреннего кармана пальто чудом уцелевший стаканчик с чаем, молочный улун. Глаза Олежи заблестели от радости, готовый вот-вот расплакаться. — И тебе не надо гнаться за звездами сцены, потому что ты уже и есть звездочка. Моя звездочка. Душнов буквально светится от счастья, отчего его глаза блестят ярким голубым цветом, улыбка вырастала до ушей, а брови поднимаются, из-за чего он превращается в маленького ребенка, который увидел нечто невероятное. Да, может быть эти слова были самыми обычными и емкими, но это было приятно слышать именно от Антона. От порой холодного, мудрого и молчаливого человека, который из-за работы не умел правильно общаться с людьми. И Олежа был искренне рад видеть, как оживает этот великолепный человек, как пытается помогать и быть рядом, несмотря ни на что и это придавало еще больше сил и уверенности в его тревожную душу. Олежа подпрыгивает и крепко обнимает Антона за плечи, из-за чего Антон не падает на пол вместе с ним, но он удерживается на ногах и обнимает его в ответ, касаясь носом его лба, прикрыв глаза. Он чувствует, как в этом маленьком тельце быстро стучится сердце, как мигом улетает вся тревога и переживания и насколько сильно это существо его любит. Настолько, что даже незаслуженно, неоправданно. Но он это принимает и отвечает чем может. — Спасибо, Антон! Ты… ты самый лучший! Извини, если я как-то резко выражаю эмоции… но ты потрясающий человек! — Не извиняйся, Олеж. — Антон ласково улыбается и гладит его по спине, осторожно опуская на пол. — Мне тоже хорошо с тобой. Олежа заулыбался, глядя в эти красивые, янтарные глаза, излучающие тепло, внимание и обаяние, которым сквозился весь его статус, ум и манера речи. И ведь по нему и не скажешь что он является жестоким и мрачным главарем подпольной организации «Синее пламя», что была направлена на уничтожение преступников, сумевших избежать наказание. Там он другой. Там он злой, расчетливый, серьезный. Его руки не созданы для нежностей и тепла. Они остры как ножи и холодны как пинцеты, способные с легкостью сворачивать позвонки и избивать до смерти, ломая внутри каждую косточку неудачливого мафиозо. — Ты пойдешь на спектакль? Могу пробить бесплатный билет! Говорит суетливо Олежа, хватая стаканчик чая и поправляя костюм. До выхода остается совсем ничего, поэтому волнение снова подскакивает в крови и он сразу же заторопился, все также сияя радостью и счастьем, совсем как звездочка. Антон помог собраться и, коротко обнявшись у выхода гримерки, побежал вместе с ним к кулисам, держа его под локти, как будто помогая ему лететь. Антон конечно же пошел на спектакль. И Антон не ошибся насчет него — Олежа сыграл великолепно, зажигая души всех зрителей, ослепляя широкой улыбкой и энергичными движениями. Весь зал, что поначалу был таким огромным и страшным местом, стал невероятно ярким и добрым, от которого веяло любовью, светом, и теплом, чего Олежа никогда не забудет. Сердце трепетало с каждого внимательного взгляда медовых глаз, с каждой улыбки и с каждым тихим восторгом, отчего кружилась голова и на душе становилось гораздо лучше. И никакая тревога больше не сможет его смутить и посеять сомнения о его таланте, ведь Олежа навсегда сохранит этот огонек в своей душе, чтобы делиться им со всеми, питая их уверенностью и светом.